ГЛАВА VI ПРИЧАСТНОСТЬ ГОСУДАРСТВА К МЕЖДУНАРОДНО-ПРОТИВОПРАВНОМУ ДЕЯНИЮ ДРУГОГО  ГОСУДАРСТВА

В рамках проблемы оснований международной ответ­ственности государств встает вопрос, порождает ли воз­можная причастность другого государства к международ­но-противоправному деянию данного государства между­народную ответственность этого другого государства, и ес­ли порождает, то в каких случаях или при каких условиях. При этом имеется в виду, что международно-проти­воправное деяние данного государства налицо, то есть речь идет о причастности применительно к совершенному про­тивоправному деянию, и не принимается в расчет возмож­ная противоправность деяния другого государства вне ус­ловий причастности, поскольку за такое противоправное деяние ответственность возникает сама по себе; ответст­венность за причастность возникает самостоятельно и от­дельно (хотя и «добавляется» к первой ответственности).

Оговоримся сразу, что рассматривается лишь возник­новение международной ответственности другого государ­ства за причастность к международно-противоправному деянию данного государства без выявления степени, форм и объема международной ответственности за такую при­частность, поскольку эти вопросы прямо не относятся к проблеме возникновения международной ответственности и решаются отдельно в рамках существа такой ответствен­ности.

Для уяснения существа причастности необходимо от­граничить ее от других явлений более или менее близкого порядка, однако причастностью не являющихся.

Под причастностью понимается такое поведение дру­гого государства, которое способствует, содействует со­вершению международно-противоправного деяния данным государством (независимо от того, повторяем, является или нет деяние этого другого государства само по себе ме-

145

ждународно-противоправным вне причастности). Поэтому действия государства, способствующие совершению меж­дународно-противоправного деяния, надо прежде всего отличать от совместных действий двух или нескольких го­сударств (группы государств). Их следует также отличать от совместной единовременной акции двух или нескольких государств через посредство общего органа. В обоих этих случаях речь идет о самостоятельных, хотя и идентичных деяниях каждого из таких государств.

Например, когда два государства, объединившиеся в агрессивный союз, совершают совместное нападение на третье государство, одно из них не просто участвует в аг­рессии другого, а оба они и каждое из них совершают акт агрессии. То же имеет место, когда вооруженное нападе­ние совершается совместным органом двух государств (на­пример, совместным военным подразделением).

От действий другого государства, способствующих, со­действующих совершению данным государством междуна­родно-противоправного деяния, следует отличать также де­яния другого государства, которые побуждают данное го­сударство к совершению международно-противоправного деяния, ибо в таком случае это другое государство прямо не участвует в деянии данного государства. Речь прежде всего идет о случае, когда другое государство тем или иным образом, с большей или меньшей настойчивостью предлагает или советует данному государству совершить противоправное деяние, то есть осуществляет действие, ко­торое по аналогии с уголовным правом можно было бы квалифицировать как подстрекательство к совершению пра­вонарушения. Очевидно, что подстрекательство нельзя рас­сматривать как форму содействия совершению междуна­родно-противоправного деяния другим государством и воз­ложить на государство-подстрекателя какую-то долю от­ветственности за международно-противоправное деяние другого государства в силу причастности к нему.

Другой вопрос, является ли само по себе подстрека­тельство, против которого часто вполне обоснованно про­тестуют заинтересованные в поддержании международного правопорядка государства, международно-противоправным деянием. Ответ на этот вопрос зависит от возможного на­личия «первичных» норм, которые запрещают в междуна­родных отношениях подстрекательство к совершению ме­ждународно-противоправных деяний вообще или в специ­альных случаях. Не вдаваясь в исследование вопроса о таких «первичных» нормах, поскольку это не относится к области международной ответственности, позволим себе

146

высказать мнение о том, что, например, подстрекательство к агрессии и поощрение агрессии запрещены современным международным правом и решительно осуждаются меж­дународным общественным мнением со всеми вытекающи­ми отсюда последствиями.

