2. Общая характеристика судопроизводства в мировом суде (суммарный процесс)

Судебная реформа упорядочила и основательно переработала все российское судо­производство. Феодальная тяжеловесность и запутанность уступали место строгой сис­теме и ясности. В дореформенный период дела, подсудные мировому суду, ведались семью различными учреждениями. В Москве в год производилось ими всеми около 8000 дел (примерно 2000 гражданских и 6000 уголовных). В 1890 г. у мировых судей столицы было возбуждено уже 66987 дел (38137 гражданских, 28850 уголовных), т.е. за двадцать пять лет количество дел возросло более чем в восемь раз, тогда как население Москвы увеличилось за этот срок только в два раза1. Министр юстиции Д.Н. Замятнин в годовом всеподданнейшем отчете по министерству за 1866 год писал о том, что со времени открытия мировых судов там было возбуждено громадное число таких уго­ловных дел и гражданских исков, которые или по своей малоценности, или по отсутст­вию у истцов формальных доказательств в прежних судах вовсе не возникали. Мировые судьи сразу же столкнулись с огромной нагрузкой: в первые полгода деятельности на каждого пришлось примерно 2000 (!) дел: с 17 мая по 17 ноября 1866 г. в 28 миро-

1 См.: Джаншиев Г.А. Указ. соч. С. 463.

74

вых участках Санкт-Петербурга было возбуждено 56144 дела, из них решено и прекра­щено миром 44770. В 17 мировых участках Москвы за тот же период эти цифры соста­вили 31608 и 17171 дело соответственно. Всезнающая статистика также показала, что в период с 1866 по 1890 г. мировые судьи решили 1368546 дел (приблизительно 55000 дел в год)1.

Согласно Судебным уставам 20 ноября 1864 г., в суммарном процессе, в отличие от общего, отсутствовала письменная стадия ( предварительный обмен бумагами между сторонами), а устное разбирательство претерпело некоторые упрощения.

Ранее уже упоминалось, что нормы “мирового процессуального кодекса” носили специальный характер. В то же время мировой судья не имел четких границ допусти­мости применения общего устава в случае пробела. Лаконичность статей уставов, ко­торая многими признавалась их достоинством после мелочной феодальной регламента­ции, была даже излишней и вылилась в серьезные изъяны юридической техники.

Чтобы проиллюстрировать сказанное, сравним две гражданско-процессуальные ста­тьи: из Уставагражданского судопроизводства 1864г . и Гражданско-процессуального ко­декса РСФСР 1964г .2.

Статья 80 УГС: “Случаи, в которых мировой судья встретит в порядке судопро­изводства какое-либо затруднение, разрешаются им по соображении постановлений, изложенных в сей книге, с подробными правилами судопроизводства в общих судебных местах”.

Часть 1 статьи 232 ГПК РСФСР: “ Дела, возникающие из административно-правовых отношений, рассматриваются судами по правилам настоящего Кодекса, с теми изъятиями и дополнениями, которые установлены законодательством Союза ССР и РСФСР”.

1              См. там же. С. 463-464.

2              Гражданский процессуальный кодекс РСФСР. С изм. и доп. на 1.03.96. М., 1996.

75

Конструкция ст. 80 УГС делает указание на аналогию закона, т.е. на достаточно оценочное понятие. Такую позицию законодателя подтверждали и соответствующие решения Сената 1868 и 1876 гг., пояснявшие, что тогда, когда имеются специальные постановления – именно они и должны применяться в той части, которой не препятст­вуют особенности порядка производства, установленные исключительно для мирового суда1. Напротив, ч. 1 ст. 232 ГПК РСФСР носит более определенный, ссылочно-бланкетный характер, что исключает аналогию, а значит – и действия судьи по усмот­рению. Как общий результат – не страдает законность, единообразна практика.

Итак, перейдем к общей характеристике мирового судопроизводства и его основ­ным институтам.

