§ 4.2. Виды освобождения от уголовной ответственности

1. Освобождение от уголовной ответственности

в связи с деятельным раскаянием

Согласно ч. 1 ст. 75 УК, «лицо, впервые совершившее преступление небольшой тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если после совершения преступления добровольно явилось с повинной, способствовало раскрытию преступления, возместило причиненный ущерб или иным образом загладило вред, причиненный в результате преступления». Такое «активное добровольное поведение лица, направленное на предотвращение, устранение или уменьшение фактических вредных последствий содеянного, а также оказание помощи правоохранительным органам в раскрытии совершенного преступления» в теории уголовного права определяется как деятельное раскаяние. (См.: 462, с. 419; 376, с. 347).

Основание применения данного вида освобождения, таким образом, слагается из совокупности объективных и субъективных условий. Объективными условиями являются совершение преступления впервые и совершение преступления небольшой тяжести. Все остальные условия носят субъективный характер: а) добровольная явка с повинной, б) способствование раскрытию преступления, в) возмещение причиненного ущерба, г) заглаживание иным образом причиненного преступлением вреда; д) убежденность компетентного государственного органа в целесообразности освобождения конкретного лица от уголовной ответственности по рассматриваемому основанию.

Первое условие применения рассматриваемого вида освобождения от уголовной ответственности заключается в том, что лицо совершило преступное деяние в первый раз. Впервые совершенным признается также новое преступление, если к моменту его совершения истек срок давности привлечения к уголовной ответственности за первое преступление, а также преступление, судимость за совершение которого снята или погашена в установленном законом порядке.

В соответствии с ч. 2 ст. 16 УК новое преступление, совершенное лицом, освобожденным и по иным основаниям - в связи с примирением с потерпевшим, в связи с деятельным раскаянием, в связи с изменением обстановки, по основаниям, указанным в статьях Особенной части УК и др., также должно рассматриваться как впервые совершенное. Однако такое решение представляется нам нелогичным по основаниям, рассмотренным выше.

Вторым условием освобождения от уголовной ответственности на основании ч. 1 ст. 75 УК является небольшая степень тяжести совершенного преступления, определяемая в соответствии с критериями, установленными в ч. 2 ст. 15 УК. При этом следует правильно толковать предусмотренную законом (ч. 1 ст. 75 УК, ч. 1 ст. 28 УПК) формулировку: «лицо, впервые совершившее преступление небольшой тяжести». Речь не идет о допустимости освобождения от уголовной ответственности лиц, которые ранее совершили преступление иной категории тяжести.

Лицо, совершившее более тяжкое преступление, может быть освобождено от уголовной ответственности при его деятельном раскаянии только в случаях, специально предусмотренных некоторыми статьями Особенной части УК и лишь при наличии условий, предусмотренных ч. 1 ст. 75 и соответствующими статьями Особенной части Уголовного кодекса (ч. 2 ст. 75; примечания к ст.ст. 126, 204, 205, 206 и др. ст. УК РФ).

Но и во всех иных случаях деятельное раскаяние виновного не утрачивает своего уголовно-правового значения – оно рассматривается как обстоятельство, смягчающее наказание (п.п. «и», «к» ст. 61 УК РФ).

Третьим необходимым условием освобождения от уголовной ответственности лица, совершившего преступление, служит его добровольная явка с повинной. Понятие явки с повинной используется и в уголовном законе (ст.ст. 61, 75 УК РФ), и в уголовно-процессуальном (ст.ст. 140, 142 УПК РФ), но нормативного ее определения до последнего времени не было, в связи с чем в теории и на практике по этому вопросу существовали расхождения. Новый УПК РФ в ч. 1 ст. 142 определяет «заявление о явке с повинной» как «добровольное сообщение лица о совершенном им преступлении».

В теории уголовного права под добровольной явкой с повинной обычно понималось «добровольное обращение лица, совершившего преступное деяние, к компетентным учреждениям (в органы дознания, следствия, прокуратуры или суда) с чистосердечным признанием о совершенном или готовящемся им преступлении». (462, с. 420) При этом некоторыми авторами подчеркивалось, что такое признание должно быть сделано «при личном обращении в органы государственной власти», (376, с. 348; 466, с. 431; 462, с. 420; 521, с. 364) что, по нашему мнению, необоснованно сужает понятие деятельного раскаяния в рассматриваемой форме и снижает его уголовно-правовое значение. Цели освобождения от уголовной ответственности по рассматриваемому основанию вполне достижимы и в случаях, когда указанное лицо по каким-либо причинам не может (а возможно, просто не решается) лично явиться в соответствующие органы для сообщения о содеянном (болезнь, увечье, не работает транспорт и т. п.), но сообщает о преступлении по телефону, в телеграмме или письме, передает  через компьютерную сеть или через третьих лиц. (См. : 247, т. 2, с. 166).

Такое положение не противоречит нормам процессуального законодательства, согласно которым явка с повинной является поводом к возбуждению уголовного дела (ст. 140 УПК РФ), при этом заявление о явке с повинной может быть сделано как в устном, так и в письменном виде. Устное заявление принимается и заносится в протокол в порядке, установленном частью третьей статьи 141 настоящего Кодекса» (ч. 2 ст. 142 УПК). Что касается письменного заявления, то закон не требует, чтобы такое заявление в каждом случае обязательно было представлено лично непосредственно заявителем.

Дело в том, что следует различать появление фактического обстоятельства как свидетельства деятельного раскаяния субъекта преступления, и его формальное закрепление в процессуальных документах. Факт даже заочного сообщения субъекта о совершенном или готовящемся им преступлении может, по нашему мнению, служить свидетельством явки его с повинной, что не исключает, конечно же, последующего оформления этого факта в соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства.

Явка с повинной может иметь место как до возбуждения уголовного дела, когда органам расследования не известно о совершении лицом преступления, так и после возбуждения уголовного дела - в процессе его расследования. Предпочтительной, конечно же, является возможно более ранняя явка с повинной, но она возможна и в более поздние сроки в пределах сроков давности привлечения к уголовной ответственности.

Явка с повинной должна быть добровольной - это непременное условие освобождения от уголовной ответственности.

Некоторые авторы полагают, что явка с повинной может признаваться добровольной как в случаях, когда лицо, обратившееся в компетентные органы, еще не признано в качестве подозреваемого или обвиняемого по совершенному им преступлению, так и тогда, когда это лицо уже было в установленном законом порядке признано подозреваемым, обвиняемым, подсудимым или осужденным и, например, находилось в розыске. «Как явка с повинной рассматриваются и такие случаи когда преступник установлен следственными органами, но скрылся, а впоследствии явился с повинной, имея возможность и далее скрываться от следствия и суда. Думается, правоохранительные органы не должны ограничивать право лиц, совершивших преступление, на явку с повинной». (247, т. 2, с. 168).

Нам более убедительной представляется точка зрения, согласно которой явка с повинной может служить условием освобождения от уголовной ответственности «лишь в том случае, если органу расследования на этот момент не было известно лицо, совершившее данное преступление, иначе говоря, оно не было раскрыто. Не может служить условием освобождения от уголовной ответственности добровольная явка в милицию лица, которое скрывалось от следствия в связи с обвинением в преступлении, находилось в розыске и приняло решение прекратить уклонение от следствия и суда. Подобная явка может служить лишь обстоятельством, смягчающим уголовную ответственность». (466, с. 431).

Как правильно отмечается в юридической литературе, явка с повинной не может быть признана добровольной, если заявление лица о совершенном им преступлении сделано после его ареста за данное преступление, либо если лицо вынуждено признать предъявленные ему обвинения и доказательства. «Однако если лицо взято под стражу за совершение одного преступления, но в ходе предварительного расследования оно обращается с заявлением о совершении другого преступления, которое неизвестно правоохранительным органам или ими не раскрыто, такие действия виновного лица должны быть признаны явкой с повинной». (247, ст. 2, . 168).

В связи с изложенным, нам представляется более точным определение явки с повинной как «добровольного обращения лица, совершившего преступление, в правоохранительные (точнее бы сказать – в правоприменительные – В.Д.) органы с заявлением о совершенном им преступлении при наличии у лица объективной возможности избежать привлечения к уголовной ответственности и наказания». (Там же).

В юридической литературе было высказано мнение, что обязательным условием освобождения от уголовной ответственности, свидетельствующим о деятельном раскаянии виновного, является установление компетентными органами искренности раскаяния субъекта в совершенном преступлении, которая должна найти выражение в «полном и правдивом признании вины в совершенном преступлении», мотивах устранения вреда, причиненного преступлением и т. п. (См., напр.: 254, с. 32; 508, с. 17).

Однако преобладающим, пожалуй, является мнение, что деятельное раскаяние, являющееся внешней формой реализации поведения человека, не следует смешивать с чистосердечным раскаянием, «которое представляет собой внутреннее, психическое состояние лица, совершившего преступление, возникшее в результате переоценки своего антиобщественного деяния», что в выражении «деятельное раскаяние»  акцент следует делать на первом слове, поскольку «первостепенное значение имеют объективно выраженные действия лица, а не его субъективное отношение к происходящему». (См.: 376, с. 347; 109, с. 74).

Следует, по нашему мнению, в основном согласиться с утверждением, что уголовный закон, действительно, «не связывает деятельное раскаяние исключительно с поведением раскаявшегося преступника: мотивы деятельного раскаяния могут быть и иными (например, стремление избежать уголовной ответственности, заслужить смягчение наказания)». (376, с. 347). Можно согласиться и с тем, что «не стоит отказывать лицу в освобождении от уголовной ответственности только по той причине, что он не раскаялся чистосердечно, т. е. искренне». (109, с. 74).

Однако трудно согласиться с мнением, что мотивы, лежащие в основе деятельного раскаяния совершенно не имеют значения для принятия решения об освобождении от уголовной ответственности. (247, т. 2, с. 167) Рассматриваемый вид освобождения является диспозитивным, поэтому даже при наличии всех указанных в ч. 1 ст. 75 УК формальных условий освобождение не является (не должно быть) автоматически предопределенным. Одно дело, если мотивами деятельного раскаяния (явки с повинной, возмещения ущерба и т. д.) являются раскаяние, стыд и т. п., другое дело – исключительно стремление избежать ответственности, завуалировать иные свои преступные намерения и т. п.

Думается, правоприменительные органы в рамках общей оценки личности освобождаемого от уголовной ответственности могут придти к выводу о недопустимости освобождения данного лица от уголовной ответственности и при наличии всех условий, предусмотренных уголовным законом.

Условием освобождения от уголовной ответственности лица, совершившего преступление, в связи с деятельным раскаянием этого лица, является также его способствование раскрытию преступления. Как форма деятельного раскаяния, такое способствование заключается в том, что лицо, впервые совершившее преступление небольшой тяжести, своими действиями добровольно оказывает существенную помощь следственно-судебным органам в установлении фактических обстоятельств преступления, выявлении орудий, предметов и следов совершенного преступления, а также имущества, добытого в результате его совершения, в проведении следственных действий, в обнаружении, задержании и изобличении соучастников преступления, в выяснении его причин и условий и т. п.

Не очень точным, с нашей точки зрения, является мнение, что «способствование раскрытию преступления» должно выражаться «в стремлении лица, совершившего преступление, всеми своими действиями помочь органам правосудия в установлении истины по делу (462, с. 420) или в его «стремлении» участвовать в производстве конкретных процессуальных действий, и в исходящей именно от него инициативы проведения отдельных следственно-розыскных мероприятий по сбору и фиксации доказательственной информации, направленных на раскрытие преступления. (См.: 461, с. 19). 

