Глава 1. ПОНЯТИЕ И СОДЕРЖАНИЕ МОРАЛЬНОГО (НЕИМУЩЕСТВЕННОГО) ВРЕДА

§ 1. Историческое развитие нормы о возмещении морального (неимущественного) вреда

Проблема возмещения морального (неимущественного) вреда, как одного из видов вреда, который может быть причинен физическому или юридическому лицу, существует давно и во всех странах. Для ее разрешения предлагалось, как правило, три варианта:

—  полное отрицание возмещения морального (неимущественного) вреда;

— возмещение лишь в отдельных, определенных законом, случаях;

—  возмещение во всех без исключения случаях.

История нашего государства и права указывает на то, что эта проблема в различные периоды развития общества решалась по-разному. Полагаю, что современный правовой институт возмещения морального (неимущественного) вреда берет свое начало с наиболее ранних письменных памятников древних славян — договоров Руси с Византией (912, 944, 971 гг.). Так, анализ договора 912 г. свидетельствует о том, что он содержит не только нормы международного, торгового, процессуального и уголовного права, но и фиксирует правовое положение потерпевшего в случае нарушения его неимущественных прав. В частности, из текста договора следует, что: «если же кто, или русин христианину, или христианин русину, причиняючи боль, совершит грабеж или явно насильно возьмет что-нибудь у другого, пусть возвратит втройне (курсив автора — В. П.)» . Кратность возмещения вреда в древнейшем источнике права существовала не только за открытое похищение имущества, но и за тайное, а также и за противоправное лишение жизни. Процитированная информация о преступлениях и наказаниях за них заслуживает внимания. Во-первых, возмещение вреда производилось непосредственно потерпевшему, а не в казну государства; во-вторых, размер возмещения значительно (в три раза) превышал причиненный вред. Из этого усматривается, что денежная сумма или имущество направлялись потерпевшему не только как эквивалент утраченного или нарушенного личного неимущественного или имущественного блага, но и для сглаживания в какой-то степени негативных

изменений в психической сфере личности. Таким образом, возможно предположить, что по этим критериям усматриваются признаки исследуемого правового института, хотя он в указанной норме права конкретно не выделен.

Русская Правда (конец XI — XII вв.) также не содержит обобщенного определения понятия морального (неимущественного) вреда. В содержании трех основных ее редакций: Краткой, Пространной и Сокращенной (обозначаемые в литературе как КП, ПП и СП) конкретно не указывается на существование этого вида вреда. Вместе с тем, подробный анализ данного источника Древней Руси приводит к выводу о том, что в некоторых случаях имело место возмещение морального (неимущественного) вреда в его современном понимании. В частности, в Русской Правде отсутствовало какое-либо отличие уголовного правонарушения от гражданского. Всякое противоправное поведение в древнерусском праве определялось не как нарушение закона или княжеской воли, а как «обида», под которой понимались преступления против общественного строя.

Тяжким преступлением против личности было нанесение увечий в виде усечения руки, ноги (ст. ст. 1, 5 КП) и других телесных повреждений. От них следует отличать оскорбление действием в виде нанесения ударов палкою, батогом, жердью, тыльной частью меча (ст. ст. 3, 4 КП), толкание к себе (ст. 10 КП), демонстрация меча (ст. 24 ПП), вырывание усов или бороды (ст. 67 ПП), которые наказывались еще строже, чем легкие телесные повреждения, побои. Представляется, что в то время честь и достоинство потерпевшего оценивались выше, чем жизнь человека в целом.

Что же касается системы наказаний, то она, по Русской Правде, достаточно проста. «Исключительная мера» наказания (смертная казнь) не упоминается в кодексе, хотя на практике она, несомненно, имела место. Высшей мерой наказания остается «поток и разграбление», назначаемое только в трех случаях: за убийство в разбое (ст. 7 ПП), поджог (ст. 83 ПП) и конокрадство (ст. 35 ПП). Наказание включало конфискацию имущества и выдачу преступника «головою», т. е. в рабство. Следующим по тяжести видом наказания была «вира» — штраф, назначаемый за убийство и поступающий в княжескую казну. Родственникам потерпевшего уплачивалось «головничество» равное «вире». За нанесение увечий, тяжких телесных повреждений назначались «полувиры» (20 гривен — ст. ст. 27, 88 ПП). Все остальные преступления (как против личности, так и имущественные) наказывались штрафом — «продажей», размер которой дифференцировался в зависимости от тяжести преступления (1,3, 12 гривен). «Продажа» поступала в казну, а потерпевший получал «урок» — денежное возмещение за причиненный ему ущерб.

Анализируя преступления и наказания за них, следует отметить, что главной целью наказания по Русской Правде становится не принцип талиона («око за око, зуб за зуб»), а возмещение ущерба не только материального, но и морального (неимущественного). Это, например, усматривается из ст. 2 Краткой Правды «... оже ли себе не может мьстити, то взята ему за обиду 3 гривне, а летцю мъязда» . Денежное взыскание в 3 гривны представляется здесь как возмещение потерпевшему морального (неимущественного) вреда, причиненного «обидой» (оскорблением). Эта же статья, в отличие от других, содержит также норму, согласно которой обидчик должен был уплатить лекарю (летцю) за услуги, оказанные потерпевшему. Дальнейшее развитие этой мысли прослеживается в ст. 35 Краткой Правды: «А оже лодью украдеть, то за лодью платити 30 резан, а продажи 60 резан» . Из этой нормы права вытекает, что виновное лицо, помимо «продажи», взыскиваемой в пользу князя в качестве штрафа, возмещало потерпевшему «урок», который значительно превышал действительный размер похищенного. В этом случае представляется, что данная формулировка не только не исключает обязанность по возмещению морального (неимущественного)

8

вреда, причиненного нарушением имущественных прав потерпевшего, но, без сомнения, дает основание для его признания в этом законодательном акте.

На завершение следует отметить, что И. А. Исаев также признавал возмещение морального (неимущественного) вреда по нормам Русской Правды. Он указывал, что «обида» это: «... причинение морального или материального ущерба лицу или группе лиц». И то, что главной целью наказания в этом источнике древнерусского права ,— продолжает он,— становится возмещение ущерба (материального и морального). С. И. Шимон, исследуя более детально правовой институт возмещения морального (неимущественного) вреда, видит в «русском кодексе» Ярослава Мудрого ответственность в виде взыскания вознаграждения за «бесчестье» в результате убийства родственника, причинения телесных повреждений, обиды, повреждения бороды и усов и т. п.

Примечательным для развития нормы, предусматривающей ответственность за «обиду», в полном понимании этого слова, является то, что она развивалась совместно с обществом. Так, в «Судебниках» 1497 г., 1550 г., «Соборном Уложении» 1649 г., «Литовских статутах» 1529, 1566, 1588 г. г., сборнике законов «Права, по которым судится малороссийский народ. 1743 г.» и в других законодательных актах нашего отечества, сфера ответственности за нанесенную «обиду» (бесчестье) значительно расширялась. В них выделялась не только простая «обида», но и квалифицированная.

