§ 4. Неоказание медицинской помощи
Родовой состав преступления сформулирован в ч. 1 ст. 126 УК как «неоказание помощи больному без уважительных причин лицом медицинского персонала, обязанным согласно установленным правилам оказывать такую помощь». В ч. 1 ст. 128 УК РСФСР состав сформулирован как «неоказание помощи больному без уважительных причин лицом, обязанным ее оказывать по закону или по специальному правилу». Видовым составом данного преступления является «то же деяние, если оно повлекло или заведомо могло повлечь смерть больного или иные тяжкие последствия» — ч. 2 ст. 126 (ч. 2 ст. 128).
Будучи . бланкетной нормой, ст. 126 (128) отсылает к ст. ст. 14, 32 и 33 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о здравоохранении, ст. ст. 16, 40— 44, 46, 47 Закона Белорусской ССР о здравоохранении. Статья 14 Основ и. ст. 16 последнего Закона гласят, что «профессиональные обязанности и права медицинских, фармацевтических и других работников учреждения здравоохранения по отдельным специальностям определяются Министерством здравоохранения СССР». Последнее издает положения, определяющие права и обязанности по отдельным специальностям и тем самым круг лиц, являющихся субъектами преступления, указанного в ст. 126 (128).
Объектом этого преступления является не только жизнь, как в остальных преступлениях оставления в опасности, но и здоровье. Это вытекает из ч. 2 ст. 126 (ч. 2 ст: 128), которая говорит о неоказании медицинской помощи, что «могло повлечь смерть больного или иные тяжелые последствия».
Потерпевшим является больной, нуждающийся в помощи. Им может быть не только гражданин СССР, но и иностранец, и лицо без гражданства. Согласно ст. 32 Основ законодательства о здравоохранении и ст. 41 Закона Белорусской ССР о здравоохранении иностранные
191
граждане и лица без гражданства пользуются в СССР медицинской помощью наравне с гражданами СССР. Если оставленным без помощи является больной или раненый военнопленный, то ответственность за неоказание ему помощи на территории лагеря для военнопленных наступает как за воинское преступление — ст. 257 (268).
С объективной стороны преступление состоит в «неоказании помощи больному без уважительных причин».
Прежде всего речь идет о неоказании медицинской помощи. Это объясняется тем, что ст. 126 (128) говорит об ответственности лиц медицинского персонала и о неоказании помощи больному. Неоказание больному, жизни которого угрожает опасность, иной (не медицинской) помощи в качестве преступления предусматривается ст. 125 (127). Не будь ст. 126 (128), медицинские работники за неоказание помощи (в том числе и медицинской) отвечали бы по ст. 125 (127). По известным причинам, связанным со спецификой медицинской службы и источником опасности, угрожающей человеку, законодатель выделил неоказание медицинской помощи больному в специальный состав преступления и расширил его рамки, признав преступлением и неоказание помощи больному, здоровью которого угрожает опасность.
Неоказание медицинской помощи может выражаться:
а) в неявке к больному по вызову, приглашению или по собственной инициативе (последний случай возможен, если медработнику известно о том, что в его помощи нуждаются, но почему-либо лишены возможности его пригласить). Обязанность медработника оказать больному помощь является не только его профессиональной, но и правовой. Статья 33 (ч. 3) Основ законодательства о здравоохранении и ст. 43 (ч. 2) Закона Белорусской ССР о здравоохранении указывает на обязанность медработников «оказывать первую неотложную медицинскую помощь гражданам в дороге, на улице, в иных общественных местах и на дому». Ответственность за неоказание помощи не исключается, если вместо личной явки к больному врач по телефону или через третьих лиц передает указание о том, что следует предпринять. Без осмотра больного такие распоряжения не могут .быть эффективными и могут оказаться даже вредными. Так, была осуждена дежурный врач скорой помощи Е., которая не выехала к тяжело больному Р. Е., не выехала и по по-
192 '
вторному вызову, ответив по телефону, какие меры помощи следует оказать; 35
б) в отказе принять больного в лечебное учреждение, куда он доставлен или явился сам;
в) в неоказании помощи больному, находящемуся в лечебном учреждении. Так, К., будучи дежурным врачом скорой помощи, не выполнил распоряжение заместителя главного врача проследить за состоянием здоровья больного Вовы Кулинича (у Кулинича были симптомы кишечной непроходимости) и в случае необходимости отправить его в хирургическое отделение. К- в течение ночи не следил за ребенком, а утром доложил главному врачу об удовлетворительном состоянии больного. Другой врач, принявший дежурство от К-, нашел ребенка в тяжелом состоянии и немедленно отправил его в хирургическое отделение. Вследствие запоздалого хирургического вмешательства ребенок умер;36
г) в невызове специалиста медработником, который явился к больному, но оказался некомпетентным'из-за недостатка знаний или по другим причинам. Так, Ю., работая акушеркой и придя в дом К-, где один ребенок уже родился, диагностировала двойню и ненормальное течение родов, но роженицу в больницу не отправила и специалиста не вызывала, а длительное время, с 00.00 до 13.00 выжидала рождения второго ребенка. Оставшись без квалифицированной помощи, роженица умерла от обильного кровотечения;37
д) сам по себе, один только факт явки к больному или принятие его в лечебное учреждение еще не свидетельствует об исполнении медработником своего долга. Оказанию медицинской помощи предшествует постановка диагноза, без которого нельзя определить, в какой именно помощи больной нуждается. Постановке диагноза в свою очередь предшествуют осмотр больного, а в необходимых случаях дополнительные ^исследования (рентгеноскопия, лабораторные исследования и т. д.). Если врач, не осматривая больного, свидетельствует, что он не нуждается в помощи или ставит такой диагноз, при котором медицинской помощи не требуется, то такой врач должен нести ответственность за неоказание медицинской помощи. Постановка подобного «диагноза» с целью уклониться от оказания медицинской помощи равнозначна отказу от оказания помощи. Примером подоб-
7 И. И. Горелик 193
ного уклонения может служить дело фельдшера М. На медпункт был доставлен лесоруб Д., который во время работы на лесном участке получил тяжелую трав,му и потерял сознание. Фельдшер М., не осмотрев больного, заявил, что Д. пьян, и отправил его в больницу г. Речица (БССР). По дороге Д. умер.38 Постановку «диагноза» с целью уклониться от оказания медицинской помощи не следует смешивать с ошибкой в диагнозе, вызванной недостатком, знаний или неосторожностью (врачебная ошибка). Такая ошибка образует состав преступления, если только в результате ее наступили тяжкие последствия — смерть, тяжкие или менее тяжкие телесные повреждения, и квалифицируется как неосторожное убийство или неосторожное тяжкое или менее тяжкое телесное повреждение.
