4. ЭЛЕКТРОННОЕ ПРОСЛУШИВАНИЕ И НАБЛЮДЕНИЕ - СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ФОРМА ОБЫСКА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ США

Идея "общих ордеров" и "общих обысков"80, неприятием которой были движимы авторы "Билля о правах" при составлении поправки IV, и современном американском Обществе зачастую проступает в предписаниях статутов и повседневной практике полицейских органов.

Наиболее ощутимо идея "общего обыска" проявляется в практике прослушивания и электронного наблюдения с целью перехвата и фиксации разговоров граждан. Авторы «Билля о правах» не могли себе вообразить, что формулируемые ими гарантии законности и обоснованности обысков и изъятий станут предметом споров учёных-юристов, практических деятелей полиции и политологов по поводу конституционности подслушивания и электронного наблюдения. Подслушивание стало грозным орудием вторжения государства в то самое "прайвеси", конституционное право на которое столь тщательно обосновывалось на протяжении многих лет адвокатами, судьями, университетской Профессурой. Юристы стали утверждать, что подслушивание должно быть в конституционном смысле приравнено к проведению обыска и изъятия, и на него должны быть распространены условия, предписанные поправкой IV, так как по своей сути оно мало чем отличается от обыска с целью изъятия доказательств преступления. Противники подслушивания утверждают, что оно неконституционно по своей природе, так как представляет собой, в сущности, "общий обыск", поскольку при подслушивании практически невозможно предсказать, какая часть разговора или весь разговор может стать доказательством обвинения. Поэтому, даже если принять подслушивание за "обыск" по смыслу поправки IV, то в ордер на такой "обыск" просто невозможно включить "подробное описание" предмета, подлежащего изъятию, поскольку подслушивание ведется "вслепую", пока не будет зафиксирован интересующий разговор. Как пишет Р. Кларк, бывший генеральный атторней США, подслушивание "улавливает все, что происходит в мире звуков, не будучи, однако, в состоянии отличить рыбу от мяса..."81. Именно поэтому противники подслушивания считают его грозным орудием вторжения в конституционно охраняемое "прайвеси".

Сторонники же прослушивания указывают на его эффективность в деле борьбы с преступностью вообще, а в особенности с такой ее разновидностью, как организованная преступность.

При оценке правовой регламентации подслушивания необходимо иметь в виду не столько строгость этой регламентации (а практика показывает, что сотруднику правоприменяющего ведомства не так уж трудно убедить судью в наличии "достаточного основания" для установки подслушивающих устройств), сколько сам факт узаконения подслушивания и признания его вполне конституционным методом сбора доказательств. "Общий обыск", который авторы «Билля о правах» пытались исключить из правоприменительной деятельности, дабы оградить человека от произвола властей, институционализировался в современной конституционной практике США посредством достижений электронной техники.

Таким образом, научно-технический прогресс XX века положил начало возникновению и развитию новой специфической формы обыска - электронному прослушиванию и наблюдению.

Особенностью уголовного процесса США является то, что в нем электронное прослушивание и наблюдение рассматривается с позиций IV поправки к Конституции США и «приравнено по своим юридическим последствиям к обыску, а поэтому должно осуществляться на основании ордера, т.е. под контролем судебной власти»82.

Несмотря на то, что с древних времен общему праву было присуще отрицательное отношение к подслушиванию, оно всегда использовалось в США в полицейских целях. Перехваты телеграфных сообщений стали настолько распространены, что, например, в Калифорнии в 1862 году был принят специальный закон, запрещающий такую практику. Подслушивание телефонных разговоров путем подключения к линии проводной связи (wiretapping) стало осуществляться в качестве одного из способов конкурентной борьбы, а также и полицией для своих нужд. В 1895 году такая практика была запрещена в двух штатах, а в 1905 году в Калифорнии запрещение телеграфных перехватов было распространено и на телефонные переговоры.83

Вместе с тем Верховный суд США до 1967 года не рассматривал подслушивание, в том числе и телефонных переговоров, как нарушение Конституции. Положение поправки IV ,о недопустимости необоснованных обысков и изъятий не распространялось на подслушивание. Конституционный текст, провозглашающий защиту от обыска лиц, бумаг, жилищ и имущества, толковался буквально без включения такого "нематериального" объекта, как разговор. При рассмотрении дела Олмстеда Верховный суд установил, что если государственные служащие физически не вторгаются в то или иное помещение обвиняемого, то никаких нарушений не происходит, поскольку подслушивание телефонных разговоров не обыск84 .

