§ 2. Преступное деяние

(Советское уголовное право исходит из признания преступ­лением только конкретного поведения человека в форме дей­ствия или бездействия, причиняющего вред социалистическим общественным отношениям. Данный признак преступления — преступное деяние — носит принципиальный характер.    Пер-' вый вывод, вытекающий из него, — это ненаказуемость в уго-' ловном праве мыслей, убеждений, субъективных качеств че- ' ловека, пусть даже самого отрицательного свойства. Только тогда, когда антиобщественные взгляды и привычки человека объективизируются в конкретном поведении человека, может идти речь о преступлении.^

С первых дней своего 'существования советское уголовное законодательство стремилось следовать известному положе­нию Маркса о том, что «...никто не может быть заключён в ■ тюрьму, либо же лишён своей   собственности   или   другого юридического права на основании своего морального харак-

6     См. М. Исаев. Уголовный кодекс, часть Общая. М., 1924, стр.  12;

его   же.   Декларативные   статьи   УК.   «Советское  право»,   1924,   №  6,

стр. 28.

7     См.  А.  Пионтковский.  Укрепление  социалистической   законно­

сти и основные вопросы учения о составе преступления. «Советское госу­

дарство и право», 1954, № 6, стр. 13.

8     См., например, А. С. Рубинштейн. О функциях ст. 6 в системе

уголовного    кодекса.     «Вестник     советской     юстиции»,      1926,     № 20,

стр.  783—785,   А.  Н.  Т р а й н и н.   Понятие  преступления   и  состав   пре­

ступления. «Советское государство и право», 1955, № 1, стр. 44—50.

9     «Grundfragen des neuen Strafgesetzbuches de^ Deutschen Demokrati-

schen Republib. Berlin, 1964, SS. 37—87, 90—101.

41

тера, на основании своих политических и религиозных убеж­дений» 10.

В феврале 1921 г., когда еще не было УК, Московский совнарсуд по согласованию с МУУРом устроил при суде особую камеру, в которой по специальным печатным трафа­ретным листкам осуждались к лишению свободы лица, приз­нанные подозрительными на основании прежней судимости или приводов в милицию («независимо от отсутствия в на­стоящий момент какого-либо преступного деяния») и. Такая «судебная самодеятельность» очень скоро была решительно пресечена вмешательством Наркомюста.

Правильные положения по рассматриваемому вопросу со­держались в кассационном определении Мосгубсуда № 23—43/1923 г. Суд первой инстанции осудил А. по ст. 10 (аналогия) и ст. 13 (покушение) за то, «что он высказал взгляд, свидетельствующий о его враждебном отношении к рабочей печати». Суд отменил приговор на следующем осно­вании:" «Какое бы то ни было «отношение» не является дея­нием и не может быть наказуемо в уголовном порядке» 12.

Буржуазные правоведы-антикоммунисты, тщась опровер­гнуть положение о том, что советское законодательство (а не отдельные лица, злостно нарушавшие его в период культа личности) признает преступлением только общественно опас­ное деяние, поведение человека, обычно указывают на норму, содержавшуюся в ст. 49 УК РСФСР 1922 г., ст. 22 Основных начал 1924 г. и ст. 7 УК РСФСР 1926 г. Названные нормы установили якобы преследование не за деяния, а за опасное состояние. Причем буржуазные криминалисты продолжают клеветать на советское уголовное право до сих пор, хотя норма, о которой идет речь, давно потеряла силу. Но даже исторически эта критика советского законодательства несо­стоятельна.

Ст. 7 УК РСФСР 1922 г. устанавливала: «Опасность лица обнаруживается совершением действий, вредных для обще­ства или деятельности, свидетельствующей о серьезной угро­зе общественному правопорядку». Следовательно, в основе ответственности любого лица лежали не его мысли и убеж­дения, а именно деятельность, вредная для социалистическо­го правопорядка. В ст. 49 УК 1922 г. говорилось: «Лица, признанные судом по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой данной местности социально опас­ными, могут быть лишены по приговору суда права пребыва­ния в определенных местностях на срок не свыше трех лет».

10    К. Маркс   и   Ф. Энгельс. Соч., т.  1, стр.  182;  см. «Из исторчи

ВЧК». М„  Госполитиздат,  1958, стр.  110—111,  141.

11    Славин.   Наказуема  ли   уголовная   неблагонадежность?    «Ежене­

дельник советской юстиции», 1920, № 14/15, стр. 5—7.

12    «Уголовный кодекс». М., 1924, стр. 141.

42

Обращает на себя внимание крайняя нечеткость этой нор­мы. В первой половине ст. 49 говорится о преступной дея­тельности, что согласуется с понятием преступления. Понятие же «связи с преступной средой» совершенно неопределенно и вызывало справедливые нарекания со стороны советских криминалистов-практиков и теоретиков. Представляется, что если бы ст. 49 не помещалась в уголовный кодекс, а рассмат­ривалась бы как административноправовая норма, то в су-дебно-следственной практике и теории уголовного права не было бы тех недоразумений, которые вызывало ее примене­ние.

С первых дней введения в действие УК 1922 г. практика более всего стала расценивать ст. 49 как норму, устанавли­вающую дополнительное наказание в виде высылки, присо­единяемой к лишению свободы в отношении лиц, совершив­ших вполне конкретное предусмотренное УК преступление 13. В 1923 г. ст. 49 в чистом виде была применена к 835 чел. или к 0,1% всех осужденных14, а в 1924 г. — к 171 чел.15.

При обсуждении проекта УК РСФСР 1926 г., который в первоначальной редакции полностью воспроизводил в ст. 36 положения ст. 22 Основных начал16, комиссия ВЦИК на II сессии XII созыва, а затем и делегаты сессии высказались за исключение из кодекса ст. 36.

Согласно директивному письму НКЮ и Верховного суда РСФСР от 15 января 1927 г. ст. 7 УК РСФСР 1926 г.17 нель­зя толковать как разрешающую судам применять любые ме­ры социальной защиты к тем или иным лицам не за совер­шенные ими преступления, а за их связь с преступной средой или за прошлую деятельность. В этих случаях возможно лишь вынесение предостережения, допускаемого и в отношении оправданных (ст. 43 УК РСФСР 1926 г.).

