СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА И УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС

Роль судебной практики в применении уголовно-процессуальных норм

1. Служебная роль уголовно-процессуальной формы состоит именно в том, чтобы обеспечить правильное и эффективное применение уголовного права. Вне процес­суальной формы уголовный закон не применяется. Про­цессуальная форма, нормы, в рамках которых осущест­вляются расследование и разрешение дел о преступле­ниях, создают тот режим законности, который является первостепенным условием успешной борьбы с преступ­ными проявлениями и наряду с этим необходимой гарантией личности от произвола и судебных ошибок. Но эту свою позитивную роль процессуальный закон, как и любой другой, может выполнить только при его правильном понимании и применении.

Следует заметить, что хотя «один и тот же дух дол­жен одушевлять судебный процесс и законы»1, однако в применении уголовно-процессуальных норм имеется специфика. В частности, в отличие от уголовного зако­нодательства, в области которого применение аналогии недопустимо, в процессуальном законе отсутствуют ка­кие-либо указания, препятствующие ее применению.

Правда, некоторые процессуалисты утверждают, что «в настоящее время нет никаких оснований говорить о допустимости аналогии в уголовно-процессуальном пра­ве»2, что отказу от аналогии в уголовном праве соот­ветствует отказ от аналогии в уголовном процессе3.

1              К. Маркс   и   Ф.Энгельс, Соч., т. 1, стр. 158.

2              Г.   Н.  Добровольская,  В.   И.   Каминская,   Рецензия

на книгу П. С. ЭлькинД «Толкование и применение норм уголовно-

процессуального права», «Советское государство    и право»  1969 г.

№ 1, стр. 158.

3              См. П. С. Элькиид, Нормы уголовно-процессуального пра­

ва и некоторые вопросы их применения, «Социалистическая закон­

ность, толкование и применение советских законов (Тезисы докладов

на межвузовской научной конференции)», Киев, 1961.

,    36&

Основной аргумент в защиту этой позиции — утвер­ждение, что «во всех случаях, когда советский законо­датель допускает применение аналогии, он прямо ого­варивает это в законе. В уголовно-процессуальном за­коне такого указания, как известно, нет»1.

Этот аргумент нельзя признать убедительным, по­скольку с еще большим основанием можно сказать, что,, когда законодатель отказывается от применения анало­гии, такое его намерение должно быть ясно сформули­ровано в законе. Именно так законодатель поступил, когда решил отказаться от аналогии в уголовном праве (ст. 3 Основ уголовного законодательства).

В действительности такого соответствия не суще­ствует в силу различия предметов регулирования уго­ловного права и уголовного процесса. Если уголовное право определяет преступность и наказуемость деяния, то процесс — только форму судопроизводства. Естест­венно,, что запрещение аналогии в уголовном праве не­обходимо во избежание риска произвола. К. Маркс говорил: «Когда меня предают суду, то меня обвиняют в нарушении существующего закона, а где нарушается закон, там он по крайней мере должен быть налицо»2. И неслучайно прогрессивная юридическая мысль давно выработала для уголовного права принцип: «nullum crimen, nullum poena sine lege».

• Нельзя не согласиться с Н. Н. Полянским, который писал: «Аналогия права при квалификации тех или иных действий таила бы в себе серьезную опасность на­рушения как раз тех законных интересов граждан, на страже которых призван стоять суд. Иначе обстоит де­ло при разрешении процессуальных вопросов. Суд ока­зался бы в безвыходном или в затруднительном поло­жении, если бы для разрешения возникающих в его деятельности, направленной на отыскание материаль­ной истины, процессуальных вопросов он не мог бы обращаться к общим началам, положенным в основу уголовно-процессуального законодательства и вошед­шим в социалистическое правосознание судей»3.

1              Г. Н. Добровольская, В. И. Каминская, указ. рабо­

та, стр. 159.

2              К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т.  1, стр. 67.

3              Н. Н. Полянский, Вопросы теории советского уголовного'

процесса, М, 1956, стр. 167—168.

2S6

М. С. Строгович правильно считает, что в уголовном процессе отсутствует то основание, которое повлекло к отказу от аналогии в уголовном праве, что в уголовном процессе «применение закона по аналогии в случаях пробела в действующем законодательстве — прием вполне правомерный»1.

И в действительности этим приемом пользуются и должны пользоваться суды при толковании и примене­нии закона в различных стадиях и институтах уголовно­го процесса.

Рассмотрим некоторые обстоятельства применения уголовно-процессуального законодательства, свидетель­ствующие о необходимости использования аналогии при отправлении правосудия.

 В действующем Положении о Верховном Суде СССР (ст. 5) записано, что он в своей деятельности руковод­ствуется общесоюзными законами, а также законами союзных республик. Аналогичная норма содержится в ст. 7 Положения о военных трибуналах. Но в этих По­ложениях нет прямых указаний, каким именно процес­суальным кодексом из 15 республиканских, действую­щих на территории Союза ССР, должны руководство­ваться Верховный Суд СССР и военные трибуналы при рассмотрении дел по первой инстанции и при осущест­влении кассационных и надзорных функций2.

1              М. С. С т р о г о в и ч^   Курс советского    уголовного процесса,

т. 1, изд-во АН СССР, 1968, стр. 49. О правомерности и необходи­

мости  применения  аналогии в  уголовном  процессе    пишут также:

М. М. Гродзинский,   Аналогия в советском уголовно-процессу­

альном праве,  «Ученые записки  Харьковского  юридического  инсти­

тута», 1948, вып. III; В. Арсеньев,   Некоторые вопросы толкова­

ния и применения советских уголовно-процессуальных норм, «Соци­

алистическая законность, толкование и применение советских зако­

нов», Киев,  1961; Р. Д. Рахунов,   Аналогия в советском уголов­

ном процессе, «Правоведение» 1971 г. № 2.

