V.

Изложенными соображениями, казалось бы, исчерпывается вопрос о том, допускается ли по нашим законам поворот недвижимого имения, приобретенного на законном основании от лица, которому оно впоследствии окажется непринадлежавшим. В самом деле, если, в виду всех приведенных выше доводов, такой приобретатель имения есть незаконный владелец, то он, очевидно, подпадает действию ст. 609 т. X ч. 1, постановляющей, что "всякий владевший незаконно чужим имуществом, несмотря на то добросовестное или недобросовестное было сие владение, обязан, по окончательному решению суда, немедля возвратить имущество настоящему хозяину оного".

Но тут мы сталкиваемся со ст. 1301, ссылка на которую служит одним из излюбленных доводов в пользу бесповоротности, по нашим законам, вотчинных прав, приобретенных на имение установленным порядком. По ст. 1301: "если имущество будет продано или заложено наследниками по закону до открытия спора, то продажа сия и залог, яко учиненные на имение свободное и бесспорное, суть действительны даже и в том случае, когда домашнее завещание будет признано и утверждено законным порядком. Продажа и залог, до явки того завещания совершившиеся, не уничтожаются, но полученный по купчей или закладной деньги взыскиваются без процентов в пользу того, кому по завещанию имение будет присуждено". В этом постановлении ст. 1301 сторонники бесповоротности вотчинных прав видят подтверждение тому, что нашему законодательству чуждо понятие о повороте недвижимых имений, законно приобретенных от лиц, которым они впоследствии оказались непринадлежавшими. Ее рассматривают не как исключение из общего правила, а как частный пример того, что наши законы вообще признают всякое, на законном основании последовавшее, приобретение имения бесповоротным. Этим объясняется постоянно встречающееся в апелляционных и кассационных жалобах, также в решениях судебных мест, указание на то, что ст. 1301 должна быть распространяема, по аналогии, на все вообще случаи законного приобретения права собственности или права залога на имение, в доказательство чего нередко приводится ст. 9 гражд. судопр., вменяющая судам в обязанность "в случае неполноты, неясности, недостатка или противоречия законов, основывать решение на общем смысле законов".

До 1880 г. сенат почти всегда соглашается с таким взглядом на значение ст. 1301: в 1873 г., по делу Вончаковой (№ 719), он распространяет ее на случай продажи имения, впоследствии от продавца отсужденного; в 1875 г., по делу Кольчугиной (№ 879), на продажу имения неправильно учрежденной администрациею; в 1876 г., по делу Шереметевой (№ 46), на продажу душеприказчиками родового имения во исполнение завещания, впоследствии оспоренного; в 1879 г., по делу Кошкаревых (№ 31), на продажу имения, приобретенного с торгов, признанных впоследствии недействительными, в 1879 же г., по делу Цыгаревых (№ 50), на продажу вдовою неправильно завещанного и родового имения.