Таким образом, как показывает даже краткий обзор исто­рии создания ст. 49 УК 1922 г., ст. 22 Основных начал и ст. 7 УК 1926 г., и в особенности практика их применения, эти нор­мы в целом не противоречили основному признаку преступ­ления. Положение о том, что преступно и наказуемо лишь общественно опасное деяние, было четко закреплено в опре­делении   Уголовно-кассационной коллегии    Верховного суда

13    «Пролетарский   суд»,   1923,   №   1,   стр.   20—22;   «Вестник   советской

юстиции», 1923, № 2, стр. 31—34; см. также М. Исаев. Общая часть уго­

ловного права РСФСР. Л., 1925.

14    «Статистика осужденных в СССР 1923—1924 гг.». М., Изд-во ЦСУ

СССР, 1927, стр. 23.

15    Там же, стр. 121.

16    Эта статья  сохраняла  неточную формулировку ст.  49 УК  РСФСР.

17    Ст. 7 гласила:  «В отношении лиц, совершивших общественно опас­

ные действия или представляющих опасность по своей связи с преступной

средой или  по  своей прошлой деятельности,  применяются  меры  социаль­

ной защиты судебно-исправительного, медицинского или медико-педагоги­

ческого характера».

43

РСФСР (1925 г.): «...ни мысль, ни желание в уголовном по­рядке ненаказуемы, а лишь действия, непосредственно на­правленные к осуществлению преступного замысла» 18.

12 июля 1946 г. Пленум Верховного Суда СССР принял принципиальной важности постановление, в котором разъяс­нялось, что в соответствии с законом о судоустройстве СССР ст. 22 Основных начал должна считаться отпавшей. «Установ­ленные законом меры уголовного наказания, в том числе ссылка и высылка, могут быть применены в судебном поряд­ке по приговору суда лишь в том случае, если подсудимый признается тем же приговором виновным в совершении опре­деленного преступления» 19.

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союз­ных республик 1958 г. в ст. 3 с предельной четкостью уста­навливают: «Уголовной ответственности и наказанию подле­жит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее преду­смотренное уголовным законом общественно опасное деяние.

Уголовное наказание применяется только по приговору суда».

Ст.ст. 3 и 7 Основ решительно кладут конец всем криво­толкам относительно понятия преступления: это общественно опасное и противоправное деяние. Ни умысел, ни его обнару­жение такими деяниями не являются.

Известная опасность неправильного привлечения к уголов­ной ответственности не за деяния, а за мысли и их высказы­вание существует при применении норм о преступлениях, ко­торые совершаются произнесением или написанием опреде­ленных фраз или речей. Для избежания ошибок в квалифи­кации такого рода преступлений в действующем законе четко определены их признаки (антисоветская агитация и пропа­ганда войны, угроза, вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность и др. — всего только 7% от общего

18    «Уголовный кодекс РСФСР».  М.,  Госюриздат,  1926,  стр.   137—139.

Нормой, действительно выпадающей из системы    советского    уголовного

права, явно противоречащей понятию преступления, следует считать ст. 13

Закона от 8 июня   1934 г.  «О  дополнении  Положения  о  преступлениях

государственных  (контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных

преступлениях против порядка управления)   статьями об измене Родине

(СЗ 1934 г. № 33). В ней говорилось, что совершеннолетние члены семьи

изменника — военнослужащего,  совершившего побег  или  перелет за  гра­

ницу, совместно с ним проживающие или находившиеся на его иждивении

к  моменту совершения  преступления,  подлежат  лишению  избирательных

прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на срок до пяти лет. См. об­

стоятельную  критику этого  закона  Г.  3.  Анашкиным  в  работе  «Ответ­

ственность за измену Родине и шпионаж». М., «Юридическая литература»,

1964, стр. 31—34.

19    «Сборник  действующих  постановлений  Пленума   Верховного   Суда

СССР, 1924—1957». М., Госюриздат, 1958, стр. 55—56.

44

числа норм по УК РСФСР). Характерна в этом отношении конструкция состава антисоветской агитации и пропаганды (ст. 5810 УК РСФСР 1926 г. и ст. 70 УК РСФСР 1960 г.). Известно, что во времена грубых нарушений законности об­винение в совершении этого преступления широко использо­валось охврстьщ_Е>ерия для расправы с честными советскими людьми. ЇЇннешїїяя"""но"р~ма об ответственности за антисовет­скую агитацию и пропаганду — в отличие от прежнего зако­на— требует для наличия признаков этого преступления цели подрыва или ослабления Советской власти. Тем самым ис­ключается возможность привлечения к уголовной ответствен­ности за высказывание, например, отрицательного мнения о тех или иных качествах отдельных руководящих лиц20. Не могут быть признаны антисоветской агитацией высказывание намерения совершить государственное преступление, упадоч­нических аполитичных положений в силу, например, общей отсталости и малограмотности лица, распространение полити­чески невыдержанных анекдотов21, если эти действия не под­падают под признаки ст. 1901 УК РСФСР.

В настоящее время органы дознания ведут большую рабо­ту по предотвращению преступлений, в том числе предупреж­дая задуманные и пресекая уже начавшиеся. При этом в практике органов дознания и в литературе не всегда прово­дится четкое различие между сформированием умысла, обна­руженного вовне, не образующего состава преступления, с одной стороны, и приготовлением, а также покушением, явля­ющимися видами неоконченного преступления — с другой. Между тем пресечение преступления на стадии сформирова­ния умысла не влечет каких-либо правовых последствий для лица, обнаружившего такой умысел, ибо сформирование умысла и обнаружение его преступлением не является. Пре­сечение же преступной деятельности на стадии приготовле­ния, а тем более покушения должно влечь за собой возбуж­дение уголовного дела. Конечно, возбужденное дело может быть затем прекращено в связи с передачей виновного в то­варищеский суд или на поруки, либо прекращено за мало­значительностью 22. Однако смешивать сформирование умысла и неоконченное преступление нельзя.

В судебно-следственной практике после принятия новых уголовных кодексов иногда допускались ошибки в примене­нии ст. 227 УК РСФСР (посягательство на личность и права

20    «Особо опасные государственные   преступления».   М.,   Госюриздат,

1963, стр. 123.

21    Там же, стр. 130.