Кстати, известный дореволюционный процессуалист Н. Я. Фой-ннцкий, считавший вполне допустимым применение аналогии в уго­ловном процессе, как и в других областях законодательства, кроме уголовного, писал: «Если и существуют какие-либо основания к ог­раничению судебного толкования, то во всяком случае они уместны лишь относительно законов уголовно-материальных, т. е, таких, «коими судимое деяние воспрещается под страхом наказания», и совершенно неприложимы к другим частям законодательства» (Н. Я. Фойницкий, Курс уголовного судопроизводства, т. 1, СПб., 1912, стр.  182).

2              В Положении о Верховном Суде Союза ССР  1923 года  име­

лась  ст.   13, которая  гласила,  что  при  рассмотрении  дел  судебные

заседания  Верховного Суда  Союза  ССР  руководствуются  соответ-

267

Пока данный вопрос прямо не урегулирован дей­ствующим общесоюзным законом, он должен решаться и обычно правильно решается судебной практикой при помощи применения аналогии права. И Верховный Суд СССР, и военные трибуналы при рассмотрении дел как в надзорном, так и в кассационном порядке применяют УПК той союзной республики, на территории которой было рассмотрено дело судом первой инстанции1. Если же они рассматривают дела по первой инстанции в той или иной республике, то руководствуются уголовно-про­цессуальным законодательством данной республики2. Иначе и быть не должно, поскольку ни один из УПК союзных республик не наделен каким-либо приорите­том по отношению к УПК других союзных республик. К тому же такая практика вытекает из сущности касса­ционной и надзорной проверки приговоров. Ведь и в том и в другом случае проверяется законность приговора с позиций тех норм, которыми руководствовался и дол­жен руководствоваться суд первой инстанции3.

Применение закона по аналогии известно институту соединения и выделения (разъединения) уголовных дел. Так> основополагающая статья этого института, т. е. ст. 26 УПК РСФСР; гласит, что в одном производ-

ствующими статьями республиканских уголовных и гражданских процессуальных и мптерияльиых кодексом, действующих на терри­тории Союза ССР, причем они применяют статьи кодекса той союз­ной республики, па территории которой совершено рассматриваемое преступление или возникло оспариваемое правоотношение. Подоб­ная норма содержалась также в ст. 19 Положения о военных три­буналах и военной прокуратуре 1926 года.

1              О такой практике свидетельствует  ряд  определений  Военной

коллегии Верховного Суда СССР, вынесенных в кассационном по­

рядке и опубликованных в «Бюллетене    Верховного    Суда СССР»

(см., в частности, определение этой коллегии от 28 августа  1967 г.

по делу М., «Бюллетень Верховного    Суда    СССР»    1968 г. № 5,

стр. 36—37; определение от 21 февраля 1968 г. по делу М-го, «Бюл­

летень Верховного Суда СССР» 1969 г. № 1, стр. 32—33).

2              См.   X.   Б.   Шейнин,   Руководящие   разъяснения   Пленумов

Верховного Суда СССР и Верховных судов союзных   республик и

их роль в обеспечении правильного применения закона, «Настольная

книга судьи», М., 1972, стр. 76.

3              Отметим в связи с этим ошибочность содержащегося в «На­

учно-практическом комментарии УПК    РСФСР»    утверждения, что

якобы во всех случаях «судебные органы Союза ССР — Верховный

Суд СССР и военные трибуналы, действуя на территории РСФСР...

в качестве судов кассационной инстанции, применяют нормы УПК

РСФСР»  («Научно-практический комментарий к УПК РСФСР», М.,

1970, стр. 5).

268

стве могут быть соединены лишь дела по обвинению не­скольких лиц в соучастии в совершении одного или не­скольких преступлений, а равно в заранее не обещан­ном укрывательстве этих же преступлений и недонесе­нии о них.

Однако встречаются случаи, когда обвиняемые не являются соучастниками преступления и не относятся к укрывателям или недоносителям, но в интересах пра­восудия дела на них следует объединять в одно произ­водство. Судебная практика и пошла по этому пути. Обычно кроме дел, упомянутых в ч. 1 ст. 26 УПК РСФСР, объединяются в одном производстве дела: об авариях встречных машин, вызванных нарушением пра­вил движения обоими водителями; о нарушении правил техники безопасности, когда за это преступление при­влекаются к ответственности несколько должностных лиц, виновных в наступлении одних и тех же общест­венно опасных последствий; о взаимном нанесении в драке телесных повреждений и т. п.1.

Такая практика соединения и совместного рассле­дования и судебного рассмотрения дел, находящихся в тесной объективной взаимосвязи, вытекает из самой сущности института соединения и разъединения уго­ловных дел, являющегося одним из важнейших право­вых средств, направленных на обеспечение всесторонне­го, полного и объективного исследования каждого пре­ступления, осуществление быстрого и справедливого правосудия. К тому же, если проанализировать всесто­ронне все действующие нормы этого института, следу­ет признать, что в некоторых из них сложившаяся практика имеет определенную опору. Она в известной мере логически выводима из ст. 109 УПК РСФСР, допу­скающей объединение в одном производстве встречных жалоб по делам частного обвинения и еще в большей степени она вытекает из ст. 256 УПК РСФСР, которая для объединения дел в одном производстве требует, в сущности, только одного: наличия такой связи между делами, при которой- раздельное их рассмотрение не представляется возможным.

И все же в целях большей четкости и полноты пра­вовых норм этого института    было бы целесообразным

1 См. постановление Пленума Верховного Суда СССР по делу М. и С, «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1955 г. № 4, стр. 4—5; «Социалистическая законность» 1968 г. № 10, стр. 90.

