§ 1. Основания уголовной ответственности при преступной небрежности

Буржуазные криминалисты крайне запутали вопрос об основаниях ответственности за преступную небрежность, иными словами, вопрос об основаниях для признания преступной небрежности одной из форм уголовной вины. Отсутствие у виновного предвидения и отсутствие у него воли при преступной небрежности, с одной стороны, лишало буржуазных криминалистов возможности обосновать при помощи юридических конструкций наличие уголовной вины при преступной небрежности, а с другой — лишало их возможности привести какие-либо моральные основания для установления в законе ответственности за преступную небрежность. За что же наказывать субъекта (можно было задать им вопрос), если он не знал, что совершает недозволенное действие, и если он не желал (не волил) наступивших независимо от его сознания и воли последствий? Такой вопрос фактически и задавали себе сами буржуазные криминалисты в тщетных поисках обоснования уголовной ответственности за преступную небрежность.

Для того, чтобы не столько обосновать уголовную ответственность за неосторожность вообще (а значит, и за преступную небрежность), сколько скрыть действительную природу неосторожности, буржуазные криминалисты создавали различные фикции, предлагали нежизненные, искусственные юридические концепции.

Одна из таких концепций неосторожности была предложена русским криминалистом Н. Сергиевским. Сергиевский рассуждает следующим образом: закон, обращая свои запреты к гражданам, повелевает им воздерживаться не только от действий, непосредственно причиняющих вред, но и от действий, заключающих в себе опасность вреда. В каждом уголовном уложении предусмотрена поэтому определенная категория преступлений, имеющих своим содержанием не непосредственно причиненный вред, а лишь опасность его (таковы, например, все нарушения правил, ограждающих личную и общественную безопасность). Однако никакой закон не в состоянии был до сих пор перечислить и определить состав всех опасных действий, воздержание от которых желательно в интересах   общежития   и   безопасности  других

18*

275

Людей. Поэтому во всех законодательствах, сверх множества составов преступлений, обрисованных в уголовном законе, устанавливается еще наказуемость таких действий, которые без умысла со стороны деятеля повлекли за собою какой-либо запрещенный в законе вред и тем доказали свою опасность.

Из этого Сергиевский делает вывод: «В действительности наказуются здесь не последствия, вызванные без умысла, но действия, их причинившие, — действия сами по себе или умышленные или принадлежащие к разряду таких, в которых закон, как о том сказано выше, неумышленное совершение приравнивает к умышленному» '.

Концепция Сергиевского построена на фикции, что при неосторожности имеет место умышленное отношение лица к своим действиям. В то же время, делая оговорку, что при неосторожности возможно положение, что действия неумышленные приравниваются к действиям умышленным, Сергиевский разрушает свою собственную концепцию и признается в своем бессилии разрешить проблему ответственности за неосторожность; ибо сказать, что при неосторожности вина неумышленная приравнивается к вине умышленной, — это значит прийти к тому положению, которое само нуждается в объяснении.

Наряду с подобными теориями буржуазных криминалистов, стремившихся сконструировать фикцию воли там, где воля отсутствует, противоположная группа буржуазных теорий пыталась обосновать ответственность за неосторожность при помощи критерия объективной опасности неосторожных преступлений. По адресу этих теорий следует указать, что они в сущности восстанавливают теорию объективного вменения, т. с. ничего не обосновывают и не объясняют.

Неспособность выйти из круга формально-психологических и юридических признаков вины, а также неспособность теоретически обосновать ответственность за деяния ие осознанные и не желаемые (не волимые) и порождала у некоторых буржуазных криминалистов сомнения в обоснованности сохранения неосторожности как одной из форм вины. Эти сомнения были одним из результатов формально-юридического мышления, характерного для буржуазной юриспруденции.

1 II. С е р г и с в с к и ii, цат. соч., стр. 270—273.

276

Проявлением такого формально-юридического мышления в известной мере и объясняются делавшиеся в начале и середине XIX в. и возобновившиеся в конце XIX и начале XX в. попытки некоторых буржуазных криминалистов доказать, что небрежность вообще не является формой вины ' или что действия, совершенные по небрежности, не должны почитаться уголовными деяниями, а должны рассматриваться как полицейские нарушения (Тсммс и-др.)2.

Подобные взгляды не могли иметь успеха в эпоху империализма, роста реакции и усиления репрессии. Это вызвало необходимость иного обоснования ответственности за небрежное поведение, наносящее ущерб интересам господствующих классов.

На помощь буржуазным криминалистам, отражавшим потребности империализма, пришли реакционные неокантианские оценочные теории. Неосторожное деяние стало трактоваться как «заслуживающее упрека» (vorwerfbar— по выражению Франка) поведение. Признак упречности . помогал представить умысел и неосторожность как две формы виновного поведения, ибо общим признаком того и другого являлось их свойство вызвать упрек со стороны закона и суда. Таким образом, неосторожность сохранялась как форма уголовной вины. С другой стороны, упреч-ность как основание ответственности за вину обосновывала возможность усиления репрессии за неосторожные деяния, ибо и неосторожное деяние в мнении буржуазного суда могло заслужить столь же сильный упрек, как и деяние умышленное.