В указанных выше правовых источниках впервые наметился состав должностного преступления, а именно — вынесение неправильного решения в результате получения взятки. В этом случае судьи несли уголовную и материальную ответственность, которая возмещалась в пользу потерпевшего. В качестве примера следует привести положения «Судебника» 1550 года. В частности, ст. 3 которого указывала, что: «А которой боярин, или дворецкой, или казначей, или дьяк в суде посул возмет и обвинит не по суду, а обыщется то в правду, и на том боярине, или на дворецком, или на казначеи, или на дьяке взяти истцов иск, а пошлины царя и великаго князя, и езд, и правда, и пересуд, и хоженое, и правой десяток, и пожелезное взяти втрое, а в пене что государь укажет» . Изложенное свидетельствует о том, что троекратное возмещение судебных расходов направлялось не только для возмещения материального ущерба, но и для сглаживания нравственных и физических страданий потерпевшего, вызванных незаконным осуждением. О том, что в «Судебниках» существует обязанность по возмещению «нравственного вреда» за «обиду», «бесчестье» обращал внимание в своих работах и В. И. Синайский .

Исследуя правовые источники российского государства, такие как Судебники, Соборное Уложение царя Алексея Михайловича 1649 г., законодательные акты времен царствования Петра I и Екатерины II, профессор С. А. Беляцкин утверждал: «... и прошлое России не дает основания думать, что будто частные лица могли домогаться в судах возмещения одного лишь имущественного ущерба». Далее он указывает о содержании в названных законодательных актах постановлений о: «... взыскании «бесчестья», т. е. денежной суммы въ пользу обиженнаго» .

Исходя из содержания перечисленных выше правовых норм, размер возмещения за «обиду», «бесчестье» устанавливался только судом в зависимости от общественного положения потерпевшего и его пола. При этом во внимание принимался служебный ранг, доходы, учитывалось место обиженного на служебной (государственной) лестнице. Размер денежной суммы определялся в зависимости от социального происхождения (городской или сельский житель), а также статуса духовного лица и т. д.

Сборник законов Малороссийских прав, в отличие от «Княжеских уставов», регулировал более широкий круг общественных отношений. В связи с этим, его

нормы расширяли сферу ответственности за нанесенную «обиду». Так, положения § 1 статьи «О непозволенныхь деяшяхъ, и о проистекающихъ изъ того правахъ и обя-занностяхъ» из собрания Малороссийских прав указывают на то, что: «Естьли бы кто у кого въ озере, пруде, либо въ садке рыбу выловилъ, сажъ и плотину порубилъ или разбросалъ, таковой долженъ обиженному за насшие уплатить двенадцать рублей и убытокъ наградить». Далее отмечается, что: «Буди бы мельницу раззорилъ, либо оную сжегь, плотину раскопалъ и воду спустилъ, отъ чего не будетъ съ мельницы никако-ва доходу, таковый за надлежащимъ о томъ доказательствомъ, или за подтвержце-шемъ обиженнаго присягою, должен ему платить за насшпе такъже двенадцать рублей, и за убытки, или остановку млива по доказательству наградить, а испорченную мельницу вновь своимъ коштомъ выстроить. Буде же бы отказался выстроить, то за вторичным его позовомъ судъ иметь приговорить съ него денежный платежъ по мере онаго строения, и доходовъ, сколько явится по доказательству» .

Из приведенной нормы следует выделить второе предложение. В нем особенно четко просматривается разделение гражданско-правовой ответственности по видам, а именно:

—  восстановление положения, существовавшего до нарушения права (построение разрушенной мельницы, взыскание ее стоимости);

— взыскание с лица, нарушившего право, причиненных убытков (неполученных доходов);

—  возмещение морального (неимущественного) вреда в заранее установленном размере (двенадцать рублей).

Таким образом, в приведенном примере моральный (неимущественный) вред выражается в нравственных страданиях потерпевшего, причиненных повреждением имущества.

Кроме того, в § 115 указанной выше статьи предусмотрено возмещение этого же вида вреда в твердой денежной сумме за нарушение телесной сферы потерпевшего: «... а за мучительство и самовольство повиненъ онъ стороне жалобливой заплатить за всякой помянутой членъ (руку, ногу, ухо и т. д.— В. П.) по пятидесяти копъ грошей» . Плата за оскорбление чести, помимо кратковременного нахождения виновного под караулом, присуждалась по просьбе обиженного.

Сфера применения норм Малороссийского права, в части ответственности за «обиду», «бесчестье», распространялась и на незаконное ограничение свободы гражданина гражданином. В этом случае, обидчик (§ 170) должен: «... тому платить за насилие двенадцать копъ и удовлетворить вдвое, такь какъ двукратно палкою битому, и за все убытки, каковыя въ томъ заключены понесены, наградить за правнымъ доказательствомъ» .

Характерным является и то, что по исследуемому источнику права ответственность за «обиду», «бесчестье» наступала не только за действия, как это указано в «Русской Правде», но и за устное распространение не соответствующих действительности сведений, оскорбляющих потерпевшего. В частности, в § 156 выше упомянутой статьи предусмотрено: «ежели бы кто кому сказалъ, что онъ не есть шляхтичъ, то... опорочивши повиненъ сидеть подъ караулом двадцать недель, и за опорочеше заплатить вдвое тому шляхтичу» .

Размер компенсации вреда за «обиду», «бесчестье», что следует из «СОБРАНЫ МалороссШскихъ правъ касательно лицъ по даннымъ отъ присудств!я коммисш оглавлениямъ», устанавливался, в отличие от «Русской Правды», не только в твердой денежной сумме, но мог регулироваться судом в пределах нормы закона. Установление размера за нанесенную «обиду» проводилось в зависимости от содеянного и

10

социального положения потерпевшего. Это предусмотрено, например, §§ 155, 156, 158 указанной выше статьи выписки из прав, употребляемых в Малороссии.

Отдельного внимания с точки зрения предмета исследования, как отметила С. И. Шимон, заслуживает право западноукраинских земель в период Австрийского панства (1772 — 1918 гг.) и, в частности, Общее гражданское уложение Австрийской империи 1811 г., в котором вред определялся как: «всякий ущерб, причиненный кому-либо в имуществе, в правах либо лице его»; возмещение считалось полным только при условии, что не только компенсировался причиненный ущерб, но и удовлетворялась причиненная обида; предусматривалось возмещение за причиненную боль, за унижение чести, за обезображивание лица, которое оценивалось настолько, насколько могло препятствовать дальнейшему жизненному успеху ".

