§ 1. Психологические признаки и содержание нижней возрастной границы уголовной ответственности

В предыдущей главе мы рассмотрели объективную' потребность использования психологических знаний для обоснования возрастных границ уголовной ответственности, исходя из способности действовать виновно.. Нельзя согласиться, что здесь преобладает формальный момент:, наличие самого факта волеизъявления законодателя, указывающего границу, возрастной предел, начиная с которого может наступать уголовная ответственность1. Без психологического обоснования соответствия решения законодателя научному выводу о достаточной возрастной зрелости, типичной для определенного контингента, это "решение не может быть гарантией от объективного вменения.

Основываясь на этих вводных положениях, перейдем к непосредственному рассмотрению содержания психологической характеристики нижней возрастной границы уголовной ответственности. При этом способность к виновному совершению деяния можно психологически интерпретировать как способность субъекта в конкретных обстоятельствах и к иному поведению, нежели избранный вариант, который сопряжен с заведомо вредными последствиями. Для психолога эта граница связана с определенным кругом решений субъекта, процессами их подготовки и реализации, предполагающих определенный уровень личностного развития. При этом речь идет об усреднении типичных вари-

1 См.' Устименко В. В. Специальный субъект преступления. Харьков, 1989. С. 21—26. Автор допустил еще одну неточность1 он полагает, что если виновный достиг возрастного предела уголовной ответственности, то пределы этой ответственности уже не ограничиваются Между тем в ряде случаев возникает вопрос о фактическом недостижении возрастной границы ответственности (см. об этом ниже).

Психология уголовной ответственности 71

антов уровня развития в пределах выделенного возрастного периода. С точки зрения предмета и задач юридической психологии важно формирование алгоритма для решения законодателем и правоприменителем типичных повторяющихся ситуаций, требующих выявления их наиболее общих, сквозных признаков путем психологического анализа1.

Не оспаривая значения данных общей и возрастной психологии, полагаем вместе с тем, что применительно к рассматриваемой задаче они опосредуются, интегрируются, детализируются, а в некоторых аспектах («безразличных» для фундаментальной психологии) дополняются именно юридической психологией. Ведь законодателя и правоприменителя интересует уровень развития не вообще, а в связи со способностью правильно принимать решения в ситуациях, имеющих уголовно-правовое значение.

В ряде работ при описынии поведения несовершенноле-тих центр тяжести переносится на возрастную незрелость и на чуть ли не автоматическую зависимость поведения подростка от влияния микросреды2. Такой подход оправдывает себя при разработке проблем профилактики. Но он неприменим при психологическом обосновании нижней возрастной границы уголовной ответственности, так как она предполагает, наоборот, наличие определенной зрелости, включая способность к сознательному избирательному поведению.

Между тем некоторые авторы считают допустимым субъективистский подход законодателя. «Рубеж этот на современном уровне развития науки определяется достаточно условно, так как ... не выработаны надежные критерии отграничения детства от социальной зрелости», — пишет, например, Ю. А. Денисов3. «Наиболее подвижным, изменчивым и с точки зрения законодательной техники

1 См • Дулов А. В. Основы психологического анализа на предварительном следствии. М, 1973. С 168 К сожалению, в перечень направлений психологической разработки таких алгоритмов автор не включил уголовно-правовые конструкции.

2 Обобщенная характеристика такого подхода дана в автореферате докт. дисс Игнатенко В. И. Основы предупреждения антиобщественного образа жизни и рецидива преступлений несовершеннолетних. М , 1993 С 16—21.

3 Денисов Ю. А. Общая теория правонарушения и ответственности Л., 1983. С. 92 Интересно, что буквально в следующем абзаце автор, по существу, опровергает только что сказанное, делая категорический вывод, что с 16, а в ряде случаев с 14 лет, «исходя из современного состояния научного знания, можно определенно говорить о сформировавшемся понимании социального смысла своих поступков».

О. Д. Ситковская

трудно фиксируемым является, бесспорно, возраст», — ут-| верждается в работе Л. В. Боровых1.

В действительности, задача использования психоло-J гических знаний для определения «надежных критериев» нижней возрастной границы уголовной ответствен-! ности при нынешнем уровне развития общей, возрастной,! юридической и социальной психологии представляется'] реально достижимой. Условие ее решения — это правильный методологический подход, использование имею-1 щихся в психологии экспериментальных данных и До-9 полнительных возможностей, предоставляемых некото-1 рыми современными методиками. Поэтому возможно с до-1 статочной для целей уголовного законодательства точно-' стью и строгостью описать психологические характеристики возрастного периода, в пределах которого психически здоровый ребенок, как правило, достигает уровня развития, необходимого и достаточного, чтобы быть способным к виновной ответственности2. В рамках этого пе-| риода законодатель может жестко определить порог уго-1 ловной ответственности, однозначно связав его с дости-| жением определенного количества лет.

Необходимой, но недостаточной для вывода о способ-j ности к виновной ответственности является констатация^ определенного уровня развития высших психических функ-1 ций. Она — не самоцель, а компонент оценки наличия уз субъекта способности понимать значение определенных от- \ ношений и поступков в социальной среде и действовать, -руководствуясь этим пониманием3.

Важно также иметь в виду необходимость предупреж-J дения объективного вменения в случаях, когда лицо, до-| стигнув количества лет, предусмотренных законом, не! обладает указанными выше свойствами. В этой связи! должно учитываться и наличие возможных экстремаль- j ных ситуаций для подростков. Поскольку речь идет не о j способности к виновной ответственности «вообще», а именно по отношению к нарушениям уголовно-правовых запретов, возрастные пороги такой ответственности и ответственности, предусмотренной другими отраслями права, могут не совпадать. При всех условиях необходимо опи-

1 Боровых Л. В. Проблема возраста в механизме уголовно- і правового регулирования. Автореферат канд. дисс. Екатеринбург, 1993. С. 3.

2 См.: Коченов М. М. Судебно-психологическая экспертиза. ' М., 1977. С. 110.

3 См.: Денисов Ю. А. Указ. соч. С. 91.

Психология уголовной ответственности 73

раться не на характеристики соответствующих периодов, как «кризисных», «трудных», что неизбежно влечет перенос центра тяжести на признаки еще недостаточной зрелости, но, наоборот, на надежно установленный комплекс психологических особенностей, позволяющих судить о способности к виновной ответственности. Предпосылкой ответственности является «возможность выбора, т. е. сознательного предпочтения определенной линии поведения... при наличии по меньшей мере одной, а то и множества альтернатив... Чаще всего выбор — это не предпочтение одной возможности, но подавление, отстранение другой»1.

Интересные суждения, связанные с данной проблемой, имеются в некоторых работах по психоанализу. Речь не идет об оценке концептуальных основ этой психологической теории. Нас интересует другое: обоснованное подчеркивание недопустимости рассматривать психические процессы и свойства, типичные для определенного периода возрастного развития, как «простое психическое сопровождение физиологических изменений»2. Обоснованно отмечается необходимость анализа содержания психической жизни личности определенного периода, выявления ее способности контролировать свою внутреннюю жизнь, удерживая относительное равновесие между внутренними (в том числе инстинктивными) и внешними детерминантами поведения. Отмечается значимость усвоения «ценностных стандартов, относящихся ко взрослой жизни»3.

Но говоря о способности к избирательному поведению, необходимо характеризовать ее предпосылки не через динамику формирования личности, а через достоверную констатацию уже достигнутого уровня взаимодействия личности и ситуации4. Вот почему представля-

1 Муздыбаев К. Психология ответственности. Л., 1983. С. 21— 22. Автор солидаризуется при этом с работой: Поршнев Б. Ф. Функция выбора — основа личности // В кн.1 Проблемы личности. М., 1969. С. 347.

2 Фрейд А. Психология «Я» и защитные механизмы / Пер. с англ. М., 1993. С. 108—109.

3 См.: Фрейд А. Указ. соч. С. 112—118. Следуя установкам теории психоанализа, автор обедняет результаты своего исследования, придавая решающее значение «противодействию разгулу инстинктов». Но эта односторонность не исключает значимости приведенных выше исходных рассуждений.

4 См.: Кудрявцев И. А., Дозорцева Е. Г. О предмете комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы несовершеннолетних обвиняемых // В кн.: Правовые вопросы судебной психиатрии / Под ред. Г. В. Морозова. М., 1990. С. 76.

