ИЗ ИСТОРИИ ЛЕНИНГРАДСКОЙ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ

В сентябре 1989 г. исполняется 100 лет со дня создания в России первой в мире научно-исследовательской судебной фотографической лаборатории. Предыстория этого важного события, относящаяся к 70-м годам прошлого века, достойна интереса. Создатель лаборатории Евгений Федорович Бурин-ский, тогда редактор журнала «Российская библиография», получил от книготорговца Э. К. Гартье, издававшего этот журнал, задание изучить всю фотографическую литературу, вышедшую в разных странах за последние 50 лет. Целью изучения было выявление материалов о случаях, когда фотография фиксировала то, что невидимо простым глазом. Причиной же послужило наводнение книжного рынка всякого рода подделками. Давая такое задание, Гартье, очевидно, вспомнил о нашумевших в свое время сообщениях, о которых мы рассказали в предыдущем очерке – во Франции и Германии.1

Е. Ф. Буринский добросовестно изучил всю литературу по фотографии на четырех языках, но не нашел в ней работ по данному вопросу. Ведь его задача состояла именно в том, чтобы найти описание способов выявления деталей, не видимых простым глазом, причем по воле фотографа.

Превосходство фотографии перед зрением в отношении различения цветовых оттенков было известно и раньше, но никто до Буринского не задумывался над тем, возможно ли каким-либо способом усилить это превосходство. Задача оказалась не легкой. Только к концу 80-х годов Буринский добился результатов, о которых доложил в январе 1892 г. на собрании членов пятого отдела Русского технического общества. Вот что писал Буринский о методах, им примененных: «Для достижения цели видеть с помощью фотографии то, что без нее видеть мы не в состоянии... стоит только изучить причины, влияющие на по-

1 Подробнее об этих случаях рассказано в очерке «Судебная фотография – второе зрение криминалистов».

вышение контрастности, и соединить их в одном фотографическом процессе.

...Заинтересовавшись, по некоторым обстоятельствам, пятнадцать лет назад вопросом фотографического цветоделения, я так и поступал: я подбирал материалы для составления светочувствительного слоя, наиболее расположенные давать контрастные изображения; испытывал проявители с целью найти такой, который наиболее контрастно вызывал бы изображение; определял время экспозиции, благоприятствующее контрастности, и т. д.

Соединив в одном процессе все эти повышатели цветодели-тельной способности фотографии, я получаю результаты, о которых можно судить по образцам, бывшим на фотографических выставках.

Я приготовляю иодировку для коллоидиона из таких солей, которые делают его контрастным. Работая только при искусственном свете (магния), которым легко управлять благодаря часовому механизму в лампах, выдвигающему ленту магния равномерно, я с точностью определяю время экспозиции, наиболее благоприятное для контрастности изображения; для этой цели я устроил себе прибор, в котором черная дощечка, двигаемая часовым механизмом, через каждую секунду открывает часть экспонируемой пробной ленты, благодаря чему я вижу на проявленном негативе, в какой срок экспозиции контрастность достигает своего максимума, после которого, по закону соляризации, она снова идет на убыль. Точно так же я поступаю с проявлением, усилением, печатью на бумаге и т. д.

Все это вместе взятое дает мне контрастный негатив, но я им не ограничиваюсь. Положим, что сравниваемые оттенки дали на моем негативе различие в прозрачности слоя, равное некоторой величине р, но это различие еще не усматривается глазом. Называя прозрачность двух частей негатива, соответствующих сравниваемым оттенкам Р' и Р", имею Р' и Р" = р.

Если я сниму 10 таких негативов на тонких пленках и сложу пленки так, чтобы сделанные на оригинале отметки совместились, то получу

ЮР'– 10Р"=10р,

то есть различие прозрачности увеличится в 10 раз.

Я могу идти далее. С суммированного негатива делаю контрастный позитив, который сам по себе увеличивает величину р не менее чем в 10 раз, а с этого позитива опять делаю десять негативов и складываю их вместе. В результате получится

10-10(Р'–Р/7)=ЮОО р, то есть различие прозрачности увеличится в 1000 раз».2

2Буринский Е. Ф. Записка о восстановлении письмен при помощи фотографии//Известия Академии наук. 1895. Т. II. С. 167.

Приведенное описание метода цветоделения показывает, что-в принципе этот метод был достаточно простым, однако применение его на практике встретило большие трудности.