На наш взгляд, из закона вовсе не следует, что непременным условием освобождения виновного должно быть «стремление» указанного лица «вывернуться наизнанку» из желания заслужить указанное освобождение. Так же, как и в рассмотренном выше вопросе о том, должно ли быть деятельное раскаяние «чистосердечным», чтобы виновного можно было освободить от уголовной ответственности, в данном случае, вероятно, следует учитывать, (в совокупности со всеми иными условиями, предусмотренными в ч. 1 ст. 75 УК), насколько продуктивным было участие данного лица в раскрытии преступления. Но требовать, чтобы виновный «душу положил» на алтарь служения Фемиде, чтобы он «стремился» раскрыть преступление, был инициатором проведения следственно-розыскных мероприятий – значит ставить необоснованные препятствия освобождению от уголовной ответственности лица, «деятельно раскаивающегося» в совершении преступления.

При этом, «если попытки виновного не привели к положительному результату, т. е., несмотря на его помощь, не удалось установить соучастников, обнаружить следы преступления, другие доказательства, то само по себе это не должно препятствовать освобождению от уголовной ответственности». (247, т. 2, с. 168-169).

Обязатель­ным условием освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием является также возмещение причиненного ущерба или заглаживание иным способом вреда, причиненного преступлением. Это условие предполагает добровольное, по возможности полное устранение или смягчение негативных последствий совершенного преступления. Оно может осуществляться, например, в форме выплаты денежной компенсации за поврежденное имущество или же в собственноручном его ремонте либо восстановлении, передаче денег на лечение при причинении вреда здоровью, может  выражаться в возмещении морального вреда путем принесения извинений за содеянное. (247,  т. 2, с. 169; 376, с. 348).

В специальной литературе под возме­щением причиненного ущерба нередко понимается возвращение потерпевшему либо добровольная выдача органу расследования (либо уплата стоимости или компенсация в иной форме) имущества, которым виновный незаконно завладел в результате совершения кражи, вымогательства, грабежа, разбоя, мошенничества и других корыстных пре­ступлений. (466, с. 432; см. также: 508, с. 22; 376, с. 348). Такие действия лица, совершившего преступление, действительно, могут рассматриваться как проявления деятельного раскаяния, но служить условием освобождения указанного лица на основании ч. 1 ст. 75 УК они не могут, поскольку перечисленные преступления не относятся к преступлениям небольшой тяжести.

Ю.М. Ткачевский и Н.Е. Крылова, отмечая указанное обстоятельство, высказывают мнение, что «для таких преступлений, как кража, самоуправство с насилием (ч. 2 ст. 330), относящихся к категории преступлений средней тяжести, освобождение от уголовной ответственности могло бы служить эффективным средством стимулирования возмещения причиненного ущерба», в связи с чем считают целесообразным «распространить положения ч. 1 ст. 75 на совершенные впервые преступления и средней тяжести», как это предлагалось в проекте Уголовного кодекса России, представленного 19 октября 1992 г. Президентом РФ в Верховный Совет РФ». (247, т. 2, с. 169; см. также: 352, с. 22).

В литературе правильно отмечается, что «возмещение причиненного вреда может быть единовременным, например, в случае, когда виновное лицо сразу же оплачивает стоимость поврежденного имущества, но может осуществляться и в несколько приемов. Реализация деятельности по возмещению вреда, причиненного преступлением, возможна как до явки с повинной, так и после явки преступника в правоохранительные органы». (247, т. 2,  с. 170).

В теории уголовного права и судебной практике существуют разногласия в вопросе о том, необходимо ли для освобождения лица от уголовной ответственности в связи с его деятельным раскаянием наличие всех перечисленных в ч. 1 ст. 75 УК условий или достаточно лишь некоторых из них.

Многие ученые-юристы придерживаются мнения, что «основанием для освобождения виновного лица от уголовной ответственности в силу данной уголовно-правовой нормы выступает не любая разновидность деятельного раскаяния, а строго фиксированная в законе совокупность позитивных постпреступных действий лица. Только при условии, что лицо добровольно явится с повинной, окажет реальную помощь правоохранительным органам в раскрытии совершенного им преступления и наряду с этим возместит причиненный ущерб или иным образом загладит вред, который причинен в результате преступления, суд может поставить вопрос об освобождении этого лица от уголовной ответственности. Каждого из названных обстоятельств в отдельности недостаточно для применения ч. 1 ст. 75 УК», (142, с. 347-348) поскольку только совокупность всех перечисленных действий свидетельствует о действительном деятельном раскаянии субъекта. (462, с. 420).

Действительно, формулировка ч. 1 ст. 75 УК достаточно ясно указывает на необходимость устанавливать наличие всех перечисленных в данной статье условий. И с точки зрения здравого смысла вряд ли можно признать логически правильным, достаточным для освобождения от уголовной ответственности виновного, явившегося с повинной, но отказывающегося помочь в раскрытии преступления, возместить причиненный ущерб или извиниться перед потерпевшим. (Такой же точки зрения придерживаются и другие авторы: см.: 500, с. 12-15; 247, т. 2, с. 172). Однако, как правильно указывается в литературе, «в действительности выполнение всех перечисленных в ст. 75 УК требований к поведению обвиняемого не всегда возможно».(См.: 247, т. 2. с. 171). Так, «не всегда можно возместить ущерб или загладить вред иным способом», «явка с повинной может быть запоздалой или вовсе не состояться в случае, когда следственные органы или другие субъекты предпринимают меры по задержанию лица непосредственно после совершения преступления», «способствование раскрытию преступле­ния - также не всегда выполнимо». (Там же).

Согласно п. 10 постановления Пленума Верховного Суда № 9 от 27 мая 1998 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами», освобождение «возможно при наличии совокупности двух обязательных условий: добровольной сдачи лицом наркотических средств или психотропных веществ и его активного способствования раскрытию или пресечению преступления, в котором лицо принимало участие, и других заведомо ему известных преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств или психотропных веществ …». Вместе с тем, - говорится далее в постановлении, - «закон не исключает возможности освобождения от уголовной ответственности лица, хотя и не сдавшего наркотические средства или психотропные вещества в связи с отсутствием у него таковых, но активно способствовавшего раскрытию или пресечению преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств или психотропных веществ, изобличению лиц, их совершивших, обнаружению имущества, добытого преступным путем». (См.: 57, с. 6). 

Поэтому более обоснованной, логичной и точной представляется позиция авторов, предлагающих к решению данного вопроса подходить избирательно и строго индивидуально. Как правило, в основании освобождения от уголовной ответственности должна лежать вся совокупности условий, указанных в ч. 1 ст. 75 УК, но в исключительных случаях, когда лицо по объективным причинам (смерть потерпевшего, абсолютная невозможность возместить, хотя бы частично, материальный ущерб ввиду отсутствия средств, запоздалая явка с повинной, неоконченное преступление и отсутствие реального ущерба, который мог бы быть возмещен и т. п.) не имело возможности выполнить некоторые из указанных положительных постпреступных действий, следует признать допустимым применять такое освобождение и в отсутствие таких действий. (См.: 500, с. 12-15; 247, т. 2, с. 172).

Освобождение от уголовной ответственности (в любом его виде, представленном в уголовном законе) является одной из форм реализации уголовно-правового воздействия, целями его применения всегда являются задачи уголовного законодательства и цели уголовно-правового воздействия, определенные в главе второй настоящей работы. Следует признать неточными утверждения, согласно которым «освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием преследует цели облегчения раскрытия совершенных преступлений и, самое главное, максимально возможного возмещения или смягчения последствий преступления». (247, т. 2. с. 165).  

Эти цели (а точнее – специфические институциональные задачи, реализуемые при освобождении), несомненно, важны, но они не носят уголовно-правового характера, не они должны определять целесообразность освобождения лица от уголовной ответственности, а рассмотренные выше цели и принципы уголовно-правового воздействия.

В юридической литературе было высказано мнение, что при выполнении всех условий, предусмотренных ч. 1 ст. 75 УК, освобождение от уголовной ответственности должно быть обязанностью, а не правом суда, поскольку в таких случаях лицо можно считать утратившим прежнюю общественную опасность, а основные цели наказания реализованными. (247, т. 2, с. 161; 500, с. 15).

Нам более убедительной представляется иная точка зрения, согласно которой в указанных случаях соответствующий правоприменительный орган «вправе и не освободить такое лицо от уголовной ответственности». (307, с. 448-449)  Такая точка зрения прямо вытекает из содержащегося в ч. 1 ст. 75 УК указания, что лицо «может быть освобождено». Кроме того, представляется не столь однозначным вывод, согласно которому во всех без исключения случаях при выполнении всех предусмотренных законом условий субъект утрачивает общественную опасность, а цели уголовно-правового воздействия оказываются реализованными. Не случайно, как отмечается в юридической литературе, «нередко прокуроры не дают своего согласия на прекращение уголовного дела, хотя все требования ч. 1 ст. 75 УК были соблюдены. Обычно такой отказ происходит тогда, когда обвиняемый был ранее освобожден от уголовной ответственности по какому-либо нереабилитирующему основанию  (500, с. 12) или характеризуется отрицательно». (247, т. 2, с. 161).

Совокупность рассмотренных условий, содержащихся в ч. 1 ст. 75 УК, составляет единое юридическое основание освобождения от уголовной ответственности лица, совершившего преступление. Однако, как указывалось в предыдущем параграфе, само это юридическое основание является выражением фактического: для реального освобождения конкретного лица от уголовной ответственности должна отсутствовать необходимость в привлечении его к уголовной ответственности. Следовательно, для принятия соответствующего решения компетентным государственным органом он не только должен установить наличие необходимых и достаточных юридических условий, перечисленных в законе, но и придти к выводу, что в данном конкретном случае отсутствует необходимость привлекать лицо к уголовной ответственности.

Анализ следственной и судебной практики показывает, что при принятии решения об освобождении лица от уголовной ответственности в связи с его деятельным раскаянием соответствующие государственные органы принимают во внимание в качестве «дополнительных» условий освобождения, как правило, данные, характеризующие личность виновного. В частности, данных о том, что ранее это лицо не привлекалось к уголовной ответственности, положительно характеризуется по месту жительства, по месту работы или учебы, не состоит на наркологическом или психиатрическом учете, и т. д. Как и непосредственно указанные в ч. 1 ст. 75 УК формально-юридические условия, такого рода «дополнительные» условия свидетельствуют «об условном снижении общест­венной опасности лица и его деяния» (391, с. 59) и должны помочь компетентным государственным органам в принятии правильного решения.

В.В. Сверчков даже предлагает формализовать эти условия в диспозициях ст. 75 УК РФ и ст. 7 УПК РСФСР (ст. 28 УПК РФ – В.Д.). (Там же). На наш взгляд, такая формализация не вызывается необходимостью, к тому же она весьма трудно осуществима, хотя бы потому уже, что, как известно, составление перечня практически всегда оставляет сомнение в его полноте. Однако другое предложение автора вполне соответствует и нашим представлениям о правовых последствиях применения освобождения от уголовной ответственности, изложенным выше, поэтому представляется нам весьма целесообразным. Автор обоснованно предлагает перевести данный вид освобождения из числа безусловных в разряд условных: «Условное снижение общественной опасности лица и его деяния, а не отсутствие и не устранение этой опасности говорит о том, что на освобождаемое  лицо должны возлагаться некоторые условные обязательства: какие-то ограничения или меры контроля без ограничений на определенный испытательный срок. Количество и характер обязанностей, продолжительность испытательного срока должны зависеть от установленных характеристик виновного лица, от его социального типа». (391, с. 59-60).