Этот принцип был подтвержден и в отношении обычного подслушивания при рассмотрении дела Голдмена.85

Малейшее же нарушение рамок данного принципа устраняло полученное доказательство из судебного рассмотрения. Так, в 1967 году Верховный суд отклонил доказательства, полученные с помощью подслушивающего устройства, на несколько дюймов внедренного в стену дома подозреваемого. Указывалось при этом, что полиция осуществила незаконный обыск86. Аналогичное решение было принято Верховным судом США и по делу Клинтона (1964).

Однако в ряде штатов допускалось любое полицейское прослушивание. Для установки подслушивающих устройств в помещениях управомоченным магистратом выдавались законодательно предусмотренные ордера.

В 1967 году Верховный суд США в двух решениях пересмотрел федеральную практику и распространил новые положения на штаты. Первое решение, вынесенное по делу Бергера, связано с отменой судебного решения штата, признавшего правомочность произведенного полицией прослушивания87. Полицейские, в соответствии с законом штата Нью-Йорк, получили ордер на установку в конторе подозреваемого подслушивающего устройства. Верховный суд признал и эти действия и сам закон противоречащим 4 поправке к Конституции США. Этим же решением были установлены условия выдачи ордера на прослушивание: 1) должно существовать достаточное основание предполагать, что конкретное преступление совершено или совершается, и доказательства этого будут получены путем подслушивания; 2) разговоры, которые планируется перехватить, должны быть четко обозначены в ордере; 3) прослушивание должно быть ограничено во времени; 4) продление может быть разрешено только при новом представлении достаточного основания; 5) прослушивание должно быть прекращено, как только искомые доказательства получены; 6) запрос на выдачу ордера должен быть представлен в письменной форме, за исключением безотлагательных ситуаций; 7) ордер должен быть возвращен по исполнении с детальным описанием перехваченных разговоров88.

Второе решение Верховного суда отменило ранее действовавшее правило о признании законным прослушивания без "физического" проникновения89. Любое прослушивание было приравнено по своим юридическим последствиям к обыску и изъятию, а следовательно, без надлежащим образом оформленного ордера, становилось незаконным. Результаты же незаконного прослушивания, как и результаты незаконного обыска, не могли впредь рассматриваться в суде в качестве доказательств.

Но есть разница между обычным обыском и любым электронным прослушиванием. В этой связи заметим, что повторный обыск без соответствующего нового ордера недопустим. В противоположность, этому прослушивание предполагает относительную продолжительность тайного вторжения в частную жизнь с целью поиска доказательного материала, который может появиться лишь предположительно.

С другой стороны, исполнение ордера на обыск завершается изъятием заранее определенных, по крайней мере по родовому признаку, объектов. По общему правилу никакие иные объекты (за исключением точно обозначенных в законе) изыматься не могут. Во время же прослушивания невозможно точно установить, что из перехваченной информации будет иметь доказательственное значение. Поэтому разговоры, естественно, прослушиваются полностью, что, по нашему мнению, входит в противоречие с конституционными установками на обыск.

Наконец, невозможно определить при прослушивании, что здесь является обыском, а что изъятием. Само прослушивание расценивается как длящийся обыск. Но Верховный суд США в решении по двум делам, указанным выше, не установил и не разъяснил, когда же происходит "изъятие" доказательств: в момент самого прослушивания, его записи или непосредственного использования в суде.