Не является способствованием или содействием совер­шению международно-противоправного деяния и такая форма побуждения к нему, как принуждение. В условиях любого побуждающего принуждения международно-проти­воправное деяние данного государства остается исключи­тельно его собственным деянием. Суверенное государство, пока оно остается таковым, может и обязано самостоя­тельно избирать свое поведение по отношению к третье­му государству. Оно может и в определенных случаях да­же обязано оказывать противодействие побуждающему принуждению другого государства. В этом оно может, в частности, опираться на помощь и содействие третьих го: сударств и международных организаций, которые также не только правомочны, но и обязаны противодействовать противоправному принуждению или принимать меры к его пресечению.

Неизменным принципом является то, что государство ответственно лишь за свои собственные деяния. Принуж­дение к противоправному деянию не есть участие в этом противоправном деянии против третьего государства, по­скольку оно прямо не содействует и не способствует проти­воправному деянию в отношении этого третьего государ­ства.

Иное дело, если принуждающее государство соверша­ет самостоятельное международно-противоправное деяние, влекущее его международную ответственность. Принуж­дение, очевидно, возможно лишь в форме применения си­лы или угрозы силой, включая применение или угрозу при­менения вооруженных сил, что по современному междуна­родному праву составляет, в зависимости от случая, тяж­кое международное правонарушение или международное преступление. Поэтому вполне возможно, что принуждаю­щее к международно-противоправному деянию государство самостоятельно подлежит более серьезной международ­ной ответственности, чем побуждаемое государство, совер­шившее под принуждением менее серьезное правонаруше­ние.

Иной также вопрос, примет ли потерпевшее государ­ство или компетентный международный орган, вовлечен­ный в рассмотрение дела, во внимание обстоятельства при­нуждения тайного государства к совершению им между-

147

народно-противоправного деяния при определении харак­тера и объема его ответственности.

С учетом вышеизложенного в проекте сформулированы положения ст. 27, которая помещена в гл. IV проекта, наз­ванную «Причастность одного государства к международно-противоправному деянию другого государства». Эта статья, озаглавленная «Помощь или содействие одного государ­ства другому для совершения международно-противоправ­ного деяния этим другим государством», гласит:

«Помощь или содействие одного государства другому, если установлено, что она (оно) предоставлена (предостав­лено) для осуществления международно-противоправного деяния, совершенного последним государством, сама (само) по себе также является международно-противоправным деянием, даже если рассматриваемые отдельно такая по­мощь или такое содействие не составляет нарушения меж­дународного обязательства».

Положения этой статьи, таким образом, ясно устанав­ливают, что поведение причастности к международно-про­тивоправному деянию данного государства, которое само также составляет международно-противоправное деяние, имеет место тогда, когда другое государство своими соб­ственными действиями оказывает помощь или содействие совершению противоправного деяния данным государст­вом.

Государство может, например, содействовать агрес­сии другого государства путем предоставления своей тер­ритории. Так, п. 7 ст. 3 определения агрессии, изложенно­го в резолюции Генеральной Ассамблеи 3314 (XXIX) от 14 декабря 1974 г., квалифицирует как акт агрессии «дейст­вие государства, позволяющего, чтобы его территория, ко­торую оно предоставило в распоряжение другого государ­ства, использовалась этим другим государством для со­вершения агрессии против третьего государства». Помощь в совершении агрессии может выражаться также в постав­ках оружия, транспортных и иных средств и т. п. Путем предоставления оружия или других средств государству может оказываться содействие в проведении геноцида, в поддержании режима апартеида, в сохранении силой ко­лониального господства или в совершении менее значи­тельных противоправных деяний. Помощь или содействие могут выражаться в предоставлении материальных средств, а могут облекаться в политическую или иную форму и т. д.

Иными словами, причастность к международно-проти­воправному деянию данного государства как самостоятель­148

вид международно-противоправного деяния характе­ризуется сотрудничеством другого государства в соверше­нии противоправного деяния данным государством, ибо само понятие помощи или содействия обязательно пред­полагает именно сотрудничество. Разумеется, должны приниматься в расчет лишь реальные такая помощь или такое содействие.

