5. Т. Гоббс

С ярко выраженных этатистских (государственниче-ских) позиций проблематику соотношения права и закона трактовал Томас Гоббс (1588—1679). Существенное зна­чение при разработке данной темы, как и во всем поли­тико-правовом учении Гоббса, придается принципиально­му противопоставлению естественного состояния государ­ству (гражданскому состоянию).

Гоббс исходит из того, что «природа создала людей равными в отношении физических и умственных способ­ностей» 5в. Во всяком случае возможная природная раз­ница между людьми не столь велика, чтобы один из них мог претендовать для себя на какое-нибудь благо, на ко­торое с таким же правом не мог бы претендовать другой.

58 Гоббс Т. Левиафан или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М., 1936, с. 113. В дальнейшем для краткости данная работа будет обозначаться «Левиафан». См. также: Гоббс Т. Философские основания учения о гражданине. М., 1914, с. 22 и след.

223

 

Подобное равенство людей, означающее их равные воз­можности вредить друг другу, в сочетании с коренящими­ся в природе человека тремя основными причинами вой­ны (соперничество, недоверие, любовь к славе) приводит, согласно Гоббсу, к тому, что естественное состояние ока­зывается всеобщей непрекращающейся войной.. «Отсюда очевидно,— пишет он,— что пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоя­нии войны всех против всех» 59.

В изображаемом Гоббсом естественном состоянии нет общей власти. А там, где нет общей власти, замечает он, нет и закона, а где нет закона, нет справедливости. Здесь отсутствуют также собственность, владение, различие между моим и твоим. Каждый в естественном состоянии имеет право на все — в этом и состоят его естественное право и естественная свобода.

Гоббс определяет естественное право следующим обра­зом: «Естественное право, называемое обычно писателями jus naturale, есть свобода всякого человека использовать свои собственные силы по своему усмотрению для сохра­нения своей собственной природы, т. е. собственной жиз­ни, и, следовательно, свобода делать все то, что по его собственному суждению и разумению является наиболее подходящим для этого средством» ео.

Под свободой в его учении имеется в виду отсутствие внешних препятствий делать то, что человек желает, по­скольку он по своим физическим способностям в состоя­нии это сделать. В этом смысле человек, согласно Гоббсу, свободен именно в естественном состоянии.

Естественное право, по мнению Гоббса, не следует смешивать с естественным законом (lex naturalis) — пред­писанием или найденным разумом общим правилом, со­гласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни или что лишает его средств к ее сохранению, и упускать то, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни.

Гоббс подчеркивает: «Следует различать между jus и lex, между правом и законом, хотя те, которые пишут по этому предмету, обычно смешивают эти понятия: ибо право состоит в свободе делать или не делать, между тем

™ Гоббс Т. Левиафан, с. 115. 60 Там же, с. 117.

 

как закон определяет и обязывает к тому или другому члену этой альтернативы, так что закон и право разли­чаются между собой так же, как обязательство и свобода, которые несовместимы в отношении одной и той же вещи» ".

Человек — существо разумное, а общее правило и предписание разума, согласно Гоббсу, звучит так: «...вся'-кий человек должен добиваться мира, поскольку у него есть надежда достигнуть его, если же он не может его достигнуть, то он может использовать всякие средства, дающие преимущество на войне» е2.

В этом предписании разума, свидетельствующем о своеобразном рационалистическом (апеллирующем к разу­му) подходе Гоббса к обсуждаемой теме, содержатся как правила поведения в естественном состоянии (во второй части приведенной формы речь идет о санкционируемом разумом естественном праве), так и правило выхода из естественного состояния всеобщей войны к миру (первая часть формулы). Первая часть гоббсовской максимы разу­ма выступает как первый и фундаментальный естествен-ний закон: следует искать мира и следовать ему.

Из этого основного естественного закона Гоббс, при­бегая к дедукции, выводит целый ряд других естествен­ных законов, конкретизирующих правило поиска граж­данского мира между людьми63.

