§ 2. Должное поведение при преступной небрежности

Особенностью преступной небрежности, как одной из форм вины, в советском уголовном праве является то, что в формуле преступной небрежности психологический (отрицательный) признак «не предвидел» сочетается с нормативным признаком — «должен  был предвидеть».

Для признания наличия в действиях лица преступной небрежности недостаточно одно лишь наличие психических переживаний («не предвидел»). Преступная небреж-

1 Аналогично, в общем, обоснование уголовной ответственности при небрежности у Б. С. Маньковского (однако без необходимого анализа психологического процесса). Б. С. Маньковский пишет: «Субъект хотя и не предвидел результата, но может и должен его предвидеть. Возможности предвидения наступления результата заложены в психике субъекта, который, относясь надлежащим образом к своему долгу, мог бы предотвратить этот результат и должен его предотвратить по требованию социалистического правопорядка. Активная роль человеческого сознания при подлежащем отношении лица к своему долгу в полной мере может проявиться и при небрежности. На этом и основывается уголовная ответственность при небрежности».— Б. С. Маньковский, Проблема ответственности в уголовном праве, 1949 г., стр. 62.

282

ность не может быть установлена без нормативного суждения о наличии или отсутствии в поведении подсудимого нарушения правил должного. Суд не может при вынесении решения о преступной небрежности ограничиться констатацией психических переживаний обвиняемого (в данном случае — констатацией отсутствия предвидения последствий). Суд должен дать морально-политическую оценку поведения обвиняемого в преступной небрежности, так как иначе он не ответит на вопрос, должен ли был подсудимый предвидеть последствия своих действий.

Тем самым вносится корректив в сделанное выше утверждение, что в работах некоторых советских криминалистов умысел и неосторожность рассматриваются только как формально-психологические понятия. Формула небрежности у всех авторов включает в себя и нормативный момент— «не должен был предвидеть». Эти авторы фактически прибегают к нормативному, оценочному моменту.

При преступной небрежности встает вопрос, как должен был вести себя подсудимый в данных условиях? При других формах вины вопрос, должен ли был обвиняемый вести себя иначе, чем он себя вел в действительности, не включается в формулу вины. При преступной небрежности—это основной вопрос, без решения которого не может быть вынесено решение о виновности или невиновности подсудимого.

Разрешение вопроса' о должном поведении подсудимого не причиняет никаких затруднений советскому суду. Понятие должного поведения в советском уголовном праве наполнено определенным морально-политическим содержанием. Основные правила должного поведения установлены в ст. ст. 130—133 Сталинской Конституции, являющейся выражением всенародной воли. Они конкретизируются советским судом в применении к отдельным делам в полном соответствии с моральными и политическими убеждениями   всех трудящихся.

Воспитательные задачи советского суда связаны с публичным осуждением поведения, противоречащего долгу советского гражданина. Каждым своим приговором советский суд показывает, в чем заключается нарушение обвиняемым своего долга и, следовательно, в чем состоит

283

долг гражданина СССР. В ст. 3 Закона о судоустройстве сказано, что «всей своей деятельностью суд воспитывает граждан СССР в духе преданности Родине и делу социализма, в духе точного и неуклонного исполнения советских законов, бережного отношения к социалистической собственности, дисциплины труда, честного отношения к государственному и общественному долгу, уважения к правилам социалистического общежития». Так советский закон, говоря о каре и воспитании преступников, исходит из содержания долга гражданина СССР. Это содержание долга служит критерием и при разрешении советским судом конкретных дел о совершенных по преступной небрежности преступлениях.

А.   Возможность  должного  поведения при   преступной   небрежности            ■

Б буржуазной литературе является до сих пор спорным .вопрос: следует ли в формулу преступной небрежности включить, наряду с признаком «должен был», также и признак — «мог» предвидеть последствия своих действий? Предложение ввести этот признак в содержание преступной небрежности и, следовательно, исключить уголовную ответственность за преступную небрежность в случае установления того факта, что подсудимый в силу тех или иных обстоятельств не был в состоянии, «не мог», предвидеть последствий своих действий, делалось не раз.

