§ 3. Впасть и право

1. Право и другие звенья системы социального ре­гулирования. В условиях цивилизации право как звено всего комплекса регуляторов, определяющих поведение людей в обществе (где исходное и во многом доминирую­щее значение имеют биологические и биосоциальные программы, заложенные в человеке, в популяции, в роде людей), находится в сложном взаимодействии с другими социальными регуляторами.

Среди этих социальных регуляторов наиболее "близ­ки" к праву и находятся с ним в тесном и сложном взаи­модействии два наиболее крупных социальных явления (образования), осуществляющих — наряду с другими — регулятивные функции. Это — государство и мораль.

Сначала, в этом параграфе, — о власти (государ­стве) в ее соотношении с правом.

Глава 6. Императивы цивилизации и право

2. Право и государство (как элементы системы со­циального регулирования). Если ограничиться рассмот­рением права на уровне догматической юриспруденции, то может сложиться впечатление, что право вообще есть явление государственного (всецело "публичного") поряд­ка, и не более того. Оно в этой книге и определялось с самого начала именно так. На основании фактических данных оно и ранее, и сейчас рассматривается в каче­стве официального, государственного образования, ког­да благодаря именно государству определенный комплекс социальных средств, норм поведения обретает такие свой­ства (официальный, публичный характер, высокую госу­дарственную гарантированность), которые реализуют в практической жизни императивы цивилизации — обеспе­чивают такое разрешение жизненных ситуаций, которое отличается твердостью, определенностью по содержанию, надежной гарантированностью, а также "суверенностью", окончательностью. И, что особо существенно, строятся на нормативной основе, выступают в качестве норматив­ного регулятора, отличающегося всеобщностью (общеобя­зательностью).

Право под рассматриваемым углом зрения (т. е. как явление государственное, публичное) может быть охарак­теризовано в качестве силового института, способного с опорой на мощь государственного принуждения "навя­зывать волю", проводить в жизнь определенные норма­тивы, программы поведения, предписания власти на тер­ритории всей страны. При этом в структуре позитивного права есть отрасли, которые с еще большим основанием напрямую можно именовать "силовыми" — такие как уго­ловное право, уголовно-исполнительное право, админис­тративное (полицейское) право.

Причем существует весьма обширный слой правовой материи, который, выражая властную природу государ­ственной деятельности в сфере права, непосредственно и наиболее последовательно реализуется в одном из эле­ментов нашей "троицы" (дозволения, запреты, позитив­ные обязывания). Это позитивные обязывания (предпи-

I

194

Часть II. Теория права. Новые подходы

Глава 6. Императивы цивилизации и право

195

сания), которые вообще представляют собой прямое про­должение государственной власти, т. е. государственные веления, облеченные в юридическую форму.

Да и те связи и соотношения в правовой материи, которые могут быть названы "логикой права", также, казалось бы, коренятся чуть ли не исключительно в силе государства, в строгой обязательности его юридических велений, их формальной определенности, государствен­ной обеспеченности. Именно здесь, в зависимости право­вой материи от силы государства видятся во многом исто­ки характерного для права долженствования.

Но дело-то как раз в том, что логика права, остава­ясь в общей "зоне государства" и во многом в своих исто­ках опираясь на его силу, обнаруживает, и по мере раз­вития права все более и более, особенно в исконных для права сферах, где доминируют два других элемента "тро­ицы" — дозволения и запреты, рассматриваемые в един­стве, нечто свое, самобытное, относящееся именно к пра­ву как особому и уникальному явлению.

Это "свое", "самобытное" свелось в истории права, в его многосложном развитии к двум противоречивым, па­радоксальным тенденциям. К тому, чтобы право неизменно сохраняло связь с государством, со всем безусловно не­обходимым, что оно дает праву, и одновременно — что­бы был продолжен отмеченный ранее процесс отдиффе-ренциации (теперь — в сферах, соприкасающихся с по­литикой), все большего отчуждения права от иных, ге­нетически "родных" для него социальных регуляторов. И чтобы на этом пути происходил как можно более зна­чительный отрыв права от других социальных регулято­ров, в том числе (а по ряду отношений и "прежде всего") от власти как таковой, обретение правом своего собствен­ного "суверенного" бытия и развития — такого, когда бы право могло возвыситься над властью и в этой плоскости реализовать свой собственный (непосредственно правовой) потенциал как социального регулятора, свое исконное предназначение.

