Глава 19 Защита владения от изъятия вещи административным порядком
Обычная ситуация, насколько распространенная, настолько и трудноразрешимая, должна быть предпослана дальнейшему изложению.
Собственник автомашины, приобретенной за рубежом, при ввозе ее в страну не выплатил положенных таможенных платежей и на основании ст. 131 Таможенного кодекса РФ не вправе распорядиться своим транспортным средством. Несмотря на это, автомашина продана третьему лицу, которое становится теперь приобретателем и владельцем,
Таможенный орган, убедившись, что декларант не внес таможенных платежей, в соответствии со ст. 338 ТК РФ изъял транспортное средство у покупателя.
До сих пор эта ситуация рассматривалась только в аспекте конституционных гарантий собственнику-декларанту от конфискации, и этот аспект достаточно прояснен'. Но при этом в стороне оставался другой участник отношений – приобретатель имущества, который в отличие от декларанта ведь ничего не нарушал, но тем не менее оказался больше всех потерпевшим от изъятия вещи.
В игнорировании позиции владельца весьма наглядно проявились общие подходы к вещной защите, согласно которым отдается безусловный приоритет петиторной защите, защите по титулу, перед всякой другой, и, даже когда явственно чувствуется нужда в нетитульной защите, ситуацию стремятся интерпретировать как защиту только права.
] См.: Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности ст. 266 Таможенного кодекса РФ, ч. 2 ст. 85 ч ст. 222 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях в связи с жалобами граждан М.М. Гаглоевой иА.Б. Пестряковаот 11 марта 1998 г. Особое мнение судьи Конституционного Суда РФ Н.В- Витрука // Рос. газета. 1998. 26 марта.
354
Между тем не менее важной, чем гарантии собственности нарушителя, является проблема частноправовой защиты владения, защиты интересов приобретателя. Прежде всего, неясен вопрос, имеет ли он вообще позицию, способную к защите наличными в нашем позитивном праве средствами. Для ответа на этот вопрос мы должны будем последовательно решить ряд проблем, которые вплоть до последнего времени не привлекали особого внимания.
Начнем с выяснения последствий совершенной сделки по продаже транспортного средства.
Здесь едва ли можно сомневаться в том, что налицо все основания считать эту сделку ничтожной в силу прямого нарушения запрета, установленного ст. 131 ТК РФ. Прямым следствием этого стало то, что собственность сохранилась у продавца, а покупатель приобрел позицию добросовестного незаконного владельца, поскольку эта добросовестность не опровергнута надлежащим образом,
Эта ситуация хорошо известна частному праву и вполне тривиальна для динамичного оборота. Но на почве оборота слаборазвитого и соответствующего ему юридического инструментария приходится каждый раз ее подчеркивать и специально квалифицировать.
Следующий вопрос касается права таможенных и иных административных органов применять изъятие, т.е. меры насильственного характера, обращенные на имущество, но направленные против лиц, не рассматриваемых как правонарушители.
Учитывая, что сама ситуация имеет достаточно древнее происхождение, есть смысл обратиться к литературе прошлых лет, чтобы подчеркнуть вытекающий из сути проблемы общий характер предлагаемых решений: "Аресты, секвестры, конфискации, запрещения и другие лишения или ограничения права пользования имуществом и выбора занятий имеют место не только в двух вышеуказанных случаях', но еще и в видах ограждения казенного интереса'12.
Понятно, что при жестком толковании защита "казенного интереса" позволяет вторжение в имущественную сферу не только нарушителя, но и иного лица.
Признав правомерность в нашем случае административного насилия, выразившегося в изъятии имущества у третьих лиц,
' По поводу преступлений и проступков, а также с исключительной целью устранения какой-либо опасности.
1 Торосов И.Т. Очерк науки полицейского права- М., 1897. С. 69.
355
мы тем самым уже сделали вывод о бесперспективности защиты полученного владения в рамках административной юрисдикции, поскольку не допущено нарушений собственно порядка изъятия.
Следует заметить, что, конечно, проблема выходит за рамки деятельности таможенных органов и затрагивает вообще сферу полицейских, административных отношений, в том числе, например, наложение ареста или опись имущества судом или судебным приставом-исполнителем. Здесь имеется прямое указание на то, что допускается обращение взыскания на имущество должника, находящееся у иных лиц (ст. 48 Закона РФ "Об исполнительном производстве"). Такая формулировка указывает на право собственности в отношении подлежащего изъятию имущества: ведь только такая связь остается с теми вещами, которые оказались у других лиц. В этом не остается сомнений, если учесть, что для продажи – а именно в этом состоит обращение взыскания на имущество (ст. 54 названного Закона) – необходимо, чтобы имущество принадлежало должнику на праве собственности1.