По данным В.В. Сверчкова, в 1997 г. количество прекращенных по данному основанию уголовных дел составило в судебной практике 4,6 %, в следственной практике органов прокуратуры – 8,7 %, следователями МВД – 17,9 %, органами дознания – 21,3 % от общего числа прекращенных судами дел по п.п. 3, 4 ч. 1 ст. 5, ст.ст. 6-9 УПК РСФСР (ст.ст. 75-78, 84, 90 УК РФ). (Там же, с. 53; см. также Приложения, табл. № 8 и № 15). Относительно чаще освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием виновного применялось на практике при совершении таких видов преступлений, как незаконное приобретение, сбыт, ношение газового, холодного (в том числе метательного) оружия (ч. 4 ст. 222 УК), обман потребителей (ч. 1 ст. 200 УК), хулиганство (ч. 1 ст. 213 УК), подделка, изготовление или сбыт поддельных документов, государственных наград, штампов, печатей, бланков (ст. 327 УК). Значительно реже – за умышленное уничтожение или повреждение имущества (ч. 1 ст. 167 УК), умышленное причинение легкого о вреда здоровью (ст. 115 УК), незаконное распространение порнографических материалов или предметов (ст. 242 УК), неисполнение обязанности по воспитанию несовершеннолетнего ребенка (ст. 156 УК), причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (ч. 1 ст. 165 УК), приобретение или сбыт имущества, добытого преступным путем (ч. 1 ст. 175 УК). (391, с. 55).

Судами Российской Федерации в 2001 г. по рассматриваемому основанию прекращено 19585 уголовных дел, наиболее часто это происходило в отношении лиц, привлекавшихся по ст.ст. 115 и 116 (387 дел), ст. 157 (356 дел), ст. 167, ч.1 (214 дел), ст.ст. 169-200 (11114 дел), ст. 175, ч.1 (100 дел), ст.ст. 198 и 199 (158 дел), ст. 200 (10854 дела), ст. 213, ч.1 (1308 дел), ст.ст. 222-226 (298 дел), ст.ст. 317-319 (596 дел), ст.ст. 324-327 (1052 дела), ст. 256 (605 дел), ст. 264, ч.1 (200 дел). Освобождение по данному основанию коснулось 1,6 % общего числа осужденных за год. Однако за отдельные виды преступлений этот процент заметно выше, к примеру, по ст. 200 он составил 24,9. (Данные Центра правовой информации Минюста РФ: формы 10.1 и 10.2)

К числу недостатков следственно-судебной практики по применению рассматриваемого вида освобождения от уголовной ответственности относятся следующие:

1) в противоречии с ч. 1 ст. 75 УК, освобождение применяется в случаях совершения не только преступлений небольшой тяжести, но и более тяжких, таких, например, как кража (ч. 1 ст. 158 УК), мошенничество (ч. 1 ст. 159 УК), грабеж, в т.ч. квалифицированный (ч.ч. 1 и 2 ст. 161 УК); .

2) «вольно» интерпретируется предусмотренное законом объективное условие освобождения, состоящее в совершении преступления небольшой тяжести: в правоприменительном акте говорится о преступлении «не представляющем большой общественной опасности», «имеющем незначительную тяжесть» и т. п.

3) весьма широко и разнообразно трактуются субъективные условия применения данного вида освобождения, к числу таковых относятся: и «чистосердечное раскаяние в содеянном», и «полное признание своей вины», а также характеризуемые В.В. Сверчковым как «пустые»: «утрата виновным опасности для обще­ства», и «возможность исправления лица без применения уголовного наказания», и др. (См.: 391, с. 54-55). 

2. Освобождение от уголовной ответственности

по основаниям, указанным в статьях Особенной части УК РФ

В примечаниях к статьям Особенной части УК РФ предусматривается целый ряд специальных оснований освобождения лица, совершившего преступление, от уголовной ответственности. Такое освобождение возможно при совершении 21 вида преступлений, ответственность за которые предусмотрена ст.ст. 126, 194, 198, 199, 204-206, 208, 222, 223, 228, 275, 276, 278, 2811, 2822, 291, 307, 337, 338 УК РФ. Как правило, речь идет о специальных случаях освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием в соответствии с ч. 2 ст. 75 УК, согласно которой лицо, совершившее преступление иной категории, нежели преступление небольшой тяжести, при наличии условий, предусмотренных ч. 1 указанной статьи, может быть освобождено от уголовной ответственности только в случаях, специально предусмотренных соответствующими статьями Особен­ной части УК.

Исключение составляют два вида освобождения, не относящиеся к случаям деятельного раскаяния: военнослужащий, впервые совершивший преступление, предусмотренное ст. 337 или ч. 1 ст. 338 УК, может быть освобожден от уголовной ответственности, если преступление явилось результатом «стечения тяжелых обстоятельств».

В уголовно-правовой литературе было высказано обоснованное мнение, что освобождение, предусмотренное ст. 205 УК, неправильно относить к освобождению в связи с деятельным раскаянием. Согласно примечанию к этой статье, «лицо,  участвовавшее в подготовке акта терроризма, освобождается от уголовной ответственности, если оно своевременным предупреждением органов власти или иным образом способствовало предотвращению осуществления акта терроризма и если в действиях этого лица не со­держится иного состава преступления». В таком случае речь, как полагают авторы, должна идти не о деятельном раскаянии, а о добровольном отказе от совершения преступления, поскольку «это преступление является оконченным с момента осуще­ствления взрыва, поджога и т. д. Но после совершения таких действий значение деятельного раскаяния существенно уменьшается».  (247, т. 2. с. 173; см. также: 391, с. 55). 

Основанием для такого суждения является неточность формулировки примечания к ст. 205 УК, вследствие чего фактически она лишь дублирует положения ст. 31 УК о добровольном отказе. Её буквальное толкование не позволяет освобождать от уголовной ответственности лицо, совершившее оконченное преступление, потому что состав терроризма сконструирован как усеченный. Между тем, как представляется, необходимость в освобождении лица, участвовавшего в подготовке акта терроризма и затем – после окончания преступления предпринявшего усилия для предотвращения более тяжких последствий от его совершения, наличествует. Объективная сторона терроризма не сводится только к совершению взрыва или поджога, она может выражаться также в совершении «иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба, либо наступления иных общественно опасных последствий», а также в угрозе совершения указанных действий (ч. 1 ст. 205 УК). Именно для таких случаев – когда, например, выполнена угроза совершения террористического акта или совершены «иные действия», создающие опасность гибели людей или наступления иных общественно опасных последствий, но опасность еще не реализована, должно предусматриваться освобождение от уголовной ответственности субъекта терроризма, если он своевременными действиями способствовал предотвращению реализации угрозы или созданной опасности. Соответствующая норма необходима в целях стимулирования такого поведения и предотвращения более тяжких последствий акта терроризма.

Исходя из изложенного, примечание к ст. 205 УК точнее было бы сформулировать следующим образом: «Лицо, участвовавшее в подготовке акта терроризма, освобождается от уголовной ответственности, если оно своевременным предупреждением органов власти или иным образом способствовало предотвращению акта терроризма или наступлению тяжких последствий такого акта».

Согласно ч. 2 ст. 75 УК, «лицо, совершившее преступление иной категории, при наличии условий, предусмотренных частью первой настоящей статьи, может быть освобождено от уголовной ответственности только в случаях, специально предусмотренных соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса». Таким образом, по смыслу данной уголовно-правовой нормы, при освобожде­нии от уголовной ответственности на основании норм Особенной части УК должны учитываться в совокупности как признаки деятельного раскаяния, перечисленные в части первой указанной статьи, так и требования, изложенные в нормах Особенной части. При этом освобождение от ответственности является правом, а не обязанностью суда.

Между тем в примечаниях к перечисленным выше статьям Особенной части УК, регулирующим применение освобождения от уголовной ответственности в конкретных специальных случаях деятельного раскаяния, нет указаний о необходимости учитывать положения ч. 1 ст. 75 УК, но имеется императивное веление освобождать соответствующих лиц при наличии обстоятельств, о которых говорится в соответствующем примечании.

Отмеченное противоречие в законе обусловило соответствующие противоречия в теории уголовного права и в следственно-судебной практике. Одни следственные и судебные органы принимают решения об освобождении от уголовной ответственности тех, кто выполнил лишь условия, названные в примечании к конкретной статье Особенной части, без учета условий, указанных в ч. 1 ст. 75 УК. Другие, напротив, не освобождают от уголовной ответственности в т.н. «специальных случаях», предусмотренных нормами Особенной части УК, в том числе и при наличии всех условий, указанных в ч. 1 ст. 75 УК и в нормах Особенной части, полагая, что в соответствии с указаниями ч. ч. 1 и 2 данной статьи применение освобождения является их правом, а не обязанностью.

Противоречиво решается данная дилемма и в уголовно-правовой литературе. Например, по мнению А.А. Чувилева, «в самих формулировках специальных оснований дается описание позитивного поведения лица, совершившего преступление, которое является доста­точным для принятия решения об освобождении его от уголовной ответственности и прекращения уголовного дела». (См.: 501, с. 10). В таком же смысле высказался и Пленум Верховного Суда РФ. В п. 10 постановления № 9 от 27 мая 1998 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» (См.: 57, с. 6) Пленум разъяснил, что поведение лица, соответствующее требованиям примечания к ст. 228 УК РФ, влечет освобождение его от уголовной ответственности без каких-либо дополнительных условий.

Существует и иная точка зрения, высказанная Ю.М. Ткачевским и Н.Е. Крыловой: «В подобных случаях имеет место коллизия общей и специальной нормы. Правильное разрешение коллизии зависит от понимания соотношения общего и частного. Специальная норма содержит все признаки общей нормы и одновременно свои специфические признаки, выделяющие ее из общей нормы. В связи с этим отсутствие в ряде примечаний описания деятельного раскаяния должно компенсироваться учетом общих правил, предусмотренных в ч. 1 и 2 ст. 75 УК». (247, т. 2, с. 176-177). Более удачным авторы считают решение данного вопроса в проекте УК России 1992 г. в ч. 2 ст. 70 которого предусматривалось, что «лицо, совершившее преступление, в случаях, предусмотренных Особенной частью настоящего Кодекса, освобождается судом от уголовной ответственности или наказания, если оно после совершения преступления явилось с повинной и загладило причиненный вред». (Там же, с. 177).

В.В. Сверчков предлагает решить данную проблему, установив в ч. 2 ст. 75 УК перечень статей Особенной части УК РФ, содержащих так называемые «специальные» основания освобождения от уголовной ответственности, отказавшись от примечаний к статьям Особенной части УК. При этом «расширить этот перечень рядом статей, отражающих в большей мере латентные преступления (например, преступления в сфере экономической деятельности, компьютерной информации и т. д.)». (391, с. 60).

По нашему мнению, решение данной проблемы должно основываться на целях и принципах уголовно-правового воздействия. С этих позиций решение следует искать на пути совершенствования как ст. 75 УК, так и некоторых примечаний к статьям Особенной части УК.

Предложение В.В. Сверчкова удачно с точки зрения юридической техники, однако его принятие нивелировало бы все специальные условия освобождения, которые в отдельных случаях все же должны отличаться, а также существенно снизило бы превентивный «заряд» стимулирующих положений УК, содержащихся в его Особенной части. Следует предположить, что адресаты этих положений – субъекты соответствующих преступлений – с большей степенью вероятности увидят обращенный к ним стимул, если он будет изложен в статье, предусматривающей ответственность за совершенное им деяние, нежели общее указание в Общей части УК.

Вместе с тем, согласиться, что условий, указанных в примечаниях к отдельным статьям Особенной части УК, в каждом конкретном случае достаточно для освобождения от уголовной ответственности лица, «совершившего преступление иной категории», невозможно. Если необходимыми условиями освобождения от уголовной ответственности лица, совершившего преступление небольшой тяжести являются и совершение им преступления впервые, и явка с повинной, и способствование раскрытию преступления, и т. д., то логично ли не выставлять этих требований по отношению к лицу, совершившему преступление более тяжкое?!