22    Вместе с тем нельзя согласиться с А   Ф. Зелинским,    который пре­

сечение любого преступления на стадии приготовления считает малозна­

чительным деянием  (ч. II ст. 7 Основ)   (см. А. Ф. Зелинский. О не­

которых  вопросах  предупреждения  преступлений.    «Вопросы   уголовного

права». М., изд. ВЮЗИ, 1966, стр. 67).

45

граждан под видом исполнения религиозных обрядов) и ст. 142 (нарушение законов об отделении церкви от государ­ства). В своем постановлении от 14 апреля 1965 г. «О работе судов РСФСР по рассмотрению дел в отношении служителей культов, участников сектантских и других религиозных орга­низаций и групп» Верховный суд РСФСР, отметив в целом правильное разрешение дел этой категории, вместе с тем ука­зал: «В некоторых случаях при рассмотрении дел в отноше­нии членов религиозных общин и групп судами допускались нарушения социалистической законности, приводившие к осу­ждению верующих не за преступную деятельность, а факти­чески только за их принадлежность к той или иной группе, которая не была зарегистрирована местными органами вла­сти или за религиозные убеждения»23.

Для окончательной ликвидации в судебно-следственной практике ошибок подобного рода весьма важное значение имеет принятое 18 марта 1966 г. постановление Президиума Верховного Совета РСФСР «О применении ст. 142 Уголов­ного кодекса РСФСР»24. В нем исчерпывающим образом перечислены все виды нарушений законов об отделении церк­ви от государства и школы от церкви.

Одновременно Президиумом Верховного Совета РСФСР был принят Указ «Об административной ответственности за нарушения законодательства о религиозных культах». В нем также дается исчерпывающий перечень административно-на­казуемых нарушений законодательства о религиозных куль­тах. Таким путем законодатель не только четко обрисовал составы преступлений, предусмотренных ст. 142 УК РСФСР, но и провел достаточно полное отграничение этих преступле­ний от административных нарушений. Все это дополнитель­ные законодательные гарантии ненаказуемости убеждений и вероисповедания.

Итак, первое свойство преступления состоит в том, что оно по советскому уголовному праву есть деяние, т. е. поведение или поступок человека в форме действия или бездействия, причиняющего вред социалистическим общественным отно­шениям.

Преступное поведение, чтобы быть признанным таковым, прежде всего должно отвечать всем признакам человеческой деятельности в общем психологическом ее значении. Всякое поведение человека характеризуется двумя группами призна­ков: субъективными — волей т. е. мотивированностью и целе­устремленностью, и объективными — физическими движе­ниями или воздержанием от таких движений, нервно-физио-

23    См.  также  Г.  3   Анашкин.   Укреплять  законность,   искоренять

преступность. М., «Знание», 1966, стр. 40

24    «Социалистическая законность», 1966, № 6, стр   91.

46

логическая основа которых едина25. Для наличия поведения необходимо присутствие обоих — и субъективных и объектив­ных признаков деяния.

Совершение любого действия под чужим влиянием, будь то психическая угроза или физическое воздействие, не исклю­чает, как правило, произвольности поведения. В этом случае человек приемлет выполняемое действие и тем самым оно оказывается результатом его воли.

Непроизвольная активность — рефлекторные, инстинк­тивные, импульсные телодвижения, базирующиеся на услов­ных рефлексах, — не является волевым поведением26.

Воля есть решимость на совершение тех или иных дей­ствий. Волевой процесс — психический процесс, начинающий­ся от осознания потребности до принятия решения. Для воле­вого решения характерен выбор между различными вариан­тами социального поведения, между должным и желаемым, когда человеку предстоит в процессе реализации воли пре­одолевать определенные трудности27. Волевое поведение про­извольно и отличается от рефлекторных движений не только тем, что имеет корковое происхождение, но и тем, что в слу­чае рефлекса физиологический импульс распространяется по неизменным, врожденным путям и вызывает движение сте­реотипного характера. В случае же волевого поведения врож­денные пути не имеют никакого значения, произвольные движения проистекают всегда в новом виде и изменяются сообразно цели, которую субъект ставит перед собой28.

При этом следует отметить, что наличие воли в поведении лица еще не предрешает вопроса о вине29. Невиновные дей­ствия  (казус или случай)   вполне могут совершаться с уча-

25    Согласно психологии не только процессы возбуждения, но   и   про­

цессы торможения «иррадиируют, распространяются по коре на большее

или меньшее протяжение» (С. Л. Рубинштейн. Основы общей психо­

логии. М., Учпедгиз, 1946, стр. 147).

26    Советские психологи отвергают возможность совершения преступле­

ния  под  влиянием  гипноза,    поэтому  вопрос  о  волимости   общественно

опасного  поведения  гипнотика  практически  не  встает   (см.  А.  П.   С л о-

б о д н я к.     Психотерапия,     внушение,   гипноз.     Киев,   «Здоровье»,   1966,

стр. 225—265).

27    «Психология».  М.,  «Просвещение»,   1966,  стр.  308—314;  см.  также

Б. Б. Харазишвили. Вопросы мотива поведения преступника в совет­

ском праве   Тбилиси, «Цодна»,  1963;  Б. С. Волков. Проблема воли и

уголовная   ответственность.    Изд-во   Казанск.   ун-та,   1965,   стр.   15—48;

М. Д. Шаргородский. Детерминизм и ответственность.  «Правоведе­

ние», 1968, № 1, стр. 40—48.

28    См. Д. Н. Узнадзе. Психологические исследования. М., «Наука»,

1966, стр. 378; см. также «Психология». Учебник для педагогических ву­

зов, под ред. Б. М. Леонтьева и др. М., Учпедгиз, 1962, гл.  18.

29    См.  Н.  Д.  Дурманов.   Понятие   преступления.  М.—Л.,  Изд-во

АН СССР,  1948, стр. 39; А. А. П и о н т к о в с к и й. Учение о преступле­

нии. М.,  Госюриздат,  1961, стр.  171; Б. С. Волков. Проблемы воли и

уголовная ответственность, стр. 5—16, 42—43 и др.

47

стием воли (произвольно). Тем более произвольны неосто­рожные преступления. Ряд советских криминалистов отри­цают наличие воли в преступном бездействии, совершенном по небрежности30. Однако с этим нельзя согласиться хотя бы по двум основаниям: во-первых, неосторожное бездействие — вид человеческого поведения, в противном случае как непро­извольная активность оно не могло быть деянием; во-вторых, сама небрежность, как форма вины, помимо интеллектуаль­ной имеет волевую сторону31.

