VIII. Деформации пространства (пустота и теснота)

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 16
17 18

Разверстывание и сворачивание пространства: (исход изнутри наружу и

втягивание внешнего внутрь). . Беспокойство в пустоте и весомость

порожнего (о коннотациях пустого). . Способы заполнения пустого и выхода

из тесного.

Мотив пустоты справедливо отмечен как один из наиболее существенных и

характерных для творчества Андрея Платонова114. Наряду с парными

концептами сна и смерти, забвения и памяти, сознания и чувства, он входит в

число важнейших "экзистенционалов" писателя115. Следует заметить, что и

пустоту как таковую надо бы рассматривать в сопоставлении с парной к ней .

теснотой, а также вместе с родовым для обеих понятием пространства. На

тему их теснейшей взаимоувязанности уместно процитировать Льва Шубина:

.преодоление судьбы или подчинение ее власти и своеволие, преодоление памятью

забвения и бессмысленности существования, ответное понимание и безответность

одиночества . все это вводит нас в самую сердцевину платоновского мира. [... ] Это

реально действующие и противоположно направленные силы. Они, эти силы, тесно

связаны с поисками и обретением смысла отдельного и общего существования.116.

Для Платонова важны, с одной стороны, пустое, ничем не заполненное

пространство, в котором чувствуется недостаток вещества (тут мы неизбежно

выходим на субъекта восприятия), а с другой стороны, нехватка места,

скудность пространства (при чрезмерной насыщенности, переполненности его

веществом). Таким образом, получаем как бы следующий .микротезаурус.:

1. пространство (и все слова, являющиеся его синонимами)

1. а. пустота

1. б. теснота.

Слова, выражающие мотив пустоты, сравнительно с их употреблением у других авторов, в

текстах Платонова получают одно из ведущих мест. Так, при сравнении общего числа

словоупотреблений (по пяти произведениям писателя . романам "Чевенгур" и "Счастливая

Москва", повестям "Котлован", "Ювенильное море" и "Сокровенный человек") со средними

частотами в языке художественной прозы117 выходит, что совокупная частота употребления

слова пространство у Платонова выше, чем в среднем, в 8,3 раза; для слов пустота / пуст /

пусто / пустой / пустынный . в 2,7 раза; для слов голый / голо / голь / голевой / голыдьба . в

1,6 раза; а для порожний / порожняк / порожняком . даже в 23,8 раза!

Противоположный полюс, т. е. слова, выражающие мотив тесноты, хоть и не так

сильно, но выделяются на общем фоне: слова тесный / тесно / теснота / тесниться . более

часты у Платонова в 2,2 раза; стеснение / стеснять / стесняться . в 2,3 раза; хотя уже узкий

/ узко / узость . у Платонова в 1,9 раза реже, чем в среднем. Вообще говоря, мы могли бы

несколько усложнить наш .тезаурус., подведя рубрики теснота и пустота не

непосредственно под рубрику пространство, а ввести еще и промежуточную . неудобное

пространство (то есть пространство + чувство тоски или беспокойства), противопоставив

ей пространство устроенное .комфортно.. Микротезаурус к произведениям Платонова

предстанет в следующем виде:

1. пространство:

1. 1. неудобное пространство:

1. а. пустота (и ее синонимы);

1. б. теснота (и синонимы);

1. 2. комфортное пространство.

Но с употреблением слов из последней рубрики у Платонова явный дефицит. Слова

открытый / открывать(ся) / открыто / открытость в текстах Платонова встречаются

реже среднего уровня в 1,5 раза; разворачивать(ся) / разворачивание / развернутый . в 1,8

раза; простор / просторный / просторно . в 2,8 раза; а широкий / широко / широта / ширь .

в 3,3 раза; распахивать(ся) / распахнутый . в 3,8 раза. Помимо этого, казалось бы, такие

традиционно признаваемые характерными для русской души, русского самосознания и

"национального характера"118 концепты, как воля (вольный / вольно / вольность) встречаются

реже в 2,8 раза; а приволье (привольный / привольно) и раздолье (раздольный / раздольно)

вообще в данных произведениях не употребляются!

