МЩЦУНАРОДНЫЙ ДОГОВОР КАК ИСТОЧНИК РОССИЙСКОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА

Вопрос о возможности признания международного договора в качестве самостоятельного (формального) источника российского уголовного права относится к числу дискуссионных. Одни авторы (в частности, П. Н. Бирюков, И. П. Блищенко, Ю. В. Трунцев-

152

ский) утвердительно отвечают на этот вопрос1, опираясь на известные положения ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Другие ученые-юристы (например, А. Н. Комиссаров, Н. А. Лопашенко, Ю. И. Ляпунов, Б. В. Яцеленко) дают фактически отрицательный ответ на указанный вопрос2, полагая, что статусом такого источника обладает только внутринациональный уголовный закон, и находят в положениях последнего аргументацию своей точки зрения: «Уголовное законодательство Российской Федерации состоит из настоящего Кодекса. Новые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат включению в настоящий Кодекс» (ч. 1 ст. 1 УК РФ); «Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом» (ч. 1 ст. 3 УК РФ). «Компромиссную» позицию по данному вопросу занимают те авторы, которые рассматривают предписания международных договоров в роли источников не всех норм уголовного права, а лишь относящихся к его Общей части (М. П. Журавлев, А. Ы. Игнатов, Л. Л. Крутиков)? либо к правам человека (А. В. Наумов)4. Наконец, высказано мнение (3. А. Незнамо-

1 Бирюков П. Н. Проблемы взаимодействия уголовных норм //Московский журнал международного права. 1998. № 2. С. 41 —42; Международное уголовное право. Учебное пособие /Под общей ред. В. Н. Кудрявцева. Изд. 2-е, перераб. и доп. — М., 1999-С. 47; Трунцевский Ю. В. Нормы международного уголовного права как источник российского уголовного права. Рязань, 1997. С. 5, 8.

2  Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: Учебник /Под ред. Б. В. Здравомыслова. Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 2000. С. 26; Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: Учебник /Под ред. Р. Р. Галиакбарова. Саратов, 1997. С. 47; Уголовное право. Общая часть: Учебник /Под ред. Н. И. Ветрова и Ю. И. Ляпунова. М, 1997. С. 71, 81-82; Уголовное право России. Общая часть: Учебник /Под ред. А. И. Рарога. 2-е изд. М, 1998. С. 15.

3  Уголовное прано: Часть Общая. Часть Особенная. Учебник   /Под общей ред. Л. Д. Гаухмана, А. М. Колодкина и С. В. Максимова. М., 1999. С. 38; Уголовное право России. Учебник в 2-х томах. Т. 1. Общая часть /Отв. ред. А. Н. Игнатов и Ю. А. Красиков. М., 2000; Крутиков Л. Л. Проблемы теории   уголовного права. Избранные статьи (1982-1999 гг.). Ярославль, 1999. С. 43-44.

4   Наумов А. В. Российское уголовное право. Общая часть: Курс лекции — Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 2000. С. 180.

153

ва), что нормы международного права ввиду отсутствия у них санкций не имеют прямого действия на территории РФ и служат только «материальным источником», из которого нормы российского уголовного права «черпают свое содержание»1.

