Глава 3. ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ МЕЖДУ ПРОТИВОПРАВНЫМИ ДЕЙСТВИЯМИ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯМИ

Объективная причинная связь между противоправным действием и его последствием является третьим обязательным элементом состава гражданского правонарушения. Это же можно сказать, конечно, об уголовных, административных и иных правонарушениях. Поскольку, однако, общая теория советского права до последнего времени не поставила и не разрешила проблемы причинности в праве в целом (мы имеем в виду причинность, как объективное основание ответственности за совершение любых правонарушений), то разработкой данной проблемы занимаются конкретные дисциплины советского социалистического права 1. Наибольшие успехи в этом направлении достигнуты наукой советского уголовного права, представители

мые и косвенные свойственно буржуазному праву и принципиально чуждо советскому.

Проблема причинной связи между противоправным действием и вредным результатом, поскольку она касается деления убытков на прямые и косвенные, одинаково интересует как советское, так и буржуазное право, так как без разрешения этой проблемы невозможно определение пределов гражданской ответственности. Разница только в том, что буржуазное гражданское право решает проблему причинной связи идеалистически, в то время как советское гражданское право к разрешению этой проблемы подходит с материалистических позиций.

Своеобразную точку зрения по вопросу о разграничении убытков на прямые и косвенные высказал Л. А. Лунц (И. Б. Н о в и ц к и и, Л. А. Лун ц, Общее учение об обязательстве, М., 1950, стр. 272—273). На ней мы остановимся ниже.

1 Учебник теории государства и права, изд. Академии наук СССР, 1949 г., как и отдельные работы советских юристов по теории права, не освещают этого вопроса.

которой посвятили проблеме причинной связи специальные исследования '.

Что же касается науки советского гражданского права, то здесь только начато изучение данной проблемы. Она ждет всесторонней разработки. Мы не ставим себе такой задачи, однако не можем не сделать нескольких критических замечаний по поводу распространенных в нашей литературе мнений о причинной связи и попытаться положительно разрешить эту проблему в той мере, в какой она касается разбираемого нами вопроса о вине как основании гражданско-правовой ответственности.

Вопрос о том, является ли причинная связь между противоправным действием и вредным результатом этого действия одним из необходимых оснований гражданско-правовой ответственности или не является, т. е. служит ли причинная связь непременным элементом состава гражданского правонарушения или не служит, сам по себе не вызывает сомнений и разрешается в нашей литературе положительно. Без связи между противоправным действием как причиной и вредным результатом этого действия как следствием гражданских правонарушений не бывает2.

В большом количестве случаев вопрос о причинной связи не возникает перед судом, так как эта связь между действием и результатом часто оказывается очевидной. Так, например, если всадник сбивает прохожего и причиняет ему увечье, то

1 См. Н. Д. Д у р м а н о в, Общие основания учения о причинной связи в уголовном праве, сб. «Вопросы уголовного права», вып. 1, М., 1945;

М. Д. Шаргородский, Причинная связь в уголовном праве, Ученые труды ВИЮН, вып. X, М., 1947; А. А. Пионтковский, Проблема причинной связи в праве, Ученые записки ВИЮН и ВЮА, М.., 1949; Т. Л. Сергеева, Вопросы причинной связи в судебной практике по уголовным делам Верховного суда СССР, жур. «Советское государство и право», 1950, № 3, стр. 26—37; В. Н. Кудрявцев, К вопросу о причинной связи в уголовном праве, жур. «Советское государство и право», 1950, № 1, стр. 37—44; А. Н. Т р а и н и н, Состав преступления по советскому уголовному праву, М., 1951, стр. 100—125.

2 Исключением могут служить лишь «безвредные» правонарушения. Они встречаются, главным образом, при нарушениях договора поставки, когда неисполнение договора (недопоставка товара) не влечет за собой достаточно ощутимых для покупателя убытков, однако, несмотря на это. поставщик очень часто все же не освобождается от ответственности за нарушение договора и обязывается к уплате штрафа за недопоставку. В этих случаях правонарушение неаккуратного поставщика будет состоять не из четырех (как обычно) элементов, а только из двух — противоправного нарушения договора и вины нарушителя. В таких случаях, естественно, нет надобности выяснять наличие причинной связи между нарушением договора и убытками, ибо их нет. Нельзя не отметить, однако, что случаи подобного рода практически часто имеют место тогда, когда контрагент, желая избежать трудного процесса доказывания убытков, идет по более легкому пути и взыскивает штраф, каковой обязана уплатить другая сторона независимо от наличия убытков.

причинная связь между действием и вредом здесь настолько ясна, что наличие ее обычно никем не оспаривается. Вопрос о причинной связи разрешается здесь сам по себе.

Значительную трудность составляет разрешение этого вопроса в том случае, когда вред вызывается действием не одного какого-либо определенного лица, а действием целого ряда других фактов и обстоятельств, которые усложняют данный случай. Так, в приведенном выше примере, увечье прохожего может усложниться такими объективными и субъективными обстоятельствами, как: темная яочь, ехавший на лошади вынужден был спешить, так как преследовал преступника; потерпевший был пьян и не слышал окриков ехавшего; лошадь понесла, так как испугалась внезапного выстрела; стоявший рядом человек толкнул потерпевшего или потерпевший упал сам, так как была гололедица; последствия увечья отразились на трудоспособности потерпевшего не сразу, а через год и т. д. Такие и подобные им запутанные обстоятельства часто приходится разбирать суду ).

Каковы же пути правильного разрешения вопроса о причинной связи в гражданском праве? Где те критерии, при помощи которых мы могли бы с уверенностью решить вопрос о наличии либо отсутствии причинной связи между действием данного лица и наступившим ущербом в каждом конкретном случае?

Для науки советского гражданского права не представляет сомнений, что единственно правильное решение вопроса о причинной связи возможно только на базе марксистско-ленинских положений о причинности как объективной реальности. Дело, однако, не ограничивается тем, чтобы признать это основное и исходное положение материалистической философии о причинности. Задача советских юристов состоит в том, чтобы практи-

1 На необходимость тщательного установления причинной связи между действием и ущербом неоднократно указывали наши высшие судебные органы (см. постановление Пленума Верховного суда СССР от 14 августа 1942 г. «О судебной практике по гражданским колхозным делам», Сб. действующих постановлений Пленума и директивных писем Верховного суда СССР' 1924—1944 гг., М., 1946, стр. 170; постановление Пленума Верховного суда СССР от 10 июня 1943 г. «О судебной практике по искам из причинения вреда», там же, стр. 175).

Подобные указания содержатся также в многочисленных определениях Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР. Так, например, в определении Коллегии по делу конторы Заготконь с отделением Госбанка сказано: «Банк несет имущественную ответственность за неправильные действия своих служащих, если между неправильными действиями работников банка и убытком имеется причинная связь» («Судебная практика Верховного суда СССР», 1944, № 1, стр. 17). См. также инструктивное письмо Госарбитража при СНК СССР от 8 апреля 1944 г. «О рассмотрении имущественных споров, связанных с недостачами продукции при поставке и транспортировке», «Арбитраж в советском хозяйстве», М., 1949. стр. 229—230.

чески распространить это положение на правовые отношения людей и, в частности, на отношения в гражданском праве.

К чему сводятся основные положения марксистской философии о причинности в природе и обществе? Как распространить эти положения на область гражданских правонарушений?

В литературе по советскому гражданскому праву по вопросу о причинности высказано несколько мнений, однако некоторые из 'них являются глубоко ошибочными. К последним, несомненно, относится идеалистическая концепция адэкватной причинной связи, имевшая у нас большое распространение.

А. А. Пионтковский, делая заслуженный упрек нашим цивилистам в признании этой концепции, с полным основанием пишет: «Если мы откроем учебник гражданского права, и первое, и второе издания 1, то найдем там в параграфе о причинной связи ряд ценных цитат из Маркса и Ленина о причинности, но дальше спокойно излагается,— в первом издании достаточно развернуто, а во втором издании умышленно свернуто — так называемая «адэкватная» теория причинности в праве, которая... является в своей основе идеалистической теорией причинной связи»2.

Нельзя не признать, что адэкватная теория долгое время была действительно господствующей в литературе по советскому гражданскому праву3. Нельзя не отметить также, что и в литературе по советскому уголовному праву значительный период господствовала не менее вредная теория причинной связи, покоящаяся на принципе сопсИНо зше циа поп.

В чем существо этих теорий и почему они не приемлемы для науки советского права?

Марксизм учит, что природа и общество должны рассматриваться не как случайное и хаотическое скопление предметов и явлений, изолированных и независимых друг от друга, а как связное, единое целое, где предметы и явления органически связаны, зависят друг от друга и обусловливают друг друга. Ни одно событие в природе и обществе не может быть понято и объяснено, если взять его в изолированном виде, вне связи с окружающими явлениями, с окружающими условиями. И наоборот, любое событие может быть понято и обосновано, -если оно рассматривается в его неразрывной связи с окружающими

* Имеются в виду учебники по гражданскому праву ВИЮН, 1938, (стр. 395—398) и 1944 (стр. 326—328), автором соответствующих разделов которых был М. М. Агарков.

2 А. А. Пионтковский, Проблема причинной связи в праве «Ученые записки ВИЮН и ВЮА», 1949, стр. 72.

3 Говоря о причинности как об одном из основании договорной ответственности, мы также стояли, по существу, на позициях теории адэкватной причинной связи в работах: Виды договорных убытков, Ученые записки юрфака Киевского госуниверситета, № 1, 1940, стр. 85; К вопросу о вине как основании договорной ответственности, там же, вып. II, 1948, стр. 134.

явлениями, в его обусловленности от окружающих его явлений '.

Устанавливая взаимосвязь и обусловленность одних явлений от других, мы всегда обнаруживаем взаимодействие между отдельными явлениями: одно явление неизбежно вызывает другое, за одним явлением непременно следует другое, причем следует именно в таком порядке, что без первого никак не может появиться второе. С точки зрения марксизма, взаимодействие явлений носит закономерный характер. Одной из сторон этой универсальной закономерности является причинность, т. е. последовательность и зависимость одних явлений от других. В этом смысле всякое явление обязательно имеет свою причину, равно как всякая причина обязательно порождает определенное следствие. Отсюда причиной будет такое явление, которое вызывает другое и предшествует ему, а следствием — такое явление, которое следует за причиной и является ее результатом. Таким образом, понятие причинности как последовательности и зависимости одних явлений от других не характеризует еще всей полноты универсального взаимодействия между явлениями. «Каузальность, обычно нами понимаемая,— писал В. И. Ленин, — есть лишь малая частичка всемирной связи, но (материалистическое добавление) частичка несубъективной, а объективно реальной связи»2. Таково гениальное ленинское определение одной из основных философских категорий: причинность есть объективная реальность, существующая в природе независимо от нашего сознания.

Это положение марксизма-ленинизма о причинности имеет прямое отношение к разбираемому нами вопросу. Однако абстрактно, вне связи с конкретными правовыми отношениями как специфическими (надстроечными) общественными отношениями, оно еще не вскрывает всей остроты проблемы причинности в праве. Советское социалистическое право регулирует общественные отношения особыми, только ему одному присущими, методами воздействия иа людей. Суд и арбитраж имеют дело с отдельными случаями, «вырванными» из общей взаимосвязи с другими явлениями в природе и обществе. Рассматривая эти случаи, они .выделяют из общей взаимосвязи явлений только два факта: противоправное действие и вредный результат. Устанавливая причинную связь между этими фактами, судебноарбитражные органы учитывают при этом, что «человеческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь приблизительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны одного единого мирового прсхцеоса» 3.

См. Историю Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс, ОГИЗ, 1945, стр. 101.

2 В. И. Ленин, Философские тетради, 1947, стр. 136. * В. И. Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, М., 1950, стр. 139.

Это и понятно. Юриста не интересует и практически не может интересовать (когда он имеет дело с совершенно конкретным действием и результатом) универсальное взаимодействие отдельного случая со всем миром в целом.

Если к противоправному действию и вредному результату подходить с точки зрения «единого мирового процесса», то они оказываются связанными между собой не одной, точно определенной причиной, а бесчисленным множеством причин и следствий, которые постоянно меняются местами. Между тем, судья и арбитр, разрешая конкретное дело, могут и должны абстрагироваться от этого множества причин и следствий, всегда несколько упростить объективную связь явлений и при всем этом установить взаимную обусловленность действия и результата '. Это не значит, что причинность в праве приобретает такие формы, которые качественно отличают ее от причинности в философии. Материалистическая философия трактует причинность как объективную реальность и говорит о приблизительно верном отражении этой реальности 'в сознании людей. Юристы упрощают такую объективно реальную связь явлений, но это не означает, что, упрощая ее, они отходят от позиций философского 'материализма. Суд и арбитраж в процессе всей своей деятельности, на основании своего жизненного опыта и тщательного изучения обстоятельств дела, производят своеобразную «проверку причинности», находят «доказательства причин ности», создают определенное «представление о' причинности», т. е. «представление о том, что одно движение есть причина другого» 2. Рассматривая конкретный жизненный случай и устанавливая его причинную обусловленность, суд и арбитраж (ограничивая рамки своего исследования) имеют в виду лишь существенные обстоятельства и, отвлекаясь от несущественных, отбрасывают их, если они не способствуют установлению объективной истины 3.

' Говоря о задаче научного исследования отдельных, частных явлений, Энгельс замечал: «Чтобы познавать отдельные стороны (частности), мы вынуждены вырывать их из их естественной или исторической связи и исследовать каждую в отдельности по ее свойствам, по ее особым причинам и следствиям и т. д.» («Анти-Дюринг», М., 1950, стр. 20—21).

2 Ф. Энгельс, Диалектика природы. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 405.

3 В одном из определений Верховного суда СССР записано: «Таким образом, не установлено никакой связи между действием осужденных и смертью Ованесова, и в их действиях отсутствует состав преступления» (Дело Геворкяна и Барсегяна, Сб. постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1938—1939 гг., М„ 1940, стр. 106). Совершенно очевидно, что, говоря о том, что в данном случае «не установлено никакой связи», Верховный суд имеет в виду существенную причинную связь между действиями и результатом, т. е. понимает эту связь в общепринятом правовом смысле, а не в смысле «универсального взаимодействия» всех явлений в природе и в обществе. В этом же смысле наши судебные органы иногда говорят о «непосредственной» причинной связи, имея в виду существенную причинную связь. См., например, Инструктив-

Если предприятие поставило некомплектную машину и причинило этим ущерб покупателю, то, разбирая этот случай с точки зрения причинности, суд (арбитраж) из общей цепи явлений может принять во внимание только два звена: поставку некомплектной машины как причину и ущерб как следствие этой поставки, оставляя без рассмотрения 'множество других фактов, как предшествующих, так и последующих (например, почему оказались недопоставленными именно данные детали машины, а не другие, почему поставка некомплектной машины вызвала данный ущерб, а не иной и т. д.). Это, конечно, ограничивает исследование полного взаимодействия данного факта с другими явлениями, но это ограничение не препятствует установлению истины.

