§ 3. НЕОСТОРОЖНАЯ ВИНА И ОБЩЕСТВЕННАЯ ОПАСНОСТЬ

1. Если раньше, долгое время, в литературе вина понималась как комплекс чисто психологических фактов в форме умысла или неосторожности, то в настоящее время почти единодушно признается, что вина не просто психологическое понятие, но и категория социально-этическая, которая в качестве неотъемлемого признака предполагает порицаемость с точки зрения соци-104

алистического государства и коммунистической нравственности психического отношения субъекта к содеянному27. Однако такую порицаемость можно обосновать лишь в том случае, если в психическом отношении субъекта к содеянному отражена не только фактическая сторона, но и социальная значимость поступка, т. е. его общественная опасность. По:этому логически необходимо, чтобы общественная опасность получила отражение в-содержании любой вины, в том числе неосторожной. Это обстоятельство обязывает нас попытаться выяснить, в чем выражается психическое отношение к общественной опасности преступления при неосторожной вине. Иными словами, если ранее-мы рассматривали вопрос, выражаясь условно, о «фактическом» содержании неосторожности, то сейчас предстоит выяснить ее «социальное» содержание.

2. Общественная опасность характеризует весь комплекс обстоятельств, образующих состав преступления в целом. Иначе говоря, общественная опасность является социально-пэллгкчес-кой характеристикой преступления в его обшем родовом прояв-

о«

лении .

Из сказанного следует, что если существует определенная совокупность обстоятельств, соответствующая предусмотренному в законе составу преступления, то они неизбежно сообщают деянию общественно опасный характер. Это в значительной мере способствует тому, чтобы человек, сознающий наличие определенной совокупности отдельных обстоятельств преступления,, в то же время сознавал и общую социальную их значимость, т. е. общественную опасность. Однако можно представить случай, когда, правильно представляя все обстоятельства своего деяния, субъект под влиянием особо сложившихся обстоятельств не сознает общественной значимости своих поступков. Проблема заключается именно в том, чтобы выяснить, как квалифицировать-такие случаи.

Поскольку отношение к ."^тпргтвеинпй рпягнпгти—является' необходимым признаком всякой вины, то неосознание общест-венной опасности^ при невозможности ее осознания, иовсе ис-ключает вину. Как указывает Т. В. Церетели, «возможность сознания общественной опасности является тем минимальным-требованием, без которого поступок не может быть вменен ли-

27                См. гл. I, § 2, стр. 25.

28                         См. А. А. П и о нтк о в с к и и, Преступление, — В кн. Курс советского уголовного права, т. II, М., 1970, стр. 131; В. Н. Кудрявцев,, Объективная сторона преступления, М., 1960, стр. 98; Т. В. Церетели,. Причинная связь в уголовном праве, М., 1963, стр. 194; П. С. Д а г е л к Указ. соч., стр. 78.

105

xjy в вину»29. Поэтому следует выяснить юридическую природу таких случаев, когда, не сознавая общественной опасности своего поступка, лицо имело реальную возможность сознавать ее.

Большинство ученых в таких случаях признает неосторож-дую вину30. Они, как правило, исходят из того, что если наличие определенного психического отношения к общественной опасности содеянного является решающим моментом для обоснования вины, то в пределах виновного поведения для отграничения умысла от неосторожности логически должно иметь значение и то, имело ли место сознание этой опасности, или лишь возможность такого сознания. Соответственно, наличие сознания общественной опасности относится к сфере умысла, а возможность такого сознания — к сфере неосторожности.

Вместе с тем при обосновании этого правильного положения некоторые авторы, на наш взгляд, не до конца -раскрывают смысл законодательных постановлений о неосторожной вине. Так, П. С. Дагель полагает, что «отношение к общественной опасности при неосторожности в законе прямо не определено, что... является пробелом закона»31. Это дает автору основание относить случаи так называемой правовой неосторожности к ■ особой группе «иных видов неосторожности», которые точно не соответствуют законодательным определениям самонадеянности и небрежности, хотя и обладают общими признаками неосторожной вины32. Тем не менее, полагает П. С. Дагель, «с изданием Основ, четко указавших, что сознание общественной опасности является признаком умысла, существование правовой неосторожности следует считать бесспорным»33.

Как нам представляется, П. С. Дагель при этом не учитывает двух обстоятельств. Во-первых, сознание общественной опасности признавалось конструктивным признаком умысла и

29 Т. В. Церетели, К вопросу о понятии вины. «Вестник отделения ■ •общественных наук АН ГССР», 1960, № 1, стр. 131.

