3. Роль антикартельного (антитрестовского) законодательства

К системе правовых средств «регулирования» экономики империалистическим государством принадлежит так называемое антикартельное законодательство, часто именуемое также антитрестовским. На его основе буржуазная правовая и экономическая наука конструирует многочисленные экономические и политико-правовые «аргументы», в широких масштабах используемые империалистической пропагандой для приукрашивания современного: капитализма48. Многие из этих конструкций непосредст-

140

венно связаны с проблематикой собственности или по меньшей мере затрагивают ее.

Буржуазная наука и пропаганда пытаются выдавать законодательство о картелях за правовое средство, призванное помочь остановить или замедлить процесс монополизации экономики. Тем самым якобы предотвращается концентрация и централизация капитала в капиталистическом обществе49. Антитрестовская политика и законодательство представляется ими «жестким ограничителем свободы собственности» монополий50. В более широком общественном контексте названное законодательство оценивается как выражение не только экономической, но и политической демократии51. Здесь буржуазные теоретики исходят из ненаучного и ошибочного понятия «концентрация». Концентрация рассматривается без связи с накоплением капитала и понимается не как результат воздействия капиталистических отношений собственности, а толкуется абстрактно как механическое образование многочисленных центров экономической мощи52. Поэтому часто говорится о «концентрации правомочий распоряжения имуществом»53, «сосредоточении экономической мощи» и др.

Буржуазное экономическое и юридическое понятие «концентрация» игнорирует ее прямую связь с отношениями собственности. Очевидно, что буржуазная наука при анализе данного явления исходит из тезиса об утрате значения собственности в связи с новыми правовыми формами предприятия, а также «переходом» экономической или распорядительной власти к менеджерам, или так называемой техноструктуре. Отсюда выводится, что концентрация «экономических величин» или распорядительных правомочий в экономике возникает независимо от отношений собственности. Это позволяет маскировать истинные причины концентрации и централизации капитала, указывая в качестве таких причин научно-техническое развитие, систему налогов и т. п., и занимать критическую позицию по отношению к концентрации. Ведь с точки зрения представителей названной теории, такая частичная критика концентрации не может отождествляться с осуждением капиталистического строя в целом и капиталистических отношений собственности в частности.

В действительности они в первую очередь заняты защитой собственности монополий, что ясно показывают не только причины принятия так называемых антикартельных законов, но и их характер, сущность и функция. Нельзя забывать, что развитие современного империалистиче-

141

ского государства протекает отнюдь не прямолинейно и отличается множеством противоречий. Империализм вынужден все больше маневрировать, чтобы приспособиться к новым условиям. К числу явлений, интенсивно отражающих противоречивость его развития, принадлежит и антикартельное законодательство. Его возникновение и существование обусловлены целым рядом политико-идеологических и экономических факторов, которые действуют как внутри государственно-монополистической системы, так и оказывают на нее влияние извне.

Буржуазная наука и пропаганда используют тезис о возможности ограничения власти монополий с помощью антикартельного законодательства в первую очередь с целью создать видимость, что империалистическое государство- носитель социального прогресса, что оно может изменить характер экономических отношений и направить экономическое и общественное развитие страны в духе некой абстрактной и бесклассовой социальной справедливости. Так империалистические идеологи пытаются пробуждать в широких народных массах иллюзии.

Посредством антикартельного законодательства правящий класс пытается противодействовать антимонополистическому движению, которое, без сомнения, одно из важнейших социально-политических явлений современного капиталистического общества. Самая активная сила антиимпериалистического движения — рабочий класс и другие трудящиеся, которые сильнее всего ощущают власть монополий, ибо вместе с концентрацией и централизацией собственности и власти в руках монополий происходит усиление эксплуатации трудящихся, имущественная и классовая поляризация общества. Одновременно власть монополий обращается и против других слоев капиталистического общества, включая мелкую и среднюю буржуазию, которые в свою очередь также пополняют число сторонников антимонополистических мероприятий. В связи с этим «антимонополистическая политика» империалистического государства нацелена на внесение раздора между различными классовыми силами антимонополистического движения и его разгром. Государство стремится отколоть немонополистическую буржуазию от движения и перевести антимонополистическую борьбу трудящихся на платформу буржуазного реформизма.