Распространяется ли ст. 126 (128) на случаи неоказания медицинским персоналом непосредственно нелечебной помощи? . .
Неоказание такой помощи может выражаться: а) в непредоставлении лечебным учреждением или аптекой своего помещения для подачи первой неотложной помощи и временного пребывания больного до его отправления в надлежащее лечебное учреждение; б) в непредоставлении лечебным учреждением или аптекой необходимых для оказания первой неотложной помощи медикаментов; в) в несообщении аптекой гражданину по поводу внезапного заболевания или несчастного случая сведения об имеющихся в данном районе лечебных учреждениях и медицинских работниках; г) в воспрепятствовании использования телефона для вызова скорой помощи или медицинского работника. Перечисленные обязанности лечебных учреждений и аптек предусматривались ст. ст. 7—10 . инструкции Наркомздрава, Наркомвнудела, Наркомтруда и ВЦСПС «О порядке и правилах оказания первой неотложной медицинской помощи» от 11 марта, 1926 г.39 Нарушение этих обязанностей инструкция рассматривает как неоказание помощи больному, влекущее уголовную ответственность. На этом основании автор ранее писал, что неоказание такой, непосредственно не лечебной помощи, квалифицируется по статье о неоказании медицинской помощи.46 Там же отмечалось, что, поскольку в практике подобные случаи уже не имеют места и что общественная опасность подобных дей-
194 ■ ■ . ■ .
ствий незначительна, представляется целесообразным исключить из инструкции указания на уголовную ответственность за такие нарушения, заменив ее дисциплинарной ответственностью.
С-принятием Основ законодательства о здравоохранении и соответствующих им законов союзных республик положение изменилось хотя бы тем4, что названная инструкция утратила силу и нет правовых оснований для квалификации всех перечисленных случаев неоказания непосредственно лечебной помощи по ст. 126 (128). Лишь отдельные из них, которые непосредственно примыкают к медицинской помощи, могут рассматриваться по этой-статье. Сюда относятся непредоставление лечебного учреждения для подачи первой неотложной помощи и временного пребывания больного и непредоставление медикаментов.
Первый случай есть лишь вариант отказа принять больного в лечебное учреждение, о котором уже говорилось. При наличии надлежащего субъекта преступления и вины он подпадает под действие ст. 126 (128).
Что касается непредоставления медикаментов, то обязанность их выдачи имеется при наличии соответствующего и надлежаще оформленного рецепта'. Если" эта обязанность не исполнена, вследствие чего медицинская помощь не могла быть оказана, то содеянное образует объективную сторону рассматриваемого преступления.
За неисполнение других обязанностей, перечисленных выше, вопрос об ответственности должен рассматриваться на основе состава преступления, предусмотренного ст. 125 (127).
Для состава преступления, предусмотренного ст. 126 (128), необходимо, чтобы неоказание помощи больному имело место без уважительной причины/Вопрос о том, является ли причина уважительной, в каждом отдельном случае решается судом.
Уважительной причиной является, например, состояние крайней необходимости. Так, Верховный суд РСФСР признал неправильным осуждение врача Я- за неоказание помощи роженице, к которой он был вызван в то время, когда оперировал больную сибирской язвой. Естественно, что бросить операцию Я- отказался, сказав, чтобы больную привезли в больницу. Попытка пригласить другого врача не" увенчалась успехом. Когда, нако-
?* . 195
нец, роженицу привезли в больницу, Я- тотчас же явился к ней и вынул уже мертвого ребенка. У больной уже были признаки заражения.41 По делу врача Л. Верховный Суд СССР признал уважительной причиной отказ Л. явиться в первую очередь к далеко проживающему больному из-за непредоставления ему ^.-транспортных средств при наличии одновременных вызовов к нескольким другим не менее тяжело больным, обслуживание которых также входило в его обязанности.42
Уважительной причиной является непреодолимая сила, в том числе болезнь самого медицинского работника, его некомпетентность при условии, что он отдал соответствующие распоряжения о вызове специалиста.
Не является уважительной причиной неоказания помощи больному обращение к медицинскому работнику после установленного для него времени приема больных или во время его нахождения в отпуске, на отдыхе, на семейном вечере и т. п.43 Так, осужден за неоказание медицинской помощи фельдшер К-, не оказавший помощь привезенному к нему Л. К-, зная, что Л. тяжело ранен во время охоты и что его отказ может повлечь тяжелые для больного последствия, отказался тем не менее оказать Л. помощь. Свое бездействие К- объяснил тем, что у него был выходной день.44
Первую неотложную помощь больному, жизни которого угрожает опасность, медицинский работник обязан оказать в любое время. Это его не только профессиональная, но и правовая обязанность. Последняя вытекает из уже упоминавшейся ч. 3 ст. 33 Основ законодательства о здравоохранении, обязывающей медицинских работников оказывать помощь «в дороге, на улице, в иных общественных местах и на дому». Такое «поле деятельности» не может учитывать того, находится ли медработник на службе, дома или в ином месте.
