Глава первая. Закономерности права и его принципы

Законодатель... должен смотреть на себя как на естествоиспытателя. Он не делает законов, он не изобретает их, а только формулирует, он выражает в сознательных положительных законах внутрен­ние  законы духовных  отношений.

К. Маркс. Проект закона о разводе

1. Что такое правовой принцип? В философии прин­ципом называют «первоначальную, руководящую идею, основное правило поведения»1. В то же время принцип — это «внутреннее убеждение человека, определяющее его отношение к действительности»2.

Уже из этих определений видно, что следует разли­чать объективное содержание принципа и его субъек­тивное значение. В объективном смысле принцип —• отражение естественной или общественной закономер­ности; он существует потому, что таковы законы при­роды или общества, и не может быть иным. Субъектив­ное значение принципа заключается в том, что он представляет собой руководящую нить поступков чело­века: «Те же самые люди, которые устанавливают обще­ственные отношения соответственно развитию их мате-і риального производства, создают также принципы, і идеи и категории соответственно своим общественным отношениям»3. Следование своим принципам — принци­пиальность — важное человеческое качество, характе­ризующее устойчивость взглядов и жизненных пози­ций, сильное стремление к достижению цели.

Являются ли принципы права, в том числе уголов­ного, объективными или субъективными категориями? Говоря иначе, должны ли мы их рассматривать как выражение объективных законов природы и(или) об­щества, от которых невозможно отступить, либо речь идет только о взглядах и убеждениях людей, действую­щих в сфере уголовного правосудия, организации борь-

1              Философский словарь/Под ред. М. М.  Розенталя. М.,  1972.

С. 329; Кондаков Н. И. Логический словарь. М., 1975. С. 477.

2              Советский  энциклопедический  словарь.   М.,   1980.   С.   1072.

3              Маркс И., Энгельс Ф, Соч. 2-е изд. Т. 4, С. 133.

бы с преступностью? Мыслимы ли совсем иные прин­ципы организации этого дела, чем те, которые записаны в законодательстве или обсуждаются в научной лите­ратуре? Для ответа на эти вопросы нужно обратиться к природе права.

Право — своеобразный феномен. С одной стороны, оно обладает всеми чертами объективно возникающего, исторически закономерного общественного явления, су­ществующего независимо от воли тех конкретных инди­видов, которые, вступая в социальную жизнь, застают уже сложившиеся правовые формы, институты и должны считаться с ними, реализуя свои интересы. С другой стороны, право — продукт творчества людей, и в этом смысле оно имеет все черты явлений, относящихся к «миру искусственных вещей, сознательных процес­сов, произвольных действий»4. Трудности не только познания, но и прежде всего конструирования пра*ва и его институтов в том и состоят, чтобы правильно со­четать объективное и субъективное, учитывая как те закономерности его развития и функционирования, ко­торые от воли человека не зависят и должны непремен­но соблюдаться, так и те, которые сами складываются в результате творческого процесса и зависят от разно­образной, порой противоречивой практики человече­ской деятельности.

В юридической науке природа изучаемых ею зако­номерностей раскрыта еще недостаточно. Определяя предмет общей теории государства и права, мпогие авторы лишь отмечают, что в него входят «общие зако­номерности возникновения, развития и функционирова­ния государства и права как таковых и специфические закономерности... каждого в отдельности взятого клас­сового типа»5. Более детальной характеристики зако­номерностей права большей частью не дается. А между тем речь должна идти по меньшей мере о трех группах социальных феноменов, выраженных в праве. Право отражает и воплощает в своих институтах и нормах, во-первых, те общие экономические и социально-исто­рические закономерности, которые свойственны данно­му общественному строю в целом;   во-вторых, внутрен-

4 Кузьмин В. П. Различные направления разработки системного подхода и их гносеологические основания // Вопр. философии. 1983.   № 3.   С.   19.

8 Теория государства и права. М., 1980. С. 4.

ние закономерности самого права как определенного социального явления и, в-третьих, закономерные связи первых со вторыми в. Создание, развитие, реализация права, его отдельных норм и институтов без должного учета всех этих закономерностей чреваты серьезными негативными  последствиями.

