2. Сущность, функция и критика понимания собственности в теориях «направляемого» и «регулируемого» капитализма

В своем понимании природы собственности теория «направляемого» или «регулируемого» капитализма исходит из концепции «трансформации» капиталистической собственности и развивает эту концепцию дальше. Указанная теория особенно подходит для условий и интересов государственно-монополистического капитализма. Она опирается на тот основной тезис, что в условиях динамичного научно-технического и социально-экономического развития идет процесс отделения экономической и общественной власти от — собственности на средства производства, и поэтому организация и управление в сфере экономики становятся делом государства, а не частного собственника. Составной частью тезиса является положение, что государство одно или при участии монополий организует все хозяйство, управляет им, «нейтрализуя» негативные стороны влияния частнособственнических отношений и обеспечивая «социально справедливое» общество («общество благоденствия»).

Концепция основывается на утверждении, что современное империалистическое государство все больше подчиняет капиталистическую собственность всенародным целям путем проведения все расширяющихся мероприятий по планированию и регулированию в области пользования и распоряжения средствами производства. Тем самым якобы коренным образом изменяется ее место, значение и роль в экономической и социальной системе, т. е. что она теперь служит интересам всего общества. По этому поводу К. Хессе (ФРГ) пишет: «Существующая частная собствен-

120

ность все в больших размерах втягивается в широкую систему мер по планированию, управлению и координации, и вряд ли можно еще говорить о том, что, современная социальная и экономическая система в первую очередь основывается на частной собственности, договорной свободе и на автономии»7. Отсюда делается вывод, «что в условиях современного индустриального общества социальная безопасность- вопрос не столько частноправового употребления производительной собственности, сколько общественного распределения прав на получение доходов, и что решающее значение приобрели публично-правовые суррогаты собственности»8.

Буржуазная правовая наука искажает и маскирует истинную сущность и характер государственных вмешательств в сферу собственности, особенно широко используя демагогическую аргументацию, согласно которой меры «государства всеобщего благоденствия» направляются только против собственности или ее проявлений, препятствующих установлению социальной справедливости и способствующих сохранению отношений власти и эксплуатации. Здесь подчеркивается «общесоциальная функция» так называемой производительной собственности. Г.-Й. Фогель говорит, что империалистическое государство должно управлять хозяйством, «чтобы не взяли верх саморазрушительные тенденции динамики собственности»9.

Характер и целевая установка всех подобных «научных» аргументов весьма прозрачны. Признавая, с одной стороны, наличие у частной собственности «антиобщественных» и «разрушительных» тенденций, они, с другой стороны, пробуждают иллюзию того, что в условиях нынешнего государственно-монополистического капитализма можно с помощью мероприятий империалистического государства предотвратить нежелательное экономическое и социальное воздействие 'Собственности. Такие мероприятия, которые в действительности обеспечивают частное присвоение монополиями прибавочной стоимости в изменяющихся условиях государственно-монополистического капитализма, реализуются через государственные акты, направленные якобы на соблюдение «всеобщих» интересов на основе частной собственности.

Те же сущность и характер имеют и другие теоретические конструкции, во всех подробностях «анализирующие» влияние мероприятий империалистического государства в сфере частного распоряжения производительной собственностью. С их помощью пытаются доказать, что на больших

121

монополистических предприятиях, имеющих правовую форму обществ для объединения капиталов, созданы особенно благоприятные условия для государственных вмешательств, способствующих осуществлению принципов «социальной» справедливости и «всеобщих» интересов. Некоторые авторы утверждают, что государство, вмешиваясь в упомянутых целях в социально-экономическую жизнь больших предприятий, обнаруживает, что ее развитие и без такого вмешательства шло, хотя и не столь активно, в духе тех же принципов10. Бенда представляет дело таким образом, будто деятельность государства делает невозможным использование собственности в эгоистических целях. При этом Бенда и его единомышленники исходят из тезиса, что в условиях акционерных и других капиталистических обществ собственность отделена от своей функции. Отсюда делается вывод, что собственники акций и подобных им ценных бумаг якобы вынужденно оказываются в роли кредиторов, так что предпринимаемые государством в интересах «общества» вмешательства в осуществляемые менеджерами правомочия по распоряжению не сталкиваются с частным, индивидуальным интересом собственников. По представлению буржуазной правовой науки менеджеры, распоряжаясь капиталом и принимая решения, не преследуют в качестве первоочередной цели получение максимальных прибылей. Поэтому их интересы могут быть якобы легко согласованы с общественными интересами, что и стараются сделать государственные органы. При таком понимании проблемы речь идет об аргументации, взятой из арсенала теоретической концепции «трансформации» собственности посредством правовых форм обществ, объединяющих частные капиталы; такая концепция кажется буржуазной правовой науке пригодной для объяснения и оправдания государственных вмешательств в экономику в системе современного государственно-монополистического капитала. Она дает возможность представить свои «выводы», их преемственность и мнимую логическую связь как результат «анализа» этого экономического и юридического явления, свойственного современному капитализму.