Соответственно и норма ст. 92 того же Закона, предоставляя "другим лицам" средство защиты на случай "спора, связанного с принадлежностью имущества, на которое обращается взыскание" – иск об освобождении имущества от ареста или исключении его из описи, – должна пониматься прежде всего как норма о защите собственности или в крайнем случае законного владения, поскольку оно несовместимо с арестом, изъятием имущества и его предстоящей реализацией (здесь прежде всего следует указать залогодержателя).
Казалось бы, тем самым защита незаконного владения отпадает и значение права на исключение имущества из описи (освобождение от ареста) для нашей ситуации утрачивается, хотя сама по себе возможность предъявления титульного иска третьим лицом, заявляющим о своем праве собственности, существует не только в сфере исполнения судебных решений, но и во всех других случаях административного изъятия вещи.
' Институт исполнения воспринял свои основные формы от соответствующего римского института, в котором личность должника считалась утраченной. Отсюда проистекает и принципиальная пассивность в частноправовом отношении как должника, так и вообще нарушителя правд (см, гл. 7), вследствие чего мы говорим о способах зашиты только иных, кроме нарушителя, лиц.
356
Однако это средство помогает нам сориентироваться в решении иного, .ваверыое,' самого сложного вопроса: какова природа права административных органов на изъятое имущество с момента изъятия и до его вручения покупателю или взыскате-лю, если имущество не будет реализовано?
Именно при определении этого вопроса и выходит на первый план иск об освобождении имущества от ареста (об исключении из описи) как известная альтернатива искомому средству защиты. Ведется дискуссия о характере этого иска: является ли он петиторным, т.е. иском о признании права собственности, либо виндикаиионным, т.е. иском об истребовании вещи. Для наших целей эта дилемма не имеет большого значения, ведь в любом случае мы ориентируемся на ситуацию утраченного владения – следствие изъятия вещи. Поэтому соотносим иск, предусмотренный ст. 92 Закона РФ об исполнительном производстве, только с виндикацией, не обсуждая случай возникновения спора при оставлении вещи у фактического владельца.
Напомним, что виндикационный иск подлежит удовлетворению, если он предъявлен собственником к незаконному владельцу вещи. Понятно, что административной орган, изъявший имущество на законных основаниях, не может рассматриваться как незаконный владелец. Но если иск подлежит удовлетворению – а нет никаких оснований сомневаться, что при доказанности надлежащего титула на стороне истца иск удовлетворяет-ся.и вещь ему возвращается, – ответчик, которым является орган государства, удерживающий вещь, не может считаться законным владельцем, ведь от законного владельца вещь не виндици-руется (ст. 301 ГКРФ)'. ,:
Следовательно, – в этом и состоит главный вывод – право административного органа на вещь не является каким-либо частным правом1 и не защищается цивильными средствами, т.е. иском.
' Ср. с определением законных (титульных) владельцев как "временных владельцев имущества, обладающих им в силу договора с собственником^ (Суханов Е. А. Лекции о праве собственности. М., 1991. С. 225). Конечно, административный орган изымает имущество помимо и вопреки всякой договоренности с собственником.
2 Ср. с суждением: "Таможня, заявляя данный иск, не является носителем субъективного права". Речь идет об обращении взыскания на залог (далее автор обосновывает возможность применения ст. 10 ГК РФ о злоупотреблении правом применительно к реализации залога по требованию таможенных органов) (Громова И.В. Споры, связанные с применением ст. 10 ГК РФ // Комментарий судебно-арбитражной практики / Отв. ред. В.Ф- Яковлев. Вып. 4. М., 1997.С. 79).
357
Может показаться, что в таком суждении кроется опасность утраты возможности защиты вещи, изъятой'админнстратйвным порядком, от посягательств третьих лиц. Но такое мнение, если оно возникло, ошибочно. Действительно, представим, что описанную, опечатанную и арестованную недвижимость заняли третьи лица, пусть даже заявившие о своем праве на вещь. Если, как мы утверждаем, судебный пристав или иной административный орган не вправе применить для защиты вещи исковые средства – здесь виндикационный иск, – то как же производить выселение нарушителей ареста вещи? Ответ оказывается, однако, весьма простым: выселение (изъятие) вновь производится точно так же и на том же основании, что и вообще у третьих лиц/Административный орган объявляет о том, что вещь подлежит изъятию, и осуществляет его всеми предоставленными ему средствами, включая и допускаемое законом насилие, Причем, как говорили дореволюционные юристы, "возражения третьих лиц игнорируются". Совершенно очевидно, что здесь нет Никакой почвы, равно как и юридического основания, для применения исковой формы защиты. Но это лишний раз подтверждает уже сделанный нами вывод: административные органы не имеют права на изъятое (арестованное, описанное) имущество, ведь, когда есть право, всегда есть иск для его защиты.
