IV

О каком, однако, воспитательном и предупредительном значении нормы, возлагающей обязанность возместить вред на конкретного причинителя, можно говорить, когда этот причинитель вреда не виновен? Если человеку по поводу его поведения нельзя сделать конкретного упрека, то, ведь, это значит, что мы не можем ему сказать: в подобных случаях веди себя не так, как ты вел себя, а так-то и так-то.

Поскольку в советском гражданском праве существует и помимо ст. 404 ГК немало норм, возлагающих ответственность независимо от момента вины, поставленный вопрос о внутреннем основании ответственности в таких случаях получает большое практическое значение.

Этот вопрос, однако, привел в затруднение наших цивилистов. Некоторые из них в 20-х годах просто отмахнулись от воспитательного и предупредительного значения правовых норм, устанавливающих так называемую «абсолютную ответственность». Они усвоили себе пресловутую «теорию риска», не задумываясь над тем, что пересаживают на советскую почву враждебное советской идеологии буржуазное «учение».

Другие авторы (проф. Агарков) признали существование в нашем гражданском праве изъятия из правила ответственности по началу вины 1. Но основание ответственности в подобных исключительных случаях эти авторы искали все в том же начале вины. В случае ст. 404 ГК они извлекали его из норм, посвященных привходящим факторам — вине потерпевшего, праву регресса органов социального страхования.

Наконец, согласно третьему взгляду (Хаскина) всякая гражданская ответственность за причинение вреда, в том числе и ответственность, установленная ст. 404 ГК, ст. 78 Воздушного кодекса СССР и т. д., может покоиться только на принципе вины 2.

С этой точки зрения нет особого вопроса об основании так называемой «абсолютной ответственности». Этот случай объявляется кажущимся отступлением от принципа вины.

К рассмотрению каждой из трех названных позиций мы и переходим.

а) Попытка пересадить на советскую почву буржуазное учение о принципе ответственности за «источник повышенной опасности» сначала приняла форму утверждения, будто наше право всегда следует или должно следовать так называемой «теории

1  См. «Гражданское право», учебник для юридических вузов, 1944, т. I, стр. 337: «Ст. 404 создает лишь по практическим соображениям изъятие из принципа вины».

2 Т. С. Хаскина, Основные начала ответственности за внедоговорный вред по советскому гражданскому праву (Автореферат диссертации), Л., 1950.

риска», или «профессионального риска», или теории «разложения вреда» и т. п.

Сторонники этого направления, как известно, ставили перед собою широкую задачу. Они стремились объяснять по принципу «риска» ответственность даже в общем случае ст. 403 ГК. Однако эти предложения вовсе изгнать начало вины из советского гражданского права давно уже разоблачены как ненаучные, враждебные марксистско-ленинско-сталинскому мировоззрению, и сданы в архив истории. Принцип вины в ст. 403 ГК никем теперь не оспаривается. Что же касается случаев повышенной ответственности (ст. 404 ГК, ст. 78 Воздушного кодекса СССР и др.), то «теорию риска», к сожалению, не забыли у нас и до сих пор. Иногда ссылки на «момент риска» встречаются и в судебной практике.

Так, в определении по делу А. Кудухашвили Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР писала, между прочим: «Трамвай по ст. 449 Гражданского кодекса Азербайджанской ССР отнесен к источникам повышенной опасности для окружающих и, следовательно, должен нести связанный с его эксплуатацией риск» 1.

Соображения о «риске» как основании ответственности по ст. 404 ГК в последние годы встречались иногда и в практике других судебных органов. Однако нужно отметить, что в судебной практике, относящейся ко второй главной фазе развития Советского государства, мы имеем дело, собственно, не с попытками обосновать судебные решения «теорией риска», а, скорее, со случайным употреблением ее терминологии. Одно дело, когда, вместо того чтобы сказать — «предприятие несет ответственность», говорят — «предприятие несет риск»; другое дело, когда самую ответственность лица объясняют принципом риска. Только в последнем случае момент риска выступает как специфический термин так называемой «теории риска».

В первой же главной фазе развития Советского государства «теория риска» довольно широко использовалась в судебных решениях именно как основной аргумент.

В 1927 году Пленум Верховного суда РСФСР аргументировал, например, по делу гр-на Л. применение ст. 403 ГК вместо ст. 404 ГК следующими соображениями:

«Как буквальный смысл ст. 404 ГК, так и приведенные в ней примеры ясно показывают, что в данном случае имеются в виду

1  Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1939 г. № 79 по делу А. Кудухашвили с Управлением бакинского электрического трамвая — Сборник постановлении Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1938 г. и первое полугодие 1939 г., М., 1940, стр. 15. Подчеркнуто мной.— Б. А.

Статья 449 ГК Азербайджанской ССР соответствует ст. 404 ГК РСФСР.

предприятия или части предприятий, связанные с особым риском» 1.

«Ответственность за несоблюдение указанных мер (по технике безопасности.—Б. А.),—писал в 1926 году Пленум Верховного суда РСФСР по делу Озорина, — есть ответственность..., основанная непосредственно на законе и исходящая из принципа профессионального риска (ст. ст. 403— 404 ГК)» 2.

Здесь даже виновное нарушение правил техники безопасности было заменено соображением о «профессиональном риске», а ст. 403 ГК была совершенно уравнена по смыслу со ст. 404 ГК:

обе одинаково выдавались за случаи, когда закон основывает ответственность якобы на начале «риска».