Совершенно иначе ставится и разрешается вопрос о преступной небрежности в советском уголовном праве. В советской литературе по вопросу о наличии или отсутствии элементов сознания и воли при преступной небрежности господствующее мнение сводится к тому, что при небрежности в психике виновного отсутствует как воля, так и сознание в отношении   последствий  деяния.

1  В работе Almedingcn, Untcrsuchungen des Natur dcr cui-poscn  Verbrechcns,  изданной  в   1804  г., познакомиться   с  которой в оригинале автор не имел возможности.

2  См. С. Познышев, цит. соч., стр. 291. Подробно о буржуазных криминалистах, отрицающих вину в небрежности, см.у Б.С. Мань-ковского,   Проблема ответственности в уголовном праве, 1949 г., стр. 58—59, прим. 24.

277

«Неосторожность, — говорят В. Макашвили и Т. Церетели, — характеризуется, прежде всего, отсутствием воле-направленности на преступный результат — субъект не желает и не допускает его наступления» '. Эти же авторы считают, что другая отличительная особенность преступной небрежности заключается в том, что виновный не представляет себе возможности1 наступления вредных последствий при данных конкретных обстоятельствах, причем эта особенность относится не только к преступной небрежности, но и к преступной самонадеянности, при которой виновный лишь отвлеченно предвидит возможность наступления преступного результата, но в данном случае не представляет себе возможности его наступления 2.

В чем же тогда заключаются основания наказуемости небрежности в советском уголовном праве? Только немногие авторы ставят этот вопрос, причем, определяя эти основания, они видят их не в прошедшем, не в совершившемся, а в будущем. Получается, что при небрежности наказывают не за содеянное, а ради чего-то, лежащего вне содеянного. Так, А. А. Герцензон считает, что основания ответственности при неосторожном совершении преступления лежат в необходимости и возможности стимулировать наказанием должную осмотрительность в поведении людей и соответствующим образом воздействовать на тех людей, которые из-за своей неосмотрительности и небрежности обусловили наступление общественно-опасных последствий 3.

В воспитательном воздействии наказания за неосторожное совершение преступления видят основание ответственности за неосторожность также и В. Макашвили и Т. Церетели.

Совместимо ли, однако, с принципами советского уголовного права, — с твердо проводимым им положением,

1  В. Макашвили и Т. Церетели, цит, статья, стр. 101.

2  Т а м  же,   стр.   101.   Также ;Б. .С.   Ошерович   в    статье: «Формы   виновности»,   Ученые   записки   ВИЮН,   1941 г.,   вып.   2: «При небрежности лицо, совершившее социально-опасное действие, не только не желало и не допускало его наступления, по и не предвидело его наступления, хотя и должно было его предвидеть. Совершенно понятно,  что  в  данном   случае  воля лица ни в какой связи с наступившими последствиями не находилась» (стр. 69).

3  А. А. Герцензон,   Уголовное право. Часть Общая, 19-18 г., стр. 334.

278

что без вины нет уголовной ответственности, что одно только1 объективное причинение последствий не может влечь уголовной ответственности, такое положение, когда основание ответственности за небрежность не связывается с виной субъекта, когда ответственность отрывается от сознания и воли субъекта, представляя собой тем самым своеобразную ответственность без вины?!

Такая трактовка основания уголовной ответственности за преступную небрежность должна быть признана противоречащей основным принципам советского уголовного права. Очевидно, что основания ответственности надо нее же искать в общественной оценке психических процессов при совершении преступления по неосторожности.

Как было уже показано выше, психическая деятельность виновного в небрежности вовсе не характеризуется полной пассивностью, отсутствием психических переживаний. И при неосторожности имеют место психические процессы, сходные с -психическими процессами при умысле. У виновного в небрежности точно так же возникает определенная потребность (скорее доехать до места назначения, скорее выполнить задание, подшутить над кем-либо и т. д.). Эта потребность точно так же принимает форму осознанного желания. Точно так же, как и при умысле, в психике субъекта происходит борьба мотивов (желанию переехать полотно железной дороги, не дожидаясь прохода приближающегося поезда, противостоит опасение попасть под поезд). Наконец, так же, как и при умысле, у виновного в небрежности возникает решимость совершить действие, создается и осуществляется воля на совершение, действия (переехать полотно железной дороги, нажать курок ружья и т. д.). Различие между психическим процессом при небрежности и психическим процессом при других формах вины сводится к отсутствию предвидения последствий и —как следствие этого — к отсутствию данных даже для постановки вопроса об отношении (желание, нежелание) к последствиям.

