4. Г. Гроций

Обстоятельное изложение проблем соотношения права и закона содержится в систематическом учении голланд­ского юриста Гуго Гроция (1583—1645) о естественном праве. Данная проблематика освещена им в его знамени­том труде (вышел в свет в 1625 г.) «О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права» 21.

Предметом специального исследовательского интереса Гуго Гроция являются правовые проблемы международ­ных отношений и, главным образом, войны и мира. Встающие при этом ключевые вопросы — может ли ка­кая-либо война быть справедливой, что может быть в войне справедливо — являются, согласно Гроцию, по сво­ей сути правовыми вопросами, требующими предваритель­ного выяснения того, что же такое право вообще и в чем, в соответствии с этим правопониманием, состоит право войны и мира. Поясняя такой подход к теме «право вой­ны и мира», Гроций пишет: «Ибо право здесь означает не что иное, как то, что справедливо, при этом преиму­щественно в отрицательном, а не в утвердительном смыс­ле, так как право есть то, что не противоречит справед­ливости. Противоречит же справедливости то, что про­тивно природе существ, обладающих разумом» ".

21 См.: Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также прин­ципы публичного права: Пер. с лат. A. JI. Саккетти. М,, 1956.

г: Там же, с. 68.

208

Гроций развивает теорию права на основе рационали-стической концепции естественного права, многие положе­ния которой по своему социально-историческому смыслу в правовой форме выражали прогрессивные требования буржуазных преобразований феодальных порядков и были взяты на вооружение представителями формирующейся буржуазной политико-правовой идеологии.

В своем правовом учении Гроций, следуя Аристотелю, делит право на два вида — право естественное и право волеустановленное. «Наилучшее деление права в приня­том значении,— признает он,— предложено Аристотелем, согласно которому, с одной стороны, есть право естест­венное, а с другой — право волеустановленное, которое он называет законным правом, употребляя слово «закон» в более тесном смысле. Иногда же он называет его уста­новленным правом. То же различие встречается у евреев, когда они выражаются точно, называя право естествен­ное «митсвот», а право установленное «кукким», причем первое слово евреи-эллинисты передают греческим словом «справедливость», а второе — греческим словом «повеление»» 23.

Волеустановленное право, имея своим источником волю (человеческую или божественную), соответственно делится на право человеческое и право божественное. Человеческое право, в свою очередь, подразделяется Гро-цием на: 1) внутригосударственное право, 2) человеческое право в узком смысле (по сравнению с внутригосударст­венным правом) и 3) человеческое право в широком смысле.

Внутригосударственное право определяется Гроцием: как право, которое исходит от гражданской власти. Речь идет здесь о так называемом позитивном праве (граждан­ских законах). «Власть гражданская,— пишет он,— гос­подствует в государстве. Государство же есть совершен­ный союз свободных людей, заключенный ради соблюде­ния права и общей пользы» 24.

Позитивное право, таким образом, трактуется Гроцием с позиций договорной теории государства и внутригосу­дарственного права. Концепция договора (соглашения, союза) здесь выражает представление о волевом (воле-установленном)    характере   гражданского   сообщества   и

" Там же, с. 71. 24 Там же, с. 74.

2<ЭЭ

гражданских законов. Цель договора, Которым учрежда­ется   государство,— соблюдение   права   и   общей   пользы.

К взаимному общению и заключению такого договора людей побуждает сама их природа — «.мать естественного права» 25. Характеризуя в этом русле связь естественного права с внутригосударственным правом, Гроций пишет: «Матерью же внутригосударственного права является само обязательство, принятое по взаимному соглашению, а так как последнее получает свою силу от естественного права, то природа может слыть как бы прародительницей внутригосударственного права» 2S.

Сам принцип соблюдения договоров (в том числе и договора об установлении государства и, следовательно, также государственных законов) диктуется естественным правом, ибо, замечает Гроций, необходимо, чтобы между людьми существовал какой-нибудь порядок взаимных обя­зательств. В этом естественно-правовом принципе коре­нится источник внутригосударственного права, сама воз­можность его бытия и соблюдения. Конкретный же до­говор об учреждении государства (общественный договор) выступает как непосредственное добровольное соглашение и обязательство соблюдать право и общую пользу. «Ибо,— пишет Гроций,— те, которые вступили в какое-нибудь сообщество или подчинялись одному или многим, тем са­мым или дали словесное обещание, или же должно пред­положить, что в силу природы самой сделки они молча­ливо обязались последовать тому, что постановит боль­шинство членов сообщества или же те, кому была вруче­на власть» ".