В действительности же изображенная буржуазными «теоретиками» гармония между интересами государства и интересами руководящих структур больших монополистических предприятий в связи с государственными вмешательствами в частную экономику отражает только одну из основных черт нынешнего государственно-монополистичёского капитализма, да еще в искаженной форме. Речь

 122

идет о соединении, сращивании и слиянии крупных монополий с империалистическим государством, сращивании государственных органов с руководящими структурами частных монополий. В этом смысле необходимо также понимать слова буржуазных теоретиков о единстве государства и экономики, о. сближении интересов, осуществляемых путем государственных вмешательств в экономику. Г. Ринк, например, говорит: «При этом государство и экономика противостоят друг другу как субъект и объект или же как две действующие величины… На более высоком уровне государство и хозяйство образуют единство, политическое единство»11. Не требует объяснения, какое политическое единство имеет в виду Ринк в условиях экономической структуры современного государственно-монополистического капитализма.

Процесс реализации частной монополистической собственности в условиях государственно-монополистического капитализма ясно показывает, какова цель экономической деятельности государства либо для чьей выгоды государство вмешивается в правомочия собственников (или менеджеров) по распоряжению имуществом. В буржуазной юридической литературе обычно исходят из того, что ответственность за оптимизацию хозяйственного процесса несет не отдельное частное предприятие, а государство, которое поэтому должно всемерно заботиться о процветании частных предприятий. Для конституционно-правового обоснования этого Г. П. Ипсен делает на основе конституции ФРГ вывод о том, что она возлагает на государство обеспечение экономического роста, и ссылается на ответственность государства за функционирование экономики страны в целом12. Аналогичные аргументы приводит и Бенда. Согласно его точке зрения, «современное» государство обязано «всеми имеющимися в его распоряжении средствами» противостоять опасностям «тяжелого экономического кризиса»13. Еще яснее характеризует роль государства по отношению к частным предприятиям Г. Вагнер: «Положение субъектов хозяйственной деятельности в настоящее время должно, однако, во все возрастающей степени гарантироваться государством»14. Отсюда делается вывод, что государство, представляющее «интересы общества», должно по «социальным и политико-экономическим причинам» оказывать предприятиям (особенно большим предприятиям) систематическую помощь и поддержку. Э. Бенда говорит, что «большие предприятия смогут часто рассчитывать на такую помощь»15. Он приходит к заключе-

123

нию, что вмешательства государства в экономику не только приносят пользу предприятиям, но и соответствуют интересам рабочих, поскольку таким образом обеспечивается сохранность их рабочих мест.

В конечном счете все меры буржуазного государства, посредством которых осуществляется его вмешательство в сферу «распоряжения средствами производства», в принципе сводятся к всесторонней помощи и поддержке монополий, к укреплению их экономического, а тем самым и политического господства.

Таким образом, интересы монополий и «всеобщие интересы», представителем которых выступает империалистическое государство, идентичны. Поэтому рабочий класс не может быть действительно заинтересован во всех этих мерах в условиях государственного монополизма. Он нуждается в ослаблении позиций монополистического капитализма, чего в рамках капитализма можно добиться лишь постепенно и в острой классовой борьбе с монополиями. Цель буржуазных утверждений о мнимой заинтересованности рабочих в оказании поддержки монополиям заключена в отвлечении рабочего класса от антимонополистической борьбы, так как последняя ведет в конечном счете к ликвидации монополий и всего государственно-монополистического капитализма.

В системе мероприятий империалистического государства, призванных устранить «разрушительные тенденции собственности», буржуазные правоведы отводят центральное место планированию и программированию. Вот почему в последние годы буржуазная правовая литература уделяет повышенное внимание именно этим вопросам. Современный этап развития капиталистического хозяйства провозглашается временем перехода «от отдельных регулирующих воздействий на экономику к ее всеобъемлющему планированию»16.

Постепенно планирование начали признавать и неолибералы, поборники рыночной экономики, которые до недавнего времени отклоняли любую форму планирования. Л. Эрхард полагал, что планирование и рыночная экономика несовместимы; теперь это его высказывание называют недоразумением. С помощью своих теоретических конструкций неолибералы пытаются совместить планирование с идеей рыночного хозяйства: «Планирование экономики и рыночная экономика не являются несовместимыми крайностями»17.

Согласно Кайзеру, план как институт правопорядка

124

должен не причинять ущерб «общественному порядку, основанному на свободе», но гарантировать его, так же как институт экспроприации не угрожает собственности как одному из основных прав, а, напротив, является условием ее обеспечения. Чтобы избежать недоразумения, Кайзер продолжает: «Оба понятия (планирование и экспроприация) ни в коей мере не идентичны, и там, где планирование ведет к экспроприации, охрана собственности действует в полном объеме»18. Это заявление выявляет границы планирования в условиях частной собственности. Подобным образом решает вопрос Форстхоф, который, хотя и рассматривает план как вмешательство в индивидуальную свободу и собственность, тем не менее приписывает ему задачу установления границ и условий для индивидуальной свободы и собственности19. Следовательно, с помощью средств планирования можно «вмешиваться» в собственность и свободу предпринимателя, и обе они сохраняются и укрепляются свободно в соответствии с принципом «планирование без планового хозяйства».

