§ 1. Вопрос о целесообразности понятия косвенного умысла

Проблема косвенного (эвентуального) умысла рассматривается обычно как чисто юридическая проблема. С чисто юридической точки зрения рассматривают эту проблему и некоторые советские авторы '. Между тем проблема косвенного умысла, это, прежде всего, проблема поведения человека в обществе, — поведения, имеющего определенное морально-политическое содержание и заслуживающего отрицательную морально-политическую оценку со стороны советского суда.

Различное морально-политическое содержание имеет понятие эвентуального умысла в буржуазном и в советском уголовном праве. Различия этого нельзя найти в различии юридических конструкций. Его можно и нужно искать в самой природе этого института, как института советского уголовного права в противоположность эвентуальному умыслу, как институту буржуазного уголовного права.

Морально-политический характер эвентуального умысла и различие в морально-политическом его содержании в социалистическом и в буржуазном уголовном праве вытекают   из   самого   существа   эвентуального   умысла.

Перед совершением каждого умышленного преступления (идет ли речь о прямом или эвентуальном умысле) в психике субъекта, как правило, происходит борьба между двумя интересами — одним, незаконным (преступным), с  точки зрения  господствующего  класса (интерес

1 Это относится и к статье В. Лифшица, специально посвященной эвентуальному умыслу, «Советское государство и право», 1947 г., № 7.

16*

243

HI

в совершении преступления), и другим, законным (непреступным), с точки зрения господствующего' класса (интерес в отказе от преступления), и если в этой борьбе побеждает незаконный интерес, то умысел приводится в исполнение, и преступление совершается. Мор алы* о-политическая оценка побежденного и победившего интереса в буржуазном государстве исходит из буржуазной морали и буржуазной правовой идеологии, а в социалистическом государстве — из социалистической морали и социалистического правосознания. Особенно сильно расхождение в морально-политической оценке умысла в буржуазном и советском уголовном праве при эвентуальном умысле, при котором с особой резкостью выступает пожертвование виновным интересов других граждан и интересов государства в пользу своих личных интересов,

В буржуазном уголовном праве, где индивидуалистические тенденции и противопоставление интересов индивида интересам коллектива не находят отрицательной оценки, эвентуальный умысел, характеризуемый подчинением интересов коллектива интересам преступника, рассматривается как форма вины, менее тяжкая, чем умысел прямой.

Между тем особенности советского уголовного права, осуждающего противопоставление интересов индивида коллективным интересам и проводящего особенно последовательно защиту общих, коллективных интересов требуют совсем иной оценки поведения виновного, действующего с эвентуальным умыслом.

Морально-политическая оценка эвентуального умысла должна исходить в советском уголовном праве из особого характера поведения гражданина при совершении преступления с эвентуальным умыслом. Для этой формы умысла особенно характерны те свойства преступника, которые глубоко противоречат правилам социалистической морали и основным принципам социалистического права, а именно: готовность виновного пожертвовать любыми, даже самыми священными для советского гражданина, интересами ради выполнения своих преступных замыслов и удовлетворения своих личных низменных интересов. Эвентуальный умысел свидетельствует об особой интенсивности преступной воли виновного, не склоняющейся перед самыми сильными контрмотивами {сознание вреда, причиняемого интересам граждан или государ-

244

ства и притом среда, ненужного виновному, нежелаемого им, сознание возможности или неизбежности уголовной ответственности за ненужные виновному последствия его действий), и о резко антиобщественном характере поведения виновного, — поведения, вызывающего самую отрицательную оценку со стороны социалистического общества.

Не может быть такой отрицательной оценки эвентуального умысла в буржуазном обществе, уголовное право которого построено на принципе противопоставления частных интересов и интересов общественных и в котором удача спекулянта, мошенника, афериста, сумевшего нажиться за счет чужих интересов или за счет государства, вызывает одобрепи-е и ставится в образец другим.

Этим различием в морально-политический оценке действий, совершаемых с эвентуальным умыслом, в советском и в буржуазном уголовном праве объясняется и различное отношение к нему в советской и в буржуазной науке уголовного права и в советском и буржуазном уголовном законодательстве.