Как объяснить эту странную аномалию, казалось бы даже "нерусскость"

Платонова? На мой взгляд, тут очевидно авторское пристрастие к выражению

неких идей, выдающих определенную "психическую деформацию" (по крайней

мере, деформацию психики платоновских героев). Но можно, видимо, говорить

об определенном смещении взгляда на мир и самого писателя: ведь, с одной

стороны, во всем вокруг себя он видит и замечает прежде всего нечто

сверхплотное (неразложимое, непроницаемое), а с другой стороны, нечто

сверхразряженное, то есть, как будто по Демокриту, лишь атомы и пустоту.

Соотносимо это также с тяготением (и одновременным ужасом) перед двумя

безднами Блеза Паскаля, одна из которых . бесконечность внутри

наблюдаемых вещей, а другая уходящая вовне бесконечность космоса. Или,

иначе: с одной стороны, раскрытая, распахнутая, разверстая (или даже

разверзтая119), то есть неуютная, образующая вакуум вокруг субъекта

пустота и голость, а с другой . теснота внутри вещества, засасывающая,

точно в воронку, "черная дыра", невозможная для жизни скученность, которая

может переживаться героями Платонова как зажатость, сдавленность и даже

замурованность (в толще земли, на дне котлована итп.). Оба

противоположные, одинаково непереносимые и раздирающие душу мотива

тесно переплетены с внутренними, уже собственно платоновскими мотивами .

одиночеством, заброшенностью, тоской, тщетностью и скукой. (О них много

писали и я здесь их не хотел бы касаться.) Попытаюсь на нескольких примерах

истолковать платоновские деформации внешнего пространства.

Разверстывание и сворачивание пространства: (исход изнутри наружу и

втягивание внешнего внутрь)

.После работы останавливались у открытого окна мастеровые

и просили:

. Двинь, Ванил Данилыч!

. Тяп-тяп-тяпни, дорогой, чтоб гниды подохли!

. Дай слезу в душу, Ванюша!

. Грянь, друг!

И Иоанн с радостью гремел. [... ] Песни были ясные и простые,

почти без слов и мысли, один человеческий голос и в нем тоска...

Я узнал, что Россия есть поле, где на конях и на реках живут

разбойники, бывшие мастеровые. И носятся они по степям и

берегам глубоких рек с песней в сердце и голубой волей в руках.

(А. Платонов "Бучило").

В статье Якушевых, а также в работах Толстой-Сегал120 и некоторых других

авторов уже отмечалось, что для Платонова, во-первых, характерно избегание

метафор в собственном смысле слова . с отчетливым предпочтением в пользу

метонимий; а во-вторых, изобретение преимущественно собственных,

диковинных, ни на что не похожих, неуклюжих и трудно представимых для

читателя метафор-загадок:

.Платонов старается избегать значения слов, которые лингвистическая конвенция по

отношению к русскому языку признает за метафорические.121.

Действительно, Платонов не только в содержании, но и в языке, . во всем

отказывается ходить по заранее проложенным дорожкам стандартной

образности. Вот и к метафоре как к типовому направлению переноса значения

слова он относится с настороженностью и недоверием: если уж использует ее,

то как правило в разрушенном, расчлененном, "разъятом" виде, переделав до

неузнаваемости, по-своему, относительно привычных норм. Платоновские и

метафора, и метонимия, и синекдоха почти всегда оказываются какими-то

тягостными, мучительными и "конфузными". Об их смысле (и соответственно

о результирующем смысле целого, в которое они включаются) читателю

каждый раз приходится заново догадываться, и совсем не всегда мы имеем

право считать себя победителями в этой навязанной нам борьбе.

В статье Томаса Сейфрида описан (и весьма удачно назван!) такой

применяемый Платоновым прием, как обратная метонимия, когда вместо

привычного поэтического способа обозначения предмета, то есть обычной

метонимии или синекдохи, с помощью которых целая ситуация бывает

представлена через свои характерные свойства или составляющие части,

Платонов, наоборот, выбирает наиболее обобщенное, родовое наименование

объекта (как целого класса) при обозначении какого-то его представителя.

Например, принято говорить: класс вместо ’школьники соответствующего

класса’ (Сегодня весь класс не готов к уроку); или Пушкин . вместо ’книга

(конкретное произведение) писателя’; а также лицо . вместо ’человек с данным

лицом’; или юбка . в смысле ’женщина как объект сексуальных домогательств

конкретного мужчины’ итд. итп., а Платонов вместо этих привычных,

переносов значения, закрепленных в языке, удобных и внешне-

иллюстративных, берущих конкретный признак для описания целого, говорит

так (примеры из .Котлована.): .семенящее детство. . вместо "пионеры,

идущие группой" или просто "дети"; .капитализм. . вместо "мироед, кулак "

или "эксплуататор, буржуй", что сказано про конкретного человека,

крестьянина . от лица искренне презирающего его пролетария. По форме,

собственно, и здесь перед нами метонимия, но гораздо менее обычная, где

именно целое выступает вместо части, а не наоборот. Вот что пишет Сейфрид:

.на палый лист или брошенный на дороге лапоть Платонов смотрит как бы через

призму вселенной и вечности..