Некоторые авторы идут в своей характеристике сущности планирования при современном капитализме еще дальше и сами в большей или меньшей степени способствуют раскрытию сути своих воззрений. Например, Ватеркамп говорит, что в капиталистических странах «планирующая бюрократия… должна на государственном и частно-экономическом уровне во все возрастающей мере организовывать имеющие общественный характер производство и воспроизводство, чтобы вообще еще сохранять возможность частного присвоения результатов производства при нынешнем состоянии производительных сил»20. Такая аргументация примечательна тем, что она приближается к действительной целевой установке и истинной сущности планирования в условиях государственно-монополистического капитализма.

Социально-экономической сущности и цели буржуазного планирования соответствует и характер правовых форм, посредством которых империалистическое государство регулирует частный сектор экономики. Буржуазная правовая наука уделяет значительное внимание обсуждению характера правовых форм планирования. Несмотря на различие мнений по этому вопросу, буржуазные правоведы единодушны в том, что плановые акты высших органов государства вне государственного сектора, как правило, не являются юридически обязательными. Правовая необязательность государственных плановых мероприятий для

125

частнокапиталистического предприятия — их основополагающая характерная черта. В относящихся к этой сфере правовых актах речь идет о регулировании капиталистического рынка путем установления основных целей экономической политики и последовательности их достижения, которые имеют обязательную силу для государственного сектора экономики*.

Хотя у буржуазных теоретиков нет единого мнения по вопросам методов и объема правового и экономического вторжения империалистического государства в экономику, их воззрения тем не менее имеют общую теоретическую основу. Их общность проявляется наиболее наглядно в тех теоретических конструкциях, с помощью которых обосновывается государственное вмешательство в экономическую деятельность. Несмотря на различия, все варианты таких построений направлены прежде всего на апологию современного государственно-монополистического капитализма и системы частной собственности. Они защищают основополагающие политико-правовые принципы, на которых

* Отмечая ограниченность средств планового и иного воздействия буржуазного государства на преобладающий частный сектор экономики и рынка, их не следует недооценивать. Во-первых, государство обладает широкими возможностями косвенного воздействия на частную сферу путем регулирования цен, налогов, ставок банковского кредита, таможенных пошлин, ставя их размеры в зависимость от степени соблюдения частными предприятиями условий, определяемых государственной политикой, оказывая финансовую и иную помощь нуждающимся в ней фирмам и предприятиям или отказывая в такой помощи. Во-вторых, государственные органы имеют право прямого властного вмешательства в режим частной собственности, в деятельность предприятий, в рыночные отношения в определенных законом случаях (еще недавно имевших исключительный характер, но все чаше входящих в нормальную практику) в общих интересах господствующего класса (иногда под давлением народных масс), в различных целях — военных, санитарных, экологических, социальных и др. Наконец, в чрезвычайных ситуациях (войны, экономические и политические кризисы, а также стихийные бедствия и т. п.) сфера собственности, самостоятельность предприятий, свобода договоров и другие атрибуты «свободного рынка» резко сужаются и заменяются гораздо более широким государственным регулированием. В наше время степень государственного регулирования экономики довольно значительна и может быть усилена еще более. Чрезвычайными законами ФРГ от 24 августа 1965 г. о хозяйственном обеспечении, о водном хозяйстве, об обеспечении снабжения продукцией продовольственного, сельского и лесного хозяйства, а также лесной промышленности было предусмотрено на случай войны («в целях обороны») новое резкое усиление всестороннего государственно-монополистического регулирования экономики, связанное со значительными ограничениями прав собственности.

126

зиждется современная государственно-монополистическая система. При всех рассуждениях о «регулирующей» или «планирующей» роли империалистического государства эти авторы неизменно подчеркивают «необходимость» постоянно сохранять принцип частной собственности. В этом состоит дилемма буржуазной науки, пытающейся теоретически осмыслить государственное вмешательство в экономику. Ее представители, с одной стороны, отмечают необходимость государственного регулирования и планирования капиталистической экономики. С другой — требуют сохранения частной собственности — наиболее существенного препятствия для планомерного развития процессов производства и распределения.

Принцип частной собственности обычно отстаивают с позиций позитивного права, указывая на то, что право частной собственности — это институт, по своему характеру относящийся к числу «основных прав». «Собственность*, — пишет Ринк, — гарантирована как институт, следовательно, гарантировано также ее принципиально свободное использование. Всеобщее плановое хозяйство несовместимо с ней, поскольку в этом случае оно противоречило бы конституции»21. И далее: «Концентрация в руках государства не верна в социально-политическом смысле и несет в себе опасность злоупотребления»22.

В отдельных случаях буржуазные теоретики вполне открыто высказывают свои опасения перед возможным расширением сектора государственной собственности в капиталистическом хозяйстве. Так, Вертинг и Эльмерих предостерегающе пишут: «Капитализм стоит на частной собственности. Любое огосударствление сокращает основу его существования»23. Таковы реальные причины, вынуждающие буржуазных теоретиков в преобладающем большинстве своем занимать негативную позицию по вопросу буржуазной национализации, несмотря на то что государственное регулирование и вмешательства в частную экономику осуществляются принципиально в интересах могущественных монополий. Данная позиция — результат того, что собственность буржуазного государства как высшая форма обобществления при капитализме всегда представляет из себя потенциальную опасность для господствующей монополистической буржуазии. Существование госу-

* Имеются в виду все разновидности собственности, в том числе и прежде всего – частная собственность.