Пользу, ради которой учреждаются сообщество и по­рядок подчинения, Гроций называет поводом для возник­новения внутригосударственного права. Причем, по гро-цианской договорной теории государства и права, законо­датель, связывая с установлением тех или иных законов определенную пользу, должен постоянно исходить из об­щей пользы членов сообщества.

Внутригосударственное право изменчиво во времени и различно в разных местах (сообществах). Само по себе оно «лишено какой-либо научной системы, подобно про­чим понятиям о единичных вещах» 28. И только благода-

ря учению о естественном праве (и, следовательно, о необходимых связях между неизменным правом, обуслов­ленным самой природой, и изменчивым внутригосударст­венным волеустановленным правом) можно, по мысли Гроция, придать юриспруденции форму и характер науч­ной, собственно теоретической дисциплины29. «Многие до сих пор,— замечает он,— предпринимали попытку при­дать этой отрасли научную форму, но никто не сумел сделать этого, да, по правде говоря, это и невозможно было выполнить иначе, как тщательно отделив то, что возникло путем установления, от того, что вытекает из самой природы; на подобное обстоятельство до сей поры как раз и не было обращено должного внимания. Ибо ведь то, что вытекает из природы вещи, всегда пребывает тождественным самому себе и потому без труда может быть приведено в научную форму; то же, что возникло путем установления, часто изменяется во времени и раз­лично в разных местах, а потому и лишено какой-либо научной системы, подобно прочим понятиям о единичных вещах» 30.

Эта идея Гроция, реализуемая им самим в виде уче­ния о неизменном естественном праве, составляющего «естественную, неизменную часть юриспруденции», имеет и гораздо более широкое, общеметодологическое значение, состоящее в указании на то, что юриспруденция как нау­ка и научная система права имеет дело не с зависящим от произвольных усмотрений, единичным, преходящим и случайным в изучаемых правовых явлениях, а, напротив, с чем-то объективным и необходимым, постоянным (неиз­менным, пребывающим) и существенным, словом — с тем, что, философски говоря, составляет объективную природу и сущность права, а в словоупотреблении Гроция обозна­чается как «то, что вытекает из природы вещи» и «всегда пребывает тождественным самому себе».

Очевидные с точки зрения последующего развития фи­лософии и теории права недостатки (прежде всего мета­физического характера) в формулировке и особенно в реализации данной идеи не должны затушевать ее цен-

29            Примечательно, что устремления Гроцня — при всей специфике

его подхода и словаря — по своему теоретико-концептуальному

и логическому смыслу созвучны современным поискам именно

в системе нрава отправных научных основ и принципов для си­

стематизации законодательства.

30            Гроций Г. Указ. соч., с. 52.

211

ные (в методологическом и общетеоретическом отноше­ниях) моменты и рациональный смысл. И сегодня, во мно­гом вслед за Гроцием, можно сказать, что наука о праве должна выражать объективную природу права, то тож­дественное (неизменное) в изменчивых правовых явле­ниях, что составляет их сущность, поскольку без этого, как справедливо полагал Гроций, не может быть ни науч­ной юриспруденции, ни научной системы права. Распро­странение представлений о диалектическом развитии не только на явления, но и на их сущность не отвергает объективного, необходимого и относительно (поскольку для диалектического подхода нет ничего абсолютного) устойчивого (самотождественного) характера сущности права — с той принципиально важной, с точки зрения исторического материализма, поправкой, что сама эта ме­тодологическая и гносеологическая проблематика право-понимания должна найти свою конкретизацию примени­тельно к социально-исторически изменяющимся типам права.

Волеустановленное человеческое право в более узком (по сравнению с внутригосударственным правом) смысле, согласно Гроцпю, бывает различного характера и охваты­вает веление отца (отцовское право), веление господина (господское право) и т. п. Это право хотя и не исходит от гражданской власти, но подчиняется ей.

Волеустановленное же человеческое право в более ши­роком (чем внутригосударственное право) смысле —это, по Гроцию, «право народов, а именно то, которое полу­чает обязательную силу волею всех народов или многих из них» 31. Существование такого права, согласно Гроцию, «доказывается тем же способом, как и существование не­писаного внутригосударственного права, а именно — фак­том непрерывного соблюдения и свидетельством сведущих лиц. Ибо, по верному замечанию Диона Хризостома, это право есть „приобретение времени и обыкновения". По это­му предмету для нас наиболее полезны славные состави­тели летописей» 32.

