§ IV ТОЛКОВАНИЕ ЗАКОНОВ

Четвертый вывод. Власть толковать уголовные законы не может принадлежать судьям по одному тому, что они не законодатели. Законы не перешли к судьям от наших предков в качестве семейного предания или завещания, предоставляющего потомкам одну заботу — повиноваться. Судьи получают их от живого общества или от суверена как его представителя, как хранителя наличной общей воли. Законы получены судьями не как обязательства, вытекающие из древнего соглашения. Такое соглашение, связывая несуществующие воли, было бы недействительно, низводя людей от общественного состояния к состоянию стада, оно было бы несправедливо. Законы получены как последствие молчаливого или явного общего соглашения живущих подданных с сувереном, как узы, необходимые, чтобы сдерживать и подавлять столкновения частных интересов. Вот на чем покоится физическая и действительная сила законов. Кто же является законным их истолкователем? Суверен, т.е. хранитель наличной воли всех, или же судья, должность которого состоит только в том, чтобы исследовать: совершил ли тот или другой человек деяние, противное законам, или не совершил?

По поводу каждого преступления судья должен построить правильное умозаключение. Большая посылка — общий закон, малая — деяние, противное или согласное с законом; заключение — свобода или наказание. Если судья по принуждению или по своей воле сделает вместо одного хотя бы только два умозаключения, то ни в чем нельзя быть уверенным.

92

Нет ничего опаснее общепринятой аксиомы, что следует руководствоваться духом закона. Это все равно что уничтожить плотину, сдерживающую бурный поток произвольных мнений. Для меня эта истина представляется доказанной. Умам обыденным, которых мелкие затруднения настоящей минуты поражают более, чем гибельные, но отдаленные последствия ложного начала, укоренившиеся в нации, она представляется парадоксом. Все наши знания, все наши идеи связаны между собой, и чем более они сложны, тем больше путей к ним и от них. У каждого человека своя точка зрения, у каждого в разное время она различна. Дух закона зависел бы, следовательно, от хорошей или дурной логики судьи, от хорошего или дурного его пищеварения, он зависел бы от силы его страстей, от его слабостей, от его отношения к потерпевшему и от всех малейших причин, изменяющих в непостоянном уме человека образ каждого предмета. Вот почему судьба гражданина решается неодинаково при прохождении дела через различные суды, а жизнь несчастных становится жертвой ложных умозаключений или минутных настроений судьи, принимающего за справедливое толкование шаткий вывод из смутных представлений, волновавших его ум. Вот почему один и тот же суд за одни и те же преступления в различное время назначает различные наказания: он не руководствуется словом закона, точным и неизменным, а допускает обманчивое непостоянство толкований.

Невыгоды от строгого соблюдения буквы уголовного закона незначительны по сравнению с невыгодами, порождаемыми его толкованием. Неясные слова закона необходимо исправить, но это можно сделать легко и быстро. Зато строгое соблюдение буквы закона не допускает роковой свободы рассуждений, порождающих произвольные и корыстные споры. Когда Уложение содержит законы, подлежащие буквальному применению, и возлагает на суд единственно обязанность разобрать действия граждан и решить, соответствуют они писаному закону или нет, когда правила о том, что справедливо и что несправедливо, чем должны руководствоваться все граждане — от самого непросвещенного до философа, — являются бесспорными, тогда подданные будут избавлены от мелкой тирании многих, тем более жестокой, чем ближе она к угнетаемым, тем более ужасной, что на смену ей может прийти лишь тирания одного, а жестокость одного деспота пропорциональна не силе его, а противодействию, которое он встречает. Тогда граждане обретут личную безопасность, что является справедливым, потому что ради этого люди соединились в общество, и полезным, потому что каждый может точно подсчитать неприятные последствия дурных своих поступков. Правда, граждане приобретают при этом известный дух независимости, но это не тот дух, что колеблет законы и вызывает неповиновение высшим властям. Они откажут в повиновении только тем, которые священным име-

93

нем добродетели осмеливаются называть покорность их корыстным или прихотливым желаниям. Высказанные мною начала не понравятся, конечно, тем, которые, подвергаясь ударам тирании сверху, считают себя вправе переносить их на ниже себя стоящих. Мне пришлось бы всегда страшиться, если бы любовь к чтению была совместима с духом тирании.