Первыми по времени цивилистами, которые попытались обосновать на советской почве «теорию риска», были А. Гусаков, И. Либба и др.

Эти авторы исходят, как они заявляют, из «хозяйственных соображений». Но не трудно видеть, что эти соображения ничего общего не имеют с советской социалистической действительностью, с советским социалистическим хозяйством. Они заимствованы из действительности капиталистической. С точки зрения хозяйственной, писали эти авторы, недопустима такая деятельность, которая не в состоянии покрыть из пользы, от нее извлекаемой, ущерб, причиняемый ею. Если бы разработка рудников, неразрывно связанная с оседанием почвы, обвалами поверхности и т. д., давала меньше дохода, чем причиняемый ею, вред, то в обычных хозяйственных условиях пришлось бы закрыть эти рудники. Если бы железные дороги калечили столько людей, что из транспортных доходов нельзя было бы дать имущественного возмещения оставшимся без кормильца или искалеченным жертвам транспорта, то положение было бы совершенно нетерпимым, и т. д. и т. п.

Приведенные взгляды на несчастные случаи, порождаемые «источниками повышенной опасности», — это резко выраженные буржуазно-фаталистические взгляды. Жертвы деятельности капиталистического предприятия рассматриваются как неизбежное следствие непреложного закона природы. И в действительности в мире капитализма несчастные случаи в быту, на транспорте, на производстве растут из года в год. Так, в США вследствие плохих условий работы, переутомления, отсутствия техники

1  Постановление Пленума Верховного суда РСФСР от 21 февраля 1927 г. (протокол

№ 6)—«Сборник разъяснений Верховного суда РСФСР» изд-во «Советское законодательство», 1932, стр. 106, или «Судебная практика РСФСР» 1927 г. № 6,стр.2. Подчеркнуто мной.—5. А.

2  Сборник циркуляров и важнейших разъяснений Пленума Верховного суда РСФСР, январь 1925 г.—май 1926 г., Юриздат, 1927, стр. 169 (протокол № 7 от 19 апреля 1926 г.).

безопасности на предприятиях каждый год погибает от несчастных случаев на производстве около 20 000 рабочих, а несколько сот тысяч становятся инвалидами 1.

В книге о «Бытовом травматизме» американец Нейшюц приводит официальные данные, по которым в 1946 г. в США от несчастных случаев в быту погибло 34 000 человек, тяжело и легко ранено 5 миллионов 2.

Пропагандируя «теорию риска», буржуазный юрист как бы говорит — бесполезно понуждать предпринимателя что-либо менять на своем предприятии ради избежания несчастных случаев: ведь предприниматель бессилен бороться с законами природы, которые никому не подвластны.

Весь вопрос следует, по мнению «теоретиков риска», свести к выплате «разумных» (т. е. наименьших) компенсаций. Единственно, что нужно предпринимателю сделать, — это подсчитать, стоит ли игра свеч. Если предприятие способно выдержать «профессиональный риск» расплаты с калеками производства, то дело себя оправдывает. И это чудовищное рассуждение предлагали принять на вооружение в науке советского социалистического гражданского права! Другие авторы того же направления высказывались не так откровенно, но в сущности проповедовали то же самое.

«Статья 404 ГК, — писал А. Гусаков, — мотивирует исключительную ответственность железных дорог тем, что «деятельность их связана с повышенной опасностью». Нельзя, конечно, утверждать, что в приведенных словах содержится ехрrеssis vеrbis (вполне ясно — Б. А.) ссылка на профессиональный риск; не подлежит, однако, сомнению, что где есть источник повышенной опасности, там должен существовать и тот риск, который называется профессиональным» 3.

Ученик и последователь Гусакова И. Либба утверждал: «Только понятие «профессиональный риск» в состоянии обосновать и объяснить ответственность железнодорожного предприятия как договорную..., так и внедоговорную... В сущности, Кодекс (ст. 404 ГК) исходит при определении внедоговорной ответственности железной дороги за «профессиональный деликт» из понятия «профессиональный риск», так как основанием ответственности служит повышенная опасность, созданная самой деятельностью железной дороги» 4.

Несколько позднее И. Либба заявлял, что «в установлении понятия «профессионального деликта» и содержится ключ к пони-

1  Проф. Н. Рубакин, Арифметика могильщиков, «Литературная газета» 29 ноября 1951 г.

2  Цитируем Нейшюца по указанной статье проф. Н. Рубакина.

3  Предисловие А. Гусакова к цитируемой ниже работе И. Либба.

4 И. П. Либба, Ответственность железных дорог за целость груза и срочность доставки, 1924, стр. 33.

манию природы и границ деликтной ответственности по ст. 404 ГК» 1.

Что экономнее — закрыть предприятие или выплачивать пенсии лицам, получившим увечье от дурной постановки техники безопасности? — вот как ставили вопрос сторонники теории «профессионального риска». В этих высказываниях видно влияние всех трех формулировок «теории риска», распространенных в буржуазном праве. Формулировки эти, как известно, таковы:

а) «Чья прибыль, того и убыток».

б) «Чей интерес, того и убыток».

в) «Кто создал повышенную опасность, тот за нее и отвечает».

Различия между этими тезисами кажутся на первый взгляд значительными, но это только на первый взгляд. На самом деле все три формулировки проникнуты одной идеей охранения интересов предпринимателя, оправдания его «права» сохранить за собой прибыль в неурезанном виде. Каждая из формулировок лишь по-разному маскирует эту общую идею.