Основные философские направления решают проблему причинности по-разному. Идеалисты рассматривают причинность как субъективную категорию, как нечто присущее только нашему сознанию и привносимое 'в явления природы и общества при помощи логики 1. Материалисты рассматривают причинность как объективно реальную категорию, отраженную в нашем сознании. В. И. Ленин писал: «...субъективистская линия в вопросе о причинности, выведение порядка и необходимости природы не из внешнего объективного мира, а из сознания, из разума, из логики, и т. п. не только отрывает человеческий разум от природы, не только противопоставляет первый второй, но делает природу частью разума, вместо того, чтобы разум считать частичкой природы. Субъективистская линия в вопросе о причинности есть философский идеализм... Признание объективной закономерности природы и приблизительно верного отражения этой закономерности в голове человека есть материализм» 2.

Решая проблему причинности в праве, юристы не могут отвлекаться от этих основных положений марксистско-ленин-ской философии и изобретать какой-либо «свой», «независимый», «чисто юридический» метод ее разрешения. Доказательством тому служат уже упомянутые выше теории причинной связи: теория сопсИНо зте ^иа поп и адэкватная теория.

Почему наука советского гражданского права отвергает эти теории?

Согласно теории сопсИНо зте ^иа поп (теории условий) причинная связь между противоправным действием лица и вредным результатом признается тогда, когда это действие

ное письмо Госарбитража при Совете Министров СССР № И-1—13 от 18-апреля 1951 г., где говорится о «непосредственной» причинной связи между неисполнением договора и убытком.

' «Понятие причины,—пишет Кант,— есть, таким образом, чистое рассудочное понятие» (И. Кант, Пролегомены, М., 1934, стр. 175).

2 В. И. Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, М., 1950, стр. 138.

БГ

было одним из необходимых условий наступления этого результата. Другими словами, эта теория трактует о равноценности всех без исключения условий, которые так или иначе способствовали или принимали участие в наступлении результата. Криминалисты иллюстрируют эту теорию обычно следующим школьным примером: человек, получивший легкое ранение, погиб по дороге в больницу от случайной аварии автомашины или умер 'в больнице из-за плохого медицинского ухода. С точки зрения указанной теории, легкое ранение можно расценивать как причину смерти человека, а причинителя рассматривать как убийцу: объективные условия для уголовной ответственности здесь налицо, и если таковая в данном случае (за убийство) и не наступит, то по соображениям не объективного, а субъективного порядка (за отсутствием вины). Таким образом, по мнению представителей этой теории причинителю можно вменить даже отдаленные и случайные последствия его действий, что ведет, естественно, к безграничному расширению ответственности.

А. А. Пионтковский замечает: «Если криминалисты выход из затруднительного положения, в которое их ставит теория причинности сопсИНо зте ^иа поп, находят в ограничении пределов ответственности путем требования установления субъективной виновности лица, то цивилисты часто оказываются лишенными этой возможности, ибо в области гражданского права в целом ряде случаев ответственность за причинение наступает и без наличия вины. Тем самым, те отдельные последствия, которые наступают в связи с совершением данного действия и с точки зрения теории сопсШю зте ^иа поп, являются причинением, должны давать основание для требования возмещения гражданского ущерба» '.

Мы не будем останавливаться здесь на том, почему цивилисты считали теорию условий менее удобной и предпочли ей адэкватную теорию. Отметим другое — главное: теория необходимых условий не отводила места случайности как объективной категории, не понимала ее соотношения с необходимостью и рассматривала причинность не как объективную реальность, а как форму нашего сознания, так как признание равноценности всех причин и условий, участвующих в результате, «а деле означает признание беспричинности этого результата. Именно в этом (главном) данная теория не отличается, а родственна адэкватной теории. Это всего лишь варианты одной и той же идеалистической концепции причинности.

«Удобство» же адэкватной теории для цивилистов состояло в следующем. Представители адэкватной теории трактуют причинность как привычку нашего сознания, т. е. субъективистски, не как реально существующую связь между явлениями внешне-

1 А. А. Пионтковский, Указанная выше статья в Ученых записках ВИЮН и ВЮА, стр. 74.

го мира, а как категорию, порожденную нашим сознанием. Это достигается чисто логическим приемом: как и сторонники предыдущей теории условий, адэкватисты на словах признают, что все явления в природе и обществе причинно обусловлены, но так как обусловливающих причин множество, то необходимой причиной противоправного результата (ущерба) могут быть признаны лишь те действия причинителя, которые не только в данном конкретном случае, а вообще (обычно, всегда) приводят именно к этому, а не к другому ущербу. Иными словами, по мнению представителей этой теории, результат должен всегда соответствовать обычному представлению, т. е. быть типичным, адэкватным.

Цивилисты иллюстрируют адэкватную теорию обычно следующими, также школьными, примерами: 1) одно лицо в шутку ударило другое ладонью по лбу. У потерпевшего была ненормальная хрупкость костей, которая до того не обнаруживалась (либо потерпевший перенес недавно мозговую операцию), и на черепе образовалась трещина; 2) одно лицо толкнуло другое и причинило ему легкое телесное повреждение, которое прошло бесследно, 'но потребовало двухнедельного лечения. Потерпевший просит возместить вред, состоящий из расходов на лечение и стоимости путевки в дом отдыха, которую он своевременно не мог использовать из-за лечения. М. М. Агарков в связи с этим пишет: «В примерах, указанных выше, причинная связь не типична, и нет достаточных оснований возлагать ущерб на ответчика», так как причинная связь может служить достаточным основанием для ответственности за вред только тогда, «если эта связь принадлежит к числу типичных причинных связей, которые учитываются на практике». Такова адэ-кватная теория причинности.

Мы не будем останавливаться на различных вариациях этой теории — укажем лишь, что отдельные представители ее по-разному подходят к оценке типичности причинной связи:

одни из них — с точки зрения самого причинителя (насколько он сам сознавал и предвидел связь явлений), другие подходят к оценке типичности с точки зрения третьих лиц, например, судей (насколько им, со стороны, представляется вероятной связь явлений, обычно учитываемая на практике на основании повседневного опыта). Эти вариации не меняют, а подтверждают общую характеристику адэкватной теории как субъективистской, идеалистической, открывающей простор «судейскому усмотрению» в вопросе о причинности, а потому и непригодной для советского гражданского права '.

1 «Суд должен установить,— пишет М. М. А г а р к о в,— принадлежит ли связь между противоправным действием и вредом к типичным причинным связям, с которыми приходится считаться на практике. Практика является тем критерием, которым в конечном счете должен руководствоваться суд». («Гражданское право, Учебник ВИЮН», т. 1, 1944, стр. 327).

Таковы основные теории причинности, имевшие значительное распространение в литературе по советскому гражданскому (и уголовному) праву.

Как видим, они декларативно признавали причинную обусловленность противоправных действий и их последствий, однако, в действительности трактовали причинность в праве так» что она не мыслилась без человека и вне его сознания, т. е-иа деле приходили к отрицанию причинности как объективной реальности.

То, что суд, а не кто-либо другой устанавливает наличие или отсутствие причинной связи — это, конечно, верно. То, что суд руководствуется при этом практическим жизненным опытом,—это тоже в общем правильно. Но неправильно то, что суд оценивает причинность по признаку типичности связи между явлениями. Связь может оказаться не «типичной» (см. приведенные выше примеры), но причинной. При установлении причинности:

нельзя исходить из умозрительных субъективных предположений, т. е. из. того, как она, эта причинность нам представляется, кажется. Причинность есть объективная категория, которая существует независимо от нашего сознания. Все явления в природе и обществе взаимно причинно обусловлены. Другое дело, насколько эта причинная обусловленность является существенной между явлениями, в какой мере данное обстоятельство оказалось решающей, веской причиной именно данного результата. В приведенных выше примерах (легкий удар по голове и легкие ранения вызвали не «типично» тяжелые последствия), причинная связь между противоправным действием и вредным результатом имеется, причем эта связь является достаточно существенной и активной силой, приведшей к вредным последствиям. Нас не должно интересовать — представляется ли эта связь для суда «типичной» или «не типичной», т. е. «неслыханной», с точки зрения «нормального жизненного опыта». Она существует здесь независимо от нашей субъективной оценки. Другой вопрос — достаточна ли одна эта связь в данных случаях для возложения ответственности за вред на при-чинителя? Если подойти к основаниям этой ответственности не только с учетом объективных элементов состава данных правонарушений (действие, вред, причинность), но и с учетом субъективного элемента этого состава (т. е. с учетом виновности), то возможно суд и не возложит на причинителя материальной ответственности за причиненный вред.

Однако этот вопрос мы сознательно отграничиваем здесь от вопроса о причинной связи с тем, чтобы возвратиться к нему в дальнейшем. Мы уже отмечали выше, что субъективное основание ответственности (виновность причинителя) не может быть понята в отрыве от объективных оснований этой ответственности. Тем не менее, прежде чем говорить о виновности причинителя и о его ответственности за вредный результат, надо установить, находится ли этот результат в причинной связи с его действиями, т. е. выяснить — вызван ли он этими действиями или же он порожден другими обстоятельствами, в числе которых действие причинителя играло столь незначительную роль, что суд не может поэтому считать его причиной вредного результата.

Таким образом, если иметь в виду только вышеуказанные примеры, то наше разногласие с М. М. Агарковым может быть сведено к двум пунктам: во-первых, мы считаем, что причинная связь между противоправным действием (легким ударом или легким ранением) и вредным результатом в данных случаях имеет место несмотря на то, что она представляется нетипичной; во-вторых, субъективный критерий типичности или нетипичности не может быть признан научным, так как не является материалистическим.

Материалистическая теория причинности, если изложить ее кратко, может быть сведена к следующим основным положениям.

Как было установлено выше, причинность является лишь «малой частичкой» объективно реальной связи, лишь одной из

•форм всеобщей взаимосвязи, а поэтому и не характеризует всей полноты универсального взаимодействия между явлениями (Ленин). Следующим шагом по пути наиболее полного раскрытия закономерностей определенного явления будет анализ этого явления в свете таких философских понятий, какими являются необходимость и случайность.

Диалектический материализм, разделяя все объективные связи между явлениями на необходимые и случайные, учит, что необходимыми являются такие связи, которые при наличии определенных условий обязательно наступают1. Отличительным признаком необходимой связи оказывается, следовательно, ее устойчивый характер. Стало быть, та взаимозависимость явлений, которая при определенных условиях становится существенной, определяющей, есть связь необходимая.

В отличие от необходимых связей случайными являются

•такие, которые могут и не иметь места, но при определенных условиях все же проявляются. Следовательно, специфическим признаком случайной связи является ее неустойчивый характер: случайная связь выступает в данном процессе как нечто второстепенное, не определяющее, без нее этот процесс мог бы происходить самостоятельно2.

Прежде чем сказать о значении этих философских категорий для советского гражданского права, нельзя не остановиться на соотношении необходимости и случайности.

Беспощадно критикуя метафизику, согласно которой нечто

•является либо случайным, либо необходимым, но не тем и другим одновременно, а также до конца разоблачая механический детерминизм, который на словах отрицает случайность в общем, чтобы на деле признать ее в каждом отдельном случае, Ф. Энгельс противопоставил обеим этим концепциям совершенно ясное положение диалектики о том, «что случайное необходимо, что необходимость сама определяет себя как случайность и что, с другой стороны, эта случайность есть скорее абсолют-

1 Раскрывая сущность понятия необходимости, И. В. Сталин ставит знак равенства между необходимостью и объективными законами. См. «Экономические проблемы социализма в СССР», Госполитиздат, 1952, стр. 6.

2 «В то время как случайность,— пишет М. М. Розенталь,— имеет своей сферой внешние связи, поверхность, где сталкиваются и перекрещиваются самые различные процессы и события, необходимость имеет своей сферой внутренние, решающие связи и отношения, обусловливающие закономерное, естественное, необходимое течение событий и процессов» («Марксистский диалектический метод», М., 1952, стр. 75).

ная необходимость» '. На многочисленных примерах из жизни общества и природы Энгельс показал, что случайность и необходимость, если их рассматривать раздельно, превращаются друг в друга, но если их рассматривать относительно друг к другу, по отношению к определенному явлению, то они меняются местами 2.

Следовательно, случайность и необходимость не исключают^ а дополняют друг друга, взаимно связаны между собой: случайное необходимо, поскольку каждая случайность включена в господствующую в природе и в обществе связь явлений. Но вместе с тем случайное не необходимо, поскольку случайность не является существенно важной для развития данной закономерности и вместо одной случайности при той же общей закономерности возможна иная, обусловленная другими причинами. Таким образом, случайность и необходимость как явления объективного мира могут быть правильно поняты лишь во взаимосвязи друг с другом, относительно друг друга. Обвал породы в шахте и последовавшее увечье рабочего могут быть иногда расценены как случайное событие по отношению к деятельности шахты, но вместе с тем, если рассматривать эти явления по отношению к естественно развивающимся процессам в земной коре, то их нельзя не признать 'необходимыми и закономерными. Другими словами, данное событие (обвал породы и увечье рабочего) в обоих 'случаях причинно обусловлено, но в первом случае (по отношению к деятельности шахты) оно причинно случайно, а во втором случае (по отношению к естественно развивающимся процессам земной коры) — причинно необходимо.

К разграничению причинных связей на причинно-необходимые и причинно-случайные нельзя подходить с различными субъективистскими мерками вроде общезначимости, вероятности, типичности и пр.

По поводу высказывания Богданова: «Объективный характер физического мира заключается в том, что он существует не для меня лично, а для всех» (Эмпириомонизм, III, стр. 25), В. И. Ленин замечает: «Неверно! он существует независимо от

' Ф. Энгельс, Диалектика природы, 1948, стр. 176. 2 Т а м же, стр. 172. Ту же мысль развивает Энгельс в другом месте. Анализируя закон единства противоположностей и указывая на то, что противоположности неотделимы друг от друга, он говорит, что причина и следствие — суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в применении к данному отдельному случаю. «Но как только мы будем рассматривать этот отдельный случаи в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия, в котором причины и следствия яв-стоянно меняются местами; то, что здесь или теперь является причиной, становится там или тогда следствием и наоборот». («Анти-Дюринг», М., 1950, стр. 22).

«всех» '. Общезначимость и типичность не являются исчерпывающими критериями объективности 2.