127

дарственной собственности показывает, что частная собственность, индивидуальная и частная инициатива не являются единственной и наиболее рациональной формой и возможностью хозяйствования. Кроме того, государственный сектор при определенных условиях может быть с большей легкостью, чем частный сектор, использован рабочими против монополий — в экономической борьбе за свои права и в политической борьбе против всей государственно-монополистической системы. Исходя из интересов сохранения существующей системы собственности, где преобладает частная монополистическая собственность, представители буржуазной правовой науки и практики дают очень ограниченное толкование конституционных и иных законодательных предписаний, формально допускающих национализацию. Планирующее и регулирующее вмешательство государства в сферу частной собственности может осуществляться, по мнению преобладающего большинства буржуазных теоретиков, только в границах принципа частной собственности. Соответственно и федеральное законодательство также вплоть до настоящего времени не использовало предписание ст. 15 конституции ФРГ, дающее возможность национализации. Напротив, развитие шло прямо противоположно. Такие гигантские предприятия, как заводы «Фольксваген», «Прейссаг» и «ФЕБА», как уже отмечалось, были приватизированы посредством закона. Это сделано явно к пользе частных монополий. Вот почему неудивительно, что буржуазная юридическая наука и практика, в том числе федеральный конституционный суд, оправдывают такой образ действий законодателя. Сказанное, однако, не означает, что монополистическая, буржуазия при определенных исторических условиях и в силу различных причин иногда не может быть заинтересована в огосударствлении отдельных отраслей экономики, в особенности осуществляемом под девизом: убыточное обобществляется, доходное остается частным24. В духе названных принципов некоторые буржуазные теоретики одобряют в настоящее время и передачу отдельных предприятий или отраслей экономики в руки государства25. В капиталистических странах, где сектор государственной собственности относительно мал, в рамках «реформирования» капитализма раздаются требования о расширении национализации. Так, Гэлбрейт в условиях США включает требование «социализации» в систему своих многочисленных предложений по реформе. Он предлагал огосударствить жилищное строительство, здравоохранение, транспорт и некото-

128

рые гигантские монополии военной промышленности26. Хотя мы в подробностях и не рассматриваем весь проект «реформ» в целом и предлагаемые в рамках этого проекта меры, тем не менее мотивы такого рода («социализации» в США вполне очевидны. С первого взгляда заметно, что такое огосударствление не противоречит интересам крупнейших монополий, поскольку оно касается или так называемых нерентабельных отраслей (транспорт, здравоохранение, жилищное строительство), или отраслей, в которых в интересах военно-промышленного комплекса необходимо централизованное государственное руководство. То же самое можно было бы сказать и об отраслях, в которых для разработки и испытаний новых видов оружия массового уничтожения требуются такие колоссальные средства, которые превышают возможности отдельных частных монополий*.

В буржуазной науке преобладающим является тезис о том, что государственное регулирование экономики не должно ограничивать или тем более вовсе устранять «свободу» предприятия или рынка. Государство подобной деятельностью якобы обязано создавать и поддерживать «равновесие» между конкурирующими субъектами хозяйствования. Чтобы этого достичь, нужно устранить или

* Особой формой собственности буржуазного государства является его земельная собственность. Во-первых, это в значительной мере номинальная принадлежность монарху или государству всех земель в стране (Великобритания, Канада, ряд штатов США и др.), теоретически связываемая с обширными государственными правомочиями по регулированию всех земельных отношений. Во-вторых, государственную собственность составляют земли, мало используемые или не используемые (горы, пустыни, тундра в США, 90% лесов Канады и т. п.), занятые военными базами, основными путями сообщения и т. п. В-третьих, это земли, освоение которых было произведено государством за его счет и обошлось очень дорого, особенно если необходима постоянная и дорогостоящая забота государства о них. Таково, например, исключительное право собственности государства на землю польдеров, т. е. осушенных и освоенных участков дна бывшего залива Зейдерзее в Нидерландах. С 1930 года осушено и освоено 4 польдера площадью более 1600 км2, а к концу XX века она должна возрасти до 2250 км2. Эти земли находятся под управлением государственных органов, передаются только в пользование крестьянским фермам, населенным пунктам, государственным предприятиям связи, гидротехнического строительства и т. д. В-четвертых, существует обширная практика временного и постоянного приобретения государством земель, принадлежащих частным лицам. Во многих странах активно обсуждается вопрос о национализации всей земли (подробнее см.: Земельное законодательство зарубежных стран М 1982 с. 365-370, 376-380, 382).

129

предотвратить несоразмерную концентрацию в экономике. Поэтому вновь выражается мнение, что эту задачу якобы выполняет так называемое антитрестовское, или антикартельное, законодательство. Все варианты этих теорий в конце концов приводят к тезису, согласно которому государственное регулирование и планирование экономики служат интересам всего общества, а следовательно, и интересам рабочего класса. Отсюда вытекает, что пролетарская революция стала как бы беспредметной.