В отсутствии предвидения и лежит основание для уголовно-правового упрека при небрежности. Виновный в небрежности настолько пренебрегает существующими и обязательными для каждого действующего в определенных условиях правилами поведения, что он не считает нужным задуматься над последствиями своих действий.

279

I

Этим нежеланием он доказывает безразличное отношение к интересам социалистического государства или других лиц, нежелание руководствоваться в своем поведении долгом гражданина и члена общежития, пренебрежением к правилам социалистического общежития, требующим осмотрительности, внимательности, заботливости в отношении не только своих личных интересов, но также интересов государства и других граждан.

Сталинская Конституция обязывает каждого гражданина СССР честно относиться к общественному долгу и уважать правила социалистического общежития. Общественный долг и правила социалистического общежития требуют, чтобы каждый гражданин СССР, прежде чем предпринимать действия, которые по своей природе способны причинить какие-либо опасные последствия, задумался над тем, должен  ли он эти действия  совершить.

Отрицательная уголовно-лравовая оценка поведения гражданина, не выполнившего своего долга, т. е. признание гражданина виновным в совершении преступления по небрежности, основывается на том, что гражданин н е только должен был, но и мог предусмотреть последствия своих действий и что он сознательно этого не сделал. Нажавший шутя курок ружья, предварительно не проверив, заряжено ли ружье, либо сознавал, что он должен был сделать эту проверку, но по легкомыслию не пожелал этого сделать, либо не счел нужным задуматься над тем, заряжено ли ружье.

Основание уголовной ответственности лежит здесь не в объективном факте наступления непредвиденных виновным последствий его действий, а в характере отношения виновного к своим действиям. Так, два человека, находясь в равных условиях, пожелали совершить аналогичные действия. Один из них предусмотрел, что эти действия могут привести к общественно-опасным последствиям, и отказался от них. Другой не пожелал, прежде чем приступить к действиям, задуматься над их последствиями и совершил эти действия. У последнего мы имеем не простое отсутствие сознания и воли в отношении последствий, а известную деятельность сознания и воли, проявляющуюся в сознательно беспечном отношении к чужим интересам, в нежелании задуматься над своими поступками, предусмотреть их возможные или неизбежные последствия.

280

Огромная разница имеется между отношением к своим действиям лица, которое, находясь в комнате с другими людьми, случайно задело курок ружья, и лицом, которое, сознавая, что в комнате имеются люди, нажимает шутки ради курок ружья, не пожелав проверить, не заряжено ли ружье. Если в первом случае сознание и воля субъекта не участвовали б происшедшем, оставались в пассивном состоянии, то во втором — сознание и воля субъекта о пассивном состоянии не пребывали, они активизировались, но не в таком направлении, в каком этого можно было в данных условиях требовать, или активизировались недостаточно.

Процессы, происходящие в психике виновного при неосторожности, принимают форму «сознательного пренебрежения установленными мерами предосторожности». Правильно указывалось в советской юридической литературе: «Лицо, совершившее преступление по неосторожности, опасно потому, что оно не считает нужным проявить в данных условиях то внимание к своим действиям, которое закон вправе требовать от каждого лица, находящегося в данных условиях, и отсутствие которого у данного лица представляет опасность для общества» К ■ Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР от 7 июля 1945 г. по делу Глотовой подтверждает наличие такого именно отношения лица к последствиям при неосторожности. В этом определении в общей форме говорится: «не всякая неосторожность влечет указанную уголовную ответственность, а только неосторожность, сопряженная с такими отягчающими обстоятельствами, которые дают основание рассматривать ее как преступно-небрежное отношение к данному имуществу, т. е. такое отношение к имуществу, которое во всяком случае предполагает сознательное пренебрежение установленными мерами предосторожности при обращении с ним» 2.

«Сознательное пренебрежение» установленными мерами предосторожности далеко отстоит от того полного отсутствия сознания и воли, которое обычно утверждается в   отношении   психики   виновного   при    неосторожности.

1 См. статью без1-указания автора «Вппаи1 уголовная ответственность», «Социалистическая законность», 1946 г., № 13, стр. 20.

2'«Судебная практика Верховного суда СССР», 1945 г., вып. VII (ХХШ^стр. 5.

281

«Сознательное пренебрежение» — это вполне определенное психическое переживание, — переживание, которое свидетельствует об антиобщественном отношении виновного к правилам социалистического общежития, которое встречает поэтому отрицательную оценку со стороны советского уголовного закона и советского' суда и которое является основанием для уголовной ответственности за действия, совершенные с преступной небрежностью. Уголовно-правовой упрек вполне заслужен лицом, которое сознательно пренебрегает установленными в социалистическом общежитии правилами предосторожности, когда речь идет об интересах коллективных и отдельных граждан 1,

Грань между эвентуальным умыслом и преступной самонадеянностью, с одной стороны, и преступной небрежностью — с другой, теоретически и практически является весьма четкой: при преступной небрежности виновный не предвидит результатов своих действий, при эвентуальном умысле и при преступной самонадеянности он их предвидит.