О том же свидетельствуют и нормы, регулирующие защиту прав "других лиц", у которых изъято имущество должника, находившееся у таких законных владельцев в силу заключенного с должником договора (ст. 391 ГПК РСФСР). Эти лица, как и собственник, вправе предъявить свой титульный иск Об исключении имущества из описи только к должнику и взыска-телю, но никак не к органу власти – судебному приставу и др. (ст. 429 ГПК РСФСР). Следовательно, ~ и это вполне логично – административный орган не имеет не только активного, но и пассивного управомочения на виндикацию, т.е. не может быть не только истцом, но и ответчиком.
Теперь мы можем возвдатиться к вопросу о защите приобретателя изъятой вещи.
Наиболее типичной и потому исходной следует считать позицию покупателя вещи по ничтожной сделке, как это и было в нашем взятом из практики примере. В этом случае он начинает владение, которое при наличии указанных в законе условий дает ему по истечении указанного там же срока право собственности. Закон уважает давностное владение и предоставляет владельцу до приобретения на имущества права собственности защиту владения против третьих лиц, не являющихся собственниками, а
358
также не имеющих прав на владение в силу иного предусмотренного законом ,или договором основания (ст. 234 ГК РФ).
Мы уже уяснили, что административные органы не имеют такого права на владение изъятым имуществом'. Следовательно, лицо, владеющее имуществом по приобретательной давности, имеет против них защиту по иску об истребовании вещи из их владения.
Подтверждение этого вывода мы находим и в отечественной классике. Известный цивилист Е.В. Васьковский без тени сомнения писал: "Если описываемое имущество не находится во владении должника, то третьи лица могут требовать прекращения описи как в исковом порядке, так и в частном и ссылаться при этом не только на свое право собственности, но и на фактическое владение описываемым имуществом"2.
Понятно, что условием удовлетворения иска, предъявленного в силу п. 2 ст. 234 ГК РФ, будет подтверждение добросовестности приобретения. Тем самым снимается всегда ожидаемое от административных органов возражение против такого иска, сводящееся к тому, что сделка купли-продажи, по которой вещь оказалась у приобретателя (покупателя)^Йыла совершена специально с целью укрытия имущества от взыскания. В выяснении добросовестности приобретения решающую роль играет система регистрации сделок, прав (на недвижимость) и самих объектов сделок3-
Если отказать владельцу в возможности заявления иска об истребовании изъятой вещи, что при отсутствии убедительных аргументов из сферы частного права может быть обосновано лишь заботой о казенном интересе, то будут созданы предпосылки для серьезных злоупотреблений. Например, собственник, пропустив срок виндикации или проиграв процесс об истребовании своего имущества по мотивам добросовестности ответчика (ст. 302 ГК РФ), указывает на это имущество своим кредиторам, которые выставляют его на торги в порядке ис-
' В одной из статей, посвященных проблемам защиты владения, полученного по недействительной сделке, я указал арест веши среди случаев законного владения (Рос. юстиция. 1998. № 6. С. 37). Эта неточность, никак, впрочем, не сказавшаяся на содержании указанной публикации, требует, конечно, исправления: как это показано в настоящей главе, передача вещи в силу ареста не дает административному органу законного владения.
1 Васьколский Е.В. Учебник гражданского процесса. М., 1914. С. 494. Речь идет именно о фактическом владении, а не праве.
) О регистрации автомобильного транспорта см.; Николаев М. Право собственности на автотранспортное средство как основание защиты гражданами своих имущественных интересов //Хозяйство и право. 1998. № I. С. 96-103.
359
полнительного производства. Нет нужды говорить, что запрет владельцу в этом случае отстаивать свое владение не только был бы несправедлив, но и прямо вступил бы в противоречие со всей логикой Гражданского кодекса.
