Глава вторая. Наши действующее законы

Обращаясь к рассмотрению вопроса о том, признаются ли по нашим законам бесповоротными права лица, приобретшего на законном основании имение от несобственника, следует прежде всего заметить, что этот вопрос весьма мало разработан в нашей юридической литературе. В 1874 г., во второй и третьей книгах Журнала гражданского и уголовного права, появилась было весьма интересная статья М. Окса о виндикации, причем автор обещал подтвердить "целой массой доказательств", что переход недвижимого имения к приобретателю, по законному правооснованию, не освобождает приобретателя от виндикации со стороны настоящего собственника имения; но к сожалению это обещание так и осталось невыполненным и автор ограничился в своей статье рассмотрением правил о виндикации движимости. В 1882 г., на страницах того же журнала (книги четвертая и шестая), мы снова встречаемся с вопросом о виндикации в практических заметках г. Змирлова по вопросам гражданского права и судопроизводства. Г. Змирлов приходит к тому выводу, что по т. X ч. 1 бесповоротность вотчинных прав на недвижимое имущество является исключением, допускаемым лишь в прямо указанных законом случаях. Тесные рамки журнальной заметки помешали автору с достаточной полнотою развить эти положения, но и приведенные им соображения не лишены убедительности.

Из более крупных сочинений по русскому гражданскому праву, некоторое указание по занимающему нас вопросу мы нашли лишь в курсе К. П. Победоносцева, впрочем скорее в виде ссылки на кассационную практику правительствующего сената, чем как определенное мнение самого автора.

Правда, в одном месте автор (т. 1 стр. 226) замечает, что "вообще закон ограждает вотчинные права, добросовестно приобретенные третьими лицами от незаконного, но предполагавшегося законным владельца", и затем приводит высказанные в решениях правительствующего сената соображения в пользу этого взгляда; но из последующих рассуждений его, напр., по поводу правил об очистках (т. I стр. 317, 320) и по поводу двухлетней давности по ст. 1098 и 1524 т. X ч. 1 (т. I стр. 271 и 272), можно вывести, что автор допускает возможность отсуждения имения, приобретенного по купчей, если оно оказалось не принадлежавшим продавцу

Что касается судебной практики, то до самого последнего времени она не отличалась устойчивостью и последовательностью по данному вопросу и не представляла твердой руководящей нити для решения его. Особенный интерес представляют для нас здесь решения гражданского кассационного департамента правительствующего сената. По времени они распределяются так: в 1870 году по делу Купчинского (№ 337) правительствующий сенат высказался за возможность отсуждения имения от лица, приобретавшего его, хотя и на законном основании, но от несобственника; затем, с 1873 г. идет ряд решений, признающих права таких приобретателей бесповоротными, не подлежащими спору (реш. 1873 г. №№ 719, 814, 1875 г. №№ 531, 879, 1876 г. № 46, 1877 г. №№ 193, 314, 1878 г. № 91, 1879 г. №№ 31, 32, 50). Впрочем, и в этом периоде проскальзывают решения (напр. 1878 г. № 77 ), основанные на противном взгляде. Преобладающее значение последний получает только начиная с 1880 г. в решениях сената за 1880 г. (№№ 101, 102, 272), 1883 г. (№ 79), 1884 (№ 11) и последующие годы; позднейшим из таких решений является, сколько нам известно, неопубликованное еще решение по делу Шимелева, состоявшееся в 1887 г. Таким образом лишь после длинного периода колебаний и сомнений, удалось наконец кассационной практике выйти на единственно верный, по нашему мнению, путь, надо думать, с тем, чтобы уже не сходить с него.

Впрочем, нельзя не сознаться, что по отношению к данному вопросу наши суды были поставлены в совершенно исключительное положение. С одной стороны - полная почти неразработанность в юридической литературе вопроса о виндикации, с другой - влияние западных ипотечных законодательств и все больше и больше выступающая необходимость в упрочении и ограждении вотчинных прав на недвижимое имущество, - вот условия, при которых приходилось действовать нашей судебной практике. Если прибавить к этому сбивчивость и несогласованность отдельных постановлений т. X ч. 1, то отсутствие твердой последовательности во взглядах судов на этот предмет становится лишь слишком понятным.

Изложение тех доводов, на которых основано мнение о бесповоротности законно приобретенных вотчинных прав на недвижимое имущество по нашим законам, и критическая оценка этих доводов составляют ближайший предмет нашего исследования; к ним мы теперь и приступим.