В пользу такого распространительного толкования ст. 1301 приводится обыкновенно (напр. в рассуждениях одесской судебной палаты по упомянутому уже делу Мейтуса) то соображение, что "наше законодательство не предусматривает виндицирования или поворота недвижимого имения, заложенного или проданного собственником в посторонние руки, если впоследствии окажется, что имущество это принадлежит третьему лицу". Напротив, единственный случай, в котором законодатель прямо выразил свой взгляд на этот предмет и который предусмотрен в ст. 1301, разрешен им в смысле признания законно приобретенных прав третьих лиц бесповоротными. Следовательно, есть полное основание предположить, что наш закон вообще исходит из начала бесповоротности законно приобретенных прав на имения, и, соответственно тому, применять ст. 1301 по аналогии. Аргументация эта находится в тесной связи с тем взглядом, по которому всякое владение, приобретенное в силу правильного основания, считается законным. Но раз мы пришли к признанию такого взгляда на законность владения неправильным, то утверждение, будто наши законы не предусматривают случаев поворота имения, приобретенного от несобственника, должно быть также отвергнуто, ибо эти случаи прямо предусмотрены в ст. 609 т. X ч. 1, обязывающей всякого незаконного владельца имущества к возврату последнего собственнику. С этой точки зрения, ст. 1301 является лишь исключением из общего правила ст. 609 и потому не подлежит распространительному толкованию. Тот факт, что законодатель счел нужным прямо оговорить бесповоротность прав третьих приобретателей в случаях, указанных в ст. 1301, не только не подтверждает признания бесповоротности за общее правило по нашим законам, а скорее свидетельствует, что такого общего правила у нас нет, ибо если б оно существовало, то не было бы никакой надобности в специальном постановлении ст. 1301 [Впрочем, этому доводу мы не придаем решающего значения, ибо толкование статей т. X ч. 1 a contrario представляется нам вообще слишком опасным.]. Случаи, предусмотренные в ст. 1301, действительно, такого рода, что оправдывают отступление при них от общего начала ст. 609. В одной из указанных нами заметок г. Змирлова (журн. гражд. и угол. права, кн. 6, практ. заметки, стр. 2 и 3) прекрасно разъясняются мотивы, которыми "мог и должен был" руководствоваться законодатель при установлении правила ст. 1301. "Коль скоро судебная власть признала наследственные права заявившего о том лица с соблюдением требований, указанных в ст. 1239 и 1240 т. X ч. 1, то само собой разумеется, наследник, по отношению к третьим лицам, должен считаться собственником наследственного имущества. Считаясь, затем, собственником имущества, наследник, очевидно, может распоряжаться им по своему усмотрению и следовательно может его отчуждать посторонним лицам. Если при наличности таких условий постороннее лицо приобретает в собственность от наследника полученное им в наследство имущество, то виндицирование его было бы несогласно ни с чувством справедливости, ни с интересами третьих лиц. Хотя ни в момент утверждения в правах наследства, ни в момент продажи так называемый наследник не имел прав собственности на недвижимое имущество, но в силу законной презумпции и молчания наследников по завещанию он должен считаться собственником в глазах третьих лиц и совершенная им продажа не может подлежать уничтожению. Вступление в наследственные права совершилось при участии общественной власти; далее, та же власть, утверждая акты укрепления в пользу третьего лица, дала тем самым этому последнему как бы ручательство в правильности передачи имущества; наконец, ни малейшей неосмотрительности со стороны покупщика при оценке прав продавца на продаваемое имущество не могло иметь места. В конце концов и самое распоряжение своим имуществом со стороны наследодателя помимо законных наследников является явным исключением из общего правила, основанного на чувстве родственной любви и приязни". Отсюда видно, что мотивы, вызвавшие постановление ст. 1301, совершенно исключительного свойства; что, следовательно, по самому смыслу ст. 1301 ей нельзя придавать значения общего правила и что аналогическое применение ее может быть допущено лишь в самых тесных рамках, напр., в указанном тем же г. Змирловым случае продажи и залога имения лицом, оказавшимся впоследствии не единственным наследником имения. Взгляд на ст. 1301, как на исключение из общего правила, выражен, между прочим, и в записке члена Высочайше учрежденной в 1867 г. ипотечной комиссии П. А. Маркова о существе и последствиях укрепления на основании проекта положения об укреплении прав на недвижимое имущество (труды комиссии, т. I, изд. 1873 г., стр. 485, 487 и 488). По мнению автора, "действующей у нас закон не дает покупщику, залогодержателю или иному лицу, приoобретающему какое-либо право на землю, уверенности в прочности приобретаемого права, в том, что по уплате денег за него, оно останется крепким в руках приобретателя, а не будет отсуждено и продано другому лицу. До истечения 10 лет со времени совершения купчей или закладной на землю покупщик и залогоприниматель не могут ручаться за крепость своего права. В течение срока земской давности могут быть предъявлены посторонние права на проданное или заложенное имение, может быть оспорено и признано недействительным право собственности продавца, залогодателя или одного из предшедствовавших им собственников имения. В подобном случае продажа или залог имения, несмотря на полную добросовестность покупателя или залогопринимателя, должна быть уничтожена. Таково общее правило". Что касается ст. 1301, то предметом ее являются "лишь некоторые отдельные случаи". Задача ипотечной комиссии и сводится к расширению области этих случаев, именно - "правило ст. 1301 предстоит сделать общим для всех сделок о недвижимом имении, заключаемых с таким лицом, которое по крепостной книге значится бесспорным собственником имения". Таким образом, даже исходя из необходимости ввести бесповоротность, как общее правило, в наше законодательство, П. А. Марков все же находить невозможным толковать ст. 1301 в широком смысле, а ограничивает ее применение "некоторыми, отдельными" случаями.