О. Д. Ситковская

ются не вполне точными формулировки одного из новых'' учебников уголовного права о связи возрастного порога і уголовной ответственности со способностью «более или і менее правильно» выбирать варианты поведения1. Требуется способность именно правильно оценивать избираемый и отвергаемый варианты. При этом надо исходить из сущности личности, как относительно устойчивой системы «главных, внутри себя иерархизированных мотивационных линий»2. Отсюда вытекает и оценка способности субъекта на данной ступени развития к социально ориентированному решению о варианте конкретного поведения и руководстве самими действиями3.

Одна из первых известных нам попыток дать перечень значимых для решения вопросов уголовной ответственности свойств личности преступника относится к середине 20-х годов4. В этот перечень были включены: интеллект, способность к получению знаний, самооценке, приспособляемости и взаимодействию со средой, энергия, потребность в проявлении «Я», отношение к действительности, общая рассудительность, способность к дружбе и другим привязанностям и т. д.

Не останавливаясь на подробном критическом анализе приведенного перечня с позиций современного состояния науки, отметим лишь его недостаточную строгость (так, способность к получению знаний есть элемент интеллекту-

1 См.: Уголовное право. Общая часть / Под ред. Б. В. Здраво-мыслова, Ю. А. Красикова, А. И. Рарога. М., 1992. С. 186. (Автор главы Л. Д. Ермакова).

2 Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М, 1975. С. 55. Применительно к предмету нашего исследования особое значение имеет интерпретация понятия «иерархизированных мотивационных линий» как определенных сочетаний личностных свойств, предопределяющих «тенденцию к совершению в определенных условиях определенных поступков» {Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии М, 1973. С. 249).

3 См.: Кудрявцев И. А. Судебная психолого-психиатрическая экспертиза. М., 1988. С. 123 Автор исходит и из того, что для личности характерно «наличие определенных комбинаций внутренних преград», обусловливающих в ряде случаев «отказ от действия»; Столин В. В. Самосознание личности. М., 1983. С. 149—150.

4 См.: Изучение личности преступника в СССР и за границей. М., 1925. С. 45—46. Рассматриваемые положения не были ориентированы на непосредственное обоснование возраста ответственности. Однако они были призваны показать возможности психологического изучения личности преступника под углом зрения влияния ее свойств на поведение.

Психология уголовной ответственности 75

альных способностей); избыточность (степень энергии или способность к привязанностям вряд ли имеют значение для уголовно-правового исследования), нарушение иерархичности (подряд дается перечень свойств, относящихся к психическим процессам и к социальной ориентации).

Современный подход к вычленению существенных свойств и особенностей личности, уровень развития которых определяет способность к уголовной ответственности, характеризуют «Пекинские правила» — документ ООН об особенностях производства по делам несовершеннолетних1. Официальный комментарий к основному тексту подчеркивает связь нижнего порога уголовной ответственности с характеристикой «эмоциональной, духовной и интеллектуальной зрелости, достаточной для сознания ответственности перед обществом». Необходимо отметить неполноту этой формулировки: нужно не только сознавать значение поступка, но и использовать это осознание для руководства им. Вместе с тем в целом «Пекинские правила» заслуживают положительной оценки с позиций психологии, поскольку ориентируют на существенность для оценки уровня развития: зрелости интеллектуальных свойств, ценностных ориентации (полагаем,что это имеется в виду под «духовной зрелостью») и эмоциональных свойств.

Вместе с тем целесообразно: а) дополнить перечень волевым аспектом уровня развития2; б) определить последовательность перечисления и анализа указанных свойств в соответствии с принятой в психологической литературе традицией: интеллект, воля, эмоции, ценностные ориентации.

В сфере интеллектуальной деятельности значимыми для оценки возрастной способности к виновной ответственности являются восприятие и внимание (как избирательное восприятие), память, мышление.

Применительно к достаточному уровню развития восприятия и внимания речь должна идти о формировании способности адекватно отражать как существенные свя-

1 См.: Миньковский Г. М., Ревин В. П. Документы ООН и проблемы совершенствования республиканского законодательства по борьбе с преступностью несовершеннолетних // В кн.: Проблемы действия права в новых исторических условиях. М., Академия МВД РФ. 1993

2 По словам Гегеля, воля является мышлением, превращающим себя в бытие (см.: Пионтковский А. А. Учение Гегеля о праве и государстве и его уголовно-правовая теория. М., 1993. С. 261).

О. Д. Ситковская

зи и отношения предметов и явлений внешнего мира, так и существенные признаки самих этих предметов и явлений1 в пределах, необходимых для ориентации в содер- ' жании и последствиях действий, значимых для уголовно- [ го закона. і

Традиционный для общей психологии подход к вое- ■ приятию основан на изучении процесса и результатов; формирования образов прежде всего физических объек-тов, как синтеза отдельных ощущений. Соответственно і определяется и наличие свойств восприятия, достаточных для нормального мышления: константности, пред-^ метности, целостности, обобщенности и пр. ;

Между тем применительно к обоснованию возраста уголовной ответственности изучение состояния восприятия требует иного подхода. Здесь решающим является возможность адекватного восприятия не только физических тел, но и ситуаций взаимодействия людей и так называемых информационных объектов — устных, письменных, графических знаковых систем, фиксирующих определенные правила, запреты, последствия нарушения последних и др.

Ситуации социального взаимодействия и информационные объекты, так же как физические тела, объективно существуют во внешнем мире. Возможно и существование информационных объектов противоположных по содержанию, конкурирующих между собой.

Поэтому для оценки уровня развития восприятия необходимо, но недостаточно проанализировать состояние сенсорных органов. Надо оценить и развитие способности формировать и классифицировать образы ситуационных и информационных объектов, используя соответствующие понятия в единстве их синтаксических, семантических и

1 Это положение имеет исключение. Формирование в процессе социализации глухонемых и слепоглухонемых образа внешнего мира происходит качественно иным путем по сравнению с нормой уже на этапе восприятия (см., например: Мещеряков А. И. Слепоглухонемые дети. Развитие психики в процессе формирования поведения. М., 1974; Кемеров В. Е. Проблемы личности: методология исследований и жизненный смысл. М., 1977. С. 124— 134). Поэтому достижение этими лицами 14—16 лет и отсутствие у них психических заболеваний не исключают, по нашему мнению, необходимости в конкретном случае проведения психологической экспертизы для выяснения вопроса, осознавали ли они в полной мере характер ситуаций и объектов, на которые они воздействовали.

Психология уголовной ответственности

прагматических характеристик1. Наконец (иначе уровень восприятия не может быть оценен как достаточный), эта способность должна сочетаться с наличием психологического механизма коррекции ошибочного выбора объектов внимания и селекции ненужных вариантов.

Именно исходя из наличия нетрадиционного аспекта оценки уровня развития восприятия с позиций юридической психологии некоторые авторы говорят о способности к восприятию «фактов»2, «материала»3. Они используют термины более широкие по значению, нежели «физические тела». Иногда применяют и термин «социальная перцепция», которым обозначается восприятие так называемых социальных объектов, выражающих бытие общности людей4.

С учетом изложенного необходимо выделить в структуре восприятия способность к смысловой интерпретации и классификации образов именно таких объектов.

Восприятие, в том числе классификация этих объектов, связано с мотивационно-смысловой структурой психи-

1 Показывая несводимость проблемы восприятия к физическим объектам, Т. Шибутани говорит о восприятии норм как объективированных моделей подобающего поведения, восприятии среды и т. д. Это восприятие, подчеркивает он, также избирательно (см.' Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969. С. 52—53, 62).

2 См.: Коченов М. М. Судебно-психологическая экспертиза. М., 1977. С. 56.

3 См.: Кудрявцев И. А. Судебная психолого-психиатрическая экспертиза. М., 1988. С. 136.

4 Краткий психологический словарь / Сост. Л. А. Корпенко. Под общ. ред. А. В. Петровского, М. Г. Ярошевского. М., 1985. С 241. Общие определения информации и информирования см. в работах: Гришкин И. И. Понятие информации. М., 1973; Черри К. Человек и информация / Пер.с англ. М., 1972; Симонов П. В., Ершов П. М. Темперамент, характер, личность. М., 1984. С. 67; Урсул А. Д. Проблема информации в современной науке. М., 1975 и др. Трактовка в этих работах понятия информации в узком смысле как сведений о чем-либо, передаваемых людьми, не опровергает нашу трактовку восприятия информационных объектов различных классов. Ведь сведения, поскольку они существуют, выделены и передаются, должны быть объективированы в виде определенных знаковых структур и их носителей. Такой подход соответствует и определению информации как средства «уменьшения неопределенности при выборе одной из нескольких возможностей» (Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 217).