Буринский понимал слабые стороны своего детища и говорил: «...Я очень хорошо сознаю, что выработанный мною процесс страдает множеством недостатков и, прежде всего, медленностью, хлопотностью, сложностью приемов и трудностью манипуляций, требующих навыка и сноровки. Необходимо, однако, принять во внимание, что один человек, располагавший

Рис. 6. Здание Петербургского окружного суда.

самыми ничтожными денежными средствами, не мог довести до совершенства целую отдельную отрасль светописи, не имея при том ни предшественников, ни сотрудников. Во многих случаях результаты процесса не окупят труда и издержек на его производство; это я тоже знаю, но думаю, что и в таком виде процесс мой имеет значение как зародыш новой отрасли светописи, фотографии исследующей, которая, по глубокому

моему убеждению, станет такою же, какою признается фотография запечатлевающая.

Я сделал, что мог, другие сделают более».3

Сказанное объясняет, почему роль создателя лаборатории выпала на долю Е. Ф. Буринского, ученого, известного лишь в узких кругах, владельца скромной фотогравировальной мастерской. Само решение создать лабораторию определили три обстоятельства, на первый взгляд, случайных и не связанных между собой. Во-первых, в Петербургском окружном суде слушалось дело, рассмотрение которого потребовало участия сведущего в исследовании документов лица. Во-вторых, председательствующим в процессе был председатель окружного суда Александр Михайлович Кузьминский – прогрессивный судебный деятель того времени, который хорошо знал судебного следователя К. А. Рауш фон Траубенберга, не раз прибегавшего к помощи Буринского и поэтому посоветовавшего поручить производство экспертизы по делу именно ему. Главным же было то, что блестящий талант позволил Буринскому добиться по разительных для своего времени результатов в исследовании спорных документов.

Всего за время с 11 сентября 1889 г. по 11 сентября 1892 г. в лаборатории было произведено 78 экспертиз. Из них: для сличения почерков – 29; для испытания чернил, бумаги •–9; для восстановления вытравленного письма – 6; для восстановления выскобленного письма – 4; для восстановления загрязненного письма – 2; для сравнения написания–15; для определения способа нанесения на бумагу – 7; неопределенные задания (общее исследование) – б.4

Из экспертиз, произведенных в лаборатории, мы хотели бы остановиться на самых ярких, представляющих большой интерес с научной точки зрения.

Первое дело, по которому 11 сентября 1889 г. произвел экспертизу Е. Ф. Буринский, не было громким. Оно прошумело благодаря блестящей экспертизе Буринского, которому удалось с помощью фотографии изобличить подлог.

Некие Рокоссовский и Юнггерц обвинялись в изготовлении подложного извещения о внесении в товарную кассу железной дороги в Петербурге наложенного платежа в 9 тыс. р. с последующим получением этой суммы в г. Козлове. На извещении имелась подпись кассира товарной кассы Бернгарда, но он отрицал получение по нему денег. Подсудимые же утверждали, что деньги внесены ими и что подпись кассира на извещении подлинная, а не поддельная.

3 Там же. С. 169.

4 Буринский Е. Ф. Очерк деятельности С.-Петербургской судебно-фотографической лаборатории за время с 11 сентября 1889 г. по 11 сентября 1892 г.//Фотографический Ежегодник П. М. Дементьева. СПб., 1893. С. 99.

У суда возникло предположение – не является ли подделка подписи кассира настолько искусной, что при визуальном осмот-ре-извещения даже с помощью лупы распознать ее невозможно, И тут возникла счастливая мысль обратиться к помощи специалиста в области фотографии – Евгению Федоровичу Буринскому, много лет занимавшемуся проблемой распознания с помощью фотографии поддельных рукописей.

Для производства экспертизы Е. Ф. Буринскому были вручены два документа: 1) извещение со спорной подписью кассира Бернгарда; 2) дубликат накладной Козлово-Воронежской железной дороги на груз с макаронами, на котором подпись получателя груза была залита чернильным пятном. По первому документу предстояло установить, не содержит ли подпись кассира Бернгарда следов подлога, а по второму – восстановить залитую чернилами подпись получателя груза.

В качестве образцов для сравнительного исследования первого документа были представлены: 1) извещение о другом платеже с бесспорной подписью Бернгарда; 2) образцы подписей Бернгарда на документах, взятых из уголовного дела; 3) несколько подписей Бернгарда, выполненных им в судебном заседании. Исследование документов Е. Ф. Бу-ринский проводил здесь же, в здании суда. Необходимые для этого приборы были доставлены им из своей домашней лаборатории.

Рис. 7. Е. Ф. Буринский.