Поэтому право, упорядочивая, "цивилизуя" государ­ственную деятельность, в конечном итоге, на высокой сту­пени своего развития и само оказывается регулятором высокой социальной значимости, не уступающим, а в ряде отношений превосходящим регулятивную силу государ­ственной власти как таковой. Для конкретизации и по­яснения только что приведенных соображений — несколь­ко подробнее о власти и праве.

3. Право и власть. Надо сразу заметить, что здесь и дальше понятие "власть" рассматривается в достаточно строгом, а не в широком значении. Понятием "власть" охватываются не все виды господства, в том числе не экономическое и не духовное подчинение людей (кото­рые нередко также именуются "властью"), а только гос­подство в области организации общественных отношений и управления, т. е. господство в значении системы подчи­нения, при которой воля одних лиц (властвующих) явля­ется императивно обязательной для других лиц (подвлас­тных).

В условиях цивилизации, когда сообщества разум­ных существ — людей стали во все большей степени су­ществовать и развиваться не только на непосредственно природной, но и на своей собственной (человеческой) ос­нове и когда, стало быть, сообразно с "замыслом приро­ды" в ткань общественной жизни начали интенсивно, во все больших масштабах включаться действенные формы разумной, свободной, конкурентной деятельности, сло­жилась наиболее мощная разновидность власти в указан­ном выше значении — власть политическая, государст­венная.

Могущество политической, государственной власти, образующей стержень нового всеобщетерриториального институционного образования — государства, концентри­руется в аппарате, обладающем инструментами навязы­вания воли властвующих, прежде всего инструментами принуждения, а также институтами, способными придать воле властвующих общеобязательный характер. Наиболее пригодными для осуществления таких целей, наряду с

.

196

Часть И. Теория права. Новые подходы

Глава 6. Императивы цивилизации и право

197

церковными установлениями (и понятно, карательно-реп­рессивными "рычагами власти"), оказались как раз зако­ны, учреждения юрисдикции, иные институты позитив­ного права, которые в этой связи — с немалым ущербом для "суверенности" права и понимания его собственной силы и логики — представляются в качестве всего лишь "элемента государственной власти".

Политическая, государственная власть — и по логи­ке вещей, и по фактам истории, реалиям нашего сегод­няшнего бытия — действительно стала таким мощным фактором в обществе, который способен раскрыть воз­можности, силу и предназначение позитивного права. Политическая, государственная власть как бы по самой своей природе предназначена для того, чтобы давать жизнь позитивному праву и через систему правоохрани­тельных учреждений, институтов юрисдикции обеспечи­вать строгую и своевременную реализацию юридических норм и принципов.

В рассматриваемой плоскости связь политической, государственной власти с правом — связь органичная (кон­ститутивная), создающая сам феномен права и придаю­щая ему значение реального фактора в публичной жизни общества. Ее, государственной власти, глубокое значе­ние для права проявляется в двух основных плоскостях:

во-первых, в том, что именно государственная власть через свои акты (нормативные, судебные) в условиях ци­вилизации придает известным нормам и принципам каче­ства позитивного права прежде всего всеобщую норма­тивность, возможность строгой юридической определен­ности содержания регулирования, с более широких пози­ций — качество институционности, а в этой связи — пуб­личное признание и общеобязательность;

во-вторых, в том, что именно государственная власть оснащает необходимыми полномочиями и надлежащими средствами воздействия правоохранительные учреждения, органы юрисдикции, правосудия, а также через законы, иные юридические формы определяет основания и поря-

док их деятельности, что и дает значительные гарантии реализации правовых установлений.