Волеустановленное божественное право имеет, по Гро­цию, своим непосредственным источником волю бога. Опосредованно и косвенно влияние бога сказывается и на естественном праве, так как бог признается творцом

31            Там же, с. 74.

32            Там же, с. 75. Дион Хризостом — греческий ритор I в.

212

природы, в том числе разумной природы человека. Но по­рядок (принципы и правила этого порядка) природы и, следовательно, естественного права, уже не подвластен богу, автономен от него, находится вне сферы действия божественного права.

Со ссылкой на Плутарха и Анаксарха Гроций дает следующее пояснение правового (т. е. справедливо-обяза­тельного) смысла божественного права: «не потому бог желает чего-нибудь, что предмет его воли справедлив, но оно потому справедливо, то есть обязательно по праву, что такова воля божества» 33.

Божественное право, отмечает Гроций, было препода­но или всему человеческому роду в целом, или одному на­роду. Поясняя первый случай, Гроций говорит о том, что закон божий был трижды дан человеческому роду (сразу же после создания человека, после потопа и, наконец, Христом ради полного искупления людей). Второй случай имеет в виду дарование божьего закона еврейскому наро­ду (так называемые законы Моисея). Гроций подчерки­вает: этот закон обязателен лишь для израильтян и не связывает тех, кому он не дан. С этих позиций он крити­кует «ложное мнение, будто бы вне иудейского закона нет спасения» 34.

Право (любое право) обладает, согласно Гроцию, та­ким необходимым отличительным признаком, как обяэы~ вающая сила. «Во всяком случае,— замечает он,— необ­ходима обязанность, ибо советы и какие бы то ни было иные наставления, не имеющие обязательной силы, не заслуживают названия закона или права» 35.

Наличие такой обязательной силы (которую, разуме­ется, никак нельзя сводить лишь к официальной силе и властному принуждению, имеющим особое назначение и связанным с позитивным правом) у права — важное и в то же время само собой разумеющееся обстоятельство в правовом учении Гроция. Возможность различий в харак­тере, источниках, формах проявления обязательной силы права у разных его видов (в словоупотреблении Гроция)

33            Там же. Здесь, между прочим, весьма выразительна сама ха­

рактеристика   справедливости   как   того,   что   обязательно    по

праву.

34            Там же, с. 77.

35            Там же, с. 70. Здесь слово   «закон»   употребляется в   широком

смысле (в значении обязательного правила вообще), а не «в бо­

лее тесном смысле» положительного (юридического) закона.

213

свидетельствует об односторонности юридико-позитивист-ского правопонимания, сводящего действительно необхо­димое свойство права — его обязательную силу — лишь к государственно-принудительной силе и в соответствии с этим признающего правом лишь государственное нормо­творчество (позитивное право); вместе с тем официально-властная принудительность при таком позитивистском подходе по сути дела оказывается не только единствен­ным критерием права, но также и единственным источни­ком правотворчества, единственной правообразующей силой.

Своеобразная обязательная сила присуща, согласно Гроцию, и естественному праву, которое определяется им следующим образом: «Право естественное есть предписа­ние здравого разума, коим то или иное действие, в зави­симости от его соответствия или противоречия самой разумной природе, признается либо морально позорным, либо морально необходимым; а следовательно, такое дей­ствие или воспрещено, или же предписано самим богом, создателем природы» 36.

Гроций поясняет, что действия, к которым относится подобного рода предписание, суть сами по себе должные или недозволенные, поэтому они с необходимостью призна­ются предписанными или воспрещенными самим богом; этим признаком естественное право, по Гроцию, отлича­ется не только от человеческого права, но и от права, установленного божественной волей, так как последнее предписывает или воспрещает не то, что само по себе и по самой своей природе есть должное или же недолжное, но то, что вменено в обязанность именно в силу самого предписания и что недозволено лишь в силу воспрещения.

