V

Подчеркивая необходимость отграничения в науке советского гражданского права действия «непреодолимой силы» от субъективной неотвратимости вреда, — в полном соответствии с положениями советского закона, — нельзя, конечно, не остановиться на том, как это разграничение осуществляется.

Известно, что буржуазные юристы (за немногими исключениями, которые больше всего встречаются во французской юриспруденции) проводят разграничение между двумя случаями освобождения от ответственности. В одних случаях для освобождения от ответственности достаточно отсутствия вины (тогда говорят о «казусе»); напротив, в других случаях необходимо доказать действие «высшей силы», «господа бога» — тогда говорят о форс-мажоре, о «непреодолимой силе» и т. п.

Как смысл в этих разграничениях, так и методы их осуществления в буржуазном праве имеют свою специфику, корнями своими уходят в классовую природу буржуазного права и буржуазного строя.

Это обстоятельство должно было бы предупредить от попыток «воспользоваться» буржуазными юридическими «теориями», касающимися таких вопросов, как «случай», и «непреодолимая сила». Если марксистско-ленинское понимание вины и причинной связи в советской науке права принципиально противоположно идеалистическим домыслам на эти темы в буржуазной юриспруденции, то не может быть и речи не только о тождественном, но даже об аналогичном проведении границ между «случаем» и «непреодолимой силой» в советском праве. Ведь «случай» — это оборотная сторона понятия вины, а «непреодолимая сила» — понятие, немыслимое без определенной позиции в учении о причинной связи. Тем не менее некоторые юристы (например, Либба,

1 Из дела, рассмотренного Судебной коллегией по гражданским делам Верховного суда СССР (1948 г.).

Гусаков) некритически попытались перенести на советскую почву, так сказать, в готовом виде буржуазную «теорию» вины, а вместе с ней буржуазно-юридическое «учение» о границах между «случаем» и «непреодолимой силой». Конструкции, предложенные в этом плане, рухнули, так как они с неизбежностью пришли в противоречие с советским законом и с практикой советских судов. В работе по советскому гражданскому праву нет надобности останавливаться на этих попытках, тем более, что они не идут далее пересказа буржуазных «теорий» квалифицированного случая, по большей части — так называемой «субъективной теории».

В своей работе о договорной дисциплине в промышленности, появившейся в 1935 году, А. В. Венедиктов вновь и весьма подробно рассмотрел вопрос о «непреодолимой силе» в советском гражданском праве 1.

Большой заслугой А. В. Бенедиктова в этом исследовании является решительный отказ от буржуазно-правовых пережитков, от «соблазна» воспользоваться чужими готовыми образцами, закрывая глаза на явную недопустимость и обреченность подобных догматических переносов, оторванных от жизни заимствований.

А. В. Венедиктов решает вопрос на материале советского закона, советской судебной практики в условиях строительства социализма в нашей стране. Но, к сожалению, борьба А. В. Бенедиктова против заимствований из «теории» буржуазного гражданского права осталась не доведенной до конца. В упомянутой работе А. В. Венедиктов не дал своей советской теории «случая» и «непреодолимой силы».

А. В. Венедиктов пришел к выводу, что понятия «непреодолимой силы», «случая», как и самое различие этих понятий, некритически якобы заимствованы, «унаследованы» советским гражданским правом.

Речь здесь шла о назревшей будто бы необходимости изменить советский закон, выбросив из него чуждые, случайно попавшие в него понятия. А. В. Венедиктов призывал: «Пора освободить и законодательство и договорную практику от понятий, некритически заимствованных из буржуазного права и находящихся в принципиальном противоречии с основными началами советского хозяйственного права».

Конечно, А. В. Венедиктов был прав, когда писал: «Унаследованный буржуазно-правовыми системами от римского права институт непреодолимой силы должен был установить предел ответственности должника для тех случаев, в которых буржуазное право, в изъятие из общего принципа ответственности лишь за виновное нарушение договора, — расширяет эту ответ-

1 А. В. Венедиктов, Договорная дисциплина в промышленности, 1935, стр. 163 — 180, § 5 — «Непреодолимая сила» в буржуазном и советском праве».

ственность за пределы вины должника, но вместе с тем не считает возможным возложить на него безусловную ответственность» '.

Конечно, родство буржуазного права с римским правом, коренящееся в общей для этих систем идее частной собственности, давало буржуазной юриспруденции возможность широких позаимствований из догмы римского права, как из «сокровищницы» готовой родственной юридической идеологии и юридической техники.

