I

Во всех работах, посвященных проблеме унификации уголовного законодательства, выдвигается учение об особого рода «международных деликтах». Для обозначения этого рода деликтов авторы обычно пользуются римским термином (delicta juris gentium-delits des gens)— преступления против международного права, «общечеловеческие» преступления и т. п. Каково конкретное содержание этой группы преступлений?

Плодовитый профессор Пелла в своей обширной монографии, посвященной проблемам унификации уголовного права, выдвигает следующее определение «международных деликтов». «Международный деликт, — говорит Пелла, — есть действие или бездействие, обложенное наказанием, провозглашенным и применяемым именем союза государств» \ Автор таким образом пользуется трафаретом формального определения, хорошо известным по многочисленным образцам действующих буржуазных уголовных кодексов. «Действие или бездействие, обложенное наказанием», — какова логическая и практическая ценность этой формулы, если задача в том и заключается, чтобы определить, какие именно деликты следует в качестве «международных» признать наказуемыми, а затем уже облагать их наказанием в порядке особой международной юрисдикции?

Столь же по существу бесплодным является определение, даваемое профессором Сальдана: по конструкции Сальдана отличительным признаком интернационального преступления оказывается его много-территориальность. Действительно «интернациональным, — по определению Сальдана,— считается деликт юридический, социологический или антропологический элементы которого рассеяны среди различных государств или рас» 2.

Здесь таким образом указан лишь внешний территориальный признак «международных деликтов»,—признак,также ничего не говорящий

г «La criminalite collective», стр. 175.

2 Academic de droit international. Recueil de cours, Saldana, „La justice penale internationale, 1925 r.

18

о содержании самых этих деликтов. Наконец, на Пражском пенитенциарном конгрессе в 1930 г. Шарль Рафаэль 1 дал перечень деликтов, подлежащих, по его мнению, отнесению к категории «интернациональных»,—перечень, который фактически исчерпал всю особенную часть уголовного кодекса. Достаточно отметить, что к числу «интернациональных» преступлений Рафаэль отнес, наряду с кражей, убийством, поджогом, банкротством и т. п., и бигамию и кастрацию. Такой путь, естественно, так же мало помогает уяснению природы так называемых «интернациональных» деликтов, как и приведенные выше формальные определения.

При этих условиях, когда сторонники унификационного движения беспомощны определить содержание выдвигаемых ими интернациональных преступлений, нет надобности и нет возможности вместо них отыскивать отличительные признаки этой интернациональной преступности. Более целесообразным кажется другой путь: рассмотрение того, какими вопросами конкретно занимались конференции по унификации уголовного законодательства, какие преступления на этих конференциях фигурировали в роли «интернациональных».

Среди проблем, привлекавших внимание организаторов унификационного движения, вначале заметную роль играла борьба с военной агрессией. Многие авторы рассматривали действия нападающей стороны как бесспорные международные преступления, требующие специальных санкций в порядке интернациональной юрисдикции.

Так, профессор Политис выделяет особую группу преступлений войны и преступлений родственных, совершение которых создает опасность для мира2. Профессор Пелла дает подробный перечень подобных военных деликтов международного характера. Сюда Пелла относит: ведение агрессивной войны, нарушение демилитаризованных зон, отказ подчиниться решению авторитетной международной инстанции, объявление мобилизации, маневры, имеющие целью демонстрировать готовность к войне, угрозу агрессивными действиями, вмешательство одного государства в осуществление суверенных прав другим государством и др.

Таким образом здесь в сфере военной агрессии намечался целый ряд преступлений, имеющих интернациональный характер, преступлений, для борьбы с которыми унификаторы звали на помощь уголовный закон. Вопрос этот заслуживает серьезного внимания.

Военная агрессия является огромным, неивмеримым по последствиям злом, грозящим смертью и разорением миллионам трудящихся. Между тем опасность военной агрессии отнюдь не исключается. Капиталистический мир лихорадочно всемерно вооружается.

При этих условиях каждое мероприятие, каждый шаг, способный отдалить или ослабить опасность войны, заслуживают положительной оценки. Поэтому в борьбе за мир, которую неуклонно с величайшей энергией и величайшим искусством ведет Советский союз, можно было бы приветствовать и миротворческую роль уголовного закона.