Естественное право, согласно Гроцию, неизменно. Причем эту неизменность он стремится интерпретировать в рационалистическом, антитеологическом духе, так что в целом можно сказать, что в толковании Гроция естест­венное право автономно и его правила носят рацио-нату­ральный (нетеономный) характер. Естественное право, подчеркивает он, «столь незыблемо, что не может быть изменено даже самим богом. Хотя божественное всемогу­щество и безмерно, тем не менее можно назвать и нечто такое, на что оно не распространяется... Действительно, подобно тому как бог не может сделать, чтобы дважды

ай Там же, с. 71.

два не равнялось четырем, так точно он не может зло но внутреннему смыслу обратить в добро... Ибо так же, как бытие вещей, после того как они возникли, и способ их существования не зависят ни от чего иного, не за­висят и свойства их, с необходимостью вытекающие из их существа; такова же и порочность некоторых действий при сравнении их с природой существ, одаренных здра­вым разумом. Надо полагать, что и сам бог судит о себе согласно этому же правилу...» 37.

Само естественное право остается неизменным, но из­меняются те отношения, на которые оно распространяет­ся. Это и создает, согласно Гроцию, обманчивую види­мость изменения самого естественного права. Кроме того, замечает Гроций, есть некоторые правила естественного права, которые предписывают что-нибудь не прямо и не­посредственно, а в расчете на известный порядок вещей. Например, общность имущества была естественна до тех пор, пока не была введена частная собственность; точно так же осуществление своего права силой было естествен­но до установления гражданских законов. «Так, напри­мер,— объясняет Гроций,— право собственности в том виде, как оно существует в настоящее время, установлено волею человека; и, однако же, раз оно установлено, то в силу естественного права преступно похищение против воли чужой собственности; оттого, по словам юриста Пав­ла, воровство воспрещено естественным правом...» 38

Естественное право в собственном смысле, согласно Гроцию, относится только к людям, поскольку лишь они являются существами, восприимчивыми к праву и от при­роды способными к тому, чтобы руководствоваться общи­ми началами. Приписываемая некоторым животным справедливость имеет, скорее, переносный смысл. «Впро­чем,— пишет он,— самый образ действий, установленный естественным правом, свойствеп нам наряду с другими животными, как, например, воспитание потомства. Тогда как, напротив, то, что свойственно исключительно нам, как, например, богослужение, не имеет никакого отноше­ния к природе права» 39.

Гроций обращает внимание на наличие двух способов доказательства существования естественного права: 1) до­казательство априори (из первых начал), которое состоит

37            Там же, с. 72.

38            Там же, с. 71.

39            Т

 Там же, с. 73.

215

в обнаружении необходимого соответствия (или несоот­ветствия) какой-нибудь вещи с разумной и общежитель­ной природой; 2) доказательство апостериори (от след­ствий), состоящее в установлении естественного права путем отыскания того, что признается таковым у всех или, по крайней мере, у наиболее образованных народов. Этот второй способ, по словам Гроция, не обладает совер­шенной достоверностью, но лишь некоторой вероятностью, коренящейся в положении о том, что общераспространен­ное следствие (в том числе и авторитетные признания мыслителей разных эпох и пародов) предполагает исход­ную всеобщую причину (и общий смысл).

Особое значение общего согласного мнения о наличии естественного права обусловлено тем, что в случае с естественным правом, по Гроцию, речь идет как раз об общих началах, присущих разумной природе человека. И наличие общего мнения (и однотипных суждений) по данному специфическому предмету свидетельствует о существовании общего смысла, присущего разумной при­роде человека (корню естественного права) и проявляю­щегося в признании естественного права. В этой связи Гроций приводит высказывания целого ряда авторов (Ге­раклита, Аристотеля, Цицерона, Сенеки, Плутарха, Иоси­фа Флавия, Квинтилиана, Тертуллиана, Андронника Ро­досского и др.) о роли согласованного общего мнения в деле выяснения истины и обнаружения естественного права. Так, уже Цицерон утверждал, что «согласие всех народов в чем-нибудь должно считаться доказательством естественного права» 40.

Причем, освещая эту проблематику, Гроций следует указанию Аристотеля о том, что свойственную человеку природу (как основу естественного права) необходимо наблюдать в тех, в ком эта природа хорошо развита (в нравственном и интеллектуальном отношениях), а не в тех, в ком она недоразвита или извращена. В соответ­ствии с этим Гроций и делает оговорку об особой роли признания естественного права у образованных народов. В этой связи Гроций приводит ряд выразительных сужде­ний своих предшественников. В частности, он присоеди­няется к словам Порфирия о том, что «некоторые народы одичали, огрубели и потому не следует оценку их нравов нелицеприятными судьями вменять в укор человеческой

10 Там же, с. 74.