Антикартельное законодательство несет империализму ряд политических и идеологических преимуществ. Оно дает правящему классу возможность такой мнимо антимо-

142

нополистической ширмой маскировать свою заинтересованность в укреплении власти монополий и финансовой олигархии. Правящий класс соглашается с «антикартельным» законодательством, хорошо понимая, что оно не угрожает власти монополий и не останавливает концентрацию собственности и власти.

Наряду с политико-идеологической стороной антикартельное законодательство имеет социально-экономические основы, в которых особенно ярко проявляются внутренние экономические противоречия капитализма. Прогрессирующая концентрация производства и капитала, так же как и сосредоточение власти в руках все уменьшающегося числа монополий, постепенно ведет к деформированию капиталистического рынка и ликвидации «свободной конкуренции». Практика монополий угрожает воздействию регулирующих факторов рынка — существенной предпосылке нормального функционирования капиталистической экономики. Неспособность капиталистического рынка и впредь регулировать рыночные отношения угрожает самому товарному производству.

Определенная часть правящего класса, — понимая это, старается в интересах поддержания и укрепления всей государственно-монополистической системы ослабить с помощью антикартельного законодательства пагубные последствия концентрации капитала и деятельности монополий, сохранить элементарные условия для функционирования рынка. Антикартельное законодательство, таким образом, суть специфическая форма государственного регулирования экономики при государственно-монополистическом капитализме54. Законодательство о картелях выражает стремление империалистического государства смягчить анархию и диспропорции в развитии капиталистической экономики — эти имманентные явления капиталистической системы, основанные на противоречии между общественным характером производства и частным способом присвоения. С одной стороны, оно хочет сохранить конкуренцию как неотъемлемое условие рыночных отношений, с другой — желает оказывать на них «направляющее воздействие». Такого рода регулирование не противоречит интересам монополий. Более того, оно вполне согласуется с основными устремлениями всего монополистического капитализма, ибо деятельность самих монополий немыслима без некоторого минимума частнокапиталистической конкуренции и частнокапиталистического рынка.

143

Само собой разумеется, вмешательство государства в условиях государственно-монополистического капитализма не может привести ни к разрешению противоречий капиталистического рынка, ни к возобновлению «свободной конкуренции». Регулирующие мероприятия империалистического государства, направленные на сохранение «минимальной» конкуренции, не ведут к ухудшению позиций монополий. Преимущества конкуренции идут на пользу прежде всего сильнейшим монополиям. В конкурентной борьбе они имеют значительно лучшие возможности, чем мелкие и средние предприятия. Тем самым антикартельное законодательство фактически, поддерживает концентрацию капитала и монополизацию экономики, усиливая позиции больших капиталистических объединений в их отношении к мелким и средним предприятиям.

Законодательство о картелях, кроме того, эффективное правовое средство борьбы против вновь возникающих конкурирующих монополий, а в некоторых странах при определенных условиях — и против иностранного капитала.

Антикартельное законодательство все чаще вторгается в свободу договоров предприятий, не причиняя, правда, ущерба монополиям. Крупный капитал, занимающий решающие позиции на рынке, имеет достаточно свободы, чтобы с помощью соответствующих типов договоров достигать максимальных прибылей. И напротив, антикартельные законы часто негативно сказываются на мелких и средних предприятиях, не имеющих возможностей для сложного маневрирования на рынке. Ограничивающие свободу договоров определения закона лежат на них тяжким бременем. В конечном счете ограничение свободы договоров также служит интересам монополистического капитала.

Антитрестовское (антикартельное) законодательство впервые появилось в США в конце XIX столетия. Долгое время оно считалось чисто американским явлением. В европейских странах «законы против монополий» были приняты гораздо позже, причем значительное развитие этой правовой формы государственно-монополистического регулирования началось только после второй мировой войны. Поэтому социалистическая, прежде всего советская, правовая наука и политическая экономия уделяли внимание в основном американскому антитрестовскому законодательству как наиболее развитому, подвергая его тщательному критическому анализу55.