зэ См. В. Ф. Кириченко, Значение ошибки по советскому уголовному праву, М., 1952, стр. 27—31; В. И. Сан та лов, Рецензия на книгу В. Г. Макашвили, «Уголовная ответственность за неосторожность», М., 1957, — Правоведение, 1958, № 3, стр. 144; Т. В. Церетели, К вопросу •■о. понятии вины, «Вестник Отделения общественных наук АН ГССР», I960, .№ 1, стр. 143; М. Кадар, Неосторожная вина и ответственность за преступления, совершенные по неосторожности, Вопросы уголовного   права стран народной демократии, М., 1963, стр. 256; П. С. Дагель, Указ. соч., стр. 52, 66, 125.

31 П. С. Дагель. Указ, соч., стр..52. -^ i ам же, стр. 125, 151. 33 Т а м же, стр. 125.                                                                                                                                                                                                   . '

106.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                •        '

.до издания Основ 1958 г. (см. ст. 6 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. и соответствующие статьи уголовных кодексов союзных республик); во-вторых, в отличие от ранее действующего законодательства, которое определяло неосторожную вину как психическое отношение к «последствиям своих поступков», Основы 1958 г. в качестве необходимого признака неосторожности предусмотрели отношение виновного «к общественно опасным последствиям (разрядка наша. — М. У.)» (ст. 9). Именно последнее обстоятельство с нашей точки зрения позволяет решить вопрос о так называемой правовой неосторожности, а не то, что умысел требует актуального сознания общественной опасности. Иначе получилось бы, что неосторожностью может быть признано все, что не относится к умыслу. Однако у того или иного психического отношения может не доставать какого-либо признака умысла, и тем не менее, такое отношение все же может не быть неосторожностью. Поэт.ому задача заключается в том, чтобы выяснить, укладываются ли интересующие нас случаи в законодательную формулу неосторожности. При утвердительном ответе в указанных случаях следовало бы признать неосторожную вину и не надо было бы выделять специальную разновидность неосторожности; при отрицательном ответе подобные случаи следовало бы решительно изгнать из сферы уголовно-наказуемой неосторожности.

Социальная значимость всякого поступка определяется тем, какую пользу или вред данный поступок приносит обществу. Это значит, что основным критерием для определения социальной ценности поступка являются те последствия, которые были вызваны или могли быть вызваны поведением субъекта. Это положение касается и преступного поведения независимо от того, действует ли лицо умышленно или неосторожно. Между тем если при умышленных деликтах социальную значимость поступка, наряду с последствиями, может определить цель действия34, то при неосторожных деликтах такого признака как цель нет. При неосторожном поведении, если взять его изолированно, субъект, как правило, никакой дурной цели не преследует. Поэтому до реализации последствий (или опасности), вызванных неосторожным поведением, весьма затруднительно судить о социальной значимости поведения. Этим определяется, на наш взгляд, особое значение последствий для социальной оценки неосторожного поведения.

Как нам представляется, именно этим объясняется   то об-

34 См. Т. В. Ц е р е г е л и, Причинная связь в уголовном праве, М., '1963, стр. 196—,199.                                                                                                                                                                           .-.■.-■.■.

..■■ '      ■   Щ.

стоятельство, что основной фактический элемент неосторожного деликта (результат) и социальная его значимость (общественная опасность) в законодательном определении неосторожности тесно переплетаются. Законодатель не выделяет «возможности сознания общественной опасности деяния» как самостоятельного признака неосторожности; он требует для неосторожной вины «возможности предвидения общественно опасных последствий действия или бездействия». Хотя этим весь акцент переносится с деяния на последствие, вместе с тем довольно ясно выражается мысль, что возможность предвидения последствий, если субъект одновременно не мог осознать их социальную значимость (общественную опасность), недостаточна для обоснования неосторожности.

Таким образом, использованное в ст. 9 Основ выражение— «возможность предвидения общественно опасных последствий (*7куго "д^ёиств.ия-идиЗкздёаё'твия» ■—■ включает р себя r»^Hr)"f"'-менно как «возможность предвидения после д с т в и й», так и... «возможность предвидения о б щ е сГт_в р. и и п Д о п я г и "■-с т_^1»_£тих_после,5С.1аий.. Следовательно, возможность осознания общественной опасности при~о1^у1хт^й^акого™о^знания

является необходимым признаком_ неосторожности, который прямо предусмотрен в законе. Поэтому можно считать, что так называемая правовая неосторожн"ость~з"акреплена_ д

тельном" порядке.

