§ 1. Теоретическое обоснование (общие вопросы)
В конкретной действительности непрерывно совершается бесчисленное множество разнообразных человеческих поступков. Если выделять все те, которые представляют значительную общественную опасность, а также предусмотренные уголовным законом как преступления, а из них, в свою очередь, такие, которые предусматриваются одной и той же статьей уголовного закона, то и в этом случае в процессе их познания мы не сможем обнаружить одинаковых деяний. Следовательно, в процессе познания преступных деяний мы всегда должны их рассматривать в движении и противоречии. А это означает, что здесь не может быть и речи о равнозначности всех элементов, сторон преступного деяния. В этих условиях всегда какая-либо из сторон является определяющей. Такой определяющей стороной, как было отмечено, может быть признана субъективная сторона. Указанный подход имеет глубокое теоретическое значение.
В юридической литературе настойчиво подчеркивается то положение, что все элементы состава равны между собой, что в составе преступления нет первостепенных или второстепенных признаков. Любой признак конкретного состава преступления одинаково необходим для привлечения лица к уголовной ответственности'. Иными словами, если в тех или иных деяниях отсутствует хотя бы один элемент, то в них нет и состава, следовательно, ни один элемент не может быть главным, определяющим по отношению к остальным признакам. Такой взгляд
1 См.: Уголовное право. Общая часть. Изд-во ЛГУ, 1960. стр. 233—234 и др. учебники. См. также: А. Н. Т р а и н и н. Общее учение о составе преступления, стр. 85.
132
является господствующим в нашей науке уголовного права и одинаково распространяется как на четырехэлемент-ное определение, так и на определение состава как совокупности признаков.
Верно ли такое утверждение?
Такое утверждение верно лишь до тех пор, пока наши знания отражают одну сторону предмета: момент его устойчивости и относительного постоянства, т. е. когда наша мысль о предмете ограничивается рамками формальной логики. И это утверждение становится недостаточным, когда мы переходим к более высокой ступени познания предмета, к познанию его в самодвижении, противоречии, всесторонности и конкретности, т. е. когда мы ведем изучение предмета в соответствии с требованиями диалектической логики. Ф. Энгельс писал: «Даже формальная логика представляет собой прежде всего метод для отыскания новых результатов, для перехода от известного к неизвестному; и то же самое, только в гораздо более высоком смысле, представляет собой диалектика, которая к тому же, прорывая узкий горизонт формальной логики, содержит в себе зародыш более широкого мировоззрения»1. Диалектика всегда в любом случае указывает определяющую сторону, тот момент в единстве противоположностей, который в том или ином случае является ведущим, доминирующим. Когда же мы изучаем разные стороны того или иного предмета и говорим о совокупности и равенстве всех сторон его или признаков, то этим самым мы не вскрываем существенной связи, а предполагаем механическое соединение, сложение или смешение этих сторон — такой подход является не диалектическим, а эклектическим. При таком подходе создается видимость всесторонности, а действительный путь к конкретному теоретическому пониманию предмета подменяется бесконечным и бесплодным блужданием от одной абстракции к другой, выдергиванием отдельных кусочков. Это значит, что при установлении состава преступления в тех или иных деяниях при помощи такой методологии, мы всегда рискуем допустить ошибки.
В. И. Ленин убедительно показал значение диалектической логики для научного истолкования тех или иных явлений. Разоблачая взгляды хозяйственного подхода,
1 Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, 1966. стр. 134.
133
а также механического соединения хозяйственного и политического подхода к профсоюзам, он указывал, что теоретическая сущность этих ошибок заключается в том, что диалектическое соотношение между различными сторонами предмета подменяется эклектицизмом и его определение не выходит за рамки логики формальной, схоластической. «И то, и другое», «с одной стороны, с другой стороны»... «Это и есть эклектицизм. Диалектика требует всестороннего учета соотношений в их конкретном развитии, а не выдергивания кусочка одного, кусочка другого»'.
Уголовное право ставит своей задачей борьбу с преступными посягательствами путем применения наказания, эффективность которого будет заключаться всегда в воздействии на сознание лиц, совершающих преступления, и других лиц в соответствии с задачами борьбы с преступностью.
Если мы внимательно проанализируем основные правовые институты и понятия, то убедимся, что научные выводы и рекомендации, принятые судебной практикой, а в ряде случаев закрепленные законодательством, также подводят нас к выводу о том, что определяющей стороной состава преступления является субъективная сторона.