Не раз высказывались и возражения против такого предложения. В русской литературе против введения этого признака в формулу преступной небрежности выступал Колоколов и другие авторы. Доводы, которые приводятся этими авторами, одни и те же. Если' лицее не предвидело последствий своих действий, то значит, оно и не могло их предвидеть. Определенные объективные и субъективные обстоятельства, при которых протекала деятельность подсудимого, обусловили отсутствие у него предвидения последствий его деяния. «Утверждать противное,— говорит Колоколов, — значит отвергать в психическом мире господство закона причинной связи» '.

1 Колоколов, Лекции, стр. 159; также в его монографии, «К учению о покушении», стр. 214, прим. 54; также и Пусто росл ев, Русское уголовное право, стр. 334—335. Против—-С. Познышев, указ. соч., стр. 292.

284

Нет нуЖды доказывать, что это утверждение покоится на вульгарном механистическом представлении о причинной связи. Марксистско-ленинское учение, как известно, не отрицает «пи разума, пи совести человека, ни оценки его действий» !. Оно не отрицает их и при разрешении судом вопроса, мог ли подсудимый предвидеть результаты своих действий. Если субъект не предвидел результатов своих действий потому, что неосмотрительно, небрежно, легкомысленно и необдуманно действовал, когда от него требовались осмотрительность, внимательность и обдуманность последствий своих действий, то это не значит, что он не мог действовать иначе.

Если подсудимый не только должен был, но и мог действовать в соответствии со своим долгом и предвидеть последствия своих действий, то в упрек ему ставится, что он действовал не так, как должен был действовать, имея к этому полную возможность. Стать на иную точку зрения значило бы вообще отказаться от признания ответственности за нарушение обязанностей, установленных законом 2.

Среди советских криминалистов по вопросу о наличии пли отсутствии у действующего по небрежности возможности поступить иначе нет единого мнения. Учебник Общей части уголовного права ВИЮН не вводит в определение преступной небрежности признака «не мог»3. Однако многие авторы этот признак вводят. Обстоятельные и убедительные доказательства в пользу введе-

1  Ленин, Соч., т. 1, стр. 77.

2  Нельзя   согласиться   с   А.   Трайииным,   который   пишет: «Кажется   бесспорным,  что   если  лицо   фактически  не   предвидело преступного результата, то при данных условиях оно и не могло его предвидеть. Поэтому применять уголовную репрессию па том основании,  что   лицо   «могло»  предвидеть,  но не  предвидело результата, значит вступать в явное противоречие с фактами»   (Уголовное право. Общая часть, 1929 г., стр. 274).

u Уголовное право. Общая часть, 1948 г., стр.345. Однако в последующем изложении автор (А. II иоптковский) говорит; «Субъект при этом не предвидит возможности наступления преступных последствий, однако для пего существует реальная возможность их предвидеть и благодаря этому избежать их или предупредить их наступление. Существовавшая для данного лица реальная возможность предвидеть наступление преступных последствий и их предупредить не была, однако, превращена им в действительность» (стр. 345). Также А. Пн опт ков с кий, Советское уголовное право, 1929 г., стр. 243.

285

я *

*J

ния этого признака в формулу преступной небрежности были приведены Т. Сергеевой '. На этой же точке зрения стоит и А. Герцензон й.

Ст. 6 «Основных начал» (ст. 10 УК РСФСР) не включила в определение преступной небрежности признака невозможности для субъекта предвидеть последствия своих действий, ограничившись признаком долженствования. Однако содержание ст. 6 «Основных начал» не исключает внесения в число условий неосторожности и признака — «не м о г» предвидеть. По этому пути и пошла судебная практика.

Так, Ходорова и Гогия были осуждены за то, что, работая контролерами сберегательной кассы, при последующем контроле не заметили по преступной небрежности подложности подписей одной из вкладчиц Hai расходных ордерах. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР в определении от 22 апреля 1944 г. отменила приговор, осудивший Ходорову и Гогия, на том основании, что «суд не установил, в какой мере контролеры, не обладающие специальными знаниями по распознанию почерков, имели возможность в данном случае на основе «общего сходства» (согласно инструкции) установить подложность подписей на расходных ордерах» 3.