~ Изменения, внесенные Основами в законодательное определение неосторожности, поколебали почву для существующего в советской юридической литературе взгляда, согласно которому правильное представление о фактической стороне деяния при отсутствии (но возможности) сознания общественной опасности (противоправности) следует относить к содержанию умысла, а не неосторожности35. Эти изменения вносят ясность и в решение многих других вопросов. Вместе с тем следует отметить, что хотя закон должен учитывать по крайней мере все типичные варианты случаев, возникающих в практической жизни, он не может с исчерпывающей полнотой предусмотреть все разнообразие постоянно изменяющейся действительности. Такую, функцию берет на себя наука уголовного права, которая призвана выявить и соответствующим образом осветить наиболее спорные вопросы.

С нашей точки зрения можно выделить несколько вопро-

35 См. В. Г. Макашвили, Вина и сознание противоправности, «Методические материалы ВЮЗИ», Сб. 2, М., 1948, стр. 97; Е г о же, Уголовная ответственность за неосторожность, М., 1957, стр. 182; Советское уголовное право. Часть Общая, М., 1952, стр. 230. 108

сов, непосредственно относящихся к проблеме психическ^го от_ кошения к общественной опасности содеянного при неосТОрож_ ности.

3. Выше мы отмечали, что общественная опасность — общее социальное свойство преступления в целом, которое характеризует совокупность всех объективных обстоятельств, Относящихся к данному составу. Однако, как правильно указывает В. Н. Кудрявцев, «з рамках этой общей характеристики вполне правомерно рассматривать и объективную о п а с ;н о с т ь сам о-го способа действия, которым причиняется вредный результат»36. Поскольку эти две опасности однородны, но не тождественны, необходимо выяснить, во-первых, в чем выражается при неосторожности психическое отношение к каждой из этих опасностей, и, во-вторых, каково соотношение между психическим отношением к общественной опасности всего преступления и психическим отношением к опасности «способа действия».

Как видно из самого термина «опасность способа действия», социальная характеристика в нем относится только к одному из объективных (фактических) элементов преступления — деянию. Сообразно с этим, опасность «способа действия» выступает как одна из величин, образующих в совокупности общественную опасность преступления в целом. Поэтому она может предполагать лишь такое психическое отношение к способу совершения действия, которое позволит в конечном счете обосновать возможность сознания общественной опасности всего преступления в целом. Исходя из этого, если субъект не может по различным причинам осознать «опасность способа действия», то он тем более не сможет осознать общественную опасность содеянного в целом. Поэтому в таких случаях вопрос о психическом отношении к общественной опасности преступления вообще исключается.

,—4 Если деятель не сознавал, но мог сознавать опасность предпринятого им способа действия, то вопрос решается дифференцированно: а) если при этом он не мог осознать общественную опасность причиняемых им последствий, объективный состав в целом остается осуществленным невиновно; б) если же он имел реальную возможность вместе с опасностью способа действия осознать и опасность конкретного развития причинности в сторону вредных последствий, то налицо «правовая неосторожность», ибо тогда «возможность сознания» как признак неосторожности охватывает общественную опасность всего преступле-

36 В. Н. Кудрявцев, Объективная сторона преступления, М., 1960, ,стр. 93.     .,   .. ;,      ........

10Э

Несколько сложнее обстоит дело с такими случаями, когда субъект сознает опасность способа своего действия, но неизвинительно заблуждается в общественно опасном характере причинения конкретного результата. По мнению Г. И. Филанов-ского, такие случаи вообще не укладываются в рамки законодательных формул самонадеянности и небрежности37. Тот факт, что субъект сознавал общественно опасный характер своего поведения, указывает на невозможность конструирования небрежности. В то же время непредвидение общественно опасных поел                                                                            ез                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                        "ЗЙ        ТУ

следствии действия исключает и самонадеянность . о таких случаях И. Г. Филановский усматривает «особую разновидность неосторожности», — «беспечность» и, исходя из потребностей практики, предлагает специально предусмотреть ее в законе в следующей примерно редакции: «Беспечность. ■— это сознание общественной опасности своих деяний при непредвидении, но наличии возможности предвидения общественно опасных послед-ствии этих деянии» .