I О. Д. Ситковская

ческой деятельности субъекта. Значит, анализ как бы переходит в оценку развития памяти и мышления. Ведь выяснение уровня развития отдельных составляющих психической деятельности в исследуемом аспекте предполагает затем синтез, позволяющий оценить в комплексе способность восприятия, запоминания, осмысления содержания воспринятого. Только наличие этой способности создает необходимую базу для моделирования и реализации поведения. Причем применительно к социальным объектам речь идет о гораздо более сложном механизме восприятия, запоминания, осмысления, чем к элементарным физическим объектам: здесь следствием ошибочного восприятия являются социальные санкции.

Критерием достаточного развития восприятия применительно к предмету нашего исследования является наличие типичной для данного возрастного контингента способности точно и полно воспринимать социальные объекты (знаковую информацию и факты взаимодействия людей), узнавать их, как относящихся соответственно к определенному классу норм или ситуаций, связывать в систему1, опознавать вновь формируемые образы на основе смыслообразующей функции мотива. Такой подход соответствует общему положению психологии о том, что «в восприятии отражается вся многообразная жизнь личности»2. Соответствует он и воззрениям отечественных психологов и физиологов относительно развития с возрастом в процессе жизнедеятельности личности корковых систем сложных и прочных межфункциональных связей («функциональных органов») как материальных субстратов высших психических функций3. В то же время нельзя согла-

1 «Различные нормы обычно выступают во взаимосвязи, образуя систему» (Шибутани Т. Указ. соч. С. 52). Соответственно полнота восприятия отдельных норм должна создавать предпосылку для осознания их как частей системы.

2 Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946. С. 208. Одним из подтверждений этому могут служить экспериментальные данные об изменении порога опознания знаковых систем в зависимости от эмоционального стимулирования (см. об этом: Костандов Э. А. Восприятие и эмоции. М., 1977. С. 84).

3 Обзор взглядов по этому вопросу А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия, А. А. Ухтомского см. в кн.: Зейгарник Б. В. Основы патопсихологии. М., 1973. С. 146—147. Сам А. Н. Леонтьев указывает также, что решение проблемы было подготовлено трудами И. М. Сеченова, И. П. Павлова и П. К. Анохина, а также Л. С. Выготского и его сотрудников (см.: Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М., 1972. С. 540).

Психология уголовной ответственности 79

ситься с образной характеристикой восприятия в подростковом возрасте. Утверждение, что мозг подростков «как губка впитывает любую информацию»1, может быть применимо к раннему детству, но не к подростковому периоду, где уже четко выражена избирательность восприятия.

Таким образом, наша позиция (это относится к оценке и других высших психических функций) предполагает выход за пределы традиционных психологических подходов для выделения специфического круга информационных объектов, содержание которых ориентирует поведение в уголовно значимых ситуациях. Думается, что и к данному случаю применимо высказывание знаменитого математика: о полезности и поучительности исследования различных закономерностей «с новой точки зрения, придем ли мы к более простому пониманию того или иного частного вопроса или достигнем большей точности формулировок»2.

Перейдем к характеристике развития памяти, которую И. М. Сеченов называл «краеугольным камнем психического развития»3. Для характеристики возраста уголовной ответственности базовое значение имеет определение памяти в психологии как процесса запечатления, сохранения и воспроизведения следов прошлого опыта и его организации, создающего возможность целесообразного поведения путем повторного использования этого опыта в деятельности4. В то же время общепсихологическое учение о видах памяти находит для нашего предмета лишь опосредованное применение: здесь в основном значим интегральный аспект словесно-логической долговременной памяти. В определенной степени существенно и развитие эмоциональной памяти, поскольку она способствует (или затрудняет) запечатлению, закреплению, воспроизведению информации о прошлом опыте. При этом понятие «опыт» означает не только результат собственных дей-

1 Уголовное право России. Особенная часть / Под ред. Б. В. Здра-вомыслова М., 1993. С. 507. (Автор главы В. И. Ткаченко).

2 Высказывание К. Гаусса цит. по кн.: Волков А. М., Микадзе Ю. В., Солнцева Г. Н. Деятельность: структура и регуляция. М., 1987. С. 107.

3 Сеченов И. М. Избр. произв. Ч 1. М., 1952. С. 27.

4 Мы объединили определения, которые даны, в частности, в Кратком психологическом словаре (С. 230), книге Р. М. Грановской (см. Указ. соч. С. 75), работах С. Л. Рубинштейна (см., например: Основы психологии. М., 1935. С. 215—217) и других авторов, суммируя взаимодополняющие признаки; Eysenck M. Human memory // Theory, research and individual differences. 1977. N 4.

О. Д. Ситковска

ствий и наблюдений за чужими действиями, но и результат научения со стороны воспитателей, других лиц, осуществляющих социальный контроль.

Нельзя согласиться с мнением о неспособности преступников «извлекать пользу даже из собственного негативного опыта»1. По существу утверждается неспособность использовать память для моделирования возможного поведения в будущем. Между тем именно память о прошлом опыте, если подросток отделался «легким испугом» или вообще не попал в сферу внимания органов социального контроля, как раз и позволяет «извлечь пользу» из негативного опыта (правда, своеобразную), ориентируя на рецидив.

Требуемый уровень развития памяти для отнесения лиц соответствующего возраста к числу способных к виновной ответственности связан со следующими параметрами:

достаточный объем долговременной памяти для за-! печатления и хранения комплекса базовых норм морали 1 и правил поведения;

способность к прочному запечатлению;

способность к воспроизведению соответствующей ин-| формации точно по смыслу и без существенных ограничений объема;

наличие достаточного темпа извлечения информации из долговременной памяти для ее использования при решении познавательных и поведенческих задач;

избирательность запечатления, хранения и воспроиз-| ведения информации, обусловленная направленностью лич-1 ностй, ее ценностными ориентациями и мотивами. Они в] свою очередь опосредуются мышлением.

В большинстве работ, дающих понятийные характе-j ристики мышления (П. П. Блонский, Б. С. Братусь и Б. В.| Зейгарник, Б. М. Величковский, Л. С. Выготский, А. Н. Ле-| онтьев, А. Р. Лурия, С. Л. Рубинштейн, О. К. Тихомиров и] др.), выделяются два его аспекта, выражающих познава-І тельную деятельность и обобщенное отражение в ее про-.| цессе действительности.

Для нашей проблемы значима и детализация поня-' тия, которую дает Б. В. Зейгарник: «Мыслительная дея- і тельность заключается не только в умении познать окру- ! жающие явления, но и в умении действовать адекватно! поставленной цели»2. Именно исходя из такой «сдвоен- ,

1 Ефремова Г. X. Многофакторное исследование характероло-j гических особенностей личности преступника //В кн.: Личность] преступника и предупреждение преступлений. М., 1974. С. 34.

2 Зейгарник Б. В. Основы патопсихологии. М., 1973. С. 94.

Психология уголовной ответственности 81

ной» характеристики мышления (из расширительной трактовки понятия «познавательная деятельность») надо оценивать достаточность уровня мышления применительно к проблеме виновной ответственности.

Надо отметить и определенное различие в терминологии у авторов, рассматривающих данную проблему. Говорится, например, о развитии сознания1, об интеллектуальной зрелости2 и т. п. В данном аспекте мышление может быть охарактеризовано и как одна из высших психических функций, которая интегрирует восприятие и память в решении задач, встающих в процессе жизнедеятельности. Сказанное не отрицает правомерности использования понятия «интеллектуальная зрелость», удачно подчеркивающего, что осуществляется как бы срез процессов восприятия, памяти, мышления на определенный момент времени, т. е. оценивается умственное развитие как данность.

Целесообразным будет подход к проблеме, исходя из характеристики мышления как способности к осуществлению мыслительных операций определенного уровня и к достижению с помощью этих операций социально значимых результатов для личности (операциональный и социально-содержательный аспекты)3.

При этом можно постулировать экспериментально доказанное положение о том, что «не обнаружено существенных отличий преступников от общей популяции населения. Все они оказались на среднем уровне... интеллекта»4.

Выделим следующие параметры, характеризующие требуемый уровень развития мышления:

понятийность мышления5, связанная с ним способность к обобщению, достаточная для осознания и прогнозирования (моделирования) будущего поведения6;

1 См.: Кон И. С. В поисках себя. М., 1984. С. 177—180.