Полякова была осуждена за преступно-небрежное отношение к уходу за колхозными овцами, вследствие чего 20 овец были закрыты на ночь в хлев, где они от спертого воздуха задохнулись и погибли. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР дело Поляковой прекратила на том основании, что «о состоянии хлева и о том, что в нем скопилось значительное количество навоза, способствующее газообразованию, Полякова не могла знать и не знала, а потому и не могла предвидеть наступивших последствий» 4.

Требование возможности предвидения виновным пре-

1  Т. С е р г е е в а, К вопросу об определении преступной небрежности, «Советское государство и право», 1948 г., № 7.

2  А.   Герцензон,   Уголовное  право.   Часть   Общая,   1948  г., стр. 340.

а «Судебная практика Верховного суда СССР», 1944 г., вып, VI (XII), стр. 18.

4 Там же, стр. 25, См. также определения по делу Солнцевой от 19 января 1944 г. — «Судебная практика Верховного суда СССР»,

286                                                          .

ступных последствий его действий как обязательного условия ответственности за преступную небрежность твердо вощло в советскую судебную практику.

Б.  О б ъ е к т и в н ы й   и с у б ъ е к т и в н ы й критерии    при    преступной     небрежности

Одним из наиболее спорных в теоретических работах, посвященных неосторожности, является вопрос о характере тех критериев, с точки зрения которых должен решаться вопрос о том, должен ли был или не должен обвиняемый по конкретному делу в преступной небрежности предвидеть результаты своих действий. Является ли этот критерий объективным, т. е. существуют ли определенные типовые, стандартные, заранее предустановленные нормы человеческого поведения, с которыми обязан был сообразовать свое поведение обвиняемый, чтобы не допустить неосторожного деяния, или же такого общеобязательного критерия установить нельзя и вопрос должен решаться каждый раз в зависимости от индивидуальных особенностей данного обвиняемого— его возраста, здоровья, степени развития, жизненного опыта, специальных знаний и т. д.?

Этот вопрос не мог не занимать буржуазных криминалистов, так как он имел определенное практическое значение. Но буржуазные криминалисты, по вполне понятным причинам, не делали до сих пор попытки выяснить классово-политический смысл того или другого разрешения этого вопроса. В том или ином решении этого вопроса заинтересованы в капиталистических странах трудящиеся. Несомненно, что в условиях; буржуазного суда в интересах трудящихся признание субъективного критерия, при котором суд обязан учитывать недостаток специального и общего образования, незнание закона и другие обстоятельства, обычно сопровождающие совершение трудящимися преступлений по небрежности в капиталистических странах. Наоборот, признание объективного критерия приводит в буржуазном суде к предъявлению к подсудимым-трудящимся   таких   требований,   которым

1944  г., вып. IV (X), стр. 12—13; по делу Мсдведкиной от 27 января

1945   г.,— «Судебная  практика   Верховного   суда   СССР»,  1945  г., вып. II (XVIII), стр. 17.

287

удовлетворяют представители господствующего класса и которые непосильны для трудящихся.

Самое понятие должного поведения имеет в капиталистических странах определенное политическое содержание, чуждое трудящимся. Долг в буржуазной морали и в буржуазном праве — это долг перед буржуазным государством, а содержание долга и должного поведения определяется здесь материальными интересами господствующего класса. Объективный критерий, исходящий из такого понимания долга, невыгоден в капиталистическом государстве подсудимым-трудящимся, но выгоден подсудимым— представителям  господствующего класса.

И действительно, буржуазные криминалисты, сторонники объективного критерия, исходят из установленного еще римским гражданским правом, — правом, с резко выраженным классовым характером критерия, а именно из критерия diligens pater families, т. е. образцового, рачительного хозяина-собственника, крепко держащего в руках имущество, жену и детей. При господстве объективного критерия буржуазный суд предполагает у трудящихся сознание долга, основанное на явно чуждых им или даже враждебных представлениях, на явно враждебных их сознанию правилах должного поведения. Криминалисты, сторонники объективного критерия (Липман и др.), открыто ссылаются при раскрытии содержания объективного критерия на соответствующие нормы гражданского права, т. е. нормы, утверждающие господство частной собственности и требующие исполнения ряда обязанностей, установленных в интересах частных собственников.