Учитывая, что вопрос практически не разработан и неизвестен судебной практике, имеет смысл резюмировать все изложенное путем определения сути заявленного требования; незаконный владелец вещи, не оспаривая ничтожности сделки, по которой он получил владение, требует от органа власти (таможенного, налогового, судебного пристава) возврата ему вещи, изъятой административным порядком в связи с обязательствами или правонарушением, совершенным собственником вещи (должником по обязательству), причем истец в этом иске ссылается на свою добросовестность и требует применить к нему защиту, предусмотренную п. 2 cm. 234 ГК РФ.
На такую защиту может претендовать не только покупатель вещи, но и иные лица, которые могут владеть для давности, а также, как представляется, и иные незаконные владельцы, поскольку они не могут быть уличены в недобросовестности'.
Изложенные проблемы можно рассмотреть на следующем примере.
Гражданин-предприниматель С.Г. Котков обратился в арбитражный суд с иском к банку "Псковбанк" и АО "Реал" об освобождении от ареста нежилого помещения. Иск был удовлетворен. Это решение Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ было отменено по следующим основаниям.
Актом судебного исполнителя Псковского городского суда описано и арестовано нежилое помещение. Основанием для ареста послужил приказ Псковского областного арбитражного суда, взыскателем по которому является АКБ "Псковбанк", а должником – АОЗТ "Реал".
В период составления акта ареста и описи названное помещение АО "Реал" передало гражданину Коткову на основании заключенного с ним договора купли-продажи. Установив, .что с момента передачи помещения у покупателя возникло право собственности, суд первой инстанции и освободил помещение от ареста.
При рассмотрении дела в надзорной инстанции в суд поступили дополнительные сведения, что гражданин Котков скончался.
Отменяя решение. Президиум ВАС РФ указал, что при новом рассмотрении суду "необходимо проверить, соответствует
ли законодательству договор купли-продажи между АО "Реал" и гр. Котковым, учитывая, что помещение приобретено АО "Реал" в процессе приватизации и в короткий срок по той же цене продано гражданину-предпринимателю"'.
Очевидно, что здесь мы сталкиваемся с обычным пониманием иска об освобождении имущества от ареста как петитор-ного, титульного, т.е. основанного только на праве собственности истца, в данном случае вытекающего из купли-продажи имущества у должника. Из приведенных сведений можно предположить, что кредитор не смог добиться своевременного ареста имущества и вследствие этого сама по себе сделка не может считаться ничтожной как нарушающая арест.
Высказывания Президиума позволяют также предположить, что имеются основания полагать сделку ничтожной по иным основаниям. Это видно, например, из предложения учесть, что "помещение продано в короткий срок и по той же цене". Имея в виду, что законной целью любой коммерческой организации является получение прибыли, продажа имущества по той же цене, т.е. без прибыли, кроме случаев неожиданного снижения его стоимости, всегда дает основания для обсуждения вопроса о возможности квалификации сделки как мнимой или притворной (как и всегда, когда цели сделки не совпадают с действительными намерениями сторон). В этом случае и без предъявления отдельного иска о недействительности договора суд вправе дать такую квалификацию; этим, видимо, можно объяснить тот факт, что в протесте ставился вопрос об отмене решения с одновременным отказом в иске, хотя в конечном счете дело было направлено на новое рассмотрение (иного трудно было ожидать после получения данных о смерти истца).
Если сделка является ничтожной как мнимая, совершенная только с целью, например, укрытия имущества от взыскания, то покупатель, конечно, собственником не становится. Но в этом специальном случае он не может считаться и добросовестным приобретателем, о чем говорилось выше: ведь если установлены признаки состава ст. 170 ГК РФ, то обе стораны тем самым признаются недобросовестными. Ведь нельзя совершить мнимую сделку без участия воли обеих сторон.
Но если у приобретателя в данном случае нет добросовестности, то он лишен возможности получить защиту по ст. 234 ГК РФ, в качестве давностного владельца, хотя в праве предъ-
Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1998. № 1.С. 38–39.
явить иск по этим основаниям ему нельзя отказать, как видно из предыдущего изложения.
И наконец, последний вопрос. Если покупатель не приобрел собственности и не является добросовестным, то не изменится ли эта ситуация для его правопреемников? Теория отвечает на этот вопрос без колебаний: "Наследник является преемником наследодателя и в отношении порока его воли"'. "Если наследодатель был in mala fide. то порок его владения переходит на наследника, и тот не может даже начать новой давности, несмотря на свою bona fides"2.
Применительно к данному делу это означает, что в любом случае наследники не смогут сослаться на собственную добросовестность.