Нормы Свода законов Российской империи (Уложение о наказаниях 1845 г. и Гражданское уложение 1851 г.) также предусматривали ответственность за «обиду», «бесчестье». Однако моральный (неимущественный) вред, в современном его понимании, подлежал возмещению в случаях, предусмотренных в законе. В частности, В. И. Синайский эти случаи выделил в отдельные группы и дал им следующую оценку:

«1. Причинете какимъ-либо средствомъ неизгладимаго на лице девицы, или вдовы обезображешя, или изнасиловаше девицы, или похищение незамужней женщины, буде таюя женщины не имеють средствъ къ существование (ст. 662 — 664, 666). Указанное причинете вреда, вознаграждающееся при условш неиметя средствъ у потерпевшихъ, говорить скорее объ имущественномъ вреде, чем о нравственномъ. Однако, въ основе вознаград1я лежить здесь нравственный вредъ, а не имущественный ущербъ.

2.  Причинете вреда посредствомъ нанесен!я личной обиды или оскорблен!я,— безчест1е, которое, по просьбе обиженнаго, можетъ быть вознаграждаемо отъ одного до пятидесяти рублей (ст. ст. 667—669). Сверхъ того возможно требовать вознаграж-ден!я за ущербъ въ кредите или въ имеществе вследств!е личной обиды или оскорб-лен!я (ст. 670). Искь о платеже безчест!я не можетъ быть соединенъ съ требоват'емъ наказашя виновного (ст. ст. 668, 669).

3. Причинете вреда судьями, кои м. б. обязаны заплатить приговоренному сверхъ убытковъ еще за невинное осуждете отъ ста до шестисотъ рублей или отъ десяти до шестидесяти, въ зависимости отъ того, понесъ ли невиновный наказате уголовное или исправительное (ст. ст. 678 и 679)» 5.

В указанных выше ст. ст. 667 — 669 идет речь о вознаграждении за «бесчестье» (обиду, оскорбление). Следует отметить, что в Своде законов 1842 г. раскрывалось определение понятия «бесчестье». В частности, в томе X ч. 1 ясно сказано, что: «... подъ безчеспемъ следует понимать вознаграждете или удовлетворете пострадавшего за обиду, составляющую также вредъ, хотя и не имущественный, а нравственный» .

Вместе с тем, в законодательстве Российской империи отсутствовало определение понятия морального (неимущественного) вреда, хотя в юридической литературе того времени предпринималась попытка его изложения. Так, в энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона он раскрывается как «интерес». В частности, в нем указывается, что: «подъ неимущественнымъ И. разумеють блага и выгоды, соединяемый, съ одной стороны, съ жизнью, здоровьем, честью и вообще съ личностью, а не имуществом человека, а с другой — особую ценность, которую имеет по отношению къ данному лицу обладатель темъ или инымъ имуществомъ (такъ назыв. ценность особого «пристраспя», «расположения»): данное имущество — наследство дорогого человека, его подарокъ, воспоминание о событии, любимая вещь и т. д.)» .

11

В энциклопедическом словаре этих же издателей указывается, что для восстановления справедливости гражданам: «неправильно привлеченныхъ къ уголовному суду и невинно осужденныхъ» требуется, чтобы за ними было признано: «... право на материальное вознаграждение въ мере понесеннаго ими материального ущерба, и особенно на возстановление ихъ добраго имени — вознаграждение нравственное» . Авторы «Словаря юридическихъ и государственныхъ наукь» в содержание понятия морального (неимущественного) вреда включали: «... эстетически ущербъ (обезобра-жение), или этическое (растление), или физическое страдание» .

Свое представление об определении понятия этого вида вреда изложил профессор В. И. Синайский. Он полагал, что: «под нравственнымъ, или моральнымъ (не-материальнымъ) вредомъ, подлежащимъ возмещению, разумеются страдания и лишения, физические и нравственные, причиненные потерпевшему неправомерной деятельностью правонарушителя» . По-другому представляет эту категорию вреда С. А. Беляцкин. Он отмечал, что: «решающую роль будет играть тяжесть вреда, почему любые душевные настроения, хотя бы и причиняют временную психическую боль, какъ и любой мимолетной телесной боли, не будут приниматься въ расчет при возмещении вреда. Этимъ устраняется возражение о томъ, что въ ежедневной жизни каждому приходится вольно или невольно причинять другому временные неприятности, но это не даетъ еще основания для вознаграждения» '. Вместе с тем, В. И. Синайский был все же склонен считать, что иски о платежах за «бесчестье» противоречат современному культурному правосознанию и должны быть отменены, а нравственное удовлетворение за незаконное осуждение должно быть допущено. При этом, ответственность за незаконное осуждение должна наступать не иначе, как вследствие умысла или явной небрежности судей ибо, в противном случае, судьи были бы поставлены в тяжелое положение при отправлении правосудия.

Иногда в правовой литературе того времени, несмотря на утвердившееся мнение, встречались суждения полностью отрицавшие обязательства по его возмещению. В частности, Н. С. Таганцев, анализируя теоретические основы карательной деятельности дореволюционной России, указывал, что: «... материальное вознаграждение может иметь место только по отношению к имущественному вреду, как единственно оценимому и единственно вознаградимому денежным или иным каким-либо вещественным образом; что же касается вреда морального, то он может быть заглажен только наказанием, в какой бы форме оно ни проявлялось» . Такой же точки зрения придерживался Г. Ф. Шершеневич, по утверждению которого: «вознаграждение за нравственный вред есть само нравственный вред. Оно не только не восстанавливает нарушенного равновесия, но само его усиливает. Нравственный вред допускает только нравственное удовольствие: приговор общественного мнения, приговор государственного или третейского суда. Законодательство, устанавливающее принцип денежной вознаградимости нравственного вреда, вызывает безнравственные мотивы в представлении своих граждан. Нужно проникнуться глубоким презрением к личности человека, чтобы внушать ему, что деньги способны дать удовлетворение всяким нравственным страданиям. Переложение морального вреда на деньги есть результат буржуазного духа, который оценивает все на деньги, который считает все продажным» .

Их позицию поддерживал Д. И. Мейер. Он писал, что: «... законодательство наше держится той мысли, что обида не относится непосредственно к общему благу, что она задевает непосредственно только личность частного лица, которое не должно быть лишаемо возможности являть в случае обиды христианскую добродетель — прощение ближнего» .

Что же касается практического применения этого правового института, то суды в существующие дебаты не вступали, а разрешали споры на основе действующего

12

законодательства, предусматривающего возмещение морального (неимущественного) вреда. Например, из решения гражданского Кассационного Департамента и Общих Собраний Правительствующего Сената России по делу № 10-1895 следует, что: «... наследники лица, обольстившего девицу торжественным обещанием на ней жениться, прижившего с ней ребенка и отказавшегося от исполнения обещания жениться на ней, могут быть присуждены к уплате ей и ребенку из наследственного имущества вознаграждения за причиненные им этим деянием вред и убытки» .