Такое решение вопроса нам представляется спорным. Сознание «общественно опасного характера поведения» лишь в том случае могло бы обосновать невозможность неосторожной вины, если бы таким сознанием, кроме опасности самого деяния, охватывалась бы и опасность последствий, т. е. опасность всего процесса причинения. Между тем в рассматриваемом случае даже чисто фактическая сторона причинения не нашла отражения в сознании. Тем более не могли быть осознаны социальные свойства развития причинной связи. При таком положении небреж-мо'сть вполне допустима, так как, хотя опасность способа действия была осознана, общественная опасность как социальное свойство, характеризующее совокупность всех объективных обстоятельств в целом (деяние, последствие, причинная сьязъ), осталась неосознанной. Возможность конструирования небрежности, несмотря -на сознание опасности «способа действия», с нашей точки зрения не должно вызывать сомнений. Значительное количество случаев небрежности предполагает непредви-дение общественно опасных последствий деяния при сознательном нарушении норм предосторожности40. Но если субъект со-

37                  См. И. Г. Филановский, Социально-психологическое отношение субъекта к преступлению, Л., 1970, стр. 143.

38              Т а м ж е.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                             '

39                 Там же, стр. 144'.

40                      Более того, некоторые авторы идут еще дальше, усматривая сущность всякой неосторожности (в том числе небрежности) в сознательном пренебрежении нормами предосторожности (см. Б. С. Утевский, Вина в советском уголовном праве, М., i960, стр. 280—281; А. С. Никифо-110

знательно нарушает норму предосторожности (сознание противоправности «способа действия»), то тем самым он неизбежно-сознает материальное содержание этого нарушения — его социальную опасность41. Поэтому обсуждаемый И. Г. Филанов-ским случай представляет, на наш взгляд, обычную разновидность небрежности, и решать его следовало бы по традиционным масштабам. Если, тем не менее, в подобных случаях И. Г. Филановский усматривает какую-то особую, законом непредусмотренную (!) разновидность неосторожности, это, видимо, объясняется смешением понятий опасности способа действия и общественной опасности преступления в целом. Однако даже при таком предположении позиция И. Г. Филановского остается логически непоследовательной, ибо в обсуждаемых случаях субъект не предвидит фактического развития причинной связи, а без этого говорить о-сознании общественной опасности -преступления невозможно.

4. Наиболее спорным является вопрос о психическом отношении к общественной опасности при самонадеянности. По этому вопросу в литературе высказаны столь разноречивые мнения, что затруднительно определить общее состояние вопроса, Впрочем, это, видимо, и невозможно, так как, судя по всему, еще не определилась господствующая точка зрения.

Мы попытаемся выделить основные направления решения этой проблемы. При этом мы по-прежнему будем исходить из положения, что в процессе исследования социального содержания всякой неосторожности методически целесообразно строго различать опасность «способа поведения» и общественную опасность как общую социальную характеристику содеянного в целом. Следует также отметить, что отсутствие такого дифференцированного подхода у некоторых авторов не позволяет четко определить их позицию. Так, А. А. Пионтковский и Т. В- Церетели к содержанию психического отношения деятеля к социальной значимости при самонадеянности относят общественную опасность действия (поведения)42. Если при этом они имеют в

р о в, Преступная небрежность по советскому социалистическому уголовному праву. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1953, стр. 15—16; Его же, Основные вопросы уголовной ответственности за преступление, совершенное по небрежности. Ученые записки ВИЮН, вып. I, Госюриздат, 1955, стр. 150).

41                     См. В. Г. Макашвили, Уголовная ответственность за неосторожность, М, 1957, стр. 177; Т. В. Ц е р е т е л и,   К вопросу о понятии вины, «Вестник Отделения общественных наук АН ГССР», 1960, № 1, стр. 139.

42                      См. А. А. Пионтковский, Преступление, — В кн. Курс советского уголовного права, т. II, М., 1970, стр. 313; Т. В. Ц е р ет е л и,   К во-

111

 действие в собственном смысле этого слова, то их позиция

тна и приемлема. Однако если под действием или новеде- подразумевается вся совокупность обстоятельств, придаю- этому деянию преступный характер (состав престз'пления),  тогда мы не можем с ними согласиться по соображениям,   о

р     будет сказано ниже.