Разбирательство в мировом суде проходило “изустно и публично”, по возможности – в одно заседание (ст. с т. 70 УГС, 88 УУС). Устность разбирательства предполагала пре­жде всего то, что мировой судья не имел права требовать от участников процесса ка­ких-либо письменных объяснений (хотя они могли их подать): все происходило на сло­вах и тут же протоколировалось. Нарушением закона и основанием для обжалования Сенат считал чтение стороной своих объяснений, замену допросов и объясненийпись-менными показаниями, протоколами из других дел и т.п. (реш. №357, 1867г .; № 74, 1868 г.; № 977, 1873г .; № 158, 1874г .; № 315, 1874г .; № 231, 1875г . и др.). В порядке исключения допускалось прочитывать на суде протоколы иных следственных действий (осмотров, освидетельствований), протоколы допросовсвидетелей, не явившихся на заседание по уважительной причине, или дающихпротиворечивые показания, или утверждающих о забывчивос.ти

Закрытые заседания могли проводиться тогда, когда это касалось личной жизни сторон (например, по делам “о проступках против прав семейственных, об оскорблении женской чести” и т.п.) и в любых других случаях по просьбе обеих сторон – по делам частного обвинения и гражданским делам. И это справед-

1 См.: Анненков К. Опыт комментария к Уставу гражданского судопроизводства. СПб., 1887. Т. 6. С. 3.

76

ливо, так как права человека на неприкосновенность частной жизни, личную тайну, честь и достоинство должны уважаться всегда и везде. Закрытое судебное заседание должно проводиться в том случае, если стороны не пожелают предавать огласке ход и результат процесса.

Судоговорение проходило, конечно же, на русском языке. Закон предусматривал, но не регламентировал сколько-нибудь подробно предоставление услуг переводчика. На практике было, например, так: разбирая гражданское дело, судья, выслушав объяс­нения истицы, немки по национальности, плохо владевшей русским языком, спросил у нее, не требуется ли ей переводчик; получив утвердительный ответ, судья обратился к публике; вышел не кончивший курса студент, его фамилию записали в протокол, и процесс пошел своим чередом1. Камеры мировых судей, надо сказать, всегда были за­полнены публикой ( разумеется, если не проходил закрытый процесс): это были пре­имущественно занятые в назначенных на тот день делах лица, ожидающие своей оче­реди; частыми гостями были и журналисты, пишущие на судебные темы, да и просто любопытствующие.

Подробнее остановимся на мировом соглашении, или, по дореволюционной рос­сийской юридической терминологии, – мировой сделке.

Есть основания назвать примирение одним из принципов российского судопроиз­водства. Он постоянно подчеркивался законом как для общих, так и для мировых су­дов. Что касается последних, это вытекает и из общей теоретической концепции о “су­дье совести” и “хранителе мира”: “Меры для склонения тяжущихся к примирению ми­ровой судья обязан принимать и во время производства дела и только в случае неуспе­ха приступать к постановлению решения” (ст. ст. 71 УГС, 120 УУС); “На председателе съезда лежит обязанность склонять тяжущихся к миру” (ст. 177 УГС) и т.п. (выделено везде мной. – С. Л.). Нарушение данных положений являлось поводом к обжалованию судебного решения или приговора.

1 См.: Нос А.Е. Указ. соч. Кн. 1. С. 91 - 92.

77

Говоря о мировой сделке, российские юристы имели в виду буквальное значение этого слова, применяя к мировому соглашению все признаки сделки как института права: “Мировая сделка – такой договор, которым стороны прекращают или спор уже возникший, или могущий возникнуть в будущем, с целью предупреждения его возбуж­дения” (Сенат, реш. № 27, 1881 г.)1. В этом определении, заимствованном, кстати, из Кодекса Наполеона, мы видим даже мировую сделку, заключенную на будущее (“фью­черсную”), вообще неизвестную современному законодательству.

Объектом мировой сделки признавалось материальное право, которое являлось и объектом иска (жалобы) – т.е. спора, настоящего и будущего. Но объектом не могло быть такое право, которым затрагивался какой-либо публичный интерес или неотчуж­даемые личные права, сделки по которым недопустимы.

Субъектами мировой сделки являлись в принципе любые физические и юридиче­ские лица, за исключением казенных управлений, т.е. ведомств, связанных с интереса­ми правительства, двора, казны, церкви. Таким образом, мировые сделки по поводу, например, налоговых отношений с государством были невозможны.

Дело, законченное миром, не могло быть возобновлено ни самими сторонами, ни их правопреемниками. Мировую сделку можно было заключить и с одним из соистцов (соответчиков), отдельно от других.

Сенат рядом своих решений (№ 61, 1870 г.; № 530, 1875 г.; № 27, 1881 г.) еще более расширил права сторон по заключению мировой сделки: она была возможна “как во время производства по делу, так и по постановлении о нем решения, которое мировой сделкой и уничтожается; даже и в том случае, когда бы решение вступило в законную силу; при производстве по таким делам, которые являются неподсудными тому суду, которому они предъявлены по роду дела, до постановления этим судом определения о прекращении производства по делу по его непод-

1 Анненков К. Указ. соч. С. 226.