Из обстоятельств данного спора следует, что «обольститель» нарушил имущественные и связанные с ними личные неимущественные права «девицы» и их совместного «ребенка», обещав на ней жениться. В защиту их прав, т. е. за «бесчестье» законодатель (ст. ст. 59, 61 Уложения о наказаниях 1845 г.) предусмотрел возмещение убытков и вреда. Следует предположить, что к убыткам относится взыскание имущества, а вред — это моральные (нравственные) переживания, которые подлежат возмещению в денежной или иной материальной форме. В подтверждение данного суждения следует дальше процитировать исследуемый текст. Так, в решении указано, что: «закон этот (ст. ст. 59, 61 Улож. о нак. и 644 ст. 1 ч. Х тома Свода законов —

B. П.) возлагает на суд обязанность, по надлежащем исследовании происшествия и обстоятельств дела, определить количество вознаграждения, не указывая в какой форме вознаграждение должно быть определено: в виде ли единовременной выдачи капитала или срочных выдач. Следовательно, та или другая форма определения вознаграждения предоставлена на усмотрение суда, смотря на обстоятельства дела, если о каком-либо специальном преступлении или проступке нет в самом законе точного указания относительно формы вознаграждения».

Впрочем, следует отметить, что действующее законодательство Российской империи предусматривало ответственность за причинение морального (неимущественного) вреда в случаях нарушения личных благ, отражающихся на моральной сфере потерпевшего, а также нарушения имущественных благ, например, уничтожением портрета, с которым связаны самые дорогие воспоминания. При этом, законодательная и судебная практика в вопросах возмещения этого вида вреда была основана на принципе вины.

В этот же период времени пределы вознаграждения за моральный (неимущественный) вред устанавливались законодательством, а подлежащий возмещению размер ущерба определялся судом с учетом обстоятельств спора, степени вины и социального положения участников процесса. При определении размера вреда учитывалось свободное усмотрение судьи.

Вопросы судебного усмотрения при определении размера морального (неимущественного) вреда рассматривались и в правовой литературе. В частности, по мнению

C.  А. Беляцкина: «... размер присуждаемого вознаграждения за нравственный вред зависит не от предустановленных интересов, а исключительно от свободного усмотрения суда». Свободное усмотрение суда является составной, неотделимой частью института морального (неимущественного) вреда. При определении размера этого вида вреда он предлагает руководствоваться «соображениями серьезности и существенности вреда, его влияния на потерпевшего», «искренностью страданий». Необходимо принимать во внимание «в числе прочих обстоятельств и имущественную состоятельность ответчика», поскольку справедливость не позволяет, чтобы «в интересах строгого проведения начала возмещения морального вреда отдельные лица или даже целые семьи были ввергнуты в плачевные условия жизни». Определяя размер возмещения, «суд должен также учитывать и местные условия и нравы» .

Хотя на практике, при определении размера морального (неимущественного) вреда, эти критерии не всегда учитывались. В связи с такой практикой, судами

13

Российской империи определялись весьма символические его размеры. Это приводило к тому, что после постановления решения о возмещении 3 руб. морального (неимущественного) вреда, нанесший личную обиду прибавлял потерпевшему 3 руб. и давал обиженному дополнительную оплеуху перед лицом правосудия .

Существенным шагом в развитии данного правового института явился проект Закона имперской России «Об обязательственном праве», который предусматривал возмещение морального (неимущественного) вреда при телесном повреждении, при незаконном лишении свободы (даже если потерпевший не понес материального ущерба), при прелюбодеянии и обольщении, в случае неисполнения должником своих обязательств при наличии умысла или неосторожности. Таким образом, законопроект предусмотрел возмещение морального (неимущественного) вреда в случаях нарушения договорных обязательств, а также некоторые случаи возмещения такого вреда, возникающие из деликта.

Характерным для данного проекта является и то, что при его обсуждении центр тяжести по проблеме возмещения морального (неимущественного) вреда сместился в сторону отрицания. Значительная часть правоведов выступила против признания этого вида вреда в качестве юридического факта. В частности, Л. И. Петражицкий указывал на антикультурность, антисоциальность возмещения морального (неимущественного) вреда. Основные его аргументы сводились к тому, что:

—  законопроект «манипулирует обязательствами по возмещению вреда», в одних случаях предоставляет такое право участникам гражданско-правовых отношений, а в других — нет. Этот спор разгорелся вокруг ст. 117 проекта, предусматривающей ответственность должника за умышленное или ненадлежащее исполнение своих обязательств. Таким образом, только кредиторы пользовались таким правом, а субъекты права собственности, авторских прав и т. д. поставлены в худшее положение, чем первые;

—  это может быть, с одной стороны, поводом для необоснованного заработка лица, которому «неизготовши къ оговоренному сроку заказанного платья или торжественного обеда», а с другой, для разорения портного или ремесленника, зарабатывающего «хлеб полезнымъ для общества трудомъ, имевыпм грубую неосторожность опоздать съ доставлешем къ сроку заказа»;

— ужесточило карательную политику государства по отношению к гражданским правонарушениям;

—  не подлежит этот вред оценке в виде денежного вознаграждения: «... а именно, здесь денежная сумма, которая должна представлять эквивалентъ причиненной непр!ятности, боли, обиды и т. п.— представляеть не определенную величину, а плутократически изменчивую, вообще темь большую, чемъ богаче потерпевшш» .

Противники возмещения морального (неимущественного) вреда аргументировали свою точку зрения в основном тем, что этот вред не может быть оценен, ему нельзя найти денежный эквивалент. Так, Г. Ф. Шершеневич указывал, что: «нравственный вред, причиненный нарушением чужого права, не поддающийся оценке на деньги, не может быть возмещен юридическими средствами, например, в случае личного оскорбления, так как между нравственным вредом и материальным вознаграждением нет общего мерила» . Более того, по мнению П. Н. Гуссаковского: «... предоставление суду такого права (определения размера морального (неимущественного) вреда — В. П.), открыло бы широкий простор для произвола. Одни суды оценивали бы слишком низко причиненные нравственные страдания; другие же, напротив, переоценивали бы в значительной мере тяжесть этих страданий» .

14

Позитивные взгляды на проблему о возмещении этого вида вреда были изложены С. А. Беляцкиным. В своих фундаментальных трудах, на основе анализа права России и права, как он указывал, «благородных» государств (Германия, Англия, Франция — В. П.), привел убедительные аргументы в пользу возмещения данного вреда. В частности, автор писал, что: «нет ничего удивительного в том, что человек, у которого отняли по чужой вине житейские радости, удовольствия, духовные блага, желает компенсации в деньгах, открывающих источники человеческих удовольствий». И далее, развивая свою мысль, он указывал, что: «... постоянное упорное игнорирование морального вреда и моральных интересов, равнодушное отношение к ним со стороны суда, влекут за собой тот результат, что дается обильная пища для досад потерпевшего, чувство раздражения не находит выхода, растет ненужное озлобление, колеблется в массе уверенность в личном праве и личном благе» .

Одним из аргументов, отрицающих возмещение морального (неимущественного) вреда, является утверждение, что юридическая сила обязательств не распространяется на неимущественные отношения, что гражданское право есть принципиально право имущественное. Возражая против этой точки зрения, И. А. Покровский указывал, что она ошибочна, поскольку даже в пределах старого гражданского права существуют области неимущественного характера — прежде всего область личных семейных отношений .