Недостаточно ясно выражает свою позицию по интересующему нас вопросу и В. Г. Макашвили. В начале своей моногра-ф0и он пишет: «Лицо при преступной самонадеянности предвидят общественно опасный характер тех последствий, которые раССЧИГГЬ1вает избежать... Более того, при преступной самонадеянности лицо сознает и то, что само поведение, причинившее вред, противоречит требованиям норм предосторожности»43. Согласно указанному, самонадеянность предполагает сознание опасности ка# «способа действия», так и наступивших последствий, т. е. ^на предполагает сознание общественной опасности как характеристику содеянного в целом. Однако далее автор утверждает: Г преступной самонадеянности лицо сознает, что действует  требованиям правил предосторожности, но в то же Еремя оно уверено, что в данном случае это нарушение не создает конкретной опасности для прайоохраненного интереса. Лицо определенно рассчитывает избежать нарушения норм уголовного права»44.

Нам представляется, что приведенные два утверждения не согласуются друг с другом. Однако, поскольку последнее из них Бысказано непосредственно в связи с рассмотрением вопроса о психическом отношении к общественной опасности при неосторожности, следует признать, что именно оно выражает действительную позицию автора. Впрочем, это логически вытекает из всего учения В. Г. Макашвили о неосторожности. Напомним, что .актуального сознания общественной опасности он не требует да^ке для умысла. Очевидно, логически исключается, чтобы он прцзнавал необходимым признаком самонадеянности сознание общественной опасности.

К. Ф. Тихонов считает, что «при самонадеянности человек .предвидит возможность общественно опасных последствий, не  а лишь имеет возможность сознавать опасность самого

.просу о понятии вины, «Вестник Отделения общественных наук АН ГССР», i960, № 1, стр. 14;Г.

43                      В. Г.  Макашвили, Уголовная ответственность   за неосторожность, М., 1957, стр. 25.

44                                Там   же,  стр.   179.      .   : '.•...                                                                                                                                                                                                                                                                                                     .

112

деяния, им совершаемого»45. Такая характеристика самонадеянности иам представляется неправильной. Во-первых, при самонадеянности всегда имеется сознание противоправности «способа действия», которое немыслимо без сознания материального содержания этой противоправности — опасности самого действия. Во-вторых совершенно исключается, чтобы человек, предвидевший общественно опасное развитие причинности, не создавал ,в то же время опасности своего действия.

Мнение К. Ф. Тихонова частично разделяет П. С. Дагель, который пишет: «Самонадеянность имеет место тогда, когда лицо, совершившее общественно опасное деяние... сознавало фактические признаки совершаемого им действия или бездействия и имело возможность и обязанность сознавать его общественно опасный характер»46. Правда, П. С. Дагель нигде специально не обсуждает вопроса о психическом отношении к социальным свойствам последствий, но, насколько об этом можно судить из других предшествующих высказываний47, сознание общественной опасности последствий он также не относит к признакам самонадеянности. Такой подход представляется более последовательным. Тем не менее, с нашей точки зрения логически он не безупречен.

Примечательно, что П. С. Дагель, как и другие теоретики, признает возможным, чтобы при небрежности субъект сознавал нарушение правил предосторожности48. Однако такое сознание, как указывалось выше, равносильно тому, что субъект сознает опасность «способа действия». При самонадеянности признак сознания опасности самого деяния выступает еще более отчетливо. Правда, сознание того, что причинная связь будет развиваться в сторону общественно опасных последствий отсутствует и здесь, но можно ли утверждать, что лицо вообще не представляет опасности способа действия? Думается, что нет. Субъект в таких случаях просто уверен, что в силу наличия известных обстоятельств, осознанная им опасность предпринятого действия не реализуется в конкретных общественно опасных последствиях.

Однако неосознание возможности реализации опасного действия в последствии нельзя смешивать или отождествлять   с

45 К. Ф. Тихонов, Принцип ответственности за вину в советском уголовном праве. Автореферат кандидатской диссертации, Саратов, 1963, стр. 214; Его же, К вопросу о разграничении форм, виновности в советском уголовном праве, «Правоведение», 1963, № 3, стр. 87.   ;                                                                                                                                                                  .', ,

« П. С. Дагель, Указ. соч., стр. 107,                                                                                                                                                  . .                                                                                                                                                                                                                                                             '     ?

47 Там же, стр. 66.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                    ,.   .        , , ,,'.   .. .

48См.там же, стр. 106, 116.      .       •   ,        . . ,.,■<   ,,'• ,  .>-.