2 См.: Коченов М. М. Указ. автореферат докт. дисс. С. 35; Боровых Л. В. Указ. автореферат канд. дисс. С. 12.

3 О видах социально-содержательной деятельности см., например: Коган М. С. Человеческая деятельность. М., 1974. С. 5, 13—80.

4 Замуруева Э. П. Исследование интеллектуального компонента в личности преступника // В кн.: Личность преступника и предупреждение преступлений. М., 1974. С. 39.

' Этому параметру придает особое значение С. Л. Рубинштейн, связывая его с учетом даже отдаленных последствий своих действий (см.: Основы психологии. М., 1935. С. 452).

6 В свою очередь «предвидение и планирование, столь существенные в рефлексивном мышлении, невозможны без воображения» (Шибутани Т. Указ. соч. С. 159). Но для нашей задачи оценка развития воображения представляется избыточной.

О. Д. Ситковская

способность к осознанному восприятию, интериориза-ции (или по крайней мере следованию в силу осознания негативных последствий нарушения) нормативных стандартов поведения1;

категориальный характер анализа и оценки событий, ситуаций, идей, норм и т. д. как сходных или различных между собой, так и относящихся к определенному типу, классу. Это позволяет несмотря на «свернутость», стереотипность оценки обоснованно определить значимость или незначимость объекта;

критичность как способность к осознанию и устранению ошибок в моделируемых и фактических действиях. Выделенный параметр достаточной зрелости мышления тесно связан с более широким понятием — возможностью опосредования своего поведения, включающей осознание мотивов, целей деятельности, а «с другой стороны — с критичностью, с правильной оценкой своего «Я» и гих»2.

Упоминая о проблеме Я-образа, самосознания, отме тим, что достижение способности к виновной ответствеї ности связано с его формированием и развитием как тойчивого и сознательного отношения к самому себе3.

Укажем и на группу таких свойств мышления, кото-1 рые как бы обслуживают содержание мыслительных опе-| раций. Это, в частности, системность и надсистемность (пос-| ледняя определяется как способность к «обобщению обоб-1 щений»4); направленность и последовательность; объему

1 «Это филогенетически новая сфера человеческой психики^ на уровне которой благоразумие обретает господство над инстинктами и неконтролируемыми побуждениями» {Лгонгард К. Указ.1 соч. С. 101). Напомним в этой связи, что уже в XVIII—XIX векахі оценка способности к виновной ответственности полуосознанно! связывалась со сходным критерием. В судебных решениях дела-Т лись ссылки на то, что «малолетний довольный смысл иметь мог» ' (см.: Гуревич С. А. Ответственность юных преступников по рус-| скому законодательству // В кн.: Дети-преступники / Под ред. М. Н. Гернета. М., 1912. С. 11).

2 Зейгарник Б. В., Братусь Б. С. Очерки по психологии ано- j мального развития личности. М., 1980. С. 78.

3 Обзор концептуальных и прикладных исследований проб- ; лемы Я-образа, самосознания см., в частности, в работах: Кон И. С.: В поисках себя. М., 1984; Столин В. В. Самосознание личности. М., 1983 и др.

4 Эту образную характеристику Л. С. Выготского приводит Б. В. Зейгарник (см. указ. соч. С. 178).

рісихология уголовной ответственности 83

и скорость мыслительных операций; способность конструирования адекватного целостного образа, включая моделирование недостающих деталей; сочетание линейного анализа и синтеза его результатов1; способность выделить существенные связи.

Вся совокупность взаимосвязанных особенностей мышления, которые должны быть присущи субъекту уголовной ответственности, может быть определена и через уровень интеллекта. Разумеется, при его строгом определении как самостоятельной структуры познавательных свойств, позволяющей адекватно взаимодействовать с окружающей действительностью. Осведомленность, понимание, использование их для регулирования поведения — эти характеристики интеллекта рядоположены2.

Существенной является также оценка словарного запаса, так как именно вербализация понятий позволяет усваивать и использовать знания, не сводимые к собственным впечатлениям, понимать общие закономерности, использовать умозаключающее мышление, «рассуждать, исходя из условий и делать вывод на основе посылок задачи»3, дисциплинировать мышление по правилам логики4. С учетом значимости критерия вербализации предложен термин «речемыслительный уровень»5.

Не вполне точной представляется трактовка мыслительной деятельности, как обеспечивающей приспособление личности к окружающему миру, к среде себе подобных6. Уровень мышления должен быть таким, чтобы обеспечить способность к осознанной интериоризации7, а не только механическое следование нормам общества. Ска-

1 См.: Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М., 1972. С. 523.

2 См.' Бурлачук Л. Ф., Морозов С. М. Словарь-справочник по психологической диагностике. Киев, 1989. С. 143—145.

3 Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М., 1935. С. 365.

4 См.: Блонский П. П. Избр. педагогические и психологические соч / Под ред. А. В. Петровского. Т. 2. М., 1979. С. 25.

5 См: Волков А. М., Микадзе Ю. В., Солнцева Г. Н. Деятельность: структура и регуляция. М., 1987. С. 69.

6 См., например: Шибутани Т. Указ. соч. С. 56—63.

7 Или, что также будет предпосылкой виновной ответственности, сознательное предпочтение других ценностей, но при сохранении ситуации выбора. Возможен и третий упоминавшийся уже вариант выбора' следование не интериоризированным нормам из боязни санкций.

О. Д. Ситковская

занному не противоречит то, что в классических работах по психологии раннего детства используется именно понятие приспособления. Для этого периода оно правильно. Однако при переходе в возрастной период, соответствующий в типичном случае способности личности к виновной ответственности, изменение терминологии знаменовало бы и рубеж окончания возрастной невменяемости.

Рассматривая уровень операционального мышления в аспекте «возрастных возможностей усвоения знаний»1 как базу способности субъекта к социально ориентированному мышлению, мы переходим от анализа высших психических функций в «чистом» виде к их интерпретации в рамках оценки личностной зрелости. В таком же контексте придется исследовать волевые и эмоциональные качества, как и интегральные параметры, которые в обобщенной форме могут зафиксировать достижение определенным контингентом возраста уголовной ответственности. Но, вопреки высказывавшемуся мнению, опре-!і деление нижнего возрастного порога уголовной ответст-j венности не требует оценки личностной зрелости и социализации личности в целом.

Достаточно оценить способность к усвоению норм и ценностей, регулирующих поведение в уголовно-релевантных ситуациях и учитывать их при выборе варианта поведения.

Некоторые авторы предлагают жестко связывать спо: собность к социально ориентированному мышлению с пр: надлежностью к определенной социальной группе2; к тиг и варианту нейропсихической структуры человека3; к тиг

1 Петровский А. В. Из истории возрастной и педагогической психологии // В кн.: Возрастная и педагогическая психология Под ред. А. В. Петровского. М., 1973. С. 3. Целесообразно доба1] вить, что речь идет не только о способности к усвоению, но и использованию знаний.

2 См., например: Бухарин Н. И. К постановке проблем теории исторического материализма (приводится по журналу «Психология». 1932. № 1—2. С. 55). По его мнению, определенным со-1 циальным группам соответствуют физиологические, а послед-1 ним — психологические особенности.

3 См.: Пятницкая И. Н. Варианты поведения, как выраже-| ние видовых вариантов человека // В кн.: Актуальные проблемь девиантного поведения и международное сотрудничество по их| изучению. М., 1990. С. 40. По мнению И. Н. Пятницкой, то, что границах психологии принимали за критерии систематизации фор» поведения, есть фактически нейробиологические феномены.

Психология уголовной ответственности 85

общественного бытия, в частности, связанному с принадлежностью к определенной референтной группе1; наконец, к типу деятельности2.

Но такой подход мало перспективен. Классификационные признаки, выводимые из филогенеза или из собственного социального статуса индивида, указывают на возможные каналы получения информации, ее характер, формирование стереотипов и установок. Но их наличие не свидетельствует об изоляции индивида от другой социально ориентирующей информации. И конфликт между ценностями определенной среды и базовыми ценностями общества в ситуации выбора может быть разрешен индивидом в пользу последних.