Следует отметить в связи с этим, что проблема субъективной стороны (вины) преступления всегда находилась в центре теоретических споров по проблемам ответственности, природы преступления и механизма причинения вреда общественным отношениям. Теоретики уголовного права всегда придавали важнейшее значение вине (субъективной стороне) преступления при истолковании уголовной ответственности и ее основания. В советской юридической литературе мы встречаем ряд высказываний о том, что преступлением может быть только осознанный волевой акт2, что субъективная сторона занимает особое, наиболее важное и существенное значение для ответственности лица за совершенное преступление 3,
В. И. Л е п ин. Поли. собр. соч., т. 42, стр. 286.
См.: Н. Д. Дурманов. Понятие преступления, стр. 39.
3 См.: К. Ф. Тихонов. Субъективная сторона преступления,
стр. 61; П. С. Д а г е л ь. Криминологическое значение субъективной
стороны преступления. — «Советское государство и право». 1966,
№ 11, стр. 85. См. также: Б. С. Волков. Проблема воли и уголов
ная ответственность. Казань, 1965, стр. 11, 24.
134
что учение о вине является одной из важнейших частей теории уголовного права '. Все это обусловлено прежде всего тем, что субъективная сторона составляет внутреннюю сторону преступного деяния, ту, которая не лежит на поверхности, а выражает сущность преступления.
В. Н. Кудрявцев отмечает, что непосредственным и ближайшим источником преступного действия (бездействия) лица является субъективный волевой'акт — решимость совершить преступление (при умысле) или решимость совершить иное действие, которое при отсутствии должной предусмотрительности ведет к наступлению общественно опасных последствий (при неосторожности2), что субъективная сторона порождает, направляет и контролирует объективную сторону преступления3.
Далее В. Н. Кудрявцев пишет: «Объективная сторона в свою очередь ограничивает уголовную ответственность определенными рамками: фактически совершенными общественно опасными действиями и их последствиями. Указанное решение вопроса... принципиально противоположно реакционным буржуазным теориям и практике буржуазной юстиции, в частности «финальной теории» Вельцеля, согласно которой в основании ответственности лежит содержание «преступной воли», хотя бы и не осуществившейся в конкретных общественно опасных поступках» 4.
Эти мысли прежде всего подтверждают тезис о том, что объективная и субъективная стороны должны рассматриваться в единстве. И если в этих высказываниях автор почти подходит к выводу о первенстве субъективной стороны, отмечая, что субъективная сторона порождает, направляет и контролирует объективную сторону, и с этих позиций правильно указывает на порочность «финальной теории», то дальше он пишет следующее: «Советское уголовное право не переоценивает значения ни субъективной, ни объективной сторон преступления. И то и
1 См.: А. А. П и о н т к о в с к и и. Учение о преступлении,
стр. 119, 301, 305, 311.
2 См.: В. Н. Кудрявцев. Объективная сторона преступления,
стр. 13.
3 Там же, стр. 17.
4 Там же, стр. 21.
другое повело бы к нарушениям социалистической законности. Известно, что переоценка объективной стороны в ущерб субъективным признакам приводит к так называемому объективному вменению, наоборот, переоценка субъективной стороны преступления означает возложение ответственности не за общественно опасны,е действия, а за «опасные мысли», «голый умысел» или «опасное состояние». И то и другое ведет к усилению репрессии и извращает задачи подлинной борьбы с преступностью» '. Нетрудно заметить, что такая трактовка вопроса может вести к механическому подходу в толковании состава преступления, означающему: «то и другое; с одной стороны, с другой стороны», так как при такой трактовке соотношения различных сторон мы получаем определение, лишь указывающее на эти стороны, но не устанавливающее существенной связи между ними. Таким подходом мы даем возможность выхватывать любой признак преступного деяния (субъект, объект, объективная сторона, вредные последствия и т. д.) и по нему характеризовать преступление. Это может вести к одностороннему истолкованию основания уголовной ответственности и ошибкам в практике применения уголовного закона.
Когда мы говорим о субъективной стороне как определяющей стороне состава, может возникнуть еще вопрос: не является ли такой подход субъективистским? Нет, не является. В данном случае речь идет о субъективных условиях, субъективной стороне, отражающей факт объективной действительности. А. А. Пионтковский пишет: «Установление вины — основное содержание той объективной истины, которую должен установить суд при вынесении обвинительного приговора»2. Исходя из этого, особое место субъективной стороны в составе преступления не может вости к одностороннему его толкованию.
Требование обязательного наличия действий, по которым мы можем судить о намерениях субъекта в совершенном преступлении, а также требование всестороннего анализа состава предостерегает нас от этого.
1 См.: В. Н. Кудрявцев. Объективная сторона преступления,
стр. 22.
2 А. А. Пионтковский. Основание уголовной ответствен
ности.— «Советское государство и право», 1959, № 11, стр. 54.
136
«все книги «к разделу «содержание Глав: 30 Главы: < 22. 23. 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30.