_ 4. Стоики и Эпикурейцы

У Платона и Аристотеля общее благо поглощает личное. Государство как представитель идеи общего блага подчиняет всю жизнь граждан, распоряжается их судьбой согласно с требованиями общего интереса и личности как часть, имеет лишь в той мере право на существование, в какой она проявляет в себе свойства целого. Вне целого часть не существует. И в действительной жизни при устройстве общежития интересы личности приносились в жертву идее целого. Личность была подавлена и в Греции, подобно тому, как и в Индии, почему и здесь не могла не возникнуть мысль о спасении личности, не мог не появиться протест личности против государственного гнета. Буддизм - это был протест личности в теологический период мышления, и он состоял в признании зла несуществующим, в стремлении человека погрузиться в Нирвану, в нечто, в небытие. Такой же протест был заявлен личностью и в Греции, но только в иных формах. Он проявился в двух противоположных системах стоиков и эпикурейцев.

Буддизм, смотря на весь мир как назло, удаляется от мира, желает убедить себя в не существовании всего существующего, отрекается от мира и находит спасение в спокойствии духа, не нарушаемом никакими событиями, никакими несчастиями. Греческие стоики, исходя из совершенно противоположного принципа, приходят к тому же практическому результату. Они признают, что весь мир есть добро, как бы отрицают самое существование зла в мире, видя в нем лишь одно из средств к развитию в мире добра. По их учению, в основе всего мироздания лежит разум, производящий из себя все существующее. Материя также создана разумом, как среда, необходимая для проявления его деятельности. Все существующее в мире представляет собой разумную силу, принявшую ту или иную плоть.

Во всем мире рассеяны семенные мысли (?????????????????), из которых состоит сущность вещей. Чем больше в вещи единства, тем в большей степени она является проявлением и развитием разума. Человек является наиболее совершенным существом, так как является существом наиболее разумным. Все отдельные существа связаны между собой единым, вечным законом разума, управляющего всею вселенной. Этот верховный разум они называли Судьбой. Таким образом, судьба управляет всем, предопределяя долю каждого. Судьба, как верховный разум, все существующее упорядочивает по вечным законам духа. Существование зла не противоречит порядку, так как самое зло является орудием добра. Человек, как существо разумное, должен всю жизнь свою устраивать по вечным началам разума, или что тоже, согласно с природой. Стоики представляют идеалом человека мудреца, чуждого всяких забот о внешнем, развивающего лишь дух свой, свой разум, находящегося в полном спокойствии и поэтому счастливым. Высшее блаженство человека и должно заключаться в этом полнейшем спокойствии духа, не нарушаемом никакими внешними невзгодами, никакими печалями. Зло не может его смущать, потому что оно только орудие добра. Крайние сторонники этой системы, ригористы, отрицали и всякое стремление к удовольствию, считали безразличие настоящим идеалом, к достижению которого должен стремиться всякий человек.

Признав разум верховным правителем всего сущего, стоики должны были прийти к отрицанию того идеала государственности, который был развит Платоном и Аристотелем. Все люди братья и нельзя ограничивать свою любовь пределами государства. Нравственная связь между людьми выше политической и естественный закон разума выше положительных законов всякого государства. Мудрец не нуждается в законах, он сам себе закон. Идее целого, так преувеличенной Платоном и Аристотелем, они противополагают идею личности. Понятно, что вместе с этим они должны были прийти и к отрицанию рабства, о чем положительно свидетельствует Зенон, Сенека и Епиктет.

Провозгласив спокойствие духа и безмятежность идеалам личности, стоики лишь на иной почве обосновывали то же стремление к Нирване, которое в таких страшных формах проявилось в буддизме. Спокойствие и безмятежность, в сущности, это убийство личности: протест личности против подавления ее, в конце концов, привел к самоподавлению. Внешнее давление заменено самоподавлением. Напрасно стоическая философия многим представляется возвышенной и величественной. Б. Чичерин например, говорит о ней: "Нельзя отрицать величия системы, воздвигнутой стоиками. В первый раз - понятие о естественном законе, управляющем человеческими отношениями, получило полное развитие; нравственное существо человека сделалось главным жизненным вопросом для мыслящих людей". При оценке греческих стоиков необходимо не забывать, что их система - та же система аскетизма СакияМуни, но принявшая иные формы под влиянием тех же условий, под влиянием которых у греков и боги были не кровожадными и грозными существами, но теми же людьми, с их страстями и грехами. Это система обезличения, смягченная благоприятными развитию личности естественными условиями жизни народа. Но в существе дела это тот же порыв воли личности покорить себя, свои порывы, свое я, сделаться бесчувственным и не ведет страданий и зла. И у стоиков стремление личности к поднятию состояло в превращении лица в безразличие. Самое стремление возвысить значение нравственного элемента окончилось признанием нравственного безразличия. Они признавали, например, общение жены, дозволяли даже половое сознательство отца с дочерью, матери с сыном на том основании, что это безразлично с нравственной точки зрения.

