II

Приведенная резолюция о терроризме, как указано было выше, была принята комиссией по вопросам терроризма, избранной на третьей конференции. Пленум третьей конференции принятие окончательной редакции отложил до четвертой конференции. По каким мотивам? Если не упускать из виду отмеченного весьма

по обстоятельствам их совершения они порождают   одну общую   опасность». («Revue penit.» 1932   NIO—12)

3   Уголовная интервенция                                                                                               u«J

широкого характера одобренной комиссией третьей конференции формулы терроризма, то естественно предположить, что именно эта широта предположенной редакции и отпугнула участников третьей конференции. В действительности приходится отметить обратное: формула терроризма, изготовленная комиссией третьей конференции, формула, превращающая оскорбление действием и посягательство на частное имущество в террористические акты, оказалась для делегатов унификационных конференций слишком узкой. По крайней мере официальный докладчик по вопросу о терроризме на четвертой конференции, проф. Радулеску, развивал на пленуме конференции следующие идеи:

«Терроризм, — говорил он, — примитивно проявляется во взрывах бомб и аналогических орудий, способных вызвать большие потери людьми и имуществом. Многие законодательства содержат специальные постановления об этих формах терроризма. Унификацион-ное же законодательство должно, по мнению комиссии, охватить все новые формы преступности, даже если эти формы в некоторых странах еще не имеют места» х. Поэтому, откровенно заявил Радулеску: «Задача заключается в том, чтобы дать определение терроризма в возможно широких формулах».

Надо прямо признать: докладчик проф. Радулеску эту свою программу перевыполнил. Действительно, предложенная проф. Радулеску редакция ст. I резолюции о терроризме гласит: «Рассматриваются как акты терроризма все посягательства, равно как и подготовительные к этим посягательствам действия, а также соглашения и организации, имеющие своей целью насилием или запугиванием навязать политическое или социальное учение». Эта редакция разоблачила политическую заостренность постановлений о терроризме против массовой революционной борьбы и даже революционной пропаганды в полной мере. Поэтому комиссия четвертой конференции, разделяя идеи Радулеску, в своем постановлении придала им более смягченную формулировку. Резолюция о терроризме, принятая комиссией четвертой конференции по унификации уголовного законодательства капиталистических стран, гласит:

«Ст. I. Кто с целью терроризировать нас'еле-н и е станет употреблять против лиц или против имущества бомбы, мины, взрывчатые зажигательные вещества или машины, огнестрельное оружие или другие убийственные и разрушительные приспособления или кто вызывает или попытается вызвать, распространить эпидемию, эпизоотию или другое бедствие, кто прервет или попытается прервать работы учреждений общеполезного обслуживания, тот наказывается... безотносительно к возможности назначения более тяжких наказаний, если такие предусмотрены.

Ст. 2. Кто сознательно будет изготовлять, хранить, ввозить или перевозить предметы, указанные в ст. 1 и предназначенные для совершения преступления, предусмотренного той же статьей, наказывается...

1 «Actes» JV конференции 1933 г., стр. 134, 34

Ст. 3. Кто станет возбуждать к совершению преступления, предусмотренного ст. 1, путем публичных речей, сочинений или изображений, распространяемых публично или публично выставляемых, или кто будет оправдывать такие деяния или их совершителей, наказывается...

Ст. 4. Кто примет участие в сообществе, образовавшемся или сговорившемся для совершения преступлений, указанных выше, наказывается...

Ст. 5. От наказания освобождаются, за исключением провокаторов, те, которые до совершения указанных выше преступлений и до возбуждения какого-либо преследования, сообщат и раскроют виновников органам власти или которые даже после возбуждения преследования будут содействовать задержанию других виновников.

Суды однако могут предписать принятие в отношении их меры безопасности. Комиссия, кроме того, высказывает пожелания: 1) чтобы вопрос о преступлениях, создающих общую и широкую опасность, был передан на ближайшую конференцию, 2) чтобы была заключена международная конференция для обеспечения всеобщей борьбы с террористическими посягательствами».

Как видно из текста приведнной резолюции, в ней об индивидуальном политическом терроре специально вовсе не упоминается: резолюция в качестве основного признака террора выдвигает терроризацию населения («кто с целью терроризировать население станет употреблять1) и т. д.) и лишь как об одной из форм этого террора резолюция говорит о посягательствах против «лиц и имущества». При этом тут же в ст. 1 резолюция вслед за упоминанием «мин и бомб» говорит о перерыве работ учреждений общественного пользования и др. В этом перенесении центра, проблемы с отдельных лиц на население, в этом упоминании уже не только о транспорте и органах связи, но и вообще об учреждениях общественного значения, находит дальнейшее развитие конструкция «террора», как деликта, охватывающего различные формы массовых политических выступлений. В этом смысле поучительно и другое постановление приведенной резолюции.

Хорошо известно, что одним из самых значительных средств политической борьбы в ее подготовительной стадии являются пропаганда и агитация. О них приведенная ранее (стр. 32) резолюция о терроризме третьей конференции умолчала. Комиссия четвертой конференции спешит этот пробел восполнить в ст. 3: «Кто станет призывать к совершению преступлений терроризма (предусмотренного ст. 1) путем произнесения публичных речей, или путем распространения или публичного вывешивания произведений или рисунков, кто будет оправдывать подобные акты или лиц в них повинных — наказывается» и т. д. На конференции проф. Гинзбург, представитель маленькой Бельгии, пытался возразить против такой формулы и призывал к либеральным традициям ушедшего времени. «Международные конференции, — говорил Гинзбург, — должны воздержаться стеснять свободы, которые в большинстве стран являются свободами, гарантированными конституциями и добытыми ценой

з*                                                                                                            35

вековой борьбы»... «Я не хочу, — продолжал Гинзбург, — если я завтра напишу или скажу что-либо хорошее о политическом деятеле, кто бы он ни был, чтобы меня обвинили в апологии преступника. Если я завтра буду иметь несчастье сказать доброе слово о Ленине, я окажусь его апологетом и мне скажут: «Вы подпадаете под ст. 3 резолюции о терроризме». Конечно, апелляция бельгийского делегата к свободам и устоям буржуазной демократии в декабре 1931 г. явилась анахронизмом: ст. 3 комиссией была одобрена.

Таким образом на четвертой конференции понятие «терроризма» получило новое истолкование: унификаторы объявили и слово орудием террористического акта.

Если при этом учесть, что и перерыв в работах учреждений общественного значения предусмотрен резолюцией четвертой конференции, то отсюда непосредственно следует, что призыв, например, к стачке рабочих на газовом заводе или трамвае является террористическим актом в международном смысле.

Комиссия четвертой конференции хорошо знала, что задача уни-фикационных конференций — не теоретические дискуссии, а реальная борьба. Она поэтому вынесла и другое пожелание, чтобы была заключена международная конвенция для обеспечения всеобщей борьбы с террористическими посягательствами.

Итак, терроризм в своеобразном понимании конференции по унификации уголовного законодательства как форма массовых политических выступлений — вот основная и единственно актуальная проблема, стоящая в центре унификационного движения. В этой проблеме — источник энергии и пафоса, вдохновляющих буржуазных теоретиков и политиков права. Однако кто же они — эти, по терминологии международных конференций, «террористы», стремящиеся «разрушить всякую социальную организацию»; как их политически и классово определить? Ответ на этот вопрос с исчерпывающей полнотой выяснит, против кого направлен единый фронт унификаторов.