§ 2. СОЦИАЛЬНАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ НОРМ

Рассмотреть  правоприменительную  деятельность  госу­дарственных органов и должностных    лиц как разновид­ность общественных отношений — значит изучить ее в ус­ловиях  исторически определенной    социальной  ситуации. Специфика  последней,  как известно  из  предшествующих! разделов  книги,  задается  особенностями структуры  соци- * альных   (экономических, политических и пр.),  социально-психологических  и личностных факторов,  действующих в; обществе в данное время.    В этом смысле    можно гово­рить не только о социальном, социально-психологическом и ; личностном   механизмах  действия   уголовно-правовых   за-

194

претов, но и о соответствующих механизмах применения уголовно-правовой нормы в целом.

Принятая в книге классификация социальных факто­ров в принципе соответствует той, которая используется в общей социологии права, где в последние годы была сформулирована гипотеза трехступенчатого действия пра­ва. Ее авторы исходят из того, что абстрактные правовые предписания воздействуют на общественно значимое по­ведение через три основные переменные: во-первых, через комплекс социально-экономических условий данного типа социального строя; во-вторых, через тип субкультуры, которая, как известно, концентрируется в малых группах, социально-психологических по своей природе, и в-третьих, через тип личности10. В равной степени общая социология права относит эти социальные переменные и к числу тех, через которые преломляется правоприменительная дея­тельность должностных лиц как частный случай социаль­ного поведения.

Легче всего зафиксировать влияние различий в соци­ально-исторических условиях на правоприменительную деятельность при революционной смене одной обществен­но-экономической формации другой. Нет нужды доказы­вать, что даже в тех случаях, когда одно и то же дейст­вие объявляется преступным в разных обществах и когда за его совершение предусматривается аналогичное уго­ловное наказание, соответствующие юридические нормы применяются неодинаково. Смена социально-экономиче­ских формаций означает вместе с тем и смену господст­вующего класса, а стало быть, и замену критерия обще­ственной опасности ряда преступлений. То, что опасно буржуазии, может быть не опасно пролетариату или опас­но не в такой степени. Марксистско-ленинская социоло­гия откровенно провозглашает необходимость классового подхода к оценке уголовно-правового значения человече­ских поступков. «Новый суд нужен был прежде всего для борьбы против эксплуататоров...»11, — писал В. И.Ле­нин.

Более того, старая форма в новой формации приобре­тает иное содержание и зачастую противоположное прежнему социальное значение. При этом огромную роль играет характер правоприменительной деятельности, от которой в значительной мере зависит, какой обществен­ный смысл будет придаваться норме старого права. Учи­тывая эти свойства права и правоприменительной дея­тельности, авторы Декрета о суде № 1 включили в него

195

указание на возможность применения после революции прежних норм права. «Местные суды, — провозглашалось в ст. 5 декрета, — решают дела именем Российской Рес­публики и руководятся в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, по­скольку таковые не отменены революцией и не противоре­чат революционной совести и революционному правосоз­нанию»12.

Характер правоприменительной деятельности изменя­ется также и. в пределах одной и той же общественно-экономической формации по мере смены социальных си­туаций в ходе ее развития. В первые месяцы существова­ния Советского государства, например, применение права вообще еще не обособлялось от правотворчества как вид государственной деятельности: и создание права, и его ^применение осуществлялись непосредственно революцион­ным населением. Как указывал В. И. Ленин, «народ, мас­са населения, неоформленная... «случайно» собравшаяся в данном месте, сама и непосредственно выступает на сцену, сама чинит суд и расправу, применяет власть, творит новое революционное право»13. Лишь по мере фор­мирования и дифференциации государственных органов, обособления правотворческой функции, развития уголов­ного и уголовно-процессуального права применение соот­ветствующих юридических норм постепенно становится исключительной прерогативой правоохранительных орга­нов государства.