Далее, из рассматриваемых положений ясно следует, что факт сотрудничества в совершении международно-про­тивоправного деяния в виде помощи или содействия совер­шенному (а не готовящемуся или предполагаемому) меж­дународно-противоправному деянию должен быть, что весь­ма важно, установлен, то есть обоснован или доказан.

Например, поставки другим государством оружия или других соответствующих средств данному государству в период совершения последним агрессии против третьего государства являются явным фактом причастности этого другого государства к акту агрессии. Однако такие по­ставки в период, значительно предшествующий акту аг­рессии, еще не свидетельствуют о такой причастности, так как должно быть доказано, что они совершались именно в качестве содействия готовившейся агрессии по причине, например, выявленного соответствующего соглашения, хо­тя, возможно, и закамуфлированного. Применительно к приводившемуся выше п. 3 определения агрессии о дейст­виях государства, позволяющего другому государству ис­пользовать свою территорию для агрессии против треть­его государства, требуется, очевидно, также установить факт такого позволения или соглашения и т. д.

Далее, как указывалось выше, поведение государства, независимо от того, что оно составляет помощь или содей­ствие другому государству в совершении им международ­но-противоправного деяния, может не соответствовать ме­ждународному обязательству этого первого государства, то есть само по себе являться противоправным деянием. Так, поставки оружия Южно-Африканской Республике вопре­ки решению Совета Безопасности об эмбарго на поставки оружия этому государству сами по себе противоправны, независимо от причастности такого поведения к поддерж­ке противоправного режима апартеида в этом государстве.

Однако факт причастности в виде помощи или содей­ствия международно-противоправному деянию составляет сам по себе противоправное деяние, независимо от того, что такое поведение, рассматриваемое вне рамок причаст­ности, не составляет нарушения международного обяза­тельства, как это следует из заключительного положения

149

ст. 27. Во многих случаях поведение причастности, рас­сматриваемое изолированно, то есть вне связи с сотрудни­чеством в совершении противоправного деяния другим го­сударством, не носит противоправного характера.

Так, например, поставки оружия или иных средств, ес­ли они не запрещены специальным международным актом, не составляют сами по себе международно-противоправно­го деяния. Однако в период совершаемой агрессии такие поставки приобретают, естественно, другой смысл.

Присутствие иностранных войск на территории данного государства с его согласия или, тем более, по его просьбе само по себе не противоправно. Однако использование ино­странной территории для агрессии против третьего госу­дарства с согласия государства, которому эта территория принадлежит, квалифицируется в соответствии с определе­нием агрессии 1974 года, как указано выше, в свою оче­редь, как акт агрессии государства, давшего это согласие.

Именно в отсутствие противоправности поведения вне контекста причастности и заключается, очевидно, сущест­венная характерная особенность деяния причастности.

Наконец, следует иметь в виду, что деяние причастно­сти, по общему правилу, не является таким же по своему характеру деянием как основное международно-противо­правное деяние, к которому оно причастно. Например, оче­видно, что помощь или содействие геноциду или апартеи­ду не будут квалифицироваться как геноцид или апартеид. В свою очередь, вид и объем международной ответствен­ности за противоправное деяние причастности прямо и не­посредственно не связаны с видом и объемом международ­ной ответственности за основное противоправное деяние. Иными словами, деяние причастности, будучи установлен­ным в связи с основным противоправным деянием, состав­ляет самостоятельное международное противоправное де­яние. Последнее вовсе не значит, что обстоятельства ос­новного международно-противоправного деяния, в частно­сти его характер и тяжесть, не должны учитываться при определении содержания и степени ответственности за де­яние причастности. Однако главным остается деяние при­частности, в частности характер, способ и степень помощи или содействия, о которых идет речь.

Отметим также вслед за Комиссией международного права, что рассмотренные положения о деяниях причаст­ности в значительной степени предложены, видимо, в по­рядке прогрессивного развития международного права.

