§ 5. Уголовная противоправность — обязательный признак преступления

/Уголовная противоправность состоит в запрещенности пре­ступления соответствующей уголовноправовой нормой под угрозой применения к виновному наказания 134.

В отличие от общественной опасности, признак уголовной противоправности не сразу был включен советским уголовным

Если закон предусматривает более суровую форму ответственности за совершенное умышленное деяние с неосторожным причинением тяжких последствий, эти последствия вменяются при условии, что субъекту были известны обстоятельства, из которых они возникли, или если он другим способом мог о них знать».

§ 12 гласит: «Если закон предусматривает за совершение неосторож­ного деяния, которое связано с причинением особо тяжких последствий, более строгую ответственность, то таковая наступит тогда, когда на эти последствия также простиралась неосторожная вина субъекта».

132   Правильно  отмечал  Б.  С.  Никифоров:    «Можно  ли,  однако,    ид­

ти дальше и признавать возможность неосторожности в отношении такого

нормативно не урегулированного поведения, которое не относится к кате­

гории последствий? Мы думаем, что нельзя. За указанными выше преде­

лами  объем  и границу обязанности  знать  или  сознавать  факты,  опреде­

ляющие социальный характер действия, установить затруднительно и по­

этому выходить за эти пределы опасно»   (Б.  С.  Никифоров.  Приме­

нение общего определения умысла к нормам особенной части УК. «Совет­

ское государство и право», 1966, № 7, стр. 120).

133   «Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР,  1924—

1963», стр. 171. «Объективное вменение вины советским уголовным законо­

дательством  не допускается» — определил  Верховный  Суд  СССР  по де­

лу М. («Бюллетень Верховного Суда СССР». 1966, № 4, стр. 17—18).

134   См.  Я.  М.   Б р а й н и н.  Уголовный   закон   и  его  применение.  М.,

«Юридическая литература», 1967, стр. 28—31.

90

законом в общее понятие преступления. Этому есть конкрет­ное историческое объяснение, о котором^4*е говорил&еы—

УК РСФСР 1922 г. в общем понятии преступления не со­держал признака уголовной противоправности. Причина со­стояла в необходимости иметь в УК норму об аналогии.

Вскоре после вступления УК в силу в нем обнаружились существенные пробелыЛНапример, в УК РСФСР 1922 г. от­сутствовала статья соответственности за уклонение от воин­ского учета. К такого рода общественно опасным по тому времени и не столь редким преступлениям пришлось приме­нять норму по аналогии об уклонении от воинской службы.

Аналогия выполняла служебную роль в подавлении клас­сового сопротивления контрреволюционеров, нэпманов, кула­ков 135. Однако применение аналогии всегда носило исключи­тельный характер. Она применялась строго при условии дей­ствительной и значительной общественной опасности деяния, как это было, например, с вредительством, норм о котором вначале не было и оно наказывалось по аналогии с другими контрреволюционными преступлениями 136.

Обязательным условием применения аналогии по ст. 10 УК РСФСР 1922 г. признавал наличие сходной нормы. В этом смысле преступления, наказуемые по аналогии, не были ли­шены признака уголовной противоправности. Если такая сходная норма отсутствовала, то аналогия не могла приме­няться 137.

Примечателен в этом отношении следующий случай.

Верховным трибуналом Российской Федерации за продажу большого количества парафина, поступившего в одну из таможен, в 1922 г. была осуждена группа должностных и ча­стных лиц. Поскольку такие деяния не были предусмотрены действовавшим в то время законодательством, приговор был направлен на утверждение во ВЦИК РСФСР. Президиум ВЦИК отменил приговор, мотивируя свою отмену отсутст­вием «в момент совершения осужденными инкриминируемых им деяний точных законоположений в этой области». Одно­временно Наркомюсту было поручено внести проект декрета об ответственности за подобные действия.

135   См. А. Пионтковский. Советское уголовное право, часть Об­

щая. Л., 1929, стр. 70.

136   g руководящем циркуляре Наркомюста «О введении в жизнь УК->

от 8 июня 1922 г. указывалось: «По общему правилу наказание и другие

меры  социальной  защиты  могут  применяться  судами  лишь  в  отношении

деяний, точно указанных в  УК.  Изъятие  из  этого  правила  допускается

лишь в тех исключительных случаях, когда деяние подсудимого хотя точ­

но и не предусмотрено УК, но суд признает его явно опасным с точки

зрения основ  нового  правопорядка,  установленного  Рабоче-Крестьянской

властью, но не законов свергнутых правительств».

137   См. А. А. Г е р ц е н з о н, Ш. С. Грингауз, Н. Д. Дурманов,

М. М. Исаев, Б. С. У т е в с к и й. История советского уголовного права.

М. Госюриздат, 1946, стр. 273—274.

91

/После &ик&идации-эксплуататорских— классов--и принятия Конституции СССР 1936 г. в советской уголовноправовой ли­тературе стали раздаваться решительные требования об исключении аналогии 138. На первой научной сессии ВИЮН'а вопрос об аналогии оказался самым дискуссионным ш.

Условия предвоенного и военного времени задержали при­нятие новых УК и исключение аналогии!)Во время войны ана­логия еще сыграла свою положительную роль. В боевой об­становке резко возросла общественная опасность многих преступлений. Аналогия тогда применялась для квалификации тяжких видов преступлений, неизвестных Уголовному ко­дексу, по статьям о более серьезных преступлениях (напри­мер, групповая кража из квартир лиц, скрывавшихся в бомбоубежищах во время воздушного налета авиации про­тивника, квалифицировалась как бандитизм). Однако и в тя­желых условиях Великой Отечественной войны применение аналогии носило исключительный характер. /.После войны за ликвидацию института аналогии высказы­вались большинство советских криминалистов. Аналогия пол­ностью себя изжила^она почти не применялась. Более того, она стала играть отрицательную роль, ибо кое-где судьи пы­тались с помощью аналогии модернизировать устаревший УК 1926 г. (например, по аналогии с умышленным уничтоже­нием государственного имущества суды наказывали иногда неосторожное повреждение такого имущества).

Уголовное законодательство некоторых зарубежных социа­листических стран в годы их становления знало институт ана­логии (Болгария, Румыния, Югославия, КНДР, МНР и др.). Министр юстиции НРБ объяснял временное сохранение ана­логии задачами классовой борьбы с частнокапиталистически­ми элементами 140.

/"В настоящее время кроме КНДР ни одно из зарубежных социалистических государств аналогии не знает. \

Основы уголовного законодательства СССР и союзных республик 1958 г. исключили аналогию и ввели признак уголовной противоправности в общее понятие преступ­ления.

Уголовный закон, в котором предусматривается наказуе­мость деяния, не обязательно представляет собой статью Уго­ловного кодекса той или иной республики. После вступления в силу указов и постановлений немалое их число применяется

138   См., например,  К. Т а в и д о в.  Несовместимость  аналогии  с Кон­

ституцией СССР. «Советская юстиция», 1938, № 23—24.

