§ 1. ОТРАСЛЕВАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ ИНСТИТУТА ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Внутреннее единство и взаимная согласованность юридических норм, составляющих систему права, определяют необходимость системного анализа для выявления сущности не только отдельных отраслей права, но и отдельных правовых институтов и даже норм. Указанное положение особенно характерно для института ответственности.

Если в недавнем прошлом проблемы ответственности разрабатывались в основном представителями «материальных» правовых наук, то в настоящее время повысился интерес к этим проблемам и в теории процесса.

Рассмотрение проблем ответственности в области процессуальных наук имеет два основных аспекта. Первый из них сравнительно традиционен и направлен на уяснение процессуального значения материально-правовой ответственности, установление процессуальных этапов ее реализации. Второй аспект, возникший в последние годы, связан с попытками определить понятие процессуальной ответственности в качестве самостоятельного правового института. Представляется целесообразным в первую очередь проанализировать именно этот аспект проблемы, поскольку разрешение вопроса об отраслевой принадлежности института ответственности позволяет выявить и закономерности реализации материальной ответственности в ходе процессуальной деятельности

В общей теории права распространено определение юридической ответственности как правового отношения, порожденного правонарушением.1 Однако вопрос о содержании такого отношения остается дискуссионным. Так, авгор приведенного определения  содержание ответственности   раскрывает   прежде

1 См,   напр     Марксистско-ленинская   общая   теория   государства и права   Социалистическое право  М, 1973, с  585

36

всего как «обязанность отвечать за совершенное правонарушение перед потерпевшим, которому причинен имущественный ущерб при совершении гражданского правонарушения, обязанность отвечать перед соответствующими административными органами (а в некоторых случаях и перед судом) при совершении административного правонарушения и обязанность отвечать перед государством в лице его органов правосудия за совершение уголовного преступления».2 Тем самым юридическая ответственность по существу отождествляется с правовой обязанностью, возникающей вследствие правонарушения.

Развернутое определение юридической ответственности в качестве правового отношения дано Б. Т. Базылевым. Он считает, что «правовая ответственность — это динамическое правовое отношение, возникающее из факта правонарушения между государством (а также обладателем нарушенного субъективного права) и правонарушителем, представляющее собой диалектическое единство правовой формы — права компетентных органов государства требовать восстановления нарушенного общественного отношения и применить меры государственного воздействия к виновному правонарушителю и обязанности последнего подчинить свое поведение этим требованиям — и содержания—фактических действий сторон по реализации своих субъективных прав и обязанностей» 3

Таким образом, в обоих из рассмотренных случаев ответственность приравнивается к самому охранительному правоотношению либо к одному из элементов его содержания — к правовой обязанности правонарушителя. Как правильно отмечают И. С. Самощенко и М. X. Фарукшин, следствием такого отождествления является недостаточная четкость самого понятия ответственности в качестве самостоятельного юридического понятия. Они приходят к выводу, что охранительное правоотношение действительно порождается самим правонарушением, юридическая же ответственность возникает лишь после установления объективного факта правонарушения (его признания)  компетентными органами или лицами 4

Развивая их мысль, надо заключить, что правовая ответственность возникает лишь в результате правоприменительной деятельности государства. В противном случае неизбежно следует признать ответственность объективной категорией, существующей вне нашего сознания и независимо от него В самом деле, если считать, что ответственность возникает в силу самого факта правонарушения   (независимо от его установле-

2  Там же

3  Базылев   Б    Т.    Юридическая    ответственноегь,    санкции   правовых норм  и  государственное  принуждение —Доклады  итоговой  на\чной  конференции юридических факультетов. Томск, 1966, с  6

4  Самощенко И   С,  Фарукшин М   X   Ответственность по советскому законодательству  М, 1971, с. 66—67.