Приступив к исследованию, Е. Ф. Буринский сфотографировал заподозренное извещение с большим увеличением.5 На полученном негативе подпись кассира, выполненная фиолетовыми чернилами, оставила едва заметный след. Одновременно на негативе виднелись прозрачные штрихи, причина появления которых была неясной. Вначале возникло предположение, что они произошли вследствие того, что кассир мог сделать подпись пером, запачканным до этого черными чернилами. Но дальнейшее исследование показало, что такое предположение

5 Описание этой и других экспертиз дано по материалам юридической хроники (Журнал гражданского и уголовного права. 1889. № 10. С. 125– 131) и кн.: Буринский Е. Ф. Судебная экспертиза документов. СПб., 1903. С. 121–124.

неправильно. При изготовлении нового негатива фиолетовый цвет был полностью исключен, подпись же «Бернгард» в виде тонких и прозрачных штрихов оставалась и после этого. Указанные штрихи с некоторыми отклонениями повторяли штрихи, из которых состояла подпись, сделанная фиолетовыми чернилами. Так, например, вторая часть начальной буквы «Б» на оригинале оказалась длиннее первой части, а на прозрачной подписи обе части были одинаковой длины, росчерк в конце слова на оригинале опускался вниз, а на прозрачной подписи он был параллелен слову, и т. п. Появление прозрачных штрихов теперь объяснилось: это были следы предварительной рисовки подписи карандашом, по которой позднее сделана была обводка фиолетовыми чернилами. Чтобы окончательно убедиться в этом, Е. Ф. Буринский изготовил отпечаток, давший одновременно обе подписи: и чернильную и карандашную. Оказалось, что в деталях они действительно не совпадали.

Вслед за этим Е. Ф. Буринский приступил к исследованию второго документа – дубликата накладной Козлово-Воронеж-ской железной дороги, на которой подпись оказалась залитой чернильным пятном. Ему понадобилось всего два часа, чтобы выявить подпись получателя _ груза. Оказалось, что документ был подписан фамилией «Шольц». После сличения подписи с почерком подсудимых эксперты пришли к выводу, что она сделана рукой Юнггерца.6

Через два месяца в том же Петербургском окружном суде Е. Ф. Буринский произвел вторую судебно-фотографическую экспертизу. Дело и на этот раз было связано с железной дорогой. Кондукторы Королев, Ютило и другие обвинялись в подделке и сбыте проездных билетов от ст. Петербург до ст. Бологое и обратно. Слушание дела происходило вторично после отмены оправдательного приговора сенатом. В оправдании подсудимых значительную роль сыграла экспертиза, установившая, что билеты, признаваемые управлением дороги поддельными, были печатаны в той же типографии, где печатались настоящие билеты.

При вторичном слушании дела для производства экспертизы суд пригласил Е. Ф. Буринского. Его исследование опровергло первоначальное заключение экспертов. Он неопровержимо доказал, что билеты являлись поддельными и печатались не в типографии, а приготовлены ручным способом, посредством вальцов и тонкой пластинки.

Столь блестящие экспертизы не могли остаться незамеченными. На них обратили внимание не только газеты, но и судебные власти. Председатель Петербургского окружного суда А. М. Кузьминский предложил Е. Ф. Буринскому открыть при

5 Сличение почерков производилось экспертами-каллиграфами (учителями чистописания) без участия Е. Ф. Буринского.

окружном суде судебно-фотографическую лабораторию. Предложение было принято, но на пути создания лаборатории ученого ожидало немало трудностей.

Репортер «Журнала гражданского и уголовного права»., автор юридической хроники «За месяц», писал: «В настоящее время для г. Буринского в окружном суде отведено особое помещение, так что для производства своих, чрезвычайно полезных для целей правосудия экспертиз, он будет иметь все необходимые приспособления».7

На самом деле «особое помещение» представляло из себя угол, отведенный в коридоре, ведущем к комнате судебных следователей, а «необходимые приспособления» были доставлены Буринским из своей домашней лаборатории. Судебные власти никакого участия в техническом оснащении лаборатории не приняли, личные же средства Буринского были скромными, и поэтому лаборатория не располагала всем тем оборудованием, какое для нее было необходимо. Так, например, лаборатория не имела микрофотографического и спектрального аппаратов и многих других приборов.8 Но недаром говорят, что фотографирует не аппарат, а человек. За три года существования лаборатории в ней были произведены такие талантливые экспертизы, которые сделали бы честь и современным криминалистическим лабораториям. Одна из блестящих экспертиз Буринского помогла, например, предупредить судебную ошибку.