Мы уже отмечали, что мало перспективно применение традиционной концепции о смене типов ведущей деятельности к рассмотрению психологических характеристик нижнего порога уголовной ответственности. Конечно, типология циклов развития деятельности, основанная на понятиях «ведущая деятельность» или «ведущий тип деятельности»3, упрощает рубрикацию возрастных периодов. Но это достигается за счет обеднения типовых характеристик. Генерализация значимости определенного вида деятельности означает, что другие ее виды априорно объявляются менее значимыми. Но ведь даже ребенок осваивает общественные функции, межличностные отношения отнюдь не только через игру. Применительно к подростку социальная ориентация осуществляется не только (а для ряда категорий — не столько) через обучение. Наконец, для ранней юности, как и для значительной части подростков, крайне затруднительно выделить единый тип ведущей деятельности. Например, несовершеннолетний в возрасте 14—17 лет может не только учиться в школе

1 См.: Абулъханова К. А. О субъекте психической деятельности. М., 1973. С. 96; Коссаковский А. Соотношение соматического и психического развития в период полового созревания // В кн.: XVIII Международный психологический конгресс. М., 1966. С. 526; Ковалев А. Г. Психология личности. М., 1970. С. 353—356.

2 См.: Братусь Б. С. Аномалии личности. М., 1988 С. 109—112.

3 Эти понятия были применительно к детскому возрасту впервые введены А. Н. Леонтьевым в 1945 г. (см.: Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М., 1972. С 500—529, 553); см. также: Божович Л. И. Личность и ее развитие в детском возрасте. М., 1968, Братусь Б. С. Указ. соч. С. 111—120 и др.

О. Д. Ситковская

или ПТУ (учеба в которых к тому же охватывается общим типом деятельности только формально), но и работать, быть безработным, уклоняться от учебы и работы и пр. Причем при всех условиях информация о социальных ценностях и нормах, воспринимается подростком или юношей не только из сферы ведущей деятельности. Более того, именно для этих возрастных периодов досуговая деятельность не менее важна, чем учеба или работа, а при отчуждении от последних — более значима. Вот почему предпочтительным является обозначенный выше подход: идти от возможности доступа к информации о социальных ценностях и нормах и от способности к их осмыслению и учету (принятию к руководству или отвержению) при регулировании своего поведения в уголовно-релевантных ситуациях1. Иными словами, интериоризировал ли субъект базовые нормы и ценности общества, следует ли он им, опасаясь санкций, или противопоставляет им свои ценностные ориентации. Для признания его способным к виновной ответственности необходимо и достаточно установить: 1) способность понимать регулирующую роль базовых ценностей и норм общества; 2) возможность доступа к информации о них2; 3) способность учитывать их наличие — или принимая к руководству, или отвергая в ситуации выбора.

Субъект, способный к виновной ответственности, должен уметь оценить под рассматриваемым углом зрения само действие (на что оно посягает, каковы его средства и пр.) и его последствия. Но нельзя согласиться с тем, что субъект должен осознавать или по крайней мере иметь возможность осознавать опасность деяний, для общества в целом (а не для конкретных носителей прав, на которые

1 Не случайно, что рассматривая проблему периодизации возрастных групп с использованием понятия ведущей деятельности, Д. Б. Эльконин принужден был выделить два ее типа, одновременно существующих' ведущая деятельность по развитию мотивационно-потребностной сферы и по формированию интеллектуально-познавательной сферы, операционально-технических возможностей. Таким образом, ему пришлось существенно расширить понятие ведущей деятельности (см : Вопросы психологии. 1971. № 4; Вестник МГУ. Серия Психология. 1978. № 3).

2 По Пиаже, о нравственном росте не может быть и речи при отсутствии доступа к культурным образцам (см. об этом: Муздыбаев К. Психология ответственности. М., 1983. С. 105. Автор анализирует работу Ж. Пиаже «Речь и мышление ребенка». М.—Л., 1932).

Психология уголовной ответственности 87

посягает)1. Тем более, что некоторые авторы говорят при этом об опасности «для общественных отношений, выгодных и угодных господствующим классам»2.

Определение способности к виновной ответственности с учетом такого требования означало бы фактически отрицание этой способности не только для несовершеннолетних, но и для многих взрослых. Ведь оценка планируемых (моделируемых) действий в уголовно-релевантных ситуациях в своем большинстве, кроме случаев предумышленных преступлений, осуществляется через установку или в иной свернутой форме3. Свернутость оценки, конечно, не позволяет охватить такую абстрактную проблему, как опасность для общества определенного варианта поведения. Поэтому достаточно, если субъект осознает вред своего деяния и его последствий для других, нарушение им общественных запретов.

Интересна в этой связи позиция Гегеля, полагавшего достаточным для виновной ответственности способность предвидеть необходимые последствия избираемого варианта поведения, так как только их «ведение» можно вменить в вину. Причем надо осознавать «всеобщее качество» поступка, т. е. уметь соотносить его с задаваемыми обществом ориентирами, о которых тоже должно быть «ведомо»4.

Конечно, сказанное предполагает наличие самосознания и определенный уровень его развития, позволяющий

1 Так, в книге «Уголовный закон. Опыт теоретического моделирования» утверждается, что способность к виновной ответственности (вменяемость) «отражает... политическую, нравственно-этическую и социально-психологическую характеристику» субъекта (С. 187); причем социально-психологическая характеристика предполагает способность лица сознавать общественную опасность деяния. Аналогична позиция авторов книги: Козаченко И. Я., Сухарев Е. А., Гусев Е. А. Проблема уменьшенной вменяемости. Екатеринбург, 1993. С. 15.

2 Казаченко И. Я., Сухарев Е. А., Горбуза А. Д. Понятие вины в уголовном праве (Исторический и психолого-правовой анализ). Екатеринбург, 1993. С. 15.

3 В работах А. Р. Лурия утверждается данеє, что управление «сокращенными внутренними схемами» есть обязательный признак сознательного действия (см., например: Лурия А. Р. Исследование по формированию сознательного действия в раннем возрасте // В кн.: Новые исследования в психологии и возрастной физиологии. М., 1972. С. 38). В свою очередь Д. Н Узнадзе полагает, что при выборе варианта поведения через обнаружение системы ценностей, на которую ориентируется личность, участвует установка (см.: Узнадзе Д. Н. Психологические исследования. М., 1966. С. 400—405).

4 См.: Пионтковский А. А. Учение Гегеля о праве и государстве и его уголовно-правовая теория. М., 1993. С. 245—249.

О. Д. Ситковская

сделать выбор исходя из ценностного отношения к окружающему миру. Иными словами, способность предвидеть последствия своих действий, не навязанных извне и направленных на удовлетворение потребностей и интересов1.

Мы имеем в виду, говоря о содержательном мыслительном процессе решения уголовно-релевантной задачи, анализ субъектом своих действий и их последствий: а) для жертвы; б) для самого субъекта, в том числе с позиции его оценки окружающими и официальными институтами.

Способность подростка к такому анализу может иметь несколько вариантов. Во-первых, он может решать уголовно-релевантные задачи, опираясь на базовые нравственные ориентации общества. Во-вторых, он может идти от известных ему уголовно-правовых запретов, но соотнося (или имея возможность соотнести) их содержание с нравственными ориентациями общества в сфере личных, имущественных и иных отношений2. Причем и в том и в другом случае может быть избран вариант уголовно наказуемого поведения, если субъект по тем или иным личностным причинам не положил эти ценности в основу своего решения.

К. Муздыбаев, излагая основные положения теории атрибуции ответственности, отмечает, что с ее позиций рядовой «человек с улицы» выступает в качестве некоего интуитивного психолога, но оперирует лишь здравым смыслом3. Представляется, что введение этого понятия в контексте нашего исследования будет избыточным, так как оно является оценочным, а не строгим. Малоприемлемы для психологически корректного определения возраста уголовной ответственности и суждения о степени развития у детей и подростков чувства вины или стыда4. Ведь способ-

1 См.: Кожевников С. Н. Социально-правовая активность личности и условия ее действенности. Автореферат докт. дисс. М., 1992. С. 13—14.

2 Наиболее существенным недостатком известных нам программ и пособий по правовому воспитанию несовершеннолетних является в этой связи то, что главное внимание уделяется ознакомлению с грозящими за преступления наказаниями. Убеждению же обучаемых в том, что закон закрепляет основные нравственные ориентиры, созданные многовековой историей человечества и целесообразные формы общения, уделяется гораздо меньше внимания.

3 См.: Муздыбаев К. Указ. соч. С. 120—121.

4 См.: Муздыбаев К. Указ. соч. С. 102—103. Не убеждает при этом и попытка ряда авторов, на которых ссылается К. Муздыбаев, противопоставить экстравертированную восточную культуру стыда и западную интравертированную культуру вины. Думается, что в реальности эти понятия трудно разделимы.