Тот же поразительный факт описывают и другие исследователи языка Платонова, но, правда,

никто не предлагает ему более удачного названия: .свойства, качества состояния, присущие

живому существу или объекту природы, [у Платонова] приписаны абстрактному социально-

политическому явлению: .надо лишь сберечь детей как нежность революции.... (К). [и

далее по поводу замены частного на общее в примере] .мужик же всю жизнь копил

капитализм. (К) . .мена частного *капитал на более общее капитализм сразу меняет

масштаб изображения в сторону глобального обобщения.122.

На мой взгляд, отмеченные платоновские нарушения привычной

метонимичности лежат в рамках еще более общего приема, который можно

охарактеризовать как .вынесение наружу., или овнешнение языка, с

отстранением автора от своей собственной речи, что связано, конечно, с

процессами определенного "уродования и выхолащивания" языка, идущими

как бы в угоду официальному, с подстраиванием под язык .простого народа.,

но и с одновременным пародированием этого навязываемого извне языка .

языка диктатуры и тоталитаризма. Этот прием предстает как важный момент

поэтического мира писателя.

Каковы конкретные примеры нарочитого "вынесения напоказ" того, что

показывать и обнаруживать, вообще говоря, не принято? Начнем с движения

изнутри . наружу. Это движение выводит нас (то есть читателей и

"наблюдателей") из привычно замкнутого . в непривычно открытое,

распахнутое, неуютное пространство. (Как мы увидим, у Платонова

представлено и движение в обратном направлении, уводящее снаружи . внутрь

и вглубь предмета или явления, что также ведет к нарушению законов

нормального, привычного нам устройства мира.)

.Сербинов открыл окно в воздух.... (Ч).

Такого рода смещения в словоупотреблении для Платонова очень характерны.

Его герои не просто где-то оказываются, живут, куда-то входят и откуда-то выходят, ищут пищу, отворяют окна, как здесь, или двери, но . находятся

всегда в более крупном, целостном пространстве, как, например: .Вощев

очутился в пространстве. (К). Да и сам мир представлен у этого автора как

простертый, а небо . как разверстое (К) над героями. Вот еще пример:

.Вощев отворил дверь в пространство.. Сравним с естественным

комментарием к нему:

.Бытовое движение в конкретном окружении вдруг выводит в широкий мир, во

вселенную: подчеркивается одновременно и включенность человека в мировую жизнь

(метафизическая укорененность человека в мире), и его экзистенциальная

"брошенность" в мир, одиночество, сиротство.123.

В исходном платоновском примере гораздо "нормальнее" было бы, конечно же,

сказать так:

<Сербинов открыл окно во двор / на улицу / выходящее на пустырь / в

коридор/ на юг/ ?-на лес/ ?-в мир/ ??-в безвоздушное пространство итд. >124

С одной стороны, ситуация ’открывания окна во (что-то) / или на (что-то)’

связана с тем стандартным действием, что через окно смотрят и, тем самым,

окно как бы на что-то уставлено, направлено . на то, что может из этого окна

увидеть смотрящий через него человек. Здесь . сделавшийся стандартным в

языке троп, с олицетворением помещения, где человек находится, по функции

наблюдателя. Расширяя свои границы (до размеров комнаты или целого дома),

наблюдатель как бы смотрит наружу . через окна-глазницы. Обычно было бы в

этом смысле услышать что-то вроде:

<окно выходит (смотрит, глядит) в сад / в поле / на улицу / на море / на юг>

итп.

При этом сказать: окно выходит в коридор . заметно лучше, чем: открыл окно в коридор

. именно потому, что несколько иная (чем с ’открыванием’) ситуация ’выхода (куда-то)’

допускает, например, выражение окно выходит в коридор / на черную лестницу / на стену

соседнего дома, . тогда как ’открывание окна (куда-то)’, видимо, требует от расположенного

вблизи пространства, с одной стороны, большей ’открытости, простора и предоставленности

для взгляда’, чем может дать коридор или задняя лестница, а с другой стороны, и некоторой

’предметной явленности и оформленности того, что можно в результате такого открывания

видеть, что наблюдать через отверстие’.