Закономерности первой группы отражают классо­вый характер права, его направленность на обеспече­ние, охрану и укрепление существующего обществен­ного и государственного строя. Они объективны. «...Общество отновывается не на законе. Это — фанта­зия юристов. Наоборот, закон должен основываться на обществе, он должен быть выражением его общих, вы­текающих из данного материального способа производ­ства интересов и потребностей, в противоположность произволу отдельного индивидуума»7.

Связь правовых прпнципов с общественно-экономи­ческими отношениями можно проследить на примере принципа равенства граждан перед законом. Этот прин­цип имеет фундаментальный характер^ ибо «по своей природе   право   может   состоять  лишь   в   применении равной меры»8. Но эта равная мера весьма различно понимается и реализуется в разных социально-эконо­мических формациях: то в пределах лишь одного клас­са (рабовладельцев); то дифференцированно по классам и социальным группам (при феодализме); то с сущест­венными дискриминационными изъятиями (при капи­тализме).  Только  социализм  обеспечивает  последова­тельную реализацию этого принципа, причем известные ограничения периода диктатуры пролетариата, направ­ленные    против    остатков   эксплуататорских классов, полностью отпали с переходом к общенародному госу­дарству,    которое    закрепило   в   своей   Конституции (ст. 34) равенство перед законом всех граждан незави­симо от происхождения, социального и имущественно­го положения, расовой и национальной принадлежно­сти, пола, образования, языка, отношения к религии,, рода и характера занятий2 места жительства и других

6              В литературе даются и другие характеристики закономерно­

стей права.  См.,  напр.:   Овчинников  С.  Н.   Закономерности

развития и функционирования права: Автореф. дис. ... канд.

юрид. наук. Л., 1979; Алексеев С. С. Общая теория права,

М.,   1981.   Т.   1.   С.   124-125.

7              Маркс Я., Энгельс Ф. Соч. Т. 6. С. 259,

в Там же, Т, 19. С.  19,        •■   *  ••   =

9

обстоятельств. При этом, хотя социалистическое право не может еще обеспечить фактического равенства лю­дей, оно создаст для этого максимально возможные предпосылки.

Главная, сущпостная закономерность всякого пра­ва состоит в том, что оно выражает волю господствую­щего в данном обществе класса, содержание которой определяется материальными условиями его существо­вания. Современное советское право проводит в жизнь и защищает те самые принципы народовластия, кол­лективизма, социалистической собственности, распре­деления по труду, которые свойственны социалистиче­скому обществу в целом, соответствуют интересам всего советского народа. Ведущая закономерность со­циализма — наиболее полное удовлетворение постоян­но возрастающих потребностей советских людей—влия­ет как непосредственно, так и опосредованно на конструкции многих юридических институтов в сфере производства, распределения, потребления и т. д.

Не случайно, например, в наши дни возникла проб­лема борьбы с нетрудовыми доходами, а также ' и более совершенного правового регулирования инди­видуальной трудовой деятельности. Для наиболее пол­ного удовлетворения потребностей населения в товарах и услугах Советское государство прибегает к помощи кустарей, сезонных бригад и другим видам индивиду­альной трудовой деятельности. В то же время необхо­димо, чтобы и эти формы труда подчинялись общему принципу социализма —«каждому по труду». Любые нарушения в этой сфере — как искусственное свертыва­ние индивидуальной трудовой деятельности, так и ис­пользование ее в ущерб общественным интересам — были бы не только проявлением социальной несправед­ливости, но и отходом от основных закономерностей развития социалистического права, содержание кото­рых предопределено развитием материальных отноше­ний первой фазы коммунистической формации.

Серьезное, более или менее длительное отступление от основных закономерностей, присущих любой право­вой системе, вряд ли возможно, потому что в ней реали­зуется политика государства, которая опирается, в свою очередь, на классовые интересы и объективные потребности общества. Но недостаточно полный учет социальных закономерностей и тенденций может иметь местоі и тогда правовые  регуляторы утрачивают свою

силу, становятся нежизненными, правовые нормы без­действуют. Так обстоит дело и в тех случаях, когда правовая система неправомерно опережает развитие материального производства, уровень социального и нравственного развития, т. е. «забегает вперед», и тогда, когда она отстает от тех объективных процес­сов, которые уже проложили себе путь в ходе общест­венного развития.