Правовые основания американского антитрестовского регулирования известны. Это закон Шермана от 2 июля

144

1890 г. и закон Клейтона от 15 октября 1914 г. с позднейшими многочисленными изменениями и дополнениями, которые не затрагивали основную направленность названных законов. Ведущую роль в антитрестовском законодательстве США играет так называемый, принцип запрещения любых объединений и соглашений между предприятиями, причиняющих ущерб конкуренции на рынке. Уже возникшие монополии предписывается распустить даже в том случае, если они не злоупотребляют своим положением на рынке (см. разд. 1 закона Шермана, разд. 7 закона Клейтона). Тем самым американское антитрестовское законодательство идет в своих требованиях очень далеко и поэтому считается самым строгим среди аналогичных законодательств других капиталистических стран.

Как же, однако, выглядит действительность после почти 90-летнего действия столь строгих антимонополистических мер? Не вдаваясь ни в детали и историю практического применения антитрестовского механизма, ни в содержание отдельных законодательных предписаний, нельзя не отметить очевидную полную неэффективность юридических средств «борьбы против монополий». Ни в одной другой стране монополизация экономики, сопровождаемая концентрацией и централизацией капитала, не достигла такого высокого уровня, как в США56.

Самое строгое антитрестовское законодательство не в состоянии остановить объективный процесс концентрации и централизации капитала. Если запрещается одна, то возникает другая форма деятельности монополий. Так, монополистический капитал в США после запрета трестов в большом масштабе использовал систему холдинговых компаний (Holding-Gesellschaiten) и другие формы объединения капиталов. С помощью государственного аппарата (правительства и судов), толкующего и применяющего антитрестовские законы, монополистический капитал всегда находит пути для осуществления своих материальных интересов, способы обойти закон.

Так, прогрессивный американский экономист В. Перло говорит: «Благодаря антимонополистическому движению XIX столетия монополии находятся вне закона и в официальных заявлениях по отношению к ним занимается негативная позиция. Другие капиталистические страны открыто помогают монополиям. Наше правительство делает это тайно и скрытно»57.

В буржуазной критической литературе время от времени указывается на противоречивость антитрестовского за-

145

конодательства и его неэффективность по отношению к деятельности крупнейших монополий. Представляется интересным проследить развитие взглядов Гэлбрейта. Его воззрения сформулировались в последние тридцать лет явно под влиянием заметного роста противоречий между провозглашенными в антитрестовских законах целями и фактическим развитием американской экономики. В пятидесятых годах Гэлбрейт высказал мнение, что антитрестовское законодательство в равной мере не может ни уменьшать, ни увеличивать власть монополий58. Но уже в шестидесятых годах в своей работе об «индустриальном обществе» он говорит о том, что большие компании, концентрирующие на своих рынках значительную власть, фактически обладают иммунитетом к антитрестовским законам. А в семидесятые годы он был вынужден признать, что действующее в США на протяжении почти 100 лет антитрестовское законодательство ничуть не задержало процесс концентрации59.

Невзирая на антитрестовские законы и антитрестовскую политику американского правительства и судов, господство монополий в США достигает все более потрясающих размеров. Крупнейшие компании не опасаются «воинствующей» антитрестовской болтовни служащих министерства юстиции. Они тесно связаны с государственным аппаратом и успешно используют антитрестовские законы как щит, который прячет их от взглядов американского общества60.

Согласно высказываниям буржуазных правоведов, система европейского антитрестовского или антикартельного законодательства покоится прежде всего на так называемом принципе запрещения злоупотреблений, направленном на устранение исключительно «негативных сторон» картелей и монополий, в чем и состоит ее отличие от американской системы, где монополии формально запрещены… Особого внимания заслуживает антикартельное законодательство ФРГ. По мнению буржуазных теоретиков, оно основано на определенном компромиссе между двумя упомянутыми принципами. Поэтому оно также имеет ряд характерных особенностей, отражающих конкретные исторические условия, в которых развивалось и развивается господство монополистического капитала в ФРГ.