069

его основную, общую статью, т. е. ст. 26 УПК РСФСР, дополнить прямым указанием на возможность соедине­ния в одном производстве уголовных дел и в тех слу­чаях, когда решение вопроса о виновности или тяжести вины одного лица зависит от виновности другого1.

Аналогия в уголовном процессе применяется и дол­жна применяться наряду, а зачастую и в связи с други­ми приемами толкования закона для того, чтобы при пробеле или недостаточной полноте законодательства принять правильное решение, отвечающее принципам правосудия и согласующееся с системой процессуаль­ных норм.

2. Имеется свыше десяти действующих руководящих постановлений Пленума Верховного Суда СССР, спе­циально посвященных разъяснению вопросов, связанных с применением уголовно-процессуального законода­тельства. К их числу относятся постановления: «О су­дебном приговоре» (от 30 июня 1969 г.)2; «О практике вынесения судами частных (особых) определений по уголовным делам» (от 14 октября 1964 г.)3; «О некото­рых процессуальных вопросах, возникающих из судеб­ной практики при исполнении приговоров» (от 22 де­кабря 1964 г.)4; «О судебной практике по взысканию материального ущерба, причиненного преступлением» (от 28 мая 1954 г.)5; «О судебной экспертизе по уголов­ным делам» (от 16 марта 1971 г.)6; «О практике рас­смотрения судами уголовных дел в кассационном по­рядке» (от 17 декабря 1971 г.)7; «О практике пересмот­ра в порядке судебного надзора приговоров, определе­ний и постановлений судов по уголовным делам» (от 24 января 1974 г.)8 и др.

1              Аналогичное предложение высказано в статье   И. Е. Быхов-

ского и Д. П. Филатова «Неправильное соединение и разъединение

как основание для возвращения дела на доследование»  («Правове­

дение» 1966 г. №2, стр. 106).

2              См.  «Сборник    постановлений    Пленума    Верховного    Суда

СССР (1924—1973)», М., 1974, стр. 580—590.

3              Т а м  же, стр. 597—603.

4              Там  же, стр. 614—618.

5              Там  же, стр. 619—637.

6              Т а м  же, стр. 580—597.

7              Там  же, стр. 603—612.

8              См.   «Бюллетень   Верховного   Суда   СССР»   1974   г.   №    1,

стр. 41—45.

270

Кроме того, многие разъяснения по применению цессуального законодательства содержатся в постанов­лениях Пленума Верховного Суда СССР, посвященных общим вопросам судебной деятельности и борьбы с правонарушениями, а также применению законодатель­ства по отдельным категориям уголовных дел и по не­которым институтам уголовного права. В частности, они содержатся в постановлениях: «О строгом соблю­дении законов при рассмотрении судами уголовных дел» (от 18 марта 1963 г.)1, «О практике передачи судами дел и материалов на рассмотрение товарище­ских судов» (от 9 апреля 1965 г.)2; «Об улучшении де­ятельности судебных органов по борьбе с преступно^ стью» (от 26 августа 1966 г.)3; «О судебной практике по признанию лиц особо опасными рецидивистами» (от 3 июля 1963 г.)4; «О практике назначения судами видов исправительно-трудовых учреждений лицам, осужден­ным к лишению свободы» (от 19 октября 1971 г.)5 и др.

Создана целая система руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда СССР по применению уго­ловно-процессуальных норм, которая развивается и со­вершенствуется. Ее огромная роль в обеспечении еди­нообразного и правильного понимания и применения законов об уголовном судопроизводстве несомненна.

В руководящих разъяснениях Пленума Верховного Суда СССР и пленумов Верховных судов союзных рее* публик раскрывается, детализируется, а тем самым и конкретизируется содержание уголовно-процессуаль­ных норм, даются ответы на неясные и спорные вопро­сы, обнаруживаются и предупреждаются ошибки судов, даются рекомендации, ориентирующие суды на надле­жащее, в соответствии с законом отправление право­судия, закрепляется определенная судебная практика, т. е. полскжения, которыми руководствуются суды в сво­ей дальнейшей деятельности.

Обратимся, например, к указанному выше постанов­лению Пленума Верховного Суда СССР    «О судебном

1              См.    «Сборник   постановлений    Пленума    Верховного   Суда

СССР (1924—1973)», стр. 278—287.

2              Т а м   же, стр. 44—49.

3              Т а м  же, стр. 288—294.

4              Там  же, стр. 345—351.

5              Та м же, стр. 368—377.

271

L

приговоре». Это постановление было издано в резуль­тате глубокого изучения и обобщения практики приме­нения процессуальных норм, определяющих порядок вынесения приговора, его содержание и форму, в ре­зультате последовавшего затем всестороннего обсужде­ния проекта этого постановления практическими и на­учными работниками и его двукратного обсуждения на Пленуме Верховного Суда СССР.

В нем обращается внимание на особую ответствен­ность судей за законность и обоснованность приговора, являющегося важнейшим актом социалистического правосудия, и даются разъяснения по ряду важных вопросов, связанных с его постановлением.

В частности, в судебной практике по-разному толко­валось и применялось положение ч. 3 ст. 315 УПК РСФСР, гласящее: «Если подсудимому предъявлено обвинение по нескольким статьям уголовного закона, то в резолютивной части приговора должно быть точно указано, по каким из них подсудимый оправдан и по каким осужден». Основываясь лишь на грамматическом толковании этой нормы, некоторые суды, признав не­обоснованность обвинения в какой-то части или оши­бочность квалификации одного преступного деяния по нескольким статьям, выносили в таких случаях оправ­дательные приговоры по поводу неподтвердившегося обвинения или но излишне предъявленным статьям.