Так, в первом тезисе как будто ясно сказано, что убыток от случая бесповоротно возлагается на предпринимателя, получающего прибыль. Но мы видели, как сторонники теории «риска» прочли вторую, подразумеваемую часть формулы: повысь тариф до безубыточности, не забудь о прибыли или прикрывай свое заведение.

Во втором тезисе не напрасно речь идет об интересе. Рискует тот, кто заинтересован, — это каламбур, основанный на двусмысленности слова «интерес» и позволяющий замять разговор о предпринимательской прибыли. Заинтересованными же в существовании капиталистического предприятия оказываются не капиталисты, а лица, пользующиеся услугами предприятия, — покупатели, пассажиры и т. д. «По справедливости», в буржуазном ее понимании, они-то—«публика»—и призваны, в конечном счете, принять на свои плечи убытки от случая. Иначе предприниматель оказывается обремененным «напрасно»; на него ведь возлагается риск за случай при ведении дела в чужом интересе, в интересе публики!

Наконец, третий тезис. Он сформулирован абстрактно и выглядит даже величественно: внесший в мир зло, за него да ответит! Ни об интересе, ни, тем паче, о прибыли в этой юридической паремии-заповеди нет речи. За случай отвечает всякий, применяющий «источник повышенной опасности».

Но вопрос об интересе не так легко ликвидировать. Спрятанный в абстрактном афоризме, он сам собой возникает: для чего,

1  И. П. Либба, Железные дороги и ст. 404 РК, «Вестник путей сообщения» 1905 г., вып. Х—XI (№ 7/8),см. юридический отдел, «Вопросы транспортного права».

в чьем интересе «зло» источника повышенной опасности вносится в мир предпринимателями-капиталистами?

По словам буржуазных идеологов, все дело здесь якобы «в общественном служении» капиталистов интересам публики. По делам же самих капиталистов, хозяев этих идеологов, общественный интерес здесь — не больше, чем средство для получения прибыли, и не больше, чем ширма, за которой убытки от несчастных случаев оплачиваются за счет публики. На самом же деле общественный интерес только случайное, не осознаваемое капиталистом следствие его деятельности.

Товарищ Сталин пишет: «Когда русские капиталисты совместно с иностранными капиталистами усиленно насаждали в России современную крупную машинизированную промышленность..., они, конечно, не знали и не задумывались над тем, к каким общественным последствиям приведет этот серьезный рост производительных сил..., — они просто хотели расширить до крайности промышленное производство, овладеть колоссальным внутренним рынком, стать монополистами и выкачать из народного хозяйства побольше прибыли, — их сознательная деятельность не шла дальше их будничных узкопрактических интересов» 1.

Даже там, где из уст капиталистов и их лакеев раздаются призывы принять, наконец, некоторые меры к снижению травматизма на производстве, эти призывы основаны на точном расчете только собственных выгод капиталистов. Гигиенист Брэндэдж убеждает капиталистов принимать меры по охране рабочих от несчастных случаев на том основании, что «снижение времени болезни рабочего на три четверти даст предпринимателю экономию в 4000 долларов в год на каждую тысячу рабочих, занятых у него на предприятии... А путем предупреждения несчастных случаев предприниматель сможет сэкономить не менее 12000 в год на каждую тысячу рабочих» 2.

Таким образом, любая разновидность «теории риска», созданная буржуазной правовой доктриной для буржуазного обихода, содержит в себе в конечном счете не что иное, как заботу о прибыли предпринимателя.

Прибыль в неурезанном виде предприниматель вправе оставлять себе — это его прибыль. Убытки же с благословения «теорий риска» предлагается нести «всем заинтересованным» лицам, которые волею судеб не могут обойтись без услуг монополиста-предпринимателя. Это ни в каком случае не убытки предпринимателя! Распределение осуществляется здесь по принципу: кому вершки, а кому корешки.

1  Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 560-561. Подчеркнуто мной Б. А.

2  Проф.И. Рубакин, Арифметика могильщиков, «Литературная газета» 29 ноября 1951 г.

В 1944 году М. М. Агарков, в 1947 году Т. Б. Мальцман 1, монографически исследовавшая вопрос, решительно отвергли для советского социалистического права «теорию риска» во всех ее вариантах.

В учебнике «Гражданское право» в 1944 году М. М. Агарков указывал, что теория «разложения вреда» между всеми членами общества «не может быть признана правильной для объяснения ст. 404 ГК» потому, что «этой статьей предусматривается ответственность и за такую деятельность, при которой указанное разложение вреда не может иметь места» 2. Все опровержение сведено здесь, в сущности к указанию, что действие ст. 404 ГК распространяется и на граждан — личных собственников автомобилей. Замечание верное, но явно недостаточное. М. М. Агарков ведет здесь спор с теорией «риска» исключительно на догматической почве, не затрагивая корней вопроса.

Против тезиса «чья прибыль, того и убыток» М. М. Агарков выдвинул такое соображение:

«Статья 404 ГК не основана на этом принципе. Железные дороги, трамвай, фабрично-заводские предприятия являются у нас социалистическими предприятиями, составляющими общенародное достояние (ст. 6 Конституции СССР). В противоположность капиталистическим предприятиям они существуют не для извлечения выгоды, а для обслуживания интересов социалистического общества в целом и отдельных его членов» 3.