природе»". Такова позиция и Андронника Родосского: «У людей, одаренных правым и здравым умом, соблюда­ется незыблемо так называемое естественное право. Тем 5ке, чей дух болезнен и расстроен, все кажется иначе, и у них ничто не согласуется с предметом»". Так же и Юстин исключает мнение тех, «кто одержим злыми духами или под влиянием дурного воспитания, извращен­ных установлений и несправедливых законов утратил естественные понятия» ".

Значительное внимание Гроций уделяет полемике с теми, кто отвергает естественное право. Ярким вырази­телем такой позиции был Карнеад (214—129 гг. до н. э.), представитель академического скептицизма и критик стоицизма.

В духе воззрений ряда софистов Карнеад утверждал, что «люди установили в свою пользу права, различающие­ся сообразно нравам и изменяющиеся с течением времени; естественного права нет вообще, так как люди и все жи­вые существа стремятся по природе лишь к своим выго­дам; следовательно, или справедливости вовсе нет, или если и есть какая-нибудь справедливость, то она есть ве­личайшая глупость, ибо глупо заботиться о чужой выго­де и вредить себе» ".

Критикуя этот подход, Гроций отмечает, что право не может быть сведено к одной лишь пользе и выгоде. Право в собственном смысле слова, по Гроцию, «состоит в том, чтобы предоставлять другим то, что им уже принадлежит, и выполпять возложенные на нас по отношению к ним обязанности» ".

Человеку как существу высшего (по сравнению с жи­вотными) порядка присущи от природы стремление к спо­койному и руководимому собственным разумом общению с себе подобными, а также в соответствии с этим способ­ность к знанию и деятельности согласно общим правилам. «Такое соблюдение (правил) общежития, изображенное нами лишь в общих чертах как присущее человеческому разуму,—пишет Гроций,— есть источник так называемо­го  права в  собственном  смысле:   к  нему  относятся  как

41            Там же.

42            Там    же.   Андроннпк    Родосский — греческий    философ    I    в.

до гг. ■л.

43            Там же, с. (S1, примеч. 22. Юстин — христианский автор II в.

44            Там же, с. 45.

45            Там же, с. 46.

217

воздержание от чужого имущества, так и возвращение полученной чужой вещи и возмещение извлеченной из нее выгоды, обязанность соблюдения обещаний, возмеще­ния ущерба, причиненного по нашей вине, а также воздая­ние людям заслуженного наказания» 46.

Из этих естественно-правовых принципов, характери­зуемых как право в собственном смысле слова, вытекает, согласно Гроцию, и понимание естественного права в бо­лее широком смысле, так как человек обладает способ­ностью, опираясь на данные принципы, оценивать с точки зрения разума все свои взаимоотношения с другими. «По­нятно,—замечает Гроций,—что человеческой природе свойственно, в согласии с разумом, в этих обстоятельствах руководствоваться здравым суждением и не уступать ни угрозам страха, ни соблазнам доступных удовольствий, и не предаваться безрассудному порыву, а то, что явно противоречит такому суждению, следует рассматривать как противное также естественному праву, а тем самым — и человеческой природе» 47.

К естественному праву в широком смысле Гроций от­носит и благоразумпую соразмерность в безвозмездном распределении между отдельными людьми и обществами причитающихся им благ, с оказанием предпочтения одним перед другими (мудрым, родичам, бедным соответственно перед немудрыми, чужестранцами и богатыми) — сообраз­но   с  действиями   каждого   и  природой   каждой   вещи.

Строго говоря, замечает Гроций, не польза и т. п., а именно сама природа человека — «мать естественного права», «матерью же внутригосударственного права явля­ется самое обязательство, принятое по взаимному согла­шению; а так как последнее получает свою силу от есте­ственного права, то природа может слыть как бы праро­дительницей внутригосударственного права»48.

Польза, согласно Грогцгю, является лишь поводом для возникновения внутригосударственного права (т. е. зако­нодательства, позитивного права). От природы (по воле создателя) люди в отдельности беспомощны и нуждаются во многих вещах для благоустроенного образа жизни. Это (а следовательно, стремление к определенной пользе) и двигает людей к установлению сообщества и порядка подчинения.