139   См. В. Г. Смирнов и М. Д. Шаргородский. Основные во­

просы развития уголовного законодательства. «40 лет советского права»,

т. II. Изд-во ЛГУ, 1957, стр. 526—527.

но «Второ  Народно Собрание.  Пети  редов  на  сесия».  Стенографски дневници. «Правна мисъл», 1963, № 3.

92

до включения в УК в качестве самостоятельных уголовных законов.

В советском уголовном праве не должно быть коллизий между кодифицированным и некодифицированным уголовным законодательством. Однако на практике они встречаются. Не­обходимо, чтобы включение новых норм в УК производилось по возможности быстрее и обязательно в полном объеме, чего иногда не происходит.

Например, Указом Президиума Верховного Совета РСФСР было установлено, что дела о кражах малоценных предметов, быта и потребления граждан могут рассматриваться в това­рищеских судах. Правильнее было бы отразить это законо­положение в ст. 144, ч. I УК РСФСР. Необходимо также при­вести в соответствие нормы об ответственности за мелкое хищение государственного и общественного имущества (ст. 96 УК) с Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 января 1965 г. и последними изменениями в Положении о товарищеских судах в части рассмотрения дел о мелких хищениях. В настоящее время не ясны правовая природа и форма ответственности за впервые совершенное мелкое хищение.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 г. была предусмотрена уголовная ответственность за побег с места высылки лица, осужденного за злостное тунеяд­ство. Однако это законоположение не нашло отражениями ст.ст. 186—187 УК РСФСР, где по-прежнему предусмотрена уголовная ответственность лишь за побег с места ссылки и высылки как мест отбывания уголовного наказания ш.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство» преду­смотрено (в ст. 7), что в случае уклонения от отбывания исправительных работ за мелкое хулиганство, постановлением народного суда неотбытый срок исправительных работ может быть заменен лишением свободы из расчета один день лише­ния свободы за три дня исправительных работ. Поскольку исправительные работы, назначаемые за мелкое хулиганство, являются мерой административного взыскания 142, в приведен­ной норме не идет речь о случаях замены исправительных работ как уголовного наказания лишением свободы, когда лицо злостно уклоняется от отбывания исправительных работ

141   См.  Ю. Ткачевский.  Нужны  единые условия  ответственности

за побег из мест заключения. «Социалистическая законность»,  1968, № 5,

стр". 35—36.

142   Это специально подчеркнуто в ст.   1   постановления    Президиума

Верховного Совета СССР «О порядке применения Указа Президиума Вер­

ховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении уголовной ответ­

ственности за хулиганство». СЗ 1966 г., № 16, стр. 26.

93

(ст. 28 УК РСФСР)143. Фактически в ст. 7 Указа предусмотрен новый вид преступления — уклонение от исправительных ра­бот, назначаемых в качестве меры административного взыс­кания за мелкое хулиганство. Нужно, чтобы этот состав был включен в УК РСФСР, например в диспозицию ст. 186 УК РСФСР. Назначение лишения свободы простым постановле­нием народного суда без установления в действиях виновного уголовно-противоправного деяния, прямо описанного в УК,— наихудший вариант трактовки признака уголовной противо­правности. Н. Д. Дурманов высказывал мнение, что нормы, которые дают указание об уголовной ответственности по опре­деленным статьям действующих УК, не создают новых уго-ловноправовых норм. Однако с таким мнением согласиться нельзя. Известно, что ст. 186 УК РСФСР была принята до издания Указов 1961 и 1966 гг. Поэтому, естественно, она не могла иметь в виду приведенные виды общественно опас­ных уклонений от административных санкций. Поэтому-то Н. Д. Дурманов и предлагает внести в ст. 186 УК РСФСР соответствующие дополнения, в которых иначе не было бы надобности 144. Отрицательные последствия отсутствия нормы в республиканских УК, исключая эстонский, об уголовной от­ветственности за уклонение от исправительных работ особен­но наглядно проявились при применении Указа Президиума Верховного Совета СССР от 1 ноября 1967 г. «Об амнистии в связи с 50-летием Великой Октябрьской революции».

Амнистия распространялась на лиц, осужденных к испра­вительным работам, и исключалась в отношении лиц, которые уклонялись от отбытия наказания. Осужденным к исправи­тельным работам за различные преступления до 1 ноября 1967 г. сплошь и рядом было непонятно, почему народные суды осуждают их за уклонение от исправительных работ, если на них по Указу от 1 ноября 1967 г. амнистия распро­странялась. Будь в уголовных кодексах норма об уголовной ответственности за уклонение от исправительных работ, эти

f

 уразумения бы исключались. .Уголовноправовые   нормы   описывают   признаки   состава еступления, санкции же содержат указание на меру госу­дарственного принуждения — наказание.

В теории права дискуссионен вопрос о том, все ли уго­ловноправовые нормы содержат диспозиции и санкции. Ряд авторов считает, что в УК имеются определительные нормы

143   Правильно  поступил  УК  ЭССР,   который   в   специальной   норме

установил   ответственность   за   уклонение   от   отбывания   исправительных

работ.  Ст.   178  УК  ЭССР  предусматривает  лишение   свободы  до  шести

месяцев за «злостное уклонение от отбывания исправительных работ, от­

бываемых по указанию органов, ведающих этими работами».

144   См. Н. Д. Дурманов. Советский уголовный закон. Изд-во МГУ,

1967, стр. 31.

94

(например, о целях УК), о порядке применения наказания (например, об освобождении от уголовной ответственности, о давности), которые не предусматривают диспозиций с опи­санием составов преступлений и санкций с угрозой нака­зания И5.

Другие полагают, что все нормы УК, в том числе и общей части, носят императивный характер, ибо их нужно рассма­тривать в органической связи с нормами особенной части уголовного законодательства !46.

Последняя точка зрения представляется более правиль-ной^Уголовная противоправность, кйн*--еггйечалось, состоит в противоречии норме уголовного законодательства, конститу­тивным признаком которой является наказание. Лишь для преамбул УК (см. например преамбулу УК ГДР 1968 г.) — норм, обращенных к законодателю (ст.ст. 1 и 2 Основ уго­ловного законодательства), представляется возможным сде­лать исключение из правила об императивности уголовнопра-вовых норм. Обе части уголовноправовой нормы — диспозиция и санкция — неразрывно связаны между собой. Следователь­но, неточным было бы определять противоправность как про­тиворечие лишь одной части уголовноправовой нормы — ее диспозиции, выделяя наказуемость, указанную в санкции нор­мы, в качестве самостоятельного признака преступления 147.

Правильно включают признак наказуемости в более общее понятие уголовной противоправности С. А. Домахин148 и Л. Шуберт 149. Лекшас, напротив, различает противоправность (Strafrechtswidrigkeit) и наказуемость (Strafrechtsbarkeit). Наказуемость, по его мнению, говорит о необходимости нака­зания, а уголовная противоправность о том, что совершенное действие нарушает определенные нормы закона 15°.