Физический мир существует независимо от нас и от нашего опыта, он существовал и тогда, когда не было никакой «социальности» и никакой «организации» человеческого опыта. Усматривать поэтому объективную причинную связь явлений в зависимости от того, представляется ли она нам типичной или нетипичной, нельзя. Но нельзя по этому критерию отграничивать также и необходимые причинные связи от случайных. Все явления в природе и обществе причинно обусловлены, а 'поэтому и необходимы, но не все они причинно-необходимы, если их рассматривать относительно друг друга. Пример: невывезен-ный своевременно с берега реки груз смыло разливом реки, явившимся результатом небывалого в данной местности ливня — явление причинно-случайное, если его рассматривать по отношению к факту неисполнения договора по вывозке груза, но по отношению к закономерностям природы ливень и гибель груза — явления причинно-необходимые. Ф. Энгельс писал:

«...где на поверхности господствует случайность, там сама эта случайность всегда оказывается подчиненной 'внутренним, скрытым законам. Все дело в том, чтобы открыть эти законы» 3.

Следовательно, необходимость есть объективная закономерность, т. е. такое развитие явлений, которое закономерно вытекает из предшествующих явлений, из всего внутреннего хода событий. Но случайность существует тоже объективно, хотя и не вытекает из закономерного развития данного явления.

Не напрасно Энгельс указывал, что случайное представляет собою лишь-форму, за которой скрывается необходимость 4.

Положения диалектического материализма о необходимости и случайности имеют непосредственное отношение к разбираемому нами вопросу, так как причинная связь между противоправным действием ,и вредным результатом также может быть как необходимой, так и случайной.

Вопрос можно поставить так: является ли обязательным элементом состава гражданского правонарушения всякая причинная связь между противоправным действием и его результатом (т. е. как необходимая, так и случайная) или же только необходимая, а случайная связь лежит за пределами оснований

1 В. И. Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, 1950, стр. 107.

2 «Общезначимость» учения религии большая, чем учения науки, так как большая часть человечества держится еще поныне первого учения, но это ни в какой мере не означает, что учение религии отражает объективный мир правильнее, чем учение науки (См. об этом у В. И. Ленина, там же, стр. 170).

'К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 667.

4 См. там же, стр. 664.

ответственности и не должна поэтому признаваться достаточной в качестве элемента состава правонарушения?

Этот вопрос в одинаковой мере интересует как цивилистов, так и представителей других отраслей советского права, где так или иначе говорится об ответственности лица за последствия противоправных действий, поскольку эта ответственность имеет в качестве одного из объективных оснований причинную связь между действием и результатом.

В литературе по советскому гражданскому и уголовному праву на этот счет высказаны различные точки зрения. Одни авторы полагают, что не всякая причинная связь между действием и результатом может служить объективным основанием ответственности, а только необходимая связь. Что же касается случайной связи, то она не является достаточным объективным основанием ответственности и поэтому не может рассматриваться как элемент состава правонарушения. Так, А. А. Пионт-ковский пишет: «При решении вопроса о причинности в праве следует различать причинно-необходимые и причинно-случайные связи между явлениями... Вопрос об уголовной ответственности может ставиться лишь в отношении необходимых последствий данного действия человека, т. е. о тех последствиях от данного действия во внешнем мире, которые были реально возможными последствиями при совершении этого действия в данных конкретных условиях, закономерно вытекали из него. Все случайные последствия данного действия лица лежат за пределами интересов уголовного права. За эти последствия лицо ни при каких условиях не может нести уголовной ответственности. Для уголовного права имеют значение лишь причинно-необходимые связи» '.

1 «Уголовное право», общая часть, М., 1948, стр. 303. Другими словами, по мнению А. А. Пионтковского, границы уголовной ответственности очерчены лишь необходимыми последствиями противоправного действия, а за пределами их начинаются объективно-случайные последствия, которые не могут быть вменены правонарушителю, за ними начинается безусловная уголовная безответственность (ненаказуемость), так как каждый отвечает только за необходимые, но не за случайные последствия своих действии. Это положение А. А. Пионтковского нельзя понимать в том смысле, что он трактует уголовную ответственность по принципу объективного вменения и говорит о безусловной ответственности причинителя за всякие объективно необходимые последствия его действий. «Положительное решение вопроса о наличии необходимой причинной связи,— пишет А. А. Пионт-ковский,— еще не предрешает вопроса об уголовной ответственности данного лица за причиненный им результат» (там же, стр. 305). Для наступления уголовной ответственности за результат требуется, чтобы необходимая причинная связь охватывалась (или должна была охватываться) еще предвидением этого результата причинителем, осознавалась им (или должна была осознаваться). «Может оказаться,—пишет автор,—что объективно необходимые последствия от действий данного лица являются для него самого в субъективном отношении случайностью» (там же). Иначе говоря, для наступления уголовной ответственности, помимо объективного основания (объективно необходимая связь) нужна еще вина причинителя.

Позиция А. А. Пионтковского станет более понятной, если добавить, что, по мнению автора, суд не должен входить в обсуждение вопроса о вине лица при объективно-случайном причинении результата, и обязан освободить это лицо от ответственности за этот результат (т. е. оправдать его) еще до рассмотрения вопроса о его вине, поскольку при объективно случайном причинении всякая психическая связь отсутствует. А. А. Пионтковский пишет: «Вопрос о том, должно или не должно было лицо предвидеть наступление последствий в отношении объективно случайных последствий своих действий, всегда должен получить лишь отрицательное решение. Такие последствия никто не мог и не должен был предвидеть, так как не было и реальной возможности их наступления в момент совершения данным лицом соответствующего действия или бездействия. Поэтому и постановка вопроса о том, должен был или не должен субъект предвидеть эти последствия, лишена всякого смысла» '.

Другие авторы считают, что объективным основанием ответственности может служить всякая причинная связь между действием и результатом, т. е. как необходимая, так и случайная. Так, В. Н. Кудрявцев полагает, что «в определенной конкретной обстановке субъект вполне может в ряде случаев предвидеть вероятность наступления не только объективно необходимых, но и объективно случайных последствий своих действий» 2.

Исходя из этого, В. Н. Кудрявцев решительно не соглашается с мнением А. А. Пионтковского о разграничении причинных связей на необходимые и случайные и с его последующим отказом от анализа субъективной стороны состава преступления при случайном причинении. Он считает, что объективным основанием уголовной ответственности могут быть как необходимые, так и случайные причинные связи между действием и результатом; поэтому при анализе объективной стороны состава преступления нужно отказаться от их разграничения по двум соображениям: во-первых, потому, что такого разграничения не признает наш закон, а во-вторых, потому, что для такого раз-" граничения отсутствует точный научный критерий. Попытки такого разграничения, по словам автора, могли бы привести судью «в лучшем случае ни к чему иному, как к старой теории адэкватной причинности», «подкрашенной на марксистский

лад» 3.

Сделав такой вывод, В. Н. Кудрявцев считает, что разрешение конкретных дел допустимо начинать с анализа субъективной стороны состава преступления, т. е. с установления того,

1 «Уголовное право», общая часть, М., 1948, стр. 340. Ср. «Советское уголовное право», часть общая, М., 1952, стр. 189.

2 В. Н. Кудрявцев, К вопросу о причинной связи в уголовном праве, жур. «Советское государство и право», 1950, № 1, стр. 41.

3 Т а м же, стр. 43—44.

З. Г. Матвеев " )

мог ли (или обязан ли был) причинитель предвидеть и предотвратить вредные последствия своих действий, и в зависимости от этого решать вопрос о его ответственности. Он пишет:

«Проблема причинной связи разрешена в нашем законе вполне определенно: всякое виновное причинение влечет ответственность независимо от того, является ли причинная связь между действиями лица и общественно-опасными последствиями необходимой или случайной. И мы считаем такое решение вопроса единственно правильным» '.

Отметим, наконец, что В. Н. Кудрявцев не считает разграничение причинных связей на необходимые и случайные лишенным всякого значения для установления уголовной ответственности. Он признает это разграничение, но полагает, что значение его весьма ограничено: оно способствует лишь анализу субъективной стороны состава преступления, а поэтому и отражается в конечном счете на тяжести уголовной ответственности. Он заключает: «Необходимая причинная связь легче поддается предвидению и обусловливает поэтому, как правило, вину субъекта в форме прямого умысла, что влечет и повышение ответственности. Наоборот, случайная причинная связь может быть предусмотрена с большим трудом, и это ведет к тому, что преобладающие формы вины при случайном причинении — косвенный умысел и самонадеянность, что означает соответственно понижение ответственности» 2.

В. Н. Кудрявцев отвергает безусловную ненаказуемость (безответственность) объективно случайного причинения и считает, что ненаказуемость может распространяться только на «случай» (казус), который он (как и А. А. Пионтковский) резко отграничивает от объективно случайного причинения, противопоставляя казус виновному причинению.

Таковы две, по существу, противоположные концепции по вопросу о причинной связи в советском праве. Они находят своих сторонников как среди криминалистов, так и среди цивилистов. Так, например, Б. С. Антимонов пришел к выводу, что «практика наших судов постоянно применяет диалектическое различие причинно-случайного и причинно-необходимого» и что обсуждение вопроса о причинности всегда производится у нас отдельно и независимо от вопроса о виновности причинителя3.

1 В. И. Кудрявцев, К вопросу о причинной связи в уголовном праве, жур «Советское государство и право», 1950, № 1, стр. 44.

2 Т а м же. Элемент предвидения вводится автором, таким образом, в самое понятие причинности и растворяется в нем. В дореволюционной литературе это особенно ясно выражал Вл. Сергеевский: «Причиной в смысле уголовного права должно считаться такое действие, которое, во-первых, является причиной в общем смысле для запрещенного явления, а во-вторых, совершилось при возможности предвидения этого явления как последствия» («О значении причинной связи в уголовном праве», 1880, стр. 46).

3 См. Б. С. Антимонов, указ. выше статья, стр. 79. Приводя, далее, в качестве примера известное дело Карлина («Сборник постановлений

Л. А. Лунц, разрешая проблему причинной связи применительно к гражданским правонарушениям и задаваясь вопросом,— при наличии каких признаков действие правонарушителя (выделенное из совокупности всех фактов, обусловивших данный вредоносный результат) должно рассматриваться как причина этого результата, вслед за А. А. Пионтковским и Б. С. Ан-тимоновым приходит к такому выводу: «Эта конечная задача может быть разрешена лишь, если мы будем исходить из различения «причинно-необходимых» связей и «причинно-случайных» связей между фактами в том смысле, как это различение дано в философии диалектического материализма» '.

Л. А. Лунц поясняет затем, что действие человека может быть признано причиной результата лишь в том случае, если связь этого действия с результатом является проявлением необходимости и закономерности, а не носит характера случайного стечения событий, и указывает, что «необходимое следствие не есть «роковое» следствие, не есть неизбежность»2. Автор считает также, что вопрос о причинности между действием и результатом должен решаться в каждом конкретном случае независимо от вопроса о виновности причинителя, и предупреждает о недопустимости смешения их. «Такое смешение,— пишет он,— происходит чаще всего тогда, когда вопрос о наличии причинной связи между поведением лица и данным результатом решается в зависимости от того, предвидело ли и могло ли предвидеть действующее лицо данный результат своего поведения или нет. На самом же деле, предвидение результата не есть признак для разрешения вопроса о причинной связи, ибо никак нельзя сказать, что человек причинил лишь то, что он предвидел или мог или должен был предвидеть. Предвидение результата своего поведения со стороны действующего лица есть признак, существенный для решения вопроса о вине, а не о причинении» 3.

Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1940 г.», М., 1941, ст. 104—105), автор заключает, что в определении по этому делу «причинно-случайный фактор не признан причиной вредоносного результата, независимо от оценки виновности поведения лица». К такому же заключению приходит и А. А. Пионтковский, приводя этот пример на стр. 308 учебника уголовного права (1948 г.). Другими словами, установив причинно-случайную связь между действием лица и вредным результатом, суд не занимается исследованием виновности этого лица, так как для освобождения его от ответственности достаточно отрицательного решения вопроса о причинной связи, как об одном из оснований ответственности.

1 И. Б. Н о в и ц к и и и Л. А. Лунц, Общее учение об обязательстве, М., 1950, стр. 307.

2 Т а м же, стр. 308.

3 Т а м же, стр. 301. Указывая далее на то, что вина в противоположность причинности субъективна и что раскрывается она путем исследования субъективного состояния человека, Л. А. Лунц пишет: «Причинная связь— вся в объективной зависимости результата от действия или бездействия лица», так как «поступки людей вызывают те или иные изменения во внешнем мире, независимо от того, какими внутренними мотивами действующего

Взгляды В. Н. Кудрявцева на причинную связк^ разделяют:

в уголовном праве А. Н. Трайнин и в гражданском — О. С. Иоффе. А. Н. Трайнин считает, что различение необходимых и случайных связей не имеет практического смысла для уголовного права, так как «вполне мыслимы и реальны ситуации, когда «необходимое» в философском смысле причинение может составить «случай» (казус) в понимании уголовного права и, наоборот, когда случайное в философском смысле не образует условного понятия случая в смысле уголовного права» !.

Иначе говоря, А. Н. Трайнин, в отличие от А. А. Пионтков-ского, считает, что уголовная ответственность может иметь место как тогда, когда причинная связь между действием и ущербом объективно необходима, так и тогда, когда эта связь оказывается объективно случайной.

Правильное решение вопроса о причинности А. Н. Трайнин усматривает в установлении ее степеней. Причинность имеет свои градации, говорит А. Н. Трайнин. Она может быть главной и второстепенной, большей или меньшей. Она может выражаться иногда в «микроскопической доле» и совсем не приниматься в расчет2. «Причинная связь в уголовном праве поэтому — не только объективное основание ответственности,— заключает автор,— но в некоторых случаях и объективный критерий ответственности: действие лица, образовавшее главную причину общественно-опасного результата, при прочих равных условиях, должно влечь за собой большую уголовную ответственность, чем действие лица, игравшего второстепенную роль в причинении этого результата» 3.

Конкретных признаков определения степени причинности, отличных от философских критериев разграничения необходимости и случайности, А. Н. Трайнин, однако, не дает. Установление этой степени возлагается, таким образом, на суд, на субъективное усмотрение судьи.

Подобно трактует вопрос о причинности в гражданском пра-

лгца они вызваны». Следует отметить, наконец, что Л. А. Лун ц не проти-вяюстааляст вяну и причинение, а рассматривает к:-: в сочетании и единстве друг с другом, поскольку «причинная связь между поступком человека и следствием этого поступка получает то или иное (положительное, в форме предвидения или отрицательное, в форме непредвидения) отражение в сознании действующего лица, что так или иначе определяет волю и поведение этого лица; с другой стороны, вина, т. е. отношение сознания и воли лица к его поведению получает внешнее выражение (объективируется) в поступках человека —в его действии или бездействии» (там же, стр. 302).