В советской юридической литературе было высказано мнение, что именно субъективный критерий может стать в руках буржуазного суда средством для осуществления классовой политики. В подтверждение этого говорится обычно: как проверить судью, если он утверждает, что данное лицо по своим личным качествам могло или, наоборот, не могло предусмотреть преступный результат? •

С этим положением нельзя согласиться. Прежде всего, проведение классовой политики облегчается для буржуаз-

1 В.  М а к а ш в и л и и  Т. Ц е р е т е л и, дпт. статья в мах социалистического права», 1939 г., № 4—5, стр. 105,

288

<Пробле-

ного суда при господстве объективного масштаба, так как масштаб этот не только столь высок, что a priori ни один трудящийся ему не удовлетворяет, но и к тому же не оспорим для подсудимого. Подсудимый не может доказывать, что для пего, по его индивидуальным данным, этот масштаб непосилен.. При объективном критерии суд сам устанавливает его содержание и не сообразуется с тем, мог ли подсудимый выполнить требования этого масштаба, т. е. в состоянии ли он был предвидеть последствия своих действий.

Иначе обстоит дело с субъективным критерием. Вообще субъективные критерии в руках буржуазных судов — не в интересах трудящихся и, как правило, выполняют реакционную роль потому, что критерием оценки при субъективном критерии служат убеждения, взгляды, моральные нормы самого суда. Буржуазный суд формально может любое свое (т. е. господствующего класса) убеждение выдать за всеобщее и обязательное для подсудимого. Достаточно вспомнить, как нагло гитлеровские криминалисты свои звериные человеконенавистнические взгляды выдавали за «здоровое народное чувство». Буржуазному суду достаточно сослаться на наличие такого субъективного критерия, чтобы обосновать любой угодный ему приговор.

Но в вопросе о преступной небрежности субъективный критерий играет иную роль. В данном случае субъективное прямо переносится на подсудимого. При субъективном критерия суду, рассматривающему дело трудящегося, обвиняемого в преступной небрежности, дается — формально, во всяком случае, — указание: сообразуйся с особенностями вот этого индивидуального подсудимого, стоящего перед тобой, решай: должен ли был он и мог ли он по своим индивидуальным особенностям предвидеть результаты своих действий или не должен был и не мог. Конечно, буржуазный суд, проводя классовую политику, сумеет обойти это требование и найдет способ вынесения желательного ему приговора. Тем не менее положение буржуазного суда при субъективном критерии затруднялось бы, а положение обвиняемого улучшалось бы. Обвиняемый не может вступать в спор с судом, утверждающим, что его, обвиняемого, поведение нарушило требования морали, и не может доказывать, что оно было этичным. Но подсудимый мог бы доказывать, что он не

19  Зак. 5568.   Б.  С.  Утевский.

289

мог предвидеть, скажем, аварии, потому что он был болен, переутомлен, не имел достаточной подготовки, не получил необходимой инструкции и т. д. Поэтому-то буржуазные авторы и практика буржуазных судов стоят на позициях объективного критерия при неосторожности.

Хотя вопрос об объективном и субъективном критерии при преступной небрежности в советской литературе не нашел еще однообразного решения, тем не менее он решается исходя из совершенно иных принципиально-политических оснований.

В. Макашвили и Т. Церетели выступают за признание господствующим в советском уголовном праве объективного критерия при определении меры предусмотрительности для лица, обвиняемого в преступной небрежности. Они считают, что «советскому судье надо дать твердый и ясный масштаб, а не лишенный всякой определенности и меняющийся в зависимости от субъективных свойств отдельного индивида критерий. Только при этом условии можно считать, что предложенный масштаб носит юридический характер и в состоянии служить проводником единой социалистической законности» '.

Свое утверждение В. Макашвили и Т. Церетели обосновывают ссылкой на буквальный текст п. «б» ст. 10 УК РСФСР, который, определяя неосторожность, считает действующими неосторожно лиц, которые «должны» были предвидеть последствия своих действий, а не «могли» предвидеть. Авторы считают, что этим самым дан «объективный масштаб» в своем чистом виде и что такой масштаб логически вытекает из основных начал, на которых построено социалистическое общество, имеющее право требовать от граждан полного напряжения сил при той или иной деятельности, проявления той заботливости, которая должна характеризовать каждого участника борьбы за строительство коммунистического общества 2.