Так же, кстати сказать, и иная, хоть и родственная .открыванию окна.,

ситуация .открывания двери. связана со стандартным положением вещей:

дверь выходит / ведет (во что-то / к чему-то). И для нее необходимо, чтобы

через дверь можно было бы (хоть куда-то) выйти. Например, в переносном

значении открыть (прорубить) окно в Европу . действие осмыслено как

.сделать возможным поглядеть (т. е. хоть как-то оценить) иностранную

европейскую жизнь. (окно снова переосмысливается как око), а отсюда

дальнейший перенос: .сделать сообщающимися (свободными для

взаимообмена) два пространства, внутреннее российское, исходно замкнутое от

внешнего мира, и внешнее открытое, космополитическое., где внутреннее

всегда тесно, недостаточно просторно, душно. "Шаг" в таком переосмыслении

. к возможности свободного перемещения из внутреннего во внешнее

пространство происходит несмотря даже на то, что выходить (куда-либо) через

окно совсем не так удобно, как через дверь. Здесь оказывается важен, по-

видимому, именно волевой момент прорубания окна (в исходно сплошной

стене (или застенке?) из бревен. Для выхода достаточно и взгляда.

Но, с другой стороны, и воздух в исходном примере нормально никак не

может быть "объектом", который следует "наблюдать", на который можно

смотреть, останавливая внимание, с которым можно как-то сообщаться через

открываемое окно. Платонов с этим не считается, как бы ставя под сомнение

саму неодушевленность воздуха.

Сдвиг значения в выражении открыл окно в воздух происходит очевидно

по аналогии с опять-таки переносным, но принятым выражением открывать /

распахивать окно (в ночь) . где тоже, собственно, невозможно "разглядеть"

никакого реального объекта, но при этом сам ночной мрак, темнота,

метафорически представлена как квазиобъект. Платонов таким

словоупотреблением превращает воздух в специальный объект наблюдения.

Воздух необходим для дыхания, а дыхание . стандартная метонимия жизни

вообще. Значит, за таким остранением Платонова, возможно, скрывается

дополнительный смысл:

?-<стало необходимым отворить окно . для выхода из замкнутого

пространства в комнате . наружу, во внешний мир>.

Это осмысление, вычитываемое из платоновской фразы, хорошо

согласуется с тем, что у воздуха необходимо имеются коннотации ’невидимого

ментального пространства’125, через которое осуществляется общение людей (т.

е. пространства, которое прозрачно для коммуникации). Оно имеет

непосредственное отношение к человеческому "духу" . тому, в котором

носятся идеи, где атмосфера бывает чем-то пронизана / пропитана, где может

веять (каким-то духом)... итп.

Для того чтобы выразить еще один, но привходящий и почти тривиальный

в данной ситуации, смысл, можно было бы сказать, например, так__________: .Сербинов

открыл окно для притока свежего воздуха. . как Платонов, собственно, и

говорит в другом месте (но там тоже нарушая сочетаемость, хотя и

минимально) . когда Гопнер с Двановым в "Чевенгуре" садятся на пороге

дома, выйдя на улицу с партийного собрания:

.Из зала было распахнуто окно для воздуха и все слова слышались оттуда..

В последнем примере . просто пропуск, или "спрямление" смысла, тогда как в

исходном, более изысканном случае Платонов явно приписывает воздуху

некую дополнительную насыщенность, сгущенность и субстанциальность.

Кроме того, выражение открыл окно в воздух можно сравнить еще и с

такими языковыми выражениями, как: <выстрелил в воздух> . т. е. ’в никуда,

мимо цели, в пустоту’; <(его слова) прозвучали (раздались) в пустоте> . т. е. ’не

вызвав никакого отклика’ (БАС). В истолкование ситуации исходного примера,

по-видимому, может вовлекаться еще и такой смысл: ?-<все было сделано как

будто для облегчения обстановки, чтобы разрядить ее>. Но, с другой стороны,

преобладает все-таки смысл какого-то бесцельного, направленного просто в

никуда действия . <в пространство / в воздух / мимо цели>126. Значит, общий

смысл предположения можно сформулировать следующим образом: <герой

будто выстрелил в воздух или сказал (что-то) на ветер . непонятно зачем и

ради чего>; ?-<может быть, чтобы хоть что-то сделать, хоть чем-то проявить

себя . от безвыходности ситуации>. Итак, вся фраза в целом нагружена

множеством не до конца определенных приращений смысла, которое можно

суммировать в следующих словах:

<герой открыл окно, сделав попытку соединить комнату, где он находился, с внешним

миром, приблизить себя к людям, выйти вовне (может быть, даже . слиться с

человечеством, со всеми людьми в Чевенгуре); но его действия более всего походили

на лишенные смысла, а может быть, заранее казались таковыми и ему самому в той

безвыходной ситуации, в которую он попал>.

Такое амбивалентное высказывание, заключающее в себе сразу несколько

противоположных, "неуверенных" утверждений, как бы нашпигованное ими,

вообще очень характерно для Платонова. В работе Елены Толстой-Сегал (1978,

с. 199.) это названо "семантическим конфликтом как свернутым сюжетом"

слова Платонова, или, иначе говоря, "мерцанием, осцилляцией" многих

смыслов, ни один из которых не отменяет до конца ни один другой.

Вот еще пример, где можно видеть .неуверенное. утверждение, из начала

"Котлована", где главного героя только что уволили с завода:

.Вощев взял на квартире вещи и вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять свое

будущее. Но воздух был пуст, неподвижные деревья бережно держали жару в

листьях, и скучно лежала пыль на безлюдной дороге . в природе было такое

положение.(К).

Что означает воздух был пуст? Может быть, просто не было ветра (не летали

листья, не носилась вокруг пыль)? . Или же это какая-то иная,

"метафизическая" пустота: то есть во всем мире не было никакого движения,

которому мог бы посочувствовать и в котором мог бы хоть как-то принять

участие герой? (Очевидно, опять-таки, имеется в виду воздух как вместилище

и приложение душевных качеств личности . некое общее, то есть прозрачное

для всех, единое пространство.) Значит, наверное, не было никаких ответов на

мучающие Вощева вопросы о смысле жизни.

Вслед за предшествующими исследователями отмечу явно

гипертрофированно проявляемую "направленность и нацеленность" (куда-то,

на что-то, во что-то и вместе с тем откуда-то, из чего-то) действий

платоновских героев. Эти подробности указания места и направления

уточняются именно тогда, когда никаких уточнений локализации (по нормам

языка, да и по нормам здравого смысла) не требуется.

.Из всех пространственных отношений (где? куда? откуда?) Платонова больше всего

занимает вопрос куда и меньше всего где. [... ] Направление придается даже таким глаголам,

которые его и не предполагают: Некуда жить, вот и думаешь в голову.127. Замечу, все-таки,

что и уточнение положений предметов (т. е. вопросы где) заботят автора не меньше, чем

выяснение направленности действий героев (вопросы куда и откуда), хотя последнее,

видимо, более бросается в глаза128.

Избыточествующая у Платонова "целенаправленность" действий героев (в

тех случаях, когда никакой цели не требуется) подчеркивает, таким образом, их

бесцельность и абсурдность того, что происходит. Это напоминает повисание в

безвоздушном пространстве.

Теперь рассмотрим примеры употребления Платоновым слова

.пространство.. Как уже было сказано, в текстах этого писателя то и дело

встречаются фразы вроде следующей (из рассказа .Любовь к дальнему.):

.Когда наступила ночь, Божко открыл окно в темное пространство... .

Эффект приблизительно такой же, что и в рассмотренных выше случаях: здесь

просто ночь (или ночной воздух) названы характерно платоновским способом

(темное пространство). Очевидно, что языковое выражение, по аналогии с

которым строится платоновский неологизм, обычное . воздушное

пространство. Сравним в других местах у Платонова: зимнее пространство

(К) с осмыслением <холодный зимний воздух> или же <покрытое / занесенное

снегом пространство>; пространство травы (СМ) . <те места, где росла трава

/ покрытое травой пространство> итд. итп. Сочетание же воздушное

пространство нормально используется для обозначения воздуха как особой

среды, . в которой происходят, например, полеты самолетов, прыжки

парашютистов итп. При этом устойчивость привычного языкового сочетания

воздушное пространство Платонов пытается нарушить, вставляя внутрь или

рядом (как палки в колеса?) свои нарочитые дополнения: .воздушное, еле

колеблемое пространство. (Ч) или .открытое воздушное пространство

земного шара. (ЮМ).