Но следует ли из этих правильных суждений, что советский законодатель не вкладывает совершенно другого смысла и классового содержания и в самые понятия «случая» и «непреодолимой силы» и в границу между ними? Думается, что не следует.

Показав классовую эксплуататорскую подоплеку деления в буржуазном праве случая на «простой» и «квалифицированный», А. В. Венедиктов говорит:

«Было бы совершенно недопустимо делать аналогичные попытки разграничения между непреодолимой силой и случаем в советском праве».

Но разве при противоположном классовом содержании, в социалистическом праве — праве высшего типа — всякое деление случаев освобождения от ответственности неизбежно сохраняет свой неприемлемый характер?

Мы думаем, что разработка судебной практики, выполненная самим А.В.Бенедиктовым, не подтвердила, а опровергла его мнение, обрекавшее на изгнание из советского права и «случай» и «непреодолимую силу».

Данные, добытые А. В. Бенедиктовым из судебной и арбитражной практики, показывают, во-первых, что практика строго и с пользой различает установленные в законе различные пределы ответственности за вред и убытки; во-вторых, эти данные показывают, что понятие «непреодолимой силы» в нашем праве совсем не то, что в праве буржуазном 2. Так соприкосновение с жизнью опрокинуло принципиально отрицательное отношение к различению двух видов «случая» — отношение, сложившееся при изучении буржуазного права и превратившееся затем в «общее» суждение, уже не связанное с условиями места и времени, в которых оно создалось 3.

1 А. В. Венедиктов, Договорная дисциплина в промышленности, стр. 166.

3 Там же, стр. 174, 177. Выше, на стр. 172, А. В. Венедиктов указал, что «понятие непреодолимой силы подверглось коренной переработке в советской судебной, арбитражной и договорной практике». В действительности же наш закон создал новое, советское понятие «непреодолимой силы», которое наша судебная и другая практика пыталась понять, раскрыть, применить, а вовсе не «перерабатывала» буржуазные конструкции.

3 Опасности догматического метода в правоведении вскрываются на каждом шагу. Объявив, что между «казусом» и «непреодолимой силой» есть различие специфически буржуазное, юрист оказывается перед необъяснимым фактом. Хотя никто не сомневается, что французский гражданский кодекс, кодекс Наполеона, есть кодекс насквозь буржуазный, этот кодекс все же

Наряду с приведенными резко отрицательными суждениями по поводу установления в советском праве двух видов случая мы встречаем в работе Бенедиктова и иное мнение по тому же вопросу. Вот это мнение:

«Включение понятия непреодолимой силы в главу Гражданского кодекса об исковой давности (ст. 48) и в главу об обязательствах, возникающих вследствие причинения другому вреда (ст. 404), а также в специальные кодексы— в применении к отдельным договорным отношениям (ст. ст. 101 и 106 Устава железных дорог СССР, ст. 116 Кодекса торгового мореплавания СССР и ст. 56 Воздушного кодекса СССР) 1, является примером того внешнего сходства отдельных норм советского права и буржуазного права, которое в известной мере связано с использованием товарно-денежной формы диктатурой пролетариата, но которое вместе с тем и на первом этапе нэпа отнюдь не устраняло принципиального (качественного) различия между советским и буржуазным правом, обусловленного принципиальной противоположностью двух систем: социалистической и капиталистической».

«Нам приходилось, — заканчивает свою мысль Венедиктов, — неоднократно подчеркивать, что внешне сходные постановления ГК получили в советском праве совершенно иное классовое содержание и применение» 2.

Этот вывод, по нашему мнению, вне спора. Но где, в таком случае, основание для устранения из советского права понятия «случая» и «непреодолимой силы», если они, эти понятия, в СССР «имеют совсем иное классовое содержание и применение»? Согласно только что рассмотренной и разделяемой нами второй позиции А. В. Бенедиктова задача исследователя понятия «непреодолимой силы» состоит в том, чтобы показать это понятие как своеобразное и самобытное понятие советского социалистического права.

В 1935 году А. В. Венедиктов держался той точки зрения, что пределом договорной ответственности по Гражданскому кодексу является не субъективный «случай», а «непреодолимая сила» — т. е. «случай объективный». А. В. Венедиктов писал: «для договорных отношений, регулируемых ГК, разграничение между тем и другим (т. е. между «случаем» и «квалифицированным случаем». — Б. А.) лишено практического значения, поскольку по

не проводит различия между двумя видами «случая». Французская судебная практика также не испытывает нужды в этом различии. Большинство буржуазных французских юристов отвергает всякое значение деления «случая» на два вида, а некоторые отмечают лишь словесную разницу в выражениях, «force majeur» и «cas fortuit» (например, Л. и А.Мазо, Договорная и деликтная ответственность, изд. 3-е, 1939. т. II, §§ 1518, 1551—1562).