Эти положения можно проиллюстрировать на мате­риале уголовного права. Многие авторы обращали внимание на то, что для нашего уголовного законода­тельства последних лет характерно чрезмерно большое количество изменений. В УК РСФСР, принятый 27 ок­тября 1960 г., за время его действия было добавлено свыше 50 новых статей, а 207 статей были подвергнуты изменениям и дополнениям.

Подавляющее большинство законодательных новов­ведений было вызвано потребностями уголовно-право­вой охраны новых общественных отношений либо со­вершенствования этой охраны, подсказанными практи­кой. Однако в некоторых случаях новые нормы оказались бездействующими. Например, до сих пор практически нет случаев привлечения к уголовной ответственности по ст. 139 1 УК РСФСР (преследование граждан за критику). Почему? Нет таких фактов в ре­альной жизни? К сожалению, есть. По-видимому, эта уголовно-правовая норма оказалась «опережающей»; работники органов правосудия не находят в таком преследовании за критику той степени общественной опасности, которая, по их мнению, заслуживает при­менения уголовной ответственности.

2. Не меньшее значение имеет и вопрос о воплоще­нии в праве второй группы социальных феноменов — внутренних закономерностей самого права как специ­фического социального явления. Речь идет о том, на­сколько адекватно построены правовые нормы и инсти­туты, как учитываются и соблюдаются внутренние зако­номерности  функционирования права.

Внутренние закономерности права также сложны и многообразны. К числу закономерностей развития социалистического права относят, например, повыше­ние уровня нормативных обобщений (возрастание роли общегосударственных законов), усиление специализа­ции правовых отраслей, упрочение правовых гарантий и других так называемых   обеспечительных  механиз-

мов9. Структурно-функциональные закономерности права отражают устойчивые связи между разными эле­ментами правовой системы (законодательством, право­применительной деятельностью, правовым сознанием), а также между объектом и методами правового регули­рования, между способами организации правовой дей­ствительности и эффективностью регулирования и ох­раны общественных отношений различных видов.

Элементы взаимосвязи, отношения в правовой си­стеме могут быть построены по-разному. Здесь и возни­кает вопрос о том, в какой мере право как система есть искусственная конструкция, произвольное построение. Другими словами: что в этой системе можно менять «безнаказанно»— без отрицательных последствий для ее эффективности, а что такому изменению не поддает­ся? Этот вопрос, по сути дела, сводится к определению соотношения между объективными закономерностями функционирования правовой системы и субъективны­ми пределами ее «инженерного конструирования».

Можно указать в этой связи по крайней мере на два принципиальных положения, ограничивающие субъективные возможности правотворчества (и вместе с тем определяющие «поле возможностей» в указанных пределах). Первое из них — это природа права как специфической нормативной системы, второе — его классово-историческая обусловленность.

Одна из внутренних закономерностей функциони­рования права заключается в том, что если его нормы и институты утрачивают присущие им обязательные атрибуты, то право теряет свою эффективность. Так, правовая норма по общему правилу образуется из трех составных элементов — гипотезы, диспозиции, санкции, которые соответственно формулируют усло­вия действия этой нормы, суть ее требований (дозволе­ний) и правовые последствия, наступающие в случае ее нарушения.

* См.: Алексеев С. С. Общая теория права. Т. 1. С. 127 и след,

12

Можно ли подготовить закон, не соответствующий такой модели? Да, технически это возможно. И на практике мы встречаемся с рядом законов (правда, не уголовно-правовых), состоящих в основном из деклара­ций и пожеланий. Каков же результат? Ввиду неопре­деленности, неясности, отсутствия четких требований или дозволений эти законы   остаются   бездействующи-

ми. Таким образом, отступление от элементарных усло­вий «конструирования» нормы превращает закон в пу­стую декларацию. Последствием этого может быть не только не достижение тех целей, ради которых введение данного закона было задумано, но и неуважение к за­кону, к праву, девальвация его социальной ценности.