78

судности”1. По решению Сената № 22, 1882 г. в мировых судах дело могло прекра­щаться мировой сделкой и по обращении решения (приговора) к исполнению. Как ви­дим, юридическая сила мировой сделки ставилась выше силы судебного решения!

Уступки сторон, сделанные при соглашении их на примирение по гражданскому делу, не имели для них обязательной силы, если мировая сделка почему-либо не со­стоялась (ст. 1365УГС).

Необходимо признать, что институт мирового соглашения недостаточно разрабо­тан в российском законодательстве. Тем убедительнее можно поставить вопрос о том, чтобы заняться данной проблемой всерьез, в том числе и на теоретическом, научном уровне. Но это выходит за рамки настоящей работы.

Чтобы закончить речь о мировом соглашении, приведем одну иллюстрацию из су­дебной практики российского мирового суда2.

Это уголовное дело слушалось у мирового судьи Яузского участка Москвы 17 мар­та 1867 г. Жена жаловалась на мужа, что он нанес ей побои, “произвел буйство” в ее доме и самовольно взял у нее часть приданого: столовое серебро ( полторы дюжины ложек, три солонки и рожок), енотовую шубу, – и вещи эти заложил. Приданое по за­конодательству России того времени считалось собственностью жены, поэтому неза­дачливый супруг обвинялся, ни много, ни мало, в краже и растрате чужого имущества. Он во всем признался, в своих объяснениях показал, что нуждался в деньгах, чтобы съездить в Петербург, к братьям. Он спрашивал у жены разрешения воспользоваться ее приданым, но она не позволила, да он всё равно взял. Заложил только серебро, шуба лежит у него: “Я сейчас с нею же и пойду... заложу шубу и выкуплю вещи”. После дол­гих увещеваний судьи жена соглашается на мировую, в условиях которой записано, что супруг обязывается, по требованию своей жены, выкупить заложенное серебро и впредь “вести себя прилично: не драться и не буянить”. При неисполнении этих усло­вий судебное преследование возобновится, и он будет подвергнут уголовному наказа­нию.

1              Там же. С. 229.

2              См.: Нос А.Е. Указ. соч. Кн. 2. С. 60 - 62.

79

Вот так и выглядела типичная мировая сделка.

Участники процесса. Помимо судьи (в мировом съезде – не менее трех судей) в зале находились секретарь, судебный пристав и священник. Секретарь вел протоколы, помогал судье ориентироваться в бумажных вопросах ( всем ли вручены повестки и т.п.). Через судебного пристава судья приглашал стороны, свидетелей и других лиц для дачи показаний суду, удалял свидетелей из зала (пристав должен был разместить их по­том в отдельных комнатах, как требовал закон), наводил порядок в камере во время за­седания. Священник приводил свидетелей к присяге. Присягать и подписывать при­сяжный лист надо было в соответствии с вероисповеданием, поэтому в уставах говори­лось, что присутствовать должны служители разных культов, если это требуется. Суды обходились обычно одним православным священником, поскольку другие нужны были крайне редко, кроме того, уставы предоставляли право судьям самим приводить к при­сяге свидетелей, если отсутствует духовное лицо, и этим правом часто пользовались.

В заседаниях мирового съезда в обязательном порядке участвовал товарищ проку­рора окружного суда. Но он не являлся активным участником процесса, представляю­щим и исследующим доказательства, на что управомочивают его современные россий­ские процессуальные кодексы. Нет, это право полностью принадлежало лишь сторо­нам. Товарищ прокурора находился над спором, выступая как хранитель законности. Осуществляя функцию надзора, он давал заключение по делу ( ст. 58 УСУ), которое, впрочем, для съезда не имело обязательного характера.

Стороны (истец – ответчик, обвинитель – обвиняемый) участвовали в деле как лич­но, так и через своих представителей (поверенных). Сторонами могли быть как частные лица, так и государственные учреждения (полиция, казенные управления, любое при­сутственное место). Обратим внимание на то, что поверенный мог окончить дело ми­ром, даже если об этом не было упомянуто в доверенности (ст. ст. 48 УГС, 44 УУС). Вот он, принцип примирения, в действии.