Психология уголовной ответственности 89

ность к социально ориентированному мышлению присуща, например, и несовершеннолетним с выраженной циничной позицией. Другое дело, что решение о соблюдении или несоблюдении уголовно-правовых запретов, осознаваемых ими, они принимают исходя из иной системы ценностей1.

Фактически совершаемые несовершеннолетними уголовно наказуемые деяния посягают, как правило, на ограниченную группу объектов2, связанную с жизнью, здоровьем, имуществом, общественным порядком. Причем осознание вредности последствий в случае посягательств на блага другой личности имеет место и при относительно невысоком уровне развития интеллекта3.

1 В этой же связи М. П. Стурова обоснованно указывает на то, что выработка определенного отношения к ценностям общества, включая принципы, нормы, традиции поведения, является обязательным условием существования личности в социуме. Причем субъект либо усваивает эти ценности и следует им (в этом случае имеет место социализация), либо отвергает, придерживаясь усвоенных им негативных норм и традиций (см.: Стурова М. П. Педагогика социальной реабилитации осужденных: поиски и находки. Наказание1 законность, справедливость, гуманизм. Рязань, 1994. С. 125). Этот механизм лежит и в основе свернутой оценки лицами, достигшими порога уголовной ответственности, значимости своих действий. Надо лишь добавить, что кроме крайней позиции имеет место и более распространена в среде подростков-преступников промежуточная личностная позиция' сочетание следования в одних ситуациях позитивным ценностям., а в других — негативным

2 Почти 9/10 фактически совершаемых несовершеннолетними общественно опасных деяний — это те, ответственность за которые в УК 1960 г. предусмотрена с 14 лет (см., например: Минъ-ковский Г. М., Бабаев М. М. Права и долг молодого гражданина. М., 1974. С. 36). Соответствующий перечень в УК охватывает именно посягательство на жизнь, здоровье, имущество.

3 Обоснованным представляется, например, вывод суда Суворовского района г. Одессы по делу по обвинению 15-летнего Василия Н. в убийстве 8-летнего Алексея А., с целью завладеть его велосипедом, о способности обвиняемого отвечать за содеянное. Несмотря на то, что последний являлся учеником вспомогательной школы с диагнозом «олигофрения в степени дебильности», психолого-психиатрическая экспертиза установила, что обвиняемый сознательно планировал преступление, обдуманно скрывал его следы, осознавал, что лишает жизни ребенка, не способного оказать ему сопротивление. Более того, обвиняемый сообщил экспертам и следователю, что труп скрыл для того, чтобы потребовать у родителей потерпевшего выкуп якобы за живого сына в долларах. Позиция экспертов и суда представляется достаточно обоснованной (Справка Одесского областного суда. 1993 г.).

О. Д. Ситковская •'

Российская правовая наука традиционно исходит из того,, что уголовно-правовая дееспособность предполагает oco-j знание как фактических, так и юридических признаков угс ловно наказуемого деяния1. Такой подход соответствует общетеоретической характеристике права как инструмен-1 та регулирования общественных отношений, который дол-| жен проходить через сознание и волю людей2.

Но требование осознания юридических признаков дея-| ния интерпретируется в литературе именно как способ-] ность3. Удачной представляется мысль В. П. Сальникова том, что достаточно ориентироваться на нравственные нормы, лежащие в основе принципов права (и на основ-1 ные юридические понятия, например, «преступление»! выражающие эти принципы). «Это и дает возможность принять решение о правомерном (или неправомерном. О .С.) поведении в условиях отсутствия информации о кон-' кретной правовой норме, основываясь на понимании об- і щей направленности законодательства, его функций», выражения в нем нравственных требований4.

Иными словами, не требуется специально доказывать факт осознания подростком, достигшим установленного законом возраста, правомерности или неправомерности его действий. Это презюмируется. Доказыванию подлежит лишь исключение, когда такой подросток, в силу особенностей развития, обнаруживает признаки, опровергающие презумпцию.

Но достаточности уровня развития операционального и содержательного (социально ориентированного) мышления еще мало для психологического обоснования

1 См., например: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Часть Общая. СПб., 1902. С. 506.

2 См., например: Алексеев С. С. Механизм правового регулирования социалистического государства. М., 1966. С. 62. В другой своей работе (см.: Алексеев С. С. Общая теория права. Т. 2. С. 147) автор правильно отмечает, что способность к виновной ответственности в уголовно-правовой сфере, начиная с определенного возрастного рубежа, является обособленной по отношению к общей проблеме дееспособности.

3 См., например: Сергиевский Н. Д. Русский уголовный процесс. СПб., 1908. С. 208; Уголовное право. Общая часть / Под ред. Б. В. Здравомыслова и др. М., 1992. С. 186; Уголовное право. Часть Общая / Под ред. И. Я. Козаченко. Т. 2. Екатеринбург, 1992. С. 74; 206 и др. В этих работах разграничивается способность к осознанию значения своих действий и их последствий и само осознание как реализация этой способности.

4 См.: Сальников В. П. Социалистическая правовая культура. Саратов, 1989. С. 46—47.

рсихология уголовной ответственности 91

нижнего возрастного порога ответственности. Еще один необходимый компонент, тесно связанный с названными1, — это уровень развития воли как регулятора целенаправленного поведения, в том числе по образному выражению известного русского адвоката Плевако, «для удержу перед страстями и соблазнами»2.

Рекомендация дифференцированно оценивать «интеллектуальную и личностную зрелость»3 исходит из неоднозначности феноменов мышления и воли. Интересно в этой связи, что германское законодательство об ответственности несовершеннолетних использует аналогичный подход. Уголовная дееспособность в § 3 Закона о несовершеннолетних определяется им как достижение достаточной зрелости «в нравственном и умственном развитии» и как способность действовать в соответствии с ним4.

В отечественной литературе по теории права волевой компонент считается необходимым для любого вида виновной ответственности, так как без способности вырабатывать, выражать и осуществлять персонифицированную волю не может быть правовой дееспособности5. Вместе с тем некоторые теоретики права, как и криминалисты, делали попытки создать «собственные» дефиниции воли в праве. Так, по мнению Н. С. Таганцева, «чисто психологическая сторона» концепции воли не касается уголовного права, которое «интересует не столько сами психологические основы этих учений, сколько их отношение к теории наказания»6. В современной литературе почти текстуально совпадающую позицию занимает Н. В. Витрук, по

1 На связь воли и мышления указывал еще Гегель, отметивший, что лицо отвечает за такие волевые действия, которые основаны на «знании внешнего бытия» (см.: Пионтковский А. А. Указ. соч. С. 245—249). В психологической литературе мыслительный компонент волевого действия выделяет, в частности, С. Л. Рубинштейн (см., например: Основы психологии. М., 1935. С. 438—446).

2 Высказывание Ф. Н. Плевако приводится по кн.: Козаченко И. Я., Сухарев Е. А., Гусев Е. А. Проблема уменьшенной вменяемости. С. 13.

3 См.: Коченов М. М. Судебно-психологическая экспертиза. М., 1977. С. 100.

4 См.: Jugendrecht Miinchen, 1986. § 334. S. 411.

5 См.: Алексеев С. С. Указ. соч. С. 139. См. также: Мальцев Г. В. Социалистическое право и свобода личности. М, 1968. С. 34.

6 Приводится по кн.: Козаченко И. Я., Сухарев Е. А., Горбуза А. Д. Указ. соч. С. 14; Курс русского уголовного права. Часть Общая. СПб., 1874. С. 36—37.

О. Д. Ситковска

мнению которого «относительно свободная воля в облает права выступает не сама по себе, так сказать в «чистої виде», а через соответствующий эквивалент в праве, ка необходимое правовое свойство личности»1.

Эти попытки представляются методологически необо снованными, так как употребление понятий и термино психологии в другой отрасли знаний в ином значении мо жет привести только к путанице. В случаях же, когда не-адекватная точному смыслу терминология проникает в законодательство, создаются предпосылки для ошибочны? выводов. Но дело еще и в том, что двойная трактовка понятия воли попросту избыточна, так как использование соответствующей «семьи» понятий и терминов в точном соответствии с их смыслом в психологии отнюдь не препятствует постановке и решению правовых задач. Поэтому уже Г С. Фельдштейн, характеризуя преступление как акт обнаружения воли, указывал, что это слово надо понимать обычном смысле2, т. е. в заданном психологией. В современ ной психологической литературе В. А. Иванников обращает внимание на то, что большинство юристов оперируют определением воли (точнее, волевого действия), совпадающим с предложенным С. Л. Рубинштейном3. В подтверждение этого вывода можно сослаться и на мнение представителей современной уголовно-правовой науки, указывающих, что уголовный закон исходит из психологического понимания воли как саморегуляции человеком своего поведения, сознательного направления усилий на достижение цели или удержания от активности. Различные формы вины характеризуются различными вариантами волевого регулирования действия или бездействия с учетом желательности или возможности вредных последствий4.