В главу о причастности одного государства к между­народно-противоправному деянию другого государства Ко-

150

миссия, при решительных возражениях против этого неко­торых ее членов, поместила также ст. 28, которая не толь­ко не имеет никакого отношения к деяниям причастности, но несовместима вообще с основополагающими положения­ми проекта статей об ответственности.

Эта статья, озаглавленная «Ответственность государств за международно-противоправное деяние другого государ­ства», гласит:

«1. Международно-противоправное деяние, совершенное государством в области деятельности, в которой оно подчи­нено власти управления или контроля со стороны другого государства, влечет международную ответственность этого другого государства.

Международно-противоправное деяние,  совершенное

государством в результате принуждения со стороны друго­

го государства, предпринятого с целью вызвать совершение

этого деяния, влечет международную ответственность это­

го другого государства.

Пункты 1 и 2 не наносят ущерба международной от­

ветственности   государства, совершившего международно-

противоправное деяние, в соответствии с другими статьями

настоящего проекта статей».

Мы не будем детально анализировать несостоятель­ность этих положений, поскольку это достаточно ясно как из существа предшествующих статей проекта, так и из со­ображений, их обосновывающих. Укажем лишь на следую­щее.

Прежде всего сущность приведенных положений, изло­женная в заглавии статьи и сводящаяся к установлению ответственности одного субъекта за противоправное пове­дение другого, несовместима с правом вообще и с меж­дународным правом в частности. Прямо и непосредствен­но она несовместима с общими принципами международ­ной ответственности государств, изложенными в ст. 1—4 проекта. Напомним, что всякое международно-противоправ­ное деяние государства, согласно ст. 1, влечет за собой «международную ответственность этого государства». Со­гласно ст. 3, международно-противоправное деяние госу­дарства налицо, когда какое-либо поведение государства представляет собой нарушение международного обязатель­ства этого государства.

Иначе говоря, явно неестественно сопоставлять пове­дение данного государства с его международным обяза­тельством, а последствия несоответствия между ними от­носить на счет другого государства.

151

Далее, проект посвящен международной ответственности

государств при очевидном понимании термина «государ­ство» как означающего суверенное, независимое государ­ство. Термин «государство» в проекте не определен и не будет определен, поскольку это понятие не поддается юри­дическому определению, не говоря уже о том, что вряд ли можно было бы договориться о каком бы то ни было таком определении. Однако это в принципе не мешает ни уста­новлению международно-правовых норм, ни их успешно­му применению.

В прошлом в буржуазной международно-правовой док­трине и в практике международных отношений были по­пытки оперировать понятиями «полусуверенное» или «не полностью» суверенное государство. Однако в действитель­ности за этим скрывалось стремление прикрыть более бла­гообразным ярлыком факт колониальной зависимости та­кого «государства». Однако ныне такая ситуация описы­вается термином «зависимая территория». Именно Комис­сия международного права для целей проекта статей о правопреемстве государств разработала воспринятое затем Венской конвенцией о правопреемстве международных до­говоров 1979 года определение понятия «новое независи­мое государство», означающее государство-преемника, тер­ритория которого непосредственно перед моментом пра­вопреемства государств являлась зависимой территорией, за международные отношения которой было ответственно государство-предшественник. В других случаях, в том числе в рассматриваемом проекте (ст. 14 и 15), о зависимых территориях говорится как о территориях, находящихся под управлением того или иного государства.

Спрашивается поэтому, что имеется в виду в п. 1 рас­сматриваемой статьи, где речь идет о государстве, которое в определенной области своей деятельности «подчинено власти управления или контроля со стороны другого госу­дарства»? Каким образом это государство, подчиненное власти управления или контроля другого государства, остается по смыслу проекта суверенным, независимым государством?

Сколько-нибудь удовлетворительного ответа на эти во­просы нет и быть не может, поскольку вышеуказанная формула пытается обозначить преимущественно явления, которые, во-первых, чужды проекту как выходящие за его рамки проблемы международной ответственности госу­дарств или, во-вторых, еще меньше поддаются юридиче­скому описанию, чем понятие «государство».