В буржуазном уголовном праве эвентуальный умысел имеет за собою сравнительно недавнюю историю. Немецкие—да и не только немецкие—авторы приписывают предложение о введении эвентуального умысла А.Фейербаху и считают, что эвентуальный умысел родился из критики старого dolus indirectus. И то и другое неверно.

Предложение о введении этой формы умысла, который впоследствии получил название «эвентуального», было сделано еще в 1789 г. Бентамом, но предложение это не было .воспринято!. Немецкие криминалисты предпочли забыть об этом и приписать мысль об эвентуальном умысле А. Фейербаху. Так родилась версия, согласно которой предшественником эвентуального1 умысла был так

1 См. избранные сочинения Иеремии Бентама, пер., 1867 г. «Введение в основания нравственности и законодательства»: «Когда последствие намеренно, оно может быть таковым прямо или косвенно. Оно может быть названо прямо намеренным, когда ожидание произвести его составляло одно из звеньев в цепи причин, побудивших лицо к совершению акта. Оно может быть названо косвенно намеренным, когда, хотя последствие было в виду и когда оно казалось вероятным результатом совершения акта, но ожидание произвести это последствие не составляло звена в упомянутой цепи» (стр.75— 76). Бентам и позже повторил это различие между примой и непрямой злонамеренностью, т. е. умыслом   (см. стр. 494).

245

называемый dolus indirectus (см. выше), основанный на

презумпции виновности субъекта и на смешении двух не тождественных понятий — сознания виновным возможных последствий его деяния и умысла на их наступление. Dolus indirectus был детищем феодальной юстиции. На его место с победой буржуазных отношений стал dolus indeterminatus или eventualis, определявшийся А. Фейербахом как «намерение преступника, направленное альтернативно на несколько правонарушений одного определенного вида или рода» '.

Немецкие криминалисты-шовинисты неосновательно приписывают А. Фейербаху заслугу в критике феодального dolus indirectus и стараются столь же неосновательно преувеличить значение так называемого dolus alternativus, т. е. неопределенного умысла, которым А. Фейербах заменил dolus indirectus 2. А. Фейербах действительно высказал критические замечания по адресу dolus indirectus и развил понятие неопределенного умысла (dolus indeterminutus s. eventualis). Но при сколько-нибудь внимательном анализе нетрудно убедиться, что то, что Фейербах предлагал под видом эвентуального или неопределенного, умысла, было в лучшем случае не чем иным, как dolus indirectus.

Фейербах ввел в уголовное право понятие culpa dolo determinata. По утверждению А. Фейербаха, это такое отношение лица к своим действиям, при котором виновный стремился к определенной противоправной цели, но

1  A- Feuerbach, Lehrbuch, § 59.

2  A. Feuerbach,  Lehrbuch, § 59.   Н. Таганцев в свое время повторил   это  утверждение.  Он  писал:  «под   ударами   Фейербаха, а   затем   Круга   распалось   прежнее  учение  о  непрямом   умысле» (Н. Таганцев,   Русское уголовное право, 1902 г., т. 1, стр. 601). В советской литературе это утверждение почти дословно повторено в учебнике Общей части уголовного права (ВИЮН, 1943 г., стр. 3) А. Пионтковским:   „под  ударами  критики Фейербаха падает старое учение о dolus indirectus". И в 4-м изд. того же учебника эта фраза повторена   почти дословно   (и здесь фигурируют «удары критики»). с  тем, однако, что на сей раз в этой фразе упущено имя А. Фейербаха   (стр. 365).   Однако  из предшествующего  изложения  видно, что эти «удары  критики»  наносились старому учению А. Фейербахом (стр. 364 — 365).  Как будет ниже показано, легенда о положительной роли А. Фейербаха в критике феодального dolus indirectus воспроизведена А. Пионтковским совершенно некритически.  А. Фейербах в действительности стремился сохранить феодальный dolus indirectus под маской culpa dolo determinata».