1 Витрук Н. В. Основы теории правового положения личности в социалистическом обществе. М., 1979. С. 81.

2 См.: Фельдштейн Г. С. Учение о формах виновности в уголовном праве. М., 1902. С. 25.

3 См.: Иванников В. А. Психологические механизмы волевой регуляции. М., 1991. С. 74—75. Автор отмечает при этом недостаточную углубленность юридических подходов, которые, следуя за С. Л. Рубинштейном, не делают различий между волевым и произвольным действиями. Но этот значимый для теории психологии вопрос избыточен для правового регулирования, поскольку предметом последнего в уголовно-правовой сфере являются лишь умышленные или неосторожные действия как осознанно-волевые.

4 См.: Дагелъ П. С, Котов Д. П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж, 1974. С. 47.

Психология уголовной ответственности

Как и при анализе уровня развития мышления (а до этого — восприятия и памяти), мы вновь сталкиваемся с необходимостью сочетать оценку операциональной стороны, «технологии» и содержательной стороны. Без этого нельзя понять ход и результаты развития личности, в том числе привязанные к определенному возрасту1. Операциональные возможности обусловливают содержательные возможности, но не тождественны им. Между тем именно ценностно-нормативное содержание2 восприятия, хранения, использования личностью такого рода информации посредством соответствующих психических функций определяет способность к социально ориентированному выбору и реализации варианта поведения в сфере, регулируемой уголовным правом. Надо «проблему общепсихологического понятия личности поставить и изучать, как проблему личности, действующей не помимо психических функций, а в них и через них»3. Такой подход свойствен многим работам, в которых отмечается, что волевые действия в социально значимых (в том числе уголовно-релевантных) ситуациях характеризуются стоящими за ними смысловыми образованиями ценностно-ориентирующего характера; что для характеристики воли необходим ответ на главный вопрос — какие цели она «обслуживает»4.

Волевой компонент, который в определенном смысле результирует, вбирает, использует операциональные и содержательные возможности восприятия, памяти, мышления5, особо значим именно для психологического исследования возраста уголовной ответственности. Ведь оценивая уровень волевого развития личности, можно су-

1 См. об этом: Элъконин Д. Б. К проблеме периодизации психического развития в детском возрасте // Вопросы психологии, 1971. № 4. С. 9.

2 См.: Ратинов А. Р. Методологические вопросы юридической психологии // Психологический журнал, 1983. № 4. С. 113.

3 Прангишвили А. С. Установка и деятельность // Вопросы психологии. 1972. № 1. С. 10.

4 См.: Гальперин П. Я. Введение в психологию. М., 1976. С. 96; Калина С. Г., Кудрявцев В. Н. Принципы советского уголовного права. М., 1988. С. 112; Иванников В. А. Указ. соч. С. 103; Надирашвили Ш. А. Понятие установки в общей и социальной психологии. Тбилиси, 1974. С. 65; Ушатиков А. И. Психология волевой активности несовершеннолетних правонарушителей. Автореферат докт. дисс. М., 1990. С. 13 и др.

5 См.: Иванников В. А. К сущности волевого поведения // Хрестоматия по психологии. М., 1987. С. 260—269.

О. Д. Ситковская

дить, перешла ли она от жесткой обусловленности поведения внешними воздействиями к автодетерминации1; превратилась ли из объекта в субъект регулирования на основе приобретения власти над собственными побуждениями, возвышения над ними2.

Для характеристики «среза» возможностей волевой регуляции поведения лиц определенного возраста3 достаточная «зрелость» воли4 может констатироваться исходя из ее понятия как сознательной саморегуляции своего поведения, обеспечивающей преодоление трудностей при достижении цели5. Но при этом, в согласии с позицией Л. И. Божович, в наибольшей степени соответствующей нашей задаче, мы исходим из понятия способности (возможности) подчинить свое поведение определенным целям и требованиям6. Специального доказывания наличия этого факта в конкретном случае не требуется. Он — как и уровень восприятия, памяти, мышления — предполагается присущим всем подросткам соответствующей возрастной группы, ее типичной чертой. В случае сомнения назначается экспертиза.

1 См.: Ярошевский М. Проблема личности в трудах Карла Маркса // Вопросы философии, 1970. № 9. С. 46; Кемеров В. Е. Проблема личности: методология исследования и жизненный смысл. М., 1977. С. 149, 153.

2 См.: Рубинштейн С. Л. Основы психологии. М., 1935. С.438, 443, 446; Ушатиков А. И. Указ. автореферат. С. 15.

3 «Срезовые исследования» волевого поведения обоснованно выделяются В. А. Иванниковым в самостоятельные направления исследований проблем развития воли (см.: Иванников В. А. Указ. соч. С. 40).

4 Этот термин используют некоторые авторы работ по психологии воли. Для нас он имеет условные рамки, связанные с волевым поведением в уголовно-релевантных ситуациях, и, конечно, здесь неприменима формула на счет «истинно волевого человека... кто даже не колеблется между чувством долга и противоречащими долгу побуждениями» (Крутецкий В. А. Воспитание воли. М., 1957. С. 34).

5 См.: Краткий психологический словарь / Под ред. А. В. Петровского, М. Г. Ярошевского. М., 1985. С. 48. Но вряд ли следует, как это сделано в словаре, связывать формирование воли лишь с трудовой деятельностью и овладением законами природы. Ведь не менее значимы в этом отношении и другие сферы жизнедеятельности.

6 См.: Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском возрасте. М., 1968; Божович Л. И., Славина Л. С, Ендовицкая Т. В. Опыт экспериментального изучения произвольного поведения // Вопросы психологии, 1976. № 4. С. 53—55.

Психология уголовной ответственности 95

Для констатации способности к волевым усилиям1, которые смогли бы обеспечить соблюдение уголовно-правовых запретов, обязательным элементом является оценка способности включения подростком конкретной ситуации в более общую. Иными словами, задача, решаемая «здесь и теперь»2, должна интерпретироваться в волевом поведении не как изолированная, а как связанная с отношением к социальным ценностям и требованиям (в данном случае в сфере уголовно-правового регулирования). Выбор в условиях определенной «полосы свободы»3 должен включать моделирование развития события и его последствий как фактов, имеющих социальное содержание. Нельзя определять развитие воли как развитие потребности в преодолении препятствий4. Преодоление препятствий является элементом волевого поведения, но не его сущностью, которая связана прежде всего с целенаправленностью в условиях выбора и со способностью реализовать принятое решение5.

Не свидетельствует о неспособности к виновной ответственности часто наблюдаемая «легкость» принятия подростками решений, нарушающих уголовно-правовые запреты. Дело здесь не в несформированности воли, а в наличии уже определенных и достаточно устойчивых предпочтений, предрасположений к определенному поведению, что позволяет руководить им по свернутой схеме.

Перспективен подход к характеристике волевого поведения К. Н. Корнилова, В. И. Селиванова и школы последнего, подчеркивающих значимость регулирующей функции воли по мобилизации личностью своих возможностей для совершения целенаправленных поступков и их доведения до конца. При этом «развитие воли идет... в тесной связи с развитием других психических процессов»6.

1 Волевое усилие можно рассматривать как механизм волевого поведения (см.: Иванников В. А. Указ. соч. С. 17—18). Автор излагает позицию В. И. Селиванова (см.: Психология волевой активности. Рязань, 1974).

2 См.: Иванников В. А. Указ. соч. С. 116.

3 Гумилев Л. Н. Тысячелетие вокруг Каспия. М., 1993. С. 329.

4 См.: Симонов П. В., Ершов П. М. Указ. соч. С. 48.

" См., например: Селиванов В. И. Волевая регуляция активности личности // Психологический журнал. 1982. № 4. С. 15.

6 См.: Корнилов К. Н. Воспитание воли и характера. М.—Л., 1948; Селиванов В. И. Воля и ее воспитание. М., 1976.