Характерные для Платонова определения к пространству словно призваны

вывести значение этого слова за границы уже его собственного пространства.

Так, например, мы встречаем:

.пространство жары; деревенское пространство; полевое пространство;

пространство страны; тяжелые пространства; гонимые ветром пространства;

опасное пространство; притаившиеся пространства; отчужденное пространство;

успокоительное пространство; поникшее пространство (все примеры из

.Чевенгура.).

На железнодорожном вокзале герой может почувствовать тревогу заросшего,

забвенного пространства (Ч) или же запах таинственного и тревожного

пространства (СЧ): тут очевидно можно представить себе и <заросшие травой

шпалы на путях>, и <волнение, внушаемое нам одним только видом уходящего

поезда>.

Почти всегда платоновские словосочетания выступают своего рода

загадками-недомолвками. В них намеренно пропущены какие-то части,

которые необходимо восстанавливать, но само восстановление в принципе

неоднозначно:

утомительное пространство (ЮМ) . это очевидно ?-<пространство, вызывающее у

того, кто движется по нему (или кто его наблюдает), утомление>; беззащитное перед ветром

пространство (СЧ) . ?-<продуваемое ветром на всем своем протяжении пространство>; над

пространством стоял пар (К) . то есть, очевидно ?-<как держится пар над поверхностью

чего-то, отдельно, не соприкасаясь>; (в учреждении был) чад пространства (ЮМ) . ?-<от

усиленной умственной работы, что ли, в воздухе висело нечто вроде копоти или просто был

спертый воздух>; скошенное пространство оголтелой земли (СМ) . <скошенные поля,

оголенные до самой земли> или ?-<обезумевшая, ошалевшая от того, что с ней сделал

человек, земля>; цветущие пространства ее (героини) тела (СМ) . ?-<цветущий вид ее

лица> или ?-<созревшее, готовое уже принести плод ее тело> или же, может быть, ??-

<покрытые пушком щеки>; пропадать в пространстве человечества (СМ) . то есть <быть

постоянно в пространстве, заполненном чужими людьми> или даже ?-<в том пространстве,

где живут люди, .затерявшись. среди них, возможно, и теряя при этом свою

индивидуальность> (или вот из платоновской записной книжки: .заблудишься, как в поезде-

дешевке.).

Разберем подробнее еще такой характерный пример: .Цыганки прошли мимо

(Кирея) и скрылись в тени пространства.(Ч). Как в этом случае сочетаются

тень и пространство? Пожалуй, Платонову больше всего важны самые общие

из значений этих слов . именно, значение слова тень как ’темнота, мрак’, и

слова пространство как . ’неограниченная протяженность’.

У самого слова пространство, если рассматривать множество связанных с ним

ситуаций (S), можно выделить синтаксический актант "владелец, или хозяин, посессор"

(Хоз) . .тот, кто владеет или занимает данное пространство S.. Он обычно выражается в

сочетаниях с существительным в родительном падеже, например, таких как пространство

парка / пространство полей / пространство автостоянки итп. Все это можно представить и

в полной форме с вспомогательными глаголами129:

Хоз (кто-то или что-то) занимает / помещается / находится / располагается . в / на

данном пространстве S.

Конструкцию с родительным логично воспринимать как синтаксически упрощенное

обозначение одного (или контаминацию любого из) указанных полных выражений с

глаголами:

пространство автостоянки получаемое из: пространство, занимаемое / на котором

находится / в котором помещается / расположена автостоянка . итд.

То стандартное языковое правило, что в генитивном сочетании остается

лишь самый общий смысл типичной связи двух слов-ситуаций друг с другом (в

данном случае .занимать пространство. и .создавать, отбрасывать тень.)

Платонов словно .додумывает до конца., доводя до некоторой абсурдности

или прямо анекдотичности всю ситуацию в целом. Тут как будто и

пространство оживает, становясь вполне самостоятельным субъектом,

который, например, может по своей воле предоставлять или же не

предоставлять тень кому-то, укрывать кого-то в тени (под своей тенью) .

будто тень является его неотъемлемой собственностью. (Так же, как, например,

в русской сказке Печь укрывает Сестрицу Аленушку, бегущую от Гусей-

Лебедей.)