8. М. Угрехелидзе                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                             .                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                      -ИЗ

неосознанием самой опасности. Поэтому нет основании, чтобы этот очевидный, казалось бы, факт подвергать сомнениям. К тому же представляется непоследовательным не признавать сознание опасности деяния признаком самонадеянности, допуская в то же время сознание протяводолжности деяния при небрежности.

■ Существует и противоположный взгляд, который не только не отрицает сознание всякой общественной опасности (как в узком так и широком смысле) при самонадеянности, но, наоборот' считает необходимым признаком самонадеянности сознание общественной опасности содеянного, включая общественную опасность последствий. Такая точка зрения, хотя и имеет много сторонников49, едва ли имеет право на существование.

При таком решении вопроса прежде всего оросается в глаза чрезмерное сближение, а порой даже смешение понятий умысла и самонадеянности. Так, А. А. Герцензон признавал, что «основным элементом преступной самонадеянности как вида неосторожности являются все те элементы умысла, которые относятся к предвидению; иначе говоря, при преступной самонадеянности имеется сознание общественной опасности деяния и его последствий, сознание основных свойств деяния, сознание причинной связи между деянием и могущим произойти результатом»50. Из этого можно сделать вывод, что разницу между умыслом и самонадеянностью следует искать в волевой сфере- при умысле субъект желает (или допускает) общественно опасного причинения результата, при самонадеянности — нет. Но можно ли в принципе обосновать отсутствие волевого момента у действующего субъекта, если он предвидел все фактические обстоятельства совершаемого им преступления и к тому же сознавал их совокупную общественную опасность? Не следует ли признать, что если, несмотря на все это, субъект не отказался от предпринятого им действия, то он желал или по крайней мере допускал общественно опасное причинение? Нам представляется, что такой вывод неминуем и тогда, по конструкции А. А. Герцензона, стираются всякие грани между умыслом и неосторожностью.

Сторонники рассматриваемой точки зрения не учитывают, что необходимым признаком самонадеянности, кроме всего про-

49                      См А А Герцензон, Уголовное право. Часть Общая, М., 1948, стр 339- В Ф Кириченко, Значение ошибки по советскому уголовному праву М   1952- Б С. Утевский, Вина в советском уголовном праве, М., 1950, стр. 272; И. Г. Фи л а н о веки й, Социально-психологическое отношение субъекта к преступлению, Л-. 1970, стр. 134 и т. д.

50                        д. А. Герцензон, Указ. работа, стр. 339.

чего, является легкомысленная уверенность в предотвращении общественно опасного развития причинной связи. Правда, такая уверенность не упраздняет того неопровержимого факта, что в какой-то начальный момент своей деятельности субъект сознавал возможность общественно опасного развития явлений. Но 'ведь на этом психическая активность субъекта при самонадеянности не исчерпывается. В расчете на определенные обстоятельства он приходит к убеждению, что в конечном счете все же сумеет избегнуть нежелательного развития явлений. С этого момента представление об опасности отстз'пает на задний план,. уступая место противоположному представлению о благоприятном исходе. Представление об опасности сохраняется в психике глишь в снятом виде и утрачивает всякую актуальность. Оно перестает быть психологическим материалом, которым оперирует и руководствуется субъект. Именно это обстоятельство позволяет ему прийти к решимости действовать недозволенным образом. При таком понимании .самонадеянности становится понятным и то, почему с моральной и правовой точек зрения самонадеянность порицается меньше, чем умысел, при котором субъект не отказывается от недозволенного действия, несмотря на сознание социальной вредности своего поступка. На этом основывается и законодатель, устанавливая за деяние, совершенное: по неосторожности, принципиально более мягкое наказание, чем. за умышленное совершение того же преступления.

Рассмотренную точку зрения полностью разделяет В. Ф. Кириченко51, причем он допускает такую непоследовательность, которую следует отметить особо.

Необходимой предпосылкой для сознания общественной опасности всего содеянного является сознание каждого из фактических обстоятельств, которые в совокупности обосновывают эту опасность. Однако при самонадеянности В. Ф. Кириченко не усматривает сознания всех фактических обстоятельств. Специально исследуя вопрос об ошибке, он приходит к выводу, что самонадеянность представляет один из частных случаев ошибки: в развитии причинности52. Казалось бы, вполне логично при* этом отрицать сознание общественной опасности как необходимый признак самонадеянности. Поскольку автор этого не делает, получается, что человек правильно представляет социальные свойства таких фактических обстоятельств преступления, которые в его психике либо вовсе не отражались, либо отражались искаженным образом.