Следующим этапом в развитии правового института возмещения морального (неимущественного) вреда был советский период. Законодательство вновь созданного государства не предусматривало возмещение этого вида вреда. В связи с чем, немногочисленные иски о возмещении нравственных или физических страданий, которые предъявлялись в 20-е годы XX века, советскими судами отклонялись . При этом, суды отказывали в удовлетворении не только исков о возмещении денежного вознаграждения за «обиду», «бесчестье», но и в требованиях о возмещении этого вида вреда при нарушении трудовых прав граждан. Так, Харьковский народный суд отклонил иск гражданки И., требовавшей присуждения ей с «городского трамвая» 50 000 руб. в возмещение причиненных ей нравственных страданий, так как она в молодые годы лишилась ноги вследствие несчастного случая. Суд признал такой иск не основанным на законе и присудил ей сумму действительно причиненных убытков для возмещения реально причиненного вреда .

В послереволюционный период одним из первых вопрос о возмещении морального (неимущественного) вреда поставил В. Лапицкий. Он считал, что: «... этот институт не связан с капиталистическим строем ни по цели (ибо его цель — защита личности), ни по средствам (ибо деньги здесь выполняют функцию не эквивалента, а удовлетворения)». По его мнению: «социалистический строй призван наилучшим образом защищать интересы личности. Но поскольку социализм не может еще полностью уничтожить посягательства на чужую правовую сферу, поскольку имеют еще место случаи причинения вреда жизни, здоровью или имуществу, то вопрос о гарантиях личности и при социалистическом строе сохраняет свою остроту. Поэтому в социалистическом государстве институт возмещения за неимущественный вред не только нужен, но и найдет еще более благоприятную почву, чем в условиях капитализма» 3.

Используя законодательную базу РСФСР, действующую на тот период, В. Утев-ский поддержал теоретические суждения Б. Лапицкого о возможности возмещения как имущественного, так и морального (неимущественного) вреда. В частности, он исходил из того, что: «... эта статья (ст. 44 УК РСФСР в редакции 1926 г., говорящая об одной из мер социальной защиты — обязанности загладить вред, причиненный

15

потерпевшему от преступления — В. П.) дает возможность восполнить крупный пробел нашей судебной практики и ввести в обиход возмещение не только материального, имущественного вреда, но и вреда не материального, морального, часто более чувствительного и более остро заставляющего страдать потерпевшего, чем имущественный вред». Анализируя в таком же разрезе ст. 403 ГК РСФСР (1922 г.) В. Утев-ский считал, что: «... в этой статье имущественный вред противополагается вреду, нанесенному «личности». Нет, однако, никаких оснований ограничивать понятие «личности» только физической неприкосновенностью» .

В то же время А. Зейц возражал против положительного решения вопроса о возмещении этого вреда. Его доводы сводились к тому, что: «... охрана неприкосновенности личности составляет цель уголовного, но не гражданского права, ибо задача последнего — регулировка отношений производства и обмена. Таким образом, нет места возмещению морального вреда в пределах гражданского права. С другой стороны, как указывалось нашей судебной практикой, возмещение морального вреда чуждо советскому правосознанию» .

Между тем, в 1939 г., в период обсуждения проекта общесоюзного Гражданского кодекса СССР, М. М. Агарков подчеркнул, что: «... компенсация за неимущественный вред является одним из наиболее сложных вопросов гражданского права». В связи с чем он предлагал ввести в этот законодательный акт правило, по которому суд может обязать ответственное лицо уплатить потерпевшему (при наличии длительных страданий или лишений), помимо возмещения за имущественный вред, еще дополнительное возмещение. При этом суд может обязать уплачивать дополнительное возмещение в виде: «... прибавок к периодическим платежам в возмещение утраты трудоспособности» . В работе «Личные права в гражданском праве Союза ССР и капиталистических стран» Е. А. Флейшиц теоретически обосновала необходимость гражданско-правовой защиты личных прав граждан. Учитывая обстоятельства того времени, она гибко провела линию так, что за нарушение неимущественных прав граждан может быть назначена компенсация каким-нибудь имущественным эквивалентом .

Однако изложенные выше научные предложения не нашли своего воплощения в законодательстве Союза ССР того периода. А поэтому в течение длительного времени вопрос о возмещении морального (неимущественного) вреда в советской литературе не затрагивался. Лишь в 1958 г. X. Назаров в весьма общей форме высказался о необходимости: «... предусмотреть в законе выплату вознаграждения в тех случаях, когда в результате производственной травмы человек не теряет трудоспособности, но испытывает моральные страдания» . Вместе с тем его предложения также не нашли законодательного закрепления.

В декабре 1961 г. были приняты Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик. В истории личных неимущественных прав в советском гражданском законодательстве издание Основ явилось переломным моментом, поскольку личные неимущественные права были до сих пор, как правильно подметила Е. А. Флейшиц, некоторыми «пасынками» советского гражданского законодательства . Между тем, Основы коренным образом изменили это положение. Во-первых, они прямо указали на то, что предметом гражданско-правового регулирования являются как имущественные отношения, так и связанные, и не связанные с ними личные неимущественные отношения. Во-вторых, Основы предусмотрели охрану личных неимущественных отношений не только граждан, но и организаций (авторское право, использование наименования предприятия, оценка его деятельности и т. д.). В-третьих, в ст. 7 Основ впервые устанавливается защита права на честь и

16

достоинство граждан и организаций. На основании чего, гражданин или организация вправе требовать по суду опровержения порочащих их честь и достоинство сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Важным являлось и то, что порочащие честь и достоинство сведения, распространенные в печати, в случае несоответствия их действительности подлежали опровержению также в печати.

Вместе с тем, Основы не предусматривали возмещение морального (неимущественного) вреда, поскольку «честь и достоинство в социалистическом обществе, как указывал С. Н. Братусь,— «не меновая стоимость» .

Анализ приведенных выше работ свидетельствует о том, что проблема возмещения морального (неимущественного) вреда рассматривалась в первую очередь с позиции признания или непризнания этого вреда в качестве юридического факта. В основу отрицания данного факта ложились аргументы того времени, свидетельствующие, что идея возмещения вреда по своей сущности является буржуазной, а поэтому чужда социалистическому правосознанию и то, что личность советского человека находится на столь недосягаемой высоте, что ее никак нельзя оценивать на деньги.

Указанное возражение против признания исследуемого вида вреда является типичным примером тотальной идеологизации права и пренебрежения к защите интересов личности. При этом, следует отметить, что большинство социалистических стран Восточной Европы сохранили на этот период в своем законодательстве нормы о возмещении наряду с имущественным также и морального (неимущественного) вреда. Ответственность причинителя вреда ограничивалась возмещением только имущественного ущерба лишь в Венгрии, поскольку в 1953 г. Верховный Суд ВНР в принципиальном решении указал на недопустимость возмещения морального (неимущественного) вреда. Эта точка зрения была воспринята судебной практикой. В основу своих решений суды приводили те же соображения о невозможности имущественной оценки личных прав и о ее несовместимости с социалистическими моральными воззрениями.