Так, второй естественный закон гласит, что в случае согласия на то других людей человек должен согласиться отказаться от права на все вещи в той мере, в какой это необходимо в интересах мира и самозащиты, и довольство­ваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, какую он допустил бы у других людей по отно­шению к себе. Гоббс отмечает, что требование этого зако­на уже представлено в известной евангельской формуле: поступай по отношению к другим так, как ты желал бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе.

В другой своей формулировке, резюмирующей, по при­знанию Гоббса, основной смысл всех естественных зако­нов, данное правило гласит: не делай другому того, чего не хотел бы, чтобы делали тебе.

" Там же. вг Там же, с. U8.

63 См.: Там же, с. 118—138; Он же. Философские основания учения о гражданине, с. 30—59.

8 В. С. Нерсесянц                225

 

Третий естественный закон требует, чтобы люди вы­полняли заключенные ими соглашения. В этом законе, по Гоббсу, заключены источник и начало справедливости. Несправедливость — это невыполнение договора, а все, что не несправедливо, справедливо.

Однако соглашения, основанные на доверии, недейст­вительны там, где есть опасения их невыполнения (т. е. в естественном состоянии). «Вот почему,—пишет он,— прежде чем слова справедливое и несправедливое могут иметь место, должна быть какая-нибудь принуди­тельная власть, которая угрозой наказания, перевешиваю­щего благо, ожидаемое людьми от нарушения ими согла­шения, принуждала бы в одинаковой мере людей к вы­полнению их соглашений и упрочила бы ту собственность, которую люди приобретают путем взаимных договоров взамен отказа от универсального права. И такая власть может явиться с основанием государства» 64.

Распространенное определение справедливости как не­изменной воли давать (воздавать) каждому его собствен­ное Гоббс трактует в духе своей концепции: справедли­вость предполагает собственное (собственность), а послед­нее возможно лишь там, где есть государство и принуди­тельная гражданская власть.

Остальные естественные законы, формулируемые Гоббсом, требуют соблюдения правил благодарности, при­знательности, скромности, милосердия, прощении, непри­косновенности посредников мира, беспристрастного и не­лицеприятного решения споров и т. д.65

Естественные законы неизменны и вечны. «Ибо,— по­ясняет Гоббс,— несправедливость, неблагодарность, над­менность, гордость, криводушие, лицеприятие и остальные пороки никогда не могут стать правомерными, так как никогда не может быть, чтобы война сохраняла жизнь, а мир ее губил» в6.

64 Гоббс Т. Левиафан, с. 127.

85 Один из естественных законов запрещает пьянство и все то, что уклоняет ум от его естественного состояния, разрушая или уменьшая тем самым способность рассуждения. Основание фор­мулировки этого закона таково: естественный закон — это веле­ние правого разума (recta ratio), а последнее в естественном состоянии представляет собой «акт рассуждения, т. с. собствен­ное и истинное рассуждение каждого отдельного человека о его действиях, которые могут привести к выгоде или вреду для остальных людей» (Гоббс Т. Философские основания учения о гражданине, с. 30, 53—54).

66 Гоббс Т. Левиафан, с. 137.

226

 

Науку о естественных законах он характеризует йак единственную и истинную философию морали, как науку о добре и зле в человеческих поступках и в обществен­ной жизни.

Гоббс отмечает неточность применения названия закон к предписаниям разума, каковыми являются формули­руемые им «естественные законы». «Ибо,— продолжает он,— эти предписания являются лишь заключениями или теоремами в отношении того, что ведет к сохранению и защите человеческой жизни, между тем как закон в соб­ственном смысле означает предписание того, кто по праву повелевает другими. Однако, если мы рассматриваем эти самые теоремы как возвещенные богом, повелевающим но праву всем, тогда они правильно названы законами»67.

Наличие одних лишь естественных законов еще не ве­дет к миру и безопасности. Гарантировать соблюдение этих законов может лишь общая власть, держащая людей в страхе и направляющая их действия к общему благу. Такая общая власть, согласно гоббсовской договорной теории возникновения государства, может быть установ­лена лишь путем сосредоточения всей власти и всей силы в одном человеке или собрании людей, сводящих все воли участников договора в единую волю. Множество людей, объединяемое таким образом в одном лице (суверене), и есть государство (civitas).