Сформировавшись как самостоятельная функция со­циалистического государства, правоприменительная дея­тельность начала направляться на то, чтобы разрешение конкретных дел осуществлялось в интересах народа и на основе точного соблюдения закона. Развитие этой гене­ральной тенденции шло, однако, не всегда гладко. Более того, сам закон иногда давал основания отступать от основного принципа применения уголовно-правовых норм — назначать наказание, руководствуясь лишь конк­ретной нормой особенной части уголовных кодексов, чет ко очерчивающих составы всех преступлений. Так, ст. 49 УК РСФСР 1922 года устанавливала, что «лица, при­знанные судом по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой данной местности социально опасными, могут быть лишены по приговору суда права пребывания в определенных местностях на срок не свыше трех лет». Аналогичная по содержанию норма была включена в УК РСФСР 1926 года (ст. 7).

496

Изменение социальных условий влияло и на толкова­ние отдельных уголовно-правовых норм. Так, ст. 107 УК РСФСР 1926 года, устанавливавшая ответственность за спекуляцию, в условиях коллективизации применялась к кулакам в случае их отказа продавать по твердым ценам излишки хлеба, а Пленум Верховного Суда СССР з по­становлении от 3 апреля 1940 г. разъяснил, что ст. 90 того же УК, предусматривавшая ответственность за самоуп­равство, должна распространяться и на такие правонару­шения, как самовольная обработка земли в личных целях, которую законодатель в момент издания этого закона не мог иметь в виду, ибо этот вид преступления появился позднее14.

Близко к указанному направлению правоприменитель­ной деятельности примыкает судебная практика, создав­шая путем использования института аналогии нескольких новых составов преступлений, позднее вошедших в уго­ловные кодексы (например, экономическая контрреволю- • ция). Связь судебной практики с социально-экономиче­ской и социально-политической обстановкой очевидна. Оценивая ее, А. А. Пионтковский писал: «Однако то, что являлось политически целесообразным и полезным для дела укрепления социалистического государства и социа­листического правопорядка в одних исторических услови­ях, могло перестать быть таковым в других. Поэтому после ликвидации эксплуататорских классов в нашей стране в интересах укрепления социалистической законности целе­сообразно было признать, что никто не может быть при­влечен к уголовной ответственности и подвергнут наказа­нию за деяние, уголовная ответственность за которое не предусмотрена законом». Этим был обусловлен отказ от аналогии, который «должен был заставить с большим вниманием относиться к вопросу о правильной квалифи­кации совершенного деяния»15.

Наконец, легко зафиксировать влияние социальных условий на практику определения тяжести содеянного. Общая тенденция изменения правоприменительной дея­тельности здесь проявляется достаточно отчетливо: более сложная экономическая и политическая обстановка вы­зывает необходимость применения более строгих мер на­казания (например, в условиях войны или коллективиза­ции). Вместе с тем происходили и такие колебания кара­тельной деятельности правоохранительных органов, кото­рые вызывались субъективными ошибками в оценке соци­альной опасности ряда преступлений, степени остроты

197

общественно-политической обстановки и т. д. Так, поста­новление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об ох­ране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистиче­ской) собственности» сыграло, бесспорно, важную роль в охране формирующейся экономической основы строя­щегося социализма. Однако, как отмечается в литературе, в первое время после издания этого закона «органы суда и прокуратуры впадали в крайности в оценке обществен­ной опасности*некоторых видов посягательства на социа­листическую собственность. Закон либо не применялся вообще, либо применялся без учета характера обществен­ной опасности конкретных деяний и свойств субъектов преступлений»16.

Сказанное в достаточной мере доказывает факт влия­ния социальной ситуации на характер правоприменитель­ной деятельности государственных органов. Вместе с тем социология уголовного права установила и другие каналы воздействия общества на применение юридиче­ских норм. Среди них важнейшим является тот, который осуществляется через институты культуры и различные субкультуры.