На антикартельную политику западногерманского империалистического государства после второй мировой войны теоретически воздействовала прежде всего социально-экономическая доктрина неолибералов с их концепцией

146

«социального и свободного рыночного хозяйства». Ведущую роль среди них играет так называемая Фрейбургская школа (В. Ойкен, В. Рёпке, Ф. Бём, Л. Эрхард, А. Мюллер-Армяк и др.). На принципах учения неолибералов экономическая система ФРГ построена и функционирует якобы до настоящего времени, как при каждом удобном случае утверждают неолибералы.

К основополагающим и характерным принципам неолиберализма относится обеспечение свободной экономической конкуренции между капиталистическими предприятиями при одновременном исключении всех тех элементов, которые могут ей помешать. Государство якобы вмешивается везде, где возникает угроза свободе конкуренции. По мнению В. Ойкена, государство своей политикой должно гарантировать возможность «полной конкуренции» на рынке и тем самым препятствовать возникновению монополий. Если же предотвращение возникновения монополий оказывается невозможным, то должно быть учреждено «государственное ведомство по надзору за монополиями»61. Другой неолиберал, В. Рёпке называет концентрацию экономики «подлинной социальной болезнью нашего времени»62, которая в конце концов оборачивается против монополий и их собственности63. Ф. Бём считает исключение концентрации в экономике необходимой предпосылкой для сохранения социальной справедливости и свободы граждан64.

Учение неолибералов политически лицемерно и полностью несостоятельно теоретически. Оно не более чем ширма для государственно-монополистического капитализма.

Противоречие между неолиберальной концепцией и экономической и политической действительностью в ФРГ отмечено в литературе как социалистических, так и буржуазных стран.

Наряду с общими причинами, вынуждающими монополистическую буржуазию применять «антимонополистическую» маскировку своих целей, неолибералы в ФРГ имели и другие, специфические мотивы.

После второй мировой войны в западных оккупационных зонах Германии, а затем в ФРГ имело место сильное антимонополистическое массовое движение трудящихся. Монополии были полностью дискредитированы в глазах трудящихся своим соучастием в войне. В такой ситуации была невозможна открытая защита монополистического капитала. Наконец, в соответствии с соглашениями союзных держав все картели на немецкой земле подлежали ликвидации. В 1947 году оккупационными властями союзных

147

держав были приняты законы о роспуске монополий; картели были запрещены. Правда, эти законы не были реализованы в Западной Германии.

В этих условиях неолибералы выбрали такие способы защиты интересов крупного капитала, которые создавали бы видимость близости к антимонополистическому движению. Вот почему антимонополизм неолиберального учения — всего лишь обманный маневр, полностью противоречащий фактической цели данной теории. Это подтверждается всем развитием западногерманской экономики вплоть до настоящего времени. Хотя неолибералы получили возможность непосредственно влиять на политику правящих кругов и сразу после уничтожения фашизма на основе Потсдамского соглашения появились все условия для ограничения власти монополий или для их полной ликвидации, они ни в правительстве, ни на каком-либо другом уровне не предприняли никаких действий для устранения монополий. Наоборот, они осуществили меры, которые позднее ускорили монополизацию всей экономики ФРГ.

Ядро антикартельного законодательства ФРГ — закон «против ограничений конкуренции» от 27 июля 1957 г. Наряду с реакционным характером его содержания примечательно в нем то, что он отменил законы оккупационных властей о демонополизации, запрещавшие любые картели без исключения. Данный закон выражал «умеренное» отношение к монополиям, которое интерпретируется буржуазной правовой наукой как промежуточное между американским и западноевропейским подходами к законодательству «против монополий».

. Уже в ходе долголетней подготовки «неолиберального» закона было заметно, что его целью будет такое сохранение конкуренции, которое позволит крупному капиталу укреплять свое господство в национальной экономике и свои позиции на мировом рынке. В разработке законопроекта активно участвовали представители финансового капитала, что подтвердил Л. Эрхард, сказав, что важные предписания законопроекта обсуждались в заинтересованных экономических кругах, в частности представителями Союза германской промышленности65.