О. Д. Ситковская

Высказана точка зрения о тождественности воли «побудительной регуляции»1. Но эта трактовка слишком узкая: волевое поведение включает постановку цели2, соотнесенной с социально значимыми ориентирами; прогноз последствий для себя и других лиц; планирование способа действия; окончательный выбор после моделирования варианта поведения и управление его реализацией3. И уголовно-правовая способность к волевому поведению должна определяться исходя из того, как развит весь комплекс названных выше его элементов4. Надо оговорить, что вопреки высказанной Б. С. Волковым точке зрения, отнюдь не только «действия, совершенные с прямым умыслом... являются строго волевыми»5. Волевыми являются и неосторожные действия. Другое дело, что при целеполагании и программировании нет умысла на наступление уголовно значимых последствий. Но направленность волевого усилия и его наличие — понятия не совпадающие.

Достаточный уровень волевого развития подростка определяется через категории устойчивости, способно-

1 См., например: Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 269.

2 В правовой литературе (см., например: Дагелъ П. С, Котов Д. П. Указ. соч. С. 48) приводится мысль о том, что «выдвижение сознательной цели, как закон определяет способ и характер» поведения и подчиняет себе волю субъекта (при этом делается ссылка на: Маркс К. и Энгельс Ф. Собр. соч. 2-е изд. Т. 23. С. 189). Но это не бесспорно. Во-первых, одной и той же цели могут соответствовать несколько возможных вариантов действий. Во-вторых, цель включена в структуру волевого поведения, а не находится вне его.

3 А. И. Ушатиков, исходя из подобного подхода, приводит данные, свидетельствующие о наличии у старшеклассников (т. е. у лиц, достигших установленного законом нижнего возрастного порога ответственности) «достаточно развитых стереотипов распределения волевых усилий в соответствии с доминирующими интересами» (указ. реферат. С. 16). Иными словами, отмечается, что у этих лиц в большинстве случаев имеется способность к целенаправленному волевому поведению. Этот вывод, разумеется, распространяется и на уголовно-релевантные ситуации.

4 А. И. Ушатиков (см.: указ. автореферат. С. 13) дает более укрупненную, трехчленную структуру волевого процесса: 1) постановка цели (с борьбой мотивов или без нее); 2) планирование; 3) исполнение.

s Волков Б. С. Проблема воли и уголовная ответственность. Казань, 1965. С. 53.

Психология уголовной ответственности 97

сти к концентрированным и длящимся усилиям1. В равной степени важна способность и к инициации усилий по совершению определенных поступков, и к удержанию себя от их совершения, вопреки ситуативной или стойкой мотивации. «Значимость раздражители приобретают тогда, когда они отвечают или противодействуют потребностям, интересам или убеждениям»2.

В литературе по-разному определяется структура волевых качеств личности3. Называют, в частности, «целеустремленность», «инициативность», «самостоятельность», «настойчивость», «решительность», «смелость», «выдержку», «самообладание»4, «ответственность», «организованность», «целенаправленность», «требовательность к себе», «дисциплинированность» и др.5. Нетрудно заметить, что этот перечень включает и качества, лишь косвенно связанные с волевым поведением. Но главное в том, что для констатации достаточного (недостаточного) развития воли при определении возрастной границы ответственности подобный «перечневой» подход неперспективен. Волевому поведению отнюдь не обязательно свойственны все эти качества, а имеющиеся могут образовывать различные комбинации6. Необходимо наличие интегральной способности к целенаправленному регулированию поведения. А за счет каких личностных качеств — это проблема общей, а не юридической психологии.

В общей психологии проблема волевого регулирования неразрывно связана с проблемой эмоций. Но для юридической психологии значение последней проблемы должно рассматриваться дифференцированно. В соответствующей главе

1 См.: Иванников В. А. Указ. соч. С. 46—47 и др.

2 Добрынин Н. Ф. Об активности сознания // В кн.: Проблемы сознания. М., 1966. С. 183.

3 См.: Иванников В. А., Эйдман Е. В. Структура волевых качеств по данным самооценки // Психологический журнал. 1990. № 3. С. 39—49.

4 См.: Ушатиков А. И. Указ. автореферат. С. 13.

5 Суммированный перечень высказываний различных авторов по этому вопросу дан в кн.: Иванников В. А. Указ. соч. С. 47—48.

6 «Отдельные волевые свойства не всегда связаны друг с другом: наличие одного свойства не предполагает обязательного проявления других» (Иванников В. А. Указ. соч. С. 77—78). См. также: Ильин Е. П. Связь волевых качеств с индивидуальным стилем деятельности // Сб.: Экспериментальные исследования волевой активности. Рязань, 1986; Гульдан В. В. Мотивация противоправных действий у психопатических личностей. Автореферат докт. дисс.

О- Д- Ситково,^

мы покажем, как они влияют на обстоятельства, смягчающ^ и отягчающие ответственность, включая аффект. Но для о^ ределения возраста уголовной ответственности их значені/ не столь велико. Нас интересует достаточность развития води у подростков определенной возрастной группы для того, чтобы управлять проявлениями эмоций и, в частности, сдерживать импульсивные реакции и аффективные вспышки, приводящие к нарушению уголовно-правовых запретов. Именно с этим связана актуальность изучения эмоциональных процессов для установления меры ответственности за правонарушения1. Иными словами, здесь значима способность регулировать свои психические состояния, определяемые уровнем эмоциональной устойчивости.

Конечно, мы не преуменьшаем «вклада» эмоций2 в сами волевые процессы3 в силу того, что они могут быть источником мотивации волевого акта. Психологическая действенность любых детерминант, определяющих поведение, связана со сферой эмоций, инициирующих, подкрепляющих или, наоборот, тормозящих действие.

Но эта «универсальная значимость эмоций» далеко не в полной мере должна истребоваться при решении важной, но частной задачи юридической психологии: определения параметров Возрастного порога уголовной ответственности. Здесь необходимо и достаточно интегрально оценивать состояние волевых процессов4. В частности, способны ли эти лица в норме управлять своими эмоция-

1 См.: Вилюнас В. К. Психологический анализ эмоциональных явлений. М., 1974. С. 1. Учет эмоционального фактора для определения меры ответственности значим и для проблемы отягчающих и смягчающих обстоятельств (см. ниже). В связи с порогом ответственности эмоциональный фактор значим и для его определения, а не только «меры» ответственности.

2 Выражая состояние субъекта и его отношение к объекту, эмоции обычно обладают положительным или отрицательным знаком (см.: Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946. С. 458—460).

3 В соответствии с информационной теорией эмоций они выполняют отражательно-оценочную, переключающую, подкрепляющую, компенсаторную функции (см.: Симонов П. В. Эмоциональный мозг. М., 1981. С. 4—38).

4 Не может быть поддержана попытка резко отграничить волю как социальный феномен, «пружину» поведения и сознание как психический феномен, «маятник», регулирующий поведение (см.: Костенко А. Н. Криминальный произвол. Социопсихология воли и сознания преступника. Киев, 1990. С. 136). Социальная значимость воли не означает, что ее можно «обессмыслить», разведя с мышлением.

хология уголовной ответственности

М0 «сферой пристрастного в душе»1, удержаться от аффек-'ной вспышки, предотвратить эмоциональный срыв, который может вылиться в неконтролируемые противоправные действия2. Целостная же характеристика эмоциональной сферы человека, ее структуры, содержания эмоционального отклика на происходящее во вне и способов эмоционального реагирования на события, ситуации, общности людей и т. д. не требует выделения в данном исследовании. Бедность или, наоборот, избыточность эмоционального стимулирования волевых решений, если они не ставят под сомнение типичный уровень способности к управлению определенным кругом поведенческих актов, не требуют их учета при определении возраста уголовной ответственности. Они могут быть значимы для индивидуализации ответственности, исходя из личностного подхода. Если же в конкретном случае эмоциональные особенности личности ставят под сомнение возможность управления ею своим поведением в определенных условиях, вопрос должен решаться психологической экспертизой.

Сказанное не противоречит парадоксальному суждению Сартра о том, что из эмоции «нельзя выйти по своей воле, она должна сама себя исчерпать, мы же не можем ее остановить»3. Во-первых, нельзя исключать возможность подавления эмоции, особенно в начальном этапе ее возникновения и развития. Во-вторых, эмоцию, которую субъект не в состоянии подавить, он, сохраняя социально ориентированное управление поведением, может перевести в безопасную для окружающих форму.

«все книги «к разделу «содержание Глав: 33 Главы: < 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. >

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

§ 1. Психологические признаки и содержание нижней возрастной границы уголовной ответственности