Одним из первых решений, в котором был высказан правительствующим сенатом взгляд на бесповоротность законно приобретенных вотчинных прав, как на общее правило по нашим законам, является решение 1873 года (№ 719) по делу Вончаковой. Обстоятельства этого дела заключались в том, что почетные граждане Константин и Михаил Терликовы, признанные по решению московской судебной палаты от 29 апреля 1869 г. наследниками к имуществу умершего коммерции советника Николая Терликова и введенные 6 сентября того же года во владение этим имуществом, продали из последнего несколько лавок в г. Кашине купцам Павлу и Николаю Ушаковым по купчей, совершенной 24 октября 1869 г. Впоследствии, по поданной еще до того кассационной жалобе вдовы купца Анны Вончаковой, решение московской судебной палаты было правительствующим сенатом отменено и дело передано для нового рассмотрения в с.-петербургскую судебную палату, решением которой от 22 мая 1871 г. наследницею признана Вончакова и Терликовы от наследства отстранены. На основании этого решения Вончакова предъявила иск к купцам Ушаковым об отобрании от них купленных ими у Терликовых лавок. Кашинский окружной суд и московская судебная палата отказали ей в иске, основываясь, между прочим, на том, что "Ушаковы, приобретшие имение по купчей крепости от лиц, владевших оным по вступившему в законную силу решению судебного места, не могут быть признаваемы незаконными владельцами". Правительствующий сенат утвердил это решение московской судебной палаты и точно также признал купцов Ушаковых законными владельцами на том основании, что, по ст. 728, купчие крепости относятся к законным способам укрепления и что, следовательно, владение приобретателя по купчей представляется, в силу ст. 524, законным.

В 1873 г. (№ 814) в правительствующем сенате рассматривалась и другая жалоба Вончаковой. Дело шло на этот раз о признании недействительною закладной, совершенной теми же Терликовыми 30 октября 1869 г. в пользу коллежского асессора Алексия Молчанова, на большую частью доставшегося им после Николая Терликова имущества. Кашинский окружной суд и московская судебная палата признали эту закладную действительною. С ними согласился и правительствующий сенат, высказавший, что во время совершения закладной "Терликовы имели полное право считать имение своей собственностью и распоряжаться им по своему усмотрению", и что они заложили имение "им в то время принадлежавшее". Тот же взгляд проводится сенатом в целом ряде решений. Так напр., по делу Кольчугиной (№ 879) правительствующий сенат признал в 1875 г. действительною продажу дома, неправильно учрежденною администрациею; в 1876 г. по делу Шереметевой (№ 46) оставлена правительствующим сенатом в силе совершенная душеприказчиками, во исполнение оспоренного впоследствии завещания, продажа родового имения, названного в завещании благоприобретенным, что "способ перехода имения к покупщику не может быть признан безусловно по закону недозволенным"; в 1879 г. по делу Цыгаревых (№ 50), где вопрос шел о продаже вдовою Цыгаревой завещанного ей мужем родового имения, правительствующий сенат высказал, что эта продажа последовала в то время, когда завещание еще не было оспорено, что, следовательно, в момент продажи, Цыгарева "была собственницею со всеми правами, собственнику принадлежащими, и что, поэтому, владелец, приобревший от нее имение по купчей крепости, совершенной установленным в законах порядком, не является незаконным владельцем".

Особенно рельефно выразился взгляд правительствующего сената на этот вопрос по делу Кошкаревых (1879 года № 31). Обстоятельства дела были следующие: 30 декабря 1870 г. купцу Скрябину была выдана данная крепость на недвижимое имущество Павла Кошкарева, но затем, по жалобе наследников умершего во время производства дела Павла Кошкарева, согласно ст. 2052 т. X ч. 2 изд. 1857 г., публичные торги, на основании которых имение было укреплено за Скрябиным, были признаны недействительными. Но еще до того, именно 12 марта 1871 года, купец Скрябин приобретенное им с публичных торгов имение уступил, по купчей крепости, крестьянке Ксении Матвеевой. Признавая владение Матвеевой незаконным, наследники Павла Кошкарева предъявили в окружном суде иск о признании купчей крепости Матвеевой недействительною, как основанной на данной Скрябина, признанной подлежащей властью недействительною. Екатеринбургский окружной суд признал этот иск правильным и постановил изъять из владения Матвеевой спорное недвижимое имение и передать его истцу. По апелляционной жалобе Матвеевой дело перешло в казанскую судебную палату, которая нашла, что владение Матвеева должно быть признано законным, так как приобретено способом, в законе дозволенным, именно - по купчей крепости и не заключает в себе указанных в ст. 525 признаков незаконности владения. Скрябин, по мнению палаты, был в момент продажи собственником имения, не ограниченным в праве распоряжения, и приобрел с публичного торга не чужое имение, а имение своего должника Кошкарева, перешедшее к его наследникам со всеми лежавшими на нем обязанностями. Присоединяясь ко взгляду казанской судебной палаты, правительствующий сенат нашел, что Скрябин вступил во владение проданным им впоследствии имением не самовольно, не вопреки закона, а вполне правильно, на основании подлежащего акта укрепления, т. е. данной; с получением ее, он стал собственником и, следовательно, мог осуществлять все те права, которые по закону нераздельно соединены с правом собственности. То обстоятельство, что самый торг был впоследствии, уже после перехода имения к третьему лицу, признан недействительным, не могло воздействовать на предшествовавшую этому продажу, как учиненную на имение свободное и бесспорное, принадлежавшее продавцу по акту, ничем неопороченному и во время совершения продажи имевшему полную силу.