• Например, если злостные хулиганские действия, со­провождавшиеся угрозой убийством, ошибочно квали­фицировались по двум статьям, т. е. не только по ч. 2 ст. 206, но и по ст. 207 УК РСФСР, предусматривающей ответственность за угрозу, то суд, правильно признав, что все эти действия виновного охватываются диспози­цией ч. 2 ст. 206 УК РСФСР и дополнительной квали­фикации не требуют, выносил обвинительный приговор по ч. 2 ст. 206 и оправдательный по ст. 207 УК РСФСР. Этим создавалась искусственная коллизия между оправданием и осуждением хулигана, некая видимость отрицания общественной опасности угрозы.

Другие же суды в подобных случаях указывали в описательно-мотивировочной части приговора на то, в какой мере обвинение не подтвердилось, уточняли юри­дическую квалификацию в действительности совершен­ного преступления и выносили только обвинительный приговор. Они поступали таким образом потому, что на

272

L

основе всестороннего анализа ст. 315 УПК РСФСР пришли к выводу, что ее следует толковать ограничи­тельно и руководствоваться ею лишь в тех случаях, когда подсудимому предъявлено не одно обвинение, а несколько самостоятельных обвинений, квалифициро­ванных разными статьями.

Эту позицию судебной практики Пленум Верховного Суда СССР признал правильной и целесообразной и в результате дал судам следующее разъяснение: если подсудимый обвиняется в совершении нескольких пре­ступлений, предусмотренных разными статьями уголов­ного закона, и обвинение в совершении некоторых из этих преступлений не подтвердилось, суд в описатель­ной (описательно-мотивировочной) части приговора приводит мотивы признания подсудимого виновным в одних преступлениях и оправдания по обвинению в дру­гих, а в резолютивной части приговора формулируется соответствующее решение о признании подсудимого виновным по одним статьям и об оправдании по другим. В тех же случаях, когда подсудимый обвиняется в совершении нескольких преступлений, которые квали­фицированы одной статьей уголовного закона (напри­мер, несколько краж или несколько эпизодов продол­жаемой преступной деятельности), и обвинение в неко­торых из них не подтвердилось, то, если это не влечет изменения квалификации содеянного, суду достаточно в описательной (описательно-мотивировочной, мотиви­ровочной) части приговора с приведением надлежащих мотивов сформулировать вывод о признании обвинения в этой части необоснованным.

Если же подсудимый совершил одно преступление, которое ошибочно квалифицировано несколькими стать* ями уголовного закона, суд только в описательной (опи­сательно-мотивировочной) части приговора должен указать об исключении ошибочно вмененной подсуди­мому статьи уголовного закона, приведя соответствую­щие мотивы.

273

Это разъяснение Пленума Верховного Суда СССР разрешило спорный'вопрос судебной практики и обес­печило единообразное понимание и применение процес­суальной нормы. Но вместе с тем оно свидетельствует о необходимости улучшения редакции ч. 3 ст. 315 УПК РСФСР и точно таких же положений в УПК Белорус­ской, Молдавской, Киргизской, Таджикской республик.

18. Заказ  4638

Спорным был и вопрос о том, как следует поступать в тех случаях, когда в суде выяснилась необходимость изменить квалификацию совершенного подсудимым преступления таким образом, что оно из дела публич­ного обвинения превращается в дело частного обвине­ния. Например, суд находит, что действия подсудимого должны квалифицироваться не как хулиганство, а как умышленное нанесение легких телесных повреждений или побоев, дела о которых согласно ст. 27 УПК РСФСР возбуждаются не иначе как по жалобе потерпевшего и подлежат прекращению в случае примирения его с обвиняемым.

Разнобой в понимании данного вопроса приводил к тому, что, при отсутствии жалобы потерпевшего или когда потерпевший заявил в суде, что он не желает привлекать виновного к ответственности, одни суды вы­носили оправдательные приговоры, а другие прекраща­ли дела.

Не было единства в решении этого вопроса и среди теоретиков-процессуалистов.

Пленум Верховного Суда СССР согласился с той точкой зрения, что вынесение оправдательного пригово­ра в таких случаях является неправильным, поскольку в действиях подсудимого имеется состав преступления, хотя и не тот, по обвинению в котором он был предан суду. Оправдательный приговор означал бы полную реабилитацию правонарушителя, что не соответствует ни духу закона, ни требованиям морали, и к тому же он лишил бы потерпевшего возможности обратиться с жалобой в суд за защитой его интересов. Поэтому Пле­нум разъяснил, что в указанных случаях, если суд придет к выводу о необходимости изменения квалифи­кации ранее предъявленного подсудимому обвинения, то он при наличии в деле жалобы потерпевшего или же его устного заявления в судебном заседании о привле­чении подсудимого к уголовной ответственности, а так­же при наличии других оснований, предусмотренных ст. 27 УПК РСФСР и соответствующими статьями УПК других союзных республик, может переквалифициро­вать действия подсудимого и вынести обвинительный приговор.

В таких же случаях, но при отсутствии жалобы потерпевшего суд своим определением прекращает де­ло производством на основании ст. 5, п. 7 УПК РСФСР

274

и соответствующих статей УПК других союзных респуб­лик. Это не лишает потерпевшего права в случае пре­кращения дела по указанным основаниям обратиться с заявлением о возбуждении дела на общих основаниях. В течение ряда лет был спорным вопрос о пределах применения гражданского процессуального законода­тельства при рассмотрении гражданского иска в уго­ловном деле. Его актуальность возросла после принятия новых гражданско-процессуальных законов, которыми значительно расширены полномочия кассационной и надзорной инстанций и эти инстанции согласно ст. ст. 46 и 50 Основ гражданского судопроизводства получили право не только изменять, но и выносить новое реше­ние по гражданскому иску, не передавая дело на новое рассмотрение. Таким правом они наделены в тех случа­ях, когда по делу не требуется собирания или дополни­тельной проверки доказательств, обстоятельства дела установлены судом первой инстанции полно и правиль­но, но допущена ошибка в применении норм материаль­ного права. При этом любое преобразование иска, его изменение в ту или другую сторону не ставится в зави­симость от того, по чьей инициативе рассматривается дело в кассационном или надзорном порядке, и от того, о чем просит истец или ответчик.