Аналогичных взглядов на причинную связь в гражданском праве придерживаются: 3. И. Шкундин и В. И. Серебровский в учебнике по советскому гражданскому праву для юридических школ, М., 1950, стр. 261—264 и 518—519; Е. А. Флейшиц в работе «Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения», М., 1951, стр. 52—69.

1 А. Н. Трайнин, Состав преступления по советскому уголовному праву, М., 1951, стр. 103.

-' См. там же, стр. 117—118.

3 Т а м же, стр. 119.

ве О. С. Иоффе. Отвергая деление причинных связей в праве на необходимые и случайные, он полагает, что это деление «само по себе не может решить вопроса об ответственности, ибо объективно случайную причинную связь можно не только предвидеть, но и прямо использовать для достижения противоправных целей» '.

В другой работе2 О. С. Иоффе формулирует эту точку зрения более определенно: «Вопрос о наличии причинной связи может быть решен положительно только в том случае, когда, совершая определенное действие, которое обусловило наступление результата, лицо предвидело или должно было предвидеть либо самый результат, непосредственно вытекающий из его действия, либо, кроме того, привхождение других прямо из этого действия-невытекающих причин, но обусловливающих наступление желательного для данного лица результата. Иначе говоря, граница, отделяющая причинно-случайный результат от результата причинно-необходимого, полностью совпадает с границей, определяющей предвиденные обстоятельства от обстоятельств, которые выходят за пределы предвидения. Поэтому вне учета субъективного момента проблема причинной связи в праве решена быть не может» з.

' О. С. Иоффе, Рецензия на работу Б. С. Антимонова «Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении», «Вестник Ленинградского университета», 1951, № 2, стр. 134.

2 О. С. Иоффе, Значение вины в советском гражданском праве. «Ученые записки Ленинградского университета», 1951, № 129, Юридический сборник № 3.

3 Т а м же, стр. 155. Исходя из этого, О. С. Иоффе считает невозможным раздельный анализ причинных связей и виновности как различных оснований ответственности и предлагает свое решение данного вопроса, которое он видит в том, что, «оценивая каждое из обстоятельств, сыгравших роль в наступлении противоправных последствий, суд должен установить, какие из этих обстоятельств создавали лишь возможность наступления последствий, а какие обусловили превращение возможности в д е и-ст в и т е л ь н о с т ь» («Обязательства из причинения вреда», Л., 1952, стр. 25), и в зависимости от наличия последних обстоятельств—решить вопрос об ответственности.

Несостоятельность этой точки зрения станет ясной из следующего примера: торговая база Херсонского облпотребсоюза отправила киевской базе Укоопснаба различные товары и в том числе огнетушители. Вопреки существующим правилам, ящик с огнетушителями не имел предупредительных надписей. При перевозке огнетушители были повреждены, а жидкость, вытекшая из разбитых огнетушителей, сожгла другие товары (ткани и обувь). Встал вопрос об ответственности поставщика за убытки. С точки зрения О. С. И о ф ф е поведение поставщика (неуказание предупредительных надписей) создало лишь возможность наступления вредных последствий, которая была превращена затем в действительность при транспортировке. Следовательно, между поведением поставщика и возникшими убытками, по мнению О. С. Иоффе, отсутствует причинная связь, и поставщик должен быть освобожден от ответственности.

Иначе разрешил это дело арбитраж. Установив между поведением поставщика и убытком вполне закономерную необходимую причинную связь, он возложил на поставщика ответственность за происшедшие убытки. (Архив арбитража при Укоопсоюзе за 1950 г.. Решение от 1 августа 1950г.)

в виду главный пункт этих 'разногласий, то он, в конечном счете, сводится к различному пониманию необходимости и случайности.

А. А. Пионтковский, распространяя эти философские категории на причинные связи между противоправным действием и его результатом, рассматривает последний как необходимое последствие совершенного действия, «когда уже в конкретных условиях его совершения имелась объективная реальная возможность его наступления, когда его наступление являлось закономерным» '. Напротив случайный (не вменяемый) результат, по мнению А. А. Пионтковского, является последствием такого действия, «когда в конкретных условиях его совершения объективно не содержалось реальной возможности его наступления, когда его наступление не являлось закономерным последствием» 2.

Такая трактовка необходимости 'в форме юридического критерия «реальной возможности» уже оспаривалась в нашей литературе Т. В. Церетели. Не отвергая деления причинных связей на необходимые и случайные, она, вместе с тем, считает сомнительной возможность обосновать ответственность только за те последствия, которые с внутренней необходимостью вытекали из данного действия. Понятие необходимости включает в себя моменты не только закономерности, но и неизбежности, а поэтому необходимое последствие, по мнению Т. В. Церетели,— это такое последствие, которое при определенных обстоятельствах не могло не произойти и ;не могло произойти иначе, чем на самом деле. На основании этого Т. В. Церетели приходит к выводу, что точка зрения А. А. Пионтковского не может быть воспринята советским уголовным правом, так как «допущение ответственности лишь за необходимые последствия действия может создать у судьи такое представление, будто ответственность должна иметь место только тогда, когда поступок лица неизбежно должен был повлечь за собой наступление общественно опасного последствия» 3.

Критикуя А. А. Пионтковского за неправильное понимание и механическое перенесение категории необходимости на правовые явления в форме «реальной возможности», Т. В. Церетели предлагает критерий разграничения необходимых и случайных связей в виде «реальной возможности вмешательства», суть которого она усматривает в том, что причинная связь между действием и результатом может быть признана достаточной только тогда, когда без данного действия вредный результат не имел бы места, «если при этом в момент совершения поступка лицо имело реальную возможность вмешаться в объективный

1 Уголовное право, общая часть. М., 1948, стр. 304 (Разр. наша.—Г. М.).

2 Т а м же, стр. 305.

3 Т. В. Церетели, Причинная связь в уголовном праве, М., 1949,

ход событий и своим вмешательством оказать воздействие на этот ход событий». Напротив, если в момент совершения действия у лица не было реальной возможности вмешательства и его действие лишь в силу случайных обстоятельств оказалось в цепи событий, породивших вредный результат, «то данное действие следует считать лишь несущественным, незначительным условием наступившего последствия, неспособным обосновать уголовную ответственность за это последствие» '.

Ценность критических соображений Т. В. Церетели состоит в том, что она вполне правильно и своевременно обратила внимание советских юристов на раскрытие действительного содержания понятия необходимости, однако мы сомневаемся в правильности ее собственного понимания необходимости в форме «реальной возможности вмешательства». Т. В. Церетели уже было указано на то, что категорию необходимости нельзя смешивать с фатальностью (как это делает она, говоря о необходимости как о неизбежности), а также яа то, что критерий «реальной возможности вмешательства» не всегда способствует раскрытию действительного содержания понятия необходимости 2. «Категория реальной возможности вмешательства, — пишет Т. Л. Сергеева,— означает только одну субъективную возможность данного лица, т. е. характеризует собой такую ситуацию, которая открывает ему возможность оказывать воздействие на фактический ход событий» 3.

Т. Л. Сергеева следующим образом объясняет понятие необходимого причинения. Начав с критики положений А. Н. Трайнинз о причинности как «необходимом условии» 4, она оспаривает также выводы А. А. Пионтковского, который своим критерием «реальной возможности» не дает суду достаточно ясных указаний о понятии необходимости, поскольку он характеризует известную неустойчивость, неопределенность, так как возможность не есть еще действительность, а также и потому, что этот критерий (как и ранее указанные юридические критерии Т. В. Церетели и А. Н. Трайнина) «необоснованно расширяет объективные основания уголовной ответственности» 5.

Предлагая свое определение понятия необходимых последствий преступного действия, Т. Л. Сергеева пишет: «Послед-

' Т. В. Церетели, Причинная связь в уголовном праве, М., 1949, стр. 7.

2 См. Т. Л. Сергеева, Вопросы причинной связи в судебной практике по уголовным делам Верховного суда СССР, жур. «Советское государство и право», 1950, № 3, стр. 30.

'Там же.

* Т. Л. Сергеева имеет в виду положение А. Н. Трайннна: «Таким образом, причинность, как объективное основание ответственности, будет всегда там, где действие (или бездействие) человека было одним из необходимых условий наступления преступного результата» (А. Н. Т р а и д и н, Учение о соучастии, М., 1941, стр. 58).

5 Т. Л. Сергеева, Указ. соч., стр. 31.

ствие следует признать необходимым тогда, когда преступный результат наступил в силу определенного поведения лица, при наличии определенных условий. Именно в этом смысле понимается необходимость в марксистской философии и в советском уголовном праве» 1. Исходя из того, что суд, добиваясь установления объективной истины, должен выявлять действительную причину вредного результата деяния, Т. Л. Сергеева поясняет затем, что «действительное причинение имеет место тогда, когда поведение лица, являясь одним из необходимых условий наступления преступного результата, вместе с тем, претворило в действительность реальную возможность наступления этого результата, созданную им самим, другими лицами или иными силами, или активно участвовало в этом претворении совместно с другими лицами или силами»2.

Такое понимание необходимого (действительного) причинения, как нам кажется, больше других приближается к правильному. Оно вносит некоторую ясность в понятие необходимого причинения, однако применительно к гражданскому праву нуждается в дальнейших уточнениях и дополнениях, которые мы попытаемся дать ниже.

Устанавливая наличие или отсутствие необходимой причинной связи между данным противоправным действием и вредом, советский суд (арбитраж) руководствуется 'марксистско-ленинским пониманием законов развития объективного мира, своим жизненным опытом, практикой. Суду и арбитражу не могут быть заранее предписаны готовые и раз навсегда данные методы установления причинной связи вроде «типичности» или «вероятности» причинных связей, ибо одна и та же, внешне сходная, причинная связь может иногда показаться суду нетипичной и невероятной, между тем на самом деле быть реальной, и наоборот. Такие, чисто схоластические, наперед данные, приемы установления причинной связи, будучи сугубо субъективными, сковывают инициативу суда и арбитража в выборе средств установления причинности и на практике ведут к недопустимому шаблону в работе суда, т. е. к грубым ошибкам в разрешении дел.

Безусловно, «типичная» и «вероятная» причинная связь между двумя или несколькими явлениями может иногда совпасть с объективно необходимой причинной связью между ними. Больше того, как показывает практика, «типичная» и «вероятная» причинная связь в представлении опытных совет-

1 Т. Л. Сергеева, Ук. соч., стр. 30.

2 Т. Л. Сергеева, Вопросы виновности и вины в практике Верховного суда СССР по уголовным делам, М., 1950, стр. 90.

ских судей, как правило, совпадает с объективно необходимой связью. В этом^ смысле признак «типичности» или «вероятности» не может быть отвергнут в практике совсем, но он не может быть исключительным, универсальным, т. е. заменяющим собой все другие приемы установления объективной истины. Короче, он не может быть возведен в принцип, в общее правило. Советская действительность в условиях современного развития науки и техники богата такими сложными и, на первый взгляд, «невероятными» сочетаниями причин и следствий, что в представлении разных по своему культурному и политическому уровню лиц одни и те же сочетания предметов и явлений могут показаться для одних типичными и вероятными, для других — нетипичными и невероятными. Следовательно, объективно реальная причинная связь между данным действием и результатом может быть 'наиболее правильно и точно установлена только на основе глубокого изучения законов развития данного явления и всестороннего ознакомления с его конкретной обстановкой.

Подтверждением этого, не претендующего на оригинальность, вывода (так как он фиксирует только богатейший опыт нашей практики) могут служить бесчисленные примеры из практики советских судебных и арбитражных органов. «Поставленная перед советским судом задача установления материальной истины по делу требует,— записано в одном из определений Верховного суда СССР,— чтобы выводы суда о фактах и причинной связи между ними были достоверными, т. е. соответствующими действительности. Обоснование приговора вероятными фактами или вероятной причинной связью может привести лишь к выводу о вероятности виновности подсудимого, что противоречит принципам советского правосудия».

Изучив эту практику советских судебных и арбитражных органов', мы пришли к следующим выводам:

1 См. следующие примеры из практики, где вопрос о причинной связи между действием и результатом был главным предметом обсуждения: дело по иску Исакадзе к Боржомской аптеке («Сб. постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1940 г.», М., 1941, стр. 225);

дело Геворкян и Барсегян (там же, стр. 106); дело Романенко и Шкреба (там же, стр. 49); дело Карлина (там же, стр. 104—105); дело Гегучидзе (там же, стр. 156—157); дело Головенко (там же, стр. 128); дело Сысоева и Петрова (жур. «Социалистическая законность», 1941, № 5, стр. 28); дело Точилова («Судебная практика Верховного суда СССР», вып. II, 1942, стр. 19); дело Песнячевскои («Судебная практика Верховного суда СССР», вып. III, 1943, стр. 16); дело Израйлева («Сб. постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда за 1944 г.», М., 1948, стр. 139);

дело Ходарева и Гогия (там же, стр. 88); дело по иску Заготконторы к Госбанку («Судебная практика Верховного суда СССР», вып. I, 1944, стр. 16); дело по иску Одинцовой к Новосельцевой и Др. («Судебная практика Верховного суда СССР», вып. V, 1945, стр. 27—29); дело по иску Мироновой к Химзаводу («Судебная практика Верховного суда СССР», вып. II, 1946, стр. 10); дело Моржовой и Цуваревой («Судебная практика

1. Советское гражданское право не нуждается в особых «юридических критериях» разграничения объективных причинных связей. Оно неуклонно руководствуется положениями марксистско-ленинской философии о причинности и с успехом применяет ее критерии отграничения необходимых связей от случайных как единственно правильные. Разграничивая все объективные причинные связи между действием и результатом на объективно необходимые (т. е. настолько существенные связи для данного результата, без которых он не имел бы места) и объективно случайные (т. е. настолько несущественные для данного результата связи, без которых этот результат все равно наступил бы), советское гражданское право не нуждается в иных критериях этого разграничения, отличных от принятых в материалистической философии: необходимые связи между противоправным действием и результатом служат достаточным объективным основанием ответственности, а случайные связи, напротив, исключают эту ответственность, так как не могут рассматриваться как полноценный элемент состава гражданского правонарушения.