37

ния), то правонарушитель несет ответственность даже тогда, когда никто не знает о совершенном правонарушении. Между тем, как утверждают И. С. Самощенко и М. X. Фарукшин, «основанием ответственности конкретного лица является не просто правонарушение, а установленное правонарушение с его стороны. Пока наличие в деянии конкретного лица конкретного правонарушения не установлено, ответственность этого лица невозможна».5

Ряд авторов дают более узкое определение ответственности, трактуя ее не как правовое отношение в целом и даже не как обязанность, заключенную в содержание этого правового отношения, а как «претерпевание правонарушителем определенных лишений, неблагоприятных последствий самого противоправного поведения».6 При этом Р. О. Халфина, конкретизируя понятие неблагоприятных последствий, указывает, что таковыми являются не просто случаи возложения обязанности, а лишь такие последствия правонарушения, которые выражаются в возникновении новых обязанностей либо в видоизменении обязанностей, возникших из существующего правоотношения.7

Итак, в качестве юридической ответственности выступают неблагоприятные последствия противоправного поведения лица. Существенной чертой ответственности является ее государственно-правовой характер. По мнению И. С. Самощенко и М. X. Фарукшина, «специфика правовой ответственности определяется ее неразрывной связью с государством».8 С этим нельзя не согласиться. Действительно, ответственность возникает прежде всего не из-за самого по себе факта нарушения чьего-либо субъективного права, а из-за нарушения объективного права. При этом именно вследствие нарушения объективного права появляется право (и обязанность) государства применить свою принудительную силу к правонарушителю. Другое дело, что реализация ответственности в известной степени зависит от усмотрения обладателя нарушенного права не только по объективным причинам (наличие сведений о правонарушении), но и в результате прямой передачи государством вопроса о необходимости применения принудительной силы на разрешение самого обладателя нарушенного права. Это характерно для большинства гражданско-правовых отношений, для некоторых категорий уголовно-правовых отношений (например, по делам частного и частно-публичного обвинения).

5 Там же.

5 Там же, с   68; см   также-  Халфина  Р. О. Общее учение о  правоотношении  М, 1974, с. 320.

7  Халфина Р  О   Общее учение о правоотношении, с  320.

8  Самощенко  И.   С,    Фарукшин  М   X.   Ответственность  по   советскому законодательству, с   42.

38

При всем том ответственность как таковая всегда имеет государственно-правовой характер, и государство либо его уп-равомоченные органы являются непременными участниками отношений ответственности, поскольку ответственность выступает в качестве результата правоприменительной деятельности. С этой точки зрения не возникает ответственность в тех случаях, когда лицо, причинившее вред другому лицу, добровольно возмещает этот вред. В данном случае есть лишь факт причинения вреда, имеющий значение юридического, но не повлекший за собой правовых последствий в виде применения принудительной силы государства. Существует мнение, что в области гражданско-правовых отношений ответственность может быть возложена и без вмешательства государственных органов, в частности, путем применения указанных в законе санкций самим управомоченным лицом, контрагентом. Представляется, что в данном случае имеет место расширительное толкование ответственности. Как уже отмечалось, право имеет целью в конечном счете надлежащее регулирование «отклоняющегося» поведения. Поэтому и добровольное возмещение причиненного ущерба, и выплата предусмотренной законом или договором неустойки, и извинение обидчика перед потерпевшим, будучи обычными, нормальными формами поведения, не требуют дополнительного государственно-правового вмешательства, а потому и не являются формами гражданско-правовой или уголовной ответственности.

Не случайно С. Н. Братусь выделяет в качестве характерных признаков, свойственных всем видам ответственности, «состояние принуждения к исполнению обязанности, либо существовавшей до правонарушения, либо вновь возникшей вследствие правонарушения».9 Ответственность не может быть отождествлена с обязанностью, поскольку, во-первых, обязанность как элемент правоотношения в ряде случаев возникает независимо от правонарушения (обязанности родителей по содержанию детей и т. д.); во-вторых, исполнение возникшей обязанности далеко не всегда влечет необходимость (а не возможность) применения государственного принуждения и, в-третьих, даже возникшая в результате правонарушения обязанность в качестве меры должного поведения обязанного лица не охватывает всех граней юридической ответственности. Отнюдь не всякое правонарушение сопровождается возможностью применения ответственности, а лишь то, которое государство считает необходимым снабдить дополнительным охранительным аппаратом в виде угрозы наступления неблагоприятных для правонарушителя последствий. При этом «выбор» государством таких правонарушений производится   с учетом   степени

9Братусь   С    Н    Спорные   вопросы   теории   юридической   ответственности.—■ Советское госз'дарство и право, 1973, № 4, с. 33.