Определенную пользу, согласно Гроцию, преследуют по только внутригосударственные законы, но и так назы­ваемое право народов (международное право), которое тоже относится, в отличие от естественного права, к праву волеустановленному. «Но подобно тому, как законы любо­го государства,— пишет он,— преследуют его особую пользу, так точно известные права могли возникнуть в силу взаимного соглашения как между всеми государст­вами, так и между большинством их. И оказывается даже, что подобного рода права возникли в интересах не каж­дого сообщества людей в отдельности, а в интересах об­ширной совокупности всех таких сообществ» 49.

Соблюдать справедливость, замечает Гроций, так же неглупо, как неглупо следовать требованиям внутреннего государственного права или права народов, даже если при этом и приходится отказаться от некоторых своих пре­имуществ. «Ведь подобно тому как гражданин, нарушаю­щий внутригосударственное право ради своей ближайшей выгоды, тем самым подрывает основу собственного своего благополучия и благополучия своего потомства, так точно и народ, нарушающий право естественное и право наро­дов, навсегда подрывает основу своего собственного спо­койствия в будущем. Если даже соблюдение права не су­лит никакой прямой выгоды, тем не менее стремление к тому, к чему мы чувствуем влечение нашей природы, сви­детельствует скорее о мудрости, а не о глупости» 50.

Гроций отвергает и восходящее к софистам положение о том, что законы были впервые изобретены из страха перед угрозой и насилием. Касаясь вопроса о связи пра­ва и силы (насилия), он обращает внимание на необхо­димость отличать право (право в собственном смысле и естественное право) от его внешнего осуществления и средств, обеспечивающих это. Положение о том, что люди принуждаются своего рода силой к осуществлению спра­ведливости, согласно Гроцию, относится не к самому пра­ву, а «только к тем установлениям и законам, которые должны способствовать осуществлению права на деле»51. Так, многие слабые, желая избежать угнетения более сильных, объединяются для установления и соблюдения общими силами законов, правосудия и т. д. «Только в таком  смысле   можно  признать  правильным   изречение:

49            Там же.

50            Там же, с. 48-49.

51            Там же, с. 49.

219

право есть воля сильнейшего; другими словами, право не получает своего внешнего осуществления, если оно лише­но силы для проведения в жизнь; так, законодатель Со­лон, по собственному признанию, совершил великое дело, „узами силу и право навек сочетав воедино"» 52.

Было бы неверно, продолжает Гроций, считать, будто право, лишенное поддержки силой, не имело никакого действия, ибо соблюдение справедливости сообщает сове­сти спокойствие, а несправедливость причиняет терзания и муки.,

К числу ненасильственных факторов, содействующих осуществлению права, Гроций относит, кроме совести, также общественное мнение (согласное суждение честных людей) и благоволение бога, одобряющих справедливые поступки и осуждающих несправедливые.

Отстаивая идею международного права, сохраняющего силу в условиях мира и во время войны, Гроций отме­чает, что нет столь могущественного государства, которое не испытывало бы нужды в содействии извне, в разного рода договорах, союзах и т. п. Гроций, не переходя на позиции пацифизма, вместе с тем резко критикует прак­тику развязывания и ведения войн без соблюдения соот­ветствующих правовых оснований и границ, с гуманисти­ческих позиций отвергает злодеяния войны.

Характеризуя различные виды войн, Гроций касается и проблем гражданской войны. Особое внимание он уде­ляет вопросу о праве подданных сопротивляться верхов­ной власти или подчиненным органам, действующим по уполномочию верховной власти. Позиция Гроция в этом вопросе, весьма значимом для его правопонимания в це­лом, отмечена явной непоследовательностью.

С одной стороны, он как будто признает, что «все по природе имеют право противиться причинению им наси­лия» и поэтому «не следует повиноваться приказам вла­сти, противным естественному праву и божественным за­поведям» 53.

С другой стороны, он по существу обосновывает пред­ставление, согласно которому естественное право сопро­тивления подданных верховной власти теряет свою силу перед лицом верховного права государства. «Но так как,— замечает   Гроций,— государство  установлено  для  обеспе-

чения общественного спокойствия, то ему принадлежат некое верховное право над нами и нашим достоянием, поскольку это необходимо для осуществления государст­венных целей. Поэтому государство и может наложить запрет на это всеобщее право сопротивления ради сохра­нения общественного мира и государственного порядка... Ибо если сохранить такое всеобщее право сопротивления, то будет уже не государство, но беспорядочная толпа, как у циклопов» 54.