Некоторые правоведы отрицают целенаправленность в не­осторожных преступлениях32 и даже в преступлениях с кос­венным умыслом33. Между тем целенаправленность и моти­вированность являются необходимыми составными частями волевого процесса. Их не следует только смешивать с моти­вом и целью как элементом состава умышленного преступ­ления, относящимся, в отличие от воли, к субъективной, а не к объективной стороне преступления34. Кроме того, нужно" учитывать различие между простыми волевыми действиями, которые характеризуются только постановкой цели и испол­нением ее, и сложными, для которых специфично осознание,__ планирование и достижение цели35. В виде простых волевых действий совершаются обычно неосторожные преступления. В основе умышленного преступления лежит, как правило, сложное волевое действие. Следует отметить, однако, что для многих умышленных преступлений, которые носят бытовой и, так сказать, «ситуационный» характер (см. гл. IV), подготов­ка и предумышленность преступления не характерны.

Со случаями рефлекторных движений и воздействия не­преодолимой силы практика встречается чаще всего в делах о преступлениях против личности, транспортных преступле­ниях, нарушениях правил техники безопасности.

Совершение преступления под влиянием физического воз­действия или психической угрозы на лицо рассматривается в советском уголовном законе по правилам крайней необходи­мости (ст. 14 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик).

30    См. В. Н. Кудрявцев. Объективная сторона преступления. М.,

Госюриздат, 1960, стр.  13;    Г.  В. Тим ей ко. Понятие и специфические

черты   преступного   бездействия.   «Труды»,  т.  2.   М.,  изд.  ВЮЗИ.   1963,

стр.   127;  Т.  В.  Церетели.  Причинная  связь  в  уголовном   праве.  М.,

Госюриздат, 1963, стр. 20.

31    Правильно решен этот вопрос в работе В. С.  Волкова. Проблема

воли и уголовная ответственность, стр. 11—38, 91.

32    См.  О.  С.   Иоффе, М.  Д.  Шаргородский.   Вопросы  теории

права. М., Госюриздат, 1961, стр. 333—334.

33    «Правоведение», 1957, № 1, стр. 155.

34    Правильно решен этот вопрос в работе болгарского криминалиста:

Д. Н. Михайлов. Особенности   на деянието при усложнена престъпна

дейност. София, 1967, стр. 9—36.

35    «Психология», стр. 314.

48

С объективной стороны поведение человека выражается в воздействии на внешний социальный мир. Форма поведения— действие или бездействие, возможно сочетание того и друго­го. Действие редко исчерпывается одним каким-то телодви­жением: как правило, оно слагается из целой совокупности телодвижений.

Ни одно разумное действие человека не совершается как самоцель — оно всегда является средством достижения опре­деленного результата, реализацией субъективной целенаправ­ленности.

Действие человека производит обычно не одно, а множе­ство последствий разного значения и разной удаленности от самого акта действия (бездействия). Иногда наступают и нежелаемые последствия.

Между субъективными и объективными признаками чело­веческого поведения существуют теснейшая связь и взаимо­зависимость. Именно в силу этой связи действия и их резуль­таты являются прочными показателями, по выражению В. И. Ленина, «помыслов и чувств человека». Особенно на­глядным критерием субъективных признаков деяния высту­пают результаты действия или бездействия человека. В. И. Ленин отмечал: «Результат действия есть проверка субъективного познания и критерий истинно сущей объектив­ности» 36.

Субъективная или объективная стороны поведения совер­шенно равноценны для преступного деяния. Ни одной из этих диалектически связанных сторон поведения не должно отда­ваться какого-либо предпочтения.

Сами действие и бездействие имеют двуединую природу: с одной стороны, являются проявлением вовне воли субъекта, а с другой — выступают как причины определенных послед­ствий воздействия человека на внешний мир.

Понятие преступного деяния уже, чем иные разновидно­сти человеческого поведения. Уголовно-противоправное дея­ние может совершить лишь человек, достигший 16 и реже 14-летнего возраста (см. ст. 10 Основ), и оно всегда обще­ственно опасно.

Анализ УК РСФСР 1960 г. показывает, что 71% всех норм о преступлениях составляют нормы о деяниях в форме актив­ных действий, 20%' — в смешанной форме действия и бездей­ствия (главным образом, нарушение различных специальных правил: охраны труда, транспортных, техники безопасности и пр.). И лишь 9% преступлений совершаются в форме без­действия (например, недонесение о преступлении, неоказание помощи, различные виды уклонения от выполнения обязан­ностей).

36 В. И. Ленин. Философские тетради. М., Политиздат, 1965, стр. 200.

49

Бездействие по своей природе более сложная форма по­ведения, чем действие. Для преступного действия необходимо, чтобы оно было волимо (произвольно) и причиняло вредные последствия. Для бездействия, помимо этих двух необходи­мых признаков, требуется также наличие специальной обя­занности и реальной возможности лица предотвратить вред­ные последствия. Возможность и долженствование действо­вать в направлении предотвращения ущерба вытекают из служебной обязанности, договорных соглашений, другого за­кона, наконец, морального кодекса. Во всех случаях эти обязательства должны быть хотя бы в общей форме закреп­лены в соответствующей норме уголовного закона. В целях обеспечения точного соблюдения закона в республиканских УК нормы о преступном бездействии имеют не простую, а описательную диспозицию. Чаще всего обязанности по предот­вращению ущерба связываются в законе с ^признаками спе­циального субъекта—должностное лицо (ст.ст. 170—175 УК); работник транспорта (ст.ст. 85, 211, 212 УК); лицо, отвечаю­щее за технику безопасности (ст. 140 УК); лицо, которому поручена охрана государственного или общественного имуще­ства (ст. 100 УК) и т. д.

В более редких случаях, где субъектом бездействия может быть практически любое лицо, законодатель четко описывает в диспозиции норм обстановку совершения преступления или признаки потерпевшего (см. ч. II ст. 127 УК).

Наиболее широкий круг лиц, ответственных за бездейст­вие, содержится в нормах о недонесении о преступлениях (ст. 881, 190). Признаки этого бездействия конкретизируются исчерпывающим перечнем тяжких преступлений, недонесение о которых образует уголовно-наказуемое бездействие.