Вместе с тем, положения Гражданского кодекса 1964 г. Польской Народной Республики предусматривали возможность, в указанных законом случаях, возмещения морального (неимущественного) вреда. Так, например, ст. 444 ГК ПНР указывала на необходимость выплаты потерпевшему соответствующей ренты (периодически выплачиваемых платежей) лицом, обязанным возместить вред, если потерпевший полностью или частично утратил трудоспособность либо если увеличились его потребности или уменьшились возможности добиться успеха в будущем. Наряду с возмещением, прямо предусмотренным законом, суды в Польше в соответствии со сложившейся практикой, как указывает Н. Г. Катанян, взыскивали компенсацию за моральный (неимущественный) вред в случаях нервного потрясения, вызванного смертью другого лица. Требование о выплате денежного удовлетворения переходило к наследникам, но только в тех случаях, когда оно было признано в письменной форме или иск был предъявлен при жизни потерпевшего. В соответствии с установившейся судебной практикой Верховного Суда ПНР,— продолжает он,— возмещение морального (неимущественного) вреда должно было быть умеренным и не должно способствовать обогащению, а служить потребительским целям .

В судебной и страховой практике бывшей ГДР требования о возмещении морального (неимущественного) вреда, связанного с причинением боли, занимали немалое место. Правда, такое возмещение не предусматривалось по Трудовому кодексу ГДР и по Закону ГДР «Об ответственности» от 1871 г.

Кроме того, принцип возмещения за моральный (неимущественный) вред утверждался в то время и в гражданском праве Чехословакии (ст. 444 ГК ЧССР). В частности, предусматривалось возмещение этого вида вреда за физические страдания потерпевшего. Допускалось возмещение за моральный (неимущественный) вред и Законом Болгарии «Об обязательствах и договорах» от 1950 г. По ст. 52 данного Закона возмещение исследуемого нами вреда производилось решением суда по справедливости .

Изложенное свидетельствует о том, что так называемое «социалистическое правосознание», отрицавшее возмещение морального (неимущественного) вреда, существовало в основном только на территории СССР. Характерным является то, что оно распространялось не только на советских граждан, но и на иностранцев, которым по их отечественному законодательству известны случаи возмещения морального (неимущественного) вреда. Это было вызвано особенностью предоставления иностранным гражданам в СССР национального режима, по которому они не могли пользоваться большим объемом прав, чем советские граждане. Вместе с тем, это «правосознание» не препятствовало использованию норм зарубежного законодательства о возмещении морального (неимущественного) вреда при предъявлении советскими гражданами исков к иностранным юридическим и физическим лицам.

Справедливости ради следует отметить, что в этот же период времени советское законодательство признавало в некоторых случаях факт причинения морального (неимущественного) вреда. Правда, это относилось не к гражданско-правовым отношениям, а к уголовно-процессуальному кодексу Украинской ССР (далее — УПК). Так, положения ст. 49 УПК указывали и в настоящее время указывают, что потерпевшим признается лицо, которому преступлением причинен моральный (разрядка автора — В. П.), физический или имущественный вред. Аналогичное разъяснение содержится в научно-практическом комментарии УПК. В частности, его авторы подчеркивали, что: «закон не содержит никаких ограничений для признания физического лица потерпевшим, если в деле есть фактические данные, указывающие на то, что ему преступлением причинен моральный, физический или имущественный вред» . Еще более четко выражена эта позиция у В. П. Божьева. Раскрывая три разновидности вреда, который может быть причинен потерпевшему в уголовном судопроизводстве, он указывал, что: «... моральный вред проявляется в умалении и унижении чувства собственного достоинства и чести потерпевшего, его доброго имени, в совершении по его адресу таких действий, которые приводят к расстройству душевного состояния и нарушают нормальную психическую деятельность человека (при изнасиловании, клевете, оскорблении и т. п.), вызывая нравственные страдания потерпевшего»4.

Позднее вопрос о возмещении морального (неимущественного) вреда был вновь поднят в советской литературе. Заслуга в этом принадлежит Н. С. Малеину, который на основании анализа данной проблемы делает вывод о том, что существующая в научных кругах аргументация против возмещения морального (неимущественного) вреда недостаточно убедительна .

Наиболее широко поставлен вопрос о возмещении морального (неимущественного) вреда С. Н. Братусем, который по этому вопросу существенно изменил свою первоначальную позицию. В частности, он предложил: «... установить имущественную ответственность за лишения, которые испытывает человек вследствие томительной потери часов на бесплодное ожидание представителя стороны, обязанной произвести работы, вследствие оглушающих производственных шумов и вибрации, доносящихся из мастерских, организованных вопреки требованиям санитарного

18

контроля в подвалах жилых домов, в магазинах, находящихся на первых этажах, от паров, поступающих в квартиры по причине неисправности изоляционных устройств, и т. п.» .

К позиции С. Н. Братуся присоединился, приведя дополнительные аргументы, Ю. X. Калмыков. Он полагал, что: «... вслед за признанием личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными, в качестве предмета гражданско-правового регулирования, можно было бы сделать второй шаг и осуществить охрану отдельных личных неимущественных отношений не только путем морального, но и материального удовлетворения интересов потерпевшего лица» .

Кроме их публикаций принцип возмещения морального (неимущественного) вреда поддерживался в работах со смежной тематикой А. М. Беляковой , Л. А. Май-данник и Н. В. Сергеева , В. А. Тархова , М. Я. Шиминовой и других. Как правило, сторонники возмещения морального (неимущественного) вреда рассматривали эту проблему в рамках деликтных обязательств, полагая тем самым возможным решить ее путем введения некоторых новел в соответствующую главу Основ и ГК союзных республик. Наряду с этим высказывалась и другая точка зрения: «... об установлении правила, в силу которого суд, учитывая заслуживающие внимание интересы потерпевшего, может возложить на причинителя обязанность «загладить» или устранить причиненный потерпевшему моральный вред» .

Следует отметить, что в то время, когда велись теоретические споры вокруг проблемы возмещения морального (неимущественного) вреда, в ряде случаев советское законодательство давало правовую оценку неимущественному вреду. Более того, судебная практика допускала возмещение этого вреда. В частности, возмещение неимущественного вреда предусматривалось Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 г. «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей» . Неимущественный вред, согласно положениям данного Указа, представлял собой часть общего вреда, который не поглощался имущественным ущербом. Для сглаживания нравственных и физических страданий, вызванных незаконным осуждением, применялась не денежная, а иная форма возмещения: направление письменного извещения о реабилитации гражданина трудовому коллективу, общественным организациям по месту работы (учебы), а также публикация соответствующего сообщения (опровержения) в печати.

Что же касается судебной практики, так потерпевшим присуждались сверх утраченного заработка расходы, связанные с лечением на курорте, протезированием, обслуживанием потерпевших в быту и т. д. Более того, Пленум Верховного Суда УССР в постановлении № 5 «О практике рассмотрения судами Украинской ССР гражданских дел по искам о возмещении вреда» от 16 мая 1975 г. на тот период в п. 14 разъяснял судам то, что право на возмещение дополнительных расходов имели потерпевшие и в том случае, когда у них не снизился заработок .