39

их общественной опасности. Например, вряд ли можно считать ответственностью возложение на должника обязанности возвратить полученное в долг. В этом случае достаточно применения санкции в широком смысле слова в качестве принуждения к должному поведению, т. е. к исполнению существующей обязанности.

Точно так же ответственность не может быть отождествлена и с применением государственно-правовых санкций, т. е. даже со случаями применения принудительной силы государства. Санкция в качестве способа государственного принуждения к исполнению установленного законом способа поведения, нормы права не всегда связана с виновным правонарушением. Санкция (являясь необходимым, по мнению большинства ученых, элементом правовой нормы) следует за любой диспозицией в виде возможности применения государственного принуждения. Однако ответственность даже при применении санкций возникает далеко не всегда. Достаточно сослаться в качестве примера на отмену вышестоящим судом приговора нижестоящего суда по мотивам недостаточной исследованности материалов дела и т. д., признание судом факта отцовства и т. д. и т. п. В указанных случаях имеет место применение санкций соответствующих норм УПК и Кодекса законов о семье, однако бесспорно отсутствует ответственность. Нельзя поэтому согласиться с мнением, что, «когда имеется применение правовых санкций... есть и юридическая ответственность».10

Непременным условием возникновения и применения ответственности (ее основанием) является виновное правонарушение. Понимание ответственности как неблагоприятных (штрафных) последствий для правонарушителя влечет за собой вывод о необходимости вины в действиях правонарушителя, т. е. умысла либо неосторожности в отклоняющемся от нормы поведении. С этим тесно связано признание в качестве обязательного признака ответственности «государственного осуждения противоправного поведения обязанного лица»,11 на что справедливо указывает С. Н. Братусь. В качестве единственного исключения из данного правила рассматривается обычно ответственность владельца источника повышенной опасности, возникающая в ряде случаев независимо от его вины. Иногда также к ответственности приравнивают обязанность по возмещению ущерба, причиненного в состоянии крайней необходимости.12 Однако в обоих приведенных случаях возникает не ответственность, а компенсационные отношения, лишенные «штрафного» характера.

10  С а м о щ е н к о  И.   С,   Ф а р у к ш и н  М.   X.   Ответственность  по  советскому законодательству, с. 58.

11  Братусь  С.   Н.  Спорные  вопросы  теории   юридической   ответственности, с. 33.

12  X а л ф и н а Р. О. Общее учение о правоотношении, с. 322.

40

Р. О. Халфина (и ряд других представителей цивилистиче-ской науки) считает, что ответственность выполняет компенсационные, штрафные и превентивные функции.13 На наш взгляд, более правильно говорить лишь о штрафных (и, как следствие-этого, превентивных) функциях ответственности. Компенсация предполагает введение в «надлежащее русло» самих регулируемых отношений, а отношения ответственности всегда имеют охранительный характер, предостерегая от нарушения охраняемых общественных отношений. Сам факт выполнения обязанности, имеющей «компенсационный» характер, не влечет дополнительной нагрузки для обязанного лица, так как в этом случае оно принудительно исполняет то, что должно было бы исполнить добровольно. Ответственность же предполагает «дополнительную» нагрузку, которая грозит виновному именно в силу наличия противоправного виновного деяния. Ответственность применяется в ряде случаев дополнительно к исполнению охраняемой обязанности (возмещение ущерба и уголовное наказание при хищении, исправление недостатков и дисциплинарное взыскание при изготовлении бракованной продукции и т. д.).

Ответственность как результат противоправного виновного деяния связана с моральным осуждением поведения правонарушителя. Признание штрафных функций ответственности неизбежно влечет вывод о наличии осуждаемого поведения, поскольку само по себе возложение на правонарушителя дополнительной «нагрузки» возможно лишь при его виновном поведении, общественная опасность которого заставляет государства принимать превентивные меры. Указанное требование бесспорно применимо к уголовной и административной ответственности (дисциплинарной в качестве разновидности административной либо в качестве самостоятельного вида ответственности), ноне согласуется с распространенным толкованием гражданско-правовой ответственности.