Но вот парадокс — политическая, государственная власть, которая и делает "право правом", в то же время представляет собой явление, в какой-то мере с ним, с правом, несовместимое, выступающее по отношению к праву в виде противоборствующего, а порой чуждого, ос­тро враждебного фактора.

Истоки такой парадоксальности кроются в глубокой противоречивости власти, в том, что, являясь (в своих социально оправданных величинах) необходимым и кон­ститутивным элементом оптимальной организации жизни людей, управления общественными делами, власть обла­дает "рисковыми", коварными, потенциально опасными качествами — тенденциями к "самовозрастанию", к не­удержимой централизации, нетерпимости к любой иной власти. И это создает условия и импульсы для того, что­бы в процессе утверждения и упрочения власти порог со­циально оправданных величин нередко оказывался прой­денным, что превращает власть в самодовлеющую, само­возрастающую, авторитарную по своим потенциям силу. Отсюда (наряду с рядом других причин, и природных, и социальных, и личностных) авторитарные и тоталитар­ные политические режимы, столь широко распростра­ненные даже в условиях закономерного перехода чело­вечества к цивилизациям последовательно демократичес­кого, либерального типа. Режимы, которые, обретая тем или иным путем легитимацию в юридических установле­ниях, получают в этой связи широкие возможности для "законного" наращивания путем этих же установлений своей властной силы.

И суть дела не в "хороших" или "плохих" людях, стоящих у власти (хотя отчасти и в них тоже). Суть дела в самой органике власти, ее внутренних закономерностях, их противоречивой и коварной логике (здесь уже в логи­ке власти).

Эти закономерности проистекают, по-видимому, из того обстоятельства, что власть без стремления к посто-

198

Часть II. Теория права. Новые подходы

Глава 6. Императивы цивилизации и право

199

янному своему самоутверждению и упрочению теряет динамизм и социальную мощь. Однако, увы, это же стремление, при социально неоправданной концентрации власти, т. е. за известным порогом, обозначающим дости­жение властью своей критической массы, оборачивается как раз тем, что власть переходит грань социальной оп­равданности и становится самодовлеющей, тиранической силой — тем, что можно назвать проклятием власти.

Именно тогда власть приобретает демонические, в немалой степени разрушительные качества, она стано­вится силой, отличающейся неодолимыми импульсами к дальнейшему, и притом неограниченному, все более ин­тенсивному росту, к приданию своему императивному ста­тусу свойства исключительности, некой святости, нетлен­ности и неприкосновенности, к своему возвеличиванию и увековечиванию, к отторжению в пространстве своего действия любой иной власти, всего того, что мешает ее функционированию и угрожает положению властвующих лиц. На этой основе обостряются, быть может, самые сильные человеческие эмоции: наслаждение властью и, что еще более психологически и социально значимо, жажда власти, стремление, не считаясь ни с чем, овла­деть властью или любой ценой ее удержать, еще более усилить — одна из самых могущественных земных страс­тей, источник острых драм, потрясений, переломов в жизни и судьбе людей, целых стран и цивилизаций.

Такого рода запредельные импульсы и порывы к не­прерывному самовозрастанию власти получают порой из­вестное "моральное оправдание" (к сожалению, при со­действии религии, церковных институтов, а подчас в со­временных условиях сторонников ускоренных либераль­ных преобразований), особенно в условиях, когда в дан­ном обществе существуют внутренние или внешние труд­ности, проблемы или когда известные группы людей, ов­ладевших властью, подчиняют ее групповым, узкоклас­совым, этническим, церковным, идеолого-доктринерским, а то и просто утопическим, фантастическим целям или даже своим произвольным "хотениям", капризам.

И вот на этом пути самовозрастания и ожесточения власти основным препятствием, фактором, в какой-то мере способным перекрыть путь негативным тенден­циям власти, наряду с высокой моралью и развитой ду­ховностью, становится близкий к власти социальный институт, в известном смысле детище самой власти — право.

Чем это объяснить? Двумя основными причинами.