Против принципа возложения ответственности по правилу «убытки лежат на заинтересованном лице» М. М. Агарков говорит:

«Для социалистического права эта теория также не пригодна. Деятельность социалистического предприятия происходит не в частных интересах, а в интересах социалистического общества. Поэтому создание этой деятельностью какого-либо специфического риска (риска для прохожих от движения трамвая, риска от диких животных в зоологическом саду и т. д.) не может обосновать правила ст. 404 ГК..., так как любая деятельность направлена на какие-то цели, служит каким-то интересам, то последовательное проведение теории риска выходило бы далеко за пределы ст. 404, означало бы отказ от вины как общего основания обязанности возместить вред» 4.

Эти возражения против момента извлечения прибыли как основания ответственности по ст. 404 ГК правильны, достаточны, убедительны. Напротив, критика той разновидности «теории риска», которая подчеркивает в качестве основания повышенной

1  Т. Б. Мальцман, Научная сессия аспирантов ВИЮН 26—27 июня 1947 г. Тезисы докладов, М., 1947.

2  «Гражданское право», учебник для юридических вузов, 1944,т. I, стр. 336.

3  Там же, стр. 356.

4  Там же, стр. 336.

ответственности момент «интереса», не полна и снижена почти до уровня догматического спора.

Правильно, конечно, что «деятельность социалистического предприятия происходит не в частных интересах, а в интересах социалистического общества». Но если ограничиваться только этим замечанием, то следовало бы логически закончить его выводом: значит и ответственность за вред, случайно причиняемый социалистическим предприятием, должно нести не само предприятие, а все социалистическое общество, в интересах которого предприятие действует. Этот вывод потрясает норму ст. 404 ГК, которая возлагает ответственность за вред, причиненный «источником повышенной опасности», именно на конкретного владельца «источника повышенной опасности», например, на данное предприятие, а не на все общество. Такие соображения не опровергают буржуазной «теории риска» в ее, пожалуй, наиболее вредном варианте. Положение осложняется еще больше, если вспомнить, что в социалистическом обществе владельцами «источников повышенной опасности» — и не в малых количествах — оказываются граждане, пользующиеся автомашинами исключительно для себя. Нельзя ли хоть к этим случаям приспособить «теорию риска»? Нельзя ли, наконец, применить «теорию риска» к тем владельцам «источников повышенной опасности», которые являются кооперативными организациями. В собственности колхозов, промысловых кооперативных артелей находится внушительное количество 'машин, тракторов, автомобилей и т. д. Вместе с тем каждое кооперативное объединение, будучи социалистической организацией, выступает как обособленное предприятие, как юридическое лицо. Оно имеет свою отдельную кооперативную собственность, свое обособленное имущество, не сливающееся с собственностью и имуществом других кооперативных артелей, союзов и со всенародной государственной собственностью. Может быть, «теория риска» приложима именно здесь, поскольку кооперативные организации в связи с обособлением имущества, принципом распределения части прибыли между членами и т. д. имеют наряду с общественным также известный свой особый «интерес» в деятельности предприятия?

На эти вопросы нет ответа в критических замечаниях Агаркова по поводу «теории риска».

Но даже и в плоскости догматических соображений в этих замечаниях не все обстоит благополучно. Как мы видели, в опровержение «теории риска» М. М. Агарков сослался на несовместимость ее с началом вины. Если начало вины, как это доказано, является общим принципом внедоговорной ответственности, то нет якобы места для применения «теории риска».

Однако ст. 404 ГК говорит о специальном случае ответственности — об ответственности за действие «источника повышенной опасности». М. М. Агарков вовсе не доказал, что с общим началом ответственности за вину не может сочетаться другое начало

ответственности в специальных случаях. М. М. Агарков сам указывал, что «Наряду с ответственностью за виновное причинение вреда, которая и является общим правилом, Гражданский кодекс признает ответственность без вины» 1.

После этого напрасно уже утверждать, что «ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, не вводит в наше право какого-либо нового принципа построения ответственности наряду с принципом вины 2.

Если наряду с ответственностью за вину в других случаях установлена ответственность независимо от вины, то, повидимому, за этими разными случаями ответственности стоят и разные принципы.

«Статья 404 создает лишь по практическим соображениям изъятие из принципа вины» 3, — пытается в заключение выйти из трудности М. М. Агарков.

Но разве практика не нуждается в опоре теории, и разве факты, не укладывающиеся в рамки теории, не требуют проверки, пересмотра недостаточной теории? Предположение же о том, что норма ст. 404 ГК не обоснована якобы внутренне и порождена лишь практическими соображениями, мы решительно отвергаем.

На конструкции ст. 404 ГК, предложенной самим М. М. Агарковым, нам придется еще остановиться. Здесь достаточно указать, что, критикуя «теорию риска», М. М. Агарков вовсе не исключил возможности применения этой теории, хотя бы в порядке изъятия из общего начала ответственности за вину. Вот почему возражения Агаркова против «теории риска» недостаточны и не могут удовлетворить советскую науку гражданского права.

Между тем «теория риска» принципиально негодна для советского социалистического права. Она искажает нашу действительность, в ложном свете преподносит политику советской власти в вопросе ответственности за гражданское правонарушение. В «теории риска» остается за бортом основа, ядро всего вопроса — сталинская забота о людях, неуклонное стремление советских людей под руководством Партии и Советского правительства всеми мерами создать безопасные условия работы на любом производстве, добиться безаварийности и абсолютной безопасности использования всех видов современного транспорта.