В связи с принятием нового гражданско-процессу­ального законодательства сразу же возник вопрос: пра­вомочны ли кассационная и надзорная инстанции изме­нить или принять новое решение по гражданскому иску, когда он рассматривается совместно с уголовным де­лом? Правильный ответ на него имел и имеет важное значение, поскольку гражданский иск в уголовном деле есть эффективное средство охраны имущественных ин­тересов государства и общественных организаций, потерпевших от преступления, а также имущественных прав отдельных граждан.

Некоторые судьи и некоторые научные работники придерживались той точки зрения, что ст. ст. 46 и 50 Основ гражданского.судопроизводства применимы толь­ко тогда, когда иск рассматривается в гражданском процессе, и неприменимы к иску в уголовном деле1. Бо-

1 См. И. Л. Петр ухи н, Вправе ли кассационная инстанция увеличить сумму гражданского иска по уголовному делу?, «Совет­ское государство и право» 1966 г. № 10; его же, Гражданский иск и демократические принципы    советского    правосудия, «Совет-

18*          1275

лее того, подчас вообще отрицалась возможность при­менения гражданско-процессуальных норм в судопро­изводстве по уголовным делам1.

Другие же считали, что, поскольку иск о возмещении материального ущерба, причиненного преступлением,—• это институт гражданского права и его природа ничуть не меняется от того, рассматривается ли он в порядке гражданского судопроизводства или совместно с уго­ловным делом, то при разрешении тех вопросов граж­данского иска в уголовном деле, которые не урегулиро­ваны уголовно-процессуальными правилами, могут и должны применяться нормы гражданского процесса и, следовательно, ст. ст. 46 и 50 Основ гражданского судо­производства2.

Эта точка зрения сначала получила свое одобрение и в некоторых официальных публикациях судебной практики.

В 1963 году Военная коллегия Верховного Суда СССР, применив по конкретному делу ст. 46 Основ гражданского судопроизводства, приняла новое реше­ние по иску и вместо частичного удовлетворения (что было сделано военным трибуналом) иска, удовлетвори­ла его полностью. Это определение опубликовано в «Бюллетене Верховного Суда СССР» под заголовком: «При определенных условиях, указанных в законе, суд второй инстанции вправе принять по гражданскому иску новое решение, не передавая дело на новое рас­смотрение»3.

ское государство и право» 1973 г. № 1, стр. 64—69; И. Д. Перлов, Кассационное производство в советском уголовном процессе, «Юри­дическая литература», 1968, стр. 339—340.

1              См.   Р.   Д.   Р а х у н о в,    Участники    уголовно-процессуальной

деятельности, «Юридическая литература», 1961, стр. 254.

2              См. А. Г. М а з а л о в, Гражданский иск в уголовном процес­

се, М., 1967, стр. 173—174; Л. Ы. Смирнов,   А. Я. Г р у н,   Рецен­

зия на книгу А. Г. Мазалова «Гражданский иск в уголовном про­

цессе»,    «Социалистическая    законность»    1968 г.    №    8,    стр. 95;

В. П. Б о ж ь е в,   Гражданский иск в уголовном процессе, «Ученые

записки ВНИИСЗ» 1969 г. Nfe 17, стр. 73—77;   Л. Ф. Лесницкая,

Вопросы  гражданского  процесса,  «Научный  комментарий  судебной

практики за  1970 год»,    М.,  1971, стр. 84—86; П. Ф. Пашкевич,

Судебная защита социалистической собственности, «Ученые записки

ВНИИСЗ» 1971 г. № 25, стр.  125—130;   его   же,   Правомочны ли

кассационная  и надзорная  инстанции  изменить  или  принять  новое

решение по гражданскому иску в уголовном деле?, «Советская юс­

тиция» 1972 г. № 9, стр. 13—14.

3              «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1964 г. № 1, стр. 27—29.

В 1972 году Пленум Верховного Суда СССР вынес постановление о преобразовании гражданского иска по рассмотренному им делу. Вместо долевой ответствен­ности Пленум постановил взыскать с виновных лиц в солидарном порядке 27 791 р. 88 к. для погашения ущерба, причиненного предприятию их совместными преступными действиями1.

В таком же направлении развивалась и судебная практика Верховного Суда РСФСР2.

Наконец, эта практика получила закрепление в по­становлении Пленума Верховного Суда СССР от 21 ян­варя 1974 г. «О практике пересмотра в порядке судеб­ного надзора приговоров, определений и постановлений судов по уголовным делам», в п. 16 которого указано на право суда надзорной инстанции внести в приговор в части гражданского иска необходимые изменения, а также принять по иску новое решение при наличии тех же условий, которые предусмотрены гражданским про­цессуальным законодательством (по делу не требуется собирания или дополнительной проверки доказательств, обстоятельства дела судом первой инстанции установ­лены полно и правильно, но допущена ошибка в приме­нении норм материального права).

Роль судебной практики: в развитии уголовно-процессуального законодательства

1. Судебная практика обнаруживает существующие пробелы, неясности, противоречия и другие недостатки в правовом регулировании, сигнализирует о необходи­мости совершенствования уголовно-процессуальных норм. Вместе с тем судебная практика служит основой формирования новых правовых идей, аргументирован­ных предложений по изменению и дополнению законов.

Под воздействием судебной практики создавалось советское уголовно-процессуальное право, проводилась его первая (начало 20-х годов) кодификация, а также вторая кодификация, завершившаяся принятием Основ

1              См.    «Бюллетень    Верховного    Суда    СССР»   1972 г.   № 5,

стр. 19—20.