Следовательно, привязка электронного прослушивания к обыску и изъятию доказательств носит несколько условный характер. В силу сложившихся традиций Верховный суд США "проигрывает" новые процессуальные правоотношения через призму стабильной и неизменной Конституции, что приводит к ряду противоречий, которые обычно преодолеваются судебной практикой. Отчасти так происходило и происходит с прослушиванием.

Действующая традиционная схема правового регулирования, рассмотренная выше, была изменена 19 июня 1968 года, когда Конгресс США принял объединенный закон о контроле над преступностью и обеспечением безопасности на улицах90. Третий раздел этого закона, озаглавленный "Подслушивание телефонных переговоров и электронное прослушивание", включил в 18 раздел Свода законов США новую главу № 119, призванную урегулировать и унифицировать полицейскую практику в этом вопросе.

В новом законе была предпринята попытка сбалансировать потребности правоприменяющих органов в борьбе с преступностью и защиту граждан от необоснованного вторжения государства в их частную жизнь. Кроме того, был введен ряд ограничений, не предусмотренный ранее в решениях Верховного суда. Прежде всего, был четко ограничен круг преступлений (правда, весьма широкий), при расследовании которых могло применяться прослушивание (§ 2516 /1/, /2/). Анализу названного законодательного акта было посвящено несколько работ советских авторов91, поэтому остановимся лишь вкратце на основных положениях.

Закон запретил любые прослушивания с помощью любых устройств без соответствующего судебного ордера. При этом правила подслушивания различались в отношении устных переговоров (oral communication) и переговоров с помощью проводных средств связи (wire communication). Первые, на основании ордера, должны подслушиваться лишь в тех местах, которые конституционно охраняются от государственного вторжения (квартира, место работы, номер в отеле и т. д.). Для подслушивания в иных местах, например, в тюрьме, ордер не требовался (§ 2510 /2/). Во втором случае прослушивание без ордера вообще запрещалось (§ 2510 /11/).

Нарушение этих правил признавалось фелонией. Доказательства, добытые с нарушением установленных правил, автоматически исключались из любого судебного разбирательства (§ 2515). Потерпевшим от незаконных действий возмещались все понесенные расходы (например, на адвоката и убытки - §2515).

По общему правилу ордер на подслушивание выдается на срок до 30 дней. Он может быть в исключительных случаях продлен, но не более, чем на 30 дней. В случае, если расследование затрагивает интересы национальной безопасности, то закон допускает при крайней необходимости и исключительной срочности произвести или начать прослушивание без ордера. В этом случае ордер должен быть получен в течение 48 часов после начала подслушивания. Все общие условия получения ордера при этом сохраняются.

Допускается прослушивание без ордера, если хотя бы один из участников разговора добровольно разрешает сделать это.

Закон установил также, что ордер на прослушивание как на федеральном уровне, так и на уровне штатов может быть выдан строго определенным кругом судей и лишь по тем обращениям полиции, которые завизированы высшими должностными лицами государственной атторнейской службы. Кроме того, закон предусмотрел возможность отказа судьи в выдаче ордера, даже если все формальности соблюденены, но нет достаточного основания.

Немедленно по окончании срока действия ордера подлинник звукозаписи переговоров должен быть предоставлен в распоряжение выдавшего ордер судьи, по указанию которого звукозапись опечатывается и храниться в указанном им месте в течение не менее 10 лет. Она может быть уничтожена по распоряжению судьи, выдавшего ордер на электронное прослушивание. Аналогичным образом должны быть опечатаны и хранится в течение не менее 10 лет ходатайство и ордер на проведение электронного прослушивания92. Разглашение содержания этих документов допустимо лишь с разрешения судьи соответствующей юрисдикции и только в интересах осуществления правосудия. Должностные лица, виновные в незаконном разглашении, могут быть наказаны за неуважение к суду.

Для рассмотрения ходатайств о выдаче ордеров на электронное прослушивание по делам, связанным с угрозой национальной безопасности, в соответствии с законом создан специальный суд.