Вместо могучего большевистского стремления подчинить человеку закономерности природы, хилая «теория риска» предлагает робко остановиться перед якобы непреложными «естественными пределами» развития человеческой науки и техники. Вместо безоговорочного требования непременно и быстро изжить несчастные случаи на производстве, на транспорте, в быту, — «тео-

1  «Гражданское право», учебник для юридических вузов, 1944, т. I, стр. 335.

, стр. 337.

2  Там же.

ретики риска» с ученым видом твердят о стабильности, о неизбежности человеческих и имущественных жертв, связанных с применением «источников повышенной опасности», о статистической «доказанности» этих жертв и т. п.

При капитализме и при любом другом эксплуататорском строе все стремления предпринимателей направлены только на получение наибольшей прибыли. Важно получить эту прибыль от любого нового технического средства, как можно скорее и непосредственнее. Дальнейшим же вредоносным проявлением закономерностей природы, давших на первых порах искомые барыши, эксплуататор не интересуется. Примеров такого неполного и своекорыстного использования закономерностей природы в капиталистическом мире можно привести несчетное число. Достаточно напомнить, что хищническое отношение к богатейшим земельным угодьям Северной Америки в одно столетие превратило миллионы акров земли в безнадежные, унылые пустыри, что в странах капитализма непрерывно растут аварийность и травматизм на производстве, на транспорте. «Теория риска» черпает свою «силу» не из закономерностей природы и общества вообще, а только из закономерностей эксплуататорского, в частности капиталистического общества, которое не хочет и не может вполне овладеть закономерностями природы. Отсюда «пессимизм» злополучных «теоретиков риска» в отношении несчастных случаев на производстве, на транспорте и т. д.

Эти лжеученые рассуждения, конечно, наруку предпринимателю-капиталисту. Они помогают экономить на расходах по технике безопасности, они перелагают всю ответственность за жертвы предпринимательской деятельности — в зависимости от вкуса — «на волю божию» или на «неизмененные» законы природы. Но какое отношение этот идеологический хлам имеет к науке советского социалистического права? Какое значение он может иметь в социалистическом обществе, не считающемся с затратами, чтобы оберечь жизнь, здоровье своих членов — строителей социализма? Разумеется — никакого.

После раскрытия сущности буржуазной «теории риска», неразрывно связанной с буржуазным же «дурным» толкованием статистики несчастных случаев и с буржуазным же стремлением в своих интересах сбить с толку общественное мнение, — тусклыми и второстепенными выглядят догматические стычки с пресловутой «теорией риска».

Дело, очевидно, не в том, чтобы показать, как неудачна попытка искусственно приладить «теорию риска» к формальному составу ст. 404 ГК после выхолащивания из этой статьи ее качеств нормы социалистического права.

Так обстоит дело с критикой буржуазной «теории риска». Нельзя вместе с тем признать достаточными и те соображения, которые приведены нашими цивилистами как собственные конструкции, чтобы объяснить норму ст. 404 ГК.

Агарков сводит весь вопрос к понятию повышенной заботливости. Такую заботливость должен будто бы проявлять владелец «источника повышенной опасности», независимо от того, является ли этот источник производственным предприятием или использованием общественного или личного транспорта.

«Ст. 404, — пишет М. М. Агарков, — создает стимул для повышенной бдительности лиц, деятельность которых вызывает повышенную опасность для окружающих» 1.

«Деятельность, представляющую повышенную опасность для окружающих, — говорит в другом месте М. М. Агарков, — требует от тех, кто ею занимается, особой бдительности. Закон должен стимулировать эту бдительность».

«Закон учитывает еще трудность установления вины в случаях, предусмотренных этой статьей (т. е. ст. 404 ГК. — Б. А.)... Таким образом, ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, не вводит в наше право какого-либо нового принципа построения гражданской ответственности наряду с принципом вины. Статья 404 создает лишь по практическим соображениям изъятие из принципа вины» 2.

С нашей точки зрения, это объяснение М. М. Агаркова страдает тремя пороками, каждый из которых заставляет от этого объяснения отказаться. Прежде всего М. М. Агарков не замечает, что его теория ст. 404 ГК вовсе не провозглашает (как он думает) изъятия для этой статьи Гражданского кодекса из действия принципа вины (даже «практического» изъятия), а с неизбежностью приводит к выводу, что ответственность по ст. 404 ГК основана... на том же принципе вины.

Если закон требует от владельца «источника повышенной опасности» какой-то особой бдительности, а при нарушении этой обязанности возлагает ответственность за причиненный вред, то перед нами всем известная конструкция возложения ответственности по принципу вины.

М. М. Агарков сам от этого вывода уклонился, зато Т. С. Хаскина прямо выдвинула тезис: «вина является основанием ответственности и по ст. 403 и по ст. 404 ГК РСФСР» 3.

Этот вывод тем более справедлив для рассмотренной теории, что Агарков придавал понятию «непреодолимой силы» субъективное значение — он считал ее обстоятельством, превосходящим силы данного субъекта. Если на владельца «источника повышенной опасности» ответственность возлагается якобы за легчайшую

1  «Гражданское право», учебник для юридических вузов, 1944,т. I, стр. 341.

2  Там же, стр. 337.

3  Т. С. Хаскина. Основные начала ответственности за внедоговорный вред по советскому гражданскому праву (автореферат диссертации), 1950, гл. IV, стр. 12.

Ошибочно думать, что сведение ответственности по ст. 404 ГК к началу вины является новинкой. В 20-х годах эту мысль уже высказывали, но без заметного успеха.