В нашей литературе были попытки ограничить ответственность врачей за неоказание помощи больному путем расширения понятия уважительной причины. Так, проф. Рожановский писал: «...при привлечении врачей к уголовной ответственности должны быть принимаемы во внимание... правда ежедневного и еженедельного отдыха, периодических отпусков, наконец, право часть времени уделять своим личным интересам».45 Подобные взгляды противоречат этике врача вообще и советского.врача
196 -.•■-..
в особенности. Поэтому они не встретили поддержки со стороны медицинской общественности.
Обязанность врача оказывать медицинскую помощь во время нахождения в отпуске и т. п. не является безусловной. Врач, к которому обратились во внеслужебное время, может посоветовать больному обратиться в ближайшую больницу или другое лечебное учреждение. Такой совет уместен, если есть возможность следовать ему и если необходимое для этого время не может повлиять на ухудшение состояния больного. Если же помощь со стороны данного врача является незаменимой или когда обращение к другому врачу связано с потерей времени, что может оказаться опасным для больного, то никакие ссылки на отдых, отпуск и т. п. не могут оправдать бездействия врача.
Не признается уважительной причиной неоказания помощи больному отказ в приеме в лечебное учреждение, являющееся специальным (ведомственным). Статья 33 (ч. 2) Основ законодательства о здравоохранении и ст. 42.(ч. 2) Закона Белорусской ССР о здравоохранении указывает, что «лицам, пострадавшим от несчастных случаев или оказавшимся вследствие внезапного заболевания в состоянии, требующем срочной медицинской помощи, эта помощь оказывается безотлагательно ближайшим лечебно-профилактическим учреждением независимо от его ведомственной подчиненности».
При характеристике состава неоказания медицинской помощи возникает вопрос об ответственности врача, не оказавшего помощи больному ввиду несогласия последнего или его представителей.
В дореволюционное время имел место ряд случаев, когда даже для спасения жизни больного его родственники не соглашались на производство операции. Подобные факты свидетельство!вали о низком культурном уровне определенной части населения.
В дореволюционной юридической литературе имела распространение теория, по которой согласие больного или его законных представителей признавалось обстоятельством, исключающим преступный характер врачебных мер. Деятельность врача рассматривалась как деятельность лица, причиняющего телесное повреждение, и поэтому она нуждалась в каком-то оправдании, которое находили в согласии. Если не было согласия на опера-
197
цию, то, независимо от ее исхода, наступала ответственность врача. Этой теории следовала судебная практика, в частности германская и русская. Так, германский имперский суд осудил врача, который вопреки, воле отца ампутировал в больнице ногу его семилетней дочери. Отец девочки заявил, что ему легче было бы видеть ребенка в гробу, чем калекой. Врача привлекли к ответственности, несмотря на вывод экспертов, о том, что операция была необходима для спасения жизни.46 Поэтому врачи не рисковали производить операцию, не заручившись согласием больного или его законных представителей. Неоказание помощи больному для спасения его жизни при отсутствии согласия не влекло за собой уголовной ответственности. Оказание же помощи при таких обстоятельствах могло повлечь ее.
До принятия Основ законодательства Союза ССР и, союзных республик о здравоохранении в литературе обсуждался вопрос о значении согласия больного на операцию. На этот счет имелись и определенные правовые нормы.
Ст. 20 Постановления ВЦИК и СНК СССР от 1 декабря 1924 г. указывала, что «хирургические операции производятся с согласия больных». Инструкция Народного комиссариата здравоохранения СССР от 1 сентября 1940 г. о применении новых медицинских средств и методов указывала, что такие средства и методы могут применяться, «когда имеется на это согласие больного». В то же время примечание к ст. 20 Постановления от 1 декабря 1924 г. указывало, что «операцию, необходимую и неотложную для спасения жизни... врач может произвести... и без согласия больного, когда он находится в бессознательном состоянии».47
Что касается хирургических операций лицам моложе 16 лет или душевнобольным, то ст. 20 этого постановления требовала для их.производства согласия родителей или опекунов. Такого согласия не требовалось лишь в случаях, когда операция необходима для спасения жизни и родители или -опекуны не могут быть опрошены без риска опоздания.
Проф. Н. И. Гуревич считал, что если жизни больного угрожает опасность, но он не соглашается н.а операцию, то врач должен «осуществить операцию, не считаясь с мнением больного». Более определенно эту мысль
№
высказал Ю. Эдель: «Если необходима срочная операция для предотвращения неминуемой смерти и хирург чувствует себя во всеоружии опыта и знаний — больного не о чем-спрашивать, его нужно оперировать». По мнению Г. Топровера, оперировать без согласия больного следует там, «где шансы велики, значительны», и не следует, «где они малы и весьма сомнительны».48
Различия между приведенными точками зрения в конечном итоге несущественны. Предпринимается ли попытка убедить больного в необходимости операции либо врач этого не делает, но если хирургическое вмешательство способно сохранить жизнь, то, по мнению упомянутых и других медиков, оно должно быть произведено, независимо от согласия больного.
Ф. Ю. Бердичевский пытается обосновать такой взгляд ссылкой на крайнюю необходимость. Сравнивая взгляды Ю. Эделя и автора настоящей работы, высказанные им в 1960 г. и состоящие в том, что сознательное волеизъявление больного, отказывающегося от предложенной операции, не должно нарушаться, Ф. Ю. Бердичевский пишет, что «первая тдзчка зрения представляется более правильной, так как правовой основой для нее является институт крайней необходимости».49
Автор, однако, не указывает, в чем состоит связь между крайней необходимостью и несогласием больного на операцию. Если Ф. Ю. Бердичевский имеет в виду то, что хирургическая операция является единственным средством спасения жизни больного и, следовательно, «опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена другими средствами» (ст. 14 УК), что и является одним из условий правомерности крайней необходимости, то этого далеко не достаточно.