2              См.   «Бюллетень   Верховного   Суда   РСФСР»   1970  г.  №   1,

стр. 11—12.

270

277

уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 года, а затем и ныне действующих уго­ловно-процессуальных кодексов союзных республик.

Еще в 1918 году Д. И. Курский говорил на заседании ВЦИК при обсуждении проекта декрета «О народном суде РСФСР», содержавшего ряд норм процессуально­го характера, что «нормы эти — не плод кабинетного творчества, они продиктованы практикой...»1.

Приведем несколько примеров, подтверждающих огромную роль и значение судебной практики в станов­лении    и развитии    важных   уголовно-процессуальных

институтов.

Под влиянием судебной практики с целью укрепле­ния режима законности в уголовном процессе был за­креплен в ст. 7 Основ уголовного судопроизводства 1958 года принцип, гласящий, что правосудие по уго­ловным делам осуществляется только судом, что никто не может быть признан виновным в совершении пре­ступления и подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда.

На основе судебной практики формулировались и впоследствии получили закрепление в законе нормы о мотивировке судебного приговора. Основы 1924 года, УПК РСФСР 1923 года, как и УПК других союзных республик, таких норм не имели. В ст. 24 Основ 1924 года указывалось лишь на то, что «приговоры дол­жны содержать в себе точные указания того, что имен­но совершено осужденным и какая в отношении его определена судом мера социальной защиты». Однако для повышения качества судебной деятельности потре­бовалось излагать приговоры в мотивированном виде, т. е. не только указывать в них то, что установил и ре­шил суд, но и приводить доказательства, доводы и нор­мы закона, положенные в основу принятого решения. Это было признано необходимым сначала на первом Всесоюзном совещании работников юстиции, состояв­шемся в 1934 году, а затем в том же году Пленумом Верховного Суда СССР, который потребовал от судов излагать все приговоры «ясно, с необходимой полнотой и доказательностью»2.

1              Д. И. Курский,  Избранные статьи и речи, М., 1948, стр. 46.

2              «Сборник   действующих   постановлений   Пленума   Верховного

Суда СССР. 1924—1957 гг.», Госюриздат, 1958, стр. 81.

278

В 1950 году Пленум Верховного Суда СССР принял постановление «О судебном приговоре», в котором сформулировал ряд положений, относящихся к мотиви­ровке приговора. В нем говорилось: «В приговорах дол­жны быть приведены мотивы, на основании которых суд пришел к выводу о виновности или невиновности в отношении каждого подсудимого. При этом должны быть конкретно указаны доказательства, положенные судом в основу обвинения или оправдания подсудимого, с приведением мотивов, почему суд принял эти доказа­тельства. Отвергая те или иные имеющиеся в деле до­казательства в пользу обвинения подсудимого или его оправдания, суд должен в приговоре указать, почему именно эти доказательства им отвергнуты»1.

При последней кодификации уголовно-процессуаль­ного законодательства сформулированные Пленумом Верховного Суда СССР положения о мотивировке при­говора, хотя и в несколько иной редакции, были зафик­сированы в ст. 43 Основ уголовного судопроизводства, в ст. ст. 301 и 314 УПК РСФСР и в соответствующих статьях УПК других союзных республик.

В литературе приведены данные, свидетельствующие о том, что только за десять лет, с 1959 по 1969 год, бы­ли внесены изменения и дополнения в 109 статей УПК Узбекской ССР2. Многие из них вносились под воздей­ствием судебной практики3.

Отмечая благотворное влияние судебной практики на развитие процессуальных норм, вместе с тем следует сказать, что Верховный Суд СССР мог бы более опера­тивно использовать свое право законодательной иници­ативы в целях совершенствования уголовно-процессу­ального законодательства.

Так, ст. 36 Основ уголовного судопроизводства в ре-

1              «Сборник   постановлений   Пленума   Верховного   Суда   СССР.

1924—1963»,    М.,    1964,   стр. 335—336.    Постановление    1950   года

«О судебном приговоре» ухратило силу с изданием постановления

по тому же вопросу от 30 июня 1960 г.

2              См.  Т.  А.  Абдумаджидов,   Некоторые   вопросы  совер­

шенствования    законодательства    Узбекской    ССР    о производстве

расследования,     «Вопросы     совершенствования     законодательства

Узбекской ССР», Ташкент, 1970, стр. 205.

3              См. об этом М. П. Ев те ев, Об изменений уголовно-процес­

суального законодательства в связи с практикой его    применения^

«Ученые записки ВЮЗИ», вып. XIV, 1964, стр. 202—222.

279

дикции 1958 года было предусмотрено, что предание суду, при наличии достаточных оснований для рассмот­рения дела в судебном заседании, производится по постановлению судьи и лишь в случаях несогласия судьи с выводами обвинительного заключения, а так­же при необходимости изменить меру пресечения, из­бранную в отношении обвиняемого, дело подлежит рас­смотрению в распорядительном заседании.

Обобщив практику применения этой нормы, Верхов­ный Суд СССР пришел к выводу 6 необходимости рас­сматривать все дела о преступлениях несовершеннолет­них в распорядительном заседании. В связи с этим в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по делам о пре­ступлениях несовершеннолетних» было дано указание; «рекомендовать судьям дела о преступлениях несовер­шеннолетних вносить на рассмотрение распорядитель­ного заседания суда»1.

Лишь в 1970 году это правильное положение было введено в ст. 36   Основ   уголовного   судопроизводства2.

2. Выходя за пределы своих полномочий, опережая законодателя, Пленум Верховного Суда СССР решал такой весьма принципиальный вопрос, как передача на поруки лиц, совершивших преступления, не представля­ющих большой общественной опасности. Имеется в ви­ду постановление Пленума от 19 июня 1959 г. «О прак­тике применения мер уголовного наказания», в п. 5 ко­торого содержалось адресованное судам требование «шире практиковать передачу на рассмотрение общест­венности дел о правонарушениях, не представляющих значительной общественной опасности, прекращая по­добные дела производством в уголовном порядке»3.