В советской судебно-следственной практике, в отличие от буржуазной с ее критериями «разумного» и «среднего» чело­века, возможность и долженствование действовать определя­ются конкретными условиями поведения данного человека37.

В большинстве случаев закон не придает большого значе­ния формам преступного поведения, перенося центр тяжести характеристики преступного деяния на его содержание38.

37    «Судебная   практика   Верховного   Суда СССР»,  1955, № 5, стр. 9,

дело Ш.; «Бюллетень Верховного Суда СССР», 1962, № 2, стр. 20, дело А.

38    Более подробный анализ понятия действия или  бездействия в на­

стоящей работе не вызывается  необходимостью.  Эти  понятия  достаточно

обстоятельно освещены в советской и зарубежной социалистической уго-

ловноправовой  литературе   (ом.,  например,  Н.  Д.  Дурманов.  Понятие

преступления, стр. 42—65;  В.  Н.  Кудрявцев.    Объективная    сторона

преступления. М.,  Госюриздат,  1960;  И.  Реннеберг.  Объективная  сто­

рона преступления. М.,  Госюриздат,  1957;  Т.  В.  Церетели.  Причинная

связь  в  уголовном  праве;   Г.   В.  Т и м е й к о.    Понятие  и  специфические

черты  преступного  бездействия  и  др.).  Нельзя  не  отметить,  что  практи­

ческое применение понятий действие и  бездействие трудностей,  как  пра­

вило, не вызывает.

50

Содержание преступного поведения образует такое объ­ективное качество деяния, как способность посягать на соци­алистические общественные отношения. Ст. 7 Основ опреде­ляет преступление как «деяние (действие или бездействие), посягающее на советский общественный или государственный строй, социалистическую систему хозяйства...» и другие об­щественные отношения. Справедливо отмечал А. Н. Трайнин: «Посягнуть — это всегда означает нанести в той или иной форме и мере ущерб объекту: посягательство, не несущее с собой ущерба, перестает быть самим собой: оно уже не «по­сягает» 39.

Преступные последствия — это общественно вредные из­менения в охраняемых уголовным законом объектах40. Они представляют собой сложное понятие и характеризуются следующими признаками: 1) преступные последствия неодно­родны по своей природе (материальный и нематериальный ущерб); 2) преступные последствия подразделяются на два вида в зависимости от степени реализации опасности деяния (реальный ущерб и создание угрозы его причинения); 3) од­но действие или бездействие может породить несколько вред­ных последствий, как последующих за основным, так и сопут­ствующих ему (множественность последствий); 4) преступ­ные последствия варьируют по величине их вредности, при этом критерии определения размера ущерба даже в однород­ных последствиях, например, материальных, могут быть не­одинаковыми.

По своей природе преступные последствия могут быть раз­делены на материальные и нематериальные. Материальные последствия делятся в свою очередь на имущественные (на­пример, хищение, уничтожение имущества) и физические (телесное повреждение, насилие). Нематериальный ущерб возможен в виде психического (например, при угрозе), поли­тического (измена родине, шпионаж, антисоветская агитация

39    А. Н. Трайнин. Общее учение о составе преступления. М.,  Гос-

юриздат, 1957, стр. 139.

40    В чехословацкой теории уголовного права под последствиями  по­

нимаются изменения в объекте или предмете преступного посягательства

(см. Trestni   zakon. Kommentar.   Praha, 1964, S. 30). Представляется, что

изменения в предмете сами по себе не могут считаться преступными по­

следствиями.  Страдать,  терпеть  ущерб  могут  только    общественные    от­

ношения, но не предметы посягательства. Даже если предмет  поврежден

либо уничтожен, то и тогда эти изменения в  предмете  могут иметь  со­

циальное значение лишь в  связи  с посягательством   на   тот   или   иной

объект. Уничтожение собственной вещи, уничтожение материальных  цен­

ностей во время войны, хотя предметы терпят физический урон, преступ­

ными не являются. Маркс говорил: «... преступная же сущность действия

заключается не   в   посягательстве на лес, как на нечто материальное, а в

посягательстве на государственный нерв его — на право собственности как

таковое...» (К. М а р к с и Ф. Э н ге л ь с. Соч., т. 1, стр. 149).

51

и пропаганда), морального (например, в оскорблении, клеве­те) вреда.

В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство» о не­материальном вреде этого преступления сказано так: «В ус­ловиях развернутого коммунистического строительства все более нетерпимыми становятся любые антиобщественные про­явления, в особенности факты хулиганства, причиняющие большой вред обществу, оскорбляющие честь и достоинство советских граждан». В решении ЦК КПСС, Президиума Вер­ховного Совета СССР и Совета Министров СССР от 26 июля 1966 г. также достаточно четко сказано о нематериальном вреде хулиганства: «В советском обществе еще имеются лю­ди, которые грубо попирают правопорядок, омрачают хули­ганскими и другими преступными действиями созидательный труд, отдых и настроение трудящихся»41.

Ст. 24 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик признает потерпевшими лиц, которым пре­ступлением причинен моральный, физический или имущест­венный вред. В советской литературе высказывалось мнение, что содержащийся в ст. 24 Основ уголовного судопроизвод­ства перечень видов преступных последствий неполон. Он не охватывает ущербов от некоторых преступлений, например, в результате неоказания помощи, воспрепятствования осуще­ствления избирательного права и т. д. В связи с этим пред­лагается дополнить ст. 24, указав на иные вредные послед­ствия42. Приведенное мнение не лишено основания.

В составных преступлениях единый ущерб образуется ря­дом разнородных вредных последствий. Например, в разбое — это физический, психический и материальный ущерб; при со­противлении представителям власти — психический, физиче­ский и иной нематериальный вред.

Независимо от характера непосредственного вреда каждое преступление всегда влечет за собой вред идеологический са­мим фактом нарушения социалистического правопорядка, препятствования целям правового регулирования43. Всякое преступление мешает выполнению такой важной идеологиче­ской задачи, как воспитание советских граждан в духе мо­рального кодекса строителей коммунизма.

Преступлений, причиняющих нематериальный вред, по.со­ветскому уголовному законодательству большинство (70% от

41    «Правда», 27 июля 1966 г.

42    См. Л. Д. Кокорев. Потерпевший от преступления. Изд-во Воро-

нежск. ун-та, 1964, стр. 7—9.

