§ 4.

Все, вообще, законодательства, которым известно исключительное положение, могут быть разбиты на две категории в одних, как, например, во Франции, исключительное положение имеет характер военной диктатуры; в других, как, например, в Австрии, - диктатуры гражданской.

В некоторых государствах, - например, в России - исключительное положение принимает форму то военной, то гражданской диктатуры.

Горячим защитником военной диктатуры является Reinach. Для того, чтобы энергично подавить брожение, для того, чтобы сдержать возбужденные страсти, необходимы прямота, быстрота и натиск; необходимы твердость характера, живое сознание долга. Этими качествами отличается солдат; они развиваются военною службой, привычкой к простой и суровой дисциплине. Солдату чужда рефлексия; он не остановится пред тысячей затруднений, которые, как будто нарочно, создаются людьми, привыкшими рассуждать тогда, когда необходимо действовать.

Нам думается, что защита военной диктатуры с точки зрения специфически военных доблестей, представляется, по меньшей мере, поверхностной. Печальный опыт русской действительности неопровержимо доказывает, что военная доблесть отнюдь не всегда является ручательством правительственной способности. В своей «Физиологии государства» Константин Франц давно уже отметил «болезнь нашего времени», заключающуюся в том, что правительство современных государств становится все более и более военным. Эта болезнь, от которой излечиваются государства Запада, у нас, в России, заражает до сих пор государственный организм. Разве военная служба не является у нас почти единственным стажем для занятия сколько ни будь ответственных должностей в области активного управления? Разве у нас мало губернаторов, непосредственно переходящих от командования полком к командованию губернией? И, тем не менее, разве не свидетельствует постоянное и повсеместное применение исключительных положений о крайне не удовлетворительной постановке у нас нормального управления, вообще?

И, наконец, допустим, что генерал - превосходный губернатор: он не умеет «рассуждать», но за то умеет «действовать». Чем, однако, хуже генерал, состоящий на службе по министерству внутренних дел, генерала, состоящего на службе по военному министерству?

Есть один аргумент, - иногда откровенно высказываемый, иногда замалчиваемый, - на котором всегда и необходимо покоится защита военной диктатуры. Этот аргумент - аналогия между внешней войною и внутренней смутой. Военная диктатура необходима потому, что нет никакого различия между «внутренним» и «внешним» врагом; она необходима потому, что междоусобная распря есть та же война.

Ошибочность этого аргумента очевидна; она очевидна уже потому, что, так называемый, «внутренний враг» никогда не признается и не может быть признан воюющей стороной.

Восставая против военной диктатуры, мы имеем в виду не те - совершенно исключительные - случаи, когда, действительно, страна переживает вооруженное восстание, когда судьба ее решается на поле сражения. Во время вооруженного восстания, как и во время войны, должно действовать не исключительное, а военное положение. В огромном большинстве случаев исключительное положение направлено на борьбу с «внутренней смутой»; и тот, кто хоть сколько-нибудь знаком с историей исключительного законодательства не только в России, но и в других государствах, тот знает, как мало реальна аналогия между внутренней смутой и междоусобной войной.

Внутренний враг - не беллигерант. Борьбу с, ним ведут не вооруженные силы, а охранные отделения. Он умирает не на поле сражения, а в ссылке и на эшафоте. Исключительное положение действует не на территории, отторгнутой у неприятеля; его цель - не победа над врагом, а умиротворение страны.

Причем же тут военная диктатура?..

Есть один аргумент, говорящий решительным образом против военной диктатуры. Чем шире полномочия власти, тем строже должна быть ее ответственность. Военная диктатура безответственна, но существу. Организованная на началах, предполагающих наличность внешней войны, военная диктатура, - диктатура главнокомандующего или командующего войсками, - не может не быть независимой от центральной власти. Сколько-нибудь определенная, сколько-нибудь исчерпывающая регламентация ее полномочий невозможна. Полномочия главнокомандующего определяются необходимостью войны. Inter arma silent leges; не даром римляне называли своего бога войны - Mars ex lex.

Как бы ни были широки полномочия власти, предоставляемые ей исключительным положением, они должны быть определены законом. Исключительное положение отнюдь не предполагает исключительного господства физической силы. Настаивая на военном характере диктатуры и в то же время считая необходимой подробную регламентацию исключительного положения, Reinасh впадает очевидным образом в непримиримое противоречие с самим собою.

В виду вышеизложенных соображений, нельзя, казалось бы, не прийти к тому заключению, что, поскольку исключительным положением создаются чрезвычайные полномочия полицейского характера, эти полномочия должны принадлежать тому или иному органу гражданской, а не военной власти - органу, поставленному в зависимость от министерства внутренних дел.