Б. Т. Базылев отмечает по этому поводу: «Институты ответственности и восстановления прав, существующие в советском гражданском праве, имеют различную природу и назначение... Если институт восстановления направлен на возмещение причиненного имущественного ущерба (что важно с точки зрения охраны прав потерпевшего), то институт ответственности — на наказание правонарушителя и стимулирование надлежащего исполнения им своих юридических обязанностей в будущем».14' Приведенные соображения представляются правильными, поскольку дают возможность определения ответственности как общеправового понятия. Существующее же в настоящее время (во всяком случае — господствующее)   понятиегражданско-пра-

13  Там же, с. 326.

14  Базылев   Б.   Т.   Об   институте  юридической   ответственности. — Советское государство и право, 1975, № 1, с. 110—114.

4Ь

вовой ответственности, отличаясь от понятий уголовно-правовой, административно-правовой и дисциплинарной ответственности, видимо, серьезно затрудняет выработку такого общего определения. Характерно, что даже в специальных работах, посвященных проблеме юридической ответственности, или в соответствующих разделах общетеоретических работ в ряде случаев указываются отдельные черты ответственности при отсутствии общей дефиниции.15 Ответственность определяется как «регламентированное нормами права отношение между государством (в лице его определенных органов) и субъектами права, отвечающими перед социалистическим обществом и государством за точное и добросовестное выполнение содержащихся в нормах права и обращенных к ним соответствующих предписаний, требований»,16 «правоотношение между государством (в лице его органов) и правонарушителем, на которого возлагается обязанность претерпевать соответствующие лишения и неблагоприятные последствия за совершенное правонарушение в соответствии с санкцией нарушенной юридической нормы»,17 «сопряженное с государственным принуждением применение к правонарушителю мер государственного принуждения личного, имущественного или организационного характера». 18 Как видно, все эти определения недостаточно согласуются между собой или носят чрезмерно общий характер.

Таким образом, можно сделать вывод, что в общей теории права в настоящее время отсутствует устоявшееся определение понятия юридической ответственности.

В целом наиболее полно признаки юридической ответственности отражены в работах Б. Т. Базылева, который считает ее материальным охранительным правовым отношением. Б. Т. Ба->зылев полагает, что «отношения ответственности как особый вид охранительных правоотношений характеризуются следующими признаками: 1) они возникают только из правонарушений... 2) ...являются конфликтными... 3) это властные отношения, складывающиеся по вертикали, т. е. между государством и правонарушителем, 6) ...внешне выражаются в комплексе процессуальных отношений... 7) ...регулируются методом нака-'зания, предполагающим применение государственного принуждения».19  Однако   и  это  указание   на   признаки    юридической

15  См.,  напр.:  Самощенко  И.  С,   Фарукшин  М.  X.   Ответствен--ность   по   советскому  законодательству;   см.   также:    Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое право, гл. XV.

16  Теория  государства   и  права/Под  ред.  К.   А.  Мокичева.  М.,   1973, с. 588.

17  Общая   теория    государства    и    права/Под   ред.    В.    С.    Петрова и Л. С. Явича. Л., 1974, т. 2, с. 396.

18  Основы теории государства и права/Под ред. С.  С. Алексеева. М., 1971, с. 355.

19  Б а з ы л е в    Б.     Т.      Об с.  110—114.

 институте    юридической    ответственности,

42

ответственности, видимо, нельзя признать удовлетворительным определением рассматриваемого понятия.

Институт юридической ответственности считается межотраслевым.20 Не вдаваясь в сложную и давнюю дискуссию о существовании комплексных межотраслевых институтов и комплексных отраслей права, следует, однако, отметить допускающееся подчас смешение понятий «ответственность» и «институт ответственности». Если понятие «ответственность» действительно может быть условно отнесено к общеправовым, поскольку им определяются однородные явления ряда различных отраслей права, то «институт ответственности» как совокупность норм права, регулирующих тот или иной вид общественных отношений, все же, на наш взгляд, имеет всегда отраслевую «привязку». Ведь и сами общественные отношения, и методы их регулирования индивидуально различны в различных отраслях права. Можно определить сходные (и общие) черты уголовно-правовой и гражданско-правовой ответственности, но, по-видимому, и различия между ними столь существенны, что вряд ли возможно отнести их к одному правовому институту. Объединение в такой институт, например, норм, устанавливающих последствия признания сделки недействительной, и норм, определяющих уголовную наказуемость угона самолетов, было бы в значительной мере искусственным. Во всяком случае сказанное выше о состоянии разработки общетеоретических проблем ответственности свидетельствует о том, что пока еще наиболее плодотворным следует признать дальнейшее изучение данного института отраслевыми юридическими науками.