Сущность крайней необходимости как института, устраняющего общественную опасность и противоправность действий, подпадающих под признаки деяния, предусмотренного уголовным законом, состоит в том, что когда опасность угрожает нескольким интересам, каждый из которых охраняется законом, и спасти один можно лишь за счет причинения вреда другому, то закон разрешает спасать более ценное за счет менее ценного. Такой коллизии интересов нет при производстве хирургической операции, хотя бы для спасения жизни больного, не желающего, чтобы ее спасали. Поэтому ссылка на
, 199
крайнюю необходимость в рассматриваемой ситуации не является предметной.
Так как мнение, о допустимости хирургической операции без согласия больного, находящегося в полном сознании, не согласовывалось с действовавшим законом, то один из упомянутых авторов предлагал внести в него соответствующие изменения.50 Однако законодатель не изменил „своих взглядов. Статья 35 Основ законодательства о здравоохранении гласит: «Хирургические операции производятся... с согласия больных, а больным, не достигшим шестнадцатилетнего возраста, и психическим больным — с согласия их родителей, опекунов или попечителей. Неотложные хирургические операции производятся врачами без согласия самих больных либо их родителей, опекунов или попечителей только" в тех исключительных случаях, когда промедление в проведении операции угрожает жизни больного, а получить согласие указанных лиц не представляется возможным».
Мнение о необходимости производства хирургической операции для спасения жизни больного, независимо от его согласия на такую операцию, хотя он и находится в полном сознании, представляется неприемлемым.
Нет никаких оснований игнорировать свободное волеизъявление больного. Нужно лишь, чтобы больной отдавал себе отчет в последствиях своего несогласия на операцию, это врач должен разъяснить ему. Если, несмотря на это, больной отказывается от операции, она не может быть произведена. Иное решение вопроса было, бы ничем не оправданным вмешательством в естественное' право человека жить или не жить. Бессмысленно принуждать человека жить, если он этого не желает. При всем отрицательном отношении нашей морали к самоубийству оно, как и покушение на самоубийство, не является противоправным деянием. Сознательный отказ от жизнеспаса-тельной операции есть то же самоубийство или по крайней мере мало чем от него отличается.
Врач, который не произвел операции ввиду отказа больного или его законных представителей в тех случаях, где согласие необходимо, не может нести ответственность. Так было в нижеуказанном случае. В дер. Худолеки Богушевского района Витебской области rp-ну Г. преступник нанес ножевое ранение в грудь. Будучи доставленным в больницу, Г. от операции отказался и через
200
13 часов умер. Из заключения судебно-медицинской экспертизы видно, что ранение не было безусловно смертельным и если бы Г. была произведена операция, он остался бы жить.
Врач, не сделавший операции потому, что не заручился согласием больного или его законных представителей в тех случаях, где согласия не требовалось, должен нести ответственность за неоказание медицинской помощи по ст. 126 (128).
Однако зафиксированное в ст. 35 Основ законодательства о здравоохранении право врача оперировать лиц, не достигших 16 лет, лишь с согласия их родителей, в том числе и тогда, когда операция необходима для спасения жизни, вызывает возражения. Правда, в упоминаемой ст. 35 Основ законодательства о здравоохранении говорится, что если промедление в проведении операции угрожает жизни больного, а получить согласие родителей, опекунов «не представляется возможным», то операция производится. Однако это дополнение мало что ..меняет.
Представим себе такую ситуацию. Родители находятся в помещении больницы. Врачу это известно. Он обращается к ним за согласием, но не получает его и поэтому не может оперировать.
Заменяя согласие больного согласием его законных представителей, законодатель, очевидно, руководствовался тем, что несовершеннолетние не отдают себе полного или частичного отчета в вопросах жизни, смерти и здоровья, недостаточно понимают или вовсе не сознают значения предстоящей операции и последствий ее несовершения. Если это так, то почему вопрос о том, оперировать или не оперировать, должны решать родители или опекуны? Возможно, законодатель основывается на том, что родители или опекуны могут действовать только в интересах своих детей и подопечных. Для подавляющего большинства случаев в нашей действительности это, безусловно, так.
Однако присущая родителям любовь к своим детям может у отдельных из них сопровождаться религиозными предрассудками, диктующими решения, которые по своим последствиям прямо противоположны их намерениям и желаниям. Практике такие случай-известны. Например, осужден К., который на почве сектантских побуждений
... . 201
умышленно оставил без медицинской помощи малолетнюю дочь, страдающую туберкулезным менингитом. Когда участковый врач, узнав о болезни ребенка, явилась по своей инициативе к К- на квартиру и предложила госпитализировать девочку, К- не только отказался это сделать, но и запретил врачу производить лечение на .дому.51
Не исключается и возможность случаев безразличного, а то и неприязненного отношения к своим детям. Что касается опекунов, то их действительное отношение к подопечным может быть продиктовано и корыстной заинтересованностью. Так или иначе, но признание того, что оперировать детей, не достигших 16 лет, можно лишь с согласия их законных представителей, предоставляет возможность этим представителям проявить неприязненное отношение к детям в законной форме несогласия па их оперирование.
Требуя согласия родителей или опекунов на производство детям операции, необходимой для спасения их жизни, закон тем самым вообще предоставляет им право распоряжаться жизнью ребенка. Между тем такое право родителям и опекунам не принадлежит.