Болгарский криминалист Венеци Бузов, понимая противо­правность как уголовную противоправность, вместе с тем вы­деляет в качестве самостоятельного признака и наказуемость.

145   См. Н. П. Томашевский. О структуре правовой нормы и клас­

сификации ее элементов. «Вопросы общей теории права». М., Госюриздат,

1960, стр. 213—220;  А. Ф. Шебанов. Некоторые вопросы теории совет­

ского права. «Советское государство и право»,  1960, № 7, стр.  152—156.

146   См.   П.  Е.  Недбайло.  Вопросы  структуры   советских  правовых

норм  в связи с  постепенным перерастанием  их в  правила коммунистиче­

ского общежития. «Право и коммунизм». М., «Юридическая литература»,

1965, стр. 123; см. также «Общая теория советского права». М., «Юриди­

ческая литература»,   1966, стр. 204—208;  Н.  Д. Дурманов.  Советский

уголовный закон, стр. 94—114.

147   В основах 1958 г. и республиканских УК прямо говорится о проти­

воречии преступлений уголовному закону в целом.

148   С"   С   А. Д о м а х и н. Советское уголовное право, часть Общая.

М.; Госюриздат, 1960, стр. 204—205.

149   См.  Л   Шуберт.  Об общественной  опасности  преступного  дея­

ния. М., Госюриздат, 1960, стр. 97—98.

150   См. J. Lekschas. Zum Aufbau   der Verbrechenslehre unserer de-

mokratischen Strafrechtswissenschaft. Berlin, 1952, S. 23.

95

Он считает наказуемость количестввяным выражением сте­пени уголовной противоправности ^j>

Для современного уголовного законодательства характер­но стремление к четкой конструкции диспозиции норм. Это позволяет довольно точно определить, запрещено ли соответ­ствующей нормой то или иное поведение либо не запрещено. Почти полностью исключены известные прежнему законода­тельству конструкции диспозиций с примерным перечнем при­знаков преступления, обозначаемых словесно и «т. д.» и «т. п», «прочие» и «иные». Нет больше в республиканских УК ссылочных диспозиций, которые были, например в ст.ст. ПО, 111, 112 УК РСФСР 1926 г. и создавали большую путаницу в квалификации должностных преступлений. Ссылочные дис­позиции сохранились главным образом в статьях о квалифи­цированных видах преступлений, а также в некоторых статьях (напр. ст. ст. 103, 109, 113 УК РСФСР 1960 г.), где они не­обходимы исключительно по соображениям законодательной техники.

Вместе с тем в уголовных кодексах УССР (ст. 15) и УзбССР (ст. 13) несколько неудачно сказано, что действия, совершенные непосредственно после посягательства с целью задержания преступника и доставления его соответствующим органам власти, «приравниваются» к необходимой обороне, если они были необходимы для задержания и соответство­вали опасности посягательства и обстановке задержания. Всякого рода «приравнивание» схоже с аналогией, потому его должно избегать.

Неудачно также помещение в диспозиции одной статьи УК двух или более уголовноправовых норм, описывающих соответственно два и более составов преступлений (см., на­пример, ст. 153 УК РСФСР о частнопредпринимательской деятельности и коммерческом посредничестве, ст. 199 того же УК о самовольном захвате земли и самовольном строитель­стве). Соображения о целесообразности 152 или трудности раз­личения норм с двумя составами и норм с составами, содер­жащими альтернативные элементы, чаще всего объективной стороны, не могут обосновать разумность такого рода дис­позиций.

Нарушение этого правила нормотворческой техники, со­гласно которому диспозиция нормы должна описывать толь­ко один состав преступления, особенно отрицательно сказа­лось на практике применения ст. 206 УК РСФСР и соответ­ствующих статей УК других союзных республик в редакции Указа    Президиума   Верховного   Совета СССР от 26 июня

151   См. Б. Б у з о в. Съшност, сдержание  и форма на престъплението.

«Известия на института за правни науки», т. XIV, 1964, стр. 22—24.

152   См.  Н.  Д. Дурманов.  Советский уголовный  закон,  стр.   106—

107.

96

1966 г. Известно, что статьи УК с административной преюди-цией составляют весьма специфические нормы 153. С полным основанием они выделяются законодателем в самостоятель­ные части статей УК (см., например, ч. III ст. 154, ч. I ст. 166 и др.).

Включение состава повторного мелкого хулиганства в дис­позицию одной нормы (ч. I ст. 206 УК РСФСР) наряду с про­стым составом хулиганства создавало на практике немало трудностей с квалификацией хулиганства. Потребовалось спе­циальное разъяснение в постановлении Президиума Верхов­ного Совета СССР от 16 мая 1968 г. «О применении статьи 9 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство».

К отрицательной стороне реализации республиканскими УК признака уголовной противоправности следует отнести и неоправданную разницу в определении круга уголовно-нака­зуемых деяний и размеров санкций за аналогичные преступ­ные деяния154. Например, присвоение личного имущества признается уголовнопротивоправным по УК УССР и не при­знается таковым в остальных УК. По правилам определения тяжести телесных повреждений, действующим в РСФСР, кратковременным расстройством здоровья признается забо­левание сроком не менее 7 дней, в Латвийской ССР от 3 дней до 3 недель, в УССР менее 12 дней155. Правила же определе­ния тяжести телесных повреждений Молдавской ССР, вопреки УК этой республики, предлагают руководствоваться при опре­делении тяжести телесного повреждения степенью утраты не общей, а профессиональной трудоспособности. В связи с по­ниженным минимальным пределом брачного возраста в ряде республик возникают недоразумения при квалификации со­ставов преступлений, где потерпевшими выступают несовер­шеннолетние, особенно в половых преступлениях. Такие раз­норечия при определении преступного посягательства на здоровье и имущество граждан не могут быть оправданы какими-либо местными либо национальными особенностями республик, особенно с учетом процессов миграции, происхо­дящих в Советском Союзе.

В опубликованной судебной практике за сравнительно многие годы можно найти несколько случаев, когда возни­кал вопрос о противоправности. Встречавшиеся на практике в первое время после принятия новых республиканских УК

153   См. В. П. М а л к о в. Повторность проступка  и уголовная  ответ­

ственность. Изд-во Казанск. ун-та, 1968.

154   См.  Я.  М.   Б р а й н и н.  Уголовный  закон   и  его  применение.   М,

«Юридическая литература», 1967, стр. 84—89.

155   См. критику в статье: М. Авдеев. Недостатки правил по опре­

делению тяжести телесных повреждений. «Социалистическая законность»,

1963, № 1, стр. 44—45.