Функция рассмотренных теоретических построений состоит в конечном счете в идейной борьбе против социалистического планового хозяйства, основывающегося на социалистической общественной собственности. Аргументация буржуазной науки, пытающейся опорочить социалистическую плановую экономику, имеет, два уровня. С одной стороны, продолжаются традиционные грубые и неприкрытые нападки на социалистическое экономическое планирование, которое обозначается — как «централизованная плановая экономика», «управляемая из центра экономика» или «командная экономика» и принципиально отклоняется, С другой стороны, под влиянием теории конвергенции буржуазные ученые указывают на возможность сближения между социалистической централизованной плановой экономикой и буржуазной «направляемой государством рыночной экономикой», правда, при условии отказа социалистического планирования от его «директивных» элементов. В своих атаках на социалистическое планирование экономики и социалистическую систему собственности буржуазная наука использует обе формы раздельно или в разных сочетаниях27, в зависимости от ситуации и требований идеологической борьбы между обеими общественными системами*.

Они нападают на «централизованно управляемую эко-

* Такая критика злонамеренно искажает реальное положение вещей. Изображая государственное управление социалистической экономикой как крайнюю форму бюрократического централизма, подавляющего любую инициативу снизу и лишающего низовые звенья экономики всякой хозяйственной и управленческой самостоятельности, авторы подобных сочинений «не замечают» ни теории, ни развивающейся практики демократического централизма, ни расширения компетенции местных органов власти и управления, ни укрепления хозрасчета и хозяйственной самостоятельности предприятий, ни мер, направленных на борьбу против бюрократических, местнических и ведомственных тенденций, ни укрепления демократических начал управления народным хозяйством, ни значительного места товарно-денежных отношений при социализме.

130

номику» социализма потому, что она якобы подчиняет интересы отдельного человека интересам всего общества только «путем насилия и непрерывного контроля», поскольку учреждение «хозяйственной бюрократии», по их мнению, влечет за собой ограничение или уничтожение индивидуальной свободы и предпринимательской инициативы и ведет к утрате «производительной силы» в экономике28. Так конструируется «модель» социалистической экономики, которая в действительности не существует. Социалистическая система хозяйства выдается за экономическую систему исключительно административного характера, в которой царят директивы государства, отсутствует материальный интерес, материальная ответственность и т. д. «Критика» общих основ социалистической экономической системы, и в частности социалистической собственности, не касается сущности реального социализма, а относится в конечном счете только к модели социализма, сконструированной самими буржуазными теоретиками29. В противовес социалистической экономической плановой экономике буржуазные теоретики выдвигают «направляемую государством рыночную экономику» и идеализируют ее. Она якобы не имеет недостатков «управляемой из центра экономики» и объединяет в себе преимущества рыночного хозяйства с достоинствами планирования. При ней якобы изменяется сама суть капитализма. Пример такого приукрашивания современного капитализма в ФРГ дает следующее рассуждение Ринка: «Экономический строй Федеративной республики сознательно избирает средний путь между свободой хозяйствующего гражданина и социальным формированием (экономики. — Ред.) государством, т. е. путь между коммунизмом и капитализмом»30. Согласно взглядам Ринка, изменения в хозяйственной системе ФРГ происходят в результате применения принципов империалистического хозяйственного права, т. е. принципов частной собственности, конкуренции, а также планирования и регулирования экономики. Однако тем самым этот видный представитель империалистического хозяйственного права лишь повторяет старый буржуазный и реформистский тезис о «третьем пути». Но для такого пути отсутствует всякое реальное основание. Он служит только расхваливанию системы государственно-монополистического господства в ФРГ. Одновременно утверждают, что на стороне капиталистического общественного порядка уже якобы существуют основополагающие предпосылки для сближения обеих общественных систем. Теперь, мол, оче-

131

редь социалистической системы создавать соответствующие предпосылки.

Если следовать этим намерениям буржуазных идеологов, то развитие обеих антагонистически противостоящих друг другу общественных систем должно якобы привести их к слиянию в новый строй, отличный от капитализма и социализма.

Под воздействием теории конвергенции в буржуазной литературе в последние годы все больше подчеркивается также мысль о том, что в обеих экономических системах планирование осуществляется по сходным принципам, стремясь к аналогичным целям. При этом исходят из ошибочной посылки, что планирование независимо от соответствующего общественного строя обусловлено высоким уровнем развития науки и техники. Ватеркамп утверждает: «Существуют формы экономического планирования и руководства, которые необходимы для управления сложными процессами высокоразвитого народного хозяйства, независимо от общественной системы». Он считает возможным сделать вывод, что осуществление плановых целей в обеих системах требует преодоления одинаковых препятствий: «Ориентированная в будущее политика должна при этом в каждой системе преодолеть враждебное отношение к планированию части населения и наивные представления о планировании преимущественно в среде самой бюрократии»31.

Гэлбрейт также подчеркивает мысль о конвергенции в связи с применением принципов планирования. Он писал, что невозможно игнорировать явную конвергенцию принципов планирования32. Как мы видим, буржуазная наука умышленно закрывает глаза на коренную противоположность между обеими общественными системами, порождаемую различиями их классовой структуры и отношений собственности. Разнообразные варианты теории конвергенции двух систем должны создавать прежде всего у рабочего класса капиталистических стран представление о ненужности борьбы против современной государственно-монополистической системы, поскольку де в условиях научно-технической революции как в капиталистическом, так и в социалистическом обществе посредством планирования должны решаться аналогичные проблемы, а обе системы на этой основе придут к «сближению».