Вообще, следует заметить, что все составлявшиеся у нас проекты ипотечных уставов, начиная с проекта гр. Блудова 1859 г., основаны были именно на предположении, что бесповоротности вотчинных прав на имения, в виде общего правила, по нашим законам не существует. Это видно из объяснений к этим проектам, из прений по ним и из отзывов на них различных ведомств. Так напр., при рассмотрении в 1869 г. проекта, составленного членами ипотечной комиссии П. А. Марковым и бароном Штакельбергом, ипотечная комиссия, по поводу ст. 10 этого проекта, прямо высказала, что "по действующим у нас законам, начало публичности (бесповоротности) признано не как общее правило, а лишь как исключение. Общее правило таково, что после продажи или залога недвижимого имущества или заключения другой какой-либо сделки о праве на нeдвижимость может быть оспорено и признано недействительным право собственности продавца, залогодателя или вообще лица, ограничившего, посредством какой-либо сделки, свое право собственности на недвижимость. В подобном случае продажа и залог имения, несмотря на полную добросовестность покупателя или залогопринимателя, должны быть уничтожены. Существует одно изъятие для законных наследников, продавших или заложивших наследственное имение до открытия спора по домашнему духовному завещанию; подобные продажа и залог остаются действительными, хотя бы предъявленный спор и был признан правильным (ст. 1301 т. X ч. 1)" (труды ипотеч. ком., т. I, cтp. 361). Те же взгляды выражены министром юстиции гр. Паленом при внесении им [См. представление министерства юстиции 21 февраля 1874 г. №. 3728 о введении ипотечной системы.] в 1874 г. окончательного проекта ипотечного устава на рассмотрение государственного совета. По мнению министра юстиции, "действующие правила об укреплении прав не устраняют непрочности прав на имения. Несмотря на укрепление права в установленном порядке, даже если бы укрепление произошло после предварительной поверки, что укрепляемое право приобретается от законного представителя этого права, всякое распоряжение укрепленным правом может быть признано недействительным, если бы оказалось, что первоначальное укрепление было неправильно. После продажи или залога имения, совершенного с предварительною поверкою прав продавца или залогодателя и с соблюдением всех установленных законом правил укрепления, может быть оспорено право продавца или залогодателя на имение, и последствием признания такого спора правильным является отображение имения и объявление недействительными совершившихся продажи и залога, хотя бы продавец и залогодатель и покупщик или залогоприниматель действовали вполне добросовестно, хотя бы они не знали и даже не могли знать о принадлежности права на имение другому лицу. Только в виде исключения закон охраняет в некоторых случаях силу отчуждения и залога имения лицом, за которым оно было укреплено в установленном порядке". Одним из таких исключений гр. Пален считает ст. 1301.

Из той же точки зрения исходило министерство юстиции и в 1880 г. В соображениях своих по предположениям об установлении новых правил об укреплении прав на недвижимые имения [См. отношение министра юстиции к государственному секретарю 7 сентября 1880 г. № 17441.], тогдашний министр юстиции Д. Н. Набоков высказал, что цель ипотечной реформы заключается в большем обеспечении твердости прав на имения и в устранении существующей непрочности и шаткости этих прав; в подтверждение недостаточности в этом отношении действующих наших законов об укреплении он прямо сослался на приведенное нами выше представление гр. Палена, взгляд которого на этот предмет, следовательно, вполне разделял.