В связи с принятием закона не обошлось без демагогических попыток скрыть истинную цель закона — обеспечение конкуренции на рынке, а также «экономической и личной свободы» для всех участников. Правда, «свободой» обладают только гигантские монополии, положение которых в экономической системе ФРГ и на мировом рынке

148

позволяет им диктовать высокие цены и всесторонне эксплуатировать широкие слои населения. Сам закон вовсе не выражает определенного отношения к формам концентрации капиталов, концернам и прямым слияниям капиталов.

Данный закон многократно подвергался изменениям. Первое изменение в 1965 году66 не принесло существенных новшеств: в частности, в дополнение к реестру картелей был введен особый, специализированный реестр ограничений цен. Новая регистрационная процедура создала возможность для ограничения свободы действия прежде всего мелких и средних предприятий, но не крупных монополий.

Более значительные изменения были внесены вторым законом, принятым в 1973 году67 и установившим «предварительный контроль за слияниями». Такой контроль есть выражение более интенсивного вмешательства империалистического государства в экономику и его стремления регулировать весьма деформированные рыночные отношения. Потребность в такого рода регулировании была вызвана отчасти усилившейся концентрацией капитала и производства, а отчасти — первыми кризисными потрясениями, которые вскоре (в 1974 году) переросли в глубокий кризис экономики.

Правительственный проект закона (1973 года) был внесен представителями правящей коалиции социал-демократов и «свободных» демократов якобы для того, чтобы затормозить и остановить концентрацию экономики, «усилившуюся в вызывающих озабоченность размерах». Чтобы оправдать и обосновать его принятие, из арсенала неолибералов были позаимствованы демагогические аргументы. «С общественно-политической точки зрения, — говорилось в правительственном обосновании проекта, — чрезмерный рост центров экономической власти разрушает основу нашего свободного строя. Политическая демократия и рыночное хозяйство немыслимы без децентрализации власти»68. Однако было ясно, что проведение закона в жизнь в условиях экономической действительности ФРГ встретилось бы с большими трудностями. В ходе обсуждения законопроекта в бундестаге также отмечалось, что осуществить официальные цели закона будет невозможно: «На уже захваченных (монополиями. — Ред.) рынках контроль за слияниями не может восстановить способную функционировать конкуренцию»69.

Третья новелла имела подчиненное значение. Ее конкретный предмет — расширение контроля за слияниями

149

предприятий в сфере прессы70, что ни в коей мере не повлияло на поступательный процесс концентрации и централизации средств массовой информации.

Дальнейшее «усовершенствование» закона о картелях произвела четвертая новелла71. Здесь также речь идет о правовом приспособлении к изменившимся общественным условиям. С одной стороны, закон 1976 года ссылается на усиливающуюся монополизацию экономики. С другой стороны, он выражает то сложное маневрирование, к которому вынужден прибегать правящий 'класс; об этом свидетельствует возможность запрещения экспортных картелей и другие незначительные поправки, не изменившие сущность закона о картелях72.

Анализ закона о картелях и особенно имеющегося опыта его применения убеждает, что закон, несмотря на все демагогические декларации, ни в малейшей степени не приостанавливает и не ограничивает закономерный процесс монополизации экономики ФРГ. Напротив, он служит правовым основанием, широко используемым монополистической буржуазией для реализации своих интересов, связанных с концентрацией и централизацией капитала.

Прежде всего закон о «артелях охватывает далеко не все правовые и внеправовые формы продолжающейся концентрации капиталистической экономики. В основном он распространяется на сферу картелей и устанавливает общий контроль за слияниями предприятий и компаний. Закон едва затрагивает такие важные формы вертикальной интеграции, как концерны, кооперирование господствующих на рынках предприятий (монополий или олигополии, вырастающих на собственной основе*), и целый ряд других путей, ведущих в конечном счете к концентрации.