Во-первых, тем, что законы, юрисдикционная, пра­восудная деятельность (крайне необходимые, незамени­мые для власти) имеют в то же время по своей природе и сути иное, "свое" предназначение, свою логику, кото­рые и дают о себе знать в ходе правового развития и которые далеко не всегда находятся в согласии с притя­заниями и устремлениями власти, склонной решать жиз­ненные проблемы волевым приказом и административ­ным усмотрением1.

Во-вторых, тем, что право относится к числу тех немногих внешних социальных факторов, которые благо­даря своим свойствам способны свести власть к социаль­но оправданным величинам, "умирить" власть, снять или резко ограничить ее крайние, социально опасные, раз­рушительные проявления.

Вот и получается, что не только власть в процессе своего функционирования встречается с препятствием — со своенравным, не всегда послушным своим детищем, неподатливой "правовой материей", но и право, со своей стороны, выступает в отношении власти в виде противо­борствующего фактора, направленного на решение "сво­их", правовых задач и плюс к тому на то, чтобы при дос­таточно высоком уровне демократического и правового развития общества умирить, обуздать власть.

1 На это обращено внимание в науке, в литературе — и прошлого времени (Ш. Монтескье), и нынешнего. По мнению К. Штерна, напри­мер, даже современное демократическое государство гарантирует и защищает права людей и одновременно является силой, олицетворяю­щей "противостояние именно этого государства основным правам" (см.: Государственное право Германии. Т. 2. М., 1994. С. 185).

.

200

Часть II. Теория права. Новые подходы

Словом, перед нами сложная, парадоксальная ситуа­ция, разрешение которой во многом зависит от природы и характера существующего в данном обществе строя, политического режима, и в особенности — от "величины" власти, уровня и объема ее концентрации в существую­щих государственных учреждениях и институтах, в не меньшей степени — от духовности общества, уровня его демократического и нравственного совершенства.

При разумно прогрессивном общественном строе, при развитой демократической и правовой культуре, особен­но в условиях развитого гражданского общества, власть благодаря приверженности к демократическим и высоким духовным ценностям умеряет свои императивные адми­нистративно-приказные стремления, сдерживает ("скре­пя сердце") свои властные порывы и во имя обществен­ной пользы вводит властно-императивную государствен­ную деятельность в строгие рамки.

С этой целью вырабатываются политико-правовые институты (разделения властей, федерализма, разъеди­нения государственной и муниципальной власти и др.), которые препятствуют концентрации власти и превраще­нию ее в самодовлеющий фактор. Подобное самоусмире­ние власти приобретает реальный характер в развитом демократическом обществе, где по существенным содер­жательным элементам государственная политика и функ­ционирование более или менее развитой юридической системы совпадают. И именно тогда (подчеркну, в разви­том демократическом обществе при устойчивом правовом прогрессе!) вырабатываются и приобретают реальное зна­чение положения и формулы о "правовом государстве", "верховенстве права", "правлении права".

При таком нормальном, "деловом" взаимодействии власти и права, вполне естественном при демократичес­ком общественном и государственном строе, происходит их взаимная притирка и — более того — взаимное обога­щение. Политическая, государственная власть, ее носи­тели получают твердый настрой на то, чтобы усмирять и

201

Глава 6. Императивы цивилизации и право

даже обуздывать "себя", свои властные претензии. Со своей стороны и право, его представители и агенты пре­одолевают "правовой экстремизм", крайности формализ­ма, другие теневые стороны юридической регламента­ции человеческих взаимоотношений.

По-иному указанная ранее парадоксальная ситуация находит свое разрешение в обществах, где власть пере­шагнула социально оправданный порог своей концентра­ции и в содержании власти доминирующее значение при­обретают авторитарные стороны и тенденции или, хуже того, власть попадает под эгиду групповых, узкоклассо­вых или этнических интересов, личностных устремлений и амбиций правителей, доктринерской, утопической идео­логии. При таком положении вещей власть, и так жестко-императивная по своим первородным импульсам и тен­денциям, становится по отношению к праву и вовсе не­уступчивой, нетерпимой — тиранической.