Характеризуя процесс образования государства, Гоббс пишет: «Таково рождение того великого Левиафана, или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного бога, которому мы под владычеством бессмертного бога обязаны своим миром и своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, данным ему каждым отдельным человеком в государстве, указанный человек или собрание лиц поль­зуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх де­лает этого человека или это собрание лиц способным на­правлять волю всех людей к миру внутри и к взаимной помощи против внешнего врага. И в этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая мо­жет быть определена как единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так,

Там же, с. 138.

227          8*

 

как оно сочтет это необходимым для их мира и общей защиты» 6\ Носитель этого лица, суверен, обладает вер­ховной властью по отношению к подданным. «Суверен­ная власть,— подчеркивает Гоббс,— есть душа государ­ства» 69.

Среди правомочий суверена Гоббс специально выде­ляет такие права, как установление законов, наказание нарушителей законов, объявление войны и заключение мира, отправление правосудия, учреждение системы орга­нов, запрещение вредных учений, ведущих к нарушению мира и т. д. Однако этим полномочия суверена не огра­ничиваются, так как перечисленные нрава, согласно Гобб-су, подразумевают и другие права, которые необходимы для осуществления задач государства.

Верховная власть в любой форме государства (демо­кратии, аристократии или монархии) носит, по Гоббсу, абсолютный характер: она «так обширна, как только это можно себе представить» 70.

Касаясь вопроса об обязанностях суверена, Гоббс за­мечает: «Обязанности суверена (будь то монарх или со­брание) определяются той целью, ради которой он был облечен верховной властью, а именно целью обеспечения безопасности народа, к чему он обязывается естествен­ным законом и за что он отвечает перед богом, творцом этого закона, и ни перед кем другим» 71.

Гоббс вместе с тем пишет, что «имеются некоторые права, о которых нельзя думать, чтобы кто-нибудь мог их словами или знаками уступить или отчуждать» 72. Среди этих неотчуждаемых (естественных) прав человека он называет право сопротивления тем, кто посягает на его жизнь и здоровье, кто хочет наложить на него оковы или заключить в тюрьму.

В общем виде Гоббс замечает, что «каждый поддан­ный имеет свободу в отношении всего того, право на что не может быть отчуждено договором»73. Так, никакой договор не может обязать человека обвинять себя и со­знаваться в предъявляемом обвинении, убить или ранить себя или другого, воздерживаться от пищи, пользования

 

водой и воздухом, употребления лекарств й других необ­ходимых для жизни вещей. Подданный свободен не пови­новаться приказам суверена выполнить подобные дейст­вия, если, подчеркивает Гоббс, наш отказ в повиновении в подобных случаях не подрывает ту цель, ради которой была установлена верховная власть.

Остальные свободы подданных «проистекают из умол­чаний закона» 74. Там, где суверен не предписал никаких правил, подданный свободен делать или не делать что-либо по собственному усмотрению. Мера и объем подоб­ной свободы подданных в различных государствах зави­сят от обстоятельств места и времени и определяются вер­ховной властью, ее представлениями о целесообразности и т. п.

Признаваемые Гоббсом неотчуждаемые права поддан­ного в целом касаются вопросов его личного самосохра­нения и самозащиты. По смыслу гоббсовской концепции в этих пределах подданный может оказать сопротивление гражданской власти. Поэтому последующие действия преступника, продиктованные мотивами самозащиты (на­пример, вооруженное сопротивление мятежников, которых ждет смертная казнь; побег заключенного из тюрьмы или с места казни и т. п.) не являются «новым незакономер­ным актом» 75.

Но никто, подчеркивает Гоббс, не имеет права оказы­вать сопротивление «мечу государства» в целях защиты другого человека (виновного или невиновного), поскольку такое право лишает суверена возможности защищать безопасность подданных и разрушает саму сущность власти.

Об издаваемых сувереном законах Гоббс пишет: «Эти правила о собственности (или о моем и твоем) и о добре, зле, закономерном и незакономерном в человече­ских действиях являются гражданскими законами, т. е. особенными законами каждого отдельного государства...» 7б

Гражданские законы он называет искусственными це­пями для подданных, свобода которых состоит лишь в том, что обойдено молчанием суверена (законодателя) при ре­гулировании действия людей.

