§ 1. Цели наказания и индивидуализация наказания

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик в ст. 20 указывают, что наказание является не только карой за совершенное преступление но и имеет целью исправление и перевоспитание осуж­денных в духе честного отношения к труду, точного ис­полнения законов, уважения к правилам социалистиче-ского общежития, а также предупреждает совершение новых преступлений как осужденными, так и иными лицами.

В наказании сочетаются цели общего и специально го предупреждения.

Общее предупреждение заключается в удержании угрозой наказания от совершения преступлений лиц, в которых сильны пережитки капитализма и которые спо собны встать на преступный путь.

В юридической литературе высказывалась точка зре­ния, согласно которой общее предупредительное значе­ние наказания заключается в воздействии на всех чле­нов советского общества '.

Вряд ли с таким положением можно согласиться, так как для подавляющего большинства советских граждан нормы уголовного права имеют значение лишь как такие нормы, которые охраняют интересы государства и Лич­ность советского человека от преступных посягательств. Поэтому общее предупреждение наказания заключается в воздействии только на неустойчивых членов общества.

Специальное предупреждение направлено на удержа-ние от преступления конкретного лица. Причем в этом предупреждении, как и в самом наказании, на первый план выступает воспитательная сторона наказания.

Однако нельзя согласиться с высказываниями некото­рых советских юристов о том, что когда наказание при­меняется к советским людям, совершившим преступле­ние, тогда оно «...(преследует цели воспитания и только воспитания»2.

Если у наказания отнять его карательную сторону, то напрашивается вывод о том, что воспитать человека, совершившего преступление, можно и без уголовнопра-вового воздействия, а значит, и без уголовного права вообще.

Характерная особенность советского уголовного пра­ва состоит в том, что даже в суровом наказании соче­таются принуждение и убеждение, ставится цель, карая преступника, добиться в конечном счете его исправления и перевоспитания. В, этой связи представляется целесооб­разным остановиться на одном вопросе, имеющем зна­чительный теоретический интерес.

Речь идет о положении, наиболее четко сформулиро­ванном проф. М. Д. Шаргородским: наказание карает, но цели кары перед собой не ставит3.

Такое положение, на наш взгляд, спорно. М. Д. Шар-городский справедливо считает, что у «ас не может быть целью наказания только возмездие за совершенное деяние, не может быть мести преступнику, причинения страданий для искупления своей вины, своего преступ­ления.

Все это, конечно, правильно, если каждое из этих положений рассматривать в отрыве одно от другого, изолированно от других задач, выполняемых наказанием в Советском государстве.

Основы уголовного законодательства в ст. 20 гово­рят, что наказание не только является карой за совер­шенное преступление, но и имеет целью исправле­ние и перевоспитание осужденных.

Следовательно, речь идет не о цели наказания, а о целях наказания, которыми являются и кара, и пере-воспитание. Таким образом, если мы применим грамма­тическое толкование закона, то придем к выводу, что законодатель вовсе не отрицает цели кары в наказании. И когда суд назначает наказание, то он руководствует­ся определенными целями: и покарать, и исправить пре­ступника посредством применения наказания. Трудно представить себе применение наказания без цели по­карать.

Если бы при назначении наказания не было цели ка­ры, то как тогда можно объяснить следующее? Винов­ный приговаривается к пяти годам лишения свободы. В местах заключения он своим поведением и честным отношением к труду показывает, что решил исправиться. Уже через год становится ясно, что этот человек, выйдя на свободу, не будет больше совершать преступлений. Однако закон говорит, что освободить такого человека досрочно можно только после отбытия им обязательной части срока лишения свободы, назначенного судом за совершенное преступление. Это и есть цель кары, сочетае­мая с целью исправления и перевоспитания осужденно­го. И если бы это было не так, то не имело бы смыс­ла устанавливать в законе обязательный минимальный срок отбытия виновным наказания. Если же принять безоговорочно положения, выдвинутые М. Д. Шаргород-ским, то от таких постановлений в законе следовало бы отказаться и решать вопрос о досрочном освобождении виновного из заключения только исходя из убеждения,

что он исправился, а значит, и цель наказания (единст­венная!?) достигнута. Это, конечно, « теоретически, и практически недопустимо.