вину (за тень, или, скорее, за фикцию вины), то и освобождение его от ответственности по ст. 404 ГК, по мнению М. М; Агаркова, возможно, когда особенно серьезное препятствие субъективно помешало предотвращению вреда. Словом, и здесь якобы полное сходство со случаем ст. 403 ГК. Только здесь речь идет об обычной действительной вине и об обычном «случае», т. е. о всяком обстоятельстве, с которым не мог и не должен был совладать данный человек.

Теория М. М. Агаркова, которая скрыто основывает ответственность по ст. 404 ГК (а значит и по ст. 78 Воздушного кодекса СССР) на начале вины, как и взгляд Т. С. Хаскиной, которая поставила все точки над «и», находятся в непримиримом противоречии с нашим законом и с нашей судебной и арбитражной практикой, сложившейся за 28 лет действия Гражданского кодекса.

Если принцип вины в ст. 403 ГК справедливо выводят из понятия субъективной неотвратимости вреда, поскольку это понятие бесспорно включено в ст. 403 ГК, то аналогичная попытка оказывается безуспешной в отношении ст. 404. ГК или ст. 78 Воздушного кодекса СССР.

Статья 404 ГК совершенно недвусмысленно указывает только' на два фактора, которые, будучи доказаны, приводят к освобождению от ответственности. Факторы эти, как известно, во-первых, — действие «непреодолимой силы», во-вторых, — умышленное или грубо-небрежное поведение самого потерпевшего.

Фактор вины потерпевшего, несомненно, содержит в себе основание, но не возложения ответственности, а освобождения от нее. Этот фактор к тому же не всегда привходит в вопрос об ответственности. Однако только в случаях вины-потерпевшего норма ст. 404 ГК как бы перекликается с основной нормой о внедоговорной ответственности — ст. 403 ГК. За чужую вину, — если она грубая, — владелец «источника повышенной опасности» не отвечает. Но тем самым, конечно, еще не сказано, что одинаковы принципы ответственности в ст. ст. 403 и 404 ГК.

Фактор квалифицированного случая — «непреодолимой силы»— в нашем праве нет оснований рассматривать субъективно, как барьер понятия вины 1. Но даже и при субъективном истолковании квалифицированного случая, т. е. следуя в этом отношении М. М. Агаркову, нельзя доказать, что вина, скрыто подразумеваемая якобы и в ст. 404 ГК, отличается по своей природе или по степени от вины лица, причинившего вред в смысле ст. 403 ГК 2.

1  О понятии «непреодолимая сила» см. ниже в гл. четвертой, ч. первая.

2 В решениях судов, основанных на ст. 403 ГК, изредка можно встретить формулировки, неправильно ориентирующие в вопросе гражданской вины. Чаще всего упускается из виду существенное различие между презюмированной виной и виной, подлежащей доказыванию. Из текста ст. 403 ГК (как, впрочем, и из общей нормы ст. 118 ГК) ясно видно, что закон наш предполагает виновным лицо, противоправно причинившее вред,

Утверждают, что в ст. 404 ГК закон требует от владельца «источника повышенной опасности» величайшей заботливости и осторожности. Если же требование это не исполняется, тогда ст. 404 ГК возлагает ответственность даже за легчайшую вину. Вот, — говорят нам, — истинное основание ответственности по ст. 404 ГК и вообще всякой повышенной внедоговорной ответственности.

Откуда, однако, следует, что во всех прочих случаях, когда повышенная ответственность за причинение внедоговорного вреда не предусмотрена, законодатель понижает свое требование относительно заботливости и удовлетворяется только посредственной заботливостью в отношении жизни, здоровья граждан, в отношении социалистической собственности, в отношении личной собственности граждан? Мы не находим обоснования такой точки зрения.

Напротив, можно утверждать, что понижение требования о заботливости при применении ст. 403 ГК находится в несомненном и кричащем противоречии со ст. ст. 130 и 131 Сталинской Конституции. Там принципы честного отношения к общественному долгу, уважения к правилам социалистического общежития, заботы о священной и неприкосновенной социалистической собственности даны безоговорочно и независимо от частных случаев. В социалистическом обществе требование честного отношения к своим обязанностям есть всегда требование без всяких скидок.

Так называемая «повышенная опасность», о которой говорят, упоминая о деятельности известного рода, — о ней упомянуто и в ст. 404 ГК, — позволяет сделать некоторые выводы, но это не выводы о повышенной бдительности, которая требуется якобы от владельца «источника повышенной опасности», а не требуется в других случаях 1.

Если бы закон действительно имел в виду презюмировать в ст. 404 ГК легчайшую вину, то, очевидно, эта презумпция касалась бы всякого лица, фактически применяющего «источник повышенной опасности».

противоправно не исполнившее обязательства. Однако ответчику и в ст. 403 и в ст. 118 ГК дается право доказывать свою невиновность, т. е. опровергнуть предположение о своей вине в причинении вреда, в неисполнении обязательства.

Между тем по делу колхоза имени Ленина с Сениным даже Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР писала, например, по поводу применения ст. 403 ГК, что статья эта «требует доказательств виновности лица, причинившего вред» («Судебная практика Верховного суда СССР» 1947 г., вып. ХII/ХI, стр. 4—5). С этим положением, конечно, нельзя согласиться. Но приведенное определение—исключение. Изучение судебных дел показывает, что вопрос о презюмированной в ст. 403 ГК вине разрешается в подавляющей массе случаев правильно: опровержение предположения о вине возлагается на ответную сторону.

1  О понятии «источника повышенной опасности» см. ниже, гл. вторую.