80

В состязательном процессе мировой судья играл пассивную роль, основывая свое решение на доказательствах, представленных сторонами. На получение необходимых для решения дела справок или копий документа он мог выдавать тяжущемуся, по его просьбе, свидетельство о том, что такая-то бумага действительно нужна и к такому-то сроку. В 1877 г. Сенат специально заметил в одном из своих решений (№ 256), что “ис­требование мировым судьей самим справок может быть почитаемо за несущественное нарушение обрядов судопроизводства, но права самомуистребовать документы мировой судья, конечно ж е, не имеет”1.

В то же время рецидивы теории формальных доказательств в гражданском процес­се просматриваются в Судебных уставах достаточно ясно. Письменные доказательства “весили” больше словесных, во всяком случае, содержание письменных документов, установленным порядком совершенных и засвидетельствованных, не могло быть, за немногими исключениями, опровергнуто показаниями свидетелей ( ст. ст. 106, 410 УГС). Письменное или словесное признание также не требовало иных доказательств (ст. ст. 112-114 УГС). А о юридической важности присяги как доказательства в граж­данском процессе говорит, к примеру, такое указание закона: сторонам дозволялось просить судью о разрешении их дела на основании присяги, принимаемой одной из сторон, по взаимному соглашению (ст. ст. 115-116 УГС).

И в гражданском, и в уголовном процессе мировые судьи имели право на проведе­ние ряда следственных действий (осмотра, освидетельствования, обыска, выемки) при участии тяжущихся, двух “достоверных свидетелей” (понятых) и, при необходимости, “сведущих людей” ( специалистов). И если в общем судопроизводстве эти действия имели лишь статус способа проверки доказательств, в мировых судах они становились полноправными доказательствами. В рассматриваемый нами период, однако, удельный вес добытых таким путем доказательств был невелик, в том числе и ввиду низкого уровня развития криминалистики: ведь кабинеты судебной экспертизы, оснащенные специальным оборудованием, появились в России только в 1912 г.

1 Анненков К. Указ. соч. С. 89.

81

лишь в крупнейших городах. Тем не менее данные положения закона противоречили одному из основных принципов состязательного процесса – пассивной роли суда в сборе доказательств. Вызвано это было объективной причиной: стадия подготовки дела (дознания, следствия) зачастую выпадала в мировом судопроизводстве, ибо изначально считалась факультативной. Отсюда – сбор доказательств указанными способами был неизбежен, причем уже в ходе судебного процесса. Преимуществом в осуществлении этих следственных действий все же обладала полиция – по поручению мирового судьи. Но случалось и так, что у полиции не хватало на это ни сил, ни времени, особенно в сельской местности. Поэтому брать на себя эти обязанности приходилось мировому судье. В общих судах подобные следственные действия всегда носили вторичный ха­рактер и лишь служили проверкой доказательств, собранных судебным следователем. Мировые суды такого себе позволить не могли. Однако делать на этом основании вы­вод, что в мировом судье соединялись и следователь, и судья, и обвинитель, думается, неправомерно. Проведение следственных действий судом допускается и ныне дейст­вующим законодательством.

Широко применялась мировыми судьями и очная ставка, практически не исполь­зуемая ныне в стадии судебного разбирательства.

Различали свидетелей истца (обвинителя) и свидетелей ответчика (обвиняемого). К свидетелям также приравнивались понятые и “сведущие люди”.

По общему правилу, показания давались под присягой. В любом случае не прися­гали: малолетние до 14 лет, отлученные от церкви, слабоумные лица. В мировом суде (в отличие от общих) допускалось, в строго определенных случаях, освобождение сви­детелей от присяги. В гражданском процессе требовалось еще и обоюдное согласие тя­жущихся на это, в противном случае свидетель от дачи показаний устранялся вообще. Тяжущийся мог отводить свидетелей противной стороны от дачи показаний (родствен­ников, опекунов и т.п.). Причем отводы должны были

82

быть предъявлены до приведения свидетелей к присяге либо до отобрания показания, если таковое дается без присяги. Данное положение содержалостьолько в статьях мирово­го устава (ст. с т. 84-87УГС, 93-99УУС).

В отличие от общих судов, мировой судья не был обязан объяснять в протоколе ос­нования, по которым свидетельские показания вообще были приняты за доказательст­ва.

Основания для отвода (“устранения”) мировых судей были традиционны: родство с участниками процесса (по прямой линии – без ограничения степеней, а по боковой – до четвертой степени родства), свойство до третьей степени, участие в деле, иная прямая или косвенная заинтересованность. Конкретный список поводов был шире, нежели в общих судах. Судья обязан был устраниться сам или подчиниться требованию хотя бы одной из сторон. Процедура в гражданском и уголовном уставах судопроизводства бы­ла различной.

