§ 47. Основа защиты — позиция подсудимого

1. Значение версии обвиняемого для построения защиты. Защита никогда не бывает абстрактной. Она всегда строится в ответ на обвинение и обязательно с учетом отношения (позиции) к нему человека, которого обвиняют, ~- обвиняемого. Очень часто его версия, объяснение случившегося образует “хребет” всей адвокатской работы или ее значительной части.

Большие защитительные возможности имеются в показаниях подсудимого, допрос которого — не только источник доказательств, но и средство его защиты адвокатом. Так, из допроса этого лица можно узнать о состоянии и поведении потерпевшего перед посягательством на него, о наличии или отсутствии факторов, вызвавших преступление, о моменте появления насильственного или корыстного умыслов.

,. Выступая по делу Юханцева в С.-Петербургском окружном суде 22—24 января 1879 г., адвокат В.И. Жуковский высказал ряд мыслей, очень ценных и для понимания сути сегодняшней защитительной работы с подсудимым.

Прежде всего он так отметил роль признательных показаний: “Независимо от того, что сознание есть лучшее в свете доказательство, оно имеет два драгоценных свойства: оно открывает внутренний мир подсудимого. Произнося над ним приговор, вы (судьи. — Ю.Л.) идете не ощупью, а решаете твердо без колебаний” (Судебные речи известных русских юристов. М-, 1957. С. 313). Тем самым признавшийся подзащитный должен восприниматься всеми как человек раскаявшийся, ставший на сторону следствия, обвинения и суда. Поэтому эти органы должны в свою очередь проявить к такому лицу особый гуманизм и всяческое снисхождение. Ведь осознание свидетельствует о глубоком уважении подсудимого к суду общественному и закону, а потому, произнося приговор, вы убеждены, что даете раскаявшемуся нравственную поддержку в его стремлении отрешиться от тех низких противообщественных инстинктов, которым он поддался, быть может, по слабости характера, по увлечению или другим внешним условиям”.

В.И. Жуковский отметил и зависимость позиции адвоката от сути показаний подзащитного: “Ввиду сознания подсудимого облегчается и задача защиты, — говорил он. — Она опирается, с одной стороны, на сознание подсудимого как на акт; уважения к суду; с другой — она находит себе опору и в том, что в пользу обвинения было уже многое и неоднократно выражено, в пользу же подсудимого не было еще ни слова сказано”.

Отмечена и социальная роль позиции адвоката по конкретному делу: “По содержанию защита определяется содержанием речи прокурора. Защита имеет прежде всего определить относительную широту общественного интереса, затронутого делом и падающего на голову подсудимого. Необходимо выяснить, в чем именно общественный интерес заключается: в объекте ли преступления... или же в обстановке преступления, в самом образе действий подсудимого” (Там же, С. 313-314).

Эти мысли В.И. Жуковского, высказанные почти 120 лет назад(1), помогают и сегодняшним адвокатам: оттачивают профессиональный ум, учат видеть за фактом явление, определяют социальную роль адвокатуры. Развитие названных положений и входит в предмет нашего исследования. Конкретизируя их, отметим далее следующее.

Раскрыть многие элементы преступления адвокату удается тогда, когда сведения, почерпнутые из допроса подсудимого, подтверждаются другими материалами дела. Сам по себе правильный допрос подсудимого окажется неубедительным для суда, если в деле есть данные, противоречащие словам подсудимого, не подтверждающие или, наоборот, опровергающие их. Следовательно, прежде чем допрашивать подзащитного в суде, адвокат хорошо уясняет не только доказательства обвинения, но и факторы, которые после допроса подсудимого могут стать защитительными аргументами.

Перед допросом подсудимого адвокат отмечает для себя, в каких материалах дела находятся показания потерпевшего и свидетелей, освещающих основные обстоятельства преступления, где изложены выводы экспертизы о механизме и характере наступивших последствий, как можно использовать данные протокола осмотра места происшествия. Сделав необходимые выписки из соответствующих документов, адвокат учитывает их при составлении плана допроса подсудимого. Выделяются, например, те фрагменты экспертного заключения, которые имеют не категорический, а вероятностный характер (по типу:“могло быть, а могло и не быть”). Наличие альтернативного, многовариантного указания экспертов обязывает адвоката выяснить у подсудимого — что же в действительности им было совершено такое, что получило неоднозначное экспертное заключение. При этом иногда выясняется, что объективно установленные действия подсудимого не находятся в прямой причинной связи с наступившими последствиями. Отсюда возможны различные варианты защиты, в том числе и такой, когда адвокату позволительно утверждать, что в наступлении вредных последствий участвовали другие, кроме действий подсудимого, факторы. Это обычно побои других лиц, прежнее наличие у потерпевшего травмы, действие сопутствующих механизмов причинения телесного повреждения, образовавшихся, например, от падения, и др.