По опубликованным данным в период с 1971 по 1973 гг. федеральная полиция и полиция штатов, вместе взятые, получали в среднем в год 845 ордеров на прослушивание. В период с 1976 по 1980 г.г. было выдано 3000 ордеров, то есть примерно 600 в год. До 90% из них выдавались на подслушивание телефонных переговоров, оставшиеся 10% приходились на обычное прослушивание при помощи потайных микрофонов. На долю федеральных ведомств приходится 15,4% ордеров от общего их числа93.

В 1986 году Конгресс США провел реформу законодательства о прослушивании, учитывая появление новых тexнологий в области связи94. Нововведения затронули электронную почту, компьютерные сети, видеотелефоны, спутниковую телесвязь и некоторые виды радиосвязи. Принципиальным новшеством стало наблюдение за блуждающим объектом (roving surveillance), подразумевающее прослушивание не конкретного средства связи, указанного в ордере, а лица, где и какой бы связью он ни пользовался. В меморандуме министерства юстиции США, сопровождавшем проект нового закона, говорилось, что "закон не содержит точного указания предмета прослушивания и, таким образом, позволяет получать ордер на прослушивание разговоров конкретного лица, а не телефонного аппарата или помещения"95.

Ряд американских юристов, при общей положительной оценке нового закона, в настоящее время высказывает ряд соображений об уточнении некоторых понятий и введении определенных ограничений. Прежде всего, речь идет о сокращении как минимум вдвое 30-дневного срока прослушивания (даже без учета продления). Столь длительный срок считается нецелесообразным с практической точки зрения и слишком серьезным с точки зрения вторжения в личную жизнь. Во-вторых, предлагается установить жесткий судебный контроль за проводимым подслушиванием. В настоящее время такой контроль законодательно на уровне штатов не предусмотрен (в федеральной системе этот срок составляет 10 дней). Полиция должна лишь представлять общий отчет о проведенном мероприятии надзирающему за законом судье. Выдвигается предложение закрепить обязательный отчет полиции о полученных результатах через каждые 5 дней прослушивания. Наконец, следует, по мнению ряда авторов, серьезно пересмотреть требования, предъявляемые к достаточному основанию, с точки зрения их ужесточения и большей определенности. Ордера на наблюдение за блуждающим объектом целесообразно выдавать лишь в тех случаях, когда; имеются ясные и убедительные доказательства возможности совершения предполагаемого преступления96.

До периода бурного развития технических средств электронного наблюдения и подслушивания судебная практика США исходила из того, что запрет необоснованных обысков, как гарантия соблюдения прав граждан на частную жизнь, распространяется только на материальные объекты (дом, машина контора, личные вещи и бумаги). Нарушение этого запрета приводило к исключению из рассмотрения судом незаконно изъятых вещественных доказательств, т.е. суды отождествляли право собственности индивида и сферу его частной жизни. Появление электронных подслушивающих и звукозаписывающих устройств предоставило возможность правоприменительным органам "изымать" мысли, желания, надежды, намерения граждан, воплощенные в слова, т. е. все то, что формирует частную жизнь гражданина, и то, что оказалось, несмотря на поправку IV, доступно правоприменительным органам, причем совершенно безнаказанно, так как не было оснований для применения правила об исключении доказательств, полученных незаконным путем. Верховный суд США был вынужден признать, что в условиях постоянно развивающейся технологии подслушивания защита частной жизни граждан требует большего, чем простой запрет необоснованного физического нарушения владения и изъятия материальных предметов. Таким образом, единственным подходом к сдерживанию негативных проявлений научно-технической революции является "выработка стандартов и создание процедур, гарантирующих право на частную жизнь"97.

Проблема правомерности и целесообразности использования правоприменительными органами средств электронного наблюдения является весьма актуальной на протяжении ряда десятилетий. Уместно отметить, что электронное прослушивание как специфическая форма обыска в США неоднократно становилось объектом критического исследования советских юристов98 и недопустимо при производстве следственных действий в российском уголовном процессе, но оно возможно в России как одно из допустимых оперативно-розыскных мероприятий.