2. Объективная причинная связь между действием и результатом должна устанавливаться судом независимо от субъективной стороны состава гражданского правонарушения, т. е. без учета субъективной способности причинителя предвидеть и предотвратить вредный результат. Исследование субъективного отношения причинителя к противоправному действию и его результату может явиться лишь последующим

Верховного суда СССР», вып. VII, 1946, стр. 10—11); дело Березиной («Судебная практика Верховного суда СССР», № 2, 1949, стр. 32); дело Бобылева («Судебная практика Верховного суда СССР», № 3, 1949, стр. 40);

дело Боцвадзе («Судебная практика Верховного суда СССР», № 11, 1949, стр. 42); дело Гончарова, подробный анализ которого дает М. М. Исаев («Вопросы уголовного права и уголовного процесса в судебной практике Верховного суда СССР», М., 1948, стр. 78—81 и 84—97); дело по иску Ра-китянского сахарного завода к киевскому заводу «Большевик» (жур. «Арбитраж», 1937, № 16); дело по иску Московского театра музыкальной комедии к Харьковскому гастрольному бюро (там же). Анализ этих арбитражных дел дан в нашей статье «К вопросу о вине, как основании договорной ответственности» («Ученые записки юрфака Киевского госуниверситета», № 2, 1948, стр. 134—136).

Из судебной практики последних лет укажем на следующие определения Судебной Коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР:

от 19 октября 1949 г. по делу № 36/1114 по иску Шелестова к Управлению Юго-Восточной железной дороги; от 19 января 1950 г. по делу № 36/1447 по иску Баккоопторга к Управлению Азербайджанской железной дороги;

от 10 мая 1950 г. по делу № 36/432 по иску колхоза «Красный опытник» к Убинской сплавной конторе; от 8 октября 1951 г. по делу № 36/872 по иску Чкаусели к Грузвзрывпрому; от 14 ноября 1951 г. по делу № 36/957 по иску Митюрниковой к Красноуральскому рудоуправлению; от 15 октября 1952 г. по делу № 03/865 по иску Масаилова к Крестецкому леспромхозу;

от 13 декабря 1952 г. по делу № 03/1035 по иску Ворона к Велико-Октябрьскому комбинату; от 28 января 1953 г. по делу № 03/43 по иску Шатиловой к тресту «Октябрьуголь». у

этапом рассмотрения дела, когда суд проверяет наличие или отсутствие виновности причинителя. Что же касается причинных связей между противоправным действием (в котором воля и сознание человека объективировались во внешнем мире) и вредным результатом (как определенным изменением объективного мира), то установление их .не может зависеть от учета субъективного состояния причинителя, поскольку эти связи являются объективно реальными и изучение их возможно только на основе сопоставления внешних фактов, но не на основе того, какое отражение эти факты получили в сознании причинителя.

Само собой разумеется, что такое «изолированное» от субъективной стороны состава правонарушения установление причинных связей допустимо лишь на предварительном этапе исследования конкретного дела как методический прием советского суда, необходимый для проверки наличия лишь одного из элементов состава правонарушения, а вместе с тем, и одного из оснований гражданско-правовой ответственности лица. Если суд установит отсутствие объективно необходимых связей между действием и результатом, он прекратит дальнейшее исследование дела и, в частности, проверку виновности причинителя (за отсутствием одного из элементов состава);

если же суд установит наличие объективно необходимых связей между действием и результатом, он перейдет затем к анализу субъективной стороны состава, т. е. к проверке виновности причинителя. В завершающем этапе суд будет рассматривать вопрос об ответственности причинителя с учетом всех наличных элементов состава (противоправного действия, его вредного последствия, объективно необходимой связи между ними и вины причинителя) в их сочетании и взаимодействии, так как общим основанием гражданско-правовой ответственности служит у нас состав гражданского правонарушения, представляющий собой диалектическое единство объективных и субъективных его элементов.

Идя таким путем и не будучи связанным наперед предписанными «юридическими критериями» установления причинных связей (вроде: «необходимого условия», «типичности», «реальной возможности», «реальной возможности вмешательства» и пр., которые, как показывает практика, не способствуют установлению истины), советский суд может правильно разрешить вопрос о причинности только при том условии, если он будет твердо руководствоваться положениями марксистско-ленинской философии и ее категориями необходимости и случайности. Такой подход к решению вопроса о причинной связи не поведет ни к необоснованному расширению, ни к сужению гражданской (как и всякой иной) ответственности и не вызовет какого-либо «произвола» суда—упреки, которыми так часто взаимна обмениваются в полемике совет -

ские юристы, отстаивая облюбованный ими тот или иной чисто «юридический критерий» разграничения причинных связей1.

Нельзя не отметить, что поводом к указанным выше разногласиям между советскими юристами по вопросу о соотношении необходимости и случайности послужили, на наш взгляд, недоразумения и недоговоренности, порой чисто методического характера.

Все советские юристы исходят из основного положения марксистско-ленинской философии об объективности причинных связей: как необходимые, так и случайные связи в природе и обществе существуют реально, независимо от нашего сознания. Однако некоторые юристы забывают, что когда мы говорим об этих связях, то всегда имеем в виду лишь внешние объективные, т. е. связи между действием причинителя как объективированной во-вне волей человека и вредным результатом (как фактом, вызвавшим определенные изменения во внешнем мире). Это — те объективные причинные связи, которые мы рассматриваем как третий элемент правонарушения; но говоря о нем, мы должны помнить, что есть еще и четвертый его элемент — вина причинителя, анализируя которую мы обязаны исследовать субъективную способность причинителя предвидеть и предотвратить вредный результат.

Итак, основаниями ответственности лица являются как внешняя связь противоправного действия и результата, так и внутренняя обусловленность воли и действия. Все эти обстоятельства являются равноценными элементами состава всякого правонарушения. При окончательном решении вопроса об ответственности лица все эти обстоятельства рассматриваются в единстве и во взаимосвязи. Но единство объективных и субъективных элементов состава правонарушения не означает

' Упрекая А. А. Пионтковского в том, что он, деля причинные связи на необходимые и случайные, не дает точного критерия их разграничения, Н. В. Кудрявцев пишет: «Но ведь суд, согласно конструкции автора, вынужден все же при рассмотрении дела решить вопрос о характере причинной связи — необходимая она или случайная. Чем же он будет руководствоваться? Отсутствие точного юридического критерия означает полный произвол в решении вопроса, который, согласно этой конструкции, является определяющим судьбу обвиняемого. Это значит, что признание последствий случайными или необходимыми целиком зависит от усмотрения суда. Чем же помогла теория практике?» (Указ. статья, стр. 43). Мы согласны с тем, что А. А. Пионтковский действительно не дает точного критерия разграничения причинных связей на необходимые и случайные. Правильно также и то, что предложенный А. А. Пионтковским критерий «реальной возможности» не является удачным. Но разве нужен такой «юридический критерий» и разве он может быть отличным от философского критерия? Ведь Н. В. Кудрявцев также не дает такого юридического критерия. Больше того, не найдя такого критерия, он вообще отказывается от разграничения объективных причинных связей на необходимые и случайные и предлагает •суду принимать во внимание всякие связи, в зависимости от субъективной возможности причинителя предвидеть эти связи. Но разве в этом случае оценка причинных связей по субъективному признаку, выражаясь словами Н. В. Кудрявцева, не означает «произвола суда»?

их тождества. Как уже было сказано выше, на первом этапе исследования каждого конкретного правонарушения суд обычно устанавливает наличие объективных элементов (противоправное действие, вред, причинная связь между ними), а затем переходит к анализу субъективного элемента, т. е. к установлению психического отношения деятеля к своим действиям и к их результату. Достаточно понятно, что, анализируя объективные элементы правонарушения, суд берет во внимание только внешние факты, находящиеся как бы на поверхности явления, и абстрагируется на .время от субъективного состояния причинителя. Такое абстрагирование является методически обычным этапом исследования. Однако некоторые юристы, в частности В. Н. Кудрявцев, минуя этот этап, переходят сразу к рассмотрению субъективного элемента состава правонарушения, решая, таким образом, вопрос об ответственности причинителя в зависимости от его субъективной возможности предвидеть и предотвратить вредный результат.

Такое игнорирование анализа объективных элементов состава правонарушения, а вместе с тем и объективных оснований ответственности, вносит упрощенчество в разрешение проблемы ответственности. Советское социалистическое гражданское право рассматривает правонарушение как определенное единство объективной и субъективной сторон состава правонарушения \ Возлагая на лицо ответственность за правонарушение, советский закон исходит из основного предположения о том, что внешняя причинная связь между действием и результатом и внутренняя обусловленность воли и действия совпадают в каждом конкретном случае. Если же внешняя причинная связь между действием и результатом и внутренняя обусловленность воли и действия причинителя расходятся, не совпадают, то и ответственность его, по общему правилу, не имеет места. Такое совпадение возможно только на. основе объективно необходимых связей между действием и результатом; если же эти связи объективно случайны, то совпадения внешней причинной связи и внутренней обусловленности между действием и результатом не будет. Точнее — такое совпадение иногда может иметь место, но оно не может служить достаточным основанием для всех случаев ответственности.

Таким образом, полноценным элементом состава правонарушения, а вместе с тем и основанием ответственности могут быть только объективно необходимые связи между действием

' К гражданскому правонарушению в принципе применимо следующее положение науки советского уголовного нрава, сформулированное А. А. П и о я т к о в с к и м: «Каждое преступное действие представляет собой определенное единство объективных и субъективных свойств действия. Лишь в теоретическом, анализе можно разделить рассмотрение отдельно объективных и субъективных свойств преступного действия» («Уголовное право», общая часть. М., 1948, стр. 284. Ср. «Советское уголовное право», часть общая, М„ 1952, стр. 162—168).

и результатом 1. Но наличия одних объективно необходимых связей между действием и результатом еще недостаточно для возложения ответственности на причинителя. При окончательном решении вопроса об ответственности причинителя суд примет во внимание как объективные, так и субъективные моменты конкретного дела — в их сочетании и взаимодействии. Предпосылкой же для такого окончательного и правильного разрешения вопроса об ответственности будет всегда служить глубокий и всесторонний анализ всех элементов состава данного правонарушения2.

Так представляется нам решение вопроса о причинных связях в советском гражданском праве. Мы отвергаем поэтому различные «юридические критерии» причинных связей и считаем, что дискуссия между авторами этих критериев не достигла цели 3.

Как показывает практика, наши судьи и арбитры пользуются такими критериями разграничения причинных связей, которые приняты в марксистско-ленинской философии, и в особых «юридических критериях» такого разграничения не нуждаются. Достаточным основанием гражданско-правовой ответственности они считают лишь необходимую причинную связь между противоправным действием и его последствиями, но не случайную. Они полагают также, что субъективное предвидение последствий противоправного действия не может служить всеобщим критерием установления причинных связей, так как последние существуют объективно и независимо от восприятия, а также и потому, что в случаях безвиновной

* Ср. «Советское уголовное право», часть общая. Учебное пособие для вузов, Госюриздат, 1952, стр. 189—190. Авторы учебного пособия пишут, что «для признания данного действия причиной определенного события следует установить, что это событие явилось при данных конкретных условиях необходимым, закономерным последствием совершенного действия». Что же касается других обстоятельств, хотя и связанных с преступным действием, но явившихся лишь одним из условий-его наступления, то причинную связь следует считать отсутствующей, если «наступившее последствие не имело основания в совершенном лицом действии, а имело свое основание в другой цепи причинности, оказавшейся случайно связанной с развитием последствий от совершенного данным лицом действия».

2 Обстоятельной и яркой иллюстрацией такого анализа может служить известное дело Безбабичева, бывшее предметом обсуждения Пленума Верховного суда СССР, разбор которого дает М. М? Исаев — «Вопросы уголовного права и уголовного процесса в судебной практике Верховного суда СССР», М., 1948, стр. 84—97. См. также Постановление Пленума Верховного суда СССР по делу «Е», описанное в жур. «Социалистическая законность», 1947, № 2, стр. 29—30 и определение Судебной коллегии Верховного суда СССР по делу Платова («Сб. постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1943 г.», М„ 1948, стр. 133—134).

3 На это обратила внимание редакция журнала «Вопросы философии», которая в статье «О состоянии юридических наук» писалг^: «Вопрос о причинности исчерпывающе освещен в марксистской литературе, и никакой «особой» причинности в уголовном праве, разумеется, нет, и быть не может» (1953, № 1, стр. 97).

ответственности (например, по ст. 404 ГК) суд и арбитраж не анализируют субъективную сторону дела, а устанавливают объективные причинные связи без учета предвидения их при-чинителем 1.

Анализируя причинные связи между действием и результатом в свете основных философских категорий необходимости и случайности, мы получаем возможность успешного разрешения практических вопросов причинности в гражданском праве, в том числе таких, которые с точки зрения различных «юридических критериев» не находят удовлетворительного разрешения. К числу последних относится вопрос о делении убытков на прямые и косвенные и вопрос о соотношении казуса и непреодолимой силы.

Как сказано выше, деление убытков на прямые и косвенные проводится по признаку причинных связей между противоправным действием и ущербом: если ущерб явился существенным и закономерным (т. е. необходимым) результатом противоправного действия — перед нами прямой убыток; если же ущерб связан с противоправным действием лишь косвенно, а действительной его причиной являются различные сопутствующие (несущественные для данного случая, т. е. случайные) обстоятельства — перед нами косвенный убыток.

В качестве иллюстрации этого деления убытков нами был приведен пример невыполнения договора перевозки дров с

2 Из того положения, что вредный результат может оказаться необходимым (закономерным) следствием противоправного действия, вовсе не вытекает, что правонарушения в СССР оказываются закономерными (необходимыми) явлениями социалистического общества. Утверждать так, значит отождествлять частное с общим. Как отмечено выше, социалистический строй по своей природе не порождает объективных условий для совершения правонарушений. Последние носят у нас временный, преходящий характер и являются результатом влияния пережитков капитализма на сознание отдельных отсталых советских людей. Но если правонарушение произошло, юриста интересует конкретная (частная) сторона дела: нужно выяснить характер причинных связей между противоправным действием и вредным результатом и установить, являются ли они необходимыми или случайными.

Поэтому кажется довольно странной позиция О. С. Иоффе, отвергающего допустимость разграничения причинных связей между противоправным действием и вредом на необходимые и случайные по такому «принципиальному» мотиву: «Если бы внутренняя закономерность была заложена в самом неправомерном поведении, борьба с ним правовыми мерами оказалась бы лишенной всякого смысла», так как «признание необходимого причинения единственно возможным объективным основанием ответственности вело бы на практике к полной безответственности правонарушителей» («Ответственность по советскому гражданскому праву», Л., 1954, стр. 30). Такая аргументация понадобилась О. С. Иоффе только для того, чтобы вместо объективного критерия разграничения причинных связей на необходимые и случайные предложить субъективный критерий их разграничения «на возможные и действительные» по признаку предвидения вредного результата причиннтелем.