В целом сопротивление подданных носителям верхов­ной власти и подчиненным им должностным лицам Гро-ций квалифицирует как правонарушение. Правда, он гово­рит о некоторых изъятиях из данного общего правила, которые не меняют существа дела. Не совсем ясен и смысл «крайней необходимости», которая, по признанию Гроция, в какой-то мере оправдывает ■ самозащиту под­данных ".

Общая идея, проводимая Гроцием, хотя и не вполне определенно им формулируемая, состоит в том, что естест­венные права и свободы подданных (во всяком случае те из них, которые связаны с действиями по сопротивлению властям) прекращаются с заключением соглашения об учреждении государства и гражданской власти. Более того, отказ от права сопротивления властям трактуется Гроцием в качестве одного из положений этого согла­шения.

Так, имея в виду «закон о непротивлении», Гроций пишет: «Закон же, о котором здесь идет речь, как видно, вводится волею тех, которые первоначально объединяют­ся в гражданское общество и от коих право далее перехо­дит на правительствующих» 5в.

В другом месте, говоря об одном из исключений из общего «закона о непротивлении», он замечает: «Если в акте о вручении власти оговорено, что в известных слу­чаях королю можно оказывать сопротивление, то хотя такой договор нельзя рассматривать как изъятие какой-либо части власти, тем не менее им предусматривается сохранение некоторого рода естественной свободы, изъя­той тем самым от подчинения царской власти. При отчуж-

54            Там же.

55            См.: Там же, с. 167.

50 Там же, с. 160.

221

дении права ведь возможно также ограничить путем со­глашений объем отчуждаемого права» ".

Трактовка Гроцием проблематики сопротивления под­данных власти с позиций «закона о непротивлении» как составной части общественного договора вносит сущест­венные коррективы во все его правопонимание и, в част­ности, в его концепцию соотношения естественного и положительного права. Хотя по общему смыслу этой концепции внутригосударственное право лишь форма вы­ражения и проведения в жизнь естественного права, ко­торому оно должно соответствовать, однако, в ряде су­щественных моментов (там, где речь идет о характере взаимосвязи подданных и гражданских властей, личности и государства) действие «вечного и неизменного» естест­венного права оказывается парализованным (приостанов­ленным или даже отмененным) «неким верховным пра­вом» государства.

Подобная метаморфоза находится в явном противоре­чии как с исходными принципами учения самого Гроция о естественном праве и правовом характере внутригосу­дарственных законов, так и с концепцией договорного происхождения государства и гражданских установлений.

Суверенные правомочия участников общественного до­говора, подразумеваемые данной концепцией, в трактовке Гроция в принципе и в целом (за исключением специаль­ных оговорок в самом соглашении) отчуждаются от под­данных и переходят к государственной власти. Учредите­ли государства, став подданными, в своих взаимоотноше­ниях с гражданскими властями предстают в качестве «частных лиц», которые уже неправомочны самовольно вмешиваться в решение государственных дел и, в част­ности, спорных вопросов о сопротивлении правонарушаю-щей власти.

Проблема суверенных полномочий государственной власти (в том числе и в области законодательства), раз­решаемая в учении Гроция в целом за счет правомочий подданных (и, следовательно, путем девальвации их прав и свобод, вытекающих из принципов естественного пра­ва), тем самым оказывается как бы вне общего контек­ста развиваемого им правопонимания, лишая деятельность государства необходимой правовой очерченности и опре­деленности.

57 Там же, с. 172.

Здесь обнаруживается также заметное отступление Гроцпя от его же положения о том, что соблюдение права (наряду с соблюдением общей пользы) является целью организации и деятельности государства. Более последо­вательная трактовка этого положения, а также рациона­листических моментов гроцианского подхода к естествен­ному праву и внутригосударственным законам использо­валась рядом последующих буржуазных мыслителей (Спиноза, Локк, Руссо, Джефферсон, Кант и др.) для обоснования антифеодальных концепций и представлений о неотчуждаемых (естественных) правах и свободах лич­ности, о праве подданных свергнуть несправедливое пра­вительство, об общественном договоре как проявлении суверенитета народа, о конституционно-правовом обрам­лении и ограничении деятельности государства, о господ­стве права и правового закона в условиях «правового го­сударства».

Особо сильное влияние взгляды Гроция оказали на формировавшееся буржуазное учение о международном праве.