4    Н. Ф. Кузнецова    97

ошибки в определении признака уголовной противоправности деяний чаще всего обусловливались недостаточным знанием нового законодательства, в частности, того, что многие дея­ния, признававшиеся прежде преступными, по новым УК пе­рестали быть таковыми 156. Верховный Суд СССР неуклонно отменяет приговоры судов, где аналогия применяется даже в отношении какого-то одного элемента состава преступле­ния.

Удельный вес прекращенных дел из-за отсутствия состава преступления вследствие неправильного, чаще всего расши­рительного, толкования уголовных законов, по опубликован­ным материалам судебной практики Верховного суда СССР за 1950—1964 гг., составлял 14%, Верховного суда РСФСР за 1963—1965 гг. — 25%, Верховного суда УССР за тот же

период—10% 157-

^--Чаще всего вопрос об уголовной противоправности возни­кает в связи с применением норм, имеющих так называемую бланкетную диспозицию, т. е. диспозицию, содержание кото­рой во многом определяется нормами других отраслей пра­ва— гражданского, административного, трудового, колхозно-земельного, финансового. В теории их называют иногда пре­ступлениями со «смешанной противоправностью» 158. Без блан­кетных норм не может обойтись ни одно уголовное законо-дательствсЛВ современных же условиях бурного научного и технического прогресса возникает дополнительная потребность в бланкетных нормах, охраняющих общественную безопас­ность от преступных нарушений различных специальных пра­вил 159.

При конструкции бланкетных норм советский законода­тель стремится к наибольшей их конкретизации, подробно описывая характер причиняемого преступлениями ущерба (см., например, ст.ст. 85, 211, 215, 216, 217, 218 УК РСФСР), а также указывая на особенности нарушения спе­циальных правил (ст.ст. 160—167, 255—258 УК РСФСР). Это обязывает суды в приговорах о преступлениях, связанных с нарушениями каких-либо специальных правил, подробно пе­речислять конкретные статьи тех нормативных актов, которые нарушены преступлением (например, правила безопасности движения и эксплуатации железнодорожного    или    автомо-

156   См.,   например,   дело  Ч.,   неосновательно   осужденного   по   ст.   200

УК РСФСР за сенокошение. «Бюллетень Верховного суда РСФСР»,  1965,

№ 3, стр. 16.

157   См. Я. М. Б р а й н и н. Уголовный закон и его применение, стр. 112.

158   В. Н. Кудрявцев. Объективная сторона преступления. М., Гос-

юриздат, 1960, стр. 117.

159   Криминалист ГДР X. Вебер отмечал, что уже теперь 50% уголовно-

правовых норм об охране труда устарели ввиду невиданного технического

прогресса XX века.  (Н. Weber. Kriminalitats bekampfung und Komplexi-

tat des sozialistischen Rechts. «Staat und Recht», 1966, Nr. 6, S. 969).

98

бильного транспорта, правила по технике безопасности и пр.) 16°.

Законодатель нередко в бланкетных нормах устанавлива­ет административную преюдицию. Помимо того, что это ведет к сужению сферы уголовной ответственности, такая конструк­ция весьма удачна потому, что позволяет правильно опреде­лить наличие вины субъекта и общественную опасность дея­ния. Поскольку бланкетные нормы — нормы с признаками смешанной противоправности, субъект должен знать о нару­шении им административноправовых либо дисциплинарно-правовых общественных отношений. Факт наложения на пра­вонарушителя административного взыскания за первый про­ступок не оставляет у судебно-следственных органов сомне­ния при повторных нарушениях специальных правил о нали­чии у виновного такого знания, служит гарантией правиль­ности применения бланкетной нормы, свидетельствует о дей­ствительной уголовной противоправности деяния.

Административная преюдиция установлена, например, в ч. I ст. 162 УК РСФСР. Отсутствие ее в прежнем законода­тельстве вызывало немало споров в теории и недоразумений на практике ввиду трудности установления уголовной проти­воправности тех или иных правил производства промысла. Однако и теперь целесообразно, как это было в прежних изданиях УК РСФСР 1926 г., привести в приложении к УК РСФСР 1960 г. текст административноправовых норм о за­прещенном промысле.

Правильно было бы такую административную преюдицию предусмотреть и в других случаях преступного нарушения правил производства незаконных промыслов, а равно нару­шение других специальных правил, исключая случаи причи­нения тяжких последствий, когда практически у виновного не может быть сомнения в уголовной противоправности деяния. Так, например, правильным было бы установление административной преюдиции для нормы о самовольном за­хвате земли и самовольном строительстве. На практике не­редки ошибки в применении ст. 199 УК РСФСР, ибо граж­дане и суды не всегда имеют ясное представление о том, ка­кое строительство является уголовно-противоправным Ів1.

В руководящем постановлении Пленума Верховного суда РСФСР от 5 августа 1963 г. «О судебной практике по делам о самовольном захвате земли и самовольном строительстве индивидуальных жилых домов» указано на две крайности в применении ст. 199 УК- С одной стороны, суды полагают, что ст. 199 должна применяться только тогда, когда самовольное

160   См. дело Н. и М.    «Бюллетень Верховного суда РСФСР»,    1963,

№ 7, стр. 8—9.

161   См.,  например,    дело У.    «Бюллетень Верховного суда  РСФСР»,

1964, № 8, стр. 9.

4*    99

строительство связано с извлечением материальной выгоды. С другой — по ч. II ст. 199 осуждаются лица, допустившие незначительные отступления от утвержденных проектов за­стройки или сделавшие капитальный ремонт без разрешения на то соответствующих органов162. Установление админи­стративной преюдиции позволило бы избежать таких ошибок. Исключение из советского уголовного законодательства аналогии обязывало законодателя к весьма тщательному определению круга наказуемых деяний. Пробел в УК не мо­жет быть теперь восполнен иначе как изданием нового зако­на. Иной путь вел бы к применению аналогии. Фактически аналогия применялась в РСФСР до 1965 г. при квалифика­ции как хулиганство случаев угона автотранспорта. По ана­логии применялась до 1968 г. ст. 211 УК РСФСР к наруше­ниям правил безопасности движения самоходных механиз­мов, не являющихся видами автомототранспорта и городского электротранспорта, а также до сих пор применяется ст. 117 УК РСФСР к насильственному удовлетворению половой страсти в извращенной форме 163.

( Наказуемость как составная часть уголовной-—ггртгнтУ-п-р-евтгосри выражается в угрозе применения наказания при нарушении запрета совершать те или иные общественно опас­ные деяния, признаки которого описаны в диспозиции нор­мы 164.

Понимание наказуемости не как угрозы применения нака­зания, а как реального государственного принуждения при­вело отдельных криминалистов к мнению о том, что малозна­чительные преступления, дела о которых на основании ст. 51 УК РСФСР могут быть переданы на рассмотрение товарище­ских судов, и даже преступления, не представляющие боль-

'62 «Бюллетень Верховного суда РСФСР»,  1963, №  10. стр. 7—8.