При этом с другим словом исходного платоновского сочетания, а именно тень, обычно

было бы употребление следующих глаголов (с соответствующим синтаксическим актантом

Sub "субъект" и Ob "объект"):

Sub (кто-то) . бросает / отбрасывает / создает тень на . Ob (что-то);

тень ложится / падает на / покрывает собой . Ob130; или тень от Sub . в последней

конструкции, с предлогом от (тень от дерева), мы имеем упрощение синтаксической

конструкции, очевидно, вместо .тень, падающая от дерева / отбрасываемая (на что-то)

деревом.. Опущение в генитивном сочетании еще и предлога от . следующий по счету этап

упрощения, т. е. того "размывания" общепринятых смыслов сочетаний слов, к которому, как

будто, последовательно стремится Платонов (тень дерева / тень забора / тень крыши дома

итд. . и по аналогии с этим: ?-тень пространства). Вполне понятное для нас сочетание тень

человека образовано из исходного сочетания: тень от человека, или, в свою очередь, из

полного предложения-ситуации, с соответствующими глаголами. S1: человеческое [тело]

отбрасывает тень [на землю] или S2: тень сопровождает человека (или: кто-то так же

неотступно следует за нами, как тень). Однако платоновское причудливое словосочетание

тень пространства трудно вписать в какую-нибудь из перечисленных синтаксически

допустимых конструкций, поскольку между этими двумя смыслами не находится никакого

привычного .мостика., или слова-прокладки, как в рассмотренных выше случаях тень

человека или пространство автостоянки. Само пространство практически невозможно

представить активным субъектом отбрасывания тени (протяженность не создает никакой

тени). Тень хотя и может играть роль "хозяина" в таких ситуациях, как ’тень, занимающая

часть пространства’, . но при этом осмыслении логичнее было бы синтаксически

организовать сочетание ровно обратным способом . именно пространство тени, а не тень

пространства!

В открытом пространстве (например, в степи), вообще говоря, могут быть

различные тени: например, тени бегущих облаков, тени, лежащие под

деревьями, от стоящего навеса итд. итп. . Одним словом, в платоновском

сочетании, возможно, имеются в виду <все тени вместе, все, что вообще

имелись где-либо в пространстве>? Но уж больно неточным, обобщенно-

размытым и, так сказать, .размазанным по поверхности. оказывается такое

указание места.

Возникает аналогия и с языковым сочетанием <уйти / или скрыться в тень>

. т. е. .уйти от (чьего-то) внимания, позабыться, исчезнуть из памяти.; или

.утратить интерес к чему-либо. .

На мой взгляд, читателю просто не остается ничего иного, как выбрать

указанную выше конструкцию (для ситуации ’тень’), т. е. <тень ложится

(лежит) / падает (на что-то)>, подставить в нее пространство именно как

"объект" данной ситуации (хоть это и противоречит формальному синтаксису),

а родительный падеж воспринимать как выражающий самое общее отношение

’тени’ к ’пространству’, т. е. как их связанность в самом широком смысле, что

тоже, вообще говоря, довольно трудно себе представить:

<тень . ложащаяся на пространство / или ?-создающаяся в нем сама собой / или даже,

может быть, ?-существующая в нем изначально>.

Напрашивается, может быть, и такой вывод, что: все пространство изначально

уже каким-то образом поделено на свет и тень, подобно первоначальному

библейскому мироустройству: с одной стороны, это свет (исходящий от

коммунизма в Чевенгуре), а с другой . тень, или "тьма внешняя" всего

остального мира, пребывающего во мраке, безвестности и тени.

С другой стороны, в этом же выражении у Платонова, быть __________может, следует

видеть контаминацию таких выражений, как: <смотреть, глядеть, уставиться в

пространство> . то есть ’куда-то в неопределенном направлении, бесцельно’;

<говорить, ругаться в пространство> . ’не обращаясь непосредственно ни к

кому’; <ехать, идти итп. в пространство> . ’в неопределенном направлении’;

<жить, находиться в пространстве> . ’неизвестно где, без конкретного места’

(БАС).

Таким образом, сюда прибавляются и следующие осмысления: <цыганки

прошли мимо и скрылись неизвестно где / пропали с глаз долой / ушли в тень>.

Смысл как бы "мерцает" между всеми названными.