В то же время представляется важным правильно разрешить вопрос о применимости ответственности в качестве материально-правового или процессуального института. До недавнего времени традиционным являлся взгляд на ответственность только как на инструмент материального права. Однако в последние годы опубликован ряд работ, посвященных проблеме процессуальной ответственности. В частности, Н. А. Чечина и П. С. Элькинд выдвинули гипотезу, в соответствии с которой юридическая ответственность, выражая своеобразие метода правового регулирования, «образует один из необходимых компонентов такого метода» и наряду с другими его компонентами составляет «юридический признак соответствующей отрасли  права».21  При  этом  авторы   исходят   из   определения

20   См,   напр.:   Базы лев  Б.   Т.   Юридическая  ответственность  как  институт  советского  права.—Актуальные  проблемы  теории  социалистического государства и права. М.,  1974, с.  156—157; см. также:   Поленика С. В. Комплексные  правовые  институты  и  становление   новых  отраслей  права. — Правоведение, 1975, № 3, с. 74—75.

21  Чечина   Н.    А.,    Элькинд   П.    С.    Об    уголовно-процессуальной и гражданско-процессуальной ответственности.—Советское государство и право, 1973, № 9, с. 34.

43

ответственности как лишения правонарушителя определенных прав, возложения на него дополнительных обязанностей или одновременного лишения прав и возложения дополнительных обязанностей.22 В качестве конкретных примеров «собственно» (выражение авторов. — В. Д.) процессуальной ответственности приводится: применение к обвиняемому (подозреваемому), нарушившему обязательство о явке, меры пресечения, применение к обвиняемому (подозреваемому), нарушившему избранную в отношении него меру пресечения, более строгой меры пресечения, принудительный привод ответчика в судебное заседание по делам о взыскании алиментов (ст. 159 ГПК) и штраф в размере до 10 руб., возложение на сторону, недобросовестно заявившую иск либо спор против иска, обязанности возместить издержки другой стороны, удаление подсудимого, истца или ответчика, злостно нарушающего порядок судебного заседания, из зала заседания.23

Авторы определяют понятие процессуального правонарушения в качестве «нарушения (а) требований уголовно-процессуального или гражданско-процессуального закона, (б) совершенного конкретным лицом — субъектом уголовного или гражданского судопроизводства, (в) в форме сознательного неисполнения соответствующих правовых обязанностей».24 Отмечается, что субъекты судопроизводства (кроме организаций) могут понести процессуальную ответственность. (Не вполне ясно здесь значение слова «организация»: включает ли оно в себя понятие «орган», применимое в процессуальных отношениях, несут ли процессуальную ответственность следователь, прокурор, судья, лицо, ведущее дознание, либо такая ответственность распространяется лишь на физических лиц, участвующих в процессе.)

Разбираемая статья Н. А. Чечиной и П. С. Элькинд имеет постановочный характер и, естественно, не может содержать ответа на все возникающие в связи с исследованием указанной проблемы вопросы, однако разрешение некоторых из них представляется необходимым. В частности, неразрывная связь характера ответственности с методом регулирования, свойственным данной отрасли права, требует более точного понятия процессуальной ответственности. Что следует понимать под ^дополнительными обязанностями» либо «лишением прав»? Идет ли речь именно о процессуальных правах и обязанностях? Почему в таком случае нельзя рассматривать возвращение дела на дополнительное расследование или судебное разбирательство в качестве «дополнительной обязанности» и, следовательно,  меры  ответственности?   Как   персонифицируется  от-

22   Там же, с. 35—36.

23  Там же, с. 37—38.

24  Там же, с. 39.

44

ветственность в подобных случаях? Не будет ли рассмотрение в качестве носителей ответственности лишь граждан, вовлекаемых или вступающих в процесс, проявлением чрезмерной авторитарности процесса?