Пороки теории собственности «направляемого» или «регулируемого» капитализма во многом очевидны. Ее критика опирается не только на множество теоретических аргу-

132

ментов, но и на общественные и экономические реалии буржуазных стран со всеми трудностями и недугами современного капитализма.

В связи с обсуждаемой концепцией особенно важно высказывание В. И. Ленина, «что едва ли найдется другой вопрос, столь запутанный умышленно и неумышленно представителями буржуазной науки, философии, юриспруденции, политической экономии и публицистики, как вопрос о государстве»33.

Классики марксизма-ленинизма убедительно доказали, что при капиталистических частнособственнических отношениях невозможно преодолеть стихийное влияние законов капитализма с помощью каких-либо государственных вмешательств, и прежде всего посредством актов планирования. Еще Ф. Энгельс указывал на то, что хозяйственная деятельность государства только обостряет основное противоречие между достигнутым уровнем развития производительных сил и частной собственностью на средства производства34. В. И. Ленин также отвергал как выдумку реформистов утверждение, что «плановый», или «направляемый», капитализм олицетворяет новое историческое качество. Он, в частности, отклонял концепцию Т. Рузвельта о государственном контроле над трестами и охарактеризовал ее как агитацию, проводимую с одной лишь целью — посредством этой реформы предотвратить опасность экспроприации капиталистов35.

С помощью планирования, регулирования и программирования не может быть преодолено коренное противоречие между общественным характером производства и частнокапиталистическим присвоением, если не ликвидирована частная собственность «аж основа структуры власти и экономики империализма. В. А. Туманов очень точно говорит по этому поводу: «Буржуазное программирование как один из элементов государственно-монополистического капитализма и выросшей на его основе экономической функции современного империалистического государства не основывается на господстве общественной собственности, не идет далее «гибкого дирижизма» и даже не посягает на основное противоречие капиталистической системы- противоречие между общественным производством и частным присвоением»36. Планомерное пропорциональное и стабильное развитие экономики и всего общества возможно только в условиях социалистической собственности на средства производства и политической власти рабочего класса.

133

Планирование, регулирование и программирование при капитализме как выражение объективных интеграционных тенденций, как порожденная мощным развитием производительных сил потребность осуществляются в рамках основного противоречия буржуазного общества. Одновременно эти тенденции и потребности свидетельствуют об объективном созревании материальных предпосылок для социализма.

Как и прежде, решающим фактором современного капитализма является материальный интерес монополистической буржуазии, воплощенный в частной собственности. Поэтому капитал всеми средствами старается укрепить эту материальную основу своей экономической и политической власти. Именно в нынешних изменяющихся внешних и внутренних условиях речь идет уже не только о спасении и укреплении положения отдельных монополий, но и о сохранении экономической системы империализма в целом. В споре с социализмом основное внимание уделяется вопросам его прочности и устойчивости. Этому соответствует также система правовых и внеправовых мероприятий империалистического государства, посредством которых оно в качестве представителя монополистической буржуазии вторгается в хозяйственные процессы. Буржуазная наука пытается истинную направленность указанных мер и действительные причины государственного вмешательства вуалировать абстрактным тезисом об ответственности государства за «общее экономическое развитие» и проведение в жизнь «экономических интересов всего общества».

Изменившиеся условия, в которых находится современный государственно-монополистический капитализм, одновременно позволяют объяснить факт отмечаемого в последние десятилетия постепенного изменения системы, объема, содержания и форм государственных вмешательств в экономику в ведущих капиталистических странах. Так, в начальный период государственно-монополистического капитализма практика развитых империалистических государств ограничивалась обусловленным кризисами краткосрочным вмешательством, направленным на поддержку отдельных монополий и содействием им. На более поздних этапах общего кризиса капитализма система государственных вмешательств постепенно распространилась, на другие области капиталистического воспроизводства. Активное воздействие оказывается на структуру производства, на оборот и распределение. Наряду с прежними вво-

134

дятся новые, более действенные экономические и юридические формы хозяйственного регулирования, в особенности рассчитанные на длительный срок. Помимо использования системы субсидий, налогов, кредитов, империалистическое государство пытается воздействовать на экономику также с помощью государственного бюджета, государственного сектора экономики, прогнозирования, планирования и различных других форм государственно-монополистического регулирования. Эти формы регулирования в широком масштабе осуществляются в ФРГ. Западногерманское империалистическое государство в настоящее время использует всю систему правовых инструментов «глобального управления экономикой»*.

Многие из таких мероприятий империалистического государства устанавливаются законом. Поэтому теория за-