Учение стоиков имеет и другую сторону, не менее оказавшуюся вредной. Об этой стороне стоицизма Б. Чичерин вполне верно замечает следующее: "Сделавшись исключительным элементом человеческой жизни, нравственное начало поглощало собой право, уничтожало обязательную силу положительного закона и подкапывало самые основы государства. Когда естественный закон ставится выше положительного не только по идее, но и в приложении, когда последний объявляется необязательным, если он противоречит первому, тогда толкователем правды и закона в приложении к обществу становится уже не общественная воля, а личное сознание каждого. Мудрый не связан положительным законом; следовательно, лицо поставлено выше общества, а это прямо противоречит общежитию. Субъективное начало разлагает здесь политическое тело".

Восстав на защиту личности против политического тела, стоицизм привел к разложению этого тела, не подняв значения личности, допуская лишь героическое самоуничтожение или обезличение.

Эпикурейцы в основание своей системы положили начало, совершенно противоположное принятому стоикам. Стоики одухотворяли материю, между тем как эпикурейцы материализировали весь духовный мир. Существует в мире только материя с ее силами, познаваемыми при посредстве внешних чувств человека. Человек - продукт материальных сил и естественная цель его жизни наслаждение. Но так как в мире зло неразлучно от добра, то высшим идеалом человека должно быть такое состояние, когда человек становится вполне безмятежным. Развить внутреннее состояние своей души до того, чтобы не бояться зла, испытывать лишь благо - вот высший идеал эпикурейца. Таким образом, идеал эпикурейцев сходится с идеалом стоиков. Безмятежность духа - конечная цель тех и других. "Эпикурейцы, говорит Чичерин, изображали идеал мудрого, сохраняющего свое спокойствие даже среди жесточайших страданий".

Признав единственно существующим началом материю или все то, что познается внешними чувствами, признав, согласно с этим счастие человека единственной целью жизни его, эпикурейцы должны были прийти к отождествлению добродетели с пользой. Добродетель имеет значение полезного орудия к доставлению человеку счастья. Общежитие имеет значение этого же орудия, и польза лежит в основании всякого общественного строя. Закон имеет значение общей пользы и, следовательно, в том случае, когда он бесполезен или вреден, он должен потерять и свою обязательную силу. Необходимо соблюдать законы, иначе каждый может пострадать. По словам Стоиков, эпикурейцы учили, что преступление заключается не в том, чтобы уворовать, но в том, чтобы не попасться в воровстве. И понятно, если мы соблюдаем законы только потому, что это полезно, так как иначе может последовать наказание, то, обходя закон таким образом, чтобы в то же время не подвергаться наказанию, мы получаем пользу и, значит, нет преступления. Там, где все сводится к благоразумию, к оценке того, что полезнее, на каждом шагу встретятся такие положения, в которых благоразумно воспользоваться на счет ближнего, увеличить свое благосостояние на счет благосостояния других, хотя это далеко не может быть названо нравственным. На каждом шагу встречаются примеры подобного благоразумия, которые ни в каком случае не причисляются к нравственным деяниям. Очевидно, учение эпикурейцев еще в большей мере является противообщественным, чем учение стоиков. В учении эпикурейцев идея государственности окончательно теряет то высокое и самостоятельное значение, какое придавал ей Платон, и какое она сохранила еще у Аристотеля. Здесь уже не личность поглощается государством, а наоборот, государство поглощается личностью, которая приглашается жертвовать своими удовольствиями в интересах государства только из-за благоразумия, из-за того, чтобы избежать большей неприятности.

Мыслители греческие не могли найти исхода между интересами личности и интересами государственности. Поглощение личности государством или разложение государства во имя интересов личности - вот основные черты из воззрений на дело организации общежития. Это же указывает, что почва еще не была подготовлена к надлежащему уравновешиванию интересов личности с требованиями государственности. Говоря словами Платона, человек того времени действительно еще был животным неукротимым и предоставление ему полной свободы возможно было не иначе, как на счет идеи государства. Это прекрасно понимал Аристотель, назвавший человека животным общежительным и в то же время давший в своей системе такое подавляющее личность значение государству. На это не обратили внимания стоики и эпикурейцы, вследствие чего в их системах личность и является в такой значительной мере разлагающим элементом, хотя и сама при этом разлагается. Прекрасно по этому поводу замечает Чичерин: "Личность в древнем мире являлась только средоточием частных интересов, разрушительных для общего союза. Она не успела еще выработать в себе той энергии, той созидающей силы, с которыми она выступила в новом мире. Личность в новом мире не отрешается от общества, а вступает в него со всеми своими требованиями и старается построить общественное здание на началах свободы. Отсюда то значение, которое имеют индивидуальные теории у новых народов". Для решения социального вопроса о правильном общежитии необходимо было, прежде всего, решить нравственную проблему, необходимо было поднять нравственный авторитет личности. Эта задача была выполнена христианством, подготовлением к которому служило еврейское законодательство.