Интересный материал дает также позиция, достаточно определенно обозначенная в выступлении Т. Пуховой3 и в общем отражающая преобладающую пока тенденцию увязывать предоставление вещной защиты непременно с наличием титула. Автор, насколько можно судить, стремится усилить позиции приобретателя заложенного имущества ограничением возможности оспаривания сделки по приобретению этого имущества, в частности указывая на то, что сделка по отчуждению заложенной вещи является оспоримой и может быть признана недействительной лишь при доказанности того обстоятельства, что "приобретатель предмета залога знал или заведомо должен был знать об ограничении прав собственника по распоряжению таким имуществом"4. При таком подходе защита приобретателя утрачивает всякие черты посессорной (хотя название статьи и указывает на владельческую тематику, ведь добросовестный приобретатель – это не собственник; в противном случае следовало бы говорить о защите собственника и законного владельца) и остается только титульной: если сделка действительна, значит приобретатель – собственник, а если недействительна, значит он недобросовестный и лишен защиты. Нетрудно заметить, что настоящие трудности здесь не устранены, а просто оставлены в стороне. Ведь суть залогового права состоит в праве следования распорядительным актам собственника в отношении заложенного имущества, а не в праве их аннулирования: "Если залог препятствует продаже, то эта осо-
' Дернбург Г. Пандекты, Т. I. Ч. 2: Вешное право. СПб.. 1905. С. 137. 1 Хвостов В.М. Система римского права. G. 257.
1 Пухова Т. Защита добросовестного приобретателя имущества, составляющего предмет залога // Рос. юстиция. 1998. № 3. С. 38–40. 1 Там же. С. 38.
362
бенность не составляет вовсе существа залогового права", – указывает Г.Ф. Щерщеневич1.
Т, Пухова совершенно справедливо отмечает, что при переходе права собственности на заложенное имущество другому лицу право залога сохраняет силу, но для реализации заложенное имущество должно быть истребовано из чужого владения. Вот здесь-то и заключены главные практические, да и теоретические проблемы.
Обращение взыскания на заложенное имущество в форме его продажи с торгов приводит к возникновению административного по природе права судебного пристава изъять имущество у любого лица, у которого оно будет обнаружено (ст. 390, 391 ГПК РСФСР2), как это уже отмечалось выше. Но если это лицо не является залогодателем, у него появляется защита против изъятия, которая, однако, может быть только владельческой: ведь ссылки на титул, право на имущество именно в силу п. 1 ст. 353 ГК РФ не имеют силы против реализации залога (этим, т.е. отпадением титульного иска об освобождении имущества от обращения на него взыскания3, реализация залога отличается от ординарного исполнения судебного решения). Соответственно и сохранение приобретателем веши титула на заложенное имущество не имеет значения, а значит, и все усилия, направленные на сохранение силы сделки по его приобретению, оказываются тщетными, если отсутствует добросовестность, важная только для незаконного владения4.
' Шершеиевич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 241; см- также:
Скдовспий К. Залог, арест имущества, иск как способы обеспечения прав кредитора // Рос. юстиция. 1997. № 2 (эта статья помещена в приложении к настоящей книге).
2 Хотя эти процессуальные нормы прямо и не говорят о залоге, едва ли можно предположить, что при реализации залога права судебного пристава в отношении имущества, на которое обращено взыскание, существенно меньше, чем при обычном исполнении. Если бы это было так, то кредитору приходилось бы переходить к процедуре рядового взыскания – вещь в принципе мыслимая, но лишающая залог всякого смысла.
3 Если оспаривается право залогодателя передать имущество в зал^г, в том числе по мотиву отсутствия у него собственности, то налицо совсем другой иск – о недействительности залога.
4 Здесь наконец обнаруживается и противоречие, таящееся во всей системе взглядов, представленных Т. Пуховой (но, конечно, разделяемых не только ею): если важно сохранить именно титул, право на приобретенное заложенное имущество, то добросовестность в дальнейшем, после обсуждения силы сделки, уже не нужна; если же речь идет о добросовестном приобретении (владении), то, значит, нет никакого права, и владение, стало быть, незаконное, защищаемое только при условии добросовестности. Посылка нсех рассуждений, указанная в названии статьи Т. Пуховой, оказывается тогда утраченной.