1 Ссылки сделаны А. В. Бенедиктовым на действовавшие в то время и отмененные позднее Устав железных дорог СССР 1927 г. и Воздушный кодекс СССР 1932 г.

2 Подчеркнуто мной. — Б. А.

смыслу ст.ст. 118 и 121 ГК должника следовало бы до просрочки освобождать от ответственности и за случай в узком смысле и за непреодолимую силу, после же просрочки — признавать ответственным и за то и за другое».

«Под общие формулы ст. 118 ГК... и ст. 121 одинаково должны были бы подпадать и невозможность исполнения, обусловленная случаем в узком смысле, и невозможность исполнения, обусловленная непреодолимой силой, если бы даже советское право вкладывало в это понятие какое-либо отличное от понятия случая (в узком слове 1) содержание» 2.

Специальная задача настоящей работы не позволяет углубиться в вопрос об основаниях договорной ответственности. Однако необходимо все же показать, что вопрос о различии между «казусом» и «форс-мажором» в области договорных отношений снят у А. В. Бенедиктова здесь искусственно.

А. В. Венедиктов исходил из того положения, что должник, не исполнивший своего обязательства по договору, всегда вместе с тем является и просрочившим должником 3. Известно, что должник, находящийся в просрочке, отвечает даже и за случайную невозможность исполнения обязательства. Следовательно, нет как будто и смысла в области договорной ответственности говорить о понятии «случая», поскольку неисправный должник не будет освобожден от ответственности, если даже и докажет, что он не виновен в неисполнении, что имел место «случай».

Не трудно, однако, убедиться в том, что доказательство это — мнимое.

Ведь прежде всего следовало еще доказать, что «просрочкой» в смысле ст. 121 ГК называется даже случайное опоздание должника, а не только виновное его опоздание. Но доказать этого нельзя.

Как известно, в примечании к ст. 121 ГК сказано, что «просрочка не наступает, пока исполнение не может последовать вследствие обстоятельства, за которое должник не отвечает». Должник же, как не менее известно, не отвечает, «если докажет, что невозможность исполнения обусловлена обстоятельством, которого он не мог предотвратить». Это последнее правило содержится в ст. 118 ГК, смысл которой и надлежало разъяснить. Попытка раскрыть смысл общего правила об ответственности за неисполнение обязательства (правило ст. 118 ГК) через частное правило, касающееся одного из случаев неисполнения — просрочки (правило ст. 121 ГК),—оказалась неудавшейся.

1 Очевидная опечатка: имелось, конечно, в виду — «в узком смысле».

2 Там же, стр. 175.

3 Нужно сказать, что такое сочетание встречается часто, но далеко не всегда. Имущество кредитора может, например, погибнуть в хозяйстве должника задолго до срока возврата, обусловленного по договору. Небрежное хранение есть неисполнение договорного обязательства, но не просрочка.

Произошло это потому, что частное правило ст. 121 ГК отсылает к общему правилу ст. 118, а не наоборот.

Вопрос о границе ответственности по ст. 118 ГК (а значит, и по ст. 119 ГК) остался, таким образом, нерешенным в анализе А. В. Бенедиктова. Но тем самым остался недоказанным и конечный вывод, что разграничение «случая» и «непреодолимой силы» в нашем праве лишено практического значения.

Сказанным не решается весь вопрос о принципах договорной ответственности в целом, не говоря уже о том, что источники нашего договорного права далеко не исчерпываются нормами Гражданского кодекса. Кроме того, нужно вскрыть значение особых правил ст. 119 ГК, особенностей вопроса о невозможности исполнения в денежном обязательстве и др. Однако и из сделанных замечаний можно извлечь небесполезный для нашей задачи вывод. Критика А. В. Бенедиктова вовсе не сняла вопроса о различии простого случая и квалифицированного случая даже в области договорных отношений.

Мы подчеркиваем здесь «даже» потому, что в ст. 118 ГК (да и в ст. 119) закон не упоминает о «непреодолимой силе» и прямо не противопоставляет этого понятия понятию непредотвратимости для данного лица, как это имеет место в ст.ст. 403 и 404 ГК.