Дело, на наш взгляд, заключается в том, что исправ­ление и перевоспитание преступника посредством при­менения к нему наказания — конечная, главная, но не единственная цель наказания.

Когда суд лишает преступника свободы, он делает это с определенной целью: покарать преступника за со­вершенное преступление, причинив ему определенное лишение, страдание (ибо без этого вообще не может быть уголовного наказания); одновременно суд ставит и другую цель — исправить и перевоспитать пре­ступника.

Если виновный совершил убийство при отягчающих обстоятельствах и ему назначается смертная казнь, то в этом случае преследуется цель именно покарать пре­ступника, а не воспитывать его, хотя предупредительное воздействие применения смертной казни для других неустойчивых членов общества очевидно.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1961 г. «Об усилении борьбы Т: особо опасными преступ­лениями», устанавливая смертною казнь, кроме убийства при отягчающих обстоятельствах, за измену родине, шпионаж, диверсию, террористический акт, бандитизм, изготовление с целью сбыта или сбыт поддельных денег и ценных бумаг, совершенные в виде промысла, хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах, а в военное время и в боевой обста­новке и за другие особо тяжкие преступления в слу­чаях, специально предусмотренных законодательством Союза ССР, также подчеркивает цель кары в наказа­нии, не исключающую, конечно, и других целей, в том •числе главной — исправления и перевоспитания преступ­ников.

Нам могут возразить, что смертная казнь — мера исключительная. Да, конечно, это так. Но и в том слу­чае, когда за какое-либо тяжкое преступление виновный приговаривается к лишению свободы на 10-—15 лет, мы вправе говорить, что ставится цель покарать и одновре­менно исправить преступника, ибо если бы не ставилась цель кары, тогда не было бы необходимости в длитель­ных сроках лишения свободы.

Нам представляется, что А. А. Герцензон также неправ, когда утверждает, что «кара — это неотъемле­мая часть наказания, но не его цель... Кара не является самоцелью. Иное понимание сущности наказания проти­воречило бы основным принципам гуманности, которы­ми пронизано советское уголовное право...»1.

Во-первых, такое толкование текста Основ, как уже указывалось выше, неточно.

Во-вторых, никто не утверждает, что кара является самоцелью. Речь идет не о цели наказания (единствен­ной!), а о целях наказания, где сочетаются и цели ка­ры, и цели исправления и перевоспитания. Такое пони­мание целей наказания не противоречит гуманности советского законодательства. Социалистический гума­низм не отрицает необходимости строго карать опасных преступников. Именно эта задача стоит перед органами советского правосудия, когда они приговаривают таких преступников к смертной казни или к длительным срокам лишения свободы и освобождают их от отбытия наказа­ния только после определенного законом срока.

В то же время социалистически гуманизм требует чуткого и внимательного отношения к человеку, случай­но вставшему на преступный путь, и вынесения ему при­говора (наказания), соответствующего степени его ви­ны. Но и в этом случае нельзя говорить о том, что нака­зание преследует только цели воспитания, хотя - здесь они выступают да первый план.

Поэтому представляется, что, конечно, нельзя гово­рить о каре как единственной цели наказания в советском уголовном праве, но можно и нужно гово­рить о том, что наказание сочетает в себе цели кары и исправления преступника, так же как сочетаются в наказании принуждение и воспитание.

М. Д. Шаргородский считает также, что наказание назначается не за то, что совершил преступник, а для того, чтобы он больше не со в ер ш а л преступ­лений.

Этим М. Д. Шаргородский хочет подчеркнуть, что у нас наказание не является только возмездием за совер­шенное преступление, что советский суд наказывает не

1 А.   А.  Г ер ценз о я, Об Основах   уголовного   законодатель­ства Союза ССР и союзных республик,  Госюриздат,   1959, стр. §а самый факт преступления, а лишь для того, чтобы никто вообще, и данный преступник в частности, больше не совершал преступлений.

Конечно, возмездие, талион и пр. чужды советскому уголовному праву. Но можно ли говорить, что суд нака­зывает не за совершенное преступление? Нам представ- ляется, что нельзя. Если бы это было так, то почему за одни преступления, более тяжкие, предусматриваются суровые наказания, а за другие, менее опасные,— мягкие?