Трудно дать полный перечень возможных направлений защиты, , они определяются спецификами конкретных деяний и дел. Но главным можно назвать то, что сам факт наличия в деле противоречий относительно какого-либо важного элемента состава преступления должен профессионально насторожить адвоката, мобилизовать его усилия на процессуальную работу по выяснению причин и доказательственного значения подобного рода несовпадений и нестыковок. Результатом такой работы адвоката нередко бывает его убеждение, которое он доводит до суда, что действия подсудимого носили иной характер, чем указано в обвинении, и поэтому должны квалифицироваться по более мягкой статье УК.

Так, Баров осужден по п. “б” и “г” ст. 102 УК РСФСР. Он признан виновным в убийстве из хулиганских побуждений и с особой жестокостью своей знакомой Бабиной.

Как указано в приговоре, нетрезвый Баров ночью подошел к торговому киоску, где вместе с мужчиной находилась его знакомая Бабииа, также бывшая пьяной. Баров сделал ей замечание, та ответила грубостью, а он, используя это как повод, сходил за ножом, через некоторое время вернулся к киоску и, грубо нарушая общественный порядок и выражая явное неуважение к обществу, с целью убийства с особой жестокостью нанес Бабиной четыре удара ножом в грудь и ягодицы. Затем перетащил ее на территорию стройки и осколком стекла нанес три удара в шею и голову, причинив резаные раны на шее с повреждением артерии. После этого он забросал Бабину кирпичами, досками и Другими предметами.

.. Осужденный Баров и его адвокат просили кассационную инстанцию переквалифицировать содеянное на ст. 103 УК РСФСР, ссылаясь на конкретные материалы предварительного и судебного следствия.

В частности, как показал Баров, увидев Бабину в состоянии опьянения, он сделал ей замечание, возмутившись тем, что она гуляет после того, как недавно похоронила мужа, друга Барова. Та ответила грубостью, и Баров решил убить ее: сходил за ножом, вызвал Бабину из киоска, после чего у них вновь произошла ссора, и он ударил ее сначала кулаком, а потом и ножом.

В приговоре суда указано, что поводом для убийства стала грубость потерпевшей в отношении Барова. А в чем конкретно выразилось нарушение последним общественного порядка, явное неуважение к обществу, суд не указал.

Между тем обстоятельства дела свидетельствуют о совершении убийства ночью во время ссоры, обусловленной личными отношениями, а не хулиганскими побуждениями.

В обосновании вывода об особой жестокости убийства суд сослался на множественность ударов ножом и бутылкой, а также на то, что Баров волочил потерпевшую, бросал на нее камни, доски и другие предметы, чем причинял ей особые мучения и страдания.

Однако, эти данные при более тщательном анализе имеют другое значение- Из заключения судебно-медицинской экспертизы видно, что смерть Бабиной наступила от острой кровопотери, развившейся вследствие проникающих ранений грудной клетки и шеи с повреждением сонной артерии. Множественность ранений сама по себе не является достаточным основанием для вывода об убийстве с особой жестокостью. Другие же насильственные действия Барова (волочение тела, забрасывание его строительным мусором), которые суд расценил как проявление особой жестокости, были совершены с целью сокрытия трупа, а не для того, чтобы причинить потерпевшей особые страдания и мучения.

Как показал Баров в судебном заседании, убив потерпевшую, он испугался и решил спрятать труп. Допрошенный же в суде эксперт показал, что после получения черепно-мозговой травмы потерпевшая могла потерять сознание, при этом она не чувствовала боли; часть телесных повреждений образовалась при забрасывании трупа кирпичами и другими предметами.

Следовательно, в материалах дела нет данных, которые подтверждали бы, что Баров, совершая убийство, имел намерения причинить потерпевшей особые мучения и страдания. Поэтому Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ согласилась с доводами адвоката и приговор изменила, переквалифицировав действия Барова с п. “б” и “г” ст. 102 УК на ст. 103 УК РСФСР (Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. № 6. С. 4).

Приведенный случай характерен тем, что показывает настойчивую, кропотливую и последовательную работу адвоката по доказательствам сложного преступления. В результате чего ему удалось вычленить из всей массы действий подзащитного те, которые причинили смерть потерпевшей, и другие, совершенные уже в отношении трупа. Такая дифференциация позволила защитнику убедить кассационную инстанцию в том, что, несмотря на кажущуюся доказанную жестокость содеянного, фактически было совершено убийство без отягчающих обстоятельств.