246               ■                                                                                ■

при этом действие, направленное им на реализацию этой цели, произвело другое противоправное последствие, которое он предвидел или мог предвидеть, как возможное последствие своего деяния. Фейербах утверждал, что в подобных случаях имеется умысел в отношении последствий, к которым виновный стремился, и неосторожность в отношении тех последствий, которые независимо от намерения виновного наступили в результате действия, направленного на достижение другой противоправной цели '.

Еще русский криминалист С. Баршев (1840 г.) подметил, что предложение Фейербаха о введении в уголовное право culpa dolo determinata означало, что «Фейербах не счел нужным dolus indirectus вовсе изгнать из области уголовного права, но признал, напротив, за необходимость оставить его жить в ней под другим названием» 2. С. Баршев был прав, когда заявлял, что за culpa dolo determinata скрывается иод другим названием старый dolus indirectus. Фейербах, одной рукой раскритиковав старый dolus indirectus, другой — возродил его под видом culpa dolo determinata.

Дальнейшее развитие эвентуального умысла протекало в разных буржуазных странах различно3. Так, в результате длительного развития французские криминалисты считают, что эвентуальный, или непрямой (indirect), умысел имеется в тех случаях, когда он породил последствия более тяжелые, чем те, которые субъект предвидел или мог предвидеть. Французский криминалист Видаль приводит в качестве примера непрямого умысла побои или ранения, нанесенные беременной женщине лицом, не знавшим, что она беременна и вызвавшие аборт. Видаль возражает против того, чтобы делать субъекта в этом случае ответственным за умышленное причинение аборта. Он допускает в этом случае лишь ответственность за неосторожную вину, выразившуюся в том, что деятель не предвидел и не обратил внимание на беременность4.

1  A. F e u e r b а с h, Lchrbuch, § 60.

2  С. Баршев, О мере наказания, 1840 г., стр. 52 — 53.

3  Гипиель  говорит о «немецком dolus eventualis», Vergleich-«nde Darstdllimg, AUgem. Theil, Bnd. Ill, S. 384.

* Vidal, Cpius de droit criminel, 1921, p. 186.

247

Никакого развития не нашло понятие эвентуального умысла и в англо-американском уголовном праве К

Советское уголовное право с исключительной быстротой разработало свою самостоятельную формулу эвентуального умысла. Она была дана уже в УК РСФСР 1922 г. В советской юридической литературе формула эвентуального умысла у разных авторов отличается незначительными особенностями. В учебнике Л. Пионтковского «Уголовное право РСФСР», изданном в 1924 г., было указано, что «для эвентуального умысла отношение субъекта преступления к предвиденному результату своих действий выражается в отсутствии непосредственного желания наступления предвиденных последствий, но тем не менее в сознательном допущении их наступления 2. С незначительными редакционными изменениями эта формула сохранилась в последующих изданиях этого же учебника и во всех четырех (1938, 1939, 1943 и 1948 гг.) изданиях учебника Общей части уголовного права ВИЮН 3.

Близко к этому же определению и определение эвентуального умысла, данное А. Трайниным в 1929 г. Для него эвентуальный умысел имеется в «тех случаях, когда лицо к преступному результату не стремится как к цели, когда, далее, у него нет уверенности в том, что этот преступный результат непременно наступит, но когда лицо, идя на преступление, готово допустить результат, если бы таковой и наступил» 4. Аналогичные определения эвентуального умысла содержатся и в учебниках для юридических школ. Ничем не отличается от господствующих в советской литературе определений эвентуального умысла и определение, данное А. Герцензоном 5.

В 1947 г. появилась первая в советской литературе статья, специально посвященная эвентуальному умыслу,— В. Лифшица. В. Лифшиц пришел к следующему определению  эвентуального  умысла:    «Эвентуальный   умысел

1  В учебнике На г г i s, Principles und Practice of the criminal law, 1934, нельзя  найти даже  указания  на  деление умысла на  прямой и эвентуальный; также и у др. английских авторов.

2  А.   Пионтковский,    Уголовное   право   РСФСР,   Часть Общая, 1924 г., стр. 135.