1  Actes du congres pen. et penit.  intern., II, стр. 154, 1930 г.

2 «Revue penal Suisse» 1926 г., № 2—3, стр. 375,

2«                                                                                                                                                  19

Однако охотно останавливаясь в своих теоретических выступлениях на военной агрессии как интернациональном преступлении, унификаторы на своих конференциях отвели этой центральной, казалось бы, проблеме весьма скромное место. Об этом свидетельствуют факты.

На первой конференции в 1927 г. в Варшаве проф. Раппопорт выступил от имени польской делегации с предложением о разработке проекта уголовной ответственности за пропаганду агрессивной войны. Таким образом был продемонстрирован интерес унификаторов к проблеме военной опасности. На деле однако ничего предпринято не было: без всяких дебатов предложение было сдано в комиссию. Прошел год, собралась вторая конференция в Риме, а комиссия еще не удосужилась представить свои заключения. Через три года на третьей конференции в Брюсселе в 1930 г. по докладу проф. Сальдана принимается резолюция в несколько строк о наказуемости пропаганды агрессивной войны: «Кто ведет пропаганду с целью публичного призыва к агрессивной войне, подлежит наказанию. Это наказание применяется лишь в том случае, если подобная же норма существует в стране, против которой был направлен призыв к войне». На 4-й и 5-й конференциях о военных деликтах снова совершенно не упоминается1.

Следовательно, проблемой военной агрессии унификационные конференции на деле почти не занимались. Более того, начав говорить о борьбе с военной опасностью накануне Варшавской конференции 1927 г. и приняв в Брюсселе в 1930 г. приведенную выше резолюцию, инициаторы совершенно перестали заниматься агрессией именно в последние годы, когда опасность военных конфликтов нарастала и нарастает с каждым днем.

Введение Германией односторонним актом вопреки части пятой Версальского договора всеобщей воинской повинности довело опасность военных конфликтов до крайнего напряжения.

«Было бы детской иллюзией думать, — справедливо писали «Известия»2,—что Германия, создав вооружения, превосходящие французские, после этого оденет парадный мундир и пойдет гулять, упиваясь возможностью побрякивать саблей, устраивать военные парады и кричать «хейль!». Германия переживает тягчайший экономический кризис. Ее внешняя торговля катится вниз. Ее золотой запас исчерпан. Она вооружается с помощью финансовых манипуляций, которые при росте экономических затруднений могут привести к банковской панике и к панике среди вкладчиков сберегательных касс. Поэтому она спешит, и не подлежит никакому сомнению, что темпы германских вооружений, решительность, с которой Берлин отбрасывает все дипломатические условности, являются симптомом того, что Германия готовится к действиям».

1  Если не считать упоминания о военной агрессии  в приветственной речи Пела («Actes» 4-й конференции стр. 91)-

2 «Известия» 18 марта 1935 г.

20

Германия начала подготовку к этим действиям с первого дня прихода к власти фашистов. Очевидно, для некоторых «ведущих» участников унификационного движения, например, для союзницы Германии — Польши, проповедь пацифизма, ранее являвшаяся для нее формой борьбы за сохранение выгод Версальского договора, ныне оказывается трудно совместимой с ее собственной внешней политикой.

О глубине политического анализа причин военных столкновений, даваемого инициаторами унификационного движения, можно судить по следующим рассуждениям проф. Пелла: «Агрессивные войны, — говорит он, — рассматриваемые в качестве интернациональных преступлений, должны изучаться с точки зрения кол лекивной психологии», ибо, — поясняет автор — «многие интернациональные преступления имеют своим источником агрессивный дух нации, который передается народу из рода в род».

Вооруженные подобной аргументацией и почти не занимаясь на конференциях военными деликтами, унификаторы никого, конечно, не убедят в том, что борьба с военной агрессией — источник унификационного движения 1.

Таким образом можно с полным основанием установить и другое положение: не общеуголовная преступность и не борьба с военной агрессией легли в основу широко развернувшегося унификационного движения. Чем же на деле занимались спешно созывавшиеся конференции по унификации уголовного законодательства капиталистических стран?