Заметим, что в пределах «правовой природы» рас­сматриваемых явлений существует большое «поле возможностей», позволяющее довольно значительно и с пользой для дела модифицировать текущее законо­дательство и практику его применения. Границы этой модификации определяются такими полярными кате­гориями, как право и обязанность, убеждение и при­нуждение, строгость и мягкость закона, регламентиро­ванность и отсутствие таковой, широта и узость усмот­рения лиц, применяющих закон, и т. д. В какую сторо­ну склониться, что предпочесть, какую меру правовой регламентации признать оптимальной — в этом и со­стоит   искусство   правотворчества.

Однако и само это искусство должно быть основано на научных предпосылках. Важнейшая их них — исто­рическая обусловленность правовых конструкций, их тесная связь с природой регулируемых общественных отношений. Исторический, классовый опыт создания, развития и применения права вырабатывает и, можно сказать, оттачивает ряд фундаментальных принципов построения правовой системы, которые наиболее полно соответствуют определенному общественному строю. При этом мы имеем в виду не только связь права и пра­вовых конструкций с определенным типом обществен­ных отношений, обусловленных типом социально-эко­номической формации. Такая связь очевидна и рель­ефно просматривается при сравнении, скажем, со­ветского, болгарского или иного социалистического уголовного кодекса, с одной стороны, с уголовным кодексом любого буржуазного государства — с другой.

Можно, например, обратиться к системе Особенной части этих кодексов и посмотреть, какое значение при­дается в них охране личности. В УК Франции ответст­венность за посягательства на жизнь, здоровье, свободу граждан начинает регулироваться со ст. 295, т. е. по­сле норм, предусматривающих ответственность за пре­ступления против безопасности государства и нацио­нальной обороны, и даже после фальшивомонетничест­ва,   подлога   документов,   взяточничества   и   других

13

преступлений против так называемых «публичных ин­тересов». В УК ФРГ в редакции 1975 г.— одном из самых поздних по времени принятия буржуазных уго­ловных кодексов — охране личности также посвящены последние (16 и 17) главы. В отличие от буржуазных кодексов в УК ГДР, ПНР, РСФСР главы об ответствен­ности за преступления против личности помещены на третьем месте в системе Особенной части, а в УК НРБ — на втором, непосредственно после главы об ответственности за преступления против Народной Рес­публики. Ни один из буржуазных уголовных кодексов не содержит законодательного формулирования его за­дач, т. е. определения тех ценностей, уголовно-право­вой охране которых служит этот законодательный акт. Все кодексы социалистических стран открываются статьей, закрепляющей такие задачи. «Настоящий за­кон имеет целью оказать защиту от общественно опас­ных деяний, воспитывать граждан в духе соблюде­ния правил социалистического общежития и уважения к   закону»,— говорится,   например,   в  § 1 УК   ВНР

1978 г.

Принцип историзма требует помнить также о связи и обусловленности права соответствующими обществен­ными отношениями в рамках одного типа социально-экономической формации. Только тогда можно пра­вильно понять, чем объясняются, например, принципи­альные различия между УК РСФСР 1926 и 1960 гг., между УК ВНР 1951 и 1978 гг. и т. д. Принцип исто­ризма, понимаемый таким образом, требует ясного представления будущего развития общественных отно­шений в области экономики, социального строительст­ва, культуры, а также эволюции форм отклоняющегося поведения, в том числе преступного.

Эту обусловленность следует иметь в виду при раз­работке перспектив развития уголовной политики в об­ществе социализма. Сохраняясь в главном и основном, уголовная политика Советского государства по мере совершенствования социалистических общественных от­ношений будет приобретать новые черты. Общая пер­спектива ее развития, как известно, была сформулиро­вана В. И. Лениным: постепенная замена наказания мерами воспитательного воздействия. Что касается практических путей осуществления этой генеральной линии, то они долговременны и разнообразны: это процесс постепенной декриминализации деянп^ утра-

чивающих свой общественно опасный характер, процесс депенализации за счет расширения оснований для ин­дивидуального освобождения от уголовной ответствен­ности и от наказания, процесс постепенного общего смягчения мер уголовно-правового воздействия в от­ношении преступлений небольшой общественной опас­ности при сохранении строгих мер уголовно-правового воздействия в отношении рецидивистов и лиц, винов­ных в тяжких преступлениях.