51                       См. В. Ф. Кириченко, Значение ошибки по советскому уголовному праву, М., 1952, стр. 28.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                              !                                                                                                                                     ....

52              См. там же, стр. 69.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                    -Г4..

115.

Мы считаем неправильным введение в понятие самонадеянности признака сознания общественной опасности преступления. Вкрапливание элементов умысла в понятие неосторожности противоречит природе неосторожной вины. Общественная опасность является наиболее существенным свойством преступления. Поэтому психическое отношение к этому свойству должно быть определяющим как для обоснования вины, так и для раз-граничения форм виновности . Мо формы вины отличаются друг от друга различной психологической структурой. Если для умысла характерно активное сознательное направление воли на осуществление общественно опасного результата, то при любом виде неосторожности, наоборот, момент общественно опасного причинения данного конкретного последствия в конечном счете всегда остается за порогом сознания и воли54. На этом и основывается различная социально-этическая оценка законодателем преступлений умышленных и неосторожных.

Таким образом, либо следует признать, что форма психического отношения к социальной значимости содеянного (сознание или возможность сознания общественной опасности) имеет принципиальное значение для разграничения обоих видов неосторожности от умысла, либо же надо вовсе отказаться от нее .как признака, обосновывающего вину. Но из отрицания сознания общественной опасности при самонадеянности еще не следует с логической необходимостью, что возможность такого сознания должна быть обязательным признаком самонадеянности. Поэтому необходимо, далее, проверить, можно ли в принципе конструировать самонадеянность только по психическому отношению к общественной опасности? Иначе говоря, допустима ли так называемая правовая неосторожность при самонадеянности, или же она предполагает только небрежность?

Как указывалось выше, правовая неосторожность характеризуется правильным представлением о фактической стороне преступления при отсутствии сознания общественной опасности содеянного, но при (Возможности такого сознания. Подобное положение едва ли возможно при самонадеянности. Послед-.няя представляет сложный двухступенчатый психический процесс, при котором в начале субъект правильно представляет как фактические моменты осуществляющегося процесса   во  внеш-

53                См. А. И. С а н т а л о в, Указ. рецензия, стр. 144; Его ж е, О единстве психологического и социально-правового аспектов вины, Тезисы докладов и научных сообщений на межвузовской конференции по теоретическим и методологическим проблемам правовой науки,   Кишинев, 1965, стр. 217; П. С. Дате ль, Указ. работа, стр. 66—67. .   '

54                          Подробнее об этом см. выше гл. 2.........

,116

нем мире, так и социальную их значимость, но затем, в расчете на определенные обстоятельства, приходит к легкомысленной уверенности, что общественно опасное развитие явлений в конечном счете он отклонит. Такая уверенность распространяется на весь процесс общественно опасного причинения; нельзя считать, что она касается только общественно опасных свойств события (невозможно быть уверенным, что предпринятое действие причинит запрещенный законом результат, но содеянное останется общественно неопасным). Это было бы возможно, если бы в сознании деятеля с самого начала не было мысли об общественной опасности процесса фактического причинения, и тогда его поведение квалифицировалось бы как небрежность (например, мнимая необходимая оборона). Но коль скоро, в какой-то предшествующий момент выработки решимости, субъект успел осознать общественную опасность определенного фактического хода событий, покуда такой ход событий в его сознании не изменил свою направленность, он не может быть уверен, что общественная опасность каким-то образом вдруг отпадет. Всякая уверенность или убежденность требует достаточного логического основания. Но так как никакого основания для такой уверенности не может быть, то она логически исключается. Если субъект тем не менее не отказывается от предпринятого деяния, это уже доказательство того, что он действует «.на счастье» или на «авось» и, следовательно, его действия надо квалифицировать как эвентуальный умысел.

Итак, вслед за А. А. Герцензоном и В. Ф. Кириченко мы. признаем, что при самонадеянности правовая неосторожность немыслима. Однако к этому выводу мы приходим различными путями. В рассмотренных случаях указанные авторы вынуждены отрицать правовую неосторожность, так как по их конструкции признак сознания общественной опасности относится к понятию самонадеянности. Мы, напротив, полагаем, что хотя актуальное сознание общественной опасности не является признаком самонадеянности, но по своей психологической структуре последняя все же не может предполагать правовую неосторожность.