Тем более нельзя отмахнуться от различия между случаем «простым» и случаем «квалифицированным» в теории и судебной практике в связи с гражданским правонарушением.

Что касается самого понятия «непреодолимой силы», то А. В. Венедиктов совершенно правильно подчеркивает относительный характер его, отказываясь, однако, от какой-либо общей формулировки.

А. В. Венедиктов пишет: «Относительность самого понятия непреодолимой силы... требует конкретного подхода суда к каждому отдельному явлению, воспрепятствовавшему исполнению договора, и оценки его как с точки зрения конкретных условий данного события, так и с точки зрения возможностей данного должника» 1.

Думается, что правильная мысль об относительности понятия «квалифицированного случая» переродилась здесь неожиданно в положение, лишающее суд определенного критерия.

Понятие «непреодолимой силы» в советском праве не поддалось раскрытию в труде А. В. Бенедиктова потому, что это несомненно казуальное понятие не было рассмотрено в свете марксистско-ленинского учения о причинной связи. Весьма тщательно изучив судебно-арбитражную практику 30-х годов,

1 А. В. Венедиктов, Договорная дисциплина в промышленности стр. 172—173, со ссылкой на цитированное нами выше определение ГКК Верховного суда РСФСР от 22 мая 1925 г. по делу ВСНХ с Синклеровскои разведывательной компанией.

А. В. Венедиктов дал только юридическо-хозяйственные обобщения. Поставив перед собой вопрос в плане будущего законодательства, А. В. Венедиктов решил его несколько иначе, чем это вытекало из его предпосылок. В плане будущего законодательства А. В. Венедиктов дал два предложения: одно общее, другое—для специальных случаев.

Общее решение таково: вполне достаточно формулировки Гражданского кодекса, в силу которой должник не отвечает за неисполнение, если помешали обстоятельства, которых должник не мог предотвратить. «Включение в закон ссылки на «стихийные бедствия» вообще или на наводнение, в частности, — пишет Венедиктов, — немного прибавит к общей директиве закона о возможности освобождения неисправного контрагента от ответственности лишь по специальному постановлению арбитража или суда, если последний признает, что вредоносные последствия того или иного события не могли быть предотвращены им, несмотря на использование всех имевшихся у него, как хозрасчетного предприятия, возможностей» 1.

Итак, здесь дано известное, при том абстрактное определение обстоятельства, которое должно освободить должника от ответственности. Правда, вряд ли это определение может быть пригодно для практики, не говоря уже о том, что в нем не дано разграничения между субъективными и объективными основаниями освобождения от ответственности. Едва ли хозорган может быть освобожден от ответственности за неисполнение договора (и тем более за вред, причиненный вне договорных отношений), если докажет, что ему, например, не было выделено достаточных оборотных средств, а имевшиеся возможности (в пределах своих средств) он использовал для предотвращения вредоносных случаев. Освобождение от ответственности при таких условиях оказалось бы в противоречии с основными принципами советского социалистического права. Реализация предложения А. В. Бенедиктова означала бы резкое сужение ответственности владельцев «источников повышенной опасности», поскольку строгие правила ст. 404 ГК были бы упразднены и каждый хозорган мог бы доказывать, что у него «не было средств» для предотвращения несчастного случая (на производстве, на транспорте и т. п.), что затраты, необходимые для оздоровления производства, вывели бы предприятие из положения хозрасчетной безубыточности и т. п.

Что касается договорной ответственности, то пределы ее определяются не только «хозрасчетными возможностями», но и плановыми заданиями. Последние, конечно, исходят из хозрасчетных возможностей, но не тождественны с ними. Плановое задание

1 А. В. Венедиктов, Договорная дисциплина в промышленности, 1935, стр. 178. Подчеркнуто мной.—Б. А.

есть нормативный акт, предрешающий договорное обязательство. И если хозорган, не выполняя договора, тем самым не выполнил плановой нормы, он не может быть освобожден от ответственности в плоскости гражданского права по специальному решению суда или арбитража. Доказательство несоответствия плановой нормы «хозрасчетным возможностям» не может быть допущено в суде или арбитраже, — это было бы равносильно отмене административного планового акта в судебном или в арбитражном порядке. Плановая норма может быть отменена только в том порядке, в каком она возникла, — в порядке акта управления.

Вот почему предложение, сделанное А. В. Бенедиктовым для общего случая, не удовлетворяет нас ни в области внедоговорной, ни в области договорной ответственности. Последнее тем более, что в нем вовсе не учтены такие важные правоотношения, как договоры между социалистическими организациями и гражданами, не учтены также и договоры, заключаемые между гражданами.