Если обратиться к комментарию Комиссии к этой ста-

152

тье1, то в нем подчеркивается, что речь идет об особых слу­чаях исключительного характера. К числу таких особых случаев отнесена, во-первых, ситуация международной за­висимости, когда ответственность за противоправное дея­ние, совершенное «зависимым» государством, должна при­сваиваться так называемому «господствующему» государ­ству2. Однако выражения «международная зависимость» и «зависимое государство» попросту имеют в виду ситуацию колониальной зависимости территории, в частности и в особенности колониальные протектораты и подмандатные территории.

Оказывается, колониальная держава-метрополия несет в определенных случаях международную ответственность не за собственные, а якобы за чужие деяния, а в других случаях международная ответственность падает исключи­тельно на зависимую территорию.

Во-вторых, особым случаем, якобы предусмотренным п. 1 рассматриваемой статьи, является ситуация «полной или частичной оккупации территории государства другим го­сударством» 3. Однако ни условия полной, ни тем более условия частичной военной оккупации территории не опи­сываются формулой ограничения свободы деятельности полностью оккупированного государства властью управ­ления или контроля со стороны другого государства лишь в некоторых областях. С еще меньшими основаниями мож­но говорить о какой-то, хотя бы частичной компетенции государства на части его территории, оккупированной дру-гим государством. Кроме того, военная оккупация — пол-ная или частичная—может иметь самый различный харак­тер — правомерный или противоправный, временный или ведущий к аннексии территории или полному поглощению государства, различные вид, форму и т. д. И все эти раз­личия втиснуть в какую-либо юридическую формулу про­сто невозможно.

Разумеется, в международной жизни встречались и воз­можны в будущем случаи военной оккупации, которые требуют специального рассмотрения и специального под­хода, например случаи временной послевоенной оккупа-щи территории некоторых бывших вражеских государств-агрессоров во второй мировой войне. Однако это явно выходит за рамки проекта общих норм о международной ответственности государств.

Наконец, согласно комментарию Комиссии, рассматри-

ваемая формула об области деятельности государства, под-

чиненной власти управления или контроля со стороны дру-

гого государства, якобы описывает также ситуацию взаи-

153

моотношений между федеральным государством и его го­сударствами-членами, сохраняющими свою международную правосубъектность4. Излишне, видимо, доказывать несо­стоятельность такого утверждения.

Что касается п. 2 рассматриваемой статьи о ситуации принуждения одним государством другого к совершению последним международно-противоправного деяния, то об этом достаточно, нам представляется, сказано выше в на­стоящей главе.

Комиссия указала в своем комментарии к этому пунк­ту, что речь идет о ситуации, когда государство, подверг­шееся принуждению, лишено своей суверенной способно­сти принимать решения5, и что в результате принужде­ния государство фактически находится в положении го­сударства, одна из областей деятельности которого под­чинена власти управления или контроля со стороны дру­гого государства, то есть в положении зависимой террито­рии или оккупированного государства. Разница лишь в том, что положение зависимости здесь временно, тогда как в случае подлинной зависимости территории или военной оккупации такая зависимость перманентна6.

Комиссия, согласно ее комментарию, пришла к выводу, что в целях настоящей статьи понятие «принуждение» не обязательно должно ограничиваться угрозой применения или применением военной силы, а может охватывать лю­бые действия, серьезно ограничивающие свободу приня­тия решения государством, которое подвергается принуж­дению, и любые меры, делающие для него практически не­возможным действовать иначе, чем этого требует государст­во, предпринявшее принуждение7. Все это похоже на за­колдованный круг: какие меры? Любые, которые сделали что-то невозможным. А какие сделали невозможным? Те, которые серьезно ограничили свободу действия. А какие меры ограничили свободу действия? И так далее и тому подобное.

Таким образом, из вышеприведенных, по необходимо­сти кратких, соображений, по нашему мнению, вытекает несостоятельность ст. 28 и неуместность ее в данном про­екте.