163   Единственный из республиканских кодексов — УК УССР с полным

основанием установил специальную норму об этом преступлении   (ст.   1 IS

УК УССР гласит: «Удовлетворение половой страсти в извращенных фор­

мах с применением физического насилия, угрозы или    с    использованием

беспомощного состояния потерпевшей наказывается лишением свободы на

срок до пяти лет»).

164   См.  С. Ф. К е ч е к ь я н. Правоотношения в  социалистическом  об­

ществе. М., Госюриздат, 1958, стр. 66—67; см. также О. Э. Л ей ст. Санк­

ции в советском праве. М, Госюриздат, 1962, стр.  19—30; И. С. Само-

щ е н к о. Понятие правонарушения. М., «Юридическая литература»,  1963,

стр. 77; С. Б. К у р ы л е в. Санкции как элемент правовой нормы. «Совет­

ское государство и право», 1964, № 8, стр. 49.

100

шои общественной опасности, виновные в котодых передают­ся на поруки, не являются преступлениями I6IVJ

В связи с расширением роли общественности в борьбе с преступлениями и появлением новых видов освобождения от уголовной ответственности в советской правовой литературе высказывалось положение о том, что уголовное законода­тельство порывает с традиционным представлением о нераз­рывной связи преступления с наказанием и с уголовной ответ­ственностью и в целом ряде норм устанавливает за действия, содержащие состав преступления, вместо уголовной — мо­ральную (общественную) ответственность166. ( Однако большинство советских криминалистов правильно считают, что малозначительные преступления и преступления, не представляющие большой общественной опасности, явля­ются преступлениями с [/присущими им признаками наказуе­мости. Наказуемость понимается как содержащаяся в уго-ловноправовых нормах угроза применения наказа­ния. Появление новых видов освобождения от уголовной ответственности не изменило содержания признака наказуе­мости 167.

Судебная практика неизменно   признает    малозначитель­ные преступления, дела о которых передаются в товарище-

ские суды, именно преступлениями 168

Вопрос о природе малозначительных преступлений, дела о которых передаются на рассмотрение товарищеских судов, а в связи с этим о признаке преступления — наказуемости —

165   См. А. А. Пионтковский. Учение о преступлении. М., Госюр-

издат, 1961, стр. 49; М. Л. Я к у б. Освобождение от уголовной ответствен­

ности  в  связи   с  передачей   обвиняемого  на   поруки.   Тезисы   доклада  на

межвузовской научной конференции. «Советское государственное право в

период  развернутого  строительства  коммунизма».    Изд-во    ЛГУ,     1961,

стр. 85; В. К а р а к а ш е в. Развитие на наказуемоста в социалистическо

то  наказателно  право  и  някои  специални    въпросы.    «Правка    мисъл»,

1963, №  1;  В.  И.  Курляндский. Уголовная  ответственность  и  меры

общественного воздействия. М., «Юридическая литература», 1965, стр. 119.

166   См. Б. С. У т е в с к и й. Некоторые вопросы дальнейшего развития

теории  уголовного  права.  «Советское государство  и  право»,   1963,  №  6,

стр. 42;  см. также А. А.  Пионтковский. Учение о преступлении.  М.,

Госюриздат, 1961, стр. 29.

167   См.   В.  Д.  Меньшагин.   О   компетенции    товарищеских    судов.

«Вестник МГУ»,  1960, №  1, стр. 22;  Г. Б. В и т т е н б е р г. Некоторые во­

просы  науки  уголовного  права  и  совершенствования  законодательства  в

связи с возможностью  замены уголовной ответственности  мерами  обще­

ственного воздействия. Тезисы докладов научной конференции «Проблемы

советского уголовного права в период развернутого строительства комму­

низма».   Изд-во   ЛГУ,   1963,  стр.   26;   Я.   М.   Гальперин.   Рецензия   на

книгу  В.  И.  Курляндского   «Уголовная  ответственность  и   меры   общест­

венного воздействия». «Советское государство и право»,  1966, № 7, стр

139—140.

168   Постановление Пленума Верховного Суда СССР «О практике пере­

дачи   судебных   дел   о   малозначительных   преступлениях   в   товарищеские

суды». «Бюллетень Верховного Суда СССР», 1965, № 3, стр. 8—9.

101

был предметом обсуждения на Международном совещании по вопросам уголовного права в академии наук Венгерской Народной Республики. Венгерский криминалист Хорват в до­кладе «Применение наказаний или мер общественного воз­действия за общественно опасные действия» высказался за признание деяний, за которые суды вместо наказания назна­чают меры общественного воздействия, преступлениями16Э. Его поддержали и другие участники совещания.

Правовая природа малозначительных преступлений зако­нодательством зарубежных социалистических государств оп­ределена неодинаково170. Так, Положение о товарищеских судах в Болгарии 171, а также ст. 77 УК БНР 1968 г., поста­новление Государственного совета Венгрии о товарищеских судах, Положение о местных судах в Чехословакии, Положе­ние о конфликтных и примирительных комиссиях в ГДР при­знают малозначительные преступления именно преступления­ми, которые на законных основаниях могут быть переданы для рассмотрения в товарищеские суды. Таковыми же их считают судебная практика, уголовная статистика и теория в названных странах.

Оригинально решен вопрос о мерах, применяемых за пре­ступления общественными органами, в УК. ГДР. § 23 УК от­носит обсуждение и решение общественных органов право­судия к мерам уголовной ответственности. В § 29 УК дается исчерпывающий перечень воспитательных мер, применяемых общественными органами правосудия за преступные деяния и упущения.

Такие установления УК ГДР имеют своим преимущест­вом четкость определения природы деяний, за которые назна­чаются воспитательные меры взамен наказания обществен­ными органами правосудия, как преступных. Однако при этом оказывается неясной природа самих этих мер. С одной сто­роны, УК называет их воспитательными, а с другой — мерами уголовной ответственности.

Румынский закон о судебных коллегиях на предприятиях от 1 января 1969 г. предусмотрел возможность рассмотрения товарищескими судами целой категории дел о малозначи­тельных преступлениях. Иное решение давал ранее действо­вавший закон 1958 г. № 320. Исходя из него, румынский криминалист Фархон, например, полагал, что с передачей уголовного дела в товарищеские суды происходит «дезинкри-минация» преступного деяния: оно превращается в непреступ-

169   «Acta Juridica», 1961, t. Ill, pp. 277—278.

170   «Общественные  суды   в  европейских   социалистических   странах».

Изд-во МГУ, 1968.

171   См. Павлов.   Другарските    съдилища    в    НРБ.    София,    1964,

стр. 152—164.

102

ное правонарушение172. О дисквалификации деяния, как преступления, при передаче его в товарищеский суд, пишет болгарский криминалист Н. Манчев 173.