С другой стороны, требовать в каждом конкретном случае при решении вопроса об освобождении на основании норм Особенной части УК наличия также условий, указанных в ч. 1 ст. 75 УК, тоже было бы не правильно и весьма хлопотно. А главное – не всегда и требуется, поскольку в целом ряде рассматриваемых примечаний к статьям Особенной части УК условия освобождения изложены более или менее полно. Без сомнения, именно это обстоятельство лежит в основе приведенного выше совершенно обоснованного разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, касающегося применения ст. 228 УК. Примечание к ст. 228 УК на редкость полно излагает требования к деятельному раскаянию виновного, поэтому нет необходимости обращаться к дополнительным условиям, в частности, содержащимся в ч. 1 ст. 75 УК.

Вместе с тем, было бы неправильным экстраполировать данное разъяснение и на все без исключения примечания и все без исключения рассматриваемые специальные случаи освобождения.  Например, в примечании к ст. 126 УК содержится императивная норма, предусматривающая единственное условие освобождения лица, похитившего человека, от уголовной ответственности – достаточно всего-то освободить похищенного. Единственным условием освобождения лица, захватившего заложника, согласно примечанию к ст. 206 УК, является освобождение заложника. Лицо, добровольно прекратившее участие в незаконном воо­руженном формировании и сдавшее оружие, также в соответствии с примечанием к ст. 208 УК освобождается от уголовной ответственности без каких бы то ни было дополнительных условий. Примеры можно приводить еще.

Какое же это «деятельное раскаяние», если субъект, похитивший человека, захвативший заложника, участвовавшее в незаконном вооруженном формировании и т п., всего-то освобождает похищенного или заложника, прекращает участие в незаконном формировании и т. д. Логично ли освобождать такое лицо от уголовной ответственности за тяжкое или даже особо тяжкое преступление (следует иметь в виду, что установленное в примечании условие освобождения действительно и применительно к квалифицированным и особо квалифицированным составам преступления), даже если со стороны виновного не было явки с повинной, помощи в раскрытии преступления и изобличении соучастников, возмещения ущерба и т. д.?! Какой смысл в таком освобождении?! Предупреждение более тяжких последствий преступления – это важно, но необходимо учитывать и иные цели и принципы уголовно-правового воздействия.

С учетом изложенного, мы считали бы целесообразным изменить редакцию ч. 2 ст. 75 УК. При этом следует, во-первых, исключить из данной нормы указание о преступлениях «иной категории», потому что в примечаниях к некоторым статьям Особенной части УК предполагается применение освобождения от уголовной ответственности и в отношении лиц, совершивших преступления небольшой тяжести (ч. 1 ст. 204; ч. 4 ст. 223). Во-вторых, преобразовать веление, содержащееся в данной уголовно-правовой норме, из диспозитивного в императивное.

С учетом этих обстоятельств, предлагается изложить ч. 2 ст. 75 УК в следующей редакции: «Лицо, совершившее преступление иной категории, освобождается от уголовной ответственности лишь в случаях, специально предусмотренных статьями Особенной части настоящего Кодекса».

С другой стороны, представляется целесообразным провести специальные исследования по проблеме эффективности применения различных видов освобождения от уголовной ответственности, предусмотренных в примечаниях к статьям Особенной части УК, и с учетом результатов этих исследований уточнить как перечень таких оснований, так и условия и порядок их применения.

Ряд авторов предлагает установить специальные случаи освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием дополнительно еще в статьях, предусматривающих ответственность за некоторые преступления против собственности, хозяйственные, экологические, должностные. Так, В.В. Сверчков, например, полагает целесообразным при перечислении в ч. 2 ст. 75 УК статей Особенной части УК, определяющих специальные случаи деятельного раскаяния, указать дополнительно ряд статей, предусматривающих ответственность более за латентные преступления (в сфере экономической деятельности, компьютерной информации и т.д.). (391, с. 56, 60).

По нашему мнению, следует быть весьма осторожным при расширении перечня оснований для освобождения в рассматриваемых «специальных случаях». Не следует забывать, с одной стороны, что речь зачастую идет о тяжких и особо тяжких преступлениях, с другой стороны, что уголовное законодательство содержит весьма широкий перечень всевозможных видов освобождения и от уголовной ответственности, и от наказания. Научиться бы грамотно использовать уже имеющиеся возможности.

Следует обратить внимание на то обстоятельство, что в большинстве примечаний к статьям Особенной части, определяющих специальные случаи деятельного раскаяния (исключение составляют лишь ст.ст. 228, 291, 307 УК), содержится указание, что соответствующее лицо при наличии указанных здесь же условий освобождается от уголовной ответственности, «если в его действиях не содержится иного состава преступления». Такое указание, как справедливо заметили Ю.М. Ткачевский и Н.Е. Крылова, является «излишним, снижающим профилактическую функцию УК, поскольку создает иллюзию того, что даже выполнение всех специальных условий, предусмотренных в Особенной части, не освобождает от уголовной ответственности за данное преступление. В действительности, если лицо совершило какое-либо иное преступление, то ответственность за него наступает в силу ст. 8 УК». (247, т. 2, с. 177). Наличие в деянии указанного лица признаков иного состава преступления не является препятствием для его освобождения на основании норм Особенной части УК.

В уголовном законодательстве зарубежных государств деятельное раскаяние, как правило, служит основанием для смягчения наказания или освобождения от наказания, но не от уголовной ответственности. (См., напр.: ст. 450-2 УК Франции; § 46а, §§  83а, 84, 87, 98, 129, 129а УК ФРГ).  При этом, как правило, решение вопросов освобождения от на­казания, отдано на усмотрение суда. Лишь иногда речь идет об обязанности суда освободить лицо от наказания (см., напр.: §§ 149, 261, 310 УК ФРГ). (Там же, с. 179)

3. Освобождение от уголовной ответственности

в связи с примирением с потерпевшим

Лицо, впервые совершившее преступление небольшой тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный потерпевшему вред (ст. 76 УК РФ). «Таким образом, в российское уголовное законодательство введено совершенно новое основание освобождения виновного лица от уголовной ответственности, не известное ни одному из ранее действовавших УК. Принципиальная его новизна состоит в том, что произошло некоторое ослабление считавшихся до сих пор незыблемыми начал публичности отечественного уголовного законодательства и придание ему черт частного права. Это означает, что применение уголовного закона зависит не только сугубо от усмотрения правоохранительных органов, но и непосредственно от волеизъявления лица, интересы которого были нарушены в результате совершения преступле­ния, т. е. от усмотрения потерпевшего». (376, с. 350-351)

По смыслу ст. 76 УК, освобождение от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим допустимо лишь при наличии совокупности всех условий, указанных в данной статье. Первые два из этих условий рассмотрены ранее.

Обязательными специфическими условиями освобождения обвиняемого от уголовной ответственности по рассматриваемому основанию является примирение указанного лица с потерпевшим и заглаживание им причиненного потерпевшему вреда. Реализация этих условий: факт заглаживания обвиняемым материального или морального вреда, причиненного потерпевшему, а также согла­сие или просьба последнего об освобождении обвиняемого от уголовной ответственности должно найти конкретное отражение в материалах уголовного дела. При этом волеизъявление потерпевшего должно быть, безусловно, добровольным, «размер материальной компенсации за причиненный потерпевшему моральный вред должен быть установлен им самостоятельно, а факт его возмещения виновным - получить конкретное отражение в материалах дела. Это позволит исключить последующие необоснованные требования потерпевшего о необходимости выплаты ему дополнительных денежных сумм». (376, с. 352).

Статья 76 УК предусматривает не обязанность, а право следственно-судебных органов освободить обвиняемого от уголовной ответственности, а это означает, что «должны приниматься во внимание и все другие как объективные, так и субъективные обстоятельства, отражающие в своей совокупности степень общественной опасности содеянного и целесообразность освобождения виновного от уголовной ответственности. К числу таких обстоятельств следует отнести, в частности, фактические данные, характеризующие личность виновного, а также отсутствие или устранение вредных последствий преступления. Тщательному исследованию подлежат мотивы примирения». (466, с. 433).

Хотя, как правильно отмечается в уголовно-правовой литературе, «мотивы стремления к примирению со стороны лиц, совершивших преступление, могут быть различны: раскаяние, чувство стыда, страх перед грядущей ответственностью и др.», (см., напр.: 247, т.2,  с. 182)  характер некоторых из них может свидетельствовать не в пользу целесообразности освобождения обвиняемого. Не правильным было бы освобождать от уголовной ответственности обвиняемого в случае попыток его самого или его близких повлиять, к примеру, посредством запугивания, на добровольность волеизъявления потерпевшего с целью принудить его сообщить правоприменительным органам о мнимом примирении. Следует принимать во внимание также полноту заглаживания причиненного вреда и степень удовлетворения в связи с этим интересов потерпевшего.

Инициатива примирения может исходить как от обвиняемого, так и от потерпевшего или иных лиц. Следственно-судебные органы «в принципе не обязаны принимать какие-либо меры по примирению потерпевшего с обвиняемым, а должны лишь фиксировать факт такого примирения». Но инициатива примирения может исходить и от них. В этом плане представлялось бы  целесообразным поддержать высказанное в юридической литературе предложение о включении в уголовно-процессуальное законодательство нормы, обязывающей суд, прокурора, следователя или лицо, производящее дознание, разъяснять в соответствующих случаях потерпевшему и обвиняемому их право на примирение и его условия, предусмотренные ст. 76 УК. (См.: 108, с. 82).

В уголовно-правовой литературе было высказано мнение, что «основаниями освобождения от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим согласно ст. 76 УК являются: 1) совершение преступления небольшой тяжести; 2) наличие обстоятельств, характеризующих возможность исправления лица без уголовного преследования, а именно: совершение преступления впервые; примирение с потерпевшим; заглаживание причиненного ему вреда; 3) нецелесообразность вмешательства правоприменителя в ситуациях, при которых восстановление социальной справедливости возможно в результате примирения потерпевшего с преступником, и потерпевший сам в этом заинтересован». (462, с. с. 425).

На наш взгляд, такая точка зрения является ошибочной. Прежде всего, как уже отмечалось выше, правильнее было бы вести речь не об основаниях освобождения, перечисленных в законе, а об условиях, которые в совокупности составляют такое основание. Необоснованным представляется суждение, будто обстоятельства, перечисленные автором во втором пункте: «совершение преступления впервые» и др. характеризуют «возможность исправления лица без уголовного преследования». Эти обстоятельства, с одной стороны, вовсе не обязательно свидетельствуют о возможности исправления виновного, с другой стороны, к числу такого рода обстоятельств могут относиться и иные обстоятельства – те, что учитывает правоприменительный орган, реализуя свое право освобождать или не освобождать обвиняемого даже при наличии перечисленных в ст. 76 УК условий. Правильнее было бы, по нашему мнению, «наличие обстоятельств, характеризующих возмож­ность исправления лица без уголовного преследования», назвать отдельным пунктом наряду с другими перечисленными в указанной статье условиями.

 Условие, указанное в третьем пункте, прямо в ст. 76 УК не названо, поэтому на правоприменительных органах не лежит обязанность устанавливать в каждом случае при решении вопроса об освобождении от уголовной ответственности наряду с иными условиями, содержащимися в указанной статье, также и упомянутую «нецелесообразность», и факт «восстановления социальной справедливости». Вместе с тем, рассматриваемое условие в ст. 76 УК как бы предполагается и в принципе его учет при принятии решения об освобождении необходим. Поэтому в данном случае, как и в предыдущем, следовало бы вести речь о самостоятельном условии, принимаемом в расчет при решении указанного вопроса. А точнее, мы бы полагали целесообразным дополнить ст. 76 УК положением, включающим в себя элементы обоих рассмотренных здесь условий. Например, в следующей редакции: «и если с учетом характера и степени общественной опасности совершенного преступления и личности обвиняемого цели уголовно-правового воздействия могут быть достигнуты без привлечения его к уголовной ответственности».