Соглашаясь с критикой ранее действовавшего закона (новый закон содержит ту же норму), Н. И. Загородни-ков пишет, что «может быть, необходимо установить, чтобы эти вопросы решались коллегиально, с участием родителей, не исключительно и не только родителями».52 Если несогласие родителей при обсуждении вопроса в коллегии будет означать, что операция не может быть произведена, то создается ситуация, ничем не отличающаяся от той, которая предусмотрена ст. 35 Основ законодательства о здравоохранении. Если же несогласие родителей парализуется противоположным мнением врачей, то в этом случае участие родителей в коллегии теряет смысл.
Отрицание de lege ferenda необходимости согласия родителей на производство операции вызывает вопрос о возрасте больного, с наступлением которого требуется его согласие на операцию, поскольку он находится в сознательном состоянии. Лицо, хотя и достигшее 16 лет, как отмечалось, еще не отдает себе достаточного отчета в вопросах жизни, здоровья и смерти. Очевидно, пока оно не достигло более высокого возраста, было бы негуманным
202
основываться на его согласии и несогласии на операцию. Представляется поэтому целесообразным положение о производстве хирургических операций с согласия больных распространить на лиц, достигших 18-летнего возраста.
Субъективная сторона рассматриваемого преступления выражается в умышленном неоказании медицинской помощи больному: виновный сознает, что больной нуждается в помощи, но не желает ее оказать. О том, какая опасность угрожает больному и в какой помощи он нуждается, медицинский работник узнает лишь после осмотра больного. В момент вызова к больному о грозящей опасности медицинский работник знает лишь со слов тех, кто его вызывает. При таких обстоятельствах нельзя требовать, чтобы виновный уже в момент вызова знал, какая именно опасность угрожает больному. Достаточно того, что виновный сознательно не исполняет своего профессионального и правового долга, т. е. не является по вызову, не принимает больного в лечебное учреждение, не оперирует больного и т. д.
Отношение к ненаступившим последствиям может выражаться только в преступной небрежности. При заведо-мости возможных последствий применяется ч. 2 ст. 126 (ч. 2 ст. 128).
В связи с характеристикой субъективной стороны неоказания медицинской помощи возникают следующие вопросы: 1) о квалификации длительной отлучки единственного дежурного на пункте скорой помощи врача, в результате чего оказывается невозможным его вызов к больному и 2) о том, несет ли ответственность врач, отказавшийся явиться к заведомо для него безнадежному больному.
Указанные вопросы имеют практическое значение.
8 связи с изложенным заслуживает, внимания дело В.53
9 марта 1956 г. в 1 час 30 мин. к проходной будке артели подошел гр-н Б., который тут же упал, жалуясь на сильную боль в области сердца. Дежурный вахтер стал вызывать скорую помощь, но в течение двух часов на его звонки никто не отзывался. Как выяснилось впоследствии, единственный дежурный фельдшер скорой помощи В. без каких-либо уважительных причин не находился на своем посту. После сердечного приступа больной прожил еще два часа. По заключению судебно-медицинской эксперти-
203
зы при своевременном оказании помощи жизнь Б. могла быть спасена.
Единственный врач (фельдшер), который дежурит на пункте скорой помощи, оставляя на длительное время свой пост, сознает, что он может быть вызван к больному. Следовательно, он безразлично относится к возможным последствиям своего отсутствия на работе для больного, к которому может быть в это время вызван. Такой уход с рабочего места есть уклонение от исполнения своего профессионального и правового долга. Мы считаем, что в подобных случаях виновный должен привлекаться к ответственности за неоказание медицинской помощи.
На вопрос о том, несет ли ответственность врач, отказавшийся явиться к заведомо для него безнадежному больному, Верховный, суд РСФСР по делу врача О. дал в свое время отрицательный ответ, указав на наличие в данном случае проступка, не совместимого с врачебной этикой.54 Отзвуки такого мнения появлялись и впоследствии. Так,,прокуратура Плисского района б. Молодеч-ненской области 22 августа 1954 г. вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела против врача Р. 28 апреля 1954 г. Р. отказалась выехать к больному П., у которого открылось обильное кровотечение. В постановлении прокуратуры указывается, что если бы Р. и выехала к П., то ввиду крайне тяжелого положения больного она бы все равно не смогла предупредить его смерть. Р., ранее лечившая П., была хорошо осведомлена о состоянии П.
Мнение об отсутствии состава преступления при уклонении от оказания помощи заведомо безнадежному больному является на наш взгляд ошибочным.
Прежде всего врач, не видя больного, может ошибиться в оценке его состояния. Однако дело не только в этом. Признание оспариваемого мнения противоречило бы самой сущности профессии врача. Врач обязан до последней возможности сражаться за.жизнь больного. Помощь врача не ограничивается назначением лекарства или хирургического вмешательства. Врач обязан внимательно и заботливо отнестись к больному, ободрить его. Отказ от оказания помощи больному может повлечь серьезные переживания больного. Даже и в том случае, когда медицина действительно бессильна, помощь нужна для облегчения страданий больного.
204 ■■
Кроме того, оправдание отказа в медицинской помощи безнадежному больному подрывает авторитет медицины, вносит элемент недисциплинированности; дает возможность недобросовестному врачу ссылаться в оправдание своего бездействия на безнадежное состояние больного.55
Субъектом рассматриваемого преступления является лицо, обязанное «согласно установленным правилам», оказывать медицинскую помощь. Общее правило сформулировано в ст. 33 (ч. 3) Основ законодательства о здравоохранении и в ст. 43 (ч. 1) Закона Белорусской ССР о здравоохранении, указывающих, что первую неотложную медицинскую помощь обязаны оказывать «медицинские и фармацевтические работники». Дальнейшее уточнение круга лиц, обязанных оказывать медицинскую помощь, в том числе и неотложную, содержится в Положениях о профессиональных обязанностях и правах работников учреждений здравоохранения по отдельным специальностям.