Фабула этого дела такова. У типографа-издателя Добродеева неизвестное лицо похитило в разное время два переводных билета Государственного банка. По обоим билетам были получены деньги по подложным доверительным надписям Добродеева на чеках. Надписи учинены были на имя вымышленных лиц: Голдштейна и Зейферта.

Ознакомившись с надписями на чеках, Добродеев нашел их почерк сходным с почерком управляющего его домом и типографией Богомолова.

С целью проверки подозрения Добродеев решил обратиться к граверам Экспедиции заготовления государственных бумаг Алабышеву и Маттерну, прося их сличить подложные подписи на чеках с почерком Богомолова.

Алабышев и Маттерн нашли подозрение Добродеева вполне обоснованным и выдали ему письменное удостоверение в том, что почерк, которым выполнены доверительные надписи на чеках, тождествен с почерком Богомолова. Свое заключение оба гравера были готовы подтвердить в суде.

После этого Добродеев обратился к прокурору суда с жа-

7 Журнал гражданского и уголовного права. 1889. № 10. С. 131.

8 Громов И. А. Кабинеты научно-судебной экспертизы в городах Москве, Киеве и Одессе по закону от 4 июля 1913 г. СПб., 1913. С. 30.

лобой, в которой просил привлечь Богомолова к уголовной ответственности.

В процессе производства предварительного следствия к заключению граверов присоединился третий эксперт – типолито-граф Арнгольд.

Однако Е. Ф. Буринский, привлеченный к производству экспертизы одновременно с Арнгольдом, пришел к совершенно иному выводу. Возражая первым трем экспертам, он отметил недостаточную мотивированность их заключения, основанного на сходстве 9 букв.

Изготовив увеличенные фотографические снимки исследуемых рукописей, Буринский доказал, что указанные буквы не имели никакого сходства с почерком обвиняемого Богомолова. Для этого он проделал следующий эксперимент: вырезал из фотографических снимков те самые буквы, которые эксперты находили поразительно сходными между собой, и наклеил их на лист бумаги в определенном порядке: на левой стороне – буквы почерка Богомолова, на правой – почерка подложных доверенностей. Когда изготовленную им таблицу увидели эксперты Алабышев, Меттерн и Арнгольд, то они первоначально отказались верить, что это точные снимки с тех букв, в которых они нашли поразительное сходство. Только проверка убедила их в том, что фотография ошибок не допускает. Копии оказались абсолютно точными.

В заключении по этому делу Буринский писал, что если признавать, что доверительные надписи учинены Богомоловым, то нужно признать и следующее: 1) что Богомолов, выполняя их, держал перо для себя необычно, 2) что, несмотря на это обстоятельство, он изменил форму всех букв без ошибки, 3) что при таких условиях он писал более твердой рукой, с разными размахами, петлями и при том гораздо красивее, чем он пишет обыкновенно, и 4) что, делая надпись на втором билете через две недели после надписи на первом билете, Богомолов не забыл ни одной мелочи и изменил в своем почерке все точно так же, как и в первый раз.9

Далее Е. Ф. Буринский обратил внимание на то, что в подложных доверенностях наибольшие утолщения наблюдаются в верхних частях букв, откуда можно было заключить о наклоне пера по направлению строк. Так мог держать перо тот, кому приходится писать справа налево.

Заключение Буринского подтвердилось. Действительным виновником подлогов оказался не Богомолов, а служивший в конторе Добродеева Гутшабаш.

„ 'Буринский Е. Ф. Судебная экспертиза документов. СПб., 1903. ^- 131.

Эксперты Алабышев, Маттерн и Арнгольд после исследования, образцов почерка Богомолова и Гутшабаша пришли к следующему заключению: «...почерк, которым писаны подложные документы, имеет гораздо большее сходство с почерком Гутшабаша, чем с почерком Богомолова, что особенно ясно видно на фотографических увеличениях, которые нам ранее предъявлены не были. Для более точного определения желательно было бы произвести испытание почерка Гутшабаша в нашем присутствии».10

Желание их было удовлетворено. Произведя испытание, эксперты пришли к окончательному мнению, что подложные доверенности на переводных чеках писаны рукою Гутшабаша, а не рукой Богомолова.

Возникает вопрос, чем же объясняется ошибка экспертов, которая могла привести к судебной ошибке, к осуждению невиновного человека? Главной причиной, очевидно, была их недостаточная компетентность в исследовании почерков, отсутствие необходимых для этого познаний. Но была еще и другая немаловажная причина – предубежденность экспертов против Богомолова. Обращая внимание на отрицательную роль второй причины, Е. Ф. Буринский писал: «Эксперты приступили к работе, предубежденные против Богомолова.