Мы полагаем, что наказания назначаются именно за совершение преступления и одновременно для того, чтобы виновный не совершал преступлений впредь. В этом заключается и смысл индивидуализации наказания.

Таким образом, не являясь только возмездием за со­вершенное преступление, наказание в определенной сте­пени есть воздаяние за преступное действие, причем так­же в сочетании с целью исправления преступника, ибо многие преступники, получив суровое наказание за со­вершенное преступление, отказываются в. дальнейшем от совершения преступлений.

Наказание в Советском государстве не преследует цели мести преступнику. Месть и кара — это разные по­нятия. И говорить о цели кары — это не значит говорить о мести.

В наказаниях, применяемых советскими судами, есть и элементы устрашения, хотя только устрашение также не является целью наказания. Правильно пишет А. Л. Ре-менсон о том, что «в социалистическом обществе не ста­вится, не может ставиться задача устрашения во что бы то ни стало, хотя задача устрашения также должна выполняться и выполняется нашей репрессией»1.

Таким образом, все эти элементы наказания: исправ­ление и перевоспитание, кара, устрашение находится в диалектическом единстве и в конечном счете направле­ны на исправление и перевоспитание преступника, ибо этого можно достичь не только чисто воспитательным воздействием, но и принуждением, причинением опреде-

1 А. Л. Реме неон, О некоторых вопросах общего учения о наказании в советском уголовном праве, «Ученые записки Томско­го государстввдного университету имени В. В. Куйбышева», 1954. стр 27.

ленных страданий и лишений. И когда суд назначает наказание, он именно такие цели и ставит',

Мнение М. Д. Шаргородского и сторонников его точ­ки зрения не находит подтверждения и в судебной прак­тике, а если говорить точнее, противоречит ей, в частно­сти, постановлению № 3 Пленума Верховного Суда СССР от 19 июня 1959 г., где прямо указывается: «Вви­ду изложенного Пленум Верховного Суда СССР поста-новляет дать судам следующие руководящие разъяс­нения:

1. Применяя меры уголовного наказания к лицам, виновным в совершении преступлений, суды должны исходить из того, что наказание преследует не толь­ко цели кары, но и цели перевоспитания осужден­ных и предупреждения совершения новых преступле­ний»2 (разрядка наша.— И. К.).

И, наконец, последнее замечание по вопросу о целях наказания. Если пойти по пути исключения цели кары, то тогда мы не сможем ответить на вопрос, почему пр'и индивидуализации наказания суд назначает именно та­кой, а не другой срок лишения свободы или избирает иную меру наказания. Если за какое-либо преступление санкция предусматривает, скажем, от трех до семи лет лишения свободы, то при отрицании цели кары мы ни­как не объясним, почему для исправления и перевоспи­тания одному преступнику необходимо назначить три года лишения свободы, другому — четыре, а третьему — семь лет. Такое положение неизбежно может привести к выводу, что наказание преследует одни только цели

1              О сочетании    целей   кары,    исправления и перевоспитания в

наказании  пишут также М.  М.   Исаев, История   советского уго­

ловного права, Юриздат, 1948,   стр. 428;   М.  Ш н е и д е р,  Учебно-

методическое  пособие   для студентов  ВЮЗИ  по  изучению  Общей

части советского уголовного права, иад-во  ВЮЗИ, 1957, стр. 64', и

ряд других авторов.

Так, М. М. Исаев, например, писал: «Наряду с целью исправ­ления и перевоспитания преступника ставится и цель покарать его. Эта цель может сочетаться с целью исправления и перевоспитания, но может быть и единственной целью так, как это имеет место при высшей мере наказания, при длительных сроках лишения свободы» Здесь лишь нельзя согласиться с М. М. Исаевым, что при длитель­ных сроках лишения свободы ставится цель только покарать пре­ступника. Цель исправления и перевоспитания в этом случае не исключается, а находится в сочетании с целью кары.

2              «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1958 г  № 4, стр. воспитания. Но если даже и встать на эту неправиль­ную позицию, то опять же никак нельзя объяснить, по-чему для перевоспитания одного преступника потре­буется три, другого — четыре, а третьего — семь лет ли­шения свободы.