Судебная практика возмещения неимущественного вреда получила закрепление и в постановлении того времени № 16 Пленума Верховного Суда СССР «О судебной практике по искам о возмещении вреда» от 23 октября 1963 г., в п. 16 которого предусматривалось, что если по заключению ВТЭК потерпевший нуждается в специальных средствах передвижения, суд, при наличии условий, определяющих по закону ответственность причинителя вреда, вправе обязать ответчика возместить потерпевшему расходы на приобретение мотоколяски. Если в этих случаях потерпевший приобретает

19

на свои средства автомашину, суд вправе взыскать с причинителя вреда понесенные потерпевшим расходы в пределах стоимости мотоколяски .

Изложенное свидетельствует о том, что в случае повреждения здоровья возмещение неимущественного вреда производилось в двух формах: а) в виде расходов, необходимых потерпевшему в быту (стирка белья, уборка квартиры и т. д.) и б) в виде приобретения потерпевшему мотоколяски. Отсюда следует, что принципиальное отличие приведенного выше законодательства и примеров судебной практики от законодательства о взыскании имущественного ущерба состоит в том, что в них идет речь о возмещении вреда, который непосредственно с имущественной сферой потерпевшего не связан. Кроме того, в этих положениях определялся эквивалент отрицательных последствий в личной сфере потерпевшего.

О завуалированном существовании этого института в законодательстве советского периода или о наличии неимущественного вреда в каких-то косвенных формах (когда по делам о возмещении вреда восполнялись дополнительные расходы на протезирование, приобретение мотоколясок, санаторное лечение и т. д.) указывал и В. Тараненко . Правовой институт возмещения неимущественного вреда проявился в спорах о взыскании внедоговорного вреда в связи со смертью кормильца. При рассмотрении данной категории дел суды присуждали, например, ребенку, потерявшему отца, большую сумму, чем та, которая соответствует стоимости потерянных средств к существованию. Разница между указанными суммами, на что обратила внимание Д. В. Боброва, составляет присуждение компенсации морального вреда в скрытой форме ребенку за смерть отца, в результате чего ребенок лишен общения с ним, его ласки и любви . К. Б. Ярошенко, проанализировав законодательство и судебную практику того времени, пришла к выводу о том, что состав дополнительных расходов (отправление на лечение инвалидов, удовлетворение нуждающихся транспортными средствами и т. д.) постоянно расширялся, поскольку одна лишь выплата неполученной заработной платы часто служит недостаточной компенсацией причиненного потерпевшему ущерба. В этой связи она делает вывод, что форму «возмещения неимущественного вреда» приобретают и некоторые другие виды дополнительных расходов (стирка белья, уборка квартиры и т. д.) . Данной точки зрения придерживались В. Т. Смирнов и А. А. Собчак, которые также указывали, что: «... в этих случаях (незаконное осуждение и т. д.— В. Л.) решающее значение имеет не имущественная, а моральная сторона последствий нарушения прав гражданина, «реабилитация» потерпевшего, удовлетворение его духовных потребностей, интересов путем устранения отрицательных неимущественных последствий правонарушения» .

Следует отметить, что в этот период проблема возмещения морального (неимущественного) вреда в достаточной степени не изучалась, специальных монографических работ не издавалось. Вопросы, связанные с возмещением данного вреда, изучались частично и, как правило, в работах со смежной тематикой. Значительная их часть посвящалась лишь проблеме существования в советском законодательстве такой формы защиты гражданских прав. Вместе с тем, в некоторых работах раскрывалось содержание морального (неимущественного) вреда, а также предлагались основания ответственности за его причинение. Так, В. Т. Смирнов и А. А. Собчак представляют его в виде: «... лишения возможности посещать зрелищные мероприятия, концерты и т. п.» . Первоначально Н. С. Малеин под моральным вредом понимал: «... неимущественный вред, выражающийся в причинении потерпевшему нравственных или физических страданий» . В дальнейшем он указывает, что моральный (неимущественный) вред выражается: «... в физических (боль) и психических переживаниях, страданиях потерпевшего и его близких» . По мнению С. Е. Донцова и

20

М. Я. Марининой моральный вред — это душевные переживания, вызванные причинением физического вреда . Свою точку зрения на эту проблему изложила К. Б. Ярошенко. Она, например, указывала, что: «... по аналогии с «имущественным вредом» вред «моральный» может означать лишь умаление моральных благ. В действительности коррелятами являются «имущественный» вред и вред «неимущественный». В состав последнего наряду с нравственными (моральными) переживаниями входят также физические страдания». Более того, она полагала, что возмещению подлежит вред, вызванный физическими страданиями и этот вред должен носить стойкий характер .

Однако, официальная доктрина отечественного законодательства, в силу изложенных выше причин, длительное время не предусматривала права на возмещение морального (неимущественного) вреда и лишь в последний период его развития наметилась противоположная тенденция, сначала в союзном, а затем в украинском законодательстве. Так, впервые этот вид вреда получил юридическое признание в Законе СССР «О печати и других средствах массовой информации» от 12 июня 1990 г . Законодатель на тот период понимал, что печать и другие средства массовой информации, особенно в условиях гласности и свободы слова, могли принести серьезный моральный (неимущественный) вред, опубликовав неверные сведения, порочащие честь и достоинство граждан, и поэтому нужны гарантии защиты и установление ответственности за распространение таких сведений. Согласно положениям ст. 39 названного Закона гражданину возмещался моральный (неимущественный) вред в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, которые:

— порочат его честь и достоинство;

— причиняют ему иной неимущественный ущерб.

В этом случае моральный (неимущественный) вред подлежал возмещению только в денежном выражении. Размер взыскиваемого вреда в законе не указан, а поэтому он определялся судом. Подлежал он взысканию по решению суда со средств массовой информации, а также с виновных должностных лиц и граждан.

Первоначально данная норма на практике не применялась. Объяснялось это тем, что граждане не знали о ее существовании, а также потому, что не хотели прибегать к судебной защите и при этом требовать себе какое-то денежное вознаграждение за то, что их необоснованно опорочили. Со временем ситуация изменилась. Так, в Москве и в Белоруссии, по состоянию на февраль 1991 г., было рассмотрено всего по два дела. При чем в двух случаях суды решили взыскать по 100 руб., а в третьем случае — 170 руб. морального (неимущественного) вреда в пользу тех, чья честь и достоинство были попраны в печати. Размер этого вреда судами определялся исходя из размера судебных издержек, т. е. фактически возмещался материальный ущерб, который потерпевший понес в связи с выездом в суд (потеря в заработке, расходы на транспорт, проживание в гостинице и т. д.). Данный подход к «оценке» судами чести и достоинства в юридической литературе подвергался критике. При этом, в качестве положительного примера, приводилось решение Фрунзенского районного суда г. Владивостока о взыскании 5 000 руб. морального (неимущественного) вреда в пользу двух граждан, поскольку молодежная газета «Тихоокеанский комсомолец»

68

опорочила их честь и достоинство .