По УГС, если мировой судья считал поводы недостаточными, а тяжущийся настаи­вал, то не позднее двух дней со времени принятия дела к производству, судья со свои­ми объяснениями представлял разрешить конфликт мировому съезду, если его заседа­ния уже начались или должны были начаться в течение недели. Если до начала сессии съезда оставалось еще много времени, дело немедленно передавалось другому мирово­му судье, который заранее назначался для подобных случаев, а между тем вопрос о своем устранении мировой судья представлял съезду в первое же заседание, где он рас­сматривался без участия отводимого судьи (ст. 199 УГС). Несколько мудреный поря­док, но он тем не менее преодолевал (причем оперативно) единоличность в принятии судьей решения о своем устранении. Именно это и привлекает, поскольку максимально освобождает от субъективизма, опасность возникновения которого крайне велика в данной ситуации. В то же время, по смыслу ст. 199 УГС, решение мирового съезда по отводу, когда дело уже было передано другому судье, носило чисто формальный харак­тер и фактически не имело юридического значения, поскольку возврат дела был уже в большинстве случаев невозможен из-за скоротечности мирового судопроизводства.

83

В УУС ст. 87 говорила лишь о том, что в случае законных причин отвода дело пе­редается другому мировому судье, который будет заранее назначен. Действия судьи, конечно, могли быть обжалованы (тут, как видим, решение принималось единолично), но подать частную жалобу по этому поводу, как будет ясно из дальнейшего, было не так просто.

По-разному можно отнестись и к тому, что на случаи устранения существовал гра­фик замещения судей. С одной стороны, дело не “повисало” в воздухе из-за проблем, связанных с нагрузкой, с другой стороны, – заранее был известен человек, к которому поступит спор, и это могло служить поводом к различным уловкам и злоупотреблени­ям.

Был в процедуре устранения и еще один нюанс. Истец (обвинитель) мог заявить об отводе только в момент подачи иска ( жалобы), а ответчик ( обвиняемый) – не позже своей первой явки в суд. Сенат разъяснял, что последнее необходимо понимать как первое заседание по делу и обязательно – до начала рассмотрения дела по существу, причем не могло считаться первым заседанием то, в котором сторона не имела возмож­ности присутствовать и когда состоялось заочное решение, кроме случаев, когда ответ­чик не смог явиться вследствие неполучения повестки или в результате действия не­преодолимой силы (ст. ст. 196 УГС, 86 УУС; Сенат, реш. № 1474, 1870 г.; № 327, 1872 г.). В мировом съезде ходатайство об устранении судьи должно было быть подано до открытия заседания по делу. Если поводы для отвода возникали уже во время разбира­тельства дела, стороны могли заявить об устранении в любое время.

Такой порядок заявления отводов ставил стороны в неравноеположение и был впо­следствии все же исправлен, но – годы спуст.я

Заявления (иски, жалобы) подавались мировому судье в письменной или устной форме, в отличие от общих судов, где предусматривалась только письменная форма. В устной форме допускались также встречные иски и частные требования.

Словесная просьба записывалась судьей, а чаще – секретарем, в специальную книгу (на практике это был обычно отдельный протокол – первый лист в деле), прочитыва­лась заявителю и

84

подписывалась последним, “если он грамотный” (ст. ст. 51 УГС, 43 УУС). Если прось­ба рассмотрению не подлежала, она все равно фиксировалась в книге с соответствую­щей резолюцией, и по желанию заявителя, ему выдавалось на сей счет письменное удо­стоверение.

Заявление должно было содержать определенные реквизиты (наименование сторон, суть требований и т.д.). Просьбы должны были приниматься везде и во всякое время, говорилось в УСУ (ст. 41), в присутственные и неприсутственные дни, и даже по почте (Сенат, реш. № 575, 1870 г.; № 750, 1874 г.). В последнем случае подпись заявителя удостоверялась полицией.

Мы уже имели возможность видеть, что распорядок дня мировых судей уделял процедуре принятия просьб 1-2 часа. А если случалось так, что спорщики приходили к судье вместе, дело начиналось слушаться тут же, не откладывая.

Что касается апелляционной и кассационной жалоб, они подавались только в пись­менной форме.