1              «Сборник постановлений    Пленума Верховного    Суда  СССР.

1924—1970», изд-во «Известия», 1970, стр. 296.

2              См. «Ведомости Верховного    Совета    СССР»    1970 г. № 36,

ст. 362.

3              «Бюллетень   Верховного   Суда   СССР»   1959 г. № 4,   стр. 6.

Вслед за этим постановлением  были изданы    и    развивающие его

иные постановления  Пленума  Верховного  Суда  СССР,  направлен­

ные на расширение практики передачи на рассмотрение обществен­

ности дел о преступлениях, не представляющих большой обществен­

ной опасности   (см. «Бюллетень    Верховного    Суда СССР»  1960 г.

№ 3, стр. 6). В дальнейшем Пленум Верховного Суда СССР отка-

280

В результате этих не вытекающих из закона указа­ний1 и рекомендаций о более широком освобождении виновных в совершении преступлений от уголовной ответственности, к тому же при отсутствии официально­го определения, что следует понимать под преступле­нием, не представляющим большой общественной опас­ности, произошел резкий крен судебной практики в сто­рону недооценки мер государственного воздействия в борьбе с преступностью. В ряде случаев от судебной ответственности вовсе освобождались или осуждались к условной мере наказания лица, совершившие тяжкие преступления и даже опасные рецидивисты. В целом по стране в первом квартале 1960 года только в стадии предварительного расследования было передано на поруки 52,6% всех лиц, совершивших преступления2, что привело к ослаблению борьбы с преступностью и, как отмечалось в печати, вызвало увеличение числа опасных и тяжких преступлений в некоторых районах и областях страны3.

зался от такого требования и в своем постановлении от 24 июня 1968 г. «О внесении изменений в некоторые постановления Пленума Верховного Суда СССР по уголовным делам» дал судам следующее уже соответствующее действующему законодательству указание; «В отношении лиц, положительно характеризующихся на производ­стве и в быту и совершивших преступления, не представляющие значительной общественной опасности, суды должны обсуждать вопрос о передаче этих дел на рассмотрение общественности и пре­кращении их производства в уголовном порядке в соответствии со ст. ст. 51, 52 и 63 УК РСФСР и соответствующими статьями УК других союзных республик» («Бюллетень Верховного Суда СССР» 1968 г. № 4, стр. 14).

1              Как известно, передача на поруки,  а  также передача дел  о

некоторых преступлениях на рассмотрение общественности  (товари­

щеских судов,  комиссий  по делам  несовершеннолетних)   действую­

щим  в  то  время  законодательством    не   предусматривались.    Эти

институты не предусмотрены Основами    уголовного    законодатель­

ства, а также Основами уголовного судопроизводства и в настоя­

щее время. Они регламентируются новым законодательством  союз­

ных республик, т. е. УК и УПК РСФСР, которые были приняты в

октябре  1960 г., а также соответствующими кодексами других со­

юзных  республик.  Что  же  касается    положений    о    товарищеских

судах и Положений о комиссиях    по    делам    несовершеннолетних

с такой расширенной компетенцией, то они были изданы еще позд­

нее. В частности, в РСФСР первое Положение    было    утверждено

Президиумом  Верховного  Совета  РСФСР  3  июля   1961   г.,  а  вто­

рое— 29 августа 1961 г.

2              См. «Вопросы философии» I960 г. № 11, стр. 150.

3              См.   А.   Ф.   Горкин,   Задачи   социалистического   правосудия

в современных  условиях, «Советское государство и право»   1962 г.

28)1

В дальнейшем эти ошибки, связанные с отклонением от принципа неотвратимости наказания, были исправ­лены, но их было бы значительно меньше, если бы по­руки и передача дел на рассмотрение общественности были сразу же введены в определенные рамки уголов­ного и уголовно-процессуального закона.

Вряд ли можно согласиться и со случаями такого разъяснения процессуальных норм, которое логически не вытекает из их содержания и принципов судопроиз­водства, а является по существу правотворчеством, в результате которого создаются новые нормы, изменяю­щие или дополняющие действующий закон и не согла­сующиеся с ним.

Например, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 17 декабря 1971 г. «О практике рассмот­рения судами уголовных дел в кассационном порядке» записано: «Рассматривая дело по жалобе осужденного или его защитника и отменяя приговор за неполнотой или односторонностью дознания, предварительного ли­бо судебного следствия, кассационная инстанция не вправе включить в свое определение такие указания, которые ухудшают положение осужденного». Иначе говоря, от судов второй инстанции требуется не обра­щать внимание в своих определениях на такую непол­ноту исследования дела, восполнение которой может установить такие обстоятельства, которые не выгодны для осужденного, хотя в действительности они будут способствовать установлению объективной истины по делу и его справедливому разрешению.

Такое ограничение прав кассационной инстанции не основано на законе. Статья 46 Основ уголовного судо­производства гласит, что суд при рассмотрении дела в кассационном порядке «не вправе усилить наказание, а равно применить закон о более тяжком преступле­нии». Это означает, что запрет преобразования к худ­шему согласно действующему закону распространяется только на квалификацию преступления и на меру нака­зания. Он не относится к фактической стороне дела, и не случайно.    Это — не пробел    в законодательстве, а

№ 8, стр. 4; И. И. Карпец, Проблема преступности, М.> 1969, стр. 127, 134; В. М, Савицкий, Государственное обвинение в су­де, М, 1971, стр, 238.