Согласно этим Положениям медицинскую помощь оказывают: врач, фельдшер, акушерка, медицинская сестра. Положения перечисляют профессиональные обязанности и права каждого из них. Так, например, Положение о правах и обязанностях акушерок, утвержденное Министерством здравоохранения СССР 6 июня 1946г., к обязанностям акушерок относит оказание самостоятельно акушерской помощи, первоначальной помощи больному ребенку раннего возраста, хирургические перевязки и т. д. Положение о правах и обязанностях медицинской сестры, утвержденное тем же органом 31 мая 1956 г., указывает, что медсестра в больницах, во внебольничных лечебно-профилактических учреждениях и на дому по назначению врача имеет право выполнять следующие медицинские манипуляции: втирать лекарственные вещества; производить подкожные, внутримышечные и внутривенные инъекции; налагать кровоостанавливающие жгуты; производить искусственное дыхание; оказывать первую помощь при травматических повреждениях, отравлениях, ожогах и т. д.56
Что касается фармацевтических работников, то положения об их профессиональных обязанностях не содержат в числе последних оказ'ание медицинской помощи, и до принятия Основ законодательства о здравоохранении их в юридической литературе не причисляли к числу
. • • 205
I
лиц, могущих быть субъектами преступления, предусмотренного ст. 126 (128). За, неоказание помощи больному они привлекались к ответственности на общих основаниях, т. е. по ст. 125 (127).
После принятия Основ законодательства о здравоохранении ответственность фармацевтических работников за неоказание медицинской помощи наступает по ст. 126 '(128). Законодатель, очевидно, руководствовался тем, что По уровню своей профессиональной подготовки фармацевтический работник способен оказать первую неотложную медицинскую помощь и что обычно (если находится на работе) он имеет необходимые для этого медикаменты и иные средства. Статья 43 (ч. 2) Закона Белорусской ССР о здравоохранении указывает, что неоказание фармацевтическим работником первой неотложной медицинской помощи больному влечет уголовную ответственность по ст. 126 УК Белорусской ССР.57
Перечисленные лица несут ответственность по ст. 126 (128), если не оказали такую медицинскую помощь, которую должны были оказать в пределах своей специальности. Фельдшеру, например, не может быть инкриминировано неоказание медицинской помощи, если он не произвел необходимой в данном случае резекции желудка, поскольку производство такого вмешательства выходит за рамки его прав и обязанностей. Но ему может быть инкриминировано то, что он не вызвал специалиста или не транспортировал больного в надлежащее лечебное учреждение.
Врач, фельдшер, медицинская сестра, акушерка, фармацевт несут ответственность за неоказание медицинской помощи в том случае, если они занимаются медицинской или фармацевтической практикой. Упомянутые лица, имеющие соответствующее образование, но не работающие по специальности, за неоказание помощи больному, в том числе и медицинской помощи, несут ответственность .на общих основаниях.
Отдельные авторы необоснованно расширяют круг лиц, ответственных по ст. 126 (128). Так, например, Ф. Ю. Бердичевский считает возможным квалифициро- ■ вать по этой статье преступление шофера машины скорой помощи, отказавшего в перевозке больного..58 Такой взгляд не согласовывается с упомянутыми выше нормативными актами о профессиональных обязанностях ме-
206
дицинских работников и приводит к признанию ответственными за неоказание медицинской помощи лиц, которые по своему положению не оказывают такой помощи.
Лица медицинского персонала, в обязанности которых не входит оказание медицинской помощи (лаборанты, санитары, зуботехники и др.), за неоказание помощи больному также несут ответственность на общих основаниях.
Врач, фельдшер, акушерка, медсестра, фармацевт несут ответственность по ст. 126 (128), независимо от того, имело ли место неоказание помощи в служебное или иное время.
Это объясняется тем, что при выполнении своих профессиональных функций медицинский работник не является должностным лицом. Если ранее этот вопрос еще был спорным и даже Верховный Суд СССР решал его по-разному,59 то в настоящее время квалификация неоказания медицинской помощи в служебное время как должностного преступления является бесспорно ошибочной. Когда хирург оперирует, медицинская сестра делает инъекцию, а акушерка принимает роды, имеет значение только их искусство и добросовестность. В момент отправления своих профессиональных функций они являются только врачами, медсестрами, акушерками, независимо от того, какие должности они занимают в области управления здравоохранением.
Неоказание медицинской помощи может сопровождаться злоупотреблением должностным лицом своим" служебным положением (например, главврач ведомственной клинической больницы -запретил дежурному врачу оказывать помощь раненому, не прикрепленному к данной больнице). В таком случае имеет место конкуренция уголовных законов — ст. 126 (128) и ст. 166 (170), при которой подлежит применению более строгий закон.
Поэтому неоказание медицинской помощи, если при совершении этого преступления должностным лицом использовано служебное положение и наступили последствия, которые могут рассматриваться как «существенный вред охраняемым законом правам и интересам граждан», должно квалифицироваться по ст. 166 (170). В конкуренции ч. 2 ст. 126 (ч. 2 ст., 128) и ст. 166 (170) предпочтение отдается последней, как предусматривающей более тяжкое преступление. Если же неоказание медицинской помощи не повлекло последствий, указанных
207
в ч. 2 ст. 126 (ч. 2 ст. 128), то должностное лицо подлежит ответственности по ч. 1 ст. 126 |(ч. 1 ст. 128), поскольку такое злоупотребление служебным положением состава должностного преступления вообще не образует.