Если понимать наказуемость как элемент уголовной про­тивоправности, содержащий угрозу применения наказания, то этот признак является (и будет всегда являться) необхо­димым элементом преступления. Норма, которая не имеет санкции с угрозой наказания, не представляет собой уголов-ноправовой нормы. При этом самый факт нахождения нормы в УК не определяет ее уголовноправового характера. Напри­мер, в главе УК РСФСР о воинских преступлениях содержит­ся немало норм с дисциплинарной ответственностью. В част­ности, п. «б» ст. 250 УК РСФСР говорит о промотаний или утрате военного имущества при смягчающих обстоятельствах. В санкции этой нормы сказано, что совершение подобных деяний влечет «применение правил Дисциплинарного устава Вооруженных Сил Союза ССР». Эта норма не является уго-ловноправовой. Предусмотренное в ней деяние — не преступ­ление, а дисциплинарный проступок.

Не являются преступлениями и те деяния, за совершение которых в первый раз предусмотрены меры общественного воздействия, например, в первый раз совершенные в течение года мелкое хулиганство или мелкая спекуляция.

Конструкция санкций в современном советском уголовном законодательстве отличается рядом специфических особен­ностей. Главная из них — это гибкое сочетание в борьбе с мелкими преступлениями мер уголовного наказания и мер общественного воздействия.

Нормы с санкциями, устанавливающими административ­но-общественную преюдицию, надо отличать от норм с санк­циями, содержащими альтернативную форму ответственно­сти — наказание или меры общественного воздействия. Пер­вые предусматривают преступность и наказуемость деяния лишь после применения к виновным мер административного или общественного воздействия (ч. III ст. 154, ч. I ст. 206 УК РСФСР). Вторые же признают уголовно-наказуемыми и преступными деяния, совершенные уже в первый раз.

Интерес в этом отношении представляет история измене­ния нормы о мелком хищении государственного или общест­венного имущества в УК РСФСР. Санкция нормы о мелком хищении государственного или общественного имущества в УК РСФСР 1960 г. с момента его издания изменялась три-

172   См. F а г h о п. Unele probleme proviud competenta si activitetea con-

sililor de juridecata din interprivderi si institutii». «Justitia nowa», 1962, № 6.

173   См. Н. Манчев. Преступление и противообществена проява. Со­

фия, 1967, стр. 222—223.

103

жды, что неизбежно влияло на правовую природу мелкого хищения ш.

Первая редакция ст. 96 УК РСФСР — признание мелкого хищения преступлением — ставила в зависимость от социаль­но-психологической характеристики личности и даже таких случайных, посторонних для преступления факторов, как на­личие товарищеского суда и места совершения хищения.

Закон Верховного Совета РСФСР от 25 июля 1962 г. из­менил конструкцию ст. 96 УК РСФСР, сделав ее нормой с альтернативной санкцией 175. И впервые совершенное мелкое хищение признавалось уголовно-наказуемым преступлением.

В третьей, ныне действующей редакции, ст. 96 во многом воспроизводит первую ее редакцию, определяя преступность мелкого хищения в зависимости от социально-политической характеристики личности похитителя и наличия товарище­ского суда по месту жительства или службы похитителя.

Законодатель Российской Федерации опять поставил пе­ред практикой трудный вопрос о правовой природе мелкого хищения. Квалификация мелких хищений осложняется еще и тем, что в ч. II ст. 96 говорится, что «те же действия, со­вершенные повторно... наказываются...» и т. д. Какое деяние считать «тем же»: впервые совершенное или уже подвергав­шееся обсуждению в товарищеском суде? Совместимо ли это с примечанием к п. «а» ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 января 1965 г., где говорится, что в то­варищеском суде не могут рассматриваться дела о мелком хищении, совершенном лицом, уже дважды привлекавшимся к товарищескому суду за мелкое хищение. Следовательно, примечание допускает вторичное осуждение за мелкое хище­ние мерами общественного воздействия, считая их проступ­ками. Часть же II ст. 96 те же повторные мелкие хищения рассматривает как преступление.

Несколько иначе сконструированы составы мелкого хище­ния в УК Казахской и УК Литовской союзных республик.

В литературе высказываются различные мнения о приро-

174   В первоначальной редакции ст. 96 выглядела так: «Мелкое хище­

ние государственного или общественного имущества путем кражи, мошен­

ничества, присвоения, растраты или злоупотребления служебным положе­

нием, совершенное лицом, которое уже подвергалось мерам общественного

воздействия за мелкое хищение или хотя и не подвергалось таким мерам,

но совершило мелкое хищение более двух раз, а равно совершенное ли­

цом, к которому по обстоятельствам дела меры общественного воздействия

не могут быть применены, — наказывается лишением свободы на срок до

одного года или исправительными работами на тот же срок».

175   Во второй редакции ч. I ст. 96 формулировалась следующим обра­

зом:  «Мелкое хищение государственного  или   общественного   имущества

путем кражи, мошенничества, присвоения, растраты или злоупотребления

служебным положением наказывается лишением свободы на срок до 6 ме­

сяцев или исправительными работами на срок до одного года либо влечет

применение мер общественного воздействия».

104

де мелкого хищения. Одни считают, что после принятия Ука­за от 16 января 1965 г. все мелкие хищения являются про­ступками 176, по мнению других, большинство мелких хище­ний является проступками 177. На практике при применении ст. 96 УК РСФСР много неясностей.

Например, С. был осужден по ч. II ст. 96 за то, что, работая груз­чиком на Московской шерстопрядильной фабрике, неоднократно совершал хищения шерсти. За хищение 830 г шерсти 18 мая 1965 г. он был осуж­ден товарищеским судом к штрафу. 8 апреля 1966 г. С. вновь совершил кражу шерсти на 12 руб.

Верховный Суд РСФСР отменил приговор, признав квалификацию по ч. II ст. 96 неправильной, так как С. не вменялась повторная кража, а в приговоре народного суда лишь констатировалось, что за первую кра­жу подсудимый осуждался мерами общественного воздействия. Действия С. были квалифицированы по ч. I ст. 96 178.

Нелогичность вывода Судебной коллегии Верховного суда РСФСР бросается в глаза: если бы С. не осуждался товари­щеским судом, очевидно, его привлекли бы к ответственности по ч. I ст. 96. Впрочем, только «очевидно», ибо нынешняя конструкция ст. 96 в обеих ее частях такова, что, как отмеча­лось, не ясна природа ни однократного, ни повторного мелкого хищения.

Правильность нынешней редакции ст. 96 УК РСФСР вы­зывает большие сомнения. Как бы ни расширялась сфера применения мер общественного воздействия за преступления, правовая природа деяний должна решаться четко и в соот­ветствии со ст. 7 Основ. Нельзя такие обстоятельства, как со­циально-политическая характеристика личности, наличие то­варищеского суда по месту работы или жительства виновного и т. п., рассматривать в качестве оснований признания дея­ния преступным. Они могут учитываться лишь при индиви­дуализации наказания или при освобождении виновного от уголовной ответственности, но только после решения основ­ного вопроса — вопроса о том, что виновным совершено именно преступление.