При наличии всех предусмотренных в ст. 76 УК условий освобождение обвиняемого от уголовной ответственности в связи с его примирением с потерпевшим является целесообразным, предпочтительным перед вариантом привлечения данного лица к ответственности. Вместе с тем, трудно согласиться с утверждением, согласно которому «если потерпевший считает, что справедливость будет восстановлена в том случае, когда виновный принесет ему извинения, возвратит похищенную вещь, восстановит поломанное имущество и т. д., законодатель не должен настаивать на обязательном возбуждении уголовного дела». (462, с. 425) Институт освобож­дения от уголовной ответственности на основании ст. 76 УК РФ является уголовно-правовым и имеет публичный характер, в связи с чем возможность освобождения обвиняемого определяется всей совокупностью предусмотренных законом условий, а не только мнением потерпевшего.

Данный уголовно-правовой институт не следует смешивать со сходным с ним уголовно-процессуальным институтом освобождения обвиняемого от уголов­ной ответственности в связи с его примирением с потерпевшим и прекращения по данному основанию уголовного дела по делам частного обвинения (ч. 2 ст. 20 УПК РФ). Наличие последнего еще в уголовно-процессуальном законодательстве РСФСР (ч. 1 ст. 27 УПК РСФСР) дало основание некоторым авторам утверждать, что «генетически норма, выраженная в ст. 76 УК РФ, имеет процессуальное происхождение». (307, с. 452). Трудно утверждать, что ранее появившаяся в процессуальном законодательстве норма не оказала воздействия на появление соответствующего института в уголовном законодательстве, однако де-юре и де-факто мы имеем два разных, самостоятельных правовых института, которые хотя и имеют сходные черты, но различаются между собой как по юридической природе, так и по фактическим и юридическим основаниям их применения. Применительно к указанному процессуальному институту мнение потерпевшего об освобождении обвиняемого, безусловно, должно иметь решающее значение, применительно же к уголовно-правовому институту оно имеет значение лишь одного из условий освобождения лица от уголовной ответственности.

При этом никак нельзя согласиться и с тезисом о целесообразности освобождения от уголовной ответственности совершившего преступление лица до и без возбуждения уголовного дела. Чтобы такое освобождение в принципе стало возможным, необходимо еще доказать, что лицо, об освобождении которого идет речь, совершило преступление.

В уголовном праве зарубежных государств примирение с потерпевшим как основание прекращения уголовного преследования, а следовательно, и освобождения от уголовной ответственности, используется достаточно часто. Так, в литературе отмечается широкое распространение в ряде зарубежных государств такой формы разрешения уголовно-правовых конфликтов, как медиация. (См., например: 254, с. 140-147).  Этот вид медиации закреплен, к примеру, в ст. 41 УПК Франции 1958 г. (с последующими изменениями и дополнениями). В указанной статье говорится о праве прокурора «до вынесения решения по публичному иску и с согласия сторон принять решение о медиации, если он считает, что такая мера способна обеспечить возмещение вреда, причиненного потерпевшему, положить конец конфликту, ставшему следствием преступного деяния, и содействовать исправлению лица, совершившего преступление». (247, т. 2,  с. 183).

Прекращение уголовного преследования в отношении лица, виновного в совершении преступления, в связи с примирением с потерпевшим издавна практикуется в системе англосаксонского права. В частности, этот вид освобождения от уголовной ответственности имеет прочные традиции в американском уголовном судопроизводстве в рамках так называемого института сделок между обвиняемым и потерпевшим. При этом его нельзя с полным основанием отнести к сугубо уголовно-правовому институту, скорее, он носит преимущественно уголовно-процессуальный характер, а в целом является комплексным правовым институтом. (376, с. 350).

4. Освобождение от уголовной ответственности

в связи с изменением обстановки

Лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если будет установ­лено, что вследствие изменения обстановки это лицо или совершенное им деяние перестали быть общественно опасными (ст. 77 УК). Фактически данная статья предусматривает два близких, но самостоятельных основания освобождения от уголовной ответственности, когда вследствие изменения обстановки: 1) утратило общественную опасность совершенное лицом преступное деяние; 2) перестало быть общественно опасным лицо, совершившее преступление.

По смыслу указанной статьи закона, каждое их этих оснований складывается из совокупности следующих условий:

1) совершение пре­ступления небольшой или средней тяжести;

2) совершение преступления впервые;

3) отпадение общественной опасности совершенного преступления или лица, его совершившего;

4) убежденность органа дознания, следователя, прокурора, суда (судьи) в отсутствии необходимости привлечения к уголовной ответственности лица, деяние которого или он сам утратили общественную опасность.

В уголовно-правовой литературе под изменением обстановки, влекущим отпадение общественной опасности преступного деяния, принято понимать «такие существенные изменения в объективных социальных условиях, при которых не только конкретное, но и все другие подобные деяния утрачивают общественную опасность». (462, с. 427).  Эти изменения могут носить не только общегосударственный характер, но и локальный - в масштабах населенного пункта, предприятия, учреждения, учебного заведения или даже семьи. Главное, чтобы они не зависели от воли лица, совершившего преступление.

При этом утрату деянием общественной опасности не следует понимать как отпадение оснований уголовной ответственности за него, как полагают некоторые авторы. (См., напр.: 246, т. 2, с. 34; 424, т. 2, с. 171, 343). Непосредственно в тексте закона (ч. 1 ст. 77 УК) говорится о лице, «совершившем преступление». Поэтому, хотя на момент принятия судом решения об освобождении лица от уголовной ответственности деяние в силу изменившейся обстановки и перестало быть общественно опасным, при совершении оно было именно преступлением и по действующему уголовному закону продолжает оставаться таковым. Такого мнения придерживаются многие ученые-юристы. (См., например: 46, с. 246; 77, с. 163-164; 180, с. 67-69; 178, с. 9; 376, с. 353). Как справедливо указывает С.Г. Келина, «действие, утратившее общественную опасность к моменту его расследования или рассмотрения в суде, следует считать преступлением, поскольку в момент его совершения оно отвечало всем признакам преступного деяния». (178, с. 11).

В этом смысле, строго говоря, данное основание освобождения в законе сформулировано неправильно: общественная опасность деяния является его объективной характеристикой, которая определяется на момент совершения преступного деяния, поэтому она не может измениться, как и само деяние, она осталась в прошлом. Измениться, «перестать быть общественно опасным» или стать менее опасным на данный момент могут аналогичные деяния – преступления данного вида, но не то, которое осталось в прошлом.

Если же деяние в момент его совершения в силу малозначительности не представляло общественной опасности (т. е. лишь формально содержало признаки какого-либо преступления), то ввиду отсутствия состава преступления уголовная ответственность попросту невозможна (ч. 2 ст. 14 УК). Кроме того, изменение обстановки, влекущее отпадение обществен­ной опасности деяния, не следует смешивать с изменением уголовного закона, устраняющим преступность деяния или смягчающим наказание за него. В этом случае происходит не освобождение от уголовной ответственности по ст. 77 УК, а прекращение уголовной ответственности в силу правила об обратной силе уголовного закона (ч. 1 ст. 10 УК). (376, с. 353-354)

Второй вид освобождения имеет место, когда вследствие изменения обстановки утрачивает общественную опасность лицо, совершившее преступление. Речь также идет о реальных изменениях объективных условий, происходящих по воле виновного или независимо от его воли, которые «касаются главным образом только конкретного лица, а не всех жителей определенного региона или сотрудников предприятия, учреждения, организации, поэтому не само преступление, а личность виновного в новых условиях приобретает иную социальную, нравственную и юридическую оценку. (466, с. 434-435).

Вместе с тем, одно только изменение обстановки, как правило, не может гарантировать утрату лицом общественной опасности, поэтому для принятия решения об освобождении лица от уголовной ответственности по данному основанию должно быть установлено наличие также и иных условий, предусмотренных ст. 77 УК: лицо совершило преступление впервые, это преступление небольшой или средней тяжести, и правоприменительный орган пришел к выводу об отсутствии необходимости привлекать лицо к уголовной ответственности.

С этих позиций следует, на наш взгляд, оценивать и случаи освобождения от уголовной ответственности лица в связи с истечением длительного времени с момента совершения преступления, когда еще не истекли установленные законом сроки давности. Так, вряд ли заслуживает положительной оценки практика освобождения от уголовной ответственности лиц, совершивших преступление в период приостановления течения давностных сроков, вызванного уклонением виновного лица от следствия или суда. Такая практика означает необоснованное предоставление незаслуженной льготы лицу, уклоняющемуся от правосудия, и фактически стимулирует такое его поведение, противоречит целям уголовно-правового воздействия и принципам его неотвратимости и справедливости. Не случайно, на наш взгляд, в ч. 3 ст. 78 УК РФ, регулирующей порядок исчисления сроков давности уголовного преследования, в отличие от предшествовавшей ей нормы, выраженной в ст. 48 УК РСФСР 1960 г., не устанавливается срок, по истечении которого уклонение от следствия и суда прекращается. В специальной литературе правильно отмечается, что «нет оснований освобождения от уголовной ответственности лиц, злостно уклоняющихся от следствия и суда». (247, т. 2, с. 191).

В судебной практике нередко как изменение обстановки, повлекшее отпадение общественной опасности лица, признается увольнение этого лица от должности, занимая которую, оно совершило преступление. На наш взгляд, само по себе такое увольнение лица, совершившего преступление, далеко не всегда может свидетельствовать об отпадении общественной опасности указанного лица и служить условием его освобождения от уголовной ответственности. Если отпадение общественной опасности лица связывается только с увольнением его от должности, то можно предположить, что в случае его последующего восстановления на данной должности опасность данного лица проявится вновь!? Поэтому представляется необходимым оценивать данное обстоятельство в совокупности с другими указанными в ст. 77 УК условиями, составляющими рассматриваемое основание уголовной ответственности.

В теории уголовного права нашла выражение позиция, согласно которой освобождение от уголовной ответственности в связи с изменением обстановки является проявлением принципа аналогии, некогда существовавшего в отечественном уголовном праве и означавшего, с одной стороны, «судебную криминализацию», с другой – «судебную декриминализацию, т. е. аналогию со зна­ком (—)». (459, с. 422) Основами 1958 г. аналогия в виде судебной криминализации была отменена, но судебная декриминализация, претерпев некоторую модификацию, была, по мнению авторов данной позиции, сохранена, (Там же) и находит выражение в том, что под изменением обстановки понимаются такие изменения, «при которых не только отдельное деяние, но и все другие аналогич­ные деяния утрачивают характер общественно опасных, либо степень их общественной опасности снижается настолько, что они не могут более рассматриваться как преступления». Но поскольку «расширение и сужение сферы уголовной ответственности - это две стороны одного и того же процесса - установления границы между кру­гом преступных и непреступных деяний, осуществление которого должно находиться в исключительной компетенции законода­теля…, то, чтобы быть последовательными до конца, вслед за отменой аналогии следовало бы отменить и «аналогию наоборот» - судебную декриминализацию. (Там же, с. 424).

С нашей точки зрения, именовать рассматриваемый вид освобождения «судебной декриминализацией» и не точно, поскольку право освобождения лица от ответственности принадлежит не только суду (судье), но и органам предварительного расследования с согласия прокурора, и прокурору, и, главное, неправильно. Деяния, о которых ведется речь, в момент их совершения представляли общественную опасность, определенная степень их опасности сохраняется и в изменившейся обстановке, почему и применяется освобождение по нереабилитирующему основанию. Если же общественная опасность деяния отпадает полностью, в таких случаях следует, вероятно, вести речь о законодательной декриминализации таких деяний.  