Однако подобная свобода никак не упраздняет и не ограничивает  власть  суверена  над  жизнью  и  смертью

74            Там же, с. 178.    

75            Там же.

76            Там же, с. 151.

229

 

подданных. Единственное ограничение суверена связано с тем, что, будучи сам подданным бога, он должен соблю­дать естественные законы. Но если суверен нарушит их, причинив тем самым ущерб подданным, он, по. смыслу гоббсовской концепции суверенитета, лишь совершит грех перед богом, но никак не несправедливость по отношению к подданным.

В гражданском состоянии речь собственно может идти лишь о свободе государства, а не частных лиц. Цель гражданских законов как раз и состоит в том, чтобы «ограничить свободу отдельных людей» 77. В этом вопро­се отчетливо проявляется основной смысл гоббсовского различения права (естественного) и закона (гражданско­го, положительного). «Ибо право,— подчеркивает Гоббс,— есть свобода, именно та свобода, которую оставляет нам гражданский закон. Гражданский же закон есть обяза­тельство и отнимает у нас ту свободу, которую предостав­ляет нам естественное право. Природа предоставляет всякому человеку право обеспечить свою безопасность своей собственной физической силой и в целях предупреж­дения нападения на себя напасть на всякого подозритель­ного соседа. Гражданский же закон лишает нас этой свободы во всех тех случаях, где защита закона обеспе­чивает безопасность» 78.

Причем так дело обстоит во всех формах государства: свобода одинакова как в монархии, так и в демократии. С этих позиций Гоббс бросает резкие упреки античным авторам (особенно Аристотелю и Цицерону), связывав­шим свободу с демократической формой правления. Этим воззрениям он приписывает опасные и разрушительные последствия: «И благодаря чтению греческих и латинских авторов люди с детства приобрели привычки благоприят­ствовать (под лживой маской свободы) мятежам и бес­путному контролированию своих суверенов, а затем кон­тролированию и этих контролеров, вследствие чего было пролито столько крови, что я считаю себя вправе утверж­дать, что ничто никогда не было куплено такой дорогой ценой, как изучение греческого и латинского языков за­падными странами» 7Э.

При характеристике гражданских законов Гоббс под­черкивает, что лишь суверен является во всех государ-

 

ствах законодателем, причем свобода суверена носит над-законный характер: суверен (одно лицо или собрание) не подчинен гражданским законам.

Касаясь вопроса об обычаях, он отмечает, что основа­нием признания за долгой практикой силы закона явля­ется не продолжительность времени, а воля суверена (ого молчаливое согласие). С этих позиций он возражает юристам, считающим законом лишь разумные обычаи и предлагающим упразднить дурные обычаи. Решение во­просов о том, что разумно и что подлежит упразднению, замечает Гоббс,— дело самого законодателя, а не юриспру­денции или судей. Закон должен соответствовать разуму, но именно разуму суверена.

В отношении законов, установленных при прежних суверенах, но продолжающих действовать и при нынеш­нем суверене, Гоббс формулирует следующее правило: законодателем является не тот, чьей властью закон впер­вые издан, а тот, чьей волей он продолжает оставаться законом. «Правовая сила закона,— подчеркивает он,— состоит только в том, что он является приказанием суве­рена» 8°.

Существенный признак гражданских законов, по Гобб-су, состоит в том, что они доводятся до сведения всех тех, кто обязан повиноваться им, посредством устного или письменного опубликования или в иной форме, заведомо исходящей от верховной власти.

Толкование всех законов (и гражданских и естест­венных) — прерогатива верховной власти, поэтому толко­вать их могут лишь те, кому это поручено сувереном.

Только с установлением государства естественные (моральные) законы становятся действительными закона­ми («приказаниями государства», «гражданскими зако­нами»), в силу того, что верховная власть обязывает людей повиноваться им. С учетом этого Гоббс говорит о том, что «естественный и гражданский законы совпадают по содержанию и имеют одинаковый объем», что «естественный закон является во всех государствах мира частью гражданского закона, а последний, в свою оче­редь,—частью предписаний природы»81. Далее, он по­ясняет, что гражданский и естественный законы являют­ся «не различными видами, а различными частями права,

80            Там же, с. 214.