1880-м годом завершается период господства в кассационной практике мнения о недопустимости по нашим законам поворота недвижимых имений от лиц, приобревших их на законном основании. Но в решениях палат, и окружных судов, в апелляционных и кассационных жалобах до сих пор приходится встречаться с этим взглядом, пустившим глубокие корни в нашей судебной практике.

Одним из главных доводов, приводимых в защиту его, является, как мы видели, утверждение, что по нашим законам всякий, владеющий имением на основании законного акта укрепления, есть законный владелец и, следовательно, свободен от виндикации со стороны того лица, которому имение окажется впоследствии принадлежащим. Такой владелец вполне приравнивается к собственнику. Так, про приобретателя имения с торгов, признанных неправильными, прямо говорится, что с момента выдачи ему данной и до уничтожения торгов - ему принадлежит право собственности на имение (1879 г. № 31); лица, владеющие имением по решению судебной палаты, считаются, впредь до отмены этого решения, в праве осуществлять все права собственников (1873 г. № 814) и т. п.; тем более относится это к тем, кто законным порядком приобрел имение от подобных владельцев: права таких приобретателей считаются уже вне всякого сомнения; они - настоящие собственники; даже в тех случаях, когда во время отчуждения у отчуждателя не было никакого, хотя бы по внешности, правильного основания считать имение своим, покупатель все же становится собственником, законным владельцем, так как купчая, в силу ст. 728, сама по себе есть законный способ приобретения имения (1873 г., № 719).

Этот взгляд идет в разрез с самым понятием о собственности, как праве на исключительное господство над вещью, допуская принадлежность имения в одно и то же время нескольким лицам, права коих на имение исключают взаимно одно другое. В самом деле, если предположить, что владеющий имением по какому-либо правооснованию, впоследствии оспоренному, есть собственник имения и продолжает оставаться таковым впредь до отсуждения от него имения, то, с другой стороны, лицо, в пользу которого последовало такое отсуждение, не может быть рассматриваемо как вновь приобретшее, чрез судебное решение, право собственности на имение. Напротив, в силу общего процессуального начала, судебное решение не создает никаких новых прав, а восстановляет лишь нарушенные права, почему и имеет всегда обратную силу. Следовательно и здесь надо признать, что лицо, в пользу которого отсуждено имение, в сущности никогда не переставало быть собственником, и что судебное решение лишь утверждает за ним раньше принадлежавшее ему право собственности на имение. Но в таком случае оказывается, что имение, до отсуждения его, принадлежит в одно и тоже время и истцу, и лицу, от которого оно впоследствии отсуждается. Это - очевидный абсурд, выйти из которого можно лишь признав, что отсуждение имения от владельца имеет обратную силу и что, следовательно, владелец с самого момента приобретения им владения не был собственником.

То обстоятельство, что еще до отсуждения имения от владельца оно перешло, напр. по купчей, в посторонние руки, нисколько не меняет дела. Истец, не участвовавший в купчей, является, по отношению к ней, третьим, посторонним лицом, а по общему началу гражданского права, сделки, заключенные между сторонами, не могут нарушать прав третьих лиц, не могут, следовательно, лишить истца законно принадлежащего ему права собственности.

Кроме того, если истец никогда не переставал быть собственником и, следовательно, во время отчуждения имение было собственностью истца, а не отчуждателя, то тем самым устраняется возможность приобретения имения от отчуждателя, так как в силу общего начала отчуждатель не мог перенести на другого больше прав, чем сам имел.

Но если таким образом ни владеющий имением по оспоренному впоследствии правооснованию, ни лицо, приобревшее от него имение установленным порядком, не являются собственниками, то настоящий собственник имения, очевидно, вправе отыскивать его из их владения, ибо отличительный признак собственности именно состоит в праве на исключительное господство над вещью, необходимо связанное с правом устранять всякое постороннее лицо от какого-либо воздействия на вещь без согласия ее собственника.

Этих общих соображений было бы, казалось, достаточно для убеждения в том, что приобретение имения от лица, которому оно оказалось впоследствии не принадлежавшим, не переносит права собственности на приобретателя и не освобождает его от виндикации со стороны собственника, продолжающего оставаться единственным законным владельцем имения. К сожалению, однако, статьи X т. ч. 1 о законном и незаконном владении редактированы настолько неясно, что могут служить основанием и для другого, противоположного взгляда.

Необходимо, поэтому, войти в подробное рассмотрение этих статей.