Наибольшую опасность в силу распространенности и доступности для личной жизни граждан представляет при этом подслушивание и запись телефонных разговоров и любых других устных сообщений при помощи миниатюрных звукозаписывающих устройств. Однако именно эта "разновидность" электронной слежки поддается правовому контролю с точки зрения законности и обоснованности вторжения в сферу личной жизни граждан. В ряде случаев сведения, полученные в результате подслушивания, предоставляемые в качестве обвинительных доказательств, могут быть признаны по ходатайству обвиняемого недопустимыми доказательствами.

Впервые Верховный суд США столкнулся с необходимостью дать толкование поправки IV применительно к подслушиванию телефонных разговоров в деле Олмстеда (1928 г.). Суд постановил, что поправка IV, запрещающая необоснованный обыск, под которым следует понимать "физическое вторжение в чужое владение и изъятие материальных предметов", не распространяется на подслушивание телефонных разговоров, так как в этом случае не происходит ни нарушения прав собственности, ни изъятия предметов". Таким образом, был создан прецедент, узаконивший беспрепятственное вторжение правоприменительных органов в сферу частной жизни граждан с целью получения инкриминирующих доказательств при помощи любых технических средств, установка которых не требовала нарушения права собственности.

Длительное время одним из правовых оснований для признания результатов подслушивания телефонных разговоров недопустимыми доказательствами в суде являлся Федеральный закон о средствах связи (1934 г.), в котором содержался запрет перехвата и разглашения любых сообщений, переданных по радио или по проводам100. Из формулировки закона вытекает, что противоправным считается не столько Подслушивание телефонных разговоров, сколько разглашение их содержания. Поэтому в деле Нардона (1939 г.) основанием для отклонения результатов подслушивания явился не сам факт незаконного вторжения правоприменительных органов в сферу личной жизни гражданина, а то что показания полицейского на суде о содержании подслушанного им разговора представляли собой его "разглашение" но смыслу Закона о средствах связи. Более того, звукозапись разговора, подслушивание которого осуществлялось с согласия одной из сторон, участвовавших в беседе, считалось допустимым доказательством, так как считалось, что в этом случае нет "перехвата". Таким образом, Федеральный закон о средствах связи отнюдь не стоял на страже интересов соблюдения тайны частной жизни граждан.

Решение по вопросу о допустимости доказательств, полученных путем прикрепления специального микрофона с шипами к обогревательной трубе внутри стены дома обвиняемого, было принято Верховным судом США в деле Сильвермана (1961) в строгом соответствии с уже имеющимися прецедентами, но вывод оказался несколько иным. Доказательства были признаны недопустимыми, поскольку были получены с нарушением поправки IV, так как при установке подслушивающего устройства полицейские проникли во внутреннее помещение дома и, таким образом, произвели "неправомерное физическое вторжение" в чужое жилище, что является необоснованным обыском в свете поправки IV. Но решение Верховного суда США, явившееся по сути первой адекватной реакцией высшего судебного органа на прочно укоренившуюся полицейскую практику сбора доказательств путем незаконного применения различных технических средств подслушивания, было основано на схематическом, буквальном, формально-юридическом прочтении конституционной нормы. Очевидно, что такого рода подход к оценке допустимости доказательств не мог служить достаточной гарантией свободы личности от необоснованного посягательства на личную жизнь граждан со стороны государственных органов, поскольку объектом правоохраны было только. жилище, тогда как личная жизнь граждан оказалась незащищенной от использования полицией новейших технических достижений и вне жилища. В частности, переносной лазерный микрофон позволяет без проникновения в жилище улавливать и воспроизводить звук на значительном расстоянии от места установки прибора.