Названная выше и ей подобная работа — очень сложная, но не делать ее нельзя, ибо никто, кроме профессионального защитника, не сможет оказать подсудимому квалифицированную юридическую помощь. Даже очень опытные адвокаты знают, как тяжело бывает правильно разобраться во всех обстоятельствах содеянного и собранных следователем данных. Нужно иметь в виду, что в числе последних есть не только доказательства, но и обычные субъективные соображения, а иногда и просто так называемое “кое-что”, не имеющее ни процессуального, ни доказательственного значения. Тем не менее и эти сведения “пропускает через себя” адвокат, должным образом оценивает их.

2- Восприятие адвокатом факта изменения подзащитным его позиции. Редкими бывают дела, где подсудимый строго последователен в изложении совершенного им преступления. Гораздо чаще на тех или иных этапах движения дела подзащитный меняет свои показания, дает новые объяснения совершенным действиям, переставляет их местами, чередует объяснения своего деяния с поведением иных лиц, в том числе потерпевшего, и др. Все это естественно: человек узнает из дела новые данные, вспоминает, домысливает, “подгоняет” свои прошлые действия под процессуальные ситуации. И тем самым защищается. Если прокурору позволительно назвать все это “уходом от ответственности”, то адвокат, наоборот, должен более конкретно и убедительно показать суду, чем вызваны те или иные отклонения в показаниях подсудимого от единой линии его поведения. Оставлять без внимания дачу непоследовательных показаний подсудимого, умолчать о них, не объясняя, — значит, согласиться с оценкой прокурора. “Противоречия в показаниях, запутанность, забывчивость, неподтвердившаяся ссылка на свидетелей — все это подчеркивается следователем и ставится обвиняемому в счет, а то, что упустит следователь, не упустит прокурор, то же, что упустит прокурор, не упустит гражданский истец”, — отмечал В.И. Жуковский (Судебные речи известных русских юристов. С. 302). Это весьма актуально и сегодня. Ценны его мысли о подмене фактов рассуждениями, эмоциями. “Весьма затруднительно положение обвиняемого, когда прямых доказательств нет или очень мало, когда доказательства изыскиваются в сфере нравственной, т.е. в репутации обвиняемого и потерпевшего; когда начинают чертить портреты обвиняемого и потерпевшего, сопоставлять их и выводить заключение, что обвиняемый — человек безнравственный, а потерпевший — человек нравственный...”. “В особенности тяжко положение обвиняемого, когда потерпевшего нет уже на свете. Тогда следователь имеет полное право опереться на мудрое правило: об умершем или хорошо, или ничего” (Там же. С. 302).

Большую сложность представляет защита ^подсудимого, признающего факт противоправного причинения вреда потерпевшему, но отрицающего умышленный характер своих действий. Для адвоката это означает, что подзащитный вынужденно соглашается с наступлением последствий не без его участия, но сами действия им категорически отрицаются. Определяя линию защиты в подобных делах, адвокат исходит из того, что тяжесть наступивших последствий далеко не всегда указывает на содержание умысла подсудимого. А его объяснения о неосторожном характере действий заслуживают самого серьезного отношения.

Так, во время ссоры, начавшейся при распитии спиртных напитков, и последовавшей затем драки, Ворохобов ударил головой о стол Гле-бова, после чего взял того за шею и потащил к выходу из своей квартиры. Глебов — упирался, тянулся к столу с водкой, и Ворохобов в спину вытолкал его за дверь, а там — и с лестницы. Глебов, не удержавшись за перила, упал затылком на порожки и получил тяжелую травму головы, от которой скончался. Приговором суда Ворохобов осужден за умышленное убийство без отягчающих обстоятельств (п. 1 ст. 105 УК).

В кассационной жалобе адвокат привел доказательства неосторожной вины осужденного, показав, что сравнительно небольшое насилие не могло быть непосредственной причиной смерти. Умышленный характер вины Ворохобова суд ошибочно обосновал заключением судебно-медицинской экспертизы, в особенности той его части, где расписан механизм перелома затылочной кости и проникновением ее в мозг. В кассационной жалобе адвокат назвал это — биологической причиной травмы мозга. Перелом же черепа произошел от падения человека с лестницы, а вовсе не от того, что Ворохобов вытолкал его из квартиры. Показания участников выпивки говорят лишь об общей нецензурщине и ссоре.

Областной суд согласился с доводами защиты, отметил неосторожный характер причинения смерти и переквалифицировал содеянное на причинение смерти по неосторожности (п. 1 ст. 109 УК).