А. В. Венедиктов выдвинул, однако, и специальное предложение для правоотношений, связанных с эксплуатацией железнодорожных предприятий и пароходств.

А. В. Венедиктов считает, что «установленный законом перечень оснований освобождения от ответственности должен быть конкретным перечнем важнейших препятствий к исполнению договоров, а не абстрактной отсылкой к непреодолимой силе» 1.

С нашей точки зрения, и с этим предложением едва ли можно согласиться. Прежде всего, какой перечень «препятствий к исполнению договора» предлагается: примерный или исчерпывающий? Если этот перечень только примерный, то совершенно очевидно, что за ним, хотя и скрыто, лежит все же общее, принципиальное, т. е. абстрактное основание, по которому признано возможным освобождать от ответственности транспортное предприятие в таких-то, например, и в им подобных случаях. Если так, то понятие непреодолимой силы окажется выраженным в законе только иллюстрирующими его примерами.

Наш законодатель весьма часто поясняет свои правила примерами, перечнями случаев, в которых правило должно находить себе применение. Поэтому и сложнейшие правила в изложении нашего законодателя доступны весьма широкому кругу лиц. Но примерный перечень случаев не заменяет собой общего правила, общего понятия. Поэтому и в ст. 404 ГК ряду примеров предпослано обобщающее понятие — «источник повышенной опасности для окружающих». Следовательно, нельзя ограничиться примерным перечнем, не дав его стержневой идеи.

1 А. В. Венедиктов, Договорная дисциплина в промышленности, 1935, стр. 179. Подчеркнуто мной.—Б. А.

Тем более неприемлемо предложение «исчерпывающего перечня» случаев «непреодолимой силы». Крохоборческое, казуистическое решение правовых вопросов свойственно буржуазному прецедентному праву (англо-американскому), было свойственно также юнкерскому помещичьему праву (прусский «Ландрехт» с его 17000 параграфов), но совершенно чуждо нашему праву. Советское социалистическое право проникнуто широкими общими идеями, покоится на принципиальных позициях, дает гибкие общие решения. Поэтому именно гражданские кодексы наших союзных республик в четыре раза меньше по объему, чем самые немногословные буржуазные кодексы.

Можно, конечно, сделать и исчерпывающий перечень случаев освобождения перевозчика от ответственности лаконически кратким. Можно ограничиться всего двумя-тремя конкретными случаями. Такой исчерпывающий перечень нельзя будет упрекнуть в громоздкости. Но тогда обнаружится еще больший внутренний недостаток, который ни в какое сравнение с внешним недостатком, с громоздкостью поставить нельзя. Окажется, например, что железная дорога освобождается от ответственности, если груз при перевозке погиб от действия землетрясения, но не освобождается в случае наводнения. Прибавив и этот последний случай, улучшения все же не достигнем, так как всегда найдется еще третий, аналогичный, но не предусмотренный случай, исключать который было бы беспринципно, но включить который позабыли, и т. д. Казуистическое решение всегда приводит к подобным положениям. Это отлично известно советскому законодателю, и потому он избегает казуистических решений.

Мы не опасаемся упрека в непоследовательности ввиду того, что в вопросе об установлении повышенной внедоговорной ответственности (см. гл.1) высказались за установление точного, исчерпывающего перечня случаев такой ответственности. Прежде всего, когда речь идет о повышении ответственности, для того чтобы воздействовать на волю владельцев «источников повышенной опасности», необходимо для достижения цели общего предупреждения заранее уведомить соответствующих лиц об особом правовом режиме, который на них распространяется. При наличии только примерного перечня известная часть таких лиц будет в неведении, подлежат ли они общим правилам о гражданской внедоговорной ответственности или на них распространяются специальные правила ст. 404 ГК. Поскольку дело идет об изъятии, о специальном законе, необходимо пожелать установления точной границы изъятия.

Кроме того, упомянутое в законе обобщающее понятие — «источник повышенной опасности» — не отличается необходимой ясностью, а замена его другим обобщением затруднительна (см. гл. вторую, п. I).

По понятным соображениям дело обстоит иначе, когда речь идет о «непреодолимой силе» как об обстоятельстве,

освобождающем правонарушителя от обязанности возмещав вред. Соображения об общем предупреждении здесь, разумеется, выпадают. Наконец, отказываясь от примерного и от исчерпывающего перечня случаев, относимых к «непреодолимой силе», мы предлагаем дать определение ее в законе как объективно случайного обстоятельства.