Конечно, вопросы декриминализации деяний относятся к сфере законодательных органов. Однако в таких случаях (их не может быть много), когда происходят значительные социальные изменения, существенно  снижающие (или полностью устраняющие) опасность для общества деяний определенных видов, оперативно отреагировать на изменившуюся ситуацию может только правоприменительный орган, законодатель такой возможности не имеет. 

5. Освобождение от уголовной ответственности

в связи с истечением сроков давности

Согласно ч. 1 ст. 78 УК РФ, лицо освобождается от уголовной ответственности, если со дня совершения преступления истекли следующие сроки давности: а) два года после совершения преступления небольшой тяжести; б) шесть лет после совершения преступления средней тяжести; в) десять лет после совершения тяжкого преступления; г) пятнадцать лет после совершения особо тяжкого преступления. В отношении осужденных несовершеннолетних эти сроки сокращаются наполовину (ст. 94 УК).

Специфика данного вида освобождения заключается в том, что, во-первых, его применение при наличии указанного в законе основания является не правом, а обязанностью соответствующего правоприменительного органа (за единственным исключением, предусмотренным ч. 4 ст. 78 УК); во-вторых, в отличие от всех иных видов освобождения от уголовной ответственности, применение которых допускается лишь при совершении преступлений определенной категории (небольшой или средней тяжести), освобождение за давностью не ограничено категорией преступления; в-третьих, формальным основанием его применения служит лишь одно условие - истечение установленных в указанной статье закона сроков после совершения преступления, продолжительность которых зависит от категории преступления.

В литературе иногда ошибочно утверждается, что суть данного вида освобождения от уголовной ответственности – «в том, что по истечении определенных в законе сроков лицо не подлежит уголовной ответственности за совершенное преступление», (247, т. 2, с. 186) либо что привлечение виновного к уголовной ответствен­ности в таких случаях исключается. (246, с. 280; 466, с. 435). Как уже отмечалось выше, освобождение лица от уголовной ответственности осуществляется только при установлении в его деянии состава преступления, а такое лицо «подлежит» уголовной ответственности, его привлечение к ответственности «не исключается».

По вопросу о фактических основаниях применения данного вида освобождения от уголовной ответственности в юридической литературе существуют разные точки зрения. В частности, было высказано мнение, что таким основанием является отпадение по истечении сроков давности общественной опасности деяния. (См.: 445, с. 488; 482, с. 105). Однако в законе такое основание не указывается, а на практике само по себе истечение сроков давности не может быть свидетельством отпадения общественной опасности преступления, да и критерии такого «отпадения» едва ли уловимы. Как справедливо отмечается в уголовно-правовой литературе, «общественная опасность деяния может измениться с изменением обстановки, но не в результате истечения сроков давности. Общественная опасность деяния определяется на момент совершения преступления, и истечение времени без изменения обстановки не влияет на эту оценку». (247, с. 187).

Согласно другой точке зрения, ос­нованием освобождения от уголовной ответственности является отпадение или существенное снижение общественной опасности лица, доказанное несовершением этим лицом нового преступления в течение давностного срока. (См.: 486, с. 108; 117, с. 85; 409, с. 16; 442, с. 6; 247, т. 2, с. 187). Однако с этой точкой зрения невозможно объяснить существующее в уголовном законе разнообразие давностных сроков. К тому же «придется сделать вывод, что не давность освобождает преступника от уголовной ответственности а его безупречное поведение и честное отношение к труду. При таких обстоятельствах необходимость в институте давности вообще отпадает». (462, с. 430).  Следует иметь в виду также то обстоятельство, что факт несовершения указанным лицом в течение срока давности нового преступления вовсе не обязательно свидетельствует об отпадении или снижении его общественной опасности. (Там же).

Некоторые авторы выдвигают на первый план аргументы, обосновывающие существование рассматриваемого института нецелесообразностью применения уголовной ответственности по истечении значительных сроков с момента совершения преступления до привлечения лица к уголовной ответственности. С их точки зрения, в основе института давности лежит гуманистическая идея, согласно которой, «во-первых, угроза уголовной ответственности не может довлеть над человеком в течение всей его жизни, а во-вторых, привлечение к уголовной ответственности по истечении определенного срока превращается в неоправданную месть и поэтому теряет смысл и необходимость с точки зрения общей и специальной превенции». (466, с. 435). Дополнительно авторы приводят известные аргументы о том, что несовершение лицом нового преступления в течение определенного времени свидетельствует о снижении или отпадении его общественной опасности, а совершенное деяние «со временем утрачивает общественный резонанс, оно сглаживается в памяти людей, и ворошить его вновь бессмысленно с точки зрения гражданского правосознания». (466, с. 436; 485, с. 40-47).  Приводятся и аргументы криминалистического и процессуального характера, объясняющие применение рассматриваемого вида освобождения тем, что «со временем затрудняется расследование преступлений, в ряде случаев утрачиваются или теряют свою силу доказательства, забываются или искажаются в памяти сведения, известные свидете­лям. Поэтому правильное решение дела судом во многих случаях становится или затруднительным, или даже невозможным». (247, т. 2, с. 187).

Т.Ю. Погосян полагает, что лицо освобождается от уголовной ответственности не потому, что к нему нецелесообразно применять наказание, а в силу того, что это негуманно, привлечение к уголовной ответственности после истечения сроков давности противоречит принципам уголовного права. «Именно при таком решении вопроса становится понятным, почему законодатель установил разнообразные давностные сроки. Чем тяжелее преступление, тем больший срок должен пройти, чтобы наказуемость деяния потеряла цели общей и частной превенции. И наоборот, чем менее опасно совершенное преступление, тем быстрее можно простить преступника». (462, с. 430-431).  

Мы бы сказали несколько иначе: освобождение от уголовной ответственности за истечением сроков давности предусмотрено в уголовном законодательстве в связи с необходимостью реализовать цели уголовно-правового воздействия наиболее социально приемлемым (то есть в строгом соответствии с принципами уголовно-правового воздействия) путем.

В основании данного вида освобождения лежит совокупность формально-юридического и фактических условий освобождения. В ст. 78 УК предусмотрено юридическое основание освобождения – факт истечения сроков давности с момента совершения преступления. Фактическое же основание освобождения воплощено в этом юридическом основании. Оно заключается в убежденности законодателя, что по истечении определенного времени со дня совершения преступления под влиянием «здоровых условий действительности, с которой тысячами нитей связан человек», (459, с. 462) лицо, совершившее преступление, утрачивает полностью или частично свою опасность для общества, в связи с чем с точки зрения целей и принципов уголовно – правового воздействия отсутствует необходимость в привлечении его к уголовной ответственности.

Логика, на которой основывается рассматриваемый институт, состоит в следующем. К примеру, лицо совершает преступление небольшой тяжести, максимальная санкция за такое преступление – два года лишения свободы. Два года лишений и потерь для осужденного, его близких и общества в целом, и все это во имя утверждения социальной справедливости, исправления виновного, предупреждения новых преступлений. Такая схема трагична, но вполне логична, она оправдана тем, что общество вынуждено применять в отношении виновного адекватные меры самозащиты. Но в случаях, когда по объективным причинам виновный в определенный законодателем срок (в рассматриваемом примере – 2 года) не был привлечен к уголовной ответственности, при этом в течение этого срока не совершил нового преступления, с большой долей уверенности можно утверждать, что указанные выше цели достигнуты (причем при относительно меньших социальных издержках) и, следовательно, такое лицо нет необходимости привлекать к ответственности. Пусть в реализации этих целей нет полной уверенности, но, во-первых, такой уверенности нет и в случае реального привлечения виновного к ответственности, во-вторых, решение не привлекать в рассматриваемых случаях лицо к ответственности более соответствует и принципам уголовно – правового воздействия, чем решение привлекать к ответственности виновного независимо от истекших сроков.

При этом, однако, в уголовно-правовой литературе справедливо обращается внимание на имеющую место в некоторых случаях «несбалансированность установленных в законе сроков давности привлечения к уголовной ответственности и сроков возможного наказания за содеянное. Отмечается, что если в двух вариантах – предусмотренных п.п. «а» и «в» ч. 1 ст. 78 УК сроки давности равны максимальному сроку лишения свободы, который можно назначить за преступление небольшой тяжести и тяжкое преступление, то в случае совершения преступления средней тяжести срок давности привлечения к уголовной ответственности на один год больше возможного срока лишения свободы, а максимальный срок давности за совершение особо тяжких преступлений равен пятнадцати годам, тогда как за совершение этих преступлений возможно назначение лишения свободы на срок до двадцати лет, при совокупности преступлений - до двадцати пяти лет (ст. 69), а при совокупности приговоров - до тридцати лет (ст. 70 УК РФ). Следовательно, возможна такая ситуация, при которой срок возможного наказания за содеянное значительно больше срока давности привлечения к уголовной ответственности». (См.: 247, т. 2, с. 188). Ю.М. Ткачевский приводит яркий пример несправедливости обусловленного таким положением решения, когда «пять человек, используя свое служебное положение, участвовали в преступном сообществе (ч. 3 ст. 210 УК РФ), за что четверо были осуждены к двадцати годам лишения свободы. А пятый остался вне поля зрения органов правосудия. Через пятнадцать лет это обстоятельство было обнаружено. Соучастники должны отбывать еще пять лет лишения свободы (а потом еще претерпевать и сроки судимости - В.Д.), а «счастливчика» привлечь к уголовной ответственности нельзя - истекли сроки давности». (Там же, с. 188).

В связи с этим авторы делают обоснованный вывод, что «срок давности привлечения к уголовной ответственности не должен быть короче срока того наказания, которое можно назначить лицу за совершенное преступление», поэтому предлагается установить в законе максимальный срок давности привлечения к уголовной ответственности в тридцать лет. (Там же).  Высказываются и схожие, но несколько отличающиеся суждения: «с точки зрения справедли­вости, продолжительность срока давности должна быть, по общему правилу, не меньше суммарного срока наказания за соответствующее преступление и срока погашения судимости за него…». (459, с. 462). Еще в 70-е годы высказывалось предложение, чтобы размеры давностных сроков не были меньшими или превышали размеры наказания, которое может быть назначено за совершенное преступление» (299, с. 133-141; 375, с. 288).

При этом авторы ссылаются на уголовное законодательство зарубежных стран, предусматривающее, как правило, более продолжительные сроки давности уголовного преследования. Так, в § 78 УК ФРГ установлен тридцатилетний срок давности за преступления, за которые предусмотрено наказание в виде пожизненного лишения свободы, и двадцатилетний срок - за преступления, караемые наказанием в виде лишения свободы на срок свыше десяти лет. В ст. 131 УК Испании максимальный срок давности привлечения к уголовной ответственности равен двадцати годам. В п. 1 ст. 101 § 1 УК Польши срок давности равен 30 годам. (247, т. 2, с. 188).

В уголовно-правовой литературе уклонение от следствия и суда иногда понимается необоснованно широко - как практически любые «умышленные действия, направленные на то, чтобы избежать уголовной ответствен­ности». (Там же, с. 191). Некоторые авторы полагают, что «лицо считается уклоняющимся от следствия и суда, если оно предпринимает действия, специально направленные на уход от уголовной ответственности (изменение адреса, фамилии, создание различного рода обстоятельств, вынуждающих следственные органы вести розыск конкретного преступника)». (462, с. 431).

На наш взгляд, такая трактовка уклонения лишает смысла институт давности – поскольку в подавляющем большинстве случаев лицо, совершившее преступление, не стремится предстать перед правосудием, обычно скрывает факт совершения преступления и в той или иной мере затрудняет проведение расследования, то во всех таких случаях пришлось бы признавать, что сроки давности совершенного преступления не текут.