Параграф 1 закона запрещает все договоры и решения о создании картелей, однако запрет носит только декларативный характер, поскольку в последующих параграфах (§ 2-8) он полностью устраняется целым рядом исключений. Речь идет прежде всего о следующих исключениях, разрешающих: 1) картели, предмет которых единообразное использование общих условий деловых операций, поставок и платежей (§ 2 – картели об условиях); 2) картели о

* То есть без объединения или кооперирования с другими предприятиями или компаниями и лишь затем вступающих в различные формы как вертикальной, так и горизонтальной интеграции.

150

скидках при поставке определенных товаров, гарантирующие поставщикам одинаковое вознаграждение при приемке товаров (§ 3 — картели о скидках); 3) картели, которые в случае кризиса обеспечивают приспособление производственных мощностей к потребности (§ 4 — кризисно-структурные картели); 4) картели, возникающие с целью рационализации (§ 5 — рационализационные картели), специализации (§ 5а — специализационные картели) и другого сотрудничества между предприятиями (§ 56); 5) картели, обслуживающие и поощряющие экспорт (§ 6 — экспортные картели); 6) картели, образованные для ввоза товаров в ФРГ (§ 7 — импортные картели); 7) все остальные виды картелей, разрешаемые федеральным министром экономики в случае, если «более важные соображения общеэкономического характера и всеобщего блага требуют ограничения конкуренции» (§ 8 — особые картели).

Вышесказанное означает, что вообще не существует таких картелей, возникновение которых было бы запрещено. Все картельные договоры и решения, перечисленные в § 1 как недействительные, легко могут быть отнесены к числу исключений, применяемых последующими параграфами закона. Даже если бы предприятия явно хотели бы при образовании картелей нарушить закон, это было бы довольно трудно. Используя такие законодательные мероприятия, крупнейшие картели владеют всем рынком и определяют цены в ФРГ.

Президент федерального ведомства по картелям, говоря об упомянутых исключениях, был вынужден признать, что «принцип запрета, установленный германским законом о картелях, всего лишь фикция»73. Еще (конкретней выразился западногерманский специалист по вопросам картельного права Эммерих: «Картели сами по себе запрещены в принципе § 1 ввиду их нарушающих все правила вредоносных последствий. Фактически, однако, этот запрет существует ныне лишь на бумаге, поскольку законодатель § 2-8 и 99-104 в то же время разрешил так много картелей, что вряд ли можно найти случай, когда была бы невозможна какая-либо форма легализации картеля»74.

Более ограниченный характер имеет предусмотренный законом контроль вертикальных связей, которые в настоящее время усиленно развиваются и играют более важную роль в монополизации экономики, чем открытые картельные объединения. Концерны и синдикаты в широком масштабе используют именно эти вертикальные связи.

Закон о картелях регулирует так называемый контроль

151

за злоупотреблениями со стороны соответствующих властей по отношению к «предприятиям, господствующим на рынке». «Господствующим на рынке» считается — например, согласно § 22, ч. 1, закона, — такое предприятие, которое на рынке «не имеет конкурентов, или не подвергается существенной конкуренции, или занимает по сравнению со своими конкурентами преобладающее положение». Это дает государственному ведомству по надзору за картелями и его органами возможность определять, каково в территориальном и материальном отношении положение данного предприятия на рынке, где идет конкурентная борьба, уровень конкуренции и т. д. Хотя 4-я новелла несколько конкретизирует понятие «злоупотребление властью» (§ 22, ч. 4), сама формулировка «предприятие, господствующее на рынке» уже представляет собой правовую основу для терпимого отношения практически к любой степени господства монополистического предприятия на рынке.

Столь же иллюзорный характер носит так называемый «контроль за слияниями», осуществляемый федеральным ведомством по картелям. Значение предписания (§ 24, ч. 1), запрещающего объединение двух или более предприятий, в результате которого «возникает или усиливается господствующая позиция на рынке», значительно ослабляется двумя исключениями. Первое — вступает в силу прежде всего тогда, когда участвующие предприятия могут доказать, что в результате слияния наступает такое улучшение условий для конкуренции, которое перевешивает недостатки, порождаемые возникновением или усилением господства на рынке (§ 24, ч. 1). Содержащееся здесь логическое противоречие монополии используют в своих интересах. Ведь трудно представить — даже и с точки зрения буржуазной науки, — чтобы слияние одновременно вело бы и к господству на рынке, и к улучшению условий конкуренции, поскольку одно исключает другое. Эта неясность и противоречивость в формулировке исключения лишь создают дальнейшие предпосылки для расширительного толкования закона и тем самым для легализации любых слияний, в которых заинтересованы монополии.