На наш взгляд, основная причина столь очевидного «разброса» точек зрения по одному и тому же вопросу проистекает из-за явной коллизии между ч. 4 ст. 15 Конституции РФ — с одной стороны, и ч. 1 ст. 1, ч. 1 ст. 3 УК РФ — с другой. Положение ч. 2 ст. 1 УК РФ о том, что «настоящий Кодекс основывается на Конституции Российской Федерации и общепринятых принципах и нормах международного права» несколько ослабляет, но не устраняет коллизию. Оно представляет собой недостаточно корректный и полный «перевод» на уголовно-правовой язык конституционной формулы, закрепленной в ч. 4 ст. 15 Основного закона. Во-первых, в ч. 2 ст. 1 УК речь идет только об общепризнанных принципах и нормах, т.е. «неписаных» нормах обычного международного права, и ничего не говорится о «писанных» нормах международных договоров, которые на современном этапе в количественно-качественном отношении приобретают все более возрастающее значение. Во-вторых, в ч. 2 ст. 1 УК обойдено молчанием конституционное положение о том, что нормы международного права являются составной частью правовой системы РФ. В-третьих, в ч. 2 ст. 1 УК не упоминается и о примате международного договора над внутригосударственным законом. В этой связи прямо-таки напрашивается вывод о необходимости приведения ч. 2 ст. 1 УК в точное соответствие с конституционными положениями. И до тех пор пока данное предложение не будет реализовано, следует руководствоваться правилами ч. 4 ст. 15 Конституции, которые согласно части 1 этой же статьи имеют высшую юридическую силу, прямое действие и применяются на всей территории РФ.

Такой подход к решению интересующей нас проблемы, тем не менее, еще не исчерпывает ее до конца. Неясным остается реальный механизм имплементации норм международного договора в российское уголовное законодательство. Конституционная норма (ч. 4 ст. 15) дает лишь самые общие ориентиры в этом отношении. Федеральный закон от 15 июля 1995 г. «О международ-

1 Уголовное право. Общая часть. Учебник для вузов / Отв. ред. И. Я. Козачепко и 3. А. Незнамова. М., 1997. С. 26-28.

154

ных договорах Российской Федерации» в ч. 3 ст. 5 дополняет данную норму: «Положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутригосударственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно. Для осуществления иных положений международных договоров Российской Федерации принимаются соответствующие правовые акты». Таким образом, отечественный законодатель воспринял давно известное доктрине международного права деление договоров и их норм на самоисполнимые и несамоисполнимые. Как нам представляется, первые из них, как правило, присущи Общей, а вторые — Особенной части уголовного права.

Нормы международных договоров, относящиеся к Общей часта уголовного права (например, о пределах действия уголовного закона в пространстве и по кругу лиц, экстрадиции и т. д.), отличаются универсальным характером. По своему происхождению и содержанию они вплотную примыкают к международным нормам-обычаям, зачастую трансформируются из них. Эти нормы довольно легко и органично включаются в уголовно-правовую материю национального права. И поэтому в случаях коллизии с последним как бы изначально предрасположены для непосредственного применения на территории соответствующего государства. Рассмотрим некоторые из таких случаев. В ч. 2 ст. 6 УК РФ говорится: «Никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление». Часть 7 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. предусматривает более широкую формулировку данной декларативной нормы: «Никто не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже был окончательно осужден или оправдан...». Нетрудно заметить, что и оправдание (а не только осуждение) исключает возможность повторного привлечения к уголовной ответственности. Или другой случай. Согласно ч. 2 ст. 11 УК РФ «преступления, совершенные в пределах территориальных вод или воздушного пространства Российской Федерации, признаются совершенными на территории Российской Федерации». Между тем ст. 27 Конвенции ООН по морскому праву 1982 г., ст. 3 и ст. 4 Токийской конвенции о преступлениях и некоторых других актах, совершаемых на борту воздушных судов 1963 г., по сути превращают вышеприведенное правило в исключение из другого, имеющего приоритет правила: в отноше-

155

нии преступлений, совершенных на борту иностранного морского или воздушного судна во время их нахождения в территориальных водах или воздушном пространстве РФ (кроме особо оговоренных случаев) должна осуществляться уголовная юрисдикция, соответственно государства флага морского судна или государства регистрации воздушного судна. Думается, что для устранения обнаруженной коллизии процитированное выше нормативное предписание ч. 2 ст. 11 УК РФ целесообразно было бы дополнить словами — «если иное не предусмотрено международным договором».