43    См.  Б.  С.   Никифоров.   Место  объекта  в  общем  определении

преступления по советскому уголовному праву. «Социалистическая закон­

ность», 1958, № 8, стр. 31—33; О. Э. Л ей ст. Санкции в советском праве.

М., Госюриздат, 1962, стр. 62; И. С. Самощенко. Понятие правонару­

шения по советскому законодательству. М, Госюриздат, 1963, стр. 104.

52

общего числа норм в УК РСФСР нормы о преступлениях с нематериальным вредом). Новые республиканские УК выде­лили две новые главы, посвященные охране нематериаль­ных, но не менее важных, чем имущественные, интересов. Эго глава IV УК РСФСР — «Преступления против политических и трудовых прав граждан» и глава VIII — «Преступления против правосудия».

Вторая разновидность деления последствий — подразде­ление их (в зависимости от степени реализации обществен­ной опасности деяния) на последствия в виде фактического причинения ущерба: материального, морального и т. д. и в виде угрозы причинения такого рода ущерба. Примером пре­ступления с обоими видами вредных последствий может слу­жить деяние, предусмотренное ст. 85 УК РСФСР. Это под­разделение четко проводят уголовные кодексы зарубежных социалистических стран при определении общественной опас­ности преступления 44.

Вопрос о природе преступных последствий и их значении продолжает оставаться дискуссионным как в советской, так и в зарубежной социалистической литературе45. Расхожде­ния, как и прежде, в вопросе о существовании преступлений без вредных последствий (так называемые «формальные пре­ступления»). Некоторые авторы считают, что все преступле­ния причиняют вред и, следовательно, материальны. Фор­мальными же являются составы ряда преступлений46.

Не вдаваясь в обсуждение концепции «формальных» пре­ступлений (об этом достаточно уже писалось), следует крат­ко остановиться только на одном вопросе: в какой мере соот­ветствует эта концепция новому уголовному и уголовно-про­цессуальному законодательству.

44    Точка зрения о создании угрозы как разновидности преступных по­

следствий спорная в советской и зарубежной социалистической уголовно-

правовой литературе. Аргументы «за» и «против» нее уже подробно об­

суждены в теории  (см. И. Реннеберг. Объективная сторона преступ­

ления,  стр.  37—38;   Н.  Ф.   Кузнецова.  Значение  преступных  послед­

ствий. М., Госюриздат, 1958, стр. 21—29; В. Н. Кудрявцев. Объектив­

ная  сторона  преступления,   стр.   170—174;   К.   Л ю т о в.   Содержание  по­

нятия  «общественной  опасности».  «Вопросы  уголовного  права  стран  на­

родной демократии». М, ИЛ, 1963, стр. 229—230;    А. С. Ми х лин.    По­

следствия преступления. М, «Юридическая литература», 1969, стр. 30—35.

45    Обстоятельная критика концепций «формальных» преступлений в со­

циалистической литературе дана болгарским криминалистом Н. Манчевым

(см. Н. М а н ч е в. Резултатни  (материали)  и безрезултатни  (формални)

престъпления. «Правна мисъл», 1963, № 6, стр. 17—30).

46    См., например, Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступле­

ния. М., Госюриздат, 1955, стр. 38—42;  Г. А. Левицкий. Отграничение

преступлений от действий, предусмотренных ч. II ст. 7. УК РСФСР. «Тру­

ды высшей школы МООП»,  1965, №  12, стр. 24;  И.  С.  Самощенко.

Понятие правонарушения по советскому законодательству. М., Госюриздат,

1963, стр. 10.

53

Как отмечалось выше, ст. 24 Основ уголовного судопроиз­водства прямо признает помимо имущественных и физиче­ских также моральные последствия преступления. Следова­тельно, утверждение о том, что в оскорблении и клевете, по­сягательствах на те или иные права граждан и т. п. как в «формальных» преступлениях нет вредных последствий, не согласуется с уголовно-процессуальным законодательством и по существу способно лишить потерпевших от этих преступ­лений права на судебную защиту их интересов.

Ст. 15 тех же Основ говорит, что при производстве пред­варительного следствия и разбирательстве уголовного дела в суде доказыванию подлежат характер и размер ущерба, при­чиненного преступлением.

Ст. 32 УК РСФСР предусматривает нематериальный, мо­ральный вред, который заглаживается путем извинения перед потерпевшим.

Новые республиканские УК значительно расширили и уси­лили охрану нематериальных интересов советских граждан, их прав, чести, достоинства и свободы. Можно ли считать такую позицию советского законодателя обоснованной, если учесть, что соответствующие преступления являются безвред­ными, «формальными», а в то же время происходит отказ от уголовной ответственности за малозначительные преступле­ния?

Действующее ныне уголовное законодательство всемерно подчеркивает материальный признак преступления — его об­щественную опасность.    Исходя   из общественной опасности преступления дифференцируются на тяжкие,    менее тяжкие, малозначительные и не представляющие большой обществен­ной опасности. Последние две группы    преступлений    могут уголовно не наказываться, а преследоваться мерами общест­венного воздействия. Для определения степени общественной опасности новые республиканские УК при конструкции пре­ступлений и в нормах о поруках,  в  перечне отягчающих  и смягчающих обстоятельства, как никогда прежде, подчерки­вают  решающее  значение  преступного  ущерба,  причем   без і  какого-либо исключения для разных категорий преступлений. \ Основная задача уголовного права, как теории, так и прак-\тики, именно и состоит в показе социального, материального содержания преступления.  Социальное  содержание  преступ­ления заключается в характере и степени общественной опас­ности. Общественную же    опасность    любого    преступления можно раскрыть только путем правильного определения ха­рактера и величины преступного ущерба.

Между тем для анализа преступлений с нематериальным вредом в теории характерно определение их общественной опасности посредством definitio per negatio. Всячески под­черкивается,  что  в  формальных  преступлениях  отсутствуют

54

вредные последствия. Что же есть, чем фактически характе­ризуется общественная опасность преступлений, к числу кото­рых относят ни много ни мало особо опасные государствен­ные преступления? Об этом либо вовсе забывают говорить, либо приводят достаточно туманные рассуждения о «напра­вленности» действий на ущерб47 (причем отнюдь не в форме создания угрозы, которая является разновидностью вредных последствий по ряду преступлений и четко зафиксирована в соответствующих уголовноправовых нормах).