Правильной представляется иная точка зрения, согласно которой «скрывшимся от следствия или суда признается лицо, которое, являясь подозреваемым или обвиняемым в совершении преступления, предпримет действия, направленные на то, чтобы избежать задержания, что обусловит необходимость проведения его розыска правоохранительными органами повсеместно (объявления во всероссийский розыск) или на какой-либо территории. Именно такое поведение виновного свидетельствует о повышенной опасности его личности и обусловливает приостановление течения срока давности. Не может считаться скрывающимся от следствия или суда лицо, которое не было установлено в качестве подозреваемого органами дознания или следователем и которому не было предъявлено обвинение в совершении конкретного преступления, даже если оно меняет место жительства, изменяет фамилию, внешность, живет по подложным документам и совершает иные действия с целью избежать уголовной ответственности. (376, с. 358).  

Уклонение от следствия или суда в смысле ч. 3 ст. 78 УК не является самостоятельным преступлением, но оно может стать таковым, например, при побеге из-под стражи в процессе следствия. В последнем случае происходит приостановление течения срока давности за преступление, в связи с расследованием которого он содержится под стражей. В литературе было высказано ошибочное, на наш взгляд, мнение, что срок давности за совершенный побег «исчисляется с момента его совершения (т.е. со дня побега) и истекает спустя шесть или десять дет (в зависимости от того, по какой части ст. 313 УК квалифицируются действия виновного)». (154, с. 358). Это была бы неоправданная льгота в отношении лица, совершившего побег и скрывающегося от правосудия. Правильнее, по нашему мнению, исчислять срок давности за побег с момента задержания виновного или явки его с повинной. С этого же момента возобновляется и течение давности за первое преступление, совершенное скрывшимся от следствия лицом.

Статья 78 УК РФ, в отличие от ст. 48 УК РСФСР 1960 г., не устанавливает срок, по истечении которого уклонение от следствия и суда прекращается. И это справедливо: «нет оснований освобождать от уголовной ответственности лиц, злостно уклоняющихся от следствия и суда». (247, т. 2, с. 191).

Совершение лицом нового преступления на исчисление срока давности за первое преступление никакого влияния не оказывает. Сроки давности за каждое из них исчисляются самостоятельно (ч. 2 ст. 78 УК). Следует, на наш взгляд, согласиться с авторами, полагающими, что решение данного вопроса в ст. 48 УК РСФСР 1960 г., предусматривавшей прерывание срока давности в таких случаях, было предпочтительней, поскольку «совершение в течение срока давности нового умышленного преступления свидетельствует о повышении общественной опасности лица». (Там же, с. 190). Более удачным представляется решение, предложенное ч. 4 ст. 77 Модельного уголовного кодекса: течение сроков давности прерывается, если до их истечения лицо совершит новое умышленное преступление средней тяжести, тяжкое или особо тяжкое; с момента совершения нового преступления заново начинает исчисляться срок давности за прежнее преступление и начинает свое течение срок давности за вновь совершенное.

6. Амнистия

Согласно ч. 1 ст. 84 УК, амнистия объявляется Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации в отношении индивидуально не определенного круга лиц.

Юридическим основанием освобождения по амнистии служит издание акта амнистии. Фактическим - совокупность объективных и субъективных обстоятельств, на основании которых законодатель приходит к выводу об отсутствии необходимости привлекать определенные категории лиц к уголовной ответственности. В каждом конкретном случае вынесения акта амнистии такие обстоятельства прямо или косвенно определяются в самом акте.

Принято считать, что акт амнистии является проявлением гуманизма и представляет собой прощение лица, совершившего преступление, со стороны высших органов государственной власти. (См., напр.: 181, с. 27; 466, с. 439). На наш взгляд, такой акт должен издаваться лишь в тех случаях, когда он отвечает и другим принципам, а также целям уголовно-правового воздействия и не должен рассматриваться лишь как «акт прощения» виновного. Освобождение от уголовной ответственности, в т.ч. и вследствие акта амнистии, не отменяет того факта, что лицо совершило преступление. Поэтому оно должно осуществляться лишь при наличии как юридического, так и обусловливающего его фактического основания, т. е. когда актом амнистии констатируется отсутствие необходимости привлекать определенные категории лиц к уголовной ответственности. Основания и данного вида освобождения носят нереабилитирующий характер.

В теории права остается дискуссионным вопрос о том, к какой отрасли права следует относить институт амнистии, в связи с чем противоречиво решается и вопрос о ее правовой природе, что связано со спецификой рассматриваемого института. В литературе отмечается, в частности, иной, нежели для принятия законов, порядок принятия актов об амнистии – постановлениями Государственной Думы Федерального Собрания РФ; непостоянный характера этих актов, являющихся актами разового действия, что также отличает их от законов; слабая интегрированность ст. 84 УК, регламентирующей порядок и условия освобождения по амнистии, в систему уголовного права; наличие в актах амнистии и других предписаний, не относящиеся к УК, например, предусматривающих освобождение не только от уголовной, но и от административной ответственности. (См. об этом: 247, т. 2, с. 269; 181).

В связи с этим некоторые авторы считают институт амнистии государственно-правовым, не имеющим отношения к уголовному праву. (См.: 130, с. 36; 402, с. 118-120; 244, т. 1, с. 149-150; 403, с. 66). Однако чаще все же институт амнистии в юридической литературе относят к уголовно-правовым или комплексным. (См., напр.: 459, с. 424; 375, с. 358-359; 247, т. 2,  с. 269).

Последняя точка зрения представляется нам более обоснованной. В силу отмеченных выше особенностей амнистии этот институт решает вопросы, входящие в предмет регулирования и государственного, и административного права, однако как содержащий юридическое основание освобождения от уголовной ответственности и наказания, характеристика которого дается в уголовном законе, он, безусловно, входит и в сферу уголовно-правового регулирования. «Будучи одним из средств реализации уголовной политики, амнистия неразрывно связана с решением задач, стоящих перед уголовным законодательством. Следовательно, такие ее вопросы, как правовая природа, материальные и формальные основания, пре­делы применения и т. д., не могут быть решены вне рамок уголовно-правовой науки. Конечно, проще всего адресовать все проблемы, связанные с амнистией, государствоведам, но могут ли они их решить, не занимаясь на специальном уровне таким феноменом, как преступность? А практика последних десятилетий показывает, что акты амнистии в руках государ­ственной власти превратились в своего рода шлюзы, которые время от времени открываются в ею же возводимой плотине сдерживания. Как этот «сброс» сказывается на уровне пре­ступности в стране, насколько он оправдан? Кто как не криминалисты должны ответить на эти вопросы!» (459, с. 424; см. также: 174, с.64; 247, т. 2, с. 26;  375, с. 358).

Вопрос о понятии и правовой природе амнистии как правового явления иногда ошибочно смешивается с вопросом о понятии и природе акта об амнистии как юридического документа – постановления Государственной Думы, следствием чего, в частности, являются споры – обладает ли акт амнистии свойством нормативности?!

Такое смешение допускает, по нашему мнению, И.Л. Марогулова, по мнению которой акты амнистии не имеют нормативного характера, «правовая природа актов амнистии отличается от правовой природы нормативных актов», поскольку первые не отменяют и не изменяют норм права и даже их не корректируют, правила действия уголовного закона во времени не касаются амнистии и такие акты не включаются в Свод законов, в который входят только нормативные акты. По ее мнению, амнистия выступает в виде «государственного мероприятия, направленного на претворение в жизнь уголовной политики страны». (274, с. 57). Подобное смешение допускает и В.А. Якушин, с точки зрения которого, «под амнистией понимается нормативный акт высшего законодательного органа государственной власти…» (375, с. 353). 

С нашей точки зрения, необходимо различать понятие и правовую природу амнистии как правового явления и как документа. Как уголовно-правовое явление амнистия, действительно, может рассматриваться как «государственное мероприятие, направленное на претворение в жизнь уголовной политики страны». Это сущностное, материальное правовое явление, которое представляет собой обусловленное принципами и целями уголовно-правового воздействия признание отсутствия необходимости привлекать к уголовной ответственности (назначать наказание или т.п.) определенные категории лиц, основанное на фактических обстоятельствах и юридических условиях, которое в каждом конкретном случае реализуется в отдельных правовых актах. Акт амнистии как документ – это специфический правовой акт в форме Постановления Государственной Думы Федерального Собрания РФ, который является юридическим основанием реализации указанного «государственного мероприятия». Эти два понятия соотносятся между собой как внутренняя и внешняя формы права.

Вопрос о правовой природе Постановления Государственной Думы об амнистии тесно связан с вопросом о правовой природе амнистии как правового явления и государственного мероприятия. Однако это два самостоятельных вопроса. Если амнистия как правовое явление по своему характеру и содержанию является комплексным – приобретающим тот или иной оттенок в зависимости от характера содержащихся в нем решений, то Постановление Государственной Думы при всех обстоятельствах остается конституционно-правовым.

 При этом вопрос о нормативности имеет смысл только применительно к указанному Постановлению, а не к решению об амнистии как правовому явлению. Следует, видимо, согласиться с мнением, что, «несмотря на определенные особенности актов амнистии, все же они содержат нормы права - обязательные для исполнения теми субъектами, которые в них указаны, правила поведения, установленные высшими органами государственной власти, рассчитанные на их применение к индивидуально не определенному кругу лиц». (247, т. 2, с. 268; см. также: 375, с. 357-358).

 В литературе настойчиво (и, к сожалению, некритически) подчеркивается, что институт амнистии «имеет многоцелевой характер». (См., напр.: 375, с. 356).  Отмечается, что «преследуя различные цели борьбы с преступностью, амнистии многофункциональны. Их содержание зависит от политических и экономических особенностей развития страны, оказывающих влияние на специфику борьбы с преступностью, что отражается на характере каждого конкретного акта амнистии, масштабе и формах его применения». (247, т. 2, с. 269). Среди целей применения амнистии в актах о ее применении декларируются «гуманная цель облегчения участи лиц, совершивших относительно нетяжкие преступления, несовершеннолетних, женщин, больных и т. п.»; идеологические (социально-политические) - т. н. «юбилейные» цели; цели «национального примирения, достижения гражданского мира и согласия»; социально-экономические цели; цель направления той или иной ситуации в желаемое для законодателя и общества русло; решение проблемы перенаселения мест лишения свободы осужденными и следственных изоляторов подследственными и иные цели. (См.: 247, т. 2, с. 269-270; 375, с. 357).

На наш взгляд, такая разноголосица в определении целей амнистии вряд ли способствует эффективному ее применению. Во всяком случае, амнистия в уголовном праве должна быть подчинена обозначенным в законе целям уголовно-правового воздействия, о чем уже шла речь выше. Впрочем, это не исключает того, что посредством амнистии в русле решения упомянутых уголовно-правовых целей могут решаться и более конкретные задачи, в т. ч. экономические, социально-политические и др.

При этом не следует смешивать цели и поводы, в связи с которыми принимаются акты амнистии. В качестве последних чаще всего выступает какое-либо значительное либо торжественное событие в жизни страны: принятие Конституции Российской Федерации, юбилей победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., Международный год женщины, Международный год ребенка и т. п. Поводы могут быть различны, здесь проблема лишь в том, чтобы соблюдать меру - амнистия должна оставаться исключительным событием в уголовной политике и практике государства.