'•* Уголовное право. Общая часть, 1948 г., стр. 342.

4  А.   Трайнин,   Уголовное   право.   Часть   Общая,   1929   г., стр. 266.

5  А. Герцензон, Уголовное право.  Часть  Общая, 1948 г., стр. 337.

248

есть предвидение субъектом возможности причинения его действиями преступных последствий при отсутствии желания этих последствий и расчета на какое-либо конкретное обстоятельство, достаточное, по мнению субъекта, для предотвращения этих последствий» '.

Советские криминалисты единодушны в положительной оценке введения в законодательство эвентуального умысла. Не может встретить поэтому сочувствия предпринятая В. Лифшицем попытка ликвидации эвентуального умысла. Попытка эта имеет к тому же чисто формалистический характер и крайне неубедительна 2.

В. Лифшиц считает, что, хотя понятие эвентуального умысла и не является теоретически неправильным, оно «неизбежно вызовет упрек в его практической бесполезности», если исходить из предлагаемого им общего определения умысла, охватывающего, по его мнению, также и случаи,   подводимые  ныне под  эвентуальный   умысел.

Вряд ли можно согласиться с аргументацией и с выводами Лифшица. Наивно было бы думать, что вопрос о практической целесообразности сохранения в советском уголовном праве понятия эвентуального умысла решается в зависимости от удачи охвата прямого и эвентуального умысла в едином определении. Ведь если пойти по линии подобной «аргументации», то следовало бы признать практически бесполезным и сохранение неосторожности как самостоятельной формы вины, если бы кому-либо уда-

1  В. Лифшиц, К вопросу об эвентуальном умысле, «Советское государство и право», 1947 г., № 7, стр. 42.

2  По сведениям, сообщенным А. А. Герцензоном, в 1937— 1938 гг. при обсуждении  одного из вариантов  проекта Уголовного кодекса СССР,   составленного   Всесоюзным   институтом   юридических  паук, такая же попытка была предпринята одним из работников юстиции. А. А. Гсрцензон пишет:   «Надо   сказать, что ^его  доводы   не  убедили ни собрание,  ни комиссию. Возражавший исходил, во-первых, из того,  что  понятие   косвенного  умысла есть лишь немецкое изобретение.   Это  неверно.   Понятие   косвенного  умысла   известно  не только германским криминалистам, но и криминалистам  всех стран. Второе  конкретное   предложение — исключить   косвенный   умысел. Однако   понятие  косвенного   умысла   несомненно   играет   в   социалистическом  праве  определенную  практическую роль, и указание что сами научные  работники  обычно  не  идут дальше   школьного примера   с  поджогом  здания,  в  котором находятся люди, неверно, ибо практика знает  понятие косвенного умысла по тягчайшим преступлениям. «Труды  первой научной сессии  Всесоюзного института юридических наук,   27   января— 3   февраля   1939 г.», М.,   1940  г., стр. 150.

249

лось сконструировать такое определение вины, которое включало бы в себя Не только умысел, но и неосторожность. В. Лифшиц исходит из превратных взглядов на роль и значение определений, как бы искусно они ни были построены '.

В зависимости от совершенно иных соображений должен решаться вопрос о практической полезности или бесполезности сохранения эвентуального умысла. Эти соображения следует искать в интересах социалистического государства по организации эффективной борьбы с преступностью и в интересах социалистической законности, требующей дифференциации уголовной ответственности в зависимости и от разных форм вины. А эти интересы требуют, безусловно, сохранения понятия эвентуального умысла, в особенности по тягчайшим преступлениям — контрреволюционным и др. Отказаться от сохранения эвентуального умысла — значило бы обезоружить советское правосудие, отнять у него одно из мощных средств борьбы с врагами народа и другими тяжкими преступниками.

Можно притти, таким образом, к выводу, что попытки опорочить необходимость сохранения в советском уголовном праве понятия эвентуального умысла не могут быть признаны убедительными. Не отказ от понятия эвентуального умысла, а его изучение, анализ практики его применения советскими судами, дальнейшее развитие учения о нем — таковы задачи советских криминалистов.