Решающее значение для понимания существа пре­дупредительной силы наказания имеют неотвратимость наказания и его реальность. В. И. Ленин указывал, что «предупредительное значение наказания обусловливает­ся... его неотвратимостью»1. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы все те элементы общества, которые склонны к со­вершению преступлений, сознавали полнейшую невоз­можность уйти от ответственности и избежать наказа­ния. Этому способствует огромная работа, проводимая партией и всеми органами Советского государства по привлечению общественности к борьбе с преступностью, созданию вокруг правонарушителей обстановки всеоб­щего осуждения их недостойных поступков.

С другой стороны, большое значение имеют те новые положения о реальности мер наказания, которые закреп­лены в Основах уголовного законодательства, УК союз­ных республик и Указе Президиума Верховного Совета СССР* от 5 мая 1961 г. «Об усилении борьбы с особо опасными преступлениями».

То, что при любых обстоятельствах преступник дол­жен отбыть не менее половины срока, а совершивший тяжкое преступление или рецидивист — не менее двух третей срока или же полностью отбыть наказание, имеет большое воспитательное и общепредупредительное зна­чение.""

Для индивидуализации наказания большое значение также имеет вопрос о соотношении общего и специаль­ного предупреждения2.

1              В. И. Лен ия. Соч., т. 4, стр. 373.

2              В буржуазной науке уголовного права проблема соотношения

общего и частного предупреждения всегда вызывала ожесточенные

опоры и   последовательного  разрешения не нашла, да и  не могла

найти в силу классовой ограниченности буржуазных юристов и по­

рочности их теоретических и методологических позиций.

Некоторые русские дореволюционные ученые (Таганцев, Сер­геевский и др.) считали, что главное значение имеет общее предуп­реждение. Бентам же, наоборот, утверждал, что предпочтение сле­дует отдать специальному предупреждению. Представители «социо­логической» школы (Фойницкий, Лист) говорили о сочетании целей общего и частного предупреждения. Однако все эти опоры но-

Вопрос о сочетании целей общего и специального пре­дупреждения последовательно разрешен в советском уголовном праве. В условиях социалистического обще­ства нет почвы для спора о примате общей или специ­альной превенции. У нас нет и не может быть неприми­римых противоположностей этих целей. Они тесно связа­ны между собой, взаимно дополняют друг друга.

В то же время соотношение между ними не всегда одинаково. В определенной обстановке, при совершении определенных преступлений, на первый план могут вы­ступать цели общего предупреждения, а в других усло­виях — цели специального предупреждения. Указ Пре­зидиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с особо опасными преступлениями» как раз подчерки­вает общепредупредительное значение наказания. Таким образом, форму сочетания общего и специального пре­дупреждения нельзя рассматривать в неподвижном, не­изменяющемся состоянии.

В настоящий период успехи коммунистического стро­ительства в нашей стране очевидны, советский строй становится все крепче, социализм победил полностью и окончательно. Однако это не значит, что мы должны пренебрегать общей превенцией и говорить о том, что она уже больше не имеет значения. Снижение макси­мальных сроков наказания с двадцати пяти до пятна-дцйти лет обусловлено вовсе не тем, что снижается роль общей превенции и увеличивается значение специально­го предупреждения. Пятнадцать лет лишения свободы •— достаточно высокая мера наказания, чтобы при ее при­менении в полной мере осуществлялась общая превен­ция. Поэтому общее предупреждение сохранит свою си­лу и свое значение до тех пор, пока существует пре­ступность.

Что же касается закона и практики передачи на по-

сили схоластический характер, так как для господствующего клас­са — буржуазии обе эти цели важны, когда они служат средством подавления рабочего класса. Последователи социологов — совре­менные буржуазные реакционные юристы (особенно американские, например, такие, как III Глюк) создали теорию «превентивного уго­ловного права», служащую средством расправы -с лицами, «потен­циально опасными для национальной безопасности».' Поэтому имен­но теоретические рассуждения буржуазных юристов о примате об­щего или частного предупреждения маскируют существо жела, носят схоластический характер.

руки коллективам трудящихся, в товарищеские суды и т. д. лиц, совершивших малозначительные преступле­ния, то это вовсе не указывает на преобладание частной превенции в настоящее время. В этих случаях суду (или органам расследования) становится ясно, что меры об­щественного воздействия принесут большую пользу как обществу в целом, так и конкретному человеку, чем при­менение уголовной репрессии.