Пленум Верховного Суда СССР постановлением, принятым в марте 1991 г., дополнил свое постановление от 2 марта 1982 г. «О применении ст. 7 Основ гражданского законодательства» абзацем вторым п. 12, ориентируя тем самым суды на правильное определение размера взыскиваемого ущерба за причинение морального или

21

иного неимущественного вреда. При этом указывалось, что размер возмещения морального (неимущественного) вреда в денежном выражении должен определяться в зависимости от характера и содержания публикации, умаляющей честь и достоинство гражданина, его репутацию, степени вины средства массовой информации и т. д. Причем гражданско-правовая ответственность возникала и при добросовестном заблуждении автора публикации, когда он не проверил сведения, допустил небрежность, халатность в суждениях и выводах.

Следующей вехой в истории развития советского законодательства, предусматривающего возмещение морального (неимущественного) вреда, являлся Закон СССР «О защите прав потребителей» от 22 мая 1991 г. Что же касается проблемы возмещения морального (неимущественного) вреда по этому Закону, то в его положениях (ст. 12) нашли свое отражение следующие особенности:

—  его действия распространялись на «потребителя», т. е. на гражданина (физическое лицо), использующего, приобретающего, заказывающего либо имеющего намерение приобрести или заказать продукцию для личных бытовых нужд;

— в понятие морального (неимущественного) вреда включались не только честь и достоинство граждан, опороченные средствами массовой информации, как это предусмотрено соответствующим Законом от 12 июня 1991 г., но и любое умаление личности и ограничение в удовлетворении жизненных потребностей, законных прав и интересов;

—  в отличие от ответственности за имущественный ущерб, связанный с ненадлежащим качеством товаров, услуг и работ, возмещение морального (неимущественного) вреда возможно было только при наличии вины в действиях продавца (изготовителя, исполнителя).

По смыслу ст. 12 данного Закона моральный (неимущественный) вред подлежал возмещению по решению суда и в им определяемом размере.

Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, принятые 31 мая 1991 г. Верховным Советом СССР , по сравнению с Основами 1961 г., значительно расширили защиту неимущественных интересов. В частности, в ст. 7 Основ была предусмотрена защита не только чести и достоинства граждан и юридических лиц, но и их деловой репутации. В этом отношении новый закон удовлетворил пожелания, высказывавшиеся в юридической литературе . Введением в ст. 7 указания на возможность защиты деловой репутации обращается внимание на то, что от распространения порочащих сведений, не соответствующих действительности, защищается деловая репутация гражданина и коллектива в сфере их деловой активности.

Практически важным является правило новых Основ, предоставляющее потерпевшему право требовать наряду с опровержением порочащих его сведений также и возмещения убытков и морального (неимущественного) вреда, причиненных их распространением (п. 6 ст. 7). Возмещение убытков, (равно как и размер этих убытков), понятие которых раскрывается в п. 2 ст. 6, возможно при условии, если потерпевший докажет причинную связь между ними и распространением порочащих его сведений. Представляется, что условием такого возмещения является вина того, кто распространил указанные сведения, не соответствующие действительности, хотя прямого упоминания о ней в ст. 7 нет.

В Основах впервые предусмотрен способ защиты чести, достоинства и деловой репутации граждан и юридических лиц для тех случаев, когда невозможно установить, кто именно распространил порочащие их сведения, хотя очевидно, что такие сведения (сплетни, слухи и т. п.) существуют в обществе. В этом случае потерпевший,

22

согласно п. 7 ст. 7 Основ, может в судебном порядке потребовать «признания распространенных сведений не соответствующими действительности».

При этом Основы относительно проблемы возмещения морального (неимущественного) вреда последовали уже принятому ранее в Законе СССР решению «О печати и других средствах массовой информации», но в тоже время ввели в него несколько новых моментов:

— по смыслу Основ возмещение морального (неимущественного) вреда возможно р случаях распространения порочащих сведений не только средствами массовой информации, как это предусмотрено соответствующим Законом от 12 июня 1990 г., но и другими источниками;

—  возмещение морального (неимущественного) вреда возможно не только в денежной, но и в «иной материальной форме» и притом, оно не зависит от подлежащего возмещению имущественного ущерба (ст. 131 Основ).

Моральный вред в ст. 131 Основ был определен как «физические» или «нравственные» страдания, причиненные гражданину. Условиями возмещения были противоправные действия и наличие вины причинителя этого вида вреда. Он возмещался в денежной или иной материальной форме и в размере, определяемом судом, независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда.

Следует отметить, что в ст. 7 Основ предусматривалось возмещение морального (неимущественного) вреда не только гражданину, но и юридическому лицу в случае распространения сведений, порочащих их честь, достоинство и деловую репутацию. Тогда как по ст. 131 Основ, в содержании которой определялось понятие этого вида вреда, не предусматривалось его возмещение юридическому лицу, поскольку «физические» или «нравственные» страдания может испытывать только человек.

Обращает на себя внимание ст. 131 Основ и тем, что возмещение морального (неимущественного) вреда предусматривалось независимо от того, причинен ли этот вред посягательством на личное неимущественное право или на имущественное право потерпевшего лица.

Вместе с тем, в истории советского законодательства была попытка в некоторых специальных случаях установить размеры штрафов за нравственные страдания. Так, согласно Закону СССР «О защите чести и достоинства Президента СССР» от 14 мая 1990 г. за публичное оскорбление Президента СССР был предусмотрен штраф до 3 000 руб. Или же другой пример, когда за оскорбление судьи или народного заседателя в связи с их деятельностью по осуществлению правосудия Законом СССР «Об ответственности за неуважение к суду» от 2 ноября 1989 г. также предусматривался штраф, но в размере до 300 руб. Однако, как следует из содержания этих законов, данные штрафы являлись наказанием, но не возмещением морального (неимущественного) вреда за нравственные страдания, поскольку эти денежные суммы подлежали взысканию в бюджет, а не в пользу потерпевших.

В Украине правило ст. 131 Основ о возмещении морального (неимущественного) вреда получило свое теоретическое признание . Вместе с тем практическое его применение не подтвердилось, поскольку 16 июля 1990 г. Верховным Советом Украины была провозглашена Декларация о государственном суверенитете Украины, а 24 августа 1991 г. принят Акт провозглашения независимого самостоятельного государства Украина.

На завершение данного вопроса необходимо еще раз подчеркнуть, что история развития нормы о возмещении морального (неимущественного) вреда находится в

23

прямой и непосредственной зависимости от содержания человеческих интересов, и что вследствие этого «гражданское право должно неизбежно расти вместе с ростом человеческой личности» . В связи с чем представляется, что возмещение этого вида вреда, в конечном итоге, должно применяться во всех сферах отношений и охватывать защиту всех естественных прав человека.