Осуществление этих перспективных задач требует длительного времени и многоэтапного подхода. В ка­честве перспективы обрисованный прогноз, как нам кажется, вполне соответствует общим тенденциям раз­вития социалистического общества, государства и пра­ва, а также общим тенденциям и перспективам разви­тия сферы государственного принуждения. Общая перспектива постепенного сужения государственного принуждения уже в настоящее время проявляется в бо­лее высоком стимулирующем воздействии мер поощре­ния по сравнению с мерами наказания, последователь­ной линии на смягчение уголовной ответственности, в дифференциации ответственности, усилении воспита­тельного начала при исполнении наказаний.

Не противоречит этому прогнозу и текущее законо­дательство. Анализ его за последнее десятилетие пока­зывает, что при определенном расширении круга нака­зуемых деяний по линии Особенной части законодатель постоянно смягчает уголовную ответственность в от­ношении больших контипгентов лиц, па которых рас­пространяются нормы Общей части. Так, в 1977 г. была введена отсрочка исполнения приговора в отношении несовершеннолетних, а в 1982 г. ее применение было распространено на всех лиц, осужденных к лишению свободы впервые на срок до трех лет. С 1977 г. практика широко применяет меры, заменяющие фактическое исполнение наказа­ния в виде лишения свободы, — условное осуждение к лишению свободы с обязательным привлечением к труду. В 1977 г. был организован новый тип колоний-поселе­ний с облегченным режимом для лиц, впервые осужден­ных к лишению свободы за неосторожные преступле­ния, а в 1985 г. такого рода колонии-поселения созданы и для лиц, впервые осужденных за умышленные пре­ступления.

В 1987 г. началась работа по пересмотру уголовно­го законодательства в направлении его демократиза­ции и гуманизации.

В советском праве в силу самой его исторической природы существуют объективные условия для реали­зации наиболее демократических, научно обоснован­ных принципов организации борьбы с поступками лю­дей, причиняющими вред обществу. Это обусловлено тем, что правовая система социализма является регу­лятором тех общественных отношений, которые скла­дываются и существуют внутри единой социальной общности — советского народа, состоящего не из анта­гонистических, а из дружественных классов и социаль­ных слоев. При социализме имеется реальная возмож­ность для развития и наиболее полного осуществления тех демократических норм и принципов взаимоотноше­ний между людьми, которые были провозглашены марксизмом на научной основе и с учетом высших идеалов человеческой культуры. Эти принципы — ра­венства, гуманизма, законности, ответственности каж­дого перед обществом — рассматриваются как неотъ­емлемые элементы социальной^справедливости1 которую создает и обеспечивает социализм.

Резюмируя сказанное, можно сделать следующие выводы. Объективные свойства принципов состоят в том, что, во-первых, каждой исторической эпохе присущи свои правовые принципы, с большей или меньшей полнотой отражающие существующие законо­мерности общественного развития; во-вторых, все прин­ципы тесно связаны между собой и исключение одного из них ведет к нарушению функционирования всей правовой системы. Субъективное же начало заключает­ся в возможности выбора принципов, которые будут положены законодателем в основу тех или иных право­вых институтов и правовой системы в целом; однако при этом «риск» социальных последствий законодатель принимает на себя. Чем более близок его субъективный выбор к объективным закономерностям общественного развития, присущим данной исторической эпохе, тем более эффективно будет функционировать эта право­вая система.