Амнистия «не должна превращаться в дежурное мероприятие к очередной юбилейной дате. Одномоментное массовое освобождение из мест лишения свободы не подготовленных к нормальной жизни людей при отсутствии программы их ресоциализации заканчивается резким ухудшением криминогенной ситуа­ции. Еще хуже, если общеуголовная амнистия используется в качестве инструмента политической борьбы, посредством которого пытаются либо «заработать» политический капитал, либо дестабилизировать обстановку с тем, чтобы установить на этой почве реакционную диктатуру. Тогда гуманный жест может обернуться трагедией. Подобные амнистии известны как у нас в стране, так и за рубежом. (См., напр.: 459, с. 464).

Нельзя не согласиться с С.Г. Келиной, что крайне отрицательно следует оценить использование амнистии как средства для разгрузки мест лишения свободы. «Для того, чтобы места лишения свободы не оказывались переполненными, должны проявить заботу, во-первых, законодатель, а затем и суды, которые должны шире применять предусмотренные в санкциях меры наказания, не связанные с лишением свободы, и не направлять в исправительные колонии тех осужденных, которые не нуждаются в изоляции от общества». (181). Эта мысль выражена и в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 11 июня  1999 г. «О практике назначения судами уголовного наказания». (См.: 61, № 7).

Для применения амнистии должны быть веские основания. Акты амнистии не должны подменять декриминализацию или использоваться не в соответствии с целями уголовно-правового воздействия. (См. об этом: 459, с. 464).

К институту амнистии в уголовном праве и в обществе в целом всегда было неоднозначное отношение. Многие мыслители, государственные и общественные деятели, известные ученые-юристы были противниками амнистии. В их числе И. Кант, Ч. Беккариа, И. Бентам и другие. Ч. Беккариа, например, считал, что «потребность в прощении и милосердии прямо зависит от нелепости законов и суровости приговоров» и что «по мере смягчения наказаний милосердие и прощение становятся менее необходимыми», «в совершенном законодательстве, где наказания умеренны, а суд праведен и скор», в амнистии нет необходимости. (28, с. 243-244). По утверждению Ч. Беккариа, «показывать людям, что преступления могут прощаться и что наказание - необязательное их следствие, значит порождать в них иллюзию безнаказанности и заставлять их верить, что если можно добиться прощения, то приведение в исполнение приговора непрощенному скорее акт насилия власти, чем результат правосудия». (Там же).

Противоречиво отношение к амнистии и современных отечественных ученых-юристов, практических работников и общественности, многие из которых считают, что издание актов амнистии фактически ведет к нарушению принципа справедливости, сопровождается всплеском преступности, вследствие роста рецидива среди лиц, освобожденных от уголовной ответственности или наказания, «поэтому амнистия не должна иметь места ни в практике высших органов государственной власти, ни в уголовном законодательстве». (См.: 380, с. 81; 12, с. 12-13; 307, с. 478-479). Нельзя не согласиться с мнением, что в принципе «при нормально функционирующей правовой системе в условиях эволюционно, без каких-либо скачков и общественных катаклизмов развивающегося государства амнистии как таковой нет места». (459, с. 464). К отрицательным свойствам амнистии относят то, что она применяется «механически», «огульно», не к индивидуально определенному лицу. (См., например: 295, с.26).

Однако имеются и сторонники применения амнистии, которые усматривают в ее применении положительные свойства, считают ее мерой гуманной, отвечающей целям экономии уголовной репрессии, и потому необходимой. (270, с. 55-58). Для нейтрализации же негативных последствий амнистии предлагается ее применение сопровождать тщательно продуманной программой ресоциализации амнистируемых.

За рубежом отношение к амнистии также неоднозначно, в некоторых странах (в Испании, Германии и др.) она не применяется. В тех странах, где она предусматривается законодательно, она используется в основном только для освобождения от наказания (например, ст. 133-9 УК Франции).

По нашему мнению, в принципе амнистия, действительно, в нормально развивающемся обществе с достаточно совершенным законодательством и юридической практикой является мерой алогичной. В нашей стране применение амнистии уже сложилось в определенную традицию, отказаться от которой непросто. Однако, как представляется, она должна применяться лишь в исключительных случаях, строго в соответствии с целями и принципами уголовно-правового воздействия и при условии сопровождения ее применения тщательно продуманной программой ресоциализации амнистируемых, включающей  комплекс мер по трудовому и бытовому обустройству лиц, освобождаемых из мест лишения свободы, их медицинскому обслуживанию, контролю за их поведением и т.п.

Судами общей юрисдикции Российской Федерации амнистия была применена в отношении 56971 человека в 1999 г., 25790 человек в первом полугодии 2000 г. и 54958 человек в 2001 г. что составило соответственно 4,7 %, 4,2 % и 4,4 % от числа всех осужденных в соответствующем году. (См.: Приложения, табл. № 15).

Актом амнистии лицо освобождается от уголовной ответственности, что означает прекращение уголовного дела на стадии предварительного расследования или в суде, но до вынесения судом обвинительного приговора. При этом применение амнистии может иметь место только после возбуждения уголовного дела, когда установлен факт совершения преступления определенным лицом, определена квалификация этого преступления, а следовательно, и его категория. (181). На практике это условие нередко нарушается. Например, в статье первой Постановления Государственной Думы от 12 марта 1997 г. «Об объявлении амнистии в отношении лиц, совершивших общественно-опасные деяния в связи с вооружённым конфликтом в Чеченской Республике» содержалось указание: «Не возбуждать уголовные дела в отношении лиц, совершивших общественно-опасные деяния в связи с вооружённым конфликтом в Чеченской Республике». (РГ 1 марта 1997 г.). Отчасти это явилось следствием неудачного, на наш взгляд, решения данного вопроса в ч. 1 ст. 5 УПК РСФСР, в которой говорилось: «Уголовное дело не может быть возбуждено,  а возбужденное подлежит прекращению: ... 4) вследствие акта амнистии ...». В ч. 1 ст. 27 УПК РФ применена более точная формулировка: «Уголовное преследование в отношении подозреваемого или обвиняемого прекращается по следующим основаниям: … 3) вследствие акта об амнистии». Но и при применении данной нормы остается актуальным указание, содержащееся в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 8 февраля 1990 г., согласно которому для применения амнистии «необходимы не только процессуальные, но и материальные основания: доказанность совершения лицом, преданным суду деяния, предусмотренного соответствующей статьей уголовного закона». (См.: 53, с. 3-4).

Тем более неприемлемыми следует признать решения, когда в акте об амнистии предусматривается возможность прекращения уголовных дел, по которым лицо, совершившее преступление, правоохранительным огранам не известно (521, с. 78).

Решение о прекращении уголовного дела в связи с актом амнистии должно быть принято до вынесения судом обвинительного приговора. Поэтому следует признать неправильным порядок, который был установлен ч. 4 ст. 5 УПК РСФСР: если факт вынесения амнистии по конкретному делу обнаруживается в стадии судебного разбирательства, суд доводит разбирательство до конца и постановляет «обвинительный приговор с освобождением осужденного от наказания». По справедливому замечанию С.Г. Келиной, с таким решением согласиться нельзя, поскольку оно не соответствует сущности освобождения от уголовной ответственности по амнистии, превращает его в освобождение от наказания, поэтому, «если в постановлении об амнистии сказано «прекратить уголовные дела», они должны быть прекращены в любой стадии уголовного процесса, если по делу ещё не вынесен обвинительный приговор». (181).

Некоторыми авторами указанный выше порядок продолжает рассматриваться как действующий, (521, с. 78) между тем как новый УПК РФ в ст. 27 соответствующего предписания не сохранил, а в ст. ст. 239 и 254 указал, что суд в таких случаях «прекращает уголовное дело в судебном заседании».

7. Освобождение от уголовной ответственности несовершеннолетних

с применением принудительных мер воспитательного воздействия

Согласно ст. 90 УК РФ, несовершеннолетний, впервые совершивший преступление небольшой или средней тяжести, может быть освобожден от уголовной ответственности, если будет признано, что его исправление может быть достигнуто путем применения принудительных мер воспитательного воздействия. К числу таких мер относятся: а) предупреждение; б) передача под надзор родителей или лиц, их заменяющих, либо специализированного государственного органа; в) возложение обязанности загладить причиненный вред; г) ограничение досуга и установление особых требований к поведению несовершеннолетнего.

Специфика данного вида освобождения состоит прежде всего в том, что он является единственным, применяемым только к. лицам, совершившим преступление в возрасте от 14 до 18 лет, и, в исключительных случаях – к совершившим преступление в возрасте от 18 до 20 лет (ст. 96 УК).

Решение об освобождении от уголовной ответственности с применением принудительных мер воспитательного воздействия может быть принято как на стадии предварительного расследования, так и на стадии судебного разбирательства.

Юридическими условиями такого освобождения являются: 1) недостижение лицом 18-летнего (в порядке исключения - 20-летнего) возраста; 2) совершение преступления небольшой или средней тяжести; 3) совершение преступления впервые; 4) возможность исправления лица путем применения принудительных мер воспитательного воздействия.

Первые три условия носят объективный характер, последнее - субъективный. В своей совокупности три первых условия составляют юридическое основание, а четвертое - фактическое условие применения данного вида освобождения от уголовной ответственности. Все они вместе составляют полное основание применения такого освобождения.

К сожалению, фактическое основание в ст. 90 УК не очень точно выражается в виде условия: «если будет признано, что его исправление может быть достигнуто путем применения принудительных мер воспитательного воздействия». Это положение неправильно понимать (как это нередко имеет место (См., напр.: 466, с. 441; 375, с. 398)), будто речь идет о цели уголовного наказания, причем лишь одной из его целей. Как уже указывалось выше, применение любого вида осво­бождения от уголовной ответственности должно соответствовать целям и принципам уголовно-правового воздействия. При этом фактическим основанием применения освобождения является убежденность соответствующего правоприменительного органа в отсутствии необходимости привлекать лицо к уголовной ответственности, признание им того обстоятельства, что указанным целям и принципам более отвечает применение к данному конкретному лицу принудительных мер воспитательного воздействия.

Такая убежденность и такое признание основывается как на отмеченных выше юридических условиях, так и совокупности иных обстоятельств, установленных по уголовному делу, относящихся, в частности, к личности виновного (его поведение до, а также в момент и после совершения преступления, мотивы совершения преступления, отношение к совершенному преступлению и др.). Как показывает анализ следственной и судебной практики, относительно чаще при решении данного вопроса правоприменительные органы ссылаются на такие обстоятельства, как положительное поведение несовершеннолетнего до совершения преступления, признание вины и чистосердечное раскаяние, возмещение причиненного ущерба, ненормальные условия в семье, неблагоприятные условия жизни и воспитания, второстепенная роль подростка в преступлении и др. В каждом конкретном случае могут учитываться и все другие фактические данные как смягчающие, так и отягчающие ответственность. (375, с. 399; 466, с. 441).

С учетом обстоятельств дела несовершеннолетнему может быть определено одновременно несколько принудительных мер воспитательного воздействия (ч. 3 ст. 90 УК). В некоторых случаях это является целесообразным, важно лишь, чтобы эти меры различались по содержанию, дополняя друг друга, например, передача несовершеннолетнего под надзор родителей сопровождалась и ограничением досуга, и т. п.

Такие принудительные меры, как передача под надзор родителей или лиц, их заменяющих, либо специализированного государственного органа, а также ограничение досуга и установление особых требований к поведению несовершеннолетнего являются срочными, но продолжительность их применения законом не предусматривается, она определяется органом, назначающим эти меры, в соответствии с целями и принципами уголовно-правового воздействия.

В случае, если несовершеннолетний систематически (более двух раз) не исполняет принудительную меру воспитательного воздействия, например, не предпринимает никаких усилий, чтобы загладить причиненный вред, допускает нарушение возложенных на него обязанностей и т. п., то по представлению специализированного государственного органа назначенная ему мера отменяется и материалы направляются для привлечения несовершеннолетнего к уголовной ответственности (ч. 4 ст. 90 УК).