Очевидно также, что эта презумпция охватывала бы названный круг лиц независимо от права владения «источником повышенной опасности». Между тем смысл ст. 404 ГК и сходных с нею норм заключается в возложении ответственности именно на хозяина «источника повышенной опасности», а не на лицо, непосредственно ведающее «источником повышенной опасности» (не на шофера, не на водителя трамвая и т. д.) 1. Изучение дел о причинении вреда «источниками повышенной опасности» показывает, что вина (когда она вообще проявляется здесь) оказывается чаще всего не виной самого владельца «источника повышенной опасности», а виной одного из непосредственных участников несчастного случая — одного или нескольких лиц, непосредственно участвовавших в деятельности, именуемой «источником повышенной опасности», иногда также и виной самого потерпевшего.

Если принять это обстоятельство во внимание, то оказалось бы, что требование повышенной бдительности устраняется всякий раз, когда оно было бы особенно уместно (если считать, что обычное в советском праве требование о величайшей заботе в отношении сограждан и социалистической собственности можно реально еще повысить, не утрачивая при этом самого понятия личной вины).

Как уже упоминалось, представление об основании ответственности по ст. 404 ГК, как о частном случае ответственности за вину, наталкивается на дружный отпор нашей судебной практики, прочно, устойчиво сложившейся.

Можно прямо сказать, что в этом отношении линия судебной практики в сущности не менялась за три десятилетия существования Гражданского кодекса.

Если в 1927 году Гражданская кассационная коллегия Верховного суда РСФСР писала в одном из своих определений:

«Решение вынесено с нарушением 404 статьи ГК...: ссылка на «случай», как на причину увечья истца, не только не может обосновать отказ в иске, но, наоборот, является достаточным доказательством его правоты» 2, то в 1941 году Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР, подходя к вопросу с другой стороны, отмечала: «В силу этой статьи (ст. 404 ГК Грузинской ССР.—Б. А.) потерпевший обязан доказать лишь факт причинения ему вреда и то, что вред произошел в результате деятельности предприятия, связанной с применением источника повышенной опасности» 3.

1  О понятии владельца «источника повышенной опасности» см. ниже, гл. пятую.

2  «Судебная практика РСФСР» 1927 г. № 7, стр. 9.

Тезис: «Статья 404 ГК вовсе не требует наличия вины ответчика» был выдвинут в одном из определений ГКК Верховного суда Украинской ССР (см. «Вестник Советской юстиции» 1924 г. № 1(11), стр. 620).

3  Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР от 28 февраля 1946 г. № 235 по иску Джалиашвили—Сборник

В том же смысле характеризует линию государственных арбитражей М. Лапиров-Скобло: «Ответственность Мосвзрывпрома не отпала бы и в том случае, если бы с его стороны и не было нарушения правил производства взрывных работ. Для ответственности по ст. 404 достаточно существования причинной связи между ущербом в имуществе истца и деятельностью источника повышенной опасности» 1.

Этот же принцип возложения ответственности по ст. 404 ГК независимо от момента вины пронизывает и практику судов низших инстанций. Так, по делу гр-на В. Московский городской суд в решении (1949 г.) писал: «Истец вправе на основании ст. 404 ГК потребовать возмещения независимо от разрешения уголовного дела о привлечении шоферов столкнувшихся машин к ответственности за нарушение правил уличного движения».

По этому делу один из ответчиков — владельцев столкнувшихся автомашин — в жалобе, представленной в Верховный суд РСФСР, ссылался на то, что шофер его автомашины признан совершенно невиновным в нарушении правил уличного движения транспорта. Тем не менее Судебная коллегия Верховного суда РСФСР в полном соответствии со ст. 404 и 408 ГК оставила решение Московского городского суда в силе: оба владельца автомашин обязаны были солидарно возместить вред, поскольку действие каждой из машин было причиной этого вреда.

По делу с гр-кой П. ответчик — автобаза сослалась на отсутствие вины со своей стороны в несчастном случае.  Народный суд в своем решении писал: «Гр-ку П. сбила автомашина. Было установлено, что машина принадлежала автобазе... Установлено, что несчастный случай произошел не по неосторожности потерпевшей. Поэтому автобаза несет полную ответственность за последствия несчастного случая». Это типичное истолкование ст. 404 ГК в нашей судебной практике.

Народный суд отказал гр-ке И. в иске, основанном на ст. ст., 404, 409 и 414 ГК. В решении от 9 декабря 1948 г. было сказано:

«Нет никаких данных для признания факта преступного действия или бездействия дороги... Не доказано, в чем вина (дороги) заключалась... Обстоятельства, при каких произошел несчастный случай с гр-кой И., совершенно не известны». Ошибка была исправлена областным судом. Его судебная коллегия по гражданским делам отменила решение народного суда, построенное по трафарету на принципе вины, с забвением даже того обстоятельства, что и по ст. 403 ГК вина не доказывается истцом, а может быть лишь опровергаема ответчиком. При новом рас-

постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1946 г., М., 1947, стр. 112.

1  М. Лапиров-Скобло, Споры по обязательствам из причинения вреда, «Арбитраж» 1940 г. № 9—10.

Таковы и позднейшие решения, например, Государственного арбитража Исполкома Московского областного Совета.

смотрении дела 3 февраля 1949 г. народный суд удовлетворил иск потерпевшей, восстановив принцип ответственности по ст. 404 ГК независимо от вины.

