2. МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Причинность

Метафизические модели причинных объяснений преступлений чем-то напоминают религиозные, но вместе с тем они гораздо шире их по своему содержанию и смыслу. В них первопричины человеческих действий не персонифицированы в образах сверхличностей Бога и дьявола.

Человеком руководят высшие безличные силы, власть которых над ним беспредельна. То, что кажется индивиду свободным проявлением его воли или возможностью выбора, — всего лишь иллюзия. Существует неведомая человеку линия его судьбы, и проведение или рок ведет его по ней, предоставляя тому довольствоваться ролью игрушки чьей-то безмерно могущественной воли.

Причины совершаемых людьми преступлений теряются далеко за пределами сфер, доступных человеческому восприятию и пониманию. Поэтому о сути этих первопричин можно лишь строить предположения и догадки. Истинные же их смыслы никогда не откроются разуму человека. Одна из первых моделей такого рода представлена в древнегреческом мифе о преступлениях Эдипа, убившего отца и женившегося на своей матери.

Метафизический подход предполагает, что в преступлении, в сферах его оснований, причин, а также в нем самом всегда имеется нечто, не поддающееся рассудочному анализу, — некий «неразложимый осадок», концентрирующий в себе смыслы, недоступные человеческому пониманию. И здесь человеку ничего не остается, как довольствоваться известным метафизическим императивом, требующим, чтобы «непостижимое постигалось через постижение его непостижимости».

Метафизический взгляд способен сообщить преступлению совершенно особые черты и масштабы. Оно начинает выглядеть не как эмпирический факт, но как попирание фундаментальных первооснов бытия, как оскорбление всего миропорядка в целом.

Судьба

Мир метафизических первопричин скрыт от человека, занавешен множеством покровов. Люди вынуждены всегда иметь дело лишь со следствиями воздействий этих причин и выстраивать различные предположения о связях между теми и другими. Зачастую это связано с использованием мифологемы судьбы. Древние греки называли судьбой силу обстоятельств, заставляющую человека поступать опреде-

ленным, достаточно однозначным образом. Она виделась им в образе свирепого зверя, мчащего на себе человека, чтобы в итоге сбросить его в мрачную бездну небытия. Человек оказывался обречен на роль похищенной Европы, покорно сидящей на спине могучего быка, чья неукротимая сила умыкала беспомощную жертву за пределы явного и очевидного. При этом нельзя было и помыслить об иных вариантах своей судьбы. Для этого человеку следовало бы стать другим, пройти через перестройку характера, души («дианойю»), ума («метанойю»), к чему он чаще всего был не готов (С. С. Аверинцев).

Судьба — это не просто случайное сцепление ряда обстоятельств, а проявившийся результат действия совокупности разнообразных факторов. Прежде других в формировании этого результата участвует трансцендентный фактор. От него исходят инициативы либо благого, провиденциального характера, либо же те, что оказывают разрушительное, губительное воздействие. Трансцендентные или метафизические начала, которым подчинено все мировое бытие, включая физическую, социальную и духовную жизнь человека, пребывают в непроницаемом для рассудка мире тайны. Поэтому об их существовании и той роли, какую они играют в детерминации преступлений, можно только предполагать по порождаемым этими началами следствиям.

Второй ряд судьбоносных факторов имеет онтологическую природу. Они представляют собой порядок вещей, сцепление обстоятельств естественного, исторического, социального, политического, экономического, культурного характера, сложившихся в единое, нерасчленимое целое. Это напоминает созданный композитором текст музыкального произведения, уже существующий, но еще не исполнявшийся и только лишь ждущий прихода своего исполнителя.

И, наконец, третий, антропный, фактор — это совершаемые человеком действия и поступки, позволяющие ему двигаться по предначертанному пути. Роль личности здесь в значительной степени напоминает роль исполнителя, разыгрывающего по нотам музыкальное произведение, сочиненное не им. Исполнитель находится почти целиком во власти замысла композитора (трансцендентных факторов) и созданного тем текста (онтологических факторов). Он имеет возможность по-своему интерпретировать замысел композитора, но радикально переиначить его, выйти за пределы текста не в его власти.

Между трансцендентными, онтологическими и антропными факторами явственно присутствует координационная связь в виде «созвучности метафизического такта», облекшейся в форму подчиненности низшего высшему.

Жизненный путь человека, увиденный сквозь призму их соподчиненного триединства, обретает значимость вселенского события, разворачивающегося в соответствии с метафизической траекторией судьбы. Когда итогом этого пути оказывается жизненная, экзистенциальная катастрофа в виде преступления, следует говорить не только о вине преступника, но и о его беде, то есть о том, что ему не было подвластно, пребывало вне его и неумолимо подталкивало его к пропасти. Беда — это всего лишь одно из имен судьбы, зло и жестоко обошедшейся с человеком. Если за свою вину преступник должен быть осужден и наказан, то за беду, случившуюся с ним, искалечившую его жизнь, он достоин сострадания.

Свобода

Метафизическая модель преступления с неизбежностью ставит вопрос о свободе человека.

В свете метафизики на свободу можно смотреть как на возможность и право человека осуществить свое предназначение. При этом свободная воля выступает как «пусковой механизм», устремляющий индивидуума вперед, вдоль траектории его судьбы. И человек здесь должен быть готов, как Ахилл у Гомера, принять вызов судьбы и двинуться навстречу своему жребию. Ведь, в сущности, ему часто лишь кажется, что он абсолютно свободен и пребывает в такой ситуации выбора, где все зависит от его решения. Но в действительности, как верно утверждал М К. Мамардашвили, ситуация выбора распределяется на гораздо больший отрезок времени, чем время нашего решения или взгляда. Время ситуации выбора (или ситуации свободы, что то же самое) иномерно, имеет свой масштаб или размерность, по сравнению с размерностью или масштабом нашего взгляда в данную минуту. Еще задолго до момента выбора бесчисленное множество факторов успели соединиться, сплестись за спиной человека в огромное движущееся целое, в лавинообразный поток предпосылок, условий, обстоятельств. Любой из людей в каждый отдельный момент своей жизни находится во главе этого несущегося потока. Перед ним расстилается неизвестность, и ему кажется, что эта ширь — пространство его свободы и бесконечных возможностей. Но это всего лиаш иллюзия: толкающая его в спину лавина уже успела обрести для него силу непреложного долженствования, почти неодолимой причинности. И человек вынужден играть роль не зачинателя, а продолжателя, не инициатора, а исполнителя, совершающего то, что уже невозможно не совершить.