* *
Действующее законодательство различает простой и более опасные виды неоказания медицинской 'помощи. Последние имеют место, если неоказание ломощи «повлекло или заведомо могло повлечь смерть больного или иные тяжкие последствия» — ч. 2 ст. 126 (ч. 2 ст. 128). Тяжкими последствиями являются телесные повреждения любой тяжести.
Если, как уже отмечалось, оказание помощи не могло бы предотвратить смерти или вреда здоровью, то неоказание медицинской помощи следует квалифицировать по ч. 1 ст. 126 (ч. 1 ст. 128).
Неоказание медицинской помощи, если оно заведомо могло повлечь смерть больного или телесные повреждения, имеет место только при умышленном неоказании помощи. При этом отношение к последствиям является умышленным или неосторожным в форме самонадеянности (см. гл. 3, § 7). В данном случае виновный сознает, что жизни или здоровью больного угрожает опасность, и, несмотря на это, не оказывает ему помощи. Решая вопрос о том, сознавал ли виновный возможность наступления последствий, суд исходит из того, что именно было известно виновному о состоянии больного. При этом следует учитывать и квалификацию виновного.
Специальными видами неоказания медицинской помощи являются неисполнение обязанностей по лечению больных и раненых военнопленных и оставление раненых на поле боя.
Война, всегда связанная с кровопролитием, ставит в непосредственную опасность огромные массы- людей. Де-
208
сятки, сотни тысяч раненых нуждаются в неотложной медицинской помощи и в ограждении медицинских учреждений, куда их доставляют, от вражеского огня. Немалое число раненых оказывается на территории неприятеля.
Забота человечества об участи раненых, особенно попавших в плен, привела к созданию международных конвенций об улучшении участи больных и раненых воинов.
Женевская конвенция 1864 г. об улучшении участи раненых и больных воинов установила неприкосновенность походных лазаретов и военных госпиталей, личного состава этих учреждений и гарантировала свободу и неприкосновенность местным жителям, оказывающим помощь раненым.
Женевская конвенция 1906 г. определила, что раненые и больные воины пользуются покровительством и уходом со стороны воюющего, во власти которого они оказались; что после каждого боя сторона, занимающая поле сражения, обязана принять меры к розыску раненых и оградить их от дурного обращения; что главнокомандующие армиями обязаны наблюдать за исполнением настоящей конвенции. *
Однако международные конвенции выполняются не всеми государствами. Во время первой мировой войны убийство раненых, попавших в плен, имело место по прямому приказу Верховного командования кайзеровской армии. Примеру своих союзников следовали и турецкие солдаты.60
Подробно регламентировала отношение к больным и раненым и Женевская конвенция 1929 г., заменившая собой по данному вопросу прежние конвенции. Как и конвенция 1906 г., последняя предусматривала уголовную ответственность за ее нарушение. Несмотря на это, гитлеровские войска систематически нарушали конвенцию 1929 г.
В июле 1941 г. у железнодорожной станции Шумилино фашисты захватили в плен группу тяжело раненных советских воинов и тут же расстреляли их. В том же месяце в районе г. Борисова они отравили мышьяком 70 тяжело раненных советских воинов. В деревне Лагутино, около Брянска, фашисты привязали к двум танкам раненого красноармейца ,и разорвали его на части. В г. Рудне Смоленской области фашисты захватили советский полевой
209
госпиталь и расстреляли всех раненых, а также санитаров и санитарок. В Каунасе, в лагере для военнопленных, истощенных воинов, которые не были в состоянии двигаться, ежедневно выносили за лагерь, живыми складывали в заранее вырытые ямы и засыпали землей. В селе Воронки, на Украине, гитлеровцы разместили 40 раненых красноармейцев и медсестер в помещении бывшей больницы. У медицинского персонала отобрали перевязочные средства, медикаменты и продукты питания, медсестер изнасиловали и расстреляли, а возле раненых поставили охрану и в течение четырех дней никого к ним не подпускали. Часть раненых умерла, а остальных бросили в реку.61
Это лишь отдельные примеры злодеяний фашистов по отношению к беспомощным раненым. В ноте Народного комиссара иностранных дел СССР от 27 апреля 1942 г. указывалось, что зверства Чингисхана, Батыя и Мамая бледнеют перед злодеяниями фашистских разбойников.62
Массовое истребление советских военнопленных, в том числе раненых и больных, явилось следствием организованной системы истребления, а не результатом недисциплинированности отдельных солдат и офицеров.-Накануне вероломного нападения на СССР 21 июня 1941 г. гитлеровские войска получили приказ:.«С ранеными русскими... нечего долго возиться: их надо приканчивать на месте».63
Кровью раненых, больных и медицинского персонала запятнали свои мундиры и японские офицеры и солдаты. Так, в военном госпитале в Гонконге японцы закололи всех больных и раненых. В январе 1942 г. в Малайе японские солдаты, захватив колонну санитарных машин с больными и ранеными, вытащили их из машины и закололи штыками.
13 февраля 1942 г. в Сингапуре, в Александрийском госпитале, они убили 223 человека.64 Вот как описывает эту трагедию Ноэл Барбер — бывший лондонский корреспондент в Сингапуре: «Еще не было двух часов дня, как войска противника уже появились ;возле госпиталя. После краткого обмена мнениями медицинский персонал пришел к выводу, что сдача — единственный выход в сложившейся ситуации. Когда японцы появились во дворе госпиталя, им навстречу был послан лейтенант Уэстон. Он стоял там, держа в руках белый флаг и не подозревая об опасности, когда первые японские солдаты подбежали
210
к крыльцу. Не задумавшись ни на одну секунду, японцы закололи Уэстона штыками. Пока он умирал на крыльце, группа японцев вбежала в коридор операционного отделения. Весь военно-медицинский персонал стоял, подняв руки, а капитан, бывший среди них -старшим по чину, сделал шаг вперед и показал на нарукавные повязки с красным крестом. Их быстро вывели из здания и закололи штыками. Затем японские солдаты вывели из палат около 200 раненых и оставшихся сотрудников госпиталя. Эти люди, многие из которых находились в очень тяжелом состоянии, были связаны группами по четыре-пять человек. Под лучами палящего солнца их повели в подсобные помещения, находившиеся за зданием госпиталя, и буквально втиснули в несколько маленьких комнаток. Постепенно теснота становилась все меньшей: несколько раз приходили японцы, отбирали несколько человек и выводили на улицу. Оставшиеся слышали душераздирающие крики, после чего солдаты возвращались за новой-партией, вытирая кровь со штыков».65
Во время второй мировой войны грубо и бесчеловечно попирались нормы международного права о гуманном обращении с ранеными и больными, но военные преступники понесли за свои злодеяния уголовную ответственность.