В этом случае происходят процессы, обратные тем, которые характерны для обществ с развитой демократи­ческой и правовой культурой. Власть здесь стремится, и это ей во многом удается, подчинить себе правовые ин­ституты, так "обработать" их и таким образом ввести в существующую общественную и государственную систе­му, чтобы они стали послушной игрушкой в руках вла­ствующих государственных и политических учреждений и персон, безропотно проводили (и, что не менее важно, юридически оправдывали или даже возвеличивали) про­извольные акции власти, а то и ее прямой произвол, хотения и капризы. Здесь происходит деформация права, нередко весьма значительная, которая при неблагопри­ятных политических условиях вообще превращает право вопреки его сути, логике, исконному предназначению в ущербную юридическую систему, а то и в один лишь фетиш, "маску права", "видимость права", или, по иной терминологии, в "имитационное право" (что, в частно­сти, в своеобразной форме демонстрирует рассмотрен­ный ранее феномен — "византийское право").

202

Часть II. Теория права. Новые подходы

И наконец, пункт, к которому хотелось бы привлечь

внимание.

Как показывают фактические данные последнего времени, модные и престижные правовые лозунги ("пра­вовое государство", "верховенство права", "правление права","права человека" и им аналогичные) широко и воль­но используются в разнообразных политических целях различными политическими силами, в России, напри­мер, — от коммуно-радикальных, большевистских до кар­динально либеральных. Нередко их с напором пускают в дело и лидеры государств, далеко не всегда отличаю­щихся последовательно демократическим режимом.

И то обстоятельство, что подобные лозунги слабо реализуются или вообще не реализуются в жизни, заин­тересованными людьми порой объясняется несовершен­ством права, недостатками в работе законодательных и правоохранительных учреждений, упущениями тех или иных должностных лиц. Между тем здесь, наряду с упо­мянутыми обстоятельствами, есть еще и довольно жест­кая глубинная закономерность, своя логика, относящаяся к праву, которая по большей части не принимается в расчет. Право (при всем своем уникальном значении — силы, способной усмирить власть) не способно обрести высокое место в общественной жизни, которое бы соот­ветствовало критериям и стандартам правового госу­дарства и верховенства права, если в данном обществе политическая, государственная власть заняла автори­тарно-доминирующее положение или — что еще хуже — положение тотально всемогущего, тиранического режи­ма. То есть политического режима, превышающего со­циально оправданный nopoF существующей в данном об­ществе "потребности во власти" и настроенного на то, чтобы использовать могущество власти в групповых, уз­коклассовых, этнических или идеологических интересах, а порой — в личных целях (наслаждения от возможности "поуправлять" в государстве, упоения властью, личного обогащения).

I

203

Глава 6. Императивы цивилизации и право

Такой власти нет противовеса, нет по воздействую­щим возможностям никакой альтернативы; и даже фор­мально учрежденные институты по упорядочению влас­ти, возведенные в ранг конституционных, — разделение властей, федерализм и др., — во многом оказываются бес­сильными, такими, когда они мало-помалу неотвратимо переходят на позиции угодничества всесильному режиму. И вот с такой властью право, сколь бы оно ни было раз­вито и совершенно, справиться не в состоянии. Право в обществе, в котором доминирует "Большая «Власть" (типа власти диктатуры пролетариата, фашистской диктатуры), "социально обречено": оно в принципе не в состоянии стать правом в таком обществе, в котором утверждается верхо­венство права, правление права. Здесь правовое развитие не имеет надежной оптимистической перспективы.

Вместе с тем такого рода "обреченность" — не абсо­лютная. Включение указанных институтов в законы, осо­бенно в Конституцию, их сохранение, упорная работа по правовому просвещению — все это создает плацдармы, опорные звенья для привыкания к праву и — что еще более существенно — борьбы за право. И хотя тут нужны и время, и подвижники, и, увы, жертвы (зачастую нема­лые), а еще более — плодотворные процессы становле­ния и развития всего комплекса институтов современно­го гражданского общества, иного пути "умирения влас­ти" и утверждения в данной стране верховенства права и, следовательно, "общества права" нет.