Поддерживает идею уголовно-процессуальной ответственности и Я. О. Мотовиловкер, еще более усложняя, на наш взгляд, проблему выделением не только «собственно» процессуальной ответственности, но и «уголовной ответственности в процессуальном смысле» (этот второй аспект будет рассмотрен далее). Присоединяясь к Н. А. Чечиной и П. С. Элькинд, автор считает, что обвиняемый («в такой же мере, как и все другие участники процесса») несет уголовно-процессуальную ответственность за противоправное поведение. При этом он ссылается на тот же случай изменения меры пресечения на более строгую, полагая, что в этом случае «спора быть не может относительно того, что наступила юридическая ответственность».25

Следует заметить, что идею существования уголовно-процессуальной ответственности Я. О. Мотовиловкер высказывал и ранее.26 Упрекая Н. А. Чечину и П. С. Элькинд в том, что они не идут дальше отстаивания уголовно-процессуальной ответственности, Я. О. Мотовиловкер допускает при обосновании своих положений ряд логических и юридических противоречий. Так, автор считает юридическим фактом, порождающим уголовно-процессуальную ответственность обвиняемого, процессуальный акт следователя, прокурора, суда. При этом он отсылает читателя к работе М. С. Строговича «Курс советского уголовного процесса», хотя М. С. Строгович в цитированном месте указывал лишь на то, что процессуальные отношения возникают на основании такого процессуального акта.27 Я. О. Мотовиловкер утверждает далее, что основанием «уголовно-процессуальной ответственности» является не виновное действие ответственного лица, а действия должностных лиц, ведущих процесс. Кроме того, по его мнению, «уголовно-процессуальная ответственность (в смысле обязанности претерпеть ограничения личного или имущественного характера) может быть возложена не только при достоверном, но и при вероятном (курсив наш.—В. Д.) знании»28 Это, конечно же, глубоко ошибочное положение, допускающее ответственность и при отсутствии правонарушения,  в  качестве  превентивной  меры. Дело  заклю-

25  Мотовиловкер   Я    О.   Предмет   советского   уголовного   процесса Ярославль, 1974, с. 28

26   Мотовиловкер    Я.    О.    Вопросы   теории    советского    уголовного процесса. Томск, 1971, с. 89—91.

27   Строгович М.  С.   Курс  советского  уголовного  процесса.   М., 1968, т. 1, с. 90—91.

28  Мотовиловкер Я- О   Вопросы теории советского уголовного процесса, с. 90

45

чается в том, что в данном случае автор (как и другие ученые, допускающие существование уголовно-процессуальной ответственности) смешивает такую ответственность с мерами процессуального принуждения.

Я. О. Мотовиловкер считает, что обвиняемый (наряду с иными участниками процесса) несет процессуальную ответственность «за выполнение в сфере уголовного судопроизводства обязанности, имеющей императивный характер и снабженной уголовно-процессуальной санкцией».29 В связи с этим возникает сразу несколько вопросов. Разве обязанность не есть компонент любого правового отношения? Разве предпосылкой возникновения любого правового отношения не является правовая норма? И, наконец, не любая ли правовая норма (норма, а не обязанность) снабжена санкцией?

Ответа на данные вопросы в указанных работах Я. О. Мо-товиловкера не содержится, как нет в них и самого определения уголовно-процессуальной ответственности.

Обоснованной представляется точка зрения И. С. Самощен-ко и М, X. Фарукшина о том, что процессуальной ответственности как самостоятельного вида юридической ответственности не существует.30 Приводимые Н. А. Чечиной и П. С. Элькинд примеры свидетельствуют о применении мер процессуального принуждения, но не о наличии какой-то особой процессуальной ответственности. Характерным для применения мер процессуального принуждения является не наказание, «штраф» за допущенное правонарушение, а обеспечение нормального хода процессуальной деятельности. С этой точки зрения и привод свидетеля, и изменение меры пресечения по отношению к обвиняемому, и удаление обвиняемого либо иных лиц из зала судебного заседания не являются мерами ответственности. Не вполне точным следует признать и утверждение авторов о том, что «санкции уголовно-процессуальных и гражданско-процессуальных норм могут обеспечиваться другими видами ответственности— уголовной, гражданской, административной».31 Аналогичное положение выдвигают И. С. Самощенко и М. X. Фарукшин, считая, что «процессуальные меры принуждения— это либо меры пресечения, либо меры административной ответственности (курсив наш. — В. Д.) (за нарушение порядка судебного заседания, неподчинение распоряжениям председательствующего и т. п.)».32

Действительно, процессуальные отношения, являясь видом общественных отношений, в целом ряде случаев «охраняются»

29  Там же, с. 33.