Затем, прения, происходившие по вопросу о введении ипотечной реформы в 1877, 1878 и 1881 г.г., в соединенных департаментах государственного совета, свидетельствуют, что и государственный совет считал главною задачею ипотечной реформы упрочение прав на недвижимое имущество. Упрочение это достигается, по мнению департаментов, установлением начала бесповоротности, придающего содержанию вотчинной книги такое значение, которого до сих пор не имели в нашем юридическом быту никакие документы или нотариальные книги. Замечательно, что при обсуждении в государственном совете вопроса о бесповоротности никем даже не было сделано указания на существование таковой, в виде общего правила, по нашим законам. Напротив, все соглашались в том, что бесповоротность прав на имения есть нечто новое, есть последствие ипотечной системы, и с этой именно точки зрения рассуждали о целесообразности введения у нас начала бесповоротности.

Нам кажется, что такое единогласное отрицание существования у нас бесповоротности прав на имения, совпадающее как раз с работами по введению ипотечной системы, т. е. с признанием установления начала бесповоротности желательным и необходимым, служит одним из убедительнейших доводов в пользу невозможности придавать ст. 1301 значение общего правила.

Ко взгляду на ст. 1301 как на исключительное постановление, не терпящее распространительного толкования, пришел в последних своих решениях и правительствующей сенат, высказавший напр., в решении 1883 г. (№ 79) по делу Мейтуса и 1887 г. по делу Шимелева, что ст. 1301 как исключительное постановление относится лишь к случаям, в ней предусмотренным, и не может изменить общего правила ст. 609 и 691 т. X ч. 1.

Статьей не исчерпывается, однако, запас доводов в пользу признания бесповоротности законно приобретенных вотчинных прав на имения за общее правило по нашим законам. Сторонники этого мнения ссылаются обыкновенно, кроме ст. 1301, на ст. 612, 614, 634 и 635 т. X ч. 1 и выводят из них заключение, что при отсуждении имения от владельца, безразлично - добросовестного или недобросовестного, все раньше совершенные владельцем сделки об отчуждении или залоге имения остаются в силе и лишь обязывают владельца заплатить полученные по ним деньги тому, кому имение будет присуждено. Это рассуждение мы находим почти во всех делах, предметом коих является поворот недвижимого имения, приобретенного от несобственника, или признание недействительным залога, установленного несобственником.

Так напр., по делу Костюриной (77/78), харьковская палата высказала, что, "по точному смыслу ст. 614, при возращении законному владельцу имения, заложенного прежним добросовестным владельцем, этот последний обязан только уплатить ему следуемую на выкуп сумму, а самый залог остается в силе". По делу Цыгаревых (50/79) та же палата нашла, что "на основании ст. 612 и 614 сделки добросовестного владельца об отчуждении или залоге имения не уничтожаются, если совершены установленным порядком и до отсуждения от него имения". В 1883 г., по делу Мейтуса, одесская судебная палата пришла даже к выводу, что ст. 612 "составляет, в некоторых случаях, изменение ст. 609", упустив из виду, что ст. 609 и 612 изданы одновременно, входят в состав одного и того же закона 1851 г. о вознаграждении и, следовательно, не могут отменять или изменять одна другую; придавая такое значение ст. 612, палата нашла, что в силу ст. 612, "имущество, незаконным владельцем отчужденное посредством продажи или залога, последствием которого была публичная продажа, не возвращается собственнику, который имеет лишь право требовать с незаконного владельца, за такое отчуждение, указанное в ст. 612 вознаграждение".

Мнение сената, напр., по делам Вончаковой 1873 г. (№№ 719 и 824), по делу Кошваревых 1879 г. (№ 31), по делу Цыгаревых того же года (№ 50) и др., хотя, к сожалению, ни в одном из них нам не удалось встретить подробной мотивировки его.

Из объяснений редакторов закона 28 марта 1851 г., из которого перенесены в т. X ч. 1 ст. 612, 614, 634 и 635, действительно можно вывести, что они не имели в виду признания недействительными сделок об отчуждении или залоге имения, заключенных владельцем до отсуждения от него последнего; напротив, они как бы подводили этот случай под ст. 1501, высказывая, что "ответственность добросовестного владельца за продажу части имения или отдачу оного в залог предусмотрено в ст. 1073 свода гражд. зак. 1842", соответствующей ст. 1301 и 1302 изд. 1857 г. и признающей совершенные законным наследником, до засвидетельствования завещания, отчуждение или залог имения действительными.