«Направленность» на ущерб делает весьма проблематич­ным отграничение оконченных и неоконченных преступлений, возможность добровольного отказа, определение умысла, ко­торый, согласно ст. 8 Основ, должен устанавливаться в отно­шении вредных последствий. Главное же, концепция формаль­ных беспоследственных преступлений, как отмечалось, не позволяет со всей глубиной раскрыть специфику обществен­ной опасности преступлений, причиняющих нематериальный политический, идеологический, организационный, психиче­ский, моральный вред социалистическим общественным отно­шениям.

Нельзя не согласиться с болгарским криминалистом Н. Манчевым, который писал: «От безрезультатного челове­ческого действия не может быть ни пользы, ни вреда. Абсурд­но наказывать лицо, когда оно совершило нечто «формаль­но», «безрезультатно» 48.

Наконец, без определения ущерба трудно провести отгра­ничение преступлений от проступков4Э.

Основной довод сторонников концепций «формальных» преступлений (или составов) о том, что в такого рода пре­ступлениях никогда не требуется доказывать наличие пре­ступных последствий, не согласуется с практикой. Так, Новру-зов и Алиев были признаны Верховным судом Азербайджан­ской ССР виновными в недонесении об убийстве. Из мате­риалов дела следовало, что осужденные не сообщили органам власти об известном им убийстве, так как знали, что след­ствием уже возбуждено против виновного Азимурата уголов-

47    См., например, Б. С. Волков. Мотив и квалификация преступле­

ния. Изд-во Казанск. ун-та, 1968, стр. 46—51.

48    Н   М а н ч е в. Престъпление и противообществена  проява.  София,

1967, стр. 169.

49    Г. И. Филановский,  сторонник деления преступлений на  формаль­

ные и  материальные,  правильно называет вред  «формального»  хулиган­

ства, когда отграничивает его от проступка: «Если деяние причинило или

реально  может  причинить  существенный  ущерб  общественному   порядку

или отдельным  членам  общества, то  налицо  преступление,  в  противном

случае имеет место проступок».   (Г. И. Филановский. Новое в зако­

нодательстве об ответственности за нарушения    общественного    порядка.

«Вестник ЛГУ», 1966, № 23, стр. 103. См. также И. Тяжкова. Вопросы

ответственности за хулиганство. «Социалистическая законность», 1967, № 3,

стр. 37.).

55

ное дело. На первых же допросах они подробно рассказали об обстоятельствах преступления и изобличили убийцу. Су­дебная коллегия Верховного Суда СССР вынесла такое опре­деление по этому делу: «... при недонесении о преступлении недоноситель предвидит, что своим несообщением о преступ­лении он способствует подготовке, совершению, сокрытию преступления и преступника и тем самым лишает соответствующие органы вла­сти возможности предпринять меры по пресе­чению преступной деятельности, к изобличе­нию преступника. В данном же случае как Новрузов, так и Алиев были убеждены, что органам власти известны как сам факт убийства Исаева, так и лицо, его совершившее, и ■они не сообщили об этом лишь потому, что считали излиш­ним дополнительно сообщать об этом»50 (разрядка моя.— Л. К.).

Верховный Суд СССР совершенно правильно назвал вред­ные последствия типичного «формального» преступления — недоносительства, доказав их отсутствие по данному делу. Дело о недонесении было прекращено за отсутствием состава преступления.

Само законодательное понятие «деяние» включает в себя не только характеристику форм поведения — действие и без­действие,— но и вредные последствия51. Старославянское слово «деяние» означает «поступок», «дело», «действие»52. С точки зрения морфологии слово «деяние» является отгла­гольным существительным от глагола «делать» («деять») и означает уже совершенное событие, свершившийся факт, ко­торому предшествовало какое-то действие53. Во всех нормах •особенной части УК имеется в виду не процесс поведения, а свершившийся факт, оконченное преступление («хищение», «убийство», «клевета» и т. п.). О незавершенном преступле­нии говорит ст. 15 УК54-

50 «Бюллетень Верховного Суда СССР», 1963, № 3, стр. 35. 61 «Советское уголовное право», часть Общая. М.,  Госюриздат,  1962, стр. 67.

52    «Словарь  современного  русского   литературного   языка».    М.—Л.,

Изд-во  АН  СССР,   1954,  стр.  761;    И.  И.  Срезневский.  Материалы

для словаря древнерусского языка, т. I, стр. 800—801.

53    См. Е. М. Галкин а-Ф е д о р у к, К. В. Горшкова, Н.М.Шан­

ский. Современный русский язык. Изд-во МГУ,  1957, стр. 238.

64 Правда, построение текста ст. 7 Основ уголовного законодатель­ства Союза ССР и союзных республик несколько неудачно. Поставленное в скобках слово «деяние» сразу после слов «действие» или «бездействие» может дать основание для признания понятия «деяние» родовым по от­ношению к понятиям «действие» или «бездействие». Точнее представляется такая, например, формулировка: «Преступлением признается общественно опасное уголовно противоправное деяние, то есть действие или бездей­ствие, посягающее на...» соответствующие общественные отношения.

56

Третью особенность преступных последствий составляет их множественность. Любое преступное действие или бездейст­вие вызывает, как правило, не одно, а несколько последствий, следующих за основным, либо сопутствующих ему. Уголовно-правовое значение этих последствий неодинаково. Если два последствия виновно и причинно связаны с действием, нано­сят ущерб двум самостоятельным объектам, то налицо так называемая идеальная совокупность преступлений. Несколько-последствий могут представлять единый ущерб в составном преступлении. Например, при хулиганстве оскорбления, по­бои и дебоши образуют единый ущерб социалистическому общественному порядку. За главными последствиями, явля­ющимися элементами состава, могут следовать дальнейшие вредные последствия самого различного порядка. Они, если лицо могло и должно было их предвидеть, выступают как отягчающие ответственность обстоятельства. Отсутствие ви­новной связи между поведением лица и этими дальнейшими последствиями делает их безразличными с точки зрения уго­ловного права.