30   Самощенко И.  С,   Фарукшин М.  X.  Ответственность  по  советскому законодательству, с. 187.

31  Ч е ч и н а   Н.   А.,    Элькинд   П.   С.    Об    уголовно-процессуальной и гражданско-процессуальной ответственности, с. 35

32   Самощенко  И.   С,   Фарукшин  М.   X     Ответственность   по   советскому законодательству, с. 187.

46

соответствующими отраслями материального права (уголовного, административного и т. д.). Здесь возникает своеобразная конструкция, при которой процессуальные отношения, будучи средством реализации требований материального права, в та же время сами являются объектом охраны материального права (уголовная ответственность за дачу ложных показаний и другие преступления против правосудия, административная ответственность за нарушение общественного порядка в зале судебного заседания, гражданская ответственность за ущерб, причиненный неправильными служебными действиями должностного лица, и т. д.). Однако вряд ли можно говорить в этих случаях об обслуживании материальными отраслями процессуальных санкций (Н. А. Чечина, П. С. Элькинд), а тем более— о возможности применения мер административной ответственности в качестве мер процессуального принуждения (И. С. Са-мощенко, М. X. Фарукшин). Меры уголовной, административной и других видов ответственности применяются как непосредственный результат именно уголовного, административного и т. д. (а не процессуального) нарушения и используются в качестве санкций уголовно-правовых, административно-правовых и т. д. (а не процессуальных) норм. В этих случаях уголовное, административное и другие отрасли права выполняют свои охранительные функции по отношению к процессуальной деятельности.

Такую же ошибку допускает А. А. Филющенко. «Юридическая ответственность за уголовно-процессуальное правонарушение (курсив наш. — В. Д.), — пишет он, — может выступать в виде уголовно-правовой, административно-правовой и дисциплинарной ответственности».33 Между тем основанием уголовной, административной и т. д. ответственности может быть только уголовное, административное и т. д. правонарушение, но не нарушение уголовно-процессуальное, хотя бы такое уголовное, административное и иное материальное нарушение и имело место в ходе процессуальной деятельности.

А. А. Филющенко отмечает также наличие уголовно-процессуальных норм, нарушение которых влечет «собственно процессуальную ответственность», приводя в качестве примера ст. 57 УПК РСФСР, предусматривающую участие в деле переводчика. По его мнению, «санкция данной статьи (видимо, речь должна идти о санкции нормы, а не статьи. — В. Д.) двойственная: а) за заведомо неправильный перевод переводчик несет уголовную ответственность по ст. 181 УК РСФСР, б) за уклонение от явки или исполнения своих обязанностей он может быть подвергнут денежному штрафу в размере до 10 руб., который налагается судом в порядке, предусмотренном ст. 323 УПК РСФСР. Фактическое основание применения данной санкции — действия,

33 Ф и л ю щ е н к о А. А. Об уголовно-процессуальном принуждении. — Правоведение, 1974, № 3, с. 108—109.

47

противоречащие требованиям, изложенным в диспозиции ст. 57 УПК. Однако юридическое основание возложения ответственности— нормы, относящиеся к различным отраслям права. В первом случае это нормы уголовного права (ст. 181 УК РСФСР), а во втором — уголовно-процессуального права (ст. ст. 57, 323 УПК РСФСР)».34 В действительности же и фактическим основанием применения уголовной ответственности за заведомо неправильный перевод являются обстоятельства, указанные в диспозиции не ст. 57 УПК, а именно ст. 181 УК. Штраф же, налагаемый на переводчика, представляет собой меру административной ответственности.