...Достаточно им было усмотреть сходство одной буквы в двух почерках (а это неизбежно), чтобы предубеждение усилилось, и затем, с каждой новой, хотя бы и мало сходной буквой, возрастало постепенно до уверенности».11

В желании найти доказательства против Богомолова эксперты настолько переусердствовали, что в конце концов почерк любого документа готовы были признать почерком Богомолова. Чтобы убедить в этом следователя, Е. Ф. Буринский незаметно подложил в пачку рукописей Богомолова одну бумагу, написанную рукою самого следователя О. А. Кучинского. Каково же было удивление последнего, когда эксперты, перебирая пачку бумаг и отмечая сходные буквы, нашли в его, Кучинского, почерке 8 букв, поразительно сходных с буквами почерка подложных надписей. «Они воображали, – писал Е. Ф. Буринский,– что имеют дело с рукописью все того же Богомолова, виновность которого для них стала уже несомненною».12

Суть дела, о котором мы сейчас расскажем, заключалась в следующем: Т. был предъявлен иск о взыскании с него 80 тыс. р. по якобы выданному им обязательству. Ответчик уверял, что хотя с лицом, предъявившим иск, он и имел дело,

10 Юридическая летопись. 1891. № 3. С. 213.

11 Буринский Е. Ф. Судебная экспертиза документов. С. 132.

12 Буринский Е. Ф. Судебный следователь, заподозренный в составлении подложного документа/ДОридическая газета. 1895. № 86.

но обязательства ему выдавал только на мелкие суммы. На такую крупную сумму он не подписывал никаких бумаг.

Могилевский окружной суд несколько раз присылал документ в Петербург для сличения почерков и получал один и тот же ответ: «подпись ответчика Т. является подлинной». Так как ответчик продолжал настаивать на подложности документа, попытались разъяснить дело при помощи химической экспертизы. Приглашенный в качестве эксперта профессор химии Петербургского технологического института Бейльштейн нашел, что подпись и текст на спорном документе выполнены разными чернилами. Но и это не разъяснило дела. При тщательном осмотре документа на нем не удалось обнаружить никаких следов подлога.

Наконец, решили прибегнуть к помощи фотографии. Документ поступил в судебно-фотографическую лабораторию при С.-Петербургском окружном суде.

Фотографирование документа показало, что буквы подписи получаются прозрачнее букв текста, за исключением черточки, составлявшей верхнюю часть буквы Т., которой начиналась подпись. По степени прозрачности эта черточка подходила к буквам текста, а не к буквам подписи. Возникло предположение, что она выполнена теми же чернилами, что и текст документа.

Продолжая исследование, документ окурили парами иода. На краях появилась синяя рамка. Весь «секрет» подлога теперь разъяснился.

Подделыватели искусно склеили и спрессовали два листа бумаги. После этого на верхней части листа был написан текст какой-то расписки на незначительную сумму и окончен как раз там, где начинался второй подклеенный лист. Чтобы линия склейки осталась незамеченной, по этой линии бумага была согнута. Подпись Т. должна была поместиться ниже складки.

Случилось, однако, так, что Т., подписывая свой чин и фамилию ниже складки, верхнюю черту над буквой Т. загнул под конец кверху, так что окончание ее попало выше складки, т. е. на тот лист, который потом отняли прочь. Но теперь подпись оказалась неоконченной. Пришлось доделывать верхушку буквы Т. Сделанная другими чернилами «черточка» и помогла раскрыть подлог, изобличила виновного.13

* *

Некрасова 8 – этот адрес хорошо знаком не только следователям, но и оперативно-розыскным работникам. Здесь помещается Центральная ленинградская научно-исследовательская лаборатория судебной экспертизы. Научные сотрудники лаборатории помогли раскрыть многие тайны преступлений, порой

"Буринский Е. Ф. Судебная экспертиза документов. С. 168–169.

весьма хитроумно подготовленных и тщательно замаскированных.

Ленинградскую лабораторию отделяют от лаборатории Бу-ринского многие десятилетия, тем не менее между ними существует прямая связь. Ленинградская лаборатория продолжает дело, начатое Буринским. Организованная в 1948 г., ленинградская лаборатория являлась тогда единственным экспертным учреждением на территории РСФСР, созданным на правительственном уровне. Первым ее руководителем был Александр Никитич Осьминин, в прошлом работник органов внутренних дел, обладавший высокой экспертной квалификацией и большими организаторскими способностями. Он сумел привлечь к работе в лаборатории талантливую молодежь.

Первоначальная деятельность новой лаборатории проходила в условиях достаточно сложных. Она размещалась в малоудобном подвальном помещении здания Ленинградского городского суда. Впрочем, уже первые экспертизы показали, что их качество зависит не столько от удобств помещения, условий работы, сколько от умения и преданности делу сотрудников.

Рис. 8. А. Н. Осьминин.

Год за годом улучшались условия работы, увеличивалось число научных работников, усиливалась техническая вооруженность лаборатории. Вновь пришедшие редко покидали лабораторию. Сегодня в ней трудятся кандидат юридических наук М. Г. Любарский, прошедший путь от лаборанта до заместителя начальника лаборатории, около 30 лет работают заведующая сектором почерковедческих исследовании Л. сеева заведующая сектором биологических исследовании кандидат биологических наук Л. Ф. Масленникова, большой стаж работы и у начальника лаборатории Г. П. Кучеренко и других сотрудников.

В настоящее время лаборатория включает семь чисто экспертных подразделений: отдел физико-технических исследований, отдел биологических исследований, отдел трасологических и баллистических исследований, отдел товароведческих и инженерно-строительных экспертиз, отдел исследования документов, отдел судебно-бухгалтерских экспертиз, отдел автотехниче-

ГО

ских экспертиз. Несравним с дореволюционным и объем производимых в лаборатории исследований. Приведем статистику только за один, 1986 год: почерковедческие исследования – 505; технические исследования документов –323; физические и химические исследования – 226; баллистические исследования – 84; трасологические исследования – 291.

Эти цифры убедительно говорят о том, что двери органов следствия и судов ныне широко открыты для науки. И хотя случаи, на которых мы остановимся ниже, были самыми обычными в практике лаборатории, они показывают высокий уровень подготовки работающих в ней специалистов.

В середине апреля 1967 г. жители Сестрорецка были глубоко взволнованы убийством председателя правления районного Общества охотников и рыболовов А. П. Черняева. Труп его был обнаружен на берегу Черной речки в 500 м выше Лопакова болота. Труп имел множество огнестрельных ранений в области головы и спины. В правой руке была зажата рукоятка ракетницы, а в левой – заряд сигнальной ракеты красного цвета. В нагрудном кармане кителя находилось удостоверение общественного инспектора по охране природы. Ни на одежде, ни на теле жертвы следов борьбы найдено не было.

Подозрение в убийстве пало на жителя поселка Дибуны некоего Никифорова, в прошлом неоднократно привлекавшегося к ответственности за браконьерство. Никифоров убийства не отрицал, но объяснял его условиями необходимой обороны – убил защищаясь от нападения. В этих условиях важно было правильно восстановить картину происшествия. Убийца утверждал, что Черняев, которого он лично якобы не знал, потребовал от него документы, а затем пригласил в свою лодку. Никифоров требование выполнить отказался, а затем, увидев, что Черняев направляется на сухое место и пытается зарядить ракетницу, дважды выстрелил с расстояния 3 и 10 м. Ружье было заряжено картечью, смертельно поразившей жертву.

Восстановить обстоятельства происшествия помогла картина рассеивания картечи, внедрившейся в одежду, войлочный пыж и другие предметы, оказавшиеся на месте происшествия.

Никифоров отрицал, что стрелял дважды, но в этом его изобличила судебно-баллистическая экспертиза, произведенная старшим научным сотрудником лаборатории судебной экспертизы Н. Г. Мухиным. На месте происшествия были обнаружены два войлочных пыжа, один из них застрял в рукаве фуфайки убитого, а другой был найден невдалеке от трупа. Эксперт бесспорно доказал, что по материалу войлока, цвету отдельных волокон и способу изготовления они были однородны друг с другом, а также с пыжами, обнаруженными при обыске в доме у Никифорова.

Как войлочные пыжи, изъятые с места происшествия, так и картонные пыжи (прокладки) были изготовлены с помощью

высечки, изъятой у Никифорова. Эксперт-физик установил, что картечь, извлеченная из трупа, и картечь, извлеченная из патронов, изъятых у обвиняемого, одинаковы по своим кристалло-структурным особенностям и изготовлены из двух кусков свинца, обнаруженных в охотничьих принадлежностях Никифорова. Экспертиза сумела успешно разрешить и многие другие вопросы, вставшие перед старшим следователем прокуратуры Ленинграда А. Кругловым, помогла восстановить обстоятельства убийства, совершенного браконьером Никифоровым.

Никифоров был осужден к высшей мере наказания.

Второе дело, на котором мы остановимся, касалось кражи книг. В течение 5 лет в библиотеке Академии наук СССР и в других ленинградских библиотеках систематически пропадали книги, в том числе и особо ценные. Вначале эти пропажи объясняли случайными ошибками при расстановке книг, так как их вынос из библиотеки АН СССР исключали: он строго контролировался. Однако систематичность пропаж настораживала. Возникло предположение, что книги похищены.

Розыск проводили оперативно-розыскные сотрудники милиции. Через некоторое время виновник хищений книг был обнаружен, им оказался некий Асланов. Способ хищения оказался до крайности простым: похищенные книги и журналы прятались им под одежду и таким образом выносились незаметно от контролера. Асланов имел группу сообщников (Асланова, Лебедева, Подгорный). С их помощью краденые книги сбывались в букинистические магазины Ленинграда. Готовя книги к продаже, преступники тщательно уничтожали знаки, указывающие на их принадлежность библиотеке. Делали это по-разному: вырывали целые страницы или их части, в иных случаях сжигали части страниц с шифрами, инвентаризационными номерами, оттисками штампов и печатей, в других – листы сохраняли, но уничтожали теми или иными способами шифры, номера, оттиски штампов.

В криминалистическую лабораторию доставили довольно значительное количество книг, изъятых у букинистов и непосредственно у преступников. Нужно было доказать принадлежность этих книг библиотеке, а для этого восстановить уничтоженные реквизиты.

Над книгами начала «колдовать» ст. научный сотрудник лаборатории Е. С. Башилова. Прежде всего для их осмотра была применена лупа 5-кратного увеличения при различных условиях освещения и со светофильтрами различных марок. Эксперт применила, казалось бы, самый простой, но весьма эффективный способ: участки склейки страниц смачивались водой, в результате цифровые записи становились видимыми и читаемыми. Для восстановления удаленных подчисткой и замазанных записей были применены методы инфракрасной люминесценции, диффузно-копировальный метод, размоченная в водо-спиртовом растворе

фотобумага унибром № 4, вводившаяся в контакт с подчищенной или замазанной записью, а затем засвечивалась от лабораторного фонаря, проявлялась и фиксировалась. В итоге работы раскрылось то, что преступники пытались сделать тайным. Записи инвентарных номеров и содержание оттисков штампов удалось восстановить. Принадлежность книг библиотеке была доказана. Преступники понесли заслуженное наказание.

Достаточно много работы и в физико-техническом отделении лаборатории. Расскажем об одной из экспертиз, проведенных этим отделением.

В ноябре 1984 г., днем, в одном из поселков Ленинградской области, преступник пилой-ножовкой по металлу спилил навесной замок на входной двери дома семьи Б., откуда похитил кассетный магнитофон и деньги. На следующий день по подозрению в совершении хищения был задержан Ш. – житель соседнего поселка, нигде не работавший. У него была изъята сумка с пилой-ножовкой. Требовалось найти доказательства, изобличающие Ш. в совершении им кражи. Следователь представил в лабораторию судебной экспертизы ножовку вместе с опилками замка, изъятыми с места происшествия. При исследовании внешне чистой пилки, произведенном в физико-техническом отделении лаборатории, обнаружилось, что помимо стальных опилок на ней имеются микрочастицы светло-голубой краски. Эксперт запросил у следователя образцы красочного покрытия входных дверей дома семьи Б. Следователь представил образец светло-голубой краски. Эксперты выполнили сравнительный анализ опилок и красок. Опилки имели одинаковый химический состав, но относились к весьма распространенным и неспецифичным сталям. Исследованием сравнительных красок в ультрафиолетовых лучах в поле зрения люминесцентного микроскопа было установлено, что они имеют четыре неразличимых в видимых лучах светло-голубых слоя с различной разноцветной люминесценцией. Некоторые слои имели неоднородную картину свечения, на которой выделялись включения люминесцирующих компонентов на фоне несветящейся основы. Таким образом эксперт, ст. научный сотрудник Г. В. Майорова установила, что наслоения краски на ножовке произошли от покрытия входной двери дома семьи Б., на которой был распилен навесной замок. Заключение эксперта получило подтверждение в совокупности других доказательств, собранных по делу обвиняемого Ш.

А экспертиза почерка, проведенная в лаборатории в 1979г., изобличила клеветника. Дело в том, что в течение 1975-79 гг. в адрес различных организаций поступали анонимные письма, в которых в оскорбительной форме излагались клеветнические измышления, грубо искажавшие действительность в отношении руководящих работников одного из зверосовхозов Лужского Района Ленинградской области. В конце сентября 1978 г. на территории зверосовхоза в оживленных, людных местах появ-

лились «объявления», в которых оскорблялся директор совхоза А. В. Архаров. По предположению органов следствия одним из авторов анонимных писем могли быть М., Н. или В. Перед экспертом были поставлены следующие вопросы: кто мог быть автором анонимных писем; одним или несколькими лицами писались письма, объявления и открытки? Для сравнительного исследования были представлены образцы свободного почерка подозреваемых лиц, а также экспериментальные образцы почерка с правым и левым наклонами, в быстром и медленном темпе, выполненные левой и правой рукой.

Эксперт, ст. научный сотрудник лаборатории Т. Г. Храпкина, изучив представленные образцы и исследуемые документы, обнаружила совпадение следующих частных и общих признаков: в форме движения при соединении букв между собой, в размещении движений при выполнении точек начала и точек окончания элементов, в строении римских цифр в датах, что позволило прийти к выводу об исполнении анонимных писем М.

И наконец, последняя экспертиза, на которой мы остановимся в этом очерке, была проведена по делу об изготовлении фальшивых дипломов. Ленинградские оперативные работники Главного управления внутренних дел длительное время разыскивали преступную группу, занимавшуюся изготовлением фальшивых дипломов об окончании ленинградских вузов. Члены группы были, однако, неуловимы, так как она строилась по конспиративному принципу «рваной цепочки». Каждый член группы знал лишь того, с кем имел дело, общей же личной связи между всеми членами группы не было.

Изготовление дипломов было поставлено на широкую ногу, при этом поддельные дипломы практически не отличались от подлинных.

Судебные эксперты Центральной ленинградской научно-исследовательской лаборатории судебной экспертизы провели много дней над исследованием фальшивых дипломов, и усилия экспертов оказались не бесплодными. Им удалось доказать, что рельефная надпись на обложках выполнена специально изготовленными пуансонами на прессовом оборудовании одного из крупных заводов. Заказ на данную работу «размещал» технолог этого завода С., а сами обложки были изготовлены в переплетной мастерской по «заказу» работника жилуправления Б., который достал и специальную бумагу с рисунком, близким к рисунку защитной сетки.

В одной из ленинградских типографий был похищен шрифт и изготовлены наборы необходимых текстов. В этой же типографии печатались тексты. Готовые обложки и листки с текстом передавались мастеру К., который на своем рабочем месте «оформлял» готовые бланки дипломов. Найден был гравер, который за солидную плату изготовил гербовые печати шести институтов.

По желанию покупателей по цене 300–500 руб. продавались либо чистые бланки, либо уже заполненные дипломы. Подписи должностных лиц на дипломах копировались по добытым преступниками образцам подлинных подписей. Всего преступной группой было изготовлено более тысячи дипломов, половину из которых им удалось реализовать.

Пословица говорит: «Долго ли ниточке не виться, а кончику быть». Таким «кончиком» в деле о фальшивых дипломах явился некий Гарик, занимавшийся в одном из южных городов починкой модной женской обуви. В одну из своих клиенток Гарик влюбился, но препятствием к их браку стало отсутствие у Гарика образования. Родители девушки и слышать не хотели о том, что их дочь выйдет замуж за сапожника. Гарик не унывал. Он заявил возлюбленной: «Будет и у меня высшее образование, для этого мне лишь нужно съездить в Ленинград». Поездка состоялась, и Гарик привез домой новенький, еще пахнущий типографской краской, диплом инженера.

Удивительная история превращения сапожника в инженера не осталась тайной. Гарик был приглашен в следственные органы, где долго не запирался, рассказал, где и у кого купил диплом за 500 руб. Вся преступная группа была разоблачена и понесла заслуженное наказание.14

В настоящее время в стране существует уже не одна, а многие десятки научно-исследовательских лабораторий судебной экспертизы, входящих в систему МЮ СССР. Все они служат делу борьбы с преступностью, помогают с помощью науки и техники раскрывать тайны многих преступлений.

14 Подробнее о развитии советских экспертных учреждений см.: Крылов И. Ф. Пути развития советских криминалистических экспертных учреж-дений//Вопросы судебной экспертизы. Вып. 4. Баку, 1967. С. 81–97.

«все книги «к разделу «содержание Глав: 15 Главы: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. >

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

ИЗ ИСТОРИИ ЛЕНИНГРАДСКОЙ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