В некоторых случаях закон конструирует состав преступ­ления не с одним, а с двумя последствиями, которые явля­ются элементами этого состава: например, повреждение госу­дарственного имущества, повлекшее за собой человеческие-жертвы (ст.ст. 98, 99 УК РСФСР), нанесение тяжких телес­ных повреждений, приведших к смерти потерпевшего (ч. II ст. 108). Число составов с двумя последствиями в УК РСФСР невелико — немногим более десяти. В нормах о такого рода преступлениях закон, как правило, говорит о том, что деяние уже причинило основному объекту посягательства ущерб, а затем наступили эти дальнейшие вредные последствия.

В этой связи представляется неудачной конструкция дис­позиции норм о хищении путем присвоения и злоупотребле­ния служебным положением (ч. II ст. 92), грабежа, причи­нившего значительный ущерб потерпевшему (ч. II ст. 145) и изнасилования, повлекшего особо тяжкие последствия (ч. III ст. 117).

При анализе хищения путем злоупотребления служебным положением в теории часто усматривается различие между этой и другими формами хищения в признаке крупных раз­меров. В ст. 92 и ст. 93 УК РСФСР говорится о «крупном ущербе», в ст. 89, 90, 91, 931 — о «крупном размере». Отсюда делается вывод, что понятие крупного ущерба охватывает не только стоимость похищенного имущества, но и дальнейшие-вредные последствия, лежащие за составом хищения55.

55 Так, авторы комментария УК РСФСР пишут: «Хищение, причинив­шее крупный ущерб, это хищение, которое повлекло за собой значитель­ное уменьшение имущественного    фонда    потерпевших    учреждений  или

57?

При таком толковании ущерба создается очевидная несо­гласованность этсго признака с общим понятием хищения56. Крупный ущерб, который слагается из стоимости похищен­ного имущества и дальнейших вредных последствий для пред­приятия в виде упущенной выгоды, приостановки работы предприятия и т. д., явно «не вмещается» в общепринятое понятие хищения. Возникают немалые трудности и в опреде­лении субъективной стороны такого хищения: далеко не всег­да субъект желает наступления вызванных совершенным им хищением тяжких последствий, но может допускать их на­ступление по неосторожности. Хищение же всегда совершает­ся умышленно.

Сказанное приводит к выводу, что либо «крупный размер» и «крупный ущерб» понятия идентичные (так следует из по­становления Пленума Верховного Суда СССР от 31 марта 1962 г. «О судебной практике по делам о хищениях государ­ственного имущества», пп. 11, 12), либо надо иначе скон­струировать ч. III ст. 92 и 93 УК РСФСР, сделав их соста­вами с двумя последствиями.

Наоборот, состав изнасилования, повлекшего особо тяжкие последствия, описан в ч. III ст. 117 УК РСФСР как состав с двумя последствиями. Правильная в от­ношении всех других тяжких последствий, например в виде самоубийства потерпевшей, психического заболевания и т. д., такая конструкция нормы оказывается неудачной и вызывает большие трудности при квалификации случаев, когда в ре­зультате изнасилования потерпевшей были причинены тяжкие телесные повреждения. Как правило, тяжкие телесные повре­ждения наступают не после изнасилования, а во время него или даже предшествуют ему. Как квалифицировать в таких случаях изнасилование: по ч. II ст. 117 или по ч. III ст. 117 УК РСФСР57? Более правильным было бы в отношении таких последствий изнасилования — причинение жертве тяж­ких телесных повреждений — сказать в законе как о со­путствующих изнасилованию или вызванных изнасило­ванием.

организаций, либо причинение им серьезного организационного ущерба — значительного расстройства их хозяйственной деятельности, в частности, вывод из строя особой важности похищенного имущества... Крупный ущерб может иметь место и при некрупных размерах похищенного» (Научно-практический комментарий. «Уголовный кодекс РСФСР», изд. 2. М., «Юри­дическая литература», 1964, стр. 228).

56    Там же, стр. 201; см. также Г. А. К р и г е р. Борьба с хищениями

социалистического    имущества.    М.,    «Юридическая    литература»,    1965,

стр  253—255.

57    См.,   например,  дело  Ж.  «Бюллетень  Верховного    суда    РСФСР»,

1966, № 4, стр. 14.

58

Четвертой чертой преступных последствий является их большая, чем у других элементов состава, возможность варь­ировать по степени вредности. Эту черту вредных последствий достаточно полно учел законодатель в новых республикан­ских УК. Для современного советского уголовного законода­тельства характерна тщательная дифференциация преступле­ний по видам в зависимости от характера и степени обще­ственной опасности. Наиболее часто в качестве основания дифференциации преступлений на виды и группы выступают вредные последствия (например, хищение социалистического имущества, телесные повреждения). Нельзя назвать почти ни одного из преступлений с материальным и физическим вре­дом, по которым новые УК не провели бы дифференциации их на виды в зависимости от тяжести ущерба.

В советском законодательстве не принято указывать кон­кретные размеры ущерба даже там, где он поддается точно­му измерению, например, материального ущерба. Это можно объяснить нежеланием законодателя схематизировать много­образные явления преступности. Однако практика примене­ния новых УК подчас требует более четких критериев опре­деления тяжести ущерба. В самой практике тогда устанавли­вается своего рода определенная лестница размеров ущерба. Так, практика уточнила понятие крупного хищения (более 2,5 тыс. руб.), понятие особо крупного хищения (свыше 10 тыс. руб.). Постановление Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 января 1965 г уже признает мелким хищение на сумму до 50 руб. и некрупным—до 100 руб.

Весьма четко Положением об определении тяжести телес­ного повреждения установлены размеры физического вреда граждан при тяжком, менее тяжком и легком телесном по­вреждении. Думается, что в интересах единообразия приме­нения уголовных законов целесообразно либо в самом законе, либо в руководящих постановлениях Пленумов Верховного Суда СССР более конкретно формулировать размеры вред­ных последствий и в других преступлениях. В тех же преступ­лениях, где ущерб не может быть исчислен в денежном вы­ражении или других единицах измерения, полезно уточнить размер ущерба в более общей форме, например, указав кри­терии определения величины ущерба.

Таким образом, первое свойство преступления — деяние—■ представляет собой диалектическое единство субъективных и объективных признаков поведения человека, достигшего 16- и реже — 14-летнего возраста. К субъективным признакам дея­ния относятся воля, мотивированность и целенаправленность поведения. К объективным — действие или бездействие, по­сягающее на социалистические общественные отношения, т. е. причиняющее им тот или иной ущерб.

59