Меры процессуального принуждения, правильно подчеркивает Е. М. Клюков, не могут рассматриваться в качестве разновидности какой-либо юридической ответственности, поскольку всякая юридическая ответственность является прямым следствием доказанного факта нарушения определенной нормы материального права и любая юридическая ответственность есть категория материального права.35 В то же время автор повторяет отмеченную ранее неточность в определении самого понятия ответственности. Юридическая ответственность, считает он, «есть не что иное, как определенная мера должного поведения лица за противоправное деяние».36

Применение процессуального принуждения в ряде случаев не зависит от нарушения какой-либо процессуальной нормы, лмея своим основанием даже вероятность такого нарушения. Так, изменение в отношении обвиняемого (подозреваемого) лица меры пресечения на более строгую (пример, приводившийся Н. А. Чечиной и П. С. Элькинд) может иметь место не только тогда, когда обвиняемый (подозреваемый) уже нарушил избранную ранее меру пресечения, но и тогда, когда есть основания предполагать такое нарушение. Если считать указанное изменение меры пресечения видом юридической ответственности, то придется прийти к выводу, что основанием ответственности является не только совершенное правонарушение, но и вероятность его совершения, что противоречит одному из основных принципов советского права, определяющему наступление ответственности за содеянное, но не за умысел.

Подводя итоги сказанному, следует прийти к выводу, что •ответственность в советском праве выступает инструментом материальных отраслей права, а процессуальной ответственности не существует и не может существовать. Основанием ответственности всегда является материальное правонарушение, даже если это нарушение созершено в ходе процессуальной деятельности.  Установление  и  реализация  ответственности  всегда

34  Там же, с. 109.                                   .              , '

35  К л ю к о в Е. М. Мера процессуального принуждения. Казань,  1974,

с   26—27.

36 Там же, с. 27.

48

\

требует осуществления процессуальной деятельности, однако по отношению к процессу ответственность выступает в качестве предмета процессуальной деятельности, а не ее формы.

Говоря о необходимости охраны собственно процессуальной деятельности, следует продолжить изучение вопроса об эффективности процессуальных норм и мерах их дальнейшего обеспечения. В настоящее время охрана процессуальных отношений не всегда имеет надлежащее правовое регулирование.37

В ряде научных работ отмечается высокая степень общественной опасности таких явлений, как сокрытие преступлений от учета в целях создания видимости благополучия в состоянии раскрываемости.38 Практике известны случаи привлечения к уголовной ответственности за указанные действия отдельных работников правоохранительных органов. При этом их действия квалифицируются по ст. 170 УК РСФСР (и соответствующим статьям кодексов других союзных республик). Между тем в данном случае имеет место более специальный родовой объект преступления, вследствие чего целесообразно было бы определить в законе признаки самостоятельного состава преступления, относящегося к преступлениям против правосудия (гл. 8 УК РСФСР), подобно тому как выделены в качестве отдельных составов привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 176), вынесение заведомо неправосудного приговора, решения, определения или постановления (ст. 177) и другие составы. Наличие такой специальной нормы подчеркнуло бы опасность соответствующих действий, что, несомненно, повысило бы превентивную роль закона.39 Отмечается, что действующий закон не устанавливает уголовной ответственности за вынесение заведомо незаконного постановления по уголовному делу органом дознания, следствия или прокуратуры (аналогичной ответственности судей — ст. 177) .40

В теории уголовного процесса неоднократно отмечалась необходимость дополнительного обеспечения административно-правовыми мерами требований ст. 135 УПК, предусматривающей общие основания участия понятых в производстве следственных действий, но не обеспеченной никакими мерами принуждения по отношению к лицам, уклоняющимся от выполнения своей гражданской обязанности.

37  Об     охране     процессуальной     деятельности     материально-правовыми нормами см :  С т о л м а к о в А. И. Понятие и классификация санкций норм уголовно-процессуального   права. — Правоведение,   1977,   №  3,   с.   42—44.

38  Л а р и н А.  М.  Управление расследованием  и  измерение  его  эффективности. — Советское  государство  и  право,   1979,  №   10,  с.   82—89;   Т р у-б и н Н. Проблемы укрепления законности в стадии возбуждения уголовного дела. — Социалистическая законность, 1980, № 11, с. 16—18.

33 Этот вопрос поставлен П. Пашкевичем в статье «Предусмотреть законом» (Правда, 23 янв. 1981 г.).

40 Галкин В. М Классификация уголовно-правовых норм. — Тр\ды ВИИИСЗ, 1976, вып  5, с. 146—147.

4 868                                                                                                               49

До недавнего времени пробелом закона было решение проблем гражданско-правовой ответственности органов дознания, следствия и суда в связи с осуществлением неправильных действий по отношению к отдельным гражданам. Утверждение Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. Положения о порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда,41 восполнило этот пробел.