3. Среди системообразующих понятий науки неред­ко фигурируют такие, как аксиомы, постулаты, гипоте­зы и т. д. В связи с этим возникает вопрос о соотноше­нии этих понятий с принципами права и2 далее1 о воз-

можности аксиоматического построения как правовой теории, так и правовой системы в целом (в ее законода­тельном выражении). Ипаче говоря, речь идет о том, можно ли привести все принципы данной отрасли пра­ва, ее идеи и теоретические конструкции в единую систему, которая базировалась бы в конечном счете на одном принципе, постулате или аксиоме. Заманчивость такого построения очевидна, но не менее очевидны и сомнения в возможности его осуществления.

Прежде всего ясно, что аксиоматическую систему правовых принципов для всех времен и народов нельзя создать в силу исторической изменчивости самого пра­ва, его целей, задач, институтов и норм. Такое построе­ние выражало бы лишь идеи его составителя, но не отвечало бы реальной общественной практике.

Но можно ли создать аксиоматическую систему применительно к одной стране и одной правовой отрас­ли, рассматриваемой в конкретных исторических рам­ках? И здесь есть серьезные сомнения.

Аксиома — это, как известно, положение, которое .берется в данном теоретическом построении как исход­ное и не требует доказательств. Ни в одной отрасли современного права таких очевидных исходных положе­ний найти не удается, и отнюдь не из-за слабости исследовательских методов. Причина гораздо глубже. Дело в том, что исходные посылки правовых конструк­ций во многих отношениях противоречивы, поскольку они отражают реальные противоречия общественной жизни. Именно право как раз и призвано регулировать эти противоречия. Отсюда следует, что в основе права как системы всегда лежит не одно исходное положение, не один принцип, а по крайней мере несколько, причем не вполне совпадающих по содержанию.

Покажем это на материале уголовного права. При конструировании уголовно-правовых норм возникают вопросы, решение которых часто связано с противоре­чивыми, а подчас и полярно противоположными требо­ваниями. По сути дела, сам вопрос о создании новой нормы заключен между двумя крайними полюсами, один из которых — стремление к стабильности уголов­ного законодательства, а другой — неизбежность его изменчивости. Оба эти полюса недостижимы: нельзя не менять содержание закона, иначе он отстанет от жизнп; в то же время нестабильность законодательства существенно ослабляет его эффективность,

Не менее показательна в этом смысле п извечная для уголовного права проблема оснований ответствен­ности. Здесь выбор лежит между решением, придаю­щим основное значепие деянию, и решением, в первую очередь принимающим во внимание личность. Признать основанием уголовной ответственности одно лишь впешпее поведение, невзирая на особенности лица, его совершившего,— значит обеспечить равенство всех пе­ред законом, но не всегда справедливое решение конк­ретного дела. Поступить иначе и Припять за основание ответственности свойства личности вызвало бы еще большие сложности, потому что это решение открыло бы дорогу субъективизму и подорвало бы саму основу общего предупреждения преступлений. Таким образом, каждая крайняя позиция чревата серьезными опасно-' стями, но игнорировать ни одну из этих позиций нель­зя, ибо они отражают реальные социальные задачи1 которые должно решать уголовное право.

Противоречивость требований к норме объективна и в принципе неустранима. В ряде случаев она порож­дена разноплановыми функциями, которые осуществля­ет правовая система. Например, советское уголовное право защищает личность, но вместе с тем оно же и наказывает человека; задача социалистического пра­восудия — обеспечить такое положение, при котором ни один невиновный не будет осужден, но зато и ни один преступник не избежит ответственности. Методы, необходимые для достижения каждой из поставленных целей, различны, а подчас и не вполне совместимы. И тем не менее всем этим требованиям новая норма должна удовлетворять. Такого рода противоречия нель­зя рассматривать как дефект правовой системы; напро­тив, их оптимальное разрешение способствует ее раз­витию и совершенствованию.

Многие противоречия права в конечном счете отра­жают социальные, экономические, психологические противоречия общества 10. Казалось бы, сугубо юриди­ческим является вопрос о том, создавать ли диспози­цию нормы абстрактной или казуистической. Тем не менее в основе этого противоречия лежат не только логические закономерности, но и противоречия общест­венного   сознания — профессионального   и   массового,

10 См.: Жеребин В. С. Противоречия при социализме и право, Владимир,   1972.   С.   20  и  след.