363
Следовательно, мы получаем парадоксальную на первый взгляд ситуацию, когда позиция незаконного добросовестного владельца заложенного имущества в случае его изъятия административным порядком не хуже позиции владельца законного (законный владелец предполагается добросовестным, поскольку сделка, по которой он получил имущество, не оспорена, а помимо судебного спора добросовестность предполагается и не может быть опровергнута). Следует, впрочем, оговориться, что с формальной точки зрения, поскольку нашим правом вовсе не допускается посессорная защита титульного владельца', постольку средства защиты будут вынужденно различными: титульный владелец будет пользоваться иском по ст. 301 ГК (как уже было отмечено, административный орган не имеет защиты по ст. 302 ГК), а незаконный владелец – иском по ст. 234 ГК, хотя суть будет одинакова ~ защита наличного владения как такового, ведь если заложенная вещь будет изъята не у титульного владельца, а у третьего лица, то зашита только по титулу будет безуспешной в силу п. 1 ст. 353 ГК, о чем уже говорилось.
Но здесь как раз и подтверждается тот аспект залогового права, который так хорошо сформулирован Г. Шершеневичем: препятствия к продаже вещи вовсе не составляют сущности залогового права. Значит, и при защите владения заложенным имуществом наличие или отсутствие титула не может принципиально изменить владельческого характера применяемых средств.
Попробуем теперь сформулировать суть такой защиты: если вещь изъята судебным приставом у добросовестного приобретателя в порядке реализации залога, то такой приобретатель вправе истребовать ее до продажи, поскольку не опровергнута его добросовестность, т.е. не доказано, что приобретатель был вполне осведомлен о наличии залога.
Наконец, такая защита против изъятия административным порядком, как уже отмечадрсь, вообще – не только для залога – возможна лишь постольку, поскольку продажа с торгов вещи несовместима с защищаемой позицией владельца, а такой позицией является владение вещью как своей, что присуще как владеющему собственнику, так и лицу, осуществляющему владение для давности.
Впрочем, если изъятое имущество окажется во владении залогодержателя, то истребовать вещь от него ни виндикаци-
' В классическом праве весьма употребительным является механизм предоставления владельческой зашиты собственникам и иным законным владельцам. Смысл здесь видят в ее оперативности и простоте.
364
онным, ни владельческим иском по основаниям ст. 234 ГК, конечно, (Невозможно; |3десь обнаруживается способ нейтрализовать все имеющиеся средства владельческой защиты, хотя трудно представить, каким образом может быть осуществлена легальная передача заложенного имущества залогодержателю в процессе обращения взыскания на это имущество.
На самом деле, если обычной обязанностью залогодержателя перед покупателем, когда в классическом праве залогодержатель выступал продавцом веши, является либо совершение традиции, либо – при отсутствии владения – "уступка покупателю своих исков по поводу заложенной вещи"', то не может ведь так случиться, что при переходе к продаже через судебного пристава вдруг уже потерянная залогодержателем виндикация возродится. То новое, что приносит вмешательство публичной власти в реализацию залога, состоит в том, что исковой порядок истребования вещей от фактических владельцев для их реализации заменяется административным, но за ним как раз и следуют направленные на восстановление фактического владения посессорные по сути иски, вновь приводящие к исходной ситуации, если подтверждается добросовестное приобретение, и иного, конечно, материальное право позволить не может. Достаточно уже того^ что истец и ответчик поменялись местами, но это никак не может означать утрату владельческой защиты в принципе.
В завершение нужно отметить, что средства защиты владения, основанные на ст. 234 ГК, о, которых говорится в этой главе, в любом случае утрачивают действие, как только изъятая вещь будет продана с торгов2. После этого вернуть владение становится уже невозможным, а спор утрачивает вещную форму и сводится только к взысканию убытков,
' Хвостов В,М. Система римского права. С. 349. Это означает, что если залогодержатель иски потерял, то восстановить их в, процессе реализации уже невозможно и покупатель может не добиться веши.
3 Если вещь изъята органами милиции, например похищенный автомобиль обнаружен у добросовестного приобретателя и изъят, то возврат владения на основании ст. 234 ГК возможен до тех пор, пока имущество остается на хранении у органа внутренних дед, например когда собственник не обнаружен. Если оно будет возвращено собственнику, что чаще всего и происходит, то владелец, конечно, не имеет к собственнику никакого иска – ни вешного, ни требования об убытках. Впрочем, в этой ситуации позиция незаконного владельца изначально слабее, ведь, несмотря на свою добросовестность, он не защищен от виндикации, поскольку у собственника вешь похищена.
«все книги «к разделу «содержание Глав: 26 Главы: < 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. 25. 26.