Второе исключение еще более соответствует интересам монополий. Предписание § 24, ч. 3, уполномочивает федерального министра экономики давать согласие на слияние, если вызываемые им ограничения конкуренции уступают порождаемым им преимуществам для всей экономики страны или если слияние оправдано всеобщими преобладающими интересами. Отсюда следует, что правовых препятствий на

152

пути слияния предприятий и образования гигантских монополий практически нет.

Таковы лишь некоторые принципиальные предписания закона, из которых явствует, что он не представляет собой даже формально-правового препятствия для дальнейшей монополизации. Ничего не меняет и 4-я новелла, так как она не затрагивает основные положения этого закона. Уже по поводу ее проекта газета крупной буржуазии «Франкфуртер альгемайне» довольно метко писала, что 4-я новелла вносит лишь небольшие изменения, которые сглаживают пару неровностей, после чего остается лишь отделка деталей закона, который в целом сохранился75.

Практика федерального ведомства по картелям, опирающаяся на антикартельный закон, никоим образом не ограничивает тенденцию к концентрации. При оценке слияний ведомство в первую очередь исходит из соответствующих долей влияния на рынке. Вертикальные объединения и образование 'конгломератов происходят без всякого контроля, и это как раз те формы, с помощью которых ныне создаются монополии-гиганты.

И даже в исключительных случаях, когда налицо были. все условия для запрета слияний, федеральное ведомство по картелям нередко шло навстречу монополиям, воздерживаясь от запрета и взамен принимая к сведению «достоверное обещание» участвовавших в слиянии предприятий принять другие меры для улучшения структуры рынка. Эту широко распространенную практику подтвердил и суд7«6. Само собой разумеется, никто не контролирует соблюдение на деле такого рода «обещаний» участвующих в слиянии предприятий и никто не может его контролировать, поскольку они юридически не обязательны. Здесь проявляется тесное сотрудничество государственного аппарата с монополиями при осуществлении материальных интересов последних.

В свете вышесказанного буржуазные теоретики вынуждены иногда критически высказываться о практике работы федерального ведомства по картелям. Так, Эммерих пишет: «Предшествующий опыт контроля за слияниями глубоко разочаровывает. Федеральное ведомство по картелям несмотря на то, что им были зарегистрированы и проверены сотни случаев слияний, вмешалось лишь в очень немногих случаях и к тому же без успеха. Даже объединение больших предприятий — таких, как Тиссен и Рейншталь, не было опротестовано»77.

153

В действительности же именно в условиях контроля за слияниями ускорился процесс концентрации капитала и умножилось число слияний. Даже федеральное правительство в связи с отчетом федерального ведомства по картелям от 20 июня 1979 г. согласилось, что «наблюдавшаяся в предыдущие годы тенденция к концентрации продолжалась и в 1978 году». Правительство констатировало, что слияния, как и прежде, в основном осуществляются крупными предприятиями78. Если в 1973 году число зарегистрированных объединений предприятий составляло 43, то в 1978 году оно достигло рекордного уровня — 558. Интересно/что федеральное ведомство по картелям с 1 августа 1973 г. по 31 декабря 1978 г. только 23 раза запрещало отдельные слияния, причем лишь 6 таких запретов вступили в силу79. В тех редких случаях, (Когда ведомство запрещало слияние, его разрешал (по крайней мере «частично») федеральный министр экономики или такой запрет обжаловался в судебные органы. В тех же, еще более редких, случаях, когда запрет на слияние вступал в силу, это касалось преимущественно отдельных, малозначительных предприятий, которые не проявили достаточной заинтересованности (например, они не подали жалобу в суд, не ходатайствовали о разрешении перед министром экономики, взяли обратно свою жалобу и т. п.). Зато все крупные монополии, напротив, проходили контроль без всяких проблем (если они вообще были обязаны его проходить)80.