В связи с тем что вместо уголовного наказания теперь стало возможным применение за преступление мер общест­венного воздействия, в советской литературе вносятся пред­ложения об уточнении ст.ст. 1 и 7 Основ. Г. Б. Виттенберг считает, что надо «в понятии преступления четко и ясно ска­зать, что по советскому уголовному праву преступное дей­ствие влечет применение мер    уголовного    наказания    либо

176   См. И. Б. Михайловская. Предложения   по   совершенствова­

нию законодательства   о   товарищеских   судах. «Советское государство и

право», 1965, № 4, стр. 156.

177   См.  Г.  Галин.  Ответственность за  мелкое и совершенное  в  не­

больших   размерах   хищение   социалистического   имущества.     «Советская

юстиция», 1965, № 9, стр. 20—22.

178   «Бюллетень Верховного суда РСФСР»,   1967, № 6, стр. 7—8.

105

взамен их — меры общественного воздействия в порядке, предусмотренном в уголовных кодексах союзных респуб­лик» 179. В принципе такое уточнение вполне возможно180. Вместе с тем надо иметь в виду, что и действующее опреде­ление понятия преступления в ст. 7 Основ не противоречит современным задачам сочетания государственного и общест­венного воздействия за мелкие преступления. Преступление— деяние, предусмотренное уголовным законом. В уголовном же законе содержатся и нормы с альтернативной — либо уго­ловной, либо общественной — ответственностью.

Больше в уточнении нуждается другое положение, содер­жащееся в понятии преступления большинства республикан­ских УК. Ст. 7 Основ характеризовала признак противоправ­ности как «предусмотренное уголовным законом». УК РСФСР, УК МолдССР и УК ТаджССР конкретизировали это положе­ние Основ, указав, что противоправным является деяние, «предусмотренное особенной частью настоящего кодекса», что не согласуется со ст.ст. 3 и 7 Основ уголовного законо­дательства Союза ССР и союзных республик.

О признаках преступления говорит не только особенная, но и общая часть УК- Кроме того, принятые после вступления в силу УК РСФСР 1960 г. уголовноправовые нормы не сразу включались в УК, а некоторое время применялись самостоя­тельно. Понятно, что предусмотренные в них деяния также являются преступлениями. Поэтому в соответствии с Основа­ми ст. 7 УК РСФСР и соответствующие статьи УК надо из­менить, сделав ее аналогичной определению признака уго­ловной противоправности по большинству республиканских УК (УК УССР, УК БССР, УК УзбССР, УК КазССР, УК ГрузССР, УК АзССР, УК ЛитССР, УК ЛатвССР, УК КиргССР, УК АрмССР, УК ТуркССР). Так, ст. 7 УК УССР гласит: «Преступлением признается предусмотренное уголов­ным законом общественно опасное деяние...».

Значение уголовной противоправности чрезвычайно вели­ко. В этом признаке преступления находит непосредственную

179   Г. Б. В и т т е н б е р г. Некоторые вопросы науки уголовного права

и совершенствования  законодательства  в  связи  с  возможностью замены

уголовной   ответственности   мерами   общественного   воздействия.    Тезисы

докладов научной  конференции «Проблемы  советского  уголовного  права

в  период развернутого  строительства  коммунизма».    Изд-во  ЛГУ,   1963,

стр. 26.

180   ук ГДР  1968 г. в определении уголовного проступка устанавли­

вает, что этот вид уголовного деяния «влечет уголовную ответственность

перед   общественными   органами  правосудия  или   наказание  без  лишения

свободы или, поскольку это установлено  законом,  при  тяжких  проступ­

ках лишение свободы до двух лет».

106

реализацию важнейший принцип советского уголовного пра­ва— принцип социалистической законности. Совершенно справедлива критика А. А. Герцензоном ш, к которому при­соединяются проф. Герате 182 и М. Беньямин 183, ошибочности наименования признака уголовной противоправности «фор­мальным» в отличие от «материального» признака общест­венной опасности. Если понимать материальный признак преступления как раскрывающий содержание этого послед­него, то уголовная противоправность в такой же мере важна для сущности преступления, как и общественная опасность. Преступления нет как при|)отсутствии признака обществен­ной опасности, так в равной мере и при отсутствии призна­ка уголовной противоправности. Общественная опасность может именоваться материальным признаком только в смыс­ле объективной реальности этого признака преступления, тогда как противоправность — законодательное понятие, оценка законом общественной опасности деяния, производ­ная от объективной общественной опасности последнего. Бо­лее удачным является определение противоправности как правового, юридического признака преступления, как юриди­ческое выражение общественной вредности преступления.

Уголовная противоправность не механически отражает бщественную опасность деяния. Основаниями признания деяния уголовно-противоправным являются: 1) обществен­ная опасность данного деяния — основополагающий крите­рий уголовной противоправности, 2) общественная опасность данной группы преступлений (здесь имеет большое значение состояние и динамика преступности данного рода, в особен­ности ее распространенность в статическом и динамическом показателях), 3) целесообразность преследования того или иного деяния именно уголовноправовыми средствами ш. j

Целесообразность признания общественно опасного дея-ия уголовно-противоправным определяется социалистиче­скими принципами соотношения убеждения и принуждения. Только при достижении такого уровня правосознания, когда необходимость уголовноправового принуждения становится ясной для большинства трудящихся, отражая их волю, совет­ский законодатель устанавливает либо усиливает уголовную ответственность за общественно опасное деяние. Именно так

181   См. А. А.  Г е р ц є я з о н. Понятие преступления в советском уго­

ловном праве. М., Госюриздат, 1955, стр. 40.

182   См.  Герате. Материальное понятие преступления   и   основания

уголовной ответственности. «Государство и право в свете Великого Ок­

тября». М., Госюриздат, 1958, стр. 62.

183   См. М. Benjamin. Der Ausschlufi der strafrechtlichen Verantwort-

lichkeit bei geringfiigigen Handlungen. Berlin, 1962, SS. 85—87.

184   См.  П. С. Дагель. Основания  установления  наказуемости  дея­

ния. «Уч. зап. Дальневосточного гос. ун-та», 1961, вып. 3, стр. 186.

107

в свое время произошло с уголовной ответственностью за ка­лым 185.

Наоборот, учитывая малую эффективность уголовного на­казания в борьбе с абортами, советский законодатель отка­зался от признания их уголовно-противоправными. Как пока­зывает практика, разрешение абортов сократило число кри­минальных абортов и, кроме того, таких серьезных преступ­лений, как детоубийства.

Уголовная наказуемость общественно опасных деяний мо­жет быть нецелесообразной, если борьбу с ними также или даже лучше могут вести коллективы трудящихся, а не госу­дарственные органы. Целый ряд мелких преступлений пере­стали признаваться уголовно-противоправными в новых рес­публиканских УК именно по этой причине.