Нельзя, правда, считать, что юристы США единодушны в решении вопроса о допустимости полученных таким способом доказательств. Так, член Верховного суда США судья Дуглас, присоединившись к мнению большинства в деле Сильвермана, тем не менее отметил: «Глубина проникновения электронного устройства или степень его удаленности от дома отнюдь не является критерием законности того или иного способа подслушивания. Условие о соблюдении требований поправки IV к Конституции не должно быть связано с видом применяемого электронного оборудования. Единственное, что заслуживает внимание, - это право на тайну частной жизни, которое было нарушено»101. Это высказывание отражает созревшую в середине 60-х годов в США необходимость пересмотреть традиционное толкование поправки IV.

Так созревала новая трактовка поправки IV к Конституции, при этом происходила переоценка конституционности тех или иных действий полиции. В этом плане своеобразной вехой в США явилась выработка понятия частной жизни граждан (privacy) в решении по делу Каца (1967). В основу этого решения легло толкование поправки IV, согласно которому она направлена "на охрану личности, а не места или помещения". По мнению Верховного суда США, "все, что индивид сознательно обнародует, предает гласности, - не является объектом конституционной защиты, но все то, что он намерен скрыть от посторонних глаз или ушей, подлежит охране Конституцией; человек, закрывающий за собой дверь в телефонную будку, имеет все основания рассчитывать, что содержимое его разговора останется в тайне"102. Тем самым, Верховный суд установил новый прецедент, в соответствии с которым нарушение Поправки IV и, следовательно, основанием для признания

доказательств недопустимыми считается не только незаконное физическое вторжение в жилище и вообще конституционно охраняемую область материальных объектов, но и любое необоснованное посягательство на частную жизнь граждан, каковым являются, в частности, подслушивание телефонных и других разговоров с помощью технических устройств103. Из анализа решения по делу Каца видно, что «обыск - это нарушение обоснованно ожидаемой неприкосновенности частной жизни»104.

Какую же цель преследовал Верховный суд, проводя линию на ограничение пределов допустимости доказательств, полученных путем электронного наблюдения? В данном случае цель Верховного суда США заключалась в намерении несколько обуздать и поставить под судебный контроль электронное прослушивание как средство получения доказательства вины лица, подозреваемого в преступлении, путем признания недопустимыми доказательств, полученных с нарушением поправки IV, под которым следовало понимать любое несанкционированное судебной властью вторжение полицейских органов в сферу частной жизни граждан.

Принятый в 1968 году Федеральный закон о контроле над преступностью и обеспечения безопасности на улицах, наоборот, окончательно легализовал электронное подслушивание с разрешения и под контролем судебных органов для расследования многих тяжких преступлений -взяточничества, похищения людей, незаконной торговли наркотиками, убийств, грабежей, игорного бизнеса. В законе также была предусмотрена возможность проведения электронного наблюдения без ордера при наличии "чрезвычайных обстоятельств", в силу которых органы расследования не имеют времени на получение ордера в надлежащем порядке.

В решении по делу Олдермана (1969) Верховный суд подтвердил обязанность стороны обвинения предъявлять обвиняемому записи подслушанных разговоров с его участием. Но уже в следующем деле, рассмотренном в том же году, Суд уточнил, что обвиняемый имеет на это право только в том случае, если будет установлено, что подслушивание проводилось в нарушение поправки IV к Конституции. Следующий шаг по ограничению права обвиняемого на ознакомление с записью подслушанного разговора с его участием и на ходатайство об ее исключении был сделан в Законе о контроле над организованной преступностью (1970), который установил: ходатайство об исключении доказательств, полученных в результате незаконного действия полиции, имевшего место более 5 лет назад, вообще не должно приниматься судом к рассмотрению. Кроме того, было установлено, что в случае незаконного подслушивания, происходившего до принятия Закона о контроле над преступностью и обеспечения безопасности на улицах 1968 года, судья по своему усмотрению решает вопрос о необходимости ознакомления обвиняемого с соответствующими записями105 .