Но едва ли было бы основательно придавать этим соображениям редакторов закона 1851 г. решающее значение. Нужно иметь в виду, что правила о вознаграждении, изданные первоначально как самостоятельный закон, входят с 1857 г. в состав т. X ч. 1 свода законов гражданских, следовательно подлежат толкованию лишь в связи с прочими постановлениями свода. Судебная практика не может смотреть на законы как на случайный свод постановлений и правил, имеющих каждое свое самостоятельное значение, несогласованных, не находящихся ни в какой органической связи друг с другом. Напротив, законодатель должен всегда предполагаться логически и правильно мыслящим. Как бы ни грешил в этом отношении наш том X, задача судебной практики именно в том и заключается, чтоб сгладить, стушевать его противоречия, привести в стройную систему отдельные его постановления, вывести общие начала, которыми можно бы было руководствоваться при его применении. С этой точки зрения соображения, положенные в основу того или другого отдельного правила, могут быть принимаемы в расчет лишь поскольку соответствуют общим началам. Конечно, est modus in rebus. Нельзя требовать от судебной практики, чтоб в стремлении своем подвести отдельные постановления закона под общие начала она шла в разрез с прямым смыслом этих постановлений. Но раз самый текст последних не представляет препятствий к толкованию их в смысле, согласном с общими началами, то они и должны быть толкуемы таким образом, каковы бы ни были субъективные воззрения их редакторов.

Что касается ст. 612, 614, 634 и 635, то они заключают в себе следующие постановления: ст. 612: "за отчужденную из имения землю владелец недобросовестный обязан заплатить по требованию и выбору того, кому имение принадлежит, или сумму, за которую он продал его землю, или же цену оной по надлежащей оценке, и определению суда; ст. 614: "владелец недобросовестный равномерно обязан возвратить деньги, полученные им за отдачу в залог имения или части оного, или посредством выкупа освободить то имение от залога". Ст. 634 постановляет, что владевший имением добросовестно обязан вознаградить законного владельца за все, что им отделено от имения для передачи, подарка, или продажи; наконец, по ст. 635, "владевший имением добросовестно, когда имение им заложено, обязан возвратить всю потребную на выкуп оного сумму".

Из приведенного текста ст. 612, 614, 634 и 635 вовсе не видно, чтоб они находились в каком-либо противоречии с общим правилом ст. 609 и устраняли возможность признания недействительными отчуждения и залога имения, последовавших со стороны добросовестного или недобросовестного владельца. Напротив, вполне возможно толковать их в том смысле, что они указывают лишь на право собственника вместо отыскания имения из владения третьего лица или предъявления иска о признании совершенной незаконным владельцем закладной недействительною обратиться к незаконному владельцу с требованием о вознаграждении за отчуждение или залог имения, либо об освобождении имения от залога путем удовлетворения залогодержателя. Такое толкование ст. 612,614 и 635 принято в последнее время и правительствующим сенатом.

Так, в решении 1880 г. (N 272) по делу Агаркова и Поддубного, прав. сенат прямо высказал, что "при существующем для хозяина имения, по ст. 609, праве требовать возвращения имения из незаконного владения всякого лица, точный смысл ст. 612 и 634 тот, что настоящий хозяин, если не пожелает обратиться в случае отчуждения из имения, возвращаемого ему незаконным владельцем, какой либо части, с новым иском к лицу, приобретшему эту часть, может требовать вознаграждения за отчуждение одним из указанных в этих статьях способов".

В решении 1882 г. по делу кн. Амилахваровых и Церетели и в решении 1883 г. по делу Мейтуса (№ 79) правительствующий сенат точно так же указывает, что по ст. 612 и 634 собственник лишь вправе, но не обязан, вместо отыскания имения от покупщика взыскивать стоимость имения с продавца, т. е. незаконного владельца имения. Наконец, в том же смысле растолкованы ст. 614 и 635 в решении правительствующего сената 1887 г. Шимелева