1  В.  Макашвили и Т.  Церетели, указ. соч., стр. 105.

2  За требование «средней   общеобязательной осмотрительности, нарушение которой составляет уголовно-правовую небрежность», сы-ступает А. Н. Т р а йнин. Он считает, что «уголовный закон... всегда вынужден иметь  в виду  некоторую  среднюю  норму, обязательную для  всех   во  имя  интересов   коллектива».  Правда, А. Н. Трайнин добавляет, что уровень общеобязательной осмотрительности вряд ли можно фиксировать,  так  как он постоянно  меняется в зависимости от условий места и времени. А. И. Трайнин, Уголовное право. Часть Общая, 1929 г., стр. 275.

290                                                                                                              ■       ■■■ ■

6. Макашвили и Т. Церетели дискуссируют с А. Л. Пионтковским, который считает, что вопрос о том, должен был или не должен субъект предвидеть последствия своих действий, — это вопрос факта (quaestio facti), который решается судом в зависимости от всей конкретной обстановки события., т. е. в зависимости и от индивидуальных свойств лица и от объективных условий. «Мерилом должной предусмотрительности, — пишет А. А. Пионтковский, — служит предусмотрительность, которая в таких случаях требуется правилами профессии, обычаями, существующими в данном круге лиц, и т. д. Для лица, обладающего специальными знаниями, высоким развитием, эта норма будет одна, для лица, причинившего тот же результат, но не обладающего такими знаниями или такой сознательностью, эта норма будет другая» 1.

Главный довод против точки зрения А. Л. Пионтков-ского Б. Макашвили и Т. Церетели видят в том, что А. Пионтковский решение вопроса о наличии или отсутствии должной предусмотрительности всецело предоставляет свободному усмотрению суда и что такая постановка вопроса может внести разнобой в судебную практику. «Один судья, — пишут авторы, — при определении должной предусмотрительности будет придавать решающее значение субъективным возможностям обвиняемого, другой,   напротив,   в   совершенно   аналогичном   случае

1 А. Пионтковский, Советское уголовное право, том первый. Общая часть, изд. 3-е, 1929 г., стр. 244. Буквально в тех же словах А. Пионтковский повторяет это утверждение в учебнике «Уголовное право. Общая часть», изд. 3-е, 1943 г., стр. 151. Несколько в иной редакции, но по существу так же разрешает вопрос А. Г1н-оитковскнй и в 4-м издании этого же учебника. Здесь утверждается, что вопрос о том, была ли у субъекта реальная возможность предвидеть наступление последствий своих действий, «может быть разрешен лишь путем внимательного изучения всей конкретной обстановки данного события как в отношении объективных обстоятельств, при которых наступил данный преступный результат, так и в отношении субъективных свойств самого лица, его причинившего» (стр.346). Уже после опубликования статьи В. Макашвили и Т. Церетели появилась брошюра М. Шаргородского «Вина и наказание в советском уголовном праве», 1945 г., в которой он придерживается субъективного критерия (стр. 10). Также учебник для юридических школ, 1940 г., стр. 55. Против объективного критерия — Т. Сергеева в цит. статье, стр. 19—20.

19*

291

отдаст предпочтение объективным требованиям,    которые %  предъявляются к  лицу,   благодаря   его    общественному '  или служебному положению и т. п.» '. |        В. Макашвили и Т. Церетели задают вопрос:   «Какой советский судья оправдает лицо,  которое  будет доказы-г вать, что оно по своему умственному развитию, по своему \   опыту и   тому    подобным    субъективным    свойствам не могло предусмотреть вредного последствия своей деятельности?» 2.

Этот конкретный вопрос, как и общий ответ на вопрос о приемлемости для советского социалистического уголовного права объективного или субъективного критерия, должен быть решен путем совершенно иной его постановки.