Советское правительство и Советская армия неуклонно соблюдали нормы конвенции.
После окончания второй мировой войны конвенция 1929 г. была пересмотрена и заменена ныне действующей Женевской конвенцией от 12 августа 1949 г. «Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях». Конвенция, содержащая 9 глав (64 статьи), подробно регламентирует отношение к раненым и больным в действующих армиях.
Конвенция 12 августа 1949 г.:
1) обязывает подбирать раненых и больных. «Во всякое время и в особенности после боя,— гласит ст. 15,— стороны, находящиеся в конфликте, немедленно примут все возможные меры к тому, чтобы разыскать и подобрать раненых и больных и оградить их от ограбления и дурного обращения... Каждый раз, когда это позволяют обстоятельства, будут заключаться соглашения о перемирии или о прекращении огня или же местные соглашения, чтобы позволить подобрать раненых, оставшихся на поле
211
боя, транспортировать их, а также произвести обмен ими»;
2) обязывает оказывать раненым и больным медицинскую помощь. Ст. 12 указывает, что «строго запрещается... оставлять их (раненых и больных.— И. Г.) без медицинской помощи или ухода». В ст. 30 конвенции указывается: «Каждый лагерь будет иметь соответствующий лазарет, где военнопленные получат помощь, в которой они могут нуждаться, и где им будет предоставлен необходимый режим питания... Военнопленные, страдающие тяжелой болезнью или состояние которых требует специального лечения, хирургического- вмешательства или госпитализации, должны быть приняты в любое медицинское учреждение... Особые условия будут созданы для ухода за инвалидами, в частности слепыми...»;
3) устанавливает неприкосновенность медицинских учреждений и медицинского персонала. Постоянные санитарные учреждения и подвижные санитарные формирования медицинской службы, госпитальные суда, транспорты с ранеными и больными или санитарным имуществом «будут во всякое время пользоваться покровительством и охраной сторон, находящихся в конфликте» (ст. ст. 19, 20, 35);
4) запрещает «применение репрессалий к раненым, больным, личному составу, зданиям и имуществу, находящимся под защитою конвенции» (ст. 46);
5) указывает, что «никто не должен подвергаться преследованию... за то, что он ухаживал за ранеными или больными» (ст. 18).
Аналогичные нормы содержит и Женевская конвенция от 12 августа 1949 г. «Об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море».66
Статья 49 конвенции «Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях» и ст. 50 конвенции «Об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение...» указывают:
«Высокие договаривающиеся Стороны берут па себя обязательство ввести в действие законодательство, необходимое для обеспечения эффективных уголовных наказаний для лиц, совершивших или приказавших совершить те или иные серьезные нарушения настоящей конвенции...».
212 .."■'■'
К серьезным нарушениям, которые должны влечь за собой уголовную ответственность, конвенции относят: преднамеренное убийство, пытки и бесчеловечное обращение, преднамеренное причинение тяжелых страданий, нанесение ущерба здоровью и т. д. (ст. 50 и ст. 51 упомянутых конвенций). В числе серьезных нарушений конвенции непосредственно не называют неоказание медицинской помощи. Последнее охватывается указанием на «бесчеловечное обращение».
В советском уголовном праве нормы конвенции нашли отражение в военно-уголовном законодательстве. Статья 32 Закона об уголовной ответственности за воинские преступления от 25 декабря 1958 г. предусматривает «дурное обращение с военнопленными..,. направленное против больных и раненых, а равно небрежное исполнение обязанностей в отношении больных и раненых лицами, на которых.возложены лечение их и попечение о них». Таким образом, неоказание медицинской помощи больным и раненым военнопленным влечет уголовную ответственность по ст. 32 названного закона — ст. 257 (268) УК, а не по ст. 126 (128). В отличие от ст. 126 ответственность по ст. 257 наступает не только при неоказании помощи, когда жизни или здоровью больного угрожает опасность, но и при небрежном исполнении обязанностей в отношении больных и раненых. Ответственность по ст. 257 несут не только лица, обязанностью которых является оказание медицинской помощи, но и все другие военнослужащие, на которых возложено попечение о больных и раненых пленных.
Отражение.в уголовном законодательстве СССР требований международных конвенций означает не только признание общественно опасным дурного обращения с военнопленными, но и является выражением уважения к этим конвенциям, в соблюдении которых должны быть заинтересованы все государства и все честные люди.
Если неоказание медицинской помощи раненым является преступлением, то тем более является преступлением оставление их на поле боя. Конвенции 1949 г. обязывают воюющие стороны выносить раненых с поля боя. Невынос раненых с поля боя является оставлением лиц, лишенных возможности принять меры самосохранения, в состоянии опасности и поэтому подпадает под признаки состава преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 125 (ч. 2 ст. 127) УК.
213
«все книги «к разделу «содержание Глав: 37 Главы: < 27. 28. 29. 30. 31. 32. 33. 34. 35. 36. 37.