г

надлежащее согласование в законе положения о запре­те преобразования к худшему с рядом коренных поло­жений Основ уголовного судопроизводства, и в частно­сти со ст. 2, определяющей задачи уголовного судопро­изводства и требующей полного раскрытия преступле­ний, изобличения виновных, обеспечения правильного применения закона и справедливого наказания, а так­же ст. 14 Основ, указывающей на необходимость все­стороннего, полного и объективного исследования об­стоятельств дела. Нельзя также упускать из виду, что ст. 45 Основ гласит, что суд не связан доводами касса­ционной жалобы или протеста; к тому же ст. 52 Основ допускает ухудшение положения осужденного при но­вом рассмотрении дела и в случаях отмены приговора по жалобе осужденного, если при новом расследовании дела установлено, что он совершил более тяжкое пре­ступление.

Все это приводит нас к выводу, что если суд второй инстанции отменяет приговор за неполнотой или одно­сторонностью дознания, предварительного либо судеб­ного следствия, то во всех случаях он обязан ориенти­роваться на выяснение всех обстоятельств дела, кото­рые имеют существенное значение для его правильного разрешения, а не только тех обстоятельств, которые вы­годны для обвиняемого. Интересы обвиняемого не дол­жны ставиться выше интересов истины и превращаться в препятствие для ее установления. Известно, что исти­на и справедливость есть основной принцип советского правосудия, провозглашенный еще в ленинском Де­крете о суде № 2. Это — принцип всех принципов, и ему должны быть подчинены все процессуальные нормы.

По существу, новая процессуальная норма была соз­дана также и постановлением Пленума Верховного Су­да ОООР от 18 декабря 1963 гг. «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике по применению зако­нодательства об условно-досрочном освобождении от наказания и замене наказания более мягким». В п. 9 этого постановления указано, что по смыслу ст. 48 Основ уголовного судопроизводства пересмотр в поряд­ке судебного надзора определений о применении услов­но-досрочного освобождения осужденного от наказания или замене неотбытой части наказания более мягким в сторону ухудшения положения осужденного не допу*

283

г

скается, если истек годичный срок с момента вступле­ния этого определения в законную силу1.

Но в действительности такое указание вовсе не вы­текает из содержания ст. 48 Основ уголовного судопро­изводства, и аналогия закона здесь применена необос­нованно. Из этой статьи видно, что в ее первой части сформулировано одно общее условие для возможности пересмотра в порядке судебного надзора любого всту­пившего в законную силу приговора, определения и постановления суда, т. е. опротестование соответствую­щим должностным лицом. Кроме того, для пересмотра некоторых приговоров, определений и постановлений ч. 3 ст. 48 Основ предусматривает дополнительное огра­ничение. Она гласит, что пересмотр в порядке судебно­го надзора обвинительного приговора, определения и постановления суда по мотивам мягкости наказания или необходимости применения к осужденному закона о более тяжком преступлении, а также оправдательного приговора либо определения или постановления суда о прекращении дела допускается лишь в течение года по вступлении их в законную силу.

И поскольку такие ограничения, и в частности огра­ничения во времени, сам законодатель не распростра­нил на определение об условно-досрочном освобожде­нии, то, следовательно, он допускает его лересмотр при соблюдении лишь общего условия, предусмотренного ч. 1 ст. 48 Основ уголовного судопроизводства, т. е. при наличии соответствующего ^протеста.

В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 14 октября 1964 г. «О практике вынесения судами частных (особых) определений по уголовным делам» содержится .положение, вносящее фактически изменение в ст. 355 УПК РСФСР и соответствующие статьи УПК других союзных республик. Если этой статьей суду, рассматривающему дело в кассационном порядке, пре­доставляется право без каких-либо ограничений своим

частным определением обратить внимание соответству­ющих должностных лиц на нарушения, допущенные при производстве дознания, предварительного следствия или рассмотрения дела в суде, то в упомянутом постановле­нии Пленума Верховного Суда СССР указано, что вышестоящие суды не вправе выносить такие частные (особые) определения, которые, по существу, опорочи­вают законность и обоснованность оставленного без изменения приговора (например, указывать на мягкость меры наказания и др.)1.

Поскольку в постановлении не вполне раскрыто, что имеется в виду под частным определением, опорочива­ющим приговор, то естественно, что любое критическое замечание на его недостатки может быть расценено таким образом. А это без законных оснований ограни­чивает возможности вышестоящего суда своевременно реагировать на ошибки нижестоящих судов. Например, суд второй инстанции, считая нецелесообразным по­вторное рассмотрение дела и оставляя приговор в силе, не решится указать в частном определении на такую ошибку суда первой инстанции, которая выразилась jb неприменении соответствующей дополнительной меры наказания или в неправильном определении вида НТК* так как это вполне может быть расценено как опорочи­вание приговора2.

Такое правотворчество, встречающееся в судебной практике по применению уголовно-процессуальных норм, нельзя отнести к позитивному явлению и приве­сти в его защиту убедительные аргументы. В целях строгого соблюдения законности ни один суд не должен выходить за пределы тех полномочий, которыми его наделил законодатель. Если какой-то назревший вопрос судебной практики не может быть разрешен путем существующих правомерных способов судебного толко­вания уголовно-процессуальных норм, необходимо не опережать и не подменять законодателя, а доказать ему необходимость издания новых норм.

1 См. «Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР. 1924—1970». стр. 375. В настоящее время постанов­ление от 18 декабря 1963 г. утратило силу, но сформулированное в его п. 9 положение воспроизведено в п. 17 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 19 октября 1971 г. «О судебной практике условно-досрочного освобождения от наказания и замены неотбытой части наказания более мягким» («Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР (1924—1973)», стр. 425).

2Ы

t

1              См.    «Сборник    постановлении    Пленума    Верховного    Суда

СССР (1924—1973)», стр. 601-602.

2              См. «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1967 г. № 4, стр. 29.

Г