Наука    советского    уголовного    права    и    судебная { практика предъявляют к субъекту неосторожного деяния J требование  долженствования   предвидения   последствий Sсвоих деяний,   но   при  условии, что обвиняемый мог их предвидеть. Поэтому вопрос об объективном или субъективном критерии необходимо поставить отдельно и разрешить в отношении долженствования предвидения, с одной стороны, и возможности предвидения — с другой.

Вопрос о долге советского гражданина, о должном и не должном его поведении решается в социалистическом уголовном праве принципиально иначе, чем в буржуазном уголовном праве. В буржуазном государстве понятие должного определяется с точки зрения господствующего класса, т. е. «меньшинства».

Совершенно по-иному обстоит дело в советском уголовном праве. В советском уголовном праве представления о долге и должном поведении, из которых исходит уголовный закон и уголовный судья, являются вместе с тем представлениями: о долге и должном поведении всего народа. Интересами всего народа, его морально-политическими взглядами и убеждениями, продиктованы ст.ст. 130—133 Сталинской Конституции, устанавливающие обязательные для каждого гражданина СССР правила поведения: «Каждый гражданин обязан соблюдать Конституцию Союза Советских Социалистических Республик, исполнять законы, блюсти дисциплину труда, честно

1  В. Макашвили  и Т. Це р е т ел и, указ. соч. стр. 106.

2  Та м же, стр. 107.

292

относиться к общественному долгу, уважать правила социалистического общежития».

Эти правила поведения могут и должны служить общим объективным критерием и при решении советским судом вопросов о нарушении подсудимым должной предусмотрительности при неосторожности.

В условиях социалистического государства правила поведения отдельных категорий трудящихся основаны на интересах всего народа и одобряются всеми трудящимися. Требования, предъявляемые в отношении предусмотрительности к работникам разных специальностей (армия, милиция, железнодорожные работники, врачебный персонал и т. д.), также могут служить объективным критерием для оценки поведения с точки зрения должной предусмотрительности '. Во всех этих случаях всегда может быть объективно установлено, как в данных условиях должен  бы л  поступить обвиняемый.

Имеются, наконец, общепринятые правила,—правила социалистического общежития, выработанные десятилетиями опыта трудящихся, твердо принятые правила поведения в быту, могущие служить объективными критериями для оценки поведения граждан.

Таким образом, в социалистическом уголовном нраве критерии для решения вопроса о наличии или отсутствии должной предусмотрительности (предвидения), т. е. для решения вопроса, как должен был вести себя подсудимый, являются объективными и обязательными для всех граждан критериями. Они должны служить масштабом для суда при решении вопроса, должен ли был конкретный подсудимый, обвиняемый в совершении преступления по преступной небрежности, предвидеть инкриминируемые ему последствия его действий.

Так понимаемый объективный масштаб для оценки наличия у подсудимого или отсутствия у пего обязанности (долга) предвидеть последствия своих действий ничего общего не имеет с объективным средним масштабом, который предлагают В. Макашвили и Т. Це-

1 В этом смысле пишет М. Исаев в работе «Вопросы уголов-вого права и уголовного процесса в судебной практике Верховного суда СССР», 1948 г., стр. 80: «Мы можем говорить, что субъект «должен был предвидеть», когда обязанность этого «предвидения» вытекает из правил, установленных для данной профессии или должности, или вообще из правил социалистического общежития».

293

ретели. Формула этих авторов — абстрактная, аполитичная, формалистическая, не учитывающая особенностей долга советского гражданина. Средний масштаб крайне напоминает «среднего человека» буржуазного права, этого «рачительного» хозяина, собственника, стяжателя, носителя буржуазной идеологии. Наоборот, объективный критерий, основанный на сг.ст. 130—133 Сталинской Конституции, — это критерий, учитывающий долг трудящегося — гражданина СССР и тс требования, которые социалистическое государство вправе предлагать каждому своему гражданину.

Но демократизм советского социалистического уголовного права требует и учета особенностей как самого субъекта, так и обстановки, в которой было совершено по неосторожности деяние. Одно дело — объективный масштаб для установления, как должен был вести себя подсудимый, и другое дело — как он м о г себя вести.