Скачкообразный рост количества слияний в последние годы непосредственно связан с кризисными явлениями в ФРГ и остальном капиталистическом мире. Экономический кризис продолжает ускорять процесс концентрации и централизации производства и капитала, что выражается также в быстром росте числа тех предприятий (особенно мелких и средних), которые не выдерживают конкурентной борьбы и поглощаются крупными монополиями. В 1958 году число ликвидированных предприятий в ФРГ составляло 3535; в 1978 году оно возросло до 8722; правда, в 1977 году обанкротилось еще больше предприятий — 956281.

На аналогичных принципах строится антитрестовское или антикартельное правовое регулирование, предусматриваемое в международных соглашениях и являющееся отражением капиталистической экономической интеграции и быстро развивающейся интернационализации капиталистического рынка. Здесь речь идет о тех же целях, что и во внутригосударственной сфере, поскольку антитрестовские предписания в международных соглашениях служат для

154

буржуазных теоретиков предлогом для демагогических утверждений, будто международные монополии также находятся под «эффективным» контролем. В качестве особенно строгого инструмента контроля буржуазная наука рассматривает соответствующие положения договоров об основании Европейского объединения угля и стали (ЕОУС) и об основании Европейского экономического сообщества (ЕЭС).

Договор об образовании ЕОУС от 18 апреля 1952 г.82. рассматривается как система контроля над деятельностью предприятий, которая не тормозит «нормальную конкуренцию», а также над слиянием в случае так называемого «господствующего положения» предприятий (ст. ст. 65, 66).

В ч. 1 ст. 65 картели, по общему правилу, запрещены, причем в соответствии с ч. 2 той же статьи Совет министров (высший орган ЕОУС, состоявший из. 9 членов) имеет право одобрять картельные соглашения, если последние одновременно ведут к определенным «благоприятным последствиям» (например, к улучшению производства, распределения и др.). К его компетенции относится также дача предварительного согласия на слияние в смысле ч. 1 ст. 66. Согласно предписанию ч. 1 ст. 66, предпосылки для такого рода разрешений имеют место тогда, когда объединение не создает для предприятия возможность определять цены на значительной части рынка, контролировать производство или распределение, устранять действительную конкуренцию и создавать искусственное преимущественное положение на рынке. В случае же наступления таких нежелательных последствий Совет Министров может объявить слияние «незаконным». Он также может вынести решение о разъединении предприятий, объединившихся недопустимым образом, и предпринять другие меры, чтобы обеспечить «нормальную конкуренцию».

На практике Совет министров толкует и применяет соответствующие положения договора так, что оказывается поддержка процессу образования еще более мощных монополистических группировок в угольной и сталелитейной промышленности. В этих отраслях экономики господствующего положения добиваются по большей части монополии ФРГ. Так, в результате слияния предприятия Тиссена с обществом Рейншталь (с одобрения ЕОУС) возник крупнейший в Западной Европе концерн по производству стали, занявший в своей области абсолютное монопольное положение. Так в рамках ЕОУС реализуется принцип «нормальной конкуренции».

155

Аналогичные предписания содержат ст. ст. 85 и 86 договора об основании ЕЭС от 25 марта 1957 г83. Они толковались как меры, которые в состоянии решить «проблемы монополий» и создать «равные шансы» для всех предприятий стран — членов ЕЭС. Они запрещают соглашения между предприятиями, «злоупотребление господствующим положением», которое причиняет ущерб «торговле и конкуренции внутри Общего рынка». На практике упомянутые предписания применяются комиссией европейских сообществ в интересах монополий. Очень часто комиссия ЕЭС использует свои правомочия, чтобы фактически легализовать любые объединения и договоренности предприятий84.

Органы ЕЭС и ЕОУС в качестве представителей международной формы государственно-монополистического капитализма используют предписания упомянутых международных договоров (особенно допускающие различные исключения) для упрочения позиций западноевропейских монополий, для повышения конкурентоспособности западноевропейского монополистического капитала на мировом рынке в борьбе с могущественными американскими и японскими монополиями.