18

теоретического и обыденного. Абстрактная диспозиция точнее вписывается в систему права, она удобнее для применения закона органами следствия и судом. Но она не всегда понятна гражданам, превентивное ее значение слабее по сравнению с такой диспозицией, где признаки состава описаны конкретно, наглядно и потому очевидны. Не случайно новые уголовно-пра­вовые нормы появляются большей частью в казуисти­ческой форме. Пример тому ст. 1563 УК РСФСР, принятая Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 21 сентября 1981 г.и Пожалуй, большин­ство изменений и дополнений уголовного кодекса, про­изведенных в 70—80-е годы, состояло в создании та­ких казуистических норм, описывающих частные слу­чаи, разные формы действия преступников, содержа­щих перечень различных мест, где может быть совер­шено преступление, хотя теоретически возможно было дать и обобщенное понятие.

Если представить себе противоречивые требования, адресуемые к уголовно-правовой норме, как два проти­воположных полюса, то между ними и располагается то пространство, в котором должно быть найдено опти­мальное решение.

Иногда можно найти решение, удовлетворяющее различным противоречивым требованиям, например пу­тем создания двух или более взаимосвязанных инсти­тутов. Так, принимая в качестве основания уголовной ответственности деяние, мы конструируем понятие со­става преступления, где личность отражена лишь неко­торыми нормативными признаками. Наличие состава преступления — необходимое и достаточное основание для привлечения лица к ответственности за содеянное, но отнюдь не достаточное для того, чтобы избрать ему надлежащую меру ответственности. При назначении наказания учитывается не только деяние, но и лич-пость; тем самым на этой стадии компенсируется одно­сторонность понимания деяния как основания уголов­ной ответственности.

Вместе с тем есть случаи, когда противоречивые социальные требования невозможно примирить, т. е. невозможно найти такое решение, которое одновремен­но удовлетворяло бы всем противоположным требова-

и Ведомости  Вер\ов.  Совета   РСФСР.   1982.   № 49.  Ст,   1821.

19

ниям. Так, диспозиция уголовно-правовой нормы не может быть одновременно абстрактной и казуистиче­ской, как санкция в одно и то же время не может быть и строгой и мягкой. В таких случаях решение должно располагаться между этими крайностями: диспозиция должна быть в меру абстрактной, а санкция — в меру строгой. Но какова эта мера? Какие критерии лежат в ее основании? Это и есть вопросы, требующие опти­мального решения.

Наиболее ярким примером существования в совет­ском уголовном праве внутреннего противоречия, на наш взгляд, является норма о смертной казни. Совет­ское уголовное право всегда исключало возмездие как цель наказания. Еще в 1919 г. Н. В. Крыленко, будучи Прокурором РСФСР, а затем наркомом юстиции РСФСР, говорил: «В основе нашей карательной систе­мы лежит стремление к перевоспитанию преступника, а не к отмщению за совершенное деяние»12. Эта идея бы­ла закреплена в уголовном законе, в том числе в Ос­новах уголовного законодательства 1958 г.: это ст. 20, в которой говорится, что наказание имеет целью «исправление и перевоспитание осужденных, а также предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами».

Противоречие между ст. 20 Основ и статьей о смерт­ной казни, которая, конечно, не ставит цели исправле­ния осужденного, законодатель попытался снять тем, что вынес эту меру за пределы системы наказаний, предусмотренной ст. 21 Основ, и назвал эту меру «исключительной» и временной, действующей впредь до ее отмены. Но очевидно, что полностью это противо­речие может быть снято лишь путем отказа от смертной казни как меры наказания, что неоднократно предлага­лось в литературе 13.

Поскольку принципы, по образному выражению С. С. Алексеева, являются «сгустками правовой мате­рии», то противоречивость заложена и в этих правовых категориях.