В этом   последнем   отношении   невозможны   никакие / объективные критерии. При решении по конкретным делам / вопроса, мог ли подсудимый, обвиняемый в совершении N преступления по преступной небрежности, предвидеть по-  / следствия   своих   действий,   должны   учитываться   чисто  N субъективные особенности..подсудимого, как-то: болезнь,   / неопытность,   молодость или старость,   усталость, отсут-  / ствис или наличие общего или специального образования   Д и т. п.

Должна при этом учитываться и конкретная обстановка, в которой лицо совершило неосторожное преступление '.

Изложенные положения основываются и на судебной практике.

Правда, по вопросу о критерии для решения вопроса о долженствовании имеется старое (1926 г.) постановление Уголовно-к а ее ационной коллегии Верховного суда РСФСР, стоящее на иных позициях. Постановление это вынесено было по делу Маркова, обвинявшегося по ч. 2 ст. 149 УК РСФСР (причинение смерти, последовавшей в результате нанесения тяжкого телесного повреждения). Играя в карты и закурив папиросу, Марков бросил, не

1 В общем аналогично решает вопрос о соотношении между объективным и субъективным критерием и А. П и о н т к о в с к и и в учебнике Общей части уголовного права ВИЮН, 4-е изд., стр. 346-347.

294

глядя назад, непотухшую спичку. Спичка попала на рубашку ребенка, бросившегося бежать, что усилило пламя. Ребенок получил ожоги, в результате которых погиб. Уголовно-кассационная коллегия дело Маркова прекратила на том основании, что «наступление тяжких последствий было предвидеть настолько трудно, что при подобных условиях каждый нормальный человек не в состоянии был бы это учесть, между тем как наказуемая неосторожность имеет место только в том случае, когда лицо, се совершившее, вышло за пределы обычно й средне й о с т о р о ж нос т и нормального  человека...»1.

Нетрудно убедиться, что в этом определении проводилась та самая теория предусмотрительности «среднего» человека, за которую выступают В. Макашвили и Т. Церетели.

Однако судебная практика в дальнейшем решительно отказалась от этой теории и пошла по иному пути. В настоящее время вопрос о должном поведении обвиняемого Верховный суд СССР разрешает по с точки зрения «обычной, средней» осторожности нормального человека, а в зависимости от того, мог ли данный подсудимый в данных условиях выполнить свой долг по предвидению последствий своего деяния.

Так, например, по делу Чиликова и Маслова, обвинявшихся в неосторожном убийстве во время стрельбы из револьвера, Судебная коллегия по уголовным делам в определении от 19 ноября 1947 г. указала: «С субъективной стороны следует признать, что, хотя Маслов и не предвидел возможности причинения смерти потерпевшей в результате своих действий, но по обстоятельствам дела (стрельба из револьвера в бревенчатой будке, находящейся невдалеке от переходной тропы) следует считать, что он должен был бы предвидеть возможность наступления таких последствий, если бы действовал с большей осмотрительностью. Поэтому Маслов подлежит ответственности за неосторожное убийство. Чиликов независимо от Маслова также подлежит ответственности за неосторожное лишение жизни Поповой. Он организовал стрельбу в цель и тем самым объективно создал реальную возможность гибели проходивших мимо будки людей. Оп

«Еженедельник Советской Юстиции», 1928 г,, № 41.

295

не предвидел этих последствий своих действий, но по указанным уже обстоятельствам должен 'был предвидеть их наступление» '.

В зависимости от индивидуальных особенностей каждого конкретного случая решает Верховный суд СССР вопрос о том, мог или н е мог предвидеть обвиняемый последствия своего поведения. Так, по делу Солнцевой, обвинявшейся1 в халатности, результатом которой была недостача 129 кг хлеба, Судебная коллегия по уголовным делам указала: «При оценке действий Солнцевой суд по учел, что вследствие своей малограмотности она не подходила для занятия должности материально-ответственного лица и что наступившие последствия не могуг рассматриваться как результат ее вины, хотя бы неосторожной, так как неосторожная вина предполагает, что обвиняемый либо предвидел последствия своих действий, либо должен был предвидеть их. В данном же случае по делу не доказано, что Солнцева, малограмотный человек, незнакомый со всеми требованиями отчетности,.. предвидела или могла предвидеть последствия своих действий» 2.