Конечно, тем более виновный в причинении вреда владелец «источника повышенной опасности» отвечает по ст. 404 ГК, поскольку вред потерпевшему лицу был причинен именно «источником повышенной опасности». Это «тем более» — излишнее для состава, требуемого ст. 404 ГК, обстоятельство. Виновное поведение владельца «источника повышенной опасности» (или агентов этого владельца) вовсе не преобразовывает ответственность по ст. 404 ГК в ответственность по началу вины. Ответственность по ст. 404 ГК независима от моментов вины и основана на ином принципе.

Здесь нужно заметить, что далеко не безразлично, по какой статье — 404 или 403 ГК — должен отвечать виновный владелец «источника повышенной опасности». Статья 403 ГК содержит в себе дополнительный, освобождающий от ответственности фактор — ссылку на управомоченность совершить вредоносное действие. Доказательство такой управомоченности при применении ст. 404 ГК не допускается.

По ст. 404 ответственность возможна лишь за действие «источника повышенной опасности», а по ст. 403 ответственность возлагается за последствия виновного действия, но также и за виновное бездействие лица. С другой стороны, вредоносное последствие, за которое отвечают по ст. 403 ГК, должно быть причинно-необходимым следствием поведения ответчика. По ст. 404 ГК ответственное последствие должно быть причинно-необходимым для «источника повышенной опасности», а для владельца этого источника вредоносное последствие может быть, и нередко бывает, причинно-случайным.

Отмеченное различие учитывается и нашими судебными органами, которые, например, применяют ст. 413 в одних случаях в сочетании со ст. 403, а в других — в сочетании со ст. 404 ГК. Так, рассматривая протест Председателя Верховного суда СССР по иску гр-ки А., Судебная коллегия по гражданским делам названного суда в определении от 25 марта 1949 г. отметила: «Поскольку администрация завода не обеспечила надлежащей производственной дисциплины и допустила производство ремонта электромеханизмов с грубым нарушением правил по технике безопасности, завод в силу ст. ст. 404, 409 и 413 ГК должен возместить причиненный вред». Когда дело идет о причинении вреда работнику действием «источника повышенной опасности», за ст. 413 ГК стоит как основная ст. 404 ГК.

Неточные формулировки основания ответственности по ст. 404 ГК, к сожалению, встречаются еще в решениях судов.

По делу гр-на Б. с одной сбытовой конторой народный суд в 1949 году совершенно правильно удовлетворил иск потерпевшего, обосновав решение ст. ст. 404 и 414 ГК. Потерпев-

ший истец был сшиблен автомашиной ответчика и получил увечье. Также правильно отклоняя жалобу ответчика, Московский городской суд «дополнил», однако, в определении свою ссылку на ст. ст. 404 и 414 ГК соображением о том, что «увечье истец получил по вине ответчика».

И здесь, как и в деле гр-ки Е., рассмотренном народным судом Бауманского района 2-го участка в 1949 году, ссылка на вину владельца «источника повышенной опасности» в связи со ст. 404 ГК была совершенно не нужна в качестве обоснования ответственности.

Когда в подобных случаях решения судов поступали в высшие судебные инстанции, то в решения неизменно вносились поправки, приводившие решения в соответствие с общей линией судебной практики в этом вопросе. Точно так же обстояло' дело и в ранней судебной практике, когда нормы гражданских кодексов только что начали применяться нашими судами. По делу гр-на Лившица в 1923 году Одесский губернский суд освободил владельца автомобиля от обязательства возместить вред иждивенцам погибшего потерпевшего «ввиду полной исправности автомашины и тех мероприятий, которые были приняты шофером». Гражданская кассационная коллегия Верховного суда УССР отменила, однако, это решение и предложила применить ст. 404 ГК 1.

Несмотря на прекращение уголовного дела, возбужденного против вагоновожатого за отсутствием состава преступления, Гражданская кассационная коллегия этого же Верховного суда признала (по делам Петрова и Сажинова) ответственным трамвайное предприятие по ст. 404 ГК, независимо от момента вины, как владельца «источника повышенной опасности» 2.

В своем определении от 28 февраля 1941 г. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР писала: «На основании ст. 404 ГК предприятия отвечают за вред, причиненный источником повышенной опасности, если не докажут, что вред возник вследствие непреодолимой силы, умысла или грубой небрежности самого потерпевшего». Повторив, таким образом, формулировку закона, Судебная коллегия добавила: «В силу этой статьи (т. е. ст. 404 ГК) потерпевший обязан доказать лишь факт причинения ему вреда и то, что вред этот произошел в результате деятельности предприятия, связанной с применением «источника повышенной опасности». Доказывание же обстоятельств, освобождающих предприятие от ответственности, лежит на самом предприятии» 3.

1 Сборник определений Гражданско-кассационной коллегии Верховного суда Украинской ССР за 1923 г., определение № 174.

2 Сборник той же ГКК за 1924 г. (определение № 83); то же в сборнике за 1925 г. (определение № 173).

3 Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1941 г. № 235 по делу Джалиашвили — «Советская юстиция»

В работе о судебной практике по гражданским делам в период войны проф. Д. М. Генкин пришел к тому же самому обобщению, к которому на основе новых материалов приходим мы теперь. «Необходимо различать «простой случай» и квалифицированный случай — «непреодолимую силу», — писал Д. М. Генкин. — В области деликтной ответственности ответственность без вины за случай до пределов непреодолимой силы установлена ст. 404 ГК РСФСР для лиц и предприятий, деятельность которых связана с повышенной опасностью для окружающих» 1.