На протяжении следствия, а затем и суда случается, что обвиняемый “отходит” от первоначальных объяснений, чаще всего в сторону возможного смягчения ответственности. Так, например, постепенно меняются его показания о мотивах и целях действий, что, вследствие субъективности этого, трудно проверяется. К тому же он указывает на неправомерность поведения потерпевшего, желание того обидеть, оскорбить, унизить его и пр. Следователь в подобных случаях чаще всего выбирает из показаний лишь те, которые “вписываются” в обвинительную версию. Другие же измененные утверждения обвиняемого оцениваются довольно просто.— как “желание уйти от ответственности” или как “защитительные”.

В подобных ситуациях адвокат исходит из того, что если названная следователем оценка изменений показаний голословна, она является его субъективным соображением. И об этом надо прямо говорить в суде. Но когда же она подкрепляется ссылками следователя на конкретные данные, то носит характер реальности. Задача адвоката состоит не ' в том, чтобы проигнорировать следственную оценку изменений обвиняемым показаний, промолчать, уйти от ее обсуждения, а в том, чтобы детально проверить, чем же фактически обосновывается трансформация показаний подзащитного. Для этого ему нужно объяснить подсудимому, что непоследовательные изложения обычно рассматриваются судом как неискренность или трусость; а чтобы этого не было — он должен подсказать адвокату, какими данными можно подкрепить соответствующие измененные показания, чтобы аргументирование объяснить непоследовательность своих слов.

Причинами изменения показаний обычно называются: уличение подзащитного следователем посредством предъявления какого-то документа или материала, вывоз из тюрьмы на место происшествия, непроцессуальная “работа” оперативников с ним и др. Любое из объяснений изменения показаний проверяется адвокатом и либо подтверждается, либо нет. Подтвержденные доводы о причинах изменения показаний адвокат и использует для защиты подсудимого.

Содержание и предмет допроса адвокатом подсудимого не ограничивается рамками обвинительного заключения, формулой предъявленного обвинения, так как в судебном заседании нередко возникает необходимость проверить обстоятельства, приводимые им в свою защиту.

Наиболее распространенной защитительной версией подсудимого является то, что совершенное деяние объясняется им неправильным поведением потерпевшего. В этих случаях адвокат допрашивает подзащитного о действиях потерпевшего, которые побудили его применить те или иные воздействия, и получить ответы на следующие вопросы: какие именно действия жертвы послужили поводом к преступлению; были ли они объективно неправильными (оскорбительными, провокационными), вызвавшими желание пресечь их насильственным путем, или только показались подзащитному таковыми, и почему. Кроме ссылки на неправильное поведение потерпевшего как основную причину совершения деяния, подсудимые нередко объясняют свои действия более “мягкими” мотивами, чем те, которые установил следователь. В таких случаях отрицается корыстная мотивация действий и выдвигается версия о случайном, попутном или машинальном завладении ценностями потерпевшего. Обвиненные в насилии из хулиганских побуждений подсудимые говорят о личных мотивах содеянного. По делам об убийстве, предусмотренном п. 2 ст. 105 УК, подсудимые нередко стремятся отрицать или активно оспаривать то или иное отягчающее обстоятельство. А если, к примеру, подсудимый привлечен к ответственности по п. 1 ст. 105 УК, то в качестве защитительного аргумента выдвигаются смягчающие вину обстоятельства, свидетельствующие о признаках преступления, предусмотренного более мягкой статьей УК (ст. 108, 109 УК).

В подобного рода ситуациях в задачу адвоката входит отыскание в деле данных, подтверждающих версию подзащитного, а также решение для себя вопроса —- была ли она предметом проверки следствия. Если нет. у адвоката появляются основания для постановки перед судом вопросов о возвращении дела на дополнительное расследование или переквалификации содеянного на более мягкую статью УК.

Степень стабильности показаний подзащитного часто зависит от времени, прошедшего с момента совершения преступления до момента рассмотрения дела в суде. Это и понятно, ведь подсудимый всегда размышляет об обстоятельствах содеянного, его причинах, своей судьбе, ходе следствия и суда. В результате в суде он сообщает иные, чем на следствии, сведения; опускает часть ранее данных показаний, другим придает иную фактическую или правовую окраску; смещает акценты в совершенном деянии; определенную долю вины перелагает на потерпевшего или других лиц, стремится подчеркнуть вынужденность ряда своих действий или их неосторожный характер. Такого рода объяснения подзащитного всегда должны быть предметом адвокатского исследования и нередко оказываются истинными.

Приведенные соображения, полученные на основе анализа практического опыта, имеют целью помочь адвокатам полнее и глубже уяснить методы защиты по такого рода делам и более четко отличать их от способов противостояния обвинению в делах иного рода.