В контексте изложенного следует обратить внимание еще на один важный момент. Международный договор может иметь прямое действие не только при коллизии с Общей частью российского уголовного законодательства, но и при пробельности последней. Иллюстрацией этому может служить ст. 76 Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам стран — участниц СНГ 1993 г.: «Каждая из договаривающихся Сторон при расследовании преступлений и рассмотрении уголовных дел судами учитывает предусмотренные законодательством Договаривающихся сторон смягчающие и отягчающие обстоятельства независимо от того, на территории какой Договаривающейся стороны они возникли». Налицо — расширение содержательных и «географических» границ применения тех положений Общей части УК РФ, которые связаны с оценкой указанных обстоятельств при назначении наказания (ст. 60—68). Попутно заметим, что в отдельных (правда, весьма редких) случаях «вакуум» Общей части УК РФ может быть заполнен путем непосредственного применения обычая как источника международного уголовного права. Например, ч. 2 ст. 13 УК РФ оставляет открытым вопрос о возможности выдачи иностранному государству лиц, совершивших преступление, при отсутствии на этот счет специального международного договора РФ. «Закрывает» данный вопрос «неписаное» правило — «или выдай, или суди».

Перейдем к рассмотрению международных договоров как источников норм Особенной части российского уголовного права. Напомним, что указанные договоры, по нашему мнению, изначально носят несамоисполнимыи характер. И дело здесь отнюдь не в отсутствии санкций в нормах данных договоров (как полагают некоторые авторы, в частности, А. В. Наумов, 3. А. Незнамова и др.), а в том, что они (санкции) по своей конструкции являются отсылоч-

156

ными, т.е. содержащими отсылки к нормативному правовому акту идентичной отраслевой принадлежности. Как правило, в последних лишь провозглашается наказуемость преступного деяния или в самой общей форме указывается «дозировка» карательного элемента наказаний («суровые меры наказания»). Как исключение, в этих санкциях упоминаются конкретный вид наказания (например, лишение свободы — ст. 36 Единой конвенции о наркотических средствах 1961 г.) или виды наказаний (например, личный арест, штраф — ст. 12 Конвенции об охране подводных телеграфных кабелей 1884 г.). В любом случае формулирование санкций в окончательном и полном варианте делегируется законодателю каждого государства в отдельности. Тем самым, по всей видимости, учитывается то обстоятельство, что институты наказания и его назначения в общепланетарном масштабе отличаются ярко выраженной национальной спецификой, обусловлены самобытными историческими и правовыми традициями. Исходя из изложенного, можно заключить: любая норма Особенной части международного уголовного права уже с момента своего принятия предполагает необходимость ее дальнейшей официальной имплементации во внутригосударственное уголовное законодательство. В противном случае такая норма не может быть применена судебно-следствен-ными органами РФ. Скажем, при установлении фактов повреждения морского телеграфного кабеля (ст. 2 Конвенции об охране подводных телеграфных кабелей 1884 г.), долговой кабалы или крепостного состояния (ст. 1 Дополнительной конвенции об упразднении рабства, работорговли и институтов и обычаев, сходных с рабством 1956 г.), незаконного радиовещания (ст. 109 и 110 Конвенции ООН по морскому праву 1982 г.), указанные органы ввиду отсутствия корреспондирующих статей в УК РФ при всем желании не в состоянии привлечь виновное лицо к уголовной ответственности либо будут вынуждены для этой цели квалифицировать содеянное по аналогии (например, соответственно по ст. 168, ст. 126 или 127 и ст. 213 УК), что совершенно недопустимо (ч. 2 ст. 3 УК). В сложившейся ситуации перед Российской Федерацией как участницей перечисленных конвенций ставится задача на законодательном уровне незамедлительно урегулировать данный вопрос и тем самым обеспечить добросовестное выполнение взятых на себя обязательств (ст. 26 и 27 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.; ст. 31 Федерального закона от 15 июля

157

1995 г. «О международных договорах Российской Федерации). Следовательно, имплементация норм Особенной части международного уголовного права в действующий УК РФ — это непременное условие реализации их в будущем, официальное подтверждение их в части диспозиции и «развертывание» до полного объема в части санкций. Способ имплементации (инкорпорация, трансформация, отсылка) должен зависеть от степени императивности нормы и степени адекватности ее содержания уже сформировавшейся системе внутринационального уголовного права.