* Таковы, например, правовые институты ФРГ: а) государственного надзора за экономикой, получения государственными органами информации о запасах сырья и продукции, мощностях и др., ведения статистики и т. д.; б) «нетипичного» государственного регулирования (помощь в капиталовложениях, премии за прекращение производства или строительства, влияние на развитие мощностей и др.); в) наложения запрета на заключение сделок собственниками определенных вещей, причем договоры их купли-продажи ничтожны, а добросовестное приобретение третьими лицами невозможно; г) допускаемого на случай чрезвычайных обстоятельств и серьезной нехватки отдельных товаров ограничения их поставки или вручения заказчику (покупателю). Основанием для вручения заказчику определенного количества такого товара служит наличие у него соответственного ордера (карточки); договоры на куплю-продажу такого товара действительны (кроме случаев их заключения с целью нарушить такой запрет), но их исполнение запрещено; д) регулирования отношений между производителями и властями: запрет производства определенных изделий сверх установленной квоты или требование об определенном увеличении их производства, иногда сопровождаемые предписаниями о применении конкретных методов производства, о соблюдении определенного качества продукции и т. п.; предписания производителям (или продавцам) о поставке определенным группам получателей установленного количества известного товара, в ряде случаев также с определением властями цены, качества товара, срока поставки и т. п.; е) принуждения (угрозой штрафа) к заключению договоров о продаже товара определенному или любому покупателю, причем в некоторых случаях власти определяют цену, а в других — и иные существенные элементы договора и т. д. (см.: Rinck G. Wirtschaftsrecth. Köln-Berlin (W) — Bonn-München, 1974, S. 75-86). Эти меры конкретизируются в законодательстве об отдельных отраслях народного хозяйства, о труде, о собственности на земельные участки, предприятия, о природопользовании и охране окружающей среды и др. Ряд мер подобного рода предусмотрен актами Европейского экономического сообщества. Усиление и расширение роли таких правовых институтов предусматривается на случаи войны, тяжелых кризисных ситуаций и т. д.

135

конодательства в согласии с практикой создала особую категорию так называемых «законов-мероприятий»37. В ФРГ государственно-монополистическое регулирование нашло свое концентрированное юридическое выражение в законе о способствовании стабильности и росту экономики от 8 июня 1967 г.38, который рассматривается как один из самых современных хозяйственных законов империалистических государств. Он содержит многообразные правовые инструменты для регулирования экономики, с помощью которых якобы должно быть обеспечено «общее экономическое равновесие», а именно стабильность цен, более высокий уровень занятости, равновесие во внешних экономических связям и рост экономики. Посредством этого закона взят курс на достижение цели, явно связанной с тезисом буржуазной науки о том, что государственные вмешательства должны воспрепятствовать «саморазрушительным тенденциям динамики собственности». Но если провозглашенные в законе цели должны быть достигнуты, то прежде нужно было бы устранить стихийность и анархию капиталистического способа производства, которые, однако, по своей сути лишь результат существования частной собственности. Значит, следует достичь чего-то, что в условиях системы частной собственности не может быть достигнуто или в лучшем случае может быть достигнуто лишь временно и частично.

Г. Нойман и Г. Рудольф писали о сущности и целях рассматриваемого закона: «Хотя меры государственно-правового регулирования и могут некоторое время отчасти сдерживать кризис или оттягивать его наступление в условиях капиталистической частной собственности и антагонистических классовых противоречий, они не в состоянии надолго воспрепятствовать дальнейшему обострению противоречий капитализма и ликвидировать общий кризис капитализма»39. Несмотря на иллюзорность провозглашенной цели, закон тем не менее создал довольно удобную правовую основу для оказания монополиям различного открытого и замаскированного материального содействия. Закон является, в частности, институциональным правовым основанием для прямого включения монополий в направляющую и планирующую деятельность государства на «общеэкономическом уровне». С его помощью ускоряется сращивание влиятельнейших монополий с органами монополистического государства.

Указанной цели служит, например, так называемое «концертированное действие», представляющее собой од-

136

ну из ключевых форм организационного характера, применяемых для практической реализации целей данного закона. Оно определено как «одновременное согласованное друг с другом поведение (концертированное действие) местных корпораций*, профсоюзов и союзов предприятий» (§3). В рамках «концертированного действия» федеральное правительство предоставляет его участникам «данные для ориентировки». Помимо того что монополии считают себя прямыми участниками процесса координации и взаимодействия между государством и экономикой, они хотят с помощью этого инструмента влиять прежде всего на профсоюзы, чтобы побуждать их к отказу от экономических требований, в частности о повышении заработной платы, от забастовок и т. п. Иногда буржуазные теоретики даже не скрывают это намерение. Так, Форстхоф считает «концертированное действие» таким «средством, которым можно дисциплинировать профсоюзы»40. Кайзер характеризует «притязание профсоюзов на проведение политики в области заработной платы посредством забастовки» как «мешающий этой системе фактор»41. Такова же аргументация Биденкопфа. Он поднимает вопрос о том, «социально адекватны» ли осуществляемые в интересах рабочих меры профсоюзов, если они противоречат результатам дискуссии о «концертированном действии»42. Нет сомнения, что представители монополий совместно с государственной /бюрократией занимают доминирующее положение в рамках «концертированного действия». Буржуазная наука выдавала указанную форму сотрудничества, как и другие специфические организационные формы взаимодействия государственных органов (их консультативных или вспомогательных советов, специальных комитетов и комиссий) и монополистических объединений, за выражение «демократизации регулирования и программирования экономики», хотя это и противоречит действительности. Объединения монополий таким способом фактически осуществляют сильное влияние на государственное регулирование экономики, но для них согласия и разногласия, имевшие место в рамках названных организационных форм, не порождают никаких правовых обязанностей. Таково общее мнение буржуазных правоведов43. Для монополистических объединений это особенное преимущество,

* Имеются в виду органы местного самоуправления (муниципалитеты), так называемые «территориальные коллективы» граждан и иные органы власти на местах.