81            Там же, с. 209.

231

 

из которых одна, писаная часть, называется граждан­ским, другая, неписаная, называется естественным за­коном»82. Повиновение гражданскому закону —одно из требований естественного закона.

В целом Гоббс дает следующее определение граждан­ского закона: «Гражданским законом являются для каж­дого подданного те правила, которые государство устно, письменно или при помощи других достаточно ясных знаков своей воли предписало ему, с тем чтобы он поль­зовался ими для различения между правильным и не­правильным, т. е. между тем, что согласуется, и тем, что не согласуется с правилом» 83.

Среди гражданских законов (т. е. положительных че­ловеческих законов) Гоббс выделяет законы распредели­тельные и уголовные84. Распределительные законы ад­ресованы всем подданным и определяют их права, ука­зывая пути приобретения и сохранения собственности, порядок исков и т. д. Речь здесь по существу идет о во­просах частного права (материального и процессу­ального) .

Уголовные законы, согласно Гоббсу, адресованы долж­ностным лицам и определяют наказания за нарушения законов. Хотя каждый человек должен быть заранее ин­формирован об этих наказаниях, однако повеление здесь, по мнению Гоббса, адресовано не преступнику, от кото­рого нельзя ожидать, что он честно накажет само­го себя.

Кроме того, он делит законы на основные и неоснов­ные". К основным он относит законы, обязывающие подданных поддерживать власть суверена, без которой государство погибнет. Сюда Гоббс относит законы о пре-

82            Там же, с. 210. Поэтому действующие обычаи в качестве неписа­

ного закона Гоббс считает естественным законом (т. е. не пози­

тивным, не гражданским законом). Однако этим противоречия

в суждениях Гоббса не снимаются, потому что он неоднократно

признает   возможность   устной   формы   гражданского    закона,

в свете чего последний   не   может   быть  охарактеризован  как

«писаная часть» всех законов. Кстати, Гоббс   должен был   бы

говорить о естественном и гражданском законах как о различ­

ных частях законов   (законодательства), а не   права, так   как

право в его учении (в отличии от закона) — это лишь естест­

венное право, к тому же толкуемое им как право в субъектив­

ном, а не в объективном смысле.

83            Там же, с. 208.

" Там же, с. 221—222. 85 Там же, с. 224.

232

 

рогатйвах Верховной власти (право войны и мира, от­правление правосудия, назначение должностных лиц и вообще право суверена делать все, что сочтет необходи­мым в интересах государства). К неосновным относят­ся законы (например, о тяжбах между подданными), упразднение которых не влечет за собой распад госу­дарства.

Наряду с гражданскими законами (в их отличии от естественных законов) Гоббс выделяет также и божест­венные законы — заповеди бога, адресованные опреде­ленному народу или определенным лицам и объявленные в качестве законов теми, кто был уполномочен богом это сделать.

Рационализм гоббсовского подхода к божественным законам отчетливо проявляется в том, что он признает их лишь в той мере, в какой они не противоречат есте­ственным законам; лишь в таком смысле и объеме они имеют обязательное значение. Как бы компенсируя свою рационалистическую редукцию теономных правил к ра­циональным, Гоббс с готовностью признает божественный характер естественных законов, но это не меняет суще­ства дела — их автономного рационалистического смысла.

Очевидна также светская, антитеологическая на­правленность положения Гоббса о том, что «вера и тай­ные помышления человека не подчиняются приказани­ям» 86. Это означает, что вера вообще (в том числе и вера в божественные законы) не является объектом за­конодательного регулирования.

Но, как говорится, свято место пусто не бывает, и Гоббс — в поразительном соответствии с данной посло­вицей — на место «бессмертного бога» как законодате­ля ставит государство («смертного бога», Левиафана). «Я поэтому заключаю,— пишет он,— что во всех вещах, не противоречащих нравственному закону (т. е. естест­венному закону), все подданные обязаны повиноваться как божественным законам тому, что будет объявлено таковыми государственными законами» 87.