Как оценивать устную форму заявления? В дореволюционной России она была вы­звана неграмотностью нижних (да и средних отчасти) слоев населения – основных кли­ентов мирового суда – и желанием ускорить процедуру рассмотрения дел, уйти от не­нужной бумажной волокиты. В то время устная форма свое назначение оправдывала. Но и в наши дни мы имеем проблемы с правовой неграмотностью граждан и с судебной волокитой. Сумма затрат (интеллектуальных и материальных) по подготовке дела к его рассмотрению вполне может превысить масштабы самого малозначительного спора. Это подтолкнет стороны разрешать его не в суде, а иным способом, в том числе – и не­правовым. Поэтому, как представляется, принять во внимание и внедрить институт устного заявления как альтернативу письменной форме ( пусть и не повсеместно, а лишь в мировых судах, может быть, и не по всем категориям подсудных дел) было бы полезно.

Решения ( приговоры) мировых судей подразделялись на окончательные и не­окончательные. Окончательные решения не подлежали апелляции, а могли быть обжа­лованы только в кассационном порядке мировому съезду. Они вступали в силу сразу

85

по провозглашении и немедленно обращались к исполнению. Неокончательные реше­ния могли пройти весь путь по инстанциям: апелляция в мировой съезд, затем кассация в Сенат. Все решения мирового съезда были окончательными.

Критерии окончательности-неокончательности устанавливались законом в зависи­мости от масштаба разрешаемого дела. В общих судах решения нижней инстанции (ок­ружных судов) всегда были неокончательными, здесь же, в мировом судопроизводстве, мы наблюдаем частичное сокращение количества судебных инстанций для единолич­ных мировых судей и в этом – одна из особенностей суммарного процесса в российских мировых судах. Особо укажем, что такое сокращение позволяет еще более разгрузить суды от массы малозначительных дел, сразу обращать решение к исполнению.

Решения записывались судьей или в особый, по каждому делу, протокол, или в од­ну общую книгу – так требовали уставы. Книга, впрочем, не прижилась – неудобна. На практике заносили решение в общий протокол либо, как и в общих судах, составляли отдельный акт. Сразу по окончании дела провозглашалась лишь краткая резолюция – сроки для обжалования исчислялись именно с этого момента. Для изложения решения в окончательной форме судьям давалось три дня (для сравнения: в общих судах – две недели).

Имел место в мировом судопроизводстве и институт заочного решения. Оно мог­ло быть в установленном порядке отозвано ответчиком. Отзыв – не обжалование, а особый институт, дополнительная гарантия прав ответчика.

Итак, как проходил отзыв (ст. ст. 151-153 УГС, 133-140 УУС). В течение двух не­дель со дня вручения копии заочного решения (сравните: в общих судах по граждан­ским делам – один месяц) ответчик имел право обратиться к мировому судье с прось­бой, которую последний безусловно обязан был принять, о вызове истца (обвинителя) и о новом рассмотрении дела. Заочное решение с этого момента признавалось недействи­тельным, дело возвращалось в первоначальное положение, процесс начинался заново. Если ответчик снова не являлся на заседание по

86

неуважительной причине, прежнее решение оставлялось в силе, и против него отзыва уже не допускалось. И первое, и второезаочные решения могли обжаловаться сторона­ми в мировом съезд.е

Итак, ответчик имел выбор: либо согласиться с заочным решением, либо отозвать его, либо подать апелляционную (или кассационную, если решение было окончатель­ным) жалобу. Причем закон предоставлял право отзыва лишь однажды, и если ответчик вновь показывал отсутствие заинтересованности, беспричинно игнорируя судебное разбирательство, мировому судье ничего не оставалось делать как подтвердить – и со­вершенно справедливо – свое предыдущее решение. Отзывное производство заставляло обе стороны соблюдать дисциплину: ответчика – в силу только что сказанного, а истца – в связи с тем, что при его неуважительной неявке дело прекращалось производством вообщ.е

Заочное решение в течение долгого времени имело у нас репутацию неправосудно­го. В этом утверждении есть доля истины, поскольку в заочных процессах исчезает один из основополагающих принципов судопроизводства – состязательность. Тем не менее именно в системе мировой юстиции институт заочного решения – как раз на сво­ем месте, ибо многократное откладывание дела в случае неявки сторон совершенно не­приемлемо по отношению к делам мировой юрисдикции, так как они требуют как мож­но более скорого разбирательства в силу своей сиюминутной актуальности. Сюда же можно добавить и издержки, растущие пропорционально времени рассмотрения дела.