берега реки Волги артелью «Транзит», которая не выполнила своих обязательств перед поликлиникой, в результате чего последняя вынуждена была срочно закупить более дорогое топливо и переплатить за него известную сумму (прямой убыток). Наступившие, между тем, сильные, весьма редкие для данной местности, дожди создали угрозу разлива реки и затопления дров, в связи с чем поликлиника произвела переброску дров в безопасное место и снова израсходовала на это дополнительные средства (косвенный убыток). Совершенно очевидно, что косвенный убыток не находится здесь в «прямой» связи с нарушением договора: он мог бы и не наступить, если бы не произошли определенные события, случайно увеличивающие материальный ущерб, но в «косвенной» связи с нарушением договора он все же состоит (если бы договор был выполнен своевременно, этого убытка не было бы, так как отсутствовала бы надобность в переброске дров в безопасное место). Иначе говоря, косвенный убыток является здесь результатом нескольких причин, одной из которых было нарушение договора, а другими — различные сопутствующие, случайные обстоятельства, увеличивающие ущерб.

Л. А. Лунц, разбирая многочисленные ошибки в разграничении убытков, которые допускались в нашей литературе1, констатирует, что деление убытков на прямые и косвенные основано на неправильном понимании причинной связи, а затем приходит к выводу, что от него вообще следует отказаться 2.

1 Такие ошибки действительно имели место. См., например, «Гражданское право», т. II, М'., 1938, стр. 61 (авторы соответствующей главы М. С. Липецке? и 3. И. Ш к ундин), где смешивается положительный ущерб с прямыми убытками. Аналогичную ошибку допускает М. М. А г а р-ков, см. «Гражданское право», т. 1, 1944, стр. 381. Напротив, в другом месте учебника (стр. 330) он правильно отграничивает прямые и косвенные убытки от положительного ущерба и упущенной выгоды по признаку причинной связи, но трактует таковую с позиций теории адэкватной причинности. Особенно четкое разграничение отдельных видов убытка М. М. Агарков проводит в своей статье «Понятие убытков в международном праве» (Известия АН СССР, Отд. экономики и права, 1945, № 6).

2 Оспаривая положение М. М. Агаркова о том, что наше гражданское законодательство содержит общее правило, согласно которому возмещению подлежат только прямые, но не косвенные убытки («Гражданское право», т. I, 1944, стр. 381), Л. А. Л у н ц полагает, что «для такого общего правила нет в нашем гражданском праве достаточных оснований: ограничение ответственности лишь так называемыми прямыми убытками является по существу отступлением от общего принципа полного возмещения убытков» (И. Б. Новицкий, Л. А. Лунц, Общее учение об обязательстве, М., 1950, стр. 372). Как на пример такого «отступления» Л. А. Лунц указывает на ст. 368 ГК, согласно которой страховая сумма не может превышать размера прямых убытков и «косвенные убытки могут быть застрахованы, лишь поскольку это разрешено правилами страхования». Такое утверждение совершенно неправильно. В действительности дело обстоит иначе:

наше законодательство, говоря об убытках, всегда имеет в виду лишь прямые убытки, т. е. такие, которые обусловлены существенными, объективно

Мы не разделяем этого вывода. С точки зрения различных «юридических критериев» причинной связи такое деление убытков действительно приводит в тупик '. В свете философских положений о необходимости и случайности деление убытков на прямые и косвенные вполне разрешимо. Мы это деление представляем следующим образом: прямой убыток всегда находится в объективно необходимой связи с противоправным действием, так как оно (противоправное действие) является определяющей и настолько существенной причиной данного ущерба, без которой убыток не имел бы места. Установив закономерность между действием и результатом и найдя тем самым объективное основание для ответственности должника, мы обнаруживаем, таким образом, третий элемент состава правонарушения (два первых — противоправное действие и его вредный результат — предполагаются данными). Обнаружив его, мы переходим к анализу субъективного основания ответственности, т. е. к отысканию четвертого, последнего, элемента состава, каким является вина причинителя: если будет установлено, что должник виновен в неисполнении договора, суд обяжет должника возместить причиненный ущерб. Так определяется прямой убыток.

необходимыми причинными связями с противоправным действием причинителя, и отрицательно относится к возмещению косвенных убытков. Ст. 368 ГК, допускающая страхование косвенных убытков, является в этом отношении исключением из общего правила.

Против разграничения убытков на прямые и косвенные, а также на положительный ущерб и упущенную выгоду выступил также Л. И. Карту -жанский, который (без веских доказательств) утверждает, что в наших условиях «вообще утрачивает свое значение самая классификация убытков, будет ли это классификация по признакам положительного ущерба и упущенной выгоды или по признакам прямых и косвенных убытков» (Л. И. Картужанский, Ответственность за неисполнение договоров в социалистическом хозяйстве, «Вестник Ленинградского университета», 1950, № 4, стр. 102).

' В качестве примера такого безуспешного разграничения убытков на прямые и косвенные Л. А. Лунц справедливо указывает на теорию так называемой «непосредственной причинной связи», с помощью которой некоторые юристы пытались отграничить одни убытки от других, (указ. работа, стр. 305—306). Эта теория действительно несостоятельна: возлагать обязанность возмещения убытка на «последнего причинителя» на практике не всегда оказывается правильным, так как действия этого «последнего причинителя» в общей цепи причинных связей, обусловивших ущерб, могут оказаться иногда совсем несущественными.

Несостоятельность этой теории Л. А. Лунц убедительно показывает на примере применения ст. 1151 Французского гражданского кодекса, ограничивающей ответственность должника лишь «непосредственным и прямым следствием невыполнения соглашения». Эта статья, .пишет Л. А. Лунц, «воспроизвела механистическое, примитивное представление о том, что из фактов, во времени предшествующих результату, те, которые во времени стоят ближе к этому результату, являются будто бы всегда решающими для наступления данного результата, а более отдаленные во времени, якобы, вовсе не имеют значения». Французская, а также англо-американская практика и сейчас руководствуется этой «теорией», так как она дает возмож-

Иначе определяется косвенный убыток, который находится с противоправным действием (бездействием) в объективно случайной связи. В разбираемом нами примере (расходы по переброске дров в безопасное место) косвенный убыток является следствием такого события, как небывало сильные дожди. Это событие развилось благодаря собственной закономерности (атмосферные явления природы) и по отношению к факту невыполнения договора оказывается поэтому случайным обстоятельством: между невыполнением договора и расходами по переброске дров имеется лишь случайное сцепление двух рядов причин, которого могло и не быть, так как эти расходы не связаны необходимой закономерностью с нарушением договора. Установив этот объективный факт, суд откажет в иске поликлиники о взыскании с артели «Транзит» косвенных убытков за отсутствием состава правонарушения 1 (а иначе — за отсутствием одного из элементов этого состава — объективно необходимой связи между действием и вредом), не входя в обсуждение субъективного момента, т. е. виновности артели. В этом своем виде косвенный убыток выступает перед нами как результат непреодолимой силы 2.

ность ограничить ответственность крупных предприятий за всякого рода вред, причиняемый их деятельностью (Л. А. Лунц, Гражданское и торговое право капиталистических стран, М., 1949, стр. 280—281). Но несостоятельность этой теории (как и многих других механистических либо идеалистических теорий) еще не означает, что для правильного разграничения убытков на прямые и косвенные не могут быть найдены научно обоснованные пути. Л. А. Лунц правильно указывает на эти пути, когда признает, что при установлении причинных связей между противоправным действием и вредом следует исходить из общефилософских категорий необходимости и случайности. Однако, когда на деле нужно применить эти категории к разграничению убытков на прямые и косвенные, Л. А. Лунц отказывается от них и трактует о возмещении всех убытков (указ. работа, стр. 355—373), хотя достаточно ясно, что говорить о возмещении всех убытков — это значит говорить как о тех убытках, которые находятся в объективно необходимой связи с противоправным действием, так и о тех, которые находятся с ним в объективно случайных связях. Став на такой путь, Л. А. Лунц должен признать, что объективным основанием гражданско-правовой ответственности может служить всякая причинная связь между действием и результатом (как необходимая, так и случайная), т. е. присоединиться к вышеупомянутой концепции В. Н Кудрявцева, которую Л. А. Лунц справедливо критикует как механистическую, так как она «приводит к тем же последствиям, что доктрина сопсП1ю зше аиа поп» (Указ. работа. стр. 310).

1 Среди цивилистов не принято говорить «за отсутствием состава». Это выражение криминалистическое, хотя оно точно отображает смысл и могло бы быть воспринято и цивилистами.

2 Мы не останавливаемся на других советских цивилистах, пытающихся изгнать из гражданского права институт прямых и косвенных убытков. Говоря кратко, противников этого института можно разделить на четыре основные группы: первые отвергают этот институт по «принципиальным» соображениям, считая его буржуазным (см. предыдущую главу); вторые смешивают прямые и косвенные убытки с положительным ущербом и упущенной выгодой (см. выше); третьи отрицают практическую необходимость этого института по тем мотивам, что наш закон обязывает к возме-

Вторым вопросом, который не находит удовлетворительного разрешения с точки зрения различных «юридических критериев», но успешно разрешается в свете общефилософских категорий необходимости и случайности, является вопрос о соотношении «случая» (казуса) и непреодолимой силы.

Разногласия советских юристов в разрешении этого вопроса касаются, по существу, общей проблемы соотношения причинности и виновности, а конкретно сводятся к следующему.

Одни советские юристы рассматривают казус как понятие, противоположное понятию вины, т. е. как отсутствие вины. В этом своем виде казус существенно отличается от понятия случая в философии 1.

Другие юристы, напротив, считают, что «случай» (казус) в праве и случай в философском понимании — это идентичные понятия. Так, например, определяет случай М. Д. Шаргород-ский: «Понятие случая в уголовном праве, — говорит он, — есть общее понятие диалектического материализма, и из него надо исходить» 2.

щению всех убытков (т. е. как прямых, так и косвенных) и что это различение убыков может иметь значение как исключение из общего правила, а потому излишне (Лунц); наконец, четвертые не находят «теоретического обоснования» для разграничения убытков на прямые и косвенные, хотя на деле и пользуются им. К числу последних можно отнести, например, В. И. Кофмана. Считая, что разделение убытков на прямые и косвенные «не имеет теоретического обоснования», он приходит к выводу, что от такого разделения следует отказаться, а связанные с исчислением убытков затруднения устранять в порядке «специально установленной ограниченной ответственности определенного рода предприятий или трудящихся» («Основные вопросы причинной связи в свете общей проблемы гражданской ответственности», «Вестник Ленинградского университета», 1950, № 10, стр. 125). Трудности в науке автор перелагает таким образом на законодателя. Такое нормативное определение убытков, как показывает практика, не находит у нас большого применения (см. об этом в нашей работе «Об определении размеров договорного убытка», «Ученые записки юрфака Киевского госуниверситета», № 3, 1948, стр. 115—131).

1 «Отрицательный ответ на вопрос, должен ли был субъект предвидеть возможность наступления последствий своей деятельности,— пишет А. А. Пионтковский,—влечет за собой признание отсутствия в его действиях вины и наличия «случая», за который он не подлежит уголовной ответственности» («Уголовное право», общая часть, 1948, стр. 348). Ср. «Советское уголовное право», часть общая, 1952, стр. 239.

Так же определяют казус почти все советские цивилисты, например:

М. М. Агарков, В. И. Серебровский, Л. А. Лунц, Д. М. Генкин. Последний говорит: «Понятие казуса — простого случая лежит в ряду понятия виновности как отрицательное понятие, как отсутствие какой-либо 'вины» (Отчет о заседании сектора гражданского права ВИЮН, посвященном вопросу о вине в гражданском праве», жур. «Советское государство и право», 1949, № 11, стр. 73).

2М. Д. Шаргородский, Причинная связь в уголовном праве, «Ученые труды ВИЮН», 1947, т. X, стр. 195. В литературе по советскому гражданскому праву этой точки зрения придерживается О. С. Иоффе («О некоторых вопросах науки гражданского права», «Вестник Ленинградского университета», 1948, № 3, стр. 94).

Это, конечно, неправильно. Понятие казуса нельзя отождествлять со случаем в философии. Случайность в философии трактуется как объективная категория, существующая независимо от нашего сознания, поскольку она всегда противополагается другой объективной категории — необходимости 1. Напротив, казус есть понятие субъективное, поскольку оно всегда противопоставляется другому субъективному понятию — вине причинителя 2.

К обсуждению казуса суд обычно переходит только после того, как установит наличие объективно необходимых связей между действием и результатом. Так, в нашем примере с легким ранением, вызвавшим утрату путевки в дом отдыха, суд, установив наличие объективно необходимой связи между противоправным действием и результатом, перейдет к обсуждению виновности причинителя и, не найдя виновности, освободит его от ответственности за казус по тому мотиву, что при-чинитель не знал и не должен был знать о наличии путевки. В этом своем виде (на базе объективно необходимой связи между действием и результатом) казус выступает, так сказать, в чистом виде. Именно в этом виде он выступает в советском уголовном праве, которому неизвестна безвиновная ответственность. В том же виде казус выступает и в советском гражданском праве, но-только тогда, когда последнее юворит о виновной ответственности.

Но советскому гражданскому праву известны случаи безвиновной ответственности. Такова, например, ответственность владельца источника повышенной опасности за «случайное» причинение вреда (ст. 404 ГК). Такова ответственность воздушного перевозчика за всякое причинение вреда (ст. 78 Воздушного кодекса СССР).

1 «Случайность также существует объективно, но она не вытекает с необходимостью из закономерного развития данного явления, хотя и имеет -свою причину» («Краткий философский словарь», М., 1952, стр. 331).

2 Отождествив казус и случай, О. С. Иоффе неправильно трактует понятие случая. Он пишет: «Гражданско-правовой случай может рассматриваться поэтому и как случай в философском смысле, с учетом субъективного отношения к нему лица, действия которого подлежат гражданско-пра-вовой квалификации» (указ. выше статья, стр. 93). Иначе говоря, О. С. Иоффе рассматривает казус и случай как субъективные понятия: «Случайными признаются лишь такие непредотвратимые для причинителя обстоятельства, о возможности наступления которых он не знал и не должен был знать» (стр. 92). Явно игнорируя положение диалектического материализма об объективности случая и о недопустимости сведения случайности к субъективной непознанности, О. С. Иоффе приходит к выводу о том, что «в гражданском праве виновное отграничивается от случайного, как познанное от непознанного» (там же). Очевидно» потеряв всякую надежду на уяснение различий между казусом и случаем, О. С. Иоффе предложил затем вообще выбросить из науки гражданского права эти понятия, а вместе с ними и понятие непреодолимой силы, находя, что «гражданско-правовое деление случаев на две их разновидности нельзя также ни обосновать, ни. тем более, оправдать при помощи философской аргументации» (там же. стр. 94).