Законодательство, следовательно, становится орудием проведения в жизнь важных духовных и идеологических установок и воззрений. Это, впрочем, вытекает и из суждений Гоббса об управленческих, контрольных и цен-

88 Там же, с. 223.

87 Там же, с. 223-224.

233

 

зорских полномочиях суверена относительно научных доктрин и общественного мнения.

Исходя из того, что «действия людей обусловлены их мнениями»88, Гоббс в хорошем управлении мнениями видит путь к хорошему управлению действиями людей в целях водворения среди них «мира и согласия». И хотя он отмечает, что единственным критерием годности или негодности того или иного учения он признает истину, однако считает, что этому не противоречит проверка данного учения с позиций «дела мира», которое в его словоупотреблении имеет в виду, собственно говоря, выс­шие, абсолютно бесконтрольные этатистские интересы.

Так, он полагает, что в «компетенцию верховной вла­сти входит быть судьей в отношении того, какие мнения и учения препятствуют и какие содействуют водворению мира, и, следовательно, в каких случаях, в каких рамках и каким людям может быть предоставлено право обра­щаться с речами к народной массе и кто должен рас­сматривать доктрины всех книг, раньше чем их опубли­ковать» 8Э. Люди, готовые поднять оружие для защиты и проведения в жизнь того или иного мнения, находятся в состоянии приостановленных на время военных дейст­вий, в состоянии раздора и непрерывной подготовки гражданской войны. Эту борьбу мнений и учений Гоббс решает с помощью цензуры — «судей мнений и уче­ний» 90, назначаемых сувереном.

Антидемократический, антилиберальный и антиинди­видуалистический характер гоббсовской концепции суве­ренитета очевиден. Существенным ее следствием являет­ся трактовка закона (всего позитивного человеческого законодательства) как приказа суверена. Причем закон (гражданский, государственный) и право (естественное) противопоставляются таким образом, что закон резю­мирует в себе лишь несвободу, бесправие и обязанности подданных по отношению к суверену и свободу, полно­властие и полномочия суверена по отношению к под­данным.

Свобода в трактовке Гоббса — это синоним критикуе­мого   им    (применительно   к   индивидам)    естественного

88            Там же, с. 150—151. Французские материалисты и просветители

потом скажут, что миром правят мнения.

89            Там же, с. 150.

90            Там же, с. 151.

234

 

права и свидетельство состояния войны всех против всех. С учетом того, что с учреждением государства ес­тественные права и свободы подданных переходят к суверену, который таким образом оказывается единствен­ным действительным носителем свободы и права, можно с полным оспованием сказать, что и в состоянии сконст­руированной Гоббсом государственности искомый им мир не достигнут и война продолжается. Изменились лишь ее фронт и характер: вместо войны всех против всех (и наряду с ее непреодолимыми остатками) развер­тывается война (внутренняя и внешняя), источником ко­торой является право и свобода (по смыслу гоббсовской концепции — естественная) суверена.

Естественно-правовой (и, следовательно, военный) ха­рактер взаимоотношений различных суверенов (и суве­ренных государств) Гоббс признает и сам. Следователь­но, в этом плане установление гражданской власти при­водит к переходу от спорадических и хаотических мелких (индивидуальных и групповых) стычек к организованной (на общегосударственном уровне и масштабах) войне между суверенами.

Парализованный страхом перед революцией и граж­данской войной и занятый поисками внутреннего согла­сия, Гоббс, по сути дела, вообще упускает из виду про­блематику мира и войны между государствами. Повсюду под «миром» он имеет в виду внутренний мир, а именно состояние послушания подданных властям. Но и здесь, в сфере гоббсовской конструкции гражданского состоя­ния, преодоление войны и достижение мира весьма ил­люзорно, поскольку свободный суверен в своих взаимо­отношениях с несвободными подданными по существу (и по специфическому естественно-правовому смыслу гоббсовской трактовки свободы) находится в естественном состоянии (ничем не связан, имеет право на все и т. п.).