137

поскольку позволяет им воздействовать на государственное руководство экономикой, не неся никакой ответственности за реализацию согласованных договоренностей.

Правящие монополии используют преимущества, вытекающие для них из правовых форм планирования, для создания дополнительных возможностей перераспределения национального дохода44. Типичным правовым инструментом, посредством которого достигаются указанные цели, является так называемый договор планирования. Этот договор публично-правового характера заключается государством или государственными органами с монополистическими предприятиями (или группами монополий) с намерением достичь определенных целей экономической политики, установленных империалистическим государством. Заключение договоров такого рода необходимо, ибо определенные государственными планами целевые установки не обязательны для частного сектора. Государство же рассматривается как несущее правовую обязанность и ответственность перед частными предприятиями за реализацию поставленных им задач. На этом основана и теоретическая конструкция «договора планирования». Поэтому, согласно буржуазной теории и практике, из невыполнения или изменения запланированных условий или наметок государством вытекает так называемое гарантирующее план притязание (Plangewahrleistungsanspruch) со стороны «пострадавшего от плана предприятия, — которое доверчиво приняло участие в нормируемом планировании». При таких обстоятельствах из договорных или как бы договорных отношений государства к хозяйственным предприятиям вытекают определенные односторонние притязания частных монополий к государству по поводу возмещения убытков, причиненных планом.

Цель договорного взаимодействия между капиталом и государственной бюрократией очевидна; таким путем монополии пытаются получить из государственных ресурсов дополнительные средства, которые в значительной мере предоставляются налогоплательщиками. Фактически указанные юридические возможности находятся в распоряжении не всех частных предпринимателей, а только наиболее крупных и могущественных монополий. Так, X. Д. Фангман констатирует, что договор планирования по своей концепции скроен лишь для «избранных», немногочисленных компаний, а вовсе не для каждого капиталиста, как это еще было с договором мены при капитализме периода свободной конкуренции. В другом месте он отмечает, что «притя-

138

зание, гарантирующее план», оказывается «инструментом большого капитала»: «Ни разу еще имеющаяся группа средних и мелких предпринимателей не могла бы в соответствии с такой конструкцией успешно сослаться на эту гарантию плана»45. Тем самым исчерпывающе объясняются характер, сущность и функции таких юридических средств, как договор планирования и «притязание, гарантирующее план». Материальным интересам монополий, усилению позиций их собственности и сохранению экономической системы государственно-монополистического капитализма особенно эффективно служат средства «регулирования и ориентировки» экономики, а именно система налогов, государственный бюджет и государственный сектор экономики. С их помощью происходит перераспределение национального дохода. Посредством системы налогов монополиям предоставляются различные налоговые преимущества, например при преобразованиях и слияниях предприятий. Монополии используют в своих интересах и такие виды налогов, как налог на прибавочную стоимость. Значительная часть государственного бюджета (в ФРГ — около одной трети) ассигнуется на прямые и непрямые субсидии, кредиты и другие меры поддержки частного сектора, и прежде всего монополий. Нельзя забывать, что эти источники финансов также образуются из налогов, взимаемых с наемных работников.

Огосударствленные отрасли экономики и общественные организации выполняют, как правило, задачи создания для частного сектора преимущественных экономических условий путем привлечения дополнительных и вспомогательных средств. Так, частные монополии используют железнодорожный транспорт, энергетику, государственную систему образования и др., финансируемые за счет государственного бюджета.

Даже в тех империалистических странах, где государство путем национализации стало собственником более значительной, нежели в ФРГ, собственности на средства производства, однозначно преобладает собственность частных монополий.

Из вышесказанного следует, что, осуществляя планирование, регулирование и программирование экономики, \ империалистическое государство действует не в интересах}. всех граждан, а в интересах капиталистов или господствующих групп монополий. В пользу эксплуатируемых оно предпринимает какие-либо меры лишь тогда, когда рабочий класс путем забастовок или других форм борьбы вы-

139

нуждает его пойти на определенные уступки. Слова В. И. Ленина о том, что предпосылкой для реализации руководства народным хозяйством в интересах всего общества является ликвидация частной собственности на средства производства и ее революционная замена социалистической собственностью, как и прежде, в высшей степени актуальны46.

Концепция собственности в теориях «направляемого» и «регулируемого» капитализма убедительней всего опровергается общественно-экономическими реалиями современного капитализма: в системе «планируемого» капитализма дело снова доходит до тяжелых экономических кризисов. В настоящее время общий и циклический кризисы капитализма соединяются друг с другом, что сопровождается падением производства, инфляцией и массовой безработицей. Однако и в периоды относительного «процветания» капитализма сохраняются нищета и значительная безработица среди трудящихся. Эти постоянные пороки капиталистического' существа — однозначное доказательство необоснованности утверждений буржуазных теоретиков о «направляемом», «планируемом» и «бескризисном» капитализме. «Под впечатлением этого развития немеют все пророки длительного процветания капитализма. Их теории «общества благоденствия», «реформируемого капитализма» были разрушены суровой действительностью. Все модели бескризисного капиталистического общества оказались неверными». И наоборот, ленинский анализ сегодня справедлив больше чем когда-либо: империализм есть умирающий, паразитирующий, загнивающий капитализм47.