В первом примере, поскольку речь .идет о «случайном». (казусном) причинении вреда, ответственность не беспредельна. Она ограничивается здесь понятием так называемой непреодолимой силы, за последствия которой владелец источника повышенной опасности не отвечает. Напротив, во втором примере такого ограничения ответственности нет: воздушный перевозчик отвечает за случайный вред, который так или иначе связан с эксплуатационной деятельностью воздушного перевозчика \

В связи с такой градацией объема гражданско-правовой ответственности (ответственность за вину, казус и непреодолимую силу) в практике и в науке советского гражданского права возникают весьма важные вопросы, во-первых, о границах между виной и казусом и, во-вторых, о границах между казусом и непреодолимой силой.

Первый вопрос в одинаковой мере интересует как гражданское, так и уголовное право, поскольку в данном случае речь идет о пределах виновной ответственности причинителя. Наоборот, второй вопрос является сугубо цивилистическим и ни в какой мере не интересует уголовное право, поскольку в данном случае говорится о пределах безвиновной ответственности.

Так как вопрос о пределах виновной ответственности будет рассмотрен в дальнейшем, мы сосредоточим сейчас главное внимание на вопросе о пределах безвиновной ответственности или, иначе говоря, на вопросе о разграничении казуса и непреодолимой силы, ибо он имеет прямое отношение к разбираемой нами проблеме причинности.

По вопросу о разграничении казуса и непреодолимой силы в буржуазной литературе выдвинут целый ряд теорий. Если оставить в стороне промежуточные (по существу, эклектические) теории, то все они могут быть сведены к двум основным теориям: к субъективной и объективной.

Субъективная теория (Гольдшмидт2, Тель, Леонард, Винд-шейдт, Дернбург, Вейнрих, Губер, Шершеневич3, Гордон4) разграничивает .казус и непреодолимую силу по степени пред-«твратимости вреда: казус рассматривается как обстоятельство, субъективно непредотвратимое для данного лица, а непреодолимая сила («квалифицированный случай») как обстоятельство,. непредотвратимое для всех вообще, несмотря на

1 Об условиях атои ответственности будет сказано в следующей главе.

2 Гольдшмидт является главнйм выразителем этой теории, см. Оаз гесерШт, паигагит, саиропит, в1аЬи1апогит, 2е11. {йг Дав @еэат1е Н. К. 1860, В. 3. 1

3 Г. Ф. Шершеневич, Учебник русского гражданского права, М, 1910, стр. 581.

4 А. О. Гордон, Принцип ответственности железных дорог за ущерб, причиненный при эксплуатации, 1887, стр. 50.

все возможные в современных условиях меры предотвращения 1.

Объективная теория (Экснер, Вене, Бринц, Брукнер, Гаф-нер, Пернице 2) разграничивает казус и непреодолимую силу по внешнему признаку: казус рассматривается как обстоятельство, специфически и внутренне связанное со сферой деятельности причинителя (его предприятия), а непреодолимая сила— как обстоятельство, являющееся внешним по отношению к сфере деятельности причинителя (его предприятия) и специфически не связанное с его внутренней деятельностью.

Несостоятельность данных теорий убедительно показывают сами сторонники этих противоположных концепций, критикуя друг друга. Это можно ясно увидеть из полемики между сторонниками данных теорий в советской литературе и, в частности, из полемики между X. И. Шварцем и М. М. Агарковым.

Критикуя субъективную теорию, X. И. Шварц указывает, что эта теория ограничивает ответственность принятием таких мер предосторожности, которые возможны на базе уже достигнутого уровня техники, между тем как задача, которую преследует институт ответственности за повышенную опасность, это—максимальное содействие дальнейшему развитию техники. Субъективное определение непреодолимой силы, таким образом, суживает ответственность за создание повышенной опасности ровно настолько, насколько оно расширяет понятие непреодолимой силы, «что идет в направлении, противном превентивным целям института ответственности за событие повышенной опасности». Не соответствует субъективистское опре-

1 В нашей литературе субъективная теория разделялась с некоторыми оговорками М. М. Агарковым. Он писал: «Неопреодолимая сила'» является квалифицированным случаем, т. е. случаем, обладающим некоторыми специфическими признаками. Таким признаком является неотвратимость наступления события. Непреодолимой силой является событие, которое не может быть предотвращено никакими мерами. Ответственность должника до пределов непреодолимой силы означает, что должник несет ответственность, если событие, повлекшее за собой невозможность исполнения, принадлежит само по себе к числу предотвратимых, хотя бы в данном конкретном случае должнику и нельзя было бы вменить в вину непринятие мер предосторожности... Не является непреодолимой силой такое событие, которое вообще может быть предотвращено, хотя и не могло быть предотвращено данным ответчиком» (М. М. А г а р к о в, К вопросу о договорной ответственности. Сб. «Вопросы советского гражданского права», М., 1945, стр. 121—122). Ср. Р. Ь е о п п а г и, АП^егпешез 5спи1о.гесп1, § 227. Его же. Нбпеге Ое\уа11, Рез^сЬгШ: {иг Тгае-^ег, 1926. Не усматривая различий между казусом и непреодолимой силой, О. С. Иоффе определяет непреодолимую силу следующим образом: «Непреодолимой силой является такое чрезвычайное обстоятельство, которое непредотвратимо для данного лица всеми доступными для него средствами, хотя бы оно и знало о наступлении этого обстоятельства» («Обязательства по возмещению вреда», Л., 1952, стр. 49).

2 Главным выразителем этой теории является Экснер. См. Оег Ве^гИ{ йег попегеп ОелуаН 1т гоп-ивспеп ипс1 НеиНдеп УегкеЬгэгесЫ., Огйг11и15 2е|15с1шП 1йг Рпуа{- ипс1 ОеНепШсЬез Кесп1, 1883, В. 10.

деление категории непреодолимой силы и другой функции этого института — функции восстановления нарушенных прав потерпевшего: «всякий, кто терпит ущерб от действий сил источника повышенной опасности, вправе ожидать возмещения этого ущерба, независимо от того, сделал ли со своей стороны владелец этого источника все возможное для предупреждения вреда или нет» '.

Критикуя объективную теорию, М. М. Агарков отмечает, что эта теория необоснованно расширяет ответственность владельца источника повышенной опасности: «если проводить ее последовательно, то ответственность по ст. 404 ГК, должна наступать всякий раз, когда вред причинен источником повышенной опасности». «Действительно, — пишет он, — если вред причинен «внешним случаем» (например, землетрясением. — /'. М.), -его нельзя считать причиненным той деятельностью, которая представляет повышенную опасность для окружающих. Понятие непреодолимой силы делается излишним. За «внешний случай» нет ответственности просто потому, что вред причинен не источником повышенной опасности. Между тем, ст. 404 имеет в виду именно создать специальное основание для осво-. бождения от ответственности за вред, причиненный источником повышенной опасности»2.

Но эта критика 'не достигает цели, так как она имеет методологически порочные основания. Отграничивая понятие «случая» (казуса) от понятия непреодолимой силы, обе теории пытаются отделить эти понятия по признаку их причинной обусловленности, однако обусловленность эту понимают либо идеалистически (по признаку предвидимости), либо механистически (по признаку внешних и внутренних связей). Между тем единственно правильным критерием отграничения казуса от непреодолимой силы может быть только такой критерий, который исходит из материалистического учения о причинных связях. Трактуя о взаимной обусловленности всех явлений природы и общества и рассматривая причинность как объективную реальность, марксистско-ленинская философия создала стройное и последовательное учение о необходимых и случайных связях. Распространяя это учение на область гражданско-пра-вовой ответственности за безвиновное причинение ущерба, мы имеем все основания сказать, что казус и непреодолимая сила, с точки зрения их причинной обусловленности, лежат в разных плоскостях: казус как понятие противоположное вине лежит в плоскости объективно необходимых связей между деятельностью причинителя и вредным результатом 3.

1 Указанная выше работа, стр. 51.

2 «Гражданское право», т. 1, М., 1944, стр. 340.

' Понятие казуса можно иллюстрировать следующим примером. Прокурор Гомельского района, Гомельской обл., обратился в Народный суд с иском к гр. Мосякову о возмещении вреда, причиненного колхозу им. Ки-

Напротив, непреодолимая сила как понятие, не связанное с субъективным моментом вины, лежит в плоскости объективно случайных связей между деятельностью причинителя и вредом 1.

Такое решение вопроса о разграничении казуса и непреодолимой силы по признаку необходимых и случайных связей впервые в нашей литературе было предложено Д. М. Генки-ным, который довольно определенно сказал, что «вина и казус лежат в ряду необходимой причинности, непреодолимая же сила связана с понятием случайной причинности»2.

В полном соответствии с учением классиков марксизма-ленинизма об относительности различия случайного и необходимого 3, Д. М. Генкин указал на относительность казуса и непреодолимой силы. «Необходимо иметь в виду, — сказал он, — что благодаря развитию человеческого познания природы и активного воздействия человека на природу, случайно-причинное может оказаться впоследствии необходимо-причинным, а в связи с этим то, что в свое время считалось непреодолимой силой, может быть в дальнейшем отнесено к понятию простого случая или даже к вине. Например, в настоящее

рова, на том основании, что по вине ответчика погибла колхозная лошадь. Иск прокурора был удовлетворен в пользу колхоза. По протесту Генерального прокурора СССР данное дело было пересмотрено Судебной коллегией Верховного суда СССР, которая отменила решение и в иске отказала по следующим мотивам: колхозник Мосяков возил на лошади из леса дрова;

при перевозке дров лошадь наступила передней ногой на конец лежавшего под снегом кола, второй конец которого поднялся при этом и вонзился в брюшину лошади. Мосяков с помощью колхозников уложил раненую лошадь на сани и повез ее к ветеринарному врачу, однако дорогой лошадь вследствие потери крови пала. «При наличии таких данных,— сказано в определении Коллегии,— свидетельствующих о том, что лошадь, принадлежащая колхозу, погибла в результате несчастного случая, который не мог быть предвиден и предотвращен ответчиком, суд не имел оснований к возложению на Мосякова ответственности за гибель лошади». (Из практики Прокуратуры СССР по надзору за соблюдением законности, Март, 1953 г.)

1 Понятие непреодолимой силы можно представить на следующем примере: гр. Чхеидзе и Еганов предъявили иск к Грузинскому отделению Художественного фонда СССР о возмещении ущерба от разрушения дома, ссылаясь на то, что при возведении художественных мастерских ответчик повредил ливнеотводные сооружения, в результате чего прошедшим ливнем затопило подвал их дома, что привело, в конечном счете, к разрушению дома. Иск Чхеидзе и Еганова был удовлетворен частично. По протесту Генерального прокурора СССР дело было пересмотрено Судебной коллегией по гражданским делам Верховного суда СССР, которая все состоявшиеся по делу решения отменила и в иске отказала на следующем основании: в то время как ответчик получил участок земли под строительство, ливневых сооружений на этом участке не было, поэтому ответчик и не мог их разрушить; дом истцов оказался поврежденным не действием ответчика, а в результате прошедшего ливня, т. е. в результате стихийного бедствия как непреодолимой силы. (Из практики Прокуратуры СССР по надзору за соблюдением законности, Октябрь, 1951 г.).

2 Отчет о заседании Сектора гражданского права ВИЮН, посвященном вопросу о вине в гражданском праве, жур. «Советское государство и право» № 11, 1949 стр. 73.

3 В. И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм, 1950, стр. 146.

время крушение поезда вследствие землетрясения должно быть отнесено к непреодолимой силе, но если наука сможет предвидеть момент землетрясения, а строительная техника — предотвращать последствия землетрясения, крушение поезда не будет 'непреодолимой силой и может быть даже вменено в вину железной дороге» 1.

Именно так понимают относительность казуса и непреодолимой силы наши судебные органы.

Архангельский областной суд удовлетворил иск Котласского речного порта к конторе «Заготзерно» о взыскании 13554 руб. штрафа за невыполнение плана перевозок.

Судебная коллегия Верховного суда РСФСР решение областного суда оставила в силе.

Прокурор СССР опротестовал это-..решение по следующим мотивам: контора «Заготзерно» не могла представить к перевозке запланированное количество груза в силу непреодолимых обстоятельств, так как территория сенопункта, откуда должен был перевозиться груз, была затоплена вследствие разлива вод.

Судебная коллегия Верховного суда СССР признала, что доводы протеста «не могут служить основанием для освобождения ответчика от уплаты штрафа, так как весенний разлив вод нельзя рассматривать как стихийное явление». На 'основании этого Коллегия, сославшись на договор сторон и постановление СТО от 30 июля 1934 года 2, согласно которому грузоотправитель (как и пароходство) отвечает не только за виновное, но также и за «случайное» невыполнение государственного плана .перевозок грузов и освобождается от ответственности только в том случае, если план не мог быть выполнен в силу стихийных обстоятельств, решение Областного суда оставила в силе, а протест прокурора отклонила 3.

Не менее характерно в этом отношении дело по иску гр. Мироновой к химзаводу о взыскании 92 350 р. в возмещение убытков от пожара, происшедшего при таких обстоятельствах:

18 июня 1944 г. на прирельсовом складе химзавода загорелась кристаллическая сода. Пожар сразу принял большие размеры и распространился на соседние жилые дома, притом с такой быстротой, что жители ничего не успели спасти из своего имущества. В числе пострадавших оказалась также и истица.

Дело это неоднократно пересматривалось различными су-

1 Указанный отчет о заседании Сектора гражданского права ВИЮН, стр. 73.

2 СЗ СССР 1934, № 35, стр. 281.

3 «Сб. постановлений Пленума и определении коллегий Верховного суда СССР за 1943 г.», М., 1948, стр. 221—222. См. аналогичное дело по иску управления Нижне-Иртышского речного пароходства к Омской областной конторе Востокзаготзерно о взыскании 1 156696 руб. 30 коп. штрафа за невыполнение плана перевозок зерна по причине «позднего в том году созревания хлебов и уборки в Омской области». («Сб. постановлении Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1944 г.», М., 1948, стр. 292—293).

дебными инстанциями, причем главные разногласия, которые возникли при его рассмотрении, сводились к вопросу о том — признать ли происшедший пожар казусом или же непреодолимой силой. Химзавод, как предприятие, перерабатывающее огнеопасные химические вещества, в пожарном отношении является источником повышенной опасности, а поэтому отвечает по ст. 404 ГК. не только за виновное, но и за «случайное» причинение вреда и освобождается от ответственности за последствия непреодолимой силы.

Народный суд 3-го участка Октябрьского района г. Москвы признал, что в «материалах дела отсутствует указание на причинную связь между гибелью принадлежащего Мироновой имущества и деятельностью склада» и пришел к выводу, «что пожар явился непреодолимой силой для самого ответчика». На этом основании (т. е. на том основании, что в данном случае отсутствует объективно необходимая причинная связь между деятельностью химзавода и ущербом Мироновой и что эта связь является объективно случайной) Народный суд в иске Мироновой отказал.