Диалектика изображаемого Гоббсом процесса договор­ного учреждения государства, следовательно, такова, пто выход людей из естественного состояния сопровожда­ется ценой такого отказа от их прав и свобод в пользу гражданской власти, что последняя, беря в свои руки силы и возможности естественного состояния, превраща­ется в нового и единственного субъекта естественного права и свободы. В этой исключительности власти в ка­честве субъекта естественного права в условиях граж­данского   состояния — сущность  суверенитета  в  гоббсов-

235

 

ской интерпретации и смысл его понимания позитивного права как приказа суверена.

Такое правопонимание, исходящее из этатистской концепции (бесконтрольная свобода государства, суве­рена, гражданской власти вообще), делает Гоббса родоначальником буржуазного юридического позитивиз­ма. Ведущие представители этого направления (Дж. Ос­тин, Ш. Амос, К. Гербер, П. Лабанд, Г. Ф. Шершеневич и др.) акцептируют и отстаивают (в той или иной моди­фикации и вариации) основную идею гоббсовской трак­товки: позитивное право (у Гоббса — позитивный за­кон) — это приказ суверена.

Так, Дж. Остин характеризовал право как «агрегат правил, установленных политическим руководителем или сувереном», и подчеркивал: «Всякое право есть команда, приказ»91. Так же и согласно Ш. Амосу, «право есть приказ верховной политической власти государства с целью контроля действий лиц в данном сообществе»92. Г. Ф. Шершеневич придерживался аналогичных воззре­ний. «Всякая норма права,—писал он,— приказ» °3. Право, по его оценке,— это «произведение государства», а государственная власть характеризуется им как «тот начальный факт, из которого исходят, цепляясь друг за друга, нормы права» 94.

Основное различие в подходах Гоббса и названных позитивистов к праву состоит в том, что Гоббс, допуская естественное состояние, признает в его рамках и естест­венное право, а его последователи отрицают и то, и дру­гое. Но и Гоббс, как мы видели, отрицает естественное право (правда, лишь у подданных) в гражданском со­стоянии.

Существенно общее в их позициях заключается в том, что в условиях государственности правом признает­ся лишь позитивное право (позитивный закон), понимае­мое   как  властный  приказ.   Отрицание   содержательных

91 Austin J. Lectures on Jurisprudence or the Philosophy of Positive Law. L., 1873, vol. 1, p. 89, 98.

Обстоятельный критический анализ этих и других аналогич­ных положений Дж. Остина, а также Ш. Амоса, Г. Ф. Шершене-вича и ряда других позитивистов см.: Зорькин В. Д. Позитивист­ская теория права в России. М., 1978, с. 60 и след.

п Amos Sh. A systematic View of the Science of Jurisprudence. L, 1872, p. 73.

93 Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. М., 1910, вып. 1, с. 281.

»4 Там же, с. 314.

236

 

(в том числе и ценностно-содержательных) черт права сопровождается подменой правовых свойств закона (и так называемого позитивного права вообще), его вла­стным источником и характером. Своим приказом госу­дарственная власть порождает право — таково кредо данного типа правопонимания, подлинная суть которого проявляется в утверждении: все, что приказывает госу­дарственная власть, есть право (закон). Отличие права от произвола тем самым в принципе лишается объектив­ного и содержательного смысла и имеет для привержен­цев юридико-позитивистского подхода лишь субъективный и формальный характер: явный произвол, санкционируе­мый определенным субъектом (государством) в опреде­ленной форме (в форме того или иного акта — закона, рескрипта, декрета и т. д.) безоговорочно признается правом.

Юридический позитивизм тем самым расписывается в своей полной беспомощности установить какие-либо науч­но значимые объективные критерии отличия права как особого социального явления от иных феноменов (как от произвола и бесправия, так и, скажем, от морали) и ограничивается указанием на авторитет власти как един­ственный критерий для данного отличия. В позитивист­ской трактовке за приказом государственной власти при­знаются магические возможности. Получается, что при­казом решаются задачи не только субъективного характера (формулирование норм законодательства), но и объективного плана (формирование, создание самого права), а также собственно научного профиля (установ­ление и выяснение отличия права от произвола и вообще неправовых явлений). Во всем этом отчетливо проявля­ются этатистские корни и установки юридико-позитиви-стских воззрений.

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 38      Главы: <   23.  24.  25.  26.  27.  28.  29.  30.  31.  32.  33. >