Социология права зафиксировала влияние культуры на применение норм уголовного права, наблюдая за тем, как аналогичные преступления, одинаково квалифицируе­мые законом, по-разному оцениваются правоприменяю-щими органами в зависимости от местных, в том числе национальных, особенностей административной единицы, в которой рассматриваются соответствующие дела. Меха­низм этого влияния сложен. Для социолога юрист, не ис­пытывающий на себе никакого воздействия общества, кроме воздействия закона, представляет собой лишь тео­ретическую абстракцию. В действительности его восприя­тие и закона, и преступления, законом оцениваемого, опо­средствовано множеством усвоенных им культурных цен­ностей и норм, начиная от правил нравственности и кон­чая системами ценностей, принятыми в тех первичных неформальных группах, членом которых является должно­стное лицо. Следовательно, реально вывод о виновности или невиновности, о степени общественной опасности пре­ступления и т. д. опосредствуется множеством культурных норм, действие которых перекрещивается в личности пра-воприменяющего. При таких условиях самое добросовест­ное применение уголовного закона может порождать раз­личные юридические последствия в зависимости от осо-

198

бенностей взаимодействия культурных норм и влияния их на личность правоприменяющего.

Более того, социологические исследования показали, что существенную роль играет и профессиональная суб­культура, распространенная иногда лишь среди сравни­тельно небольшого круга лиц, применяющих уголовный закон. Например, установлено, что прокуроры, специали­зирующиеся на делах о несовершеннолетних, оценивают поступки последних иначе, чем прокуроры, с несовершен­нолетними не работающие, и, конечно, не так, как судьи и адвокаты.

Само собой разумеется, специфика действия институ­тов культуры не отменяет действия общесоциологиче­ских закономерностей, подчиняясь им. В частности, на. усвоение культурных норм должностными лицами право­охранительных органов государства также влияют преж­де всего особенности их социальных судеб, складываю­щиеся под влиянием социального происхождения, специ­фики воспитания и образования, круга общения и т. д. Даже буржуазные социологи вынуждены признать, что в каждой точке соединения правовой системы с большим обществом правовые процессы отражают структуру боль­шого общества. Конкретизируя это общее положение, они утверждают, что там, где право соединяется с обществом как целым, юридический процесс всегда выражает факт социальной неоднородности населения, прежде всего его разделения на классы.

Исследования свидетельствуют, что «хотя, например, суд присяжных мыслится как демократический институт, стратификация сообщности воспроизводится в составе присяжных, и через суд присяжных стратификационная система общества (т. е. его социальная структура,— Л. С.) воздействует на правовой процесс»17.

Точно так же и действие культурных норм на право­применительную деятельность опосредуется социально-классовым положением и происхождением ее участников, что во многом предопределяет особенности тех культур­ных ценностей, которые будут восприняты судьями или народными заседателями, работниками прокуратуры или органов внутренних дел.

Местом, где происходит взаимодействие или даже борьба различных культурных ценностей и норм, как было показано в главе VII книги, является первичная ма­лая группа, каковой выступает и суд. Именно там стал­кивается профессиональная субкультура судьи, его опыт

199

и специальное знание закона с юридическими представле­ниями народных заседателей —людей, профессионально с уголовным законодательством не знакомых и оцениваю­щих преступника и совершенное им преступление с точки зрения определенных культурных ценностей, в частности норм нравственности. Насколько в коллективном решении суда отразятся эти элементы культуры, во многом зависит от типа групповой деятельности судей в совещательной комнате.

В СССР профессиограммы (модели) судьи, прокурора, следователя, оперативного работника органов внутренних дел пока не созданы, и сегодня еще нельзя говорить о разработке практических рекомендаций, которые следова­ло бы использовать при подборе кадров соответствующих специальностей. Многочисленные предложения применять всякого рода личностные тесты явно преждевременны.