Решения (приговоры) исполнялись через судебных приставов, полицию или мест­ные власти. По неокончательным решениям ( кроме исков казенных управлений) до­пускалось предварительное исполнение ( т.е. до окончания сроков обжалования), но только по просьбе стороны и в ограниченном количестве случаев: когда взыскание об­ращалось по акту, который был совершен крепостным или явочным порядком и не ос­порен в подлинности и т.д. Общие суды в этой области действовали свободнее: реше­ния по гражданским делам могли исполняться предварительно по усмотрению суда. Возможна была и отсрочка исполнения и, в отличие от общих судов, рассрочка.

87

Мировые судьи не были обязаны составлять общий протокол, в котором фиксиро­валось бы все производство от буквы до буквы. Закон требовал лишь записи жалоб и решений по ним. Так что по смыслу уставов мировой суд не был судом письменного производства. Тем не менее “ Наказы” столичных мировых съездов, например, требо­вали, чтобы каждое действие мирового судьи оставляло свой след в делопроизводстве (Моск. нак., ст. 16; СПб. нак., ст. 21)1. Поэтому составлялись так называемые частные протоколы: допросов свидетелей и объяснений сторон, протоколы других следствен­ных действий (осмотра на месте и т.п.); по требованию сторон делались отметки об их заявлениях и требованиях, ходатайствах, отступлениях от порядка судопроизводства, допущенных мировым судьей, и т.п.

Все протоколы предъявлялись и прочитывались сторонам и, что немаловажно, подписывались ими. Тяжущиеся были вправе делать по протоколам замечания и до­полнения. Подписывали и свидетели протоколы своих допросов. Это не потеряло своей актуальности. Такой опыт полезно перенять, что будет способствовать процессуальной экономии – отпадет необходимость в организации последующего ознакомления с про­токолом и рассмотрения замечаний на него. Кроме того, права всех участников процес­са (в особенности сторон и свидетелей) приобретут еще одну надежную гарантию.

Огромным преимуществом мирового суда в первое время была его практическая бесплатность: все производство было освобождено от судебных пошлин и разнообраз­ных сборов. Устанавливался только символический канцелярский сбор за выдачу ко­пий решений (приговоров) и других документов, который нередко вообще не взимался. Мировые учреждения были доступны каждому, а при тех финансовых трудностях, ко­торые испытывал тоогда государство, беспошлинность вообще кажется чудом.

Относительно уголовного процесса это положение было подтверждено 17 апреля 1874 г.2 Считалось, что процесс по уго-

1              См.: Малышев К.И. Указ. соч. С. 57.

2              ПСЗ - 2. Т. XLIX. № 53379.

88

ловному делу ведется в публичном интересе и, следовательно, все расходы должны от­носиться на счет казны. Впрочем, это не исключало уплату судебных издержек недоб­росовестным обвинителем. Однако, что касается гражданского судопроизводства, пре­следующего частный интерес, 10 мая 1877 г. был издан закон “О введении судебных сборов с гражданских дел, производящихся в мировых судебных установлениях”1, ре­шительно уничтоживший достоинство мирового суда и взвинтивший пошлины до раз­меров, вдвое превышавших аналогичные сборы в общих судах (ст. ст. 2001-20010 УГС)2. Гербовым сбором оплачивалась подача исковой просьбы. Судебными пошлинами обла­гались иски ценой свыше 10 рублей, встречный иск, отзыв заочного решения, апелля­ционная жалоба. По искам, не подлежащим оценке, судебная пошлина устанавливалась мировым судьей при постановлении решения – не более 5 рублей. Существовали и осо­бые сборы по делу: расходы по вызову свидетелей, экспертов и т.д.; отдельные тарифы устанавливались на всякого рода канцелярские расходы.

Доходы от пошлин и судебных сборов были в России одними из самых низких в Ев­ропе. Наприме,р в 1895г . они составляли 2,5% в общей структуре государственных дохо­дов. Для справки: в Англии эта доля была 6%, во Франции – 18%, в Германии – 9,5%, в Австро-Венгрии – 5,7%. В то же время расходы на юстицию в России оставались одними из самых высоких на континенте. В том же, 1895г ., – 2,7% (в о Франции 1,1%,в Германии 0,2%,в Италии 2%)3.

Пошлины и сборы перечислялись в доход земства. Было ли это рукой помощи со стороны правительства ( вспомним, что мировая юстиция почти полностью сидела на местных бюджетах) или же между строк скрывалось желание связать два порефор-

1              ПСЗ - 2. Т. LII. № 57322.

2              Здесь и далее номера дополненных и измененных статей Судебных уставов даются по: Свод законов

Российской империи (СЗ РИ). СПб., 1913. Т. 16.

3              См.: Данилов А. А. История России IX-XIX вв.: Справочные материалы. М., 1997. С. 274-275.

89

менных института в финансовое кольцо, провоцируя между ними конфликты и дискре­дитируя в глазах общества? Если кто-то и мог почувствовать выгоду, то это были по­четные мировые судьи: дела, обращаемые по желанию сторон на их разрешение, обло­жению сборами и пошлинами не подлежали. Но выгадывало ли от этого правосудие? В этом факте проявилось также и двойственное отношение законодателя к почетным ми­ровым судьям, что, впрочем, было отражением реальной дискуссии в правительствен­ных кругах. С одной стороны, на почетных судей смотрели как на вынужденную меру, сознавая всю искусственность их существования, с другой – как на будущее мировой юстиции вообще, отсюда – подачки, подобные этой.

Как известно, в дореволюционном российском процессуальном праве гражданские и уголовные дела разрешались в трех судебных инстанциях: первой ( по существу), апелляционной и кассационной. Предусматривалась также возможность принесения просьб о дополнительном пересмотре решения в случае возникновения новых обстоя­тельств. Первая и апелляционная инстанции разрешали дело по существу, кассацион­ная – отменяла или оставляла в силе решение, исходя из формальных обстоятельств. Так, если мировой съезд признавал кассационную жалобу об отмене решения “заслу­живающей уважения”, он отменял обжалованное решение и препровождал дело на рас­смотрение другого мирового судьи. Причем и в этом случае новое решение (приговор) могло быть как окончательным, так и неокончательным. Равным образом поступал и Сенат, передавая дело другому мировому съезду.

* * *

Далее мы рассмотрим работу только первой инстанции (единоличных мировых су­дей) и мирового съезда. Судебные уставы уделили производству в мировых съездах не очень много места – всего несколько специальных положений. В остальном действова­ли нормы, относящиеся к процессу у единоличного мирового судьи. Более того, и это надо назвать недостатком, не

90

делалось различия между рассмотрением в мировом съезде апелляционных и кассаци­онных жалоб, что вызывало споры и затруднения. Обычно кассационные жалобы рас­сматривались съездами подобно Сенату – без вызова сторон, с допуском их, в случае самостоятельной явки, к словесным объяснениям – это и было единственной разницей1.

Анализ текстов Судебных уставов, исследование других источников позволили выделить стадии в обеих формах процесса в мировом суде. В дореволюционной лите­ратуре этого сделано не было, предпринимались лишь попытки выделить этапы, кото­рых насчитывали до двадцати, включая, например, объявление судебного пристава “Суд идет!”. Все это к стадиям имело лишь отдаленное отношение, и этапам отводи­лась только роль памяток для судьи2. Уже в наше время такое положение дел позволи­ло высказать точку зрения, что мировой процесс шел без разделения на стадии3. Это не так, хотя иллюзия отсутствия стадий действительно может создаться в силу того, что процессуальные нормы, касающиеся мирового суда, носили специальный характер. Тем не менее даже названия глав в уставах судопроизводства говорят о том, что дейст­вия мирового судьи следовали в определенном порядке, например: “О порядке начатия дел у мировых судей”, “О разбирательстве у мировых судей”, “О постановлении и объ­явлении приговоров”4 и т.д. Схема движения дел по стадиям и в общих судах, и в ми­ровых была однотипной.

В историко-юридическом плане выделение стадий становится одним из методов научного познания, позволяет более подробно проанализировать “анатомию процесса”, глубже исследовать и понять его, а также стать отправной точкой для конструирования современной модели мировой юстиции.

1              См.: Анненков К. Указ. соч. С. 207.

2              См., например: Ознобишин И. Мировой съезд. Настольная справочная книга для членов мирового съез­

да. СПб., 1877; Романов И.Е. О порядке ведения уголовных дел у мировых судей. М., 1869.

3              См.: Исаев И.А. Указ. соч. С. 212.

4              УУС. Кн. 1. Гл. 2, 3, 4.

91

* * *

К основным особенностям мирового судопроизводства (и гражданского, и уго­ловного) относились: допустимость устной формы заявлений, ходатайств и т.п.; прото­кольная форма фиксирования хода процесса; сокращение процессуальных сроков; час­тичное сокращение числа судебных инстанций ( обжалования) путем подразделения решений и приговоров на окончательные и неокончательные; институт заочного реше­ния; единоличное рассмотрение дел в первой инстанции.