Индивидуализация наказания и внимательный под­ход к виновному означают, что в одних случаях суд может назначить тяжкую меру наказания, исходя из повышенной общественной опасности преступления и личности преступника (здесь на первый план выдви­гается цель общего предупреждения), а в других слу­чаях — мягкую меру наказания лицу, совершившему неопасное преступление (для него это специальное пре­дупреждение) . Однако это не означает, что цели обще­го и цели специального предупреждения существуют в отрыве друг от друга.

Уголовное и уголовно-процессуальное законодатель­ство не выдвигает на первый план общую или специаль­ную превенцию, а все время подчеркивает необходи­мость их сочетания. Об этом говорят ст. ст. 7, 10, 15, 17, 20, 22, 32, 33, 34, 37, 38, 43, 45 Основ уголовного законо­дательства Союза ССР и союзных республик, ст. 3 Ос­нов законодательства о судоустройстве Союза ССР, союзных и автономных республик, ст. 2 Основ уголов­ного судопроизводства Союза ССР и союзных рес­публик.

В то же время, избирая наказание, индивидуализи­руя его, суд может в надлежащих случаях назначить минимальное наказание или использовать другие воз­можности, предоставленные ему законом, делая упор на цели специального предупреждения.

Именно эта мысль была, например, высказана в по­становлении № 5 Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г. «О судебной практике по применению Указ* Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение го­сударственного и общественного имущества»: «По де­лам о мелких хищениях, совершенных впервые, при на­личии смягчающих обстоятельств суды должны учиты­вать указания ст. 51 УК РСФСР и соответствующих

статей уголовных кодексов других союзных республик, дающих право суду с приведением соответствующих мотивов в приговоре назначить наказание ниже низше­го предела, указанного в законе»'.

Постановление № 3 Пленума Верховного Суда СССР от 19 июня 1959 г. «О практике применения мер уголов­ного наказания» указывает на необходимость сочетания целей общего и специального предупреждения, причем именно сочетание этих целей весьма важно для индиви­дуализации наказания. В постановлении подчеркивает­ся: «Судам необходимо учитывать требование закона о строго индивидуальном подходе при определении нака­зания с учетом характера и степени общественной опас­ности совершенного преступления, личности виновного и обстоятельств дела, смягчающих и отягчающих ответ­ственность. Назначая лицам, виновным в совершении тяжких преступлений, а также особо опасным рецидиви­стам строгие меры наказания, суды вместе с тем долж­ны шире применять меры наказания, не связанные с лишением свободы, к лицам, совершившим преступле­ния, не представляющие большой общественной опас­ности, и способным стать на путь исправления... без изоляции их от общества»2.

Таким образом, и Верховный Суд, указывая на необ­ходимость индивидуализации наказания, видит конеч­ную его цель в исправлении и перевоспитании преступ­ников.

Последовательно Верховный Суд СССР проводит положение о сочетании кары и воспитания, общего и специального предупреждения и в судебной практике3.

В условиях развернутого строительства коммунисти­ческого общества обе цели наказания одинаково важны для нашего общества, обе служат его охране, укрепле­нию и развитию. Следует согласиться с А. Д. Соловье­вым, который пишет, что «в настоящее время нет каких-либо оснований для выделения на первое место какой-либо одной из целей наказания — общего или специаль­ного предупреждения. При отсутствии чрезвычайных

обстоятельств в обычных условиях все цели наказания имеют равное значение. Объективный учет целей общего и специального предупреждения при назначении нака­зания — необходимое условие определения обоснован­ной и справедливой меры наказания по каждому кон­кретному делу»'.

Всегда необходимо установить, кто совершил пре­ступление: преступник-рецидивист или человек, случай­но вставший на путь правонарушений. В зависимости от степени общественной опасности деяния и лица, его со­вершившего, суд преследует достижение целей общего или специального предупреждения. В этом и выражает­ся на практике общее положение о сочетании обеих задач предупреждения.

Таким образом, вопрос о сочетании целей общего и специального предупреждения находит последователь­ное разрешение в теории советского уголовного права, в практике советских судов, что, в свою очередь, способ­ствует назначению такого наказания лицу, совершивше­му преступление, которое в конечном счете ведет к его исправлению и перевоспитанию и предупреждает совер­шение преступлений другими лицами.