В литературе была высказана мысль о том, что дей­ствующее уголовное законодательство, содержащее ши­рокую  систему  норм   об   освобождении   от   уголовной

ответственности и наказания, открывает возможность для отступления от принципа равенства граждан перед законом. «Причем если в отношении тех виновных, которые были... освобождены от ответственности и на­казания как признанные „способными к исправле­нию", проявленный при этом отход от принципа равен­ства перед законом и судом может быть оправдан сооб­ражениями гуманности, то в отношении другой части виновных (т. е. тех, кто были реально осуждены за подобные же деяния, поскольку были сочтены ,,не способными к исправлению") такое оправдание отсут­ствует»,— пишет А. М. Яковлев 14.

Действительно, лица, совершившие приблизитель­но равные по тяжести преступления, могут быть с уче­том субъективных и объективных обстоятельств дан­ного конкретного случая приговорены к различным видам и срокам наказания, а в некоторых случаях и освобождены от уголовной ответственности или нака­зания. Здесь проявляется противоречие между принци­пами равенства граждан перед законом и справедливо­сти ответственности (индивидуализации). Это проти­воречие неизбежно, оно заложено в самой сущности права как регулятора отношений между людьми. Имен­но об этом писал К. Маркс: «По своей природе право может состоять лишь в применении равной меры; но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же мерой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зрения, берут только с одной, определенной стороны»15. «Одна, определенная сторона»— это применительно к уголовному праву сфера привлечения к уголовной ответственности, где действуют только принцип равен­ства и основанный на нем принцип пеотвратимости ответственности. Но есть и другая сторона «неравных индивидов», определяющаяся индивидуальными особен­ностями, присущими каждому отдельному человеку: какими средствами следует воспользоваться суду для достижения цели исправления, перевоспитания и ре-социализации  каждого  отдельного  индивида?  В  этом

" Крыленко II. В. Судебные речи.  М.,  1954. С.  54. 13 Из последних работ по этому вопросу см.: Беляев П. А. Уго­ловно-правовая политика и пути ее реализации.  Л.,  1986.

14            Яковлев А. М. Принцип социальной справедливости и осно­

вания уголовной ответственности // Сов. государство и право.

1982.   № 3.   С.   90.             ,         .

15            Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.  19.  С.  19.       \     ,

случае применение принципа равенства не может при­вести к желаемому результату ввиду различий в индн-видах, поэтому суд руководствуется иными уголовно-правовыми принципами — принципами справедливо­сти,  гуманизма.

Противоречия, заложенные в праве и его принци­пах, есть отражение тех неантагонистических противо­речий, которые существуют в социалистических обще­ственных отношениях, являющихся предметом право­вого регулирования. Поэтому такие противоречия пе только естественны, но и могут быть расценены как внутренние стимулы совершенствования всей правовой системы социализма и отдельных ее отраслей в том числе уголовного права.

Изложенное выше позволяет сделать несколько вы­водов. Во-первых, о том, что не существует единых и непротиворечивых аксиом, лежащих в основе уголов­ного права. (Впрочем, из логико-математических ис­следований последнего времени вытекает, что единая аксиоматизация развития научных теорий вообще принципиально невозможна.) Во-вторых, о том, что уголовное право не может быть построено на каком-либо одном принципе, как бы важен он ни был; в осно­ве отрасли права, а также правоприменительной дея­тельности должна лежать определенная система прин­ципов. Только в этом случае уголовное право как инструмент уголовной политики может выполнить мно­гочисленные и, как было показано, нередко противоре­чивые задачи^ которые на него возлагают государство и  общество.

Изложенное выше позволяет также ответить на вопрос, поставленный в литературе: может ли тот или иной принцип характеризовать только «одну сторону» уголовного права и быть нехарактерным для «дру­гой»?16 По-видимому, да, может. Это не означает, что в основе законодательства и практики его примене­ния могут лежать принципы, противоречащие друг другу. Но это означает, что при выполнении уголовным правом той или другой задачи на первый план выступа­ет то один, то другой правовой принцип, не отменяю­щий,  однако,  действия  других  правовых  принципов.

16 См.: Демидов Ю, А. Основные принципы советского уголов­ного права // Вопросы борьбы с преступностью, М., 1969, Вып,   9,   С.   22.