Теперь проследим как бы обратное направление движения . ведущее уже извне

вовнутрь (внутрь человека или же внутрь исходно непроницаемого для

взгляда наблюдателя вместилища). Тут автор заставляет нас заглянуть туда,

куда заглядывать странно, да и не принято. Вот характерный пример:

.... Его тело [бегущего деревенского мужика Елисея] отощало внутри одежды, и

штаны колебались на нем, как порожние. (К).

Собственно, этот Елисей пришел на котлован за пустыми гробами. Он хочет

забрать их и привезти назад к себе домой, в деревню. Эти гробы, как

выясняется, последняя собственность деревенских жителей: они хранили

гробы для себя, спрятав их в пещере, на которую теперь, расширяя котлован

для фундамента "общепролетарского" дома, наткнулись пролетарии). Как

следует понимать данные два платоновских подчеркнутых сочетания?

Рассматривая первое из них, исследователи пишут, что синтаксическая

аномалия заставляет искать скрытый смысл фразы. Такой смысл

действительно, как будто, находится. Фраза может быть осмыслена как: <его

тело отощало . просто худело и худело, пока окончательно не стало таким

худым (то есть таким, каким он предстал перед пролетариями); сам человек не

снимал с себя одежды>131. Но этим, мне кажется, не исчерпываются все

наводящиеся во фразе (и "просвечивающие" в ней) смыслы. Сюда же следует

причислить, на мой взгляд, и такие предположения, как: <мужик так отощал в

своих штанах, что они стали непомерно велики . настолько, что его самого

скорее уже следовало бы представлять как находящегося не в штанах, а как бы

помещенным (или даже заключенным!) внутри них, . как тело становится

тощим и кожа висит на нем мешком, так и здесь, вероятно, висели на теле

штаны>. В итоге вывод: <этот крестьянин отощал настолько, что, если

заглянуть в его штаны, его самого там трудно было бы найти>!132

Кроме того, естественно рассмотреть наряду с приведенными еще и такое

осмысление второго трудного места: <штаны колебались или же: развевались,

словно белье на ветру . так, будто внутри совсем не было ног>. Возможны

несколько более далеко идущие выводы: <его тело так отощало именно из-за

того, что все время находилось внутри одежды, а не снаружи . на воле . где

ему было бы значительно легче>; ?-<то есть человек вынужден носить одежду

как некое бремя, тогда как его естественным состоянием было бы голое,

обнаженное, "природное" . как в райском саду: в одежде же он словно в стенах

тюрьмы и стремится бы во что бы то ни стало от нее избавиться>. Но тогда,

значит: ?-<одежду можно рассматривать как неотъемлемую принадлежность

тела . точно приросшую к нему кожу . человек никогда не снимает ее, или

даже носит ее на себе в наказание, как какие-то вериги>?

Этот пример . опять-таки далеко не единичное, а некое типовое

употребление сочетаний Платоновым. В том же "Котловане" имеется близкое

по смыслу выражение: .люди валились, как порожние штаны., что

происходит после того, как "кулаков" уже сплавили на плоту по реке в

Ледовитый океан, и в колхозе творится безудержное ликование: беднота

танцует до упаду, т. е. никак не может остановить свое топтание на месте (все

происходит на оргдворе под музыку марша, доносящегося из радиорупора),

пока, наконец, безногий инвалид Жачев не начинает хватать и укладывать всех

подряд на землю. Или вот такой пример:

.Елисей [не соображал], что штаны спустились с его живота, хотя вчера вполне еще

держались. [Он] не имел аппетита к питанию и потому худел в каждые истекшие

сутки. (К).

Не имел аппетита... . это перифраза более простого в данном случае <не хотел

есть>. К тому же намеренно неграмотное аппетит к питанию возможно

соотносим с <неаппетитностью самого питания>, к которому и не было, видно,

никакого влечения у этого мужика. Но здесь же и некая отстраненность

медицинской констатации, что-то из стиля госучреждений и их невнимания к

благозвучию речи: ?-<общественное питание> итп. Платонов постоянно

сдваивает смыслы: ведь .худел в каждые истекшие сутки. это значит

одновременно и <худел на столько-то>, и <за каждые сутки заметно терял в весе>, или в целом <таял на глазах окружающих>. В итоге напрашивается

следующий вывод: всем платоновским героям должно быть стыдно (противно,

противоестественно) иметь что-то внутри себя, они как бы намеренно

отторгают пищу, словно поглощение ставится наравне с отталкивающим

приобретением чего-то в личную собственность, а для этого мужