ГЛАВА 1 СЫСК В ПЕРИОД КИЕВСКОЙ РУСИ И ФЕОДАЛЬНОЙ РАЗДРОБЛЕННОСТИ (K-XIV вв.)

В период раннефеодального государства на Руси не было ни специализированных органов розыска преступников, ни специальных учреждений охраны правопорядка. Существовавшие государственные институты по характеру своей деятельности были полифункциональны. Защита правопорядка возлагалась на князя, его дружину, ты-сяцкого, наместников и волостелей, вотчинников и крестьянскую общину или городское общество в целом, жизнь которых строилась на принципах круговой поруки. Причины названного обстоятельства заключались в достаточно невысоком уровне экономического развития киевского общества, низком уровне преступности и отсутствии понимания преступления как явления несущего угрозу всему обществу. Достаточно напомнить, что в данный период времени даже противоправное действие в отношении князя характеризовалось термином ''обида".

Тем не менее преступность как социальное явление было присуще уже древнерусскому обществу, о чем свидетельствуют дошедшие до нас первые законодательные акты Киевского государства, в которых оно закрепило принципы защиты личных и имущественных прав своих подданных. Первые упоминания о необходимости обеспечения безопасности личности и имущества содержатся в договорах с Византией киевских князей Олега (911 г.) и Игоря (944 г.) и в "Русской правде". В этих же нормативных документах зафиксированы и особенности розыска преступников. Поскольку государство было еще достаточно слабым и процесс специализации его учреждений только начинался, то естественно, что еще некоторое время оно вынуждено было использовать механизмы родового строя. Иными словами розыск преступников возлагался в первую очередь на потерпевшего и его родственников. Так, статья 4 договора 911 г. (соответствующая статье 13 договора 944 г.) в части об убийстве славянина греком устанавливала: "... да держим будет створивый убийство от ближних убьснаго. да убьют и...".9 Аналогичное требование о розыске содержится и в другой статье, которая предусматривает возможность возмещения компенсации за убийство из имущества скрывшегося убийцы. Если же убийца оказывался неимущим, то родственники имели право его разыскать и предать смерти.

Более подробное правовое регламентирование розыска преступников нашло отражение в Русской Правде. Первый письменный свод древнерусского законодательства установил две основные формы розыска: "свод" и "гонение следа".

^Началу розыска предшествовала процедура "заклича", то есть публичного объявления потерпевшим о преступлении в местах скопления народа (чаще всего "на торгу"уПравовые последствия для похитителя могли возникнуть только после подобного заявления. Розыск преступника возлагался на потерпевшего. Статья 34 Пространной редакции Русской Правды говорит так: "Аче кто конь погубить, или оружье, или порт, а заповесть на торгу, а после познаеть в своем городе, свое ему лицем взята, а за обиду платити ему 3 гривны".'°

На современном языке это предписание гласит примерно следующее: если у кого-то пропадет конь, оружие или одежда и он заявит о том "на торгу", а после опознает пропавшее у кого-либо из своей городской общины (или же в своем "миру"), то может отобрать свое, а тот, у кого вещь отобрана, должен уплатить пострадавшему штраф в три гривны "за обид»'".

Данная норма предусматривает, так сказать, оптимальный вариант розыска: обворованный сделал "заклич" и обнаружил свою вещь у вора. Но возможна была и ситуация, когда человек, у которого потерпевший обнаружил свою вещь, утверждал, что приобрел ее законно у третьего лица. В таком случае начиналась процедура "свода" и Русская Правда предписывала новому владельцу вещи не выдавать ее пострадавшему, а идти вместе с ним к тому, у кого она приобретена. Если же и этот человек утверждал, что обнаруженное у него имущество приобретено законным путем, "свод" продолжался уже всеми заинтересованными лицами. И так до тех пор, пока он не выводил на того, кто не мог доказать, что разыскиваемое имущество попало к нему на законных основаниях. Тогда этот человек признавался вором и обязан был возместить ущерб и уплатить штраф "за обиду". Таким образом, "свод" представлял из себя инициативный розыск потерпевшим вероятного преступника путем организации очной ставки. "Свод" применялся, как правило, при установлении виновного в краже и розыске украденных вещей.

Русская Правда определяла особенности проведения "свода" в тех случаях, когда он переходил на территорию другой общины, за пределы города, где проживал пострадавший, и даже за границу кня

жества. Так, если "свод" переходил на территорию другой общины. то потерпевший вел его только до третьего ответчика и, взыскав с него стоимость похищенной вещи (имущества), предоставлял уже том}7 право вести "свод" до конца. По общему правилу "свод" не должен был выходить за границы своего княжества или града. Если же ответчик ссылался на покупку обнаруженного у него разыскиваемого имущества у неизвестного лица или подданного другого княжества, то должен был подтвердить данный факт показаниями не менее двух свидетелей или сборщика торговых пошлин (мытника). В таком случае похищенное все же передавалось собственнику, а он, сохранив доброе имя, освобождался от наказания, но, потеряв деньги, приобретал право иска в случае, если обнаружит лицо, продавшее ему украденную вещь. В отличие от розыска вещей материального мира, в случае похищения холопов розыск не ограничивался никакими условиями, а должен был продолжаться до конца, до выявления похитителя. Таким образом, в основе процедуры "свода" лежал принцип профилактики воровства, то есть запрета на покупку имущества у неизвестных лиц, иначе покупатель мог сам оказаться в положении преступника или потерять деньги.

Другой формой досудебных отношений между потерпевшим и обидчиком, подозреваемым в причинении вреда, было ^гонение следа". Оно заключалось в розыске потерпевшим преступника, скрывшегося с места происшествия, по оставленным следам^ "А не будеть ли татя, то по следу женуть; аже не будеть следа ли к селу или к товару- а не отсочять от собе следа, ни едуть на след или отбьтся, то тем платити татбу и продажю; а след гнати с чюжими людми а с послухи; аже погубять след на гостиньце на велице, а села не будеть, или на пусте, кде же не будеть ни села, ни людии, то не платити ни продажи, ни татбы" (ст. 77 Русской Правды)."

В данном случае закон исходит из предположения, что там, куда приводил след. и находится преступник. Если след терялся на большой дороге или в пустой степи, где не было никакого жилья, розыски прекращались. Но если следы приводили в ту или иную общину (вервь), то на нее ложилась обязанность оказать содействие розыску преступника. При этом перед общиной возникало три альтернативы. Во-первых, она могла "отсочить" от себя след, то есть указать, что следы \'ходят за территорию общины, и тогда преследователи должны были продолжать поиск в другом месте. Во-вторых, помочь найти

преступника внутри своего общества и выдать его. И в-третьих, община могла отказаться от поиска преступника по каким-либо причинам. но в этом случае в соответствии с принципом круговой поруки она должна была выплатить "татьбу и продажи)" или "дикую виру" -различные виды штрафов, определявшиеся в зависимости от вида совершенного преступления. Таким образом, в основе "гонения следа" лежал принцип круговой поруки, который заставлял жителей Киевской Руси внимательно относиться к соседям, чтобы не платить за их преступления уголовные штрафы.

"Свод" и "гонение следа" были первыми процессуальными формами досудебной подготовки дела о причинении вреда преступлением и сыска виновного, узаконенными государством на территории Древней Руси. Но поскольку они выросли из методов разрешения конфликтов поры родоплеменных отношений, то несли в себе их особенности. В частности, бремя розыска преступника и доказывают его вины ложились на пострадавшего, а когда он физически не имел такой возможности (был убит или тяжело ранен) - на его родственников . Такой порядок выяснения отношений между потерпевшим и при-чинителем вреда получил название частно-искового, состязательного или обвинительного.

Он был свойственен временам, когда преступление не рассматривалось еще как общественно опасное деяние, а борьба с ним считалась частным делом самого пострадавшего и его родственников. От их личного усмотрения зависело, начинать или не начинать в каждом конкретном случае преследование вероятного преступника, искать его, если он скрылся, либо не связываться с этим делом. Отсюда и название такого процесса разрешения споров - обвинительный, частно-исковой. Пострадавший выступал в данном случае не только в роли инициатора возбуждения уголовного процесса против причинителя вреда, но и сыщика, осуществляющего его розыск.

Конечно, это не означало, что органы княжеской администрации не участвовали в розыске уголовных преступников. Но если в делах частного обвинения государство выступало, главным образом, в роли арбитра в споре сторон, то тогда, когда затрагивались интересы государства, княжеской власти, привилегированных слоев общества или в случае неординарных преступлений, государство применяло активные формы розыска преступников.

Как известно из рассказа летописца, еще князь Владимир Святославович, после того как участились разбойные нападения в районе Киева, по совету епископов ввел смертную казнь. (Очевидно, количество разбоев настолько потрясло воображение современников, что этот факт был зафиксирован не только в летописях, но и в народном былинном эпосе, где появилась фигура Соловья-разбойника). Несомненно, в подобных случаях розыск преступников не мог не проводиться без активного участия княжеских людей. Обратная замена по фискальным соображениям смертной казни по настоянию бояр Владимира денежными вирами, идущими в княжескую казну, не упраздняла сама по себе розыскные действия власти, заинтересованной в раскрытии преступления.

Источники не сохранили указаний на формы этого, вероятно, примитивного розыска. Но существование его по делам, затрагивающим интересы власти, несомненно. Один из примеров такого розыска приводится в летописном рассказе под 1071 г., повествующим об осуществлении воеводой Яном Вышатичем по княжескому повелению розыска и расследования дела белозерских волхвов-смердов, повинных в ритуальных убийствах женщин.

По мере развития феодального общества на Руси и вытеснения родоплеменных отношений, роста имущественного неравенства людей и углубления их социального расслоения все более усиливается роль государственного регулирования отношений пострадавшего от неправомерных действий и виновного в таких деяниях. Потребовалось время, и немалое, прежде чем твердо сформировался взгляд на преступление как деяние опасное не только для того, против кого оно непосредственно направлено, но и для всего общества. В соответствии с этим изменяется и законодательство, оно приспосабливается к новым социально-экономическим условиям развития российского общества.

Государство все активнее берет на себя функцию преследования преступников, их розыска и наказания. Обвинительный, частно-исковой процесс разрешения уголовных дел постепенно начинает вытесняться новой формой разбирательства преступлений - розыскной или инквизиционной.

Правда, длительное время обе эти формы разрешения конфликтов сосуществовали параллельно. Более того, элементы древнего обвинительного порядка разрешения споров мы можем встретить и в современном уголовно-процессуальном законодательстве. Это так называемые дела частного обвинения, которые начинаются только по заявлению потерпевшего.

В условиях укрепления государственности на Руси право на личную расправу потерпевшего над преступником постепенно вытесняется переходом полицейских функций в руки князя, по поручению которого отдельные его слуги проводили расследование по делам о совершенных преступлениях. Чаще всего расследование таких дел поручалось княжеским вирникам, мечникам, писцам, тиунам. В их пользу были установлены особые пошлины, а в период расследования они получали довольствие и содержание (кормление) от жителей той местности, где проводили розыскные и иные действия.

Однако в период феодальной раздробленности правоохранительная функция, которая в предшествующую эпоху развивалась по пути централизации в руках государства, начинает теперь распадаться. Причем ее дробление осуществляется не только в соответствии с образованием новых самостоятельных княжеств, но и путем передачи крупным земельным собственникам права на "суд и расправу". Поэтому для данной эпохи характерно существование, наряду с княжеской властью, широкой вотчинной власти бояр-землевладельцев, монастырей и церкви. Княжеские грамоты, по которым боярам и монастырям "жаловались" государственные земли с проживающими на них крестьянами, наделяли вотчинников большими владельческими правами: устанавливать и взимать пошлины, подати и другие повинности в свою пользу; разбирать различные тяжбы находящихся под их властью людей, вершить над ними суд. К примеру, согласно жалованной грамоте великого князя Дмитрия Донского, Троице-Сергиев монастырь. имевший к концу XIV века огромные вотчины в ряде уездов Московского княжества, получил право суда над его людьми по всем делам, кроме душегубства. "А в разбое и в татьбе их бояре мои не судят; будет дело ино, их велит кому Сергей судити", - говорилось в грамоте. Дмитровский удельный князь Василий в 1446 г. выдал жалованную грамоту7 некой "чернице" Анне Федоровой, которая имела вотчину в Дмитровском уезде, на право судить своих людей или "кому она прикажет" во всех делах, кроме "душегубства".12

Таким образом, бояре и монастырские владыки осуществляли расследование дел, связанных с преступлениями, а также суд над виновными лично либо через своих приближенных, приказчиков, которым они "велят" или "прикажут" чинить расправу над подвластными людьми. 12

На государственных землях верховным правителем и вершителем всех дел был князь. По мере усложнения общественной жизни, расширения хозяйственных связей единовластное управление государственными делами для князя становилось все сложнее. В этих условиях складывалась объективная необходимость организации княжеской администрации в центре и на местах, которая сосредоточивала бы в своих руках рычаги управления и принуждения.

Местная княжеская администрация формировалась сообразно делению земель на уезды и волости. В уездном городе управлял княжеский наместник, административная власть которого распространялась и на близлежащие к городу волости. На остальной территории княжества в главных селах волостей действовали княжеские волостели с аналогичными судебными и другими административными функциями. Дополняли княжескую администрацию органы местного крестьянского и городского самоуправления.

При каждом наместнике и волостеле имелся свой "административный аппарат" в лице тиунов, доводчиков и праветчиков. Между ними "служебные" обязанности были четко распределены. Тиуны по поручению наместников и волостелей производили суд. Доводчики призывали к суду обвиняемых, ответчиков и обвинителей, истцов. Праветчики "правили", собирали государственные налоги, выплаты по кабалам с закабаленных тягловых людей, а также взимали деньги по судебным решениям.

Поскольку административные органы как княжеской власти, так и власти бояр-вотчинников и монастырей не были отделены от судебных, процедура расследования уголовных дел и суда над преступниками проводилась одними и теми же органами. Можно сказать применительно к современным понятиям, что наместники и волостели со своим аппаратом осуществляли полицейско-судебные функции. Они вели расследование по уголовным делам, при необходимости осуществляли розыск виновных и производили суд над ними.

Во второй половине XIV-XV вв. происходит интенсивное расширение феодальных владений - боярских и монастырских. И не только в результате пожалований великих князей, но и вследствие открытых захватов общинных, волостных угодий. Одновременно усиливается феодальная эксплуатация, ведущая к дальнейшему разорению крестьянства, ограничению и закабалению земледельцев, что, естественно, вызывало массовый протест населения.

Летописи тех лет рассказывают о различных бунтах, многочисленных фактах разбоев, душегубств, других преступлениях, направленных против феодалов и их наместников, тиунов, приказчиков. Феодальная власть отвечала на выступление народа усилением наказания за преступные деяния и укреплением основ розыскного процесса.

Одним из конкретных проявлений этой тенденции стало законодательное возложение на органы крестьянского управления розыскной функции и включение их в состав административно-полицейского аппарата государства. Двинская грамота (1397 г.) обязывала сотников, пятидесятников и десятников "беречь накрепко, чтобы не было у них татей, и разбойников, и корчем, и ябетников, и подписчиков и всяких лихих людей".1Э

Одновременно государство сохраняет и круговую поруку, то есть установление коллективной ответственности за преступления, которые были направлены против интересов господствующих классов. Суть этой формы уголовного процесса сводилась к тому, что ответственность за нераскрытое преступление возлагалась на общину, погост, стан. в пределах которых оно было совершено. Так, Белозерская уставная грамота 1483 г. ответственность за душегубство, совершенное в Белоозере, возлагала на всех жителей посада, а совершенное на территории белозерских станов и волостей - на проживавших там крестьян.

Таким образом, в период возникновения, формирования и укрепления Древнерусского государства розыск преступников долгое время являлся обязанностью населения или возлагался на землевладельцев-вотчинников. Государство, еще не имея специальных органов охраны правопорядка, осуществляло розыск только в исключительных случаях, когда преступление угрожало основам социального порядка и не могло быть обезврежено силами местного населения.