Проблема социальной обусловленности правопримени­тельной деятельности в целом нуждается в дальнейшем методологическом обосновании и обеспечении эмпириче­скими данными. Можно наметить два главных направле­ния эмпирических исследований этой проблемы: 1) изу­чение предпосылок применения уголовного закона и 2) изучение социальных и социально-психологических факторов самого применения уголовно-правовых норм,

1. Обычно исходным моментом исследования деятель­ности правоохранительных органов, создающих предпо­сылки для применения или непосредственно применяющих уголовный закон, считается получение «сигнала» из «сре­ды», т. е. поступление в органы внутренних дел, прокура­туры или суд письменного или устного сообщения о собы­тии, которое с той или иной степенью вероятности может оказаться преступлением. В реальной жизни этому момен­ту чаще всего предшествует решение источника информа­ции обратиться в компетентные государственные инстан­ции. Но повседневный опыт свидетельствует, что это про­исходит далеко не всегда18 и зависит от ряда обстоя­тельств. Для принятия решения, обращаться или не обра­щаться в правоохранительные органы с соответствующим заявлением, существенна субъективная оценка события лицом, которому о нем стало известно. Оно может не счи­тать известное ему общественно опасное деяние преступ­лением или оценивать его как малозначительное. Оно может полагать, что закон несправедливо предусматрива­ет за совершение поступка слишком тяжелое наказание, или отказаться от намерения передать информацию в со-

200

ответствующие органы по какой-либо иной субъективной причине. Во всех случаях на решение этого лица будут влиять социальные факторы личного (например, его соци­альное положение, уровень образования или правовых знаний) и общего (например, особенности современной уголовной политики, уровень правосознания населения или состояние правовой пропаганды) порядка, конкретные характеристики действия которых — предмет, будущих социологических исследований.

Вторым исходным моментом для применения уголов­ного закона является надлежащая реакция адресата «сигнала», т. е. выполнение правоохранительными орга­нами предусмотренных законом действий по регистрации сообщений, оценке полученной информации и принятию необходимых мер. Содержание решения соответствующего должностного лица обусловлено целым рядом обстоя­тельств и зависит, в частности от того, нужно ли соби­рать дополнительную информацию для уточнения посту­пившего сообщения; от особенностей современной уголов­ной политики и системы оценок деятельности органа уго­ловной юстиции, которая может не стимулировать или даже препятствовать регистрации совершенных преступ­лений; от уровня профессиональной подготовки работни­ков, их правосознания, дисциплинированности и т. п. Конкретные особенности действия всех этих факторов также еще мало изучены и потому представляют интерес как предмет предстоящих исследований.

2. При оценке факторов, влияющих на применение

уголовного закона как таковое, следует учитывать, что

оно реализуется в уголовно-процессуальной деятельности

правоохранительных органов. Результат применения за­

кона выражается здесь в квалификации деяния, призна­

ваемого преступлением, по той или иной статье Уголовно-

го кодекса. На различных этапах уголовного процесса

орган дознания, следователь, прокурор, суд должны фик­

сировать в процессуальных документах свой вывод о со­

ответствии или несоответствии деяния признакам опреде­

ленного состава преступления. Если вывод о таком соот­

ветствии не может быть сделан, процессуальные отноше­

ния теряют свою основу и прекращаются, а следователь­

но, исчезают и основания для применения уголовного за­

кона.      4

Поскольку юридическим завершением процесса дока­зывания является вступивший в законную силу приговор суда, все досудебные выводы справедливо рассматрива­ло 1

ются как предварительные «версии», «гипотезы» «для по­следующей квалификации содеянного, когда необходимые обстоятельства дела будут установлены и сомнения уст­ранены»19. Однако уже проведенные исследования-70 дают основания для вывода как о том, что между дознанном, следствием, судом и принимаемыми там решениями есть взаимосвязь, так и о том, что деятельность правоохрани­тельных органов по юридической оценке преступлений протекает под влиянием ряда факторов специального (на­пример, качество предварительного расследования и су­дебного разбирательства) и общего (например, изменение 3 уголовной политике, принятая система оценок работы того или иного правоохранительного органа) характера. Установление социальных и социально-психологических .закономерностей применения уголовно-правовых норм — главное содержание этого направления исследований.