Таким образом, судебная практика и законодательство, установив практически аналогичные условия правомерности проведения обычного обыска и электронного подслушивания, по существу снизили уровень требований к допустимости доказательств, полученных путем электронной слежки.

Тем не менее оценка Закона о контроле над организованной преступностью и безопасности на улицах в аспекте прав и гарантий лиц, подвергшихся электронной слежке, не может быть однозначно негативной. Конечно, электронное наблюдение как специфическая форма обыска - объективный факт социальной действительности США. Но введение "стихии" электронного наблюдения в русло Закона имеет определенное положительное значение. Закон стал (несмотря на изложенные недостатки) правовой базой, опираясь на которую обвиняемый может оспаривать законность предпринятых против него действий полиции и ходатайствовать об исключении полученных при этом доказательств. Но вероятность такого успеха крайне мала: по данным статистики за десятилетие всего в 8 случаях доказательства были признаны недопустимыми вследствие незаконного применения электронного наблюдения, что составляет приблизительно 3% от общего числа заявленных ходатайств106. Но и эта весьма слабая гарантия оказывает сдерживающее влияние на правоприменительные органы, заставляя их тщательно соблюдать требования закона при расследовании преступлений с помощью электронного наблюдения.

Таким образом, в уголовном процессе США результаты электронного наблюдения и прослушивания признаются в суде допустимыми доказательствами. Более того, судебная практика и законодательство США, установив практически аналогичные условия правомерности проведения обычного обыска и электронного подслушивания, по существу снизили уровень требований к допустимости доказательств, полученных путем электронной слежки. Представляется правильным, что подобное в российском уголовном процессе возможно только в результате введения материалов, полученных оперативно-розыскным путем, средствами, предусмотренными уголовно-процессуальным законодательством. Закон «Об оперативно-розыскной деятельности» в ст. 11 предусматривает, что результаты оперативно-розыскной деятельности могут представляться в орган дознания, следователю или в суд, в производстве которого находится уголовное дело, а также использоваться в доказывании по уголовным делам в соответствии с положениями уголовно-процессуального законодательства РФ, регламентирующими собирание, проверку и оценку доказательств.

Еще одно направление использования достижений научно-технического прогресса - применение полицией США вертолетов и самолетов для проникновения в труднодоступные районы страны с целью обнаружения посевов марихуаны, принадлежащей дельцам преступного мира.

Возникает вопрос о допустимости доказательств, полученных в результате наблюдения с воздуха. В судах некоторых штатов фотографии, сделанные с воздуха и представленные в качестве доказательства незаконного промысла, признаются допустимыми только при наличии у полицейского, осуществляющего "воздушное наблюдение", ордера на обыск107 Например, в решении по делу Цираоло (1986), владельца крупного урожая марихуаны, обнаруженного путем воздушного наблюдения, апелляционный суд штата Калифорния указал, что поправка IV к Конституции запрещает не только необоснованное вторжение в жилище, но и наблюдение за частным владением с воздуха108. В другом деле, в котором полицейский вертолет пролетал ниже, однако на законном, в 400 футов удалении от земли, с которого наблюдались растения марихуаны, растущие на территории дома, суд установил, что обыска не произошло. Но отметил, что результат мог бы быть иным, если бы вертолет каким-то образом вмешался в нормальный распорядок использования территории дома путем излишнего шума, поднятого ветра или пыли и позволил бы полицейским наблюдать «личные подробности, связанные с использованием дома или территории вокруг него»109.

Рассмотренные случаи скорее составляют исключение, ибо в настоящее время преобладающей тенденцией в судебной практике США является признание доказательств, полученных в результате "воздушного наблюдения", допустимыми на том основании, что владелец земельного участка, просматриваемого с высоты полета самолета, не может обоснованно считать эту территорию относящейся к сфере его частной жизни, которая охраняется поправкой IV Конституции 110.

Таким образом, вопрос о соответствии, методов "воздушного наблюдения" как специфической формы обыска требованиям Конституции США остается открытым.