Признавая это решение ошибочным, Председатель Верховного суда СССР принес протест, в котором указал: «В данном деле нет никаких оснований считать, что возникший на складе пожар относится к явлениям стихийного порядка и как проявление непреодолимой силы должен считаться обстоятельством, освобождающим завод от ответственности перед Мироновой». Ссылаясь, далее, на выводы экспертизы по данному делу. Председатель суда отметил, что эти выводы «исключают всякую возможность считать причиной пожара 'проявление непреодолимой силы».

Соглашаясь с протестом и находя, что обстоятельства данного дела требуют дополнительного исследования причин пожара, Судебная коллегия Верховного суда СССР решение Народного суда (и определение Московского городского суда, оставившего это решение в силе) отменила и передала дело на новое рассмотрение \

Не менее интересна в этом отношении и арбитражная практика. Приведем для примера следующее дело. Строительное

' «Судебная практика Верховного суда СССР», 1946, № 7, стр. 27—28. См. также дело по иску Беломорско-Балтийского комбината к Беломорско-Онежскому пароходству («Сб. постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда за 1941 г.», М., 1947, стр. 132—133); дело по иску Лопатнна к Горьковской ж. д. («Сб. постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1942 г.», М., 1947, стр. 159); дело по иску треста «Сызрайьнефть» к управлению ж. д. им. Куйбышева («Сб. постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1943 г.», М., 1948, стр. 231); дело Тер-Арутюнова («Сб. постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1944 г.», М., 1948, стр. 142); дело по иску Государственного Академического Большого театра к Тульской областной конторе Госбанка (там же, стр. 242).

управление треста «Узводстрой» осуществляло строительство дамбы. В результате сильных дождей дамба была разрушена (размыта) и вода затопила посевы и огород подсобного хозяйства Фархадской ГЭС, причинив ущерб в 85 124 руб.

Фархадская ГЭС предъявила к тресту «Узводстрой» иск о возмещении ущерба. Ответчик иска не признал, сославшись на то, что прорыв дамбы произошел в результате явлений стихийного характера (сильный ливень). Это возражение, однако, не было принято Госарбитражем при Совете Министров Узбекской ССР и иск ГЭС был удовлетворен. Госарбитраж при Совете Министров СССР, рассматривавший настоящее дело в порядке надзора, 'с решением республиканского Госарбитража согласился, указав, что основное назначение дамбы состоит в том, чтобы сдерживать дождевые воды, а потому прорыв дамбы не может быть отнесен к явлениям непреодолимой силы (надзорное производство Госарбитража при Совете МинистроЕ СССР по делу № Н-Уз-99 за 1952 г.).

Поскольку определенное событие само по себе не является решающим для отнесения его к явлениям непреодолимой силы, наши хозорганы не могут заранее предусмотреть события, которые бы освобождали их от договорной ответственности. Именно этим объясняется тот факт, что наши арбитражи ведут борьбу с попытками хозорганов включать в договоры условия об освобождении от ответственности при наступлении определенных «объективных обстоятельств», хотя и не отвергают в принципе возможности освобождения от ответственности при наличии явлений непреодолимой силы, если эти явления будут выявлены при рассмотрении конкретных арбитражных дел '.

Анализируя практику по гражданским делам, можно сделать вывод, что наши судебные и арбитражные органы, разрешая вопрос о причинной обусловленности ущерба, явившегося результатом казуса или непреодолимой силы, всегда исходят из марксистско-ленинского учения о причинных связях, разграничении этих связей на объективно необходимые и объективно случайные и об относительности этих связей. Тот факт, что наши суды и арбитражи, оформляя свои решения ^определения, не пользуются соответствующей «философской терминологией» (и часто говоря, например, об «отсутствии причинных связей», имеют в виду отсутствие объективно необходимых связей), не должен смущать исследователя. Терминология практики не всегда совпадает с научной.

Изучая причинные связи, мы должны при этом отметить их особенность, которая свойственна гражданскому праву, но не известна советскому уголовному праву. Последнее, трактуя о виновной ответственности, всегда имеет в виду объективные причинные связи между противоправным действием и его вред-

' См. Инструктивное письмо Государственного арбитража при Совете Министров СССР от 30 сентября 1946 г., № И-1-35.

ным результатом. Иначе в гражданском праве, поскольку речь идет о некоторых случаях безвиновной ответственности. Например: самолет, в результате совершенно не предполагаемого (в данной местности и на данной высоте) обледенения, потерпел аварию, при которой один из пассажиров получил увечье. Впоследствии он обратился с иском о возмещении

ущерба.

Предположим, что в итоге тщательного и всестороннего изучения обстоятельств этого дела, суд квалифицировал данный ущерб, как результат непреодолимой силы. Суд обяжет владельца самолета возместить причиненный ущерб (ст. 78 Воздушного кодекса СССР).

Суду не потребуется здесь устанавливать вину ответчика. Основаниями его ответственности будут здесь объективные обстоятельства и в числе их причинная связь между ущербом и чем? — Противоправными действиями? Но их в данном случае нет, так как владельца самолета нельзя упрекнуть в противоправности. Противоправными могут быть лишь действия, а не события '.

Ясно, что в данном случае речь идет о причинных связях (необходимых либо случайных) между ущербом и общей сферой деятельности владельца источника повышенной опасности, но не между ущербом и противоправным действием, как это имеет место при виновной ответственности. Что же включает в себя эта «общая сфера деятельности» источника повышенной опасности? Очевидно, что она включает в себя не только деятельность людей, но и различные явления природы (в нашем примере — изменения температуры и влажности воздуха и т. д.)

Следовательно, в отдельных случаях безвиновной ответственности суд устанавливает причинную связь между ущербом и различными событиями, как обстоятельствами, не связанными с поведением лица2.

Этот вывод ни в какой мере не противоречит общим положениям марксизма-ленинизма о причинности, так как она трактуется материалистической философией как часть общего взаимодействия явлений в природе и обществе.

Сила марксистско-ленинского научного познания состоит в том, что оно не только с точностью вскрывает внутренние закономерности каждого явления (большого и малого), но учит

1 О юридической природе этих «правонарушений», в которых отсутствуют такие -важные элементы, как противоправность действий и виновность, см. в следующей главе.

2 Необходимая причинная связь в подобных случаях имеет место, конечно, между вредом и непреодолимой силой, поразившей сферу деятельности ответственного лица. Если этой связи нет, то, естественно, данный вред имеет какую-то другую причину (например, одно дело, если пассажиру самолета причинено увечье в связи со случайной авариен самолета, и другое дело, если пассажир заболел или умер во время полета от других причин).

людей управлять этими закономерностями, направлять их развитие.

Изучая закономерности данного явления с учетом его конкретной обстановки, суд, учитывая объективные факты, всегда установит, что вредный результат является закояомерным'следствием данного противоправного действия или же, наоборот, отвергнет эту версию и скажет, что этот результат порожден не действием, а событием. Но в обоих случаях суд решит этот вопрос на основании объективных фактов, а не в зависимости от того, сознавал или не сознавал причинитель причинную обусловленность вреда.

Все это не означает, конечно, что раскрытие виновности не способствует раскрытию причинности. На практике оба эти фактора (субъективный и объективный) часто сочетаются друг с другом и обусловливают друг друга1. Но это не дает оснований к смешению понятий виновности и причинности. Смешивая эти понятия, некоторые юристы (идя от вины к причине, вместо того, чтобы итти от причины к вине) говорят: нет вины— значит нет и причины, тогда как правильнее сказать — нет объективно необходимой причины, а 'потому и не может 'быть вины. Или иначе: раз нет такого элемента состава правонарушения, как объективно необходимая связь .между действием и результатом, то нет надобности отыскивать и другой его элемент — вину причинителя.

Таким образом, вопрос о разграничении казуса и непреодолимой силы, в свете общей проблемы соотношения причинности и виновности, может быть успешно разрешен только в том случае, если мы:

а) вину и казус будем рассматривать как противоположные понятия по субъективному признаку предотвратимости вреда, но, вместе с тем, как понятия, находящиеся в одном причинном ряду, т. е. в ряду объективно необходимой связи, которую при казусе причинитель не предвидел и не должен был предвидеть;

б) казус и непреодолимую силу будем рассматривать как противоположные понятия по признаку их объективной причинной обусловленности.

Для того, чтобы закончить краткое рассмотрение проблемы причинности в гражданском праве, необходимо остановиться на причинной связи между бездействием и его результатом.

Как было отмечено выше, бездействие и действие обладают одинаковыми внутренними признаками. Это означает, что бездействие, как невыполнение действия, предписываемого данному лицу правовой нормой, может рассматриваться как про-

1 С-'.1. в связи с этим определение ГСК ВС СССР от 29 июля 1953 г. по делу № 03/556 по иску колхоза «Заветы Ильича» к гр. Гаркуновой и Хо-вановои.

тивоправное поведение лица, выражающееся в целеустремленном и волевом воздержании от определенных движений, имеющем своим последствием известные изменения в окружающем мире.

По вопросу о бездействии в советской литературе высказаны и противоположные мнения. Так, М. Д. Шаргородский и Б. С. Антимонов, хотя и не отвергают ответственности за бездействие, но, вместе с тем, считают, что бездействие не способно породить объективного результата (т. е. вызвать известные изменения в окружающей обстановке), а потому между бездействием и его последствиями отсутствует объективная причинная связь '.

Б. С. Антимонов полагает, что когда говорят о бездействии, то имеют в виду лишь виновное бездействие, т. е. упущение, и что ответственность возлагается в таких случаях не за действие (его ведь нет) и не за его последствия (не за чем следовать), а за события, которые естественно произошли в отсутствии действия (его должен был совершать обязанный, но виновно не совершил) 2. Исходя из этого, Б. С. Антимонов приходит к 'выводу, что обусловленность бездействия и вредного результата следует строить не в плане реальной причинной связи между ними, а в плане связи предполагаемой (по опыту в других случаях), т. е. в плане типичной связи. При бездействии, пишет он, «речь идет уже не о действительной причинной связи, а лишь о возможном предполагаемом ходе событий. Но этот возможный ход событий должен быть естественным, типичным, хорошо известным по опыту в вещах. Предположе-вие, следовательно, опирается и здесь на действительную причинную связь, но не в данном случае, а в других» 3. Как видим, к оценке причинной связи между бездействием и вредным результатом автор подходит с позиций теории адэкватной при-

1 «При бездействии причинная связь отсутствует и нужно решить вопрос не .о том, когда бездействие является причиной наступившего результата, а только о том, когда человек отвечает за бездействие. Если преступник не желал наступления преступного результата, его действие должно рассматриваться как самостоятельное преступление и караться лишь тогда, когда оно специально предусмотрено законом (йеНсгит вш ^епепз), например, неоказание помощи погибающему и т. д.» (А1. Д. Шаргород-с к и и. Причинная связь в уголовном праве. Ученые труды ВИЮН, вып. X, 1947, стр. 185—186). Таким образом, М. Д. Шаргородский допускает уголовную ответственность и без наличия причинной связи и поясняет затем, что при умышленном бездействии преступник «отвечает как за причинение, хотя причгнной связи и нет, так как обязан был действовать», а при неосторожном бездействии он отвечает «как за самостоятельное преступление» (т а м же).

2 См. Б. С. А н т и м о н о в, К вопросу о понятии и значении причинной связи в гражданском праве. Труды научной сессии ВИЮН 1—6 июля 1946 г., М., 1948, стр. 65.

'Там же.

чинности, чего он и не скрывает, ссылаясь на М. М. Агар-кова 1.

Взгляды М. Д. Шаргородского и Б. С. Антимонова по вопросу о причинной связи при бездействии подвергнуты вполне обоснованной критике в нашей литературе2. Мы также не разделяем этих взглядов.

Противоправное бездействие принципиально не отличается от противоправного действия. Сопровождаясь определенными волевыми и интеллектуальными переживаниями деятеля, оно, так же как и действие, вызывает определенные последствия в объективном мире, которые также обусловлены реальной причинной связью. Т. В. Церетели правильно пишет, что бездействие в сфере общественных (а следовательно и правовых) отношений «не есть голое отрицание, полная пустота, а несовершение чего-то определенного, что в данный момент ожидалось от данного лица. Человек в силу своих общественных отношений может быть поставлен в такие условия, что получает господство над силами, которые представляют собой опасность для охраняемых правопорядком объектов. Выпустив эти силы из своей власти и предоставив их свободному течению, лицо своим воздержанием от действия объективирует свою волю в определенном направлении. Благодаря этому его бездействие становится моментом связи, моментом развития в общей причинной цепи, приведшей к результату» 3.

Как отмечалось выше, правонарушения в форме бездействия в советском гражданском праве занимают относительно большее место, чем правонарушения в форме действия. Это наиболее ярко выражается в неисполнении или ненадлежащем исполнении договорных обязательств. Без выяснения объективной причинной связи между неисполнением договора и наступившим вследствие этого вредом здесь вообще немыслимо было бы рассуждать об ответственности причинителя4.

1М.М.Агарков пишет: «С изложенной точки зрения (т. е. с точки зрения теории адэкватной причинности. — Г. М.} разрешается и вопрос о причинной связи между вредом и воздержанием от действия (упущением)». (Гражданское право, т. 1, 1944, стр. 328).

2 Н. Д. Д у р м а н о в. Понятие преступления, 1948, стр. 54—56. А. А. П и о н т к о вс к и и, указ. статья в «Ученых записках ВИЮН и ВЮА», стр. 88—89; И. Б. Новицкий, Л. А. Л у н ц, Общее учение об обязательстве, М., 1950, стр. 313—316; А. Н. Т р а и н и н, Состав преступления по советскому уголовному праву, М., 1951, стр. 121.

3 Т. В. Церетели, Причинная связь в уголовном праве, М., 1949, стр. 13.

4 Примером могут служить дела о недопоставках. Здесь налицо два объективных факта — неисполнение договора в форме бездействия и последовавшие за ним убытки. Если мы скажем, что эти факты не связаны между собой определенной причиной, то, естественно, возникает вопрос — что же породило эти убытки? Выходит, что некоторые явления (убытки) не имеют своей причины? Материалистическая философия отвергает, однако, беспричинные явления.

Отсюда можно сделать вывод, что все сказанное выше о причинных связях между действием и результатом распространяется также и на причинные овязи при бездействии.

Практика рассмотрения гражданских и уголовных дел дает все основания сделать такой вывод г.

«все книги «к разделу «содержание Глав: 17 Главы: < 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. >

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

Глава 3. ПРИЧИННАЯ СВЯЗЬ МЕЖДУ ПРОТИВОПРАВНЫМИ ДЕЙСТВИЯМИ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯМИ