ВОЗНИКНОВЕНИЕ СУДЕБНО-БАЛЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ В РОССИИ

Судебно-баллистическая экспертиза насчитывает не одно столетие своего существования. Зарождение ее связано с появлением огнестрельного оружия, вместе с которым появились и случаи как неосторожного, так и умышленного причинения огнестрельных повреждений. Но теоретическое обоснование, а следовательно, и научное признание судебно-баллистическая экспертиза получила сравнительно недавно.

Первыми, кому пришлось заняться криминалистическими исследованиями оружия, снарядов и следов их действия, были медики и химики. До нашего времени сохранились сведения о первом врачебном осмотре в Москве трупа кравчего датского принца Вольдемара, умершего от огнестрельной раны, полученной из пищали во время охоты.

По указу царя «досмотреть» труп кравчего на посольский двор были направлены врачи Сибилист, Белов и Граман. В своем заключении («скаске») результаты исследования они описали так: «...Кравчий ранен из пищали, рана под самым правым глазом, и оне доктуры в ту рану щупом щупали, а пульки не дощупались, потому, что рана глубока, а то подлинно, что пулька в голове».1

Авторы заключения еще не понимали криминалистического значения «пульки», у них не возникало и мысли о необходимости извлечения и осмотра ее, а также исследования пищали, из которой был произведен выстрел. С современной точки зрения заключение врачей представляется крайне наивным («то подлинно, что пулька в голове»), но в то же время в их действиях нельзя не заметить нового. Они «ту рану щупом щупали», а это являлось уже попыткой применения технических средств при осмотре и даже более того – попыткой использования простейших приемов экспериментального исследования.

1 Материалы для истории медицины в России. ЧСП6., 1881. № 169. 124

Развитие научных средств и методов расследования преступлений происходило медленно. Еще медленнее они внедрялись в практику. Так, например, в 1845 г. отставной корнет Василий Отрахович выстрелом из дробового ружья ранил свою жену. При допросе потерпевшая заявила, что выстрел в нее был умышленным. Отрахович это отрицал. По его показанию, ружье стояло в комнате заряженным, так как он собирался на охоту. Ночью от случайного толчка ружье упало, вследствие чего произошел выстрел.

О судебно-баллистической экспертизе при расследовании этого дела и не подумали. Все свелось к тому, что судьи временного отделения земского суда, осмотрев комнату, в которой произошло преступление, установили, что при падении ружья от нечаянного толчка «выстрел ни в коем случае не мог достигнуть Отрахович, лежавшей на кровати». И после смерти пострадавшей труп ее вскрытию не подвергался, не производилось и исследование ружья. В результате следствие и судебные процессы по этому делу тянулись более чем 10 лет и закончились лишь в Государственном совете.2

Со второй половины XIX в. к помощи специалистов следователи и судьи стали прибегать чаще. В особо сложных случаях они стали привлекать крупных ученых. Так, сохранились сведения о деле, рассмотренном в 1853 г. в Петербургской уголовной палате, по обвинению князя Льва Кочубея, который выстрелом из пистолета нанес раны австрийскому подданному Игнатию Зальцману.3 Обстоятельства этого ранения представлялись во многом неясными. За объяснением ряда специальных вопросов палата обратилась в Петербургский физикат, но последний затруднился дать необходимые объяснения. Физикат указал, что, по его мнению, «весьма не излишне обратиться к профессору медико-хирургической академии Пирогову как человеку, видавшему много огнестрельных ран и писавшему об этом предмете».4

Из числа экспертиз, проведенных Н. И. Пироговым с судебно-баллистической точки зрения, особенно большой интерес представляет экспертиза по делу о смерти крестьянки Степа-ниды Нагибиной. Смерть ее, по показанию проживавшей у Нагибиных работницы, произошла при следующих обстоятельствах: вечером 15 октября 1873 г. мужа Нагибиной не было дома. В начале десятого часа вечера Нагибина, пугая воров, выстрелила холостым зарядом в окно. После этого взяла другое ружье и, подойдя к окну, стала надевать пистон. В этот момент послышался выстрел, и Нагибина упала замертво.

2   Журнал Министерства юстиции. 1865. Т. XXIII. С. 184–196.

3   Любавский А. Русские уголовные процессы- В 4 т Т 1 СПб, 1866.

4   ЦГИА (Центральный государственный исторический архив) СССР. Ф. 1151. Оп. 5. Д. 91. Л. 300.

125-

Обвинение в убийстве было предъявлено мужу убитой – Даниле Нагибину. Суд признал необходимым произвести по делу акспертизу. На разрешение экспертов было поставлено семь вопросов, в том числе о месте нахождения входного отверстия от пули на теле убитой, о расстоянии, с которого был произведен выстрел. По вопросу о входном и выходном отверстии пули мнения экспертов разделились. Одни из них признавали входным отверстие на груди, другие – на спине. При таком противоречии по решающему вопросу, а также и по большинству других вопросов суд признал необходимым обратиться в Медицинский совет, последний же поручил производство экспертизы Н. И. Пирогову.

Обширное заключение Н. И. Пирогова по данному делу говорит об исключительной добросовестности и полноте произведенного исследования. Однако самого Н. И. Пирогова оно не удовлетворило. Он нашел нужным дополнительно исследовать версии, которые ранее казались ему просто невероятными. В дополнительном заключении он указывает, что в жизни «самое невероятное иногда бывает правдою», почему он «для очищения совести» произвел испытания с ружьями разной длины ствола и с разным положением тела в момент выстрела.

Как первоначальное, так и дополнительное заключение содержали вывод об убийстве Нагибиной выстрелом через окно. С этим заключением согласился и Медицинский совет. Нельзя не отметить, что Н. И. Пирогов снабдил заключение собственноручно им сделанными схематическими рисунками, характеризующими особенности входного и выходного отверстия, а также схематическим чертежом движения пули при выстреле в окно {см. рис. 15). Отмечая значение подобных зарисовок, Пирогов подчеркивал: «...Сколько бы бесполезных и даже вредных для ясности дела предположений, рождающихся впоследствии, было бы устранено наглядным изображением раны и орудия или снаряда, которым она причинена». Суд признал Данилу Нагибина виновным в умышленном убийстве своей жены.5

Первая попытка научного обобщения экспертной практики в области исследования огнестрельного оружия касалась применения химических методов. В руководстве по судебной химии А. Наке, вышедшем в свет в 1874 г., наряду с методами исследования ядов, автор рассмотрел вопрос об исследовании огнестрельного оружия. Объясняя появление данного раздела в книге, А. Наке отметил, что хотя исследование ядов – самый важный вопрос, которым приходится заниматься судебному химику, однако далеко не единственный. «Даже трудно предвидеть,– указывал он, – все вопросы, которые могут ему представиться. В случаях применения огнестрельного оружия эксперта часто спрашивают: «Стреляли ли из огнестрельного ору-

5 ЦГИА. Ф. 1294. Оп. 10. Д. 157. Л. 331–352. 126

Рис. 15. Фрагмент заключения Н. И. Пирогова по делу Нагибина.

127

жия? Давно ли? Если оно заряжено, то когда именно?».6 Далее автор отмечает, что ответы эксперта на эти вопросы зависят От особенностей исследуемого оружия (кремневое или пистонное) и от вида употребленного пороха (обыкновенный порох, гремучая вата или белый порох). Наке отчетливо делит экспертизу на три стадии: а) экспертный осмотр; б) исследование; в) ответ на поставленный вопрос. Вот как, например, описывается им экспертный осмотр оружия: «Эксперт прежде всего исследует оружие снаружи: если на нем есть ржавчина, то он должен по возможности точно определить толщину ее; чтобы вполне убедиться в присутствии серых или черных, сырых или порошкообразных пятен, обыкновенно остающихся после сожжения пороха, он должен рассмотреть с помощью лупы колку, соответствующие части ствола и верхние части замка, •сурка. Кроме того, он тщательно осматривает, не найдутся ли кристаллы сернокислого железа. Если оружие заряжено, то он должен его разрядить, рассмотреть цвет цилиндрической части лыжей, величину и цвет пули или дроби, а также цвет пороха».7 Затем автор переходит к изложению методов исследования, производимого с целью определения давности выстрела. Для кремневых ружей указываются различные признаки, позволяющие устанавливать сроки давности выстрела от двух часов до пяти–десяти дней. Что касается применения некремневого оружия, автор отмечает, что в этих случаях не будет уже тех характерных свойств и признаков, которые позволяют ответить на вопрос о давности выстрела.

В 1879 г. вышла в свет вторая книга, освещающая вопросы судебной баллистики. Она была написана также медиком и посвящалась судебно-медицинскому исследованию огнестрельных повреждений.8 Эта небольшая книга осталась в свое время не замеченной юристами, между тем появление ее не только оставило определенный след в истории развития судебной медицины, но и внесло известный вклад в создание новой научной дисциплины – судебной баллистики. Наряду с чисто медицинскими вопросами, автор этой книги Николай Щеглов рассмотрел все существовавшие в то время виды огнестрельного оружия, типы снарядов и сущность процессов, происходящих при выстреле из огнестрельного оружия. Главное внимание при этом он уделял выявлению новых признаков, которые можно было бы положить в основу экспертного исследования оружия и снарядов. Объясняя задачу своего исследования, автор писал: «С вытеснением старого оружия новым, усовершенствованным, многие данные, служившие прежде весьма вескими

6   Наке А. Судебная химия. М., 1874. С. 1, 91.

7   Там же. С. 92.

8   Щеглов Н. Материал к судебно-медицинскому исследованию огнестрельных повреждений. М., 1879.

:128

моментами для судебного врача при решении вопросов, поставляемых ему на разрешение судебной властью, утратили свое-значение... Такая утрата не могла не усилить стремления судебных врачей к отысканию опознавательных пунктов, дающих возможность отвечать с большею или меньшею положительностью. Это-то стремление... и послужило мотивом настоящей работы».9

На основе обобщения обширной экспертной практики автор называет те вопросы, которые обычно ставятся судебным врачам. Перечень их состоит из восьми пунктов: «1. Каким оружием нанесено данное повреждение? 2. При жизни или по смерти нанесена данная огнестрельная рана? 3. Каким снарядом произведено данное повреждение? 4. По какому направлению был сделан выстрел? 5. На каком расстоянии сделан выстрел? 6. Как давно был сделан выстрел из данного оружия? 7. Можно ли в темноте, при мгновенном освещении выстрелом разглядеть лицо стрелявшего? 8. От чьей руки последовала смерть?».10

Некоторые из перечисленных вопросов автор был склонен исключить из компетенции судебного врача. В частности, перед, врачами не должен, по его мнению, ставиться вопрос о давности выстрела, так как для решения его не нужно иметь сведений в медицине. Отсутствует в приведенном перечне и вопрос об идентификации оружия, что также объясняется взглядом; автора на пределы компетенции судебно-медицинского эксперта.

Упоминая о случаях, когда в ходе расследования дела отыскивается оружие и в связи с этим перед экспертом встает вопрос о принадлежности найденного в трупе снаряда отысканному оружию, автор пишет: «Такой вопрос, как не имеющий никакого отношения к медицине, должен быть отклонен врачом и предоставлен решению людей, сведущих и опытных в оружейном деле».11

Наблюдательность Н. Щеглова открыла такие «опознавательные пункты», которые оказались очень существенными именно для идентификации оружия. К их числу относится прежде всего такой важный признак, как след на пуле, возникающий от полей нарезов в канале ствола. Появление подобных следов описывается в книге следующим образом: «Пуля, встречая с своей стороны значительное препятствие движению, изменяет свою форму, слегка сплющивается, но уступая давлению газов, вступает в нарезы. Тут часть свинца, составляющего пулю, соскабливается вышестоящими нарезами, вследствие чего на ней образуются желобки соответственно выпуклым частям нарезов».12

9   Там же. С. 4.

10   Там же. С. 54–55

11   Там же. С. 55.

12   Там же. С. 22.

129

Описанные Н. Щегловым следы в наше время признаются «типичными следами на пуле».13 Именно они часто играют решающую роль при идентификации оружия по стреляной пуле. Однако правильно оценить криминалистическое значение стреляной гильзы Н. Щеглов не сумел. Вспоминая данные, в изобилии имевшиеся в распоряжении эксперта при исследовании шомпольного оружия, он с сожалением отмечал, что при новом оружии взамен этого остается лишь пустая гильза, не имеющая почти никакого значения. Она,– замечает автор, – может быть рассматриваема только по соотношению с калибром оружия».14

В начале второй половины XIX в. в отечественной литературе отсутствовали исследования, посвященные гладкоствольному оружию и следам его действия. Однако в следственной практике это оружие встречалось довольно часто. В таких случаях постоянно возникал вопрос относительно определения расстояния, с которого был произведен выстрел. Экспертам при его решении приходилось обращаться к данным, содержащимся в работах А. Шауэнштейна и других иностранных авторов. С целью проверки сообщаемых ими сведений Н. Щеглов провел эксперименты, которые доказали несостоятельность многих даваемых ими рекомендаций.

На основе экспериментальных данных Щеглов пришел к выводу, что расстояние, на котором дробь начинает рассеиваться, не может быть определено однозначно, так как оно зависит от силы заряда, пороха и номера дроби. Точно можно сказать одно: «если отверстие, полученное от заряда дроби, одно и притом не окружено разбросанной дробью, то выстрел сделан с расстояния никак не более 1 аршина».15

Следами действия дроби занимались и практические работники. В 1897 г. по этому вопросу опубликовал интересную статью уездный врач бывшей Нижегородской губернии И. А. Милотворский, собравший значительную казуистику ранений дробью.16 На ее основе он описал особенности ран, причиняемых дробью, и те признаки, какие в этих случаях позволяют судить о расстоянии выстрела (окопчение, порошинки и др.).

С исследованием дроби связано имя знаменитого изобретателя радио проф. А. С. Попова. Выдающийся немецкий физик В. К- Рентген открыл в конце 1895 г. рентгеновы лучи. Открытие вызвало чрезвычайно большой интерес среди русских уче-

13  Шевченко Б И. Идентификация оружия в судебной баллистике. М„ 1962. С. 13.

14  Щеглов Н. Материал к судебно-медицинскому исследованию огнестрельных повреждений. С. 27.

15  Там же. С. 39.

16  Милотворский И. А. Казуистика ранений дробью//Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины. 1897. Октябрь. С. 225–233.

130

кых. Заинтересовался им и А. С. Попов, работавший тогда в Кронштадте преподавателем минного офицерского класса. Уже в январе 1896 г. он с помощью своего сослуживца С. С. Ко-лотова изготовил трубку Крукса и соорудил первый отечественный рентгеновский аппарат.17 Увлечение А. С. Попова было-настолько сильным, что на некоторое время оно даже отвлекло его от работы в области радио.18

6 февраля 1896 г. кронштадтская газета «Котлин» сообщала: «Вчера, 5 февраля, мы видели последние снимки, произведенные преподавателем минного офицерского класса А. С. Поповым при помощи лучей Рентгена... Фотографическая пластинка была заключена в двойном конверте из толстой плотной бумаги черного цвета; снимаемые же предметы: циркули в футляре, ключи, медали, проводники, изолированные бумагой и гуттаперчей были помещены в бумажной коробке. Несмотря на слабость румкорфовой спирали, пропускавшей ток через трубку, снимки получились прекрасные – очень отчетливые».19

А. С. Попов, однако, на этих опытах не остановился. Свои дальнейшие рентгенологические исследования он направил по чисто практическому руслу. Его заинтересовал вопрос о возможности обнаружения с помощью рентгеновых лучей пули и ружейной дроби, попавших в тело человека. Необходимые исследования были проведены в Кронштадтском морском госпитале. Они оказались вполне успешными. По существу, это были одни из первых рентгенологических исследований в России, имевших медицинское и криминалистическое значение.20

В экспертную практику рентгенологические исследования вошли, однако, не скоро. О препятствиях свидетельствует случай,, сообщенный в 1898 г. на страницах «Судебной газеты». В Ре-вельском окружном суде рассматривалось дело по обвинению некоего Юрисона. Фабула дела была несложной. Будучи застигнут лесными сторожами, во время незаконной охоты, обвиняемый стрелял в них. Отвечая на выстрелы, один из сторожей выстрелил в охотника из дробовика и попал ему в ногу. Но задержать браконьера на месте происшествия не удалось. Более того, из-за темноты его даже не удалось как следует разглядеть. Подозрение пало на Юрисона, между прочим, и потому, что на ноге у него оказались ранки, очень похожие на следы от дробинок. Однако обвиняемый отрицал свою виновность, происхождение же имевшихся на ноге ранок объяснил заболеванием. Желая помочь установлению истины, один из врачей

17  Р адовский М. И. А. С. Попов. М.; Л., 1963. С. 72.

18  Б е р г А. И. А. С. Попов и изобретение радио. Л., 1935.

19  А. С. Попов в характеристиках и воспоминаниях современников М; Л., 1958. С. 15.

20  Зедгенидзе Г. А., Попов М. М. Очерк развития рентгеновской службы в военно-морском флоте//Материалы по истории рентгенологии в СССР/Под ред. С. А. Рейнберга. М., 1948. С. 130.

131

предложил исследовать ногу Юрисона с помощью рентгеновых лучей, но Юрисон на это не согласился, поэтому окружной суд признал производство рентгеновского исследования невозможным. По кассационному протесту прокурора дело перешло в Петербургскую судебную палату, но и здесь вопрос был решен отрицательно. В связи с этим случаем «Судебная газета» писала: «Если наука нам дает средства разрешить искомое полнее и всестороннее; достигнуть, благодаря этому, более правосудного решения, то едва ли возможно принести в жертву высшие интересы юстиции интересам частным –• чисто личным... По нашему мнению, только опасность для здоровья или наличность других достаточных для разрешения вопроса о виновности данных может сделать определение суда о принудительном освидетельствовании незаконным».21

К вопросу о введении в экспертную практику рентгеновских исследований печать возвращалась неоднократно,22 но практическую реализацию высказывавшиеся предложения получили нескоро.

С конца XIX в. производство судебно-баллистических экспертиз становится более частым явлением. Некоторые из них привлекли в свое время внимание общественности. Бесспорный интерес представляет судебно-баллистическая экспертиза по делу об убийстве Марии Лесковой, рассматривавшемуся в 1901 г. в Эриванском окружном суде, а годом позднее в Тифлисской судебной палате. В убийстве Лесковой обвинялся ее гражданский муж Николай Романовский, отрицавший свою вину и утверждавший, что Лескова покончила жизнь самоубийством. Свидетельские показания по делу были довольно путаными и противоречивыми. Экспертиза при этих обстоятельствах приобрела особенно большое значение. Вскрывавший труп уездный врач Бадридзе установил, что смерть Лесковой явилась результатом револьверного выстрела в грудь. Обнаруженные на теле и на одежде следы ожога, окопчения и внедрившиеся порошинки свидетельствовали, по его мнению, о выстреле в упор. Следователь, однако, усомнился в правильности мнения уездного врача. С целью более точного определения расстояния выстрела была назначена баллистическая экспертиза, к производству которой следователь привлек поручика Снегиревского. Прежде чем высказать свое мнение, эксперт решил произвести эксперименты. Из револьвера, обнаруженного на месте происшествия, были проведены опытные стрельбы в кусок холщевой материи, повешенный на стену. На основании сравнения полученных экспериментальных данных со следами, имевшимися на кофте Лесковой, эксперт пришел к выводу, что выстрел произведен с расстояния не менее 3/4 аршина. Таким образом, кар-

21  Судебная газета. 1898. 20 сент.

22  Правительственный вестник. 1901. 16 июня.

132

тина происшествия оставалась по-прежнему неясной. По решающему вопросу – о расстоянии выстрела – мнения двух экспертов резко разошлись. Следователю пришлось назначить еще одну экспертизу. На этот раз была создана комиссия, в которую вошли два специалиста по баллистике (подполковник Бро-невский и ротмистр Федоров) и один медик – военный врач Краевский. Ныне подобную экспертизу назвали бы комплексной. Очевидно, данная экспертиза была одной из первых медико-криминалистических комплексных экспертиз, произведенных в России.

Все три эксперта пришли к тому же выводу, что и поручик •Снегиревский, производивший опытные стрельбы. В экспертном заключении говорилось: «След от выстрела на предъявленной нам кофте, а именно характер и размер площади рассеяния следов, не сгоревших пороховых зерен и твердых продуктов горения, а также расположение прожженных не сгоревшими пороховыми зернами отверстий приводит нас к категорическому заключению, что выстрел в данном случае был произведен не в упор, а с расстояния, ни в коем случае не менее одной четверти аршина и до трех четвертей аршина».23 С этим выводом согласилось и большинство членов совещательного присутствия врачебного отделения Эриванского губернского правления.

В рассмотрении дела в Тифлисской судебной палате участвовали два новых эксперта – судебные медики Чудновский и Майсурьянц. По вопросу о расстоянии выстрела они дали заключение, расходившееся с заключениями, имевшимися в деле. По их мнению, выстрел был произведен с расстояния не более 4 вершков. Указанное заключение дало возможность О. О. Гру-зенбергу, выступавшему в качестве защитника обвиняемого Романовского, заявить суду: «...Напрасно тревожили гг. офицеров: как видно, воинское искусство и судебная медицина – области несопредельные». Жизнь, однако, опровергла это утверждение. Баллистика и судебная медицина оказались в определенной части областями пограничными. На стыке этих научных дисциплин и возникла судебная баллистика как один из разделов криминалистики.

Критикуя экспериментальные данные, полученные при производстве первой судебно-баллистической экспертизы, эксперт Майсурьянц объяснял суду: «Опыты стрельбы производились при совершенно разных условиях с условиями, составляющими предмет настоящего случая. Прежде всего, материи разные, а качество материи, свойства ее обусловливают самый процесс сгорания. Затем есть разница и в отношении складок. При складках одним моментом сгорания может быть выжжено боль-

Дело об убийстве Марии Лесковой. СПб., 1903. С. 33.

133

шое пространство и разбросанность зерен получится большая».24 Эти критические замечания были справедливы. Методика экспериментов была действительно несовершенной. Но-в научном отношении «опыты стрельбы» свою роль все же сыграли. Они явились новым шагом на пути к созданию научных методов судебно-баллистических исследований.

Следующий шаг в этом направлении составили исследования, произведенные Н. А. Москалевым. Они были также связаны с конкретным уголовным делом. Фабула его мало чем отличалась .от только что рассмотренной.

Судебно-баллистическая экспертиза и на этот раз должна была помочь суду в решении трудного вопроса: что произошло, покушение на убийство или попытка самоубийства? По версии следственной власти, некий Мурад Мостьев, служивший лакеем у ротмистра-Кравченко, покушался на убийство его жены О. Кравченко. В основу этой версии были положены показания потерпевшей и заключение врачей-экспертов. Изучив сохранившиеся ко времени освидетельствования потерпевшей следы выстрела, эксперты пришли к выводу, что выстрелы были сделаны «не далее 1 или 1,5 метра и, вероятно, значительно ближе». Описывая обнаруженные следы, эксперты отметили, что вокруг ран наблюдаются внедрившиеся порошинки: «вокруг одной раны–-в виде равномерного круга радиусом 2 см, а другой раны – в виде равномерного полукруга в 2,5 см».25

Врач Н. А. Москалев был вызван для оказания первой помощи потерпевшей и поэтому стал одним из ближайших свидетелей внешней картины происшествия. Это позволило ему оценить заключение экспертов в сопоставлении с теми фактами, какие он лично наблюдал на месте происшествия. Проделав эту работу, Н. А. Москалев пришел к убеждению, что выводы экспертов о расстоянии выстрела ошибочны. Тогда у него и возникла мысль определить действительное расстояние выстрелов экспериментальным путем. К участию в экспериментах он привлек других врачей. Когда позднее, в процессе судебного разбирательства дела, проф. Зенеца, участвовавшего в экспериментах, спросили, не объяснял ли доктор Москалев причины этих опытов, научными были они или чисто практическими, свидетель ответил: «Всякое открытие науки приносит известные практические последствия. В данном случае он (Москалев. •–• И. К.) говорил об этой истории и сказал, что он убежден, что-здесь ошибка, и потому хочет опровергнуть обвинение на почве научно-экспериментальной и с этой целью произведет опыты».26

24  Там же. С. 33.

25  Москалев Н. А. Симуляция и ложное сознание перед судом присяжных. М„ 1913. С. 29.

26  Там же. С. 139.

134

Постановка данных экспериментов коренным образом отличалась от тех опытов стрельбы, какие имели место по делу об убийстве Лесковой. Прежде чем приступить к экспериментам, автор тщательно изучил все литературные данные относительно признаков, позволяющих решать вопрос об убийстве или самоубийстве. К участию в производстве опытного исследования кроме врачей был привлечен также специалист по баллистике, оружейный мастер де Камилли. В качестве объекта стрельбы был использован убитый барашек, шерсть которого предварительно с боковой стороны сбрили. Эксперименты неоднократно повторялись с соответствующими изменениями условий стрельбы, расстояния при этом тщательно измерялись. Результаты стрельбы фиксировались не только посредством описания, но и путем изготовления фотографических снимков.

Сравнительное исследование полученных экспериментальных данных с данными, описанными в заключении экспертов, убедило Н. А. Москалева и других участников экспериментов, что расстояние выстрела, произведенного в потерпевшую Кравченко, «должно измеряться не метрами или аршинами, а только сантиметрами и что оно не более 5 см».27 К этому выводу при последнем судебном разбирательстве дела присоединились эксперты-врачи Арсеньев и Лешкевич.

Возникшие в 1912–1914 гг. кабинеты научно-судебной экспертизы исследованиями оружия, боеприпасов и следов их действия почти не занимались. Баллистические экспертизы исчислялись в них единицами. Это обстоятельство дало А. И. Вин-бергу повод утверждать, будто в Петербургском кабинете подобные экспертизы вообще не делались.28 На ошибочность этого утверждения указывал уже И. А. Сапожников.29 Две судебно-баллистические экспертизы, произведенные в Петербургском и Одесском кабинетах, были в свое время описаны в литературе. Так как они сохранили свое историческое значение до сих пор, о них следует сказать более подробно.

Первая экспертиза относится к 1913 г. Для исследования в Петербургский кабинет поступили две гильзы, найденные на месте убийства, и пуля, извлеченная из тела убитого. Одновременно с ними на исследование поступил и пистолет системы «Браунинг», отобранный у лица, заподозренного в совершении

27  Москалев Н. А. Экспериментальное исследование казуистического случая по разрешению вопроса, было ли покушение на убийство или самоубийство//Русский врач. 1906. № 10. С. 297–300.

28  В и н б е р г А. И. Основные принципы советской криминалистической экспертизы. М„ 1949. С. 108.

29  Сапожников И. А. Некоторые данные о возникновении отечественной судебной экспертизы оружия и боеприпасов//Сборник научных работ по судебной медицине и криминалистике, посвященный памяти засл. проф. Н. С. Бокариуса. Харьков, 1956. С. 275.

135

убийства. Перед работниками кабинета была поставлена задача идентификации оружия по стреляной пуле и гильзам.

Исследования, проведенные в кабинете, по своим методам были уже близки современным. Прежде всего из пистолета было сделано несколько выстрелов с целью получения экспериментальных образцов пуль и гильз. Затем были изготовлены микрофотограммы, которые показали: «во-первых, что положение следов бойка на всех гильзах, в том числе и на гильзах, найденных на месте преступления, вполне тождественно; во-вторых, что поверхность углубления следов бойка на пистоне во всех случаях покрыта одинаково расположенными углублениями и выпуклостями, которые вполне совпали с бойком исследуемого пистолета, и, в-третьих, что на всех девяти лулях имеются совершенно тождественные царапины, являющиеся результатом дефектов нарезки ствола пистолета».30

К сожалению, до нас не дошло более подробных сведений о примененных в данном случае методах сравнения пуль и гильз. Зато во втором случае сведения об этом сохранились.

Вторая экспертиза производилась в Одесском кабинете научно-судебной экспертизы. На этот раз исследованию подвергалась лишь одна пуля. Ее происхождение было связано с покушением на убийство, совершенным при следующих обстоятельствах: осенью 1913 г. крестьянин села Отказного Ставропольской губернии Петр Азаров ехал на лошади из своего села в соседний хутор. По дороге на него было совершено нападение. Нападавший сделал 6 или 7 выстрелов, но в Азарова не попал, а убил лишь лошадь, на которой тот ехал. При заявлении о преступлении Азаров высказал предположение, что стрелять в него мог его односельчанин Осип Тихонов, с которым они находились в ссоре. При обыске у Тихонова был найден заряженный револьвер системы «Наган». Судебный следователь, препроводив в Одесский кабинет револьвер и пулю, вынутую из трупа лошади, просил выяснить, не выпущена ли эта пуля из данного револьвера.

И в этом случае первоначально из револьвера были произведены выстрелы с целью получения образцов пуль, пригодных для сравнительного исследования. Само исследование осуществлялось с помощью микроскопа. Фотографирование пуль было произведено как репродукционным, так и микрофотографическим аппаратом в одной плоскости и при одинаковых условиях освещения. При этом на всех трех исследуемых пулях были установлены общие признаки сходства и отдельные несовпадения в деталях. Так, например, на всех пулях оказалась царапина, причем направление ее хода и расположение по отношению к нарезам были совершенно одинаковыми. Но вместе с тем царапины отличались одна от другой по длине и шири-

30 Журнал Министерства юстиции. 1914. № 5. С. 277. 136

не. При разрешении вопроса, чем объясняется отсутствие полного сходства, работники Кабинета пришли к вполне правильному заключению: объяснение этому нужно искать прежде всего в том, что нет и не может быть полного совпадения тех факторов, которые влияют на наружный вид исследуемых пуль. Трудно уловимое различие в количестве пороха, его сухость, степень чистоты канала ствола и многие другие условия оказывают влияние на внешний вид пули после выстрела. Однако, не имея необходимых опытных данных, Кабинет ограничился заключением, в котором говорилось: «Вынутая из трупа лошади Азарова пуля, вероятнее всего, выпущена из револьвера системы «Наган», отобранного у подозреваемого Тихонова».31

В кабинетах научно-судебной экспертизы, как об этом свидетельствуют отчеты, проводились и другие экспертизы, относящиеся к исследованию огнестрельного оружия и боеприпасов. В частности, в Одесском кабинете неоднократно исследовались свинец и порох, причем отдельные из этих экспертиз были достаточно сложными. Так, например, по одному из дел на разрешение Кабинета был поставлен вопрос о происхождении черного вещества, обнаруженного в незначительном количестве на руке подозреваемого в убийстве. Предполагалось, что это вещество может содержать следы пороха, сохранявшиеся в течение года после выстрела.

В июле 1915 г. на съезде управляющих кабинетами научно-судебной экспертизы было высказано пожелание о разработке специальных приборов для судебно-баллистических исследований оружия и снарядов. В частности, было признано необходимым изготовить такой прибор, который давал бы возможность тщательно исследовать внутреннюю поверхность канала ствола оружия, не нарушая при этом его целостность.32

В июле 1916 г. исполняющий должность управляющего Московским кабинетом В. Л. Русецкий писал в донесении Министерству юстиции: «Прибор для исследования внутренней поверхности дула огнестрельного оружия и для фотографирования наблюдаемых особенностей строения ствола без какого-либо нарушения целостности оружия сконструирован и вычислен мною, но по условиям военного времени такой прибор не может быть построен в натуре». К сожалению, изобретенный В. Л. Русецким прибор так и не стал использоваться на практике.33

В начале XX в. в России вышло несколько работ по криминалистике, носивших общий характер, однако судебной баллистике, в особенности судебно-баллистической экспертизе, в них отводилось незначительное место.

31   ЦГИА. Ф. 1405. Оп. 532. Д. 137. Л. 67–68.

32   Там же. Д. 141. Л 1.                          . .

33   Там же. Л. 4.

137

Книга И, М. Снигирева «О сыске», вышедшая в свет в 1908 г., предназначалась для работников полиции.34 В ней в общем виде было обрисовано устройство ручного огнестрельного оружия и повреждения, причиняемые им. Наряду с этим И. М. Снигирев привел некоторые элементарные сведения из области баллистики и теории стрельбы. О возможности идентификации оружия по пуле и гильзе в работе еще не упоминалось. Впервые в русской литературе вопросы идентификации оружия по пуле и гильзе изложил в 1915 г. С. Н. Трегубов.35

Идентификационные признаки, возникающие на пуле и гильзе в процессе стрельбы, к этому времени были в основных чертах уже изучены. Что же касается техники исследования их, она еще отличалась несовершенством.

Все сказанное свидетельствует о том, что основы современной судебной баллистики заложены исследованиями нескольких поколений ученых, среди которых видное место занимали судебные медики.

34  Снигирев И. М. О сыске. Касимов, 1908.

35  Трегуб ob С. Н. Основы уголовной техники. Пг., 1915. С. 58–61.