Значит ли сказанное, что норма Особенной части международного уголовного права вообще не имеет прямого действия в российском правовом пространстве и может применяться лишь в опосредованном виде (через корреспондирующую норму УК РФ)? Думается, что нет. Чтобы убедиться в этом, проанализируем две ситуации. Допустим, что в открытом море или в ином месте вне юрисдикции какого-то ни было государства с корыстной целью были совершены: а) речное пиратство (нападение на речное судно); б) воздушное пиратство (нападение на летательный аппарат). Ответственность за речное пиратство предусмотрена УК РФ (ст. 227), но не предусмотрена международным уголовным законодательством (ст. 101 Конвенции ООН по морскому праву 1982 г.). При воздушном пиратстве все наоборот: за него предусмотрена ответственность в международном уголовном законодательстве (ст. 101 названной Конвенции), но не предусмотрена в УК РФ (ст. 227). Налицо явная коллизия. Как быть, если вопрос о привлечении к уголовной ответственности за содеянное должен быть решен судебно-следственными органами Российской Федерации? На наш взгляд, в таких и только таких ситуациях (до устранения коллизии на законодательном уровне) возникает юридическое основание (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ) для непосредственной реализации нормы международного права. Однако в первой ситуации (при речном пиратстве) ее реализация должна происходить в форме неприменения ст. 227 УК РФ и принятия на основании ст. 101 Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. решения об отказе в возбуждении уголовного дела по обвинению в пиратстве, что не исключает квалификацию содеянного и назначение наказания по другой статье УК (например, по ст. 162 «Разбой»), Во второй ситуации (при воздушном пиратстве) реализация нормы международного уголовного права должна происходить в форме

158

ее применения (в части диспозиции) совместно (в части диспозиции и санкции) с нормой ст. 227 УК, что исключает квалификацию содеянного и назначение наказания по другой статье УК (например, по ст. 211 «Угон судна воздушного или водного транспорта...»). Иными словами во всех процессуальных документах в формуле квалификации воздушного пиратства должна содержаться обязательная ссылка как на ст. 101 Конвенции ООН по морскому праву, так и на ст. 227 УК РФ1. Полагаем, что именно в таком контексте нужно понимать позицию Пленума Верховного Суда РФ, выраженную в п. 5 его Постановления от 31 октября 1995 г. «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия»: «... положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующих издания внутригосударственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно. В иных случаях наряду с международным договором Российской Федерации следует применять и соответствующий внутригосударственный правовой акт, принятый для осуществления положений указанного международного договора» (курсив наш. — В. К).

Подводя итог, можно констатировать следующее. По нашим данным, на сегодняшний момент Российская Федерация участвует (в том числе, и как правопреемник СССР) более чем в 100 межгосударственных многосторонних и двусторонних договорах, содержащих нормы уголовно-правового характера. Эти договоры заключались в различное время и в различных условиях. Кроме того, принято большое количество такого рода документов на уровне международных организаций, а также на межправительственном и межведомственном уровнях. Порой они дублируют друг друга или включают в себя несогласованные положения. Указанные обстоятельства при отсутствии должного информационного обеспечения способны породить серьезные затруднения и даже ошибки в отечественной правоприменительной практике. Выход из создавшегося положения — в безотлагательном проведении научной кодификации всего международного уголовного законодательства, которая должна быть максимально адаптирована к структуре действующего УК РФ и в виде постатейных материалов к нему доведена до сведения каждого правоприменителя.

1 Редакционная коллегия сборника не разделяет этой точки зрения автора.

159

А. И. Коробеев, доктор юридических наук, профессор (Дальневосточный государственный университет, Владивосток)