Что касается признака распространенности тех или иных общественно опасных деяний как основания для признания их уголовно-наказуемыми, то значение его различно в зави­симости от характера и степени опасности соответствующего деяния. Тяжкие преступления объявляются уголовно-наказуе­мыми, даже если случаи совершения их чрезвычайно редки (например, наказуемость пропаганды войны или вредитель­ства). В преступлениях же малозначительных, таких, напри­мер, как самогоноварение, легкие телесные повреждения и т. д., законодатель, решая вопрос об их наказуемости, все­гда учитывал их распространенность. УК РСФСР отказался от целого ряда малозначительных и редко совершаемых пре­ступлений (незаконное ношение ордена, неосторожное легкое телесное повреждение и др.).

Несовпадение между общественной опасностью и уголов­ной противоправностью может иметь место и вследствие от/ ставання законодательства от требований жизни. Так, необ/у ходимость установления уголовной ответственности за угро^ жизни и здоровью граждан, загрязнение воздуха и водоемов отходами производства, нарушение правил обращения с ра­диоактивными элементами появилась значительно раньше 1960 г., когда был принят новый Уголовный кодекс РСФСР. До этого они были общественно опасными, но не уголовно-противоправными.

Общественная опасность и   уголовная    противоправность могут расходиться в случаях ошибочного принятия тех или   \ иных уголовных законов в отношении действий, вс^все не об-    \j

185 Лишь в конце 1924 г. ВЦИК РСФСР признал калым преступлени­ем, хотя очевидной была его общественная опасность и до середины 20-х годов. При этом действие новой гл. IX УК РСФСР не было распростра­нено на некоторые республики и области, в частности на Дагестанскую АССР. В Туркменской ССР калым был запрещен лишь в 1928 г., а в УК статья о калыме была включена лишь в 1930 г. Правосознание трудя­щихся указанных национальных республик не позволило еще признавать уголовно-противоправным калым  при  всей  его  общественной  опасности.

108

щественно опасных, либо действий, опасность которых неве­лика. Всякое юридическое понятие преступления, как и право в целом, является выражением государственной воли. Интел­лектуально-волевой характер правовых норм допускает воз­можность ошибок в законодательстве. Маркс говорил по это­му поводу: «Само по себе право не только может наказывать за преступления, но и выдумывать их» 186.

Существует мнение, что в случаях, предусмотренных ч. II ст. 7 Основ (малозначительность деяния), ст. 13 (необходи­мая оборона) и ст. 14 (крайняя необходимость), имеется расхождение между общественной опасностью и уголовной противоправностью деяний: противоправность налицо, а об­щественной опасности нет187. И. С. Слуцкий даже считает, что убийство невменяемым лицом или лицом, не достигшим возраста уголовной ответственности, является уголовно-про­тивоправным деянием 188. Однако с этим нельзя согласиться. Лишь чисто внешне, на первый взгляд малозначительные деяния, а также действия, совершенные в состоянии необхо­димой обороны и крайней необходимости, кажутся уголовно-противоправными. В действительности они либо нейтральны с точки зрения уголовноправовых оценок, либо даже общест­венно полезны (необходимая оборона) и стимулируются уго­ловным законодательством189. Поэтому представляется не­удачной формулировка признаков необходимой обороны и крайней необходимости как действий, подпадающих под при­знаки деяния, предусмотренного особенной частью настояще­го кодекса (ст.ст. 13, 14 УК РСФСР). Подобно действиям по задержанию преступника, как их определяет ст. 16 Указа Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об уси­лении ответственности за хулиганство», действия при необходимой обороне и крайней необходимости являются правомерными.

Все признаки преступления находятся в тесном диалекти­ческом единстве. Ведущим, определяющим является главный социальный объективный признак — общественная опасность деяния 190.

Ряд авторов — Н. Д. Дурманов и А. А. Герцензон, В. А. Владимиров191 — называют    в    качестве    самостоятельного

186   к. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 13, стр. 516.

187   См.  В.  Н.  Кудрявцев.    Теоретические вопросы  квалификации

преступлений. М., Госюриздат, 1963, стр. 89—90.

188   См.  И.  И.  Слуцкий.  Обстоятельства,  исключающие   уголовную

ответственность. Изд-во ЛГУ, 1965, стр. 9.

189   Ст.ст. 12 и 13 УК НБР 1968 г.    четко   определяют   необходимую

оборону и крайнюю необходимость как деяния, не являющиеся обществен­

но опасными.

190   См. Ив. Ненов. Престъпление и състав преступлението.    «Изве­

стия на правния институт», кн. 1—2. София, 1955, стр. 157.

191   «Советское уголовное право», часть Общая, 1966, стр. 99.

109

признака преступления его аморальность, т. е. противоречие преступления моральным нормам. Аналогичное определение дается в теории уголовного права ГДР192. Действительно, всякое преступление глубоко противоречит моральному ко­дексу строителя коммунизма. Такое гармоническое сочетание социалистического уголовного права и социалистической нравственности объясняется прежде всего единством мате­риального критерия определения сферы преступных и амо­ральных явлений в нашем обществе. В. И. Ленин писал, что в основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма.

Общими являются и основные принципы уголовного пра­ва и морали — социалистический гуманизм, демократизм и интернационализм. Можно без труда установить соответствие-отдельным уголовноправовым нормам «своих» моральных норм, регулирующих одни и те же общественные отношения.

Органическое взаимодействие советского уголовного пра­ва и его основного понятия — преступления — с коммуни­стической нравственностью выражается и проявляется: а) в процессе возникновения уголовноправовых норм, б) при конструкции уголовноправовых норм и г) в усовершенство­вании уголовноправовых норм 193.

Тем не менее наш законодатель не выделяет амораль­ность преступления в качестве самостоятельного признака преступления. Происходит это оттого, что признаки преступ­ления имеют своим назначением отражать специфические черты преступления, которые позволяют отграничить его от прочих правонарушений. Аморальность присуща не только преступлениям, но и другим правонарушениям. Кроме того, признак аморальности полностью поглощается более ши­роким понятием общественной опасности преступного деяния.

/'Подытоживая сказанное о понятии преступления, можно дать такое его определение: преступлением признается пре­дусмотренное уголовным законом общественно опасное винов­ное деяние, т. е. действие или бездействие, посягающее на основы социалистического строя или наносящее серьезный вред иным социалистическим общественным отношениям: личности, социалистической собственности, политическим, трудовым и иным правам граждан, социалистическому хозяй­ству, общественному порядку и безопасности, а равно другим социалистическим общественным отношениям.

192   «Lehrbuch des Strafrecht der DDR», allgemeiner Teil. Berlin,  1959,

S. 254.

193   См. подробнее Н.  Ф.  Кузнецова.  Уголовное  право  и  мораль.

Изд-во МГУ, 1967.

ПО