§ 69. Развитие органов судебного управления.

Понятие судебного управления принадлежит к числу тех, которые развиваются чрезвычайно медленно, благодаря чему с такой же медленностью развиваются и органы судебного управления. Если отдельные акты судебного управления возникают вместе с появлением судебных учреждений, куда относится, например, самое назначение на судебные должности, удаление от должности, те или другие изменения во внешнем порядке судопроизводства и т. д., то возникновение судебного управления, как цельной и самостоятельной ветви управления, потребовало весьма длинного процесса и подготовительных условий; к числу последних должно отнести, между прочим, признание принципа отделения судебной функции от административной к постепенное проведение этого принципа в самую жизнь. Вот почему ни в течение московского периода, ни тем более периода до-московского, мы не встречаем ничего похожего на органы судебного управления; среди многочисленных приказов московского времени не было приказа судебного управления; судебные же приказы были органами судебными, но не административными; то же самое следует сказать и относительно юстиц-коллегии, которая была, как при Петре Великом, так и после него, до самого ее упразднения в 1786 году, главным образом, высшею апелляционною инстанцией, из которой дела в известных переносились в сенат.

Лишь в начале нынешнего столетия возникает министерство юстиции в качестве высшего органа судебного управления, контролирующего в то же время законность деятельности всех судебных учреждений. Права министра юстиции перешли к нему непосредственно от генерал-прокурора, должности, получившей в царствование Екатерины II огромное административно-судебное значение[1]. В манифесте 8 сентября 1802 года министру юстиции предписано было действовать на основании инструкции генерал-прокурору[2]. В 1803 году был образован департамент министерства и в том же году ему была подчинена комиссия составления законов[3]. В общем учреждении министерств было сказано, что все, что принадлежит к устройству судебного порядка, составляет предмет министерства юстиции[4]. Хотя в этих словах чрезвычайно верно было определено значение министерства юстиции, как именно органа судебного управления, однако, в виду того, что министр юстиции для своего руководства не имел иных указаний, кроме тех, которые заключались в генерал-прокурорской инструкции, то и в сферу его прав и деятельности с первого же разу вторгается элемент противоречия, что в особенности, обнаруживалось в его отношениях к сенату и прочим министерствам. Бывший генерал-прокурор имел огромную, как судебную, так и административную власть; под его главенством сосредоточивалось несколько ведомств, возложенных впоследствии, в царствование Императора Александра I, на отдельных министров. Министр юстиции, как министр, был равен прочим министрам, но как генерал-прокурор, он стоял гораздо их выше, он должен был иметь над ними надзор. Трощинский, отстаивая свое право личных докладов государю, ссылается на инструкцию генерал-прокурорам и на «секретнейшее наставление», данное Екатериной II генерал прокурору Вяземскому. «Я за нужное признал, говорит он, начать сию записку приведенным здесь узаконениями по разным причинам: 1) что министр юстиции не имеет ничего более в руководство для выполнения своих обязанностей по службе, кроме генерал-прокурорской инструкции и высочайших наставлений, данных чинам, сие звание на себе носившим; 2) что генерал-прокурор от самого учреждения его столь много приближен был к особе государя, что не только признан оком государевым, но даже в особенности повелевалось ему быть чистосердечным, откровенным, говорить без ласкательств и спорить без всякого опасения, лишь бы только сие ко благу клонилось; 3) что от всех таковых его обязанностей происходят премногие нужды в личных докладах по делам, которые он должен доводить и до высочайшего сведения государя Императора»[5]. Таким образом, Трощинский, добиваясь личных докладов, смотрел на себя как на прежнего генерал-прокурора; он претендовал ради своего звания на особенную, не в пример прочим, доверенность государя. Но если где положение министра юстиции оказалось до последней степени ненормальным, так это в его отношениях к сенату. На основании «общего учреждения министерств», все министры были подчинены сенату, который был объявлен средоточием всех высших административных и судебных дел. Все дела, превышавшие власть министров, должны были представляться ими в сенат; но министр юстиции, руководствуясь генерал-прокурорскою инструкцией, должен был наблюдать за сенатом: «также должен накрепко смотреть, сказано в инструкции генерал-прокурору, дабы сенат в своем звании правильно и нелицемерно поступал; а ежели что увидит противное сему, тогда в тот же час повинен предлагать сенату явно и с полным изъяснением, в чем они, или некоторые из них, не так делают, как надлежит, а ежели не послушают, то должен в тот же час протестовать и оное дело остановить и немедленно донести нам и проч.» Таким образом, министр юстиции, внесши в сенат дело, превышавшее его власть, мог в то же время учить сенат, как надо было решать это дело. Эти противоречия, существовавшие de jure, без особых затруднений устранялись de facto, так как при новом порядке вещей не было вовсе места для генерал-прокурора в его прежнем значении; правда, лица, занимавшие пост министра юстиции, боролись за свои генерал-прокурорские права[6],но борьба эта не была в их пользу и в конце концов министр юстиции сделался не столько высшим органом контроля, сколько органом судебного управления. Следует однако констатировать, что вышеуказанное противоречие в отношениях министра юстиции к сенату не было устранено законодательством и в последующее время; не устранено оно и современным законодательством[7]. В ст. 771 учрежд. минист. юстиции (изд. 1892 г.) сказано: «с званием министра юстиции соединяется звание генерал-прокурора».

[1] Значение должности генерал-прокурора весьма обстоятельно разъяснено в соч. проф. Градовского «Высшая администрация России XVIII столетия и генерал-прокуроры». СПБ. 1866 г. стр. 200-284. См. также Н. Муравьева. Русский прокурорский надзор от Петра Великого до Екатерины II. Юрид. Вестник 1888 г. т. XXIX.

[2] Пол. Собр. Зак. № 20406, ст.3.

[3] Первым министром юстиции был назначен Державин.

[4] Пол. Собр. Зак. № 24686, § 13.

[5] Чтение в обществе истории и древностей 1859. IV. Записка Трощинского, смесь стр. 49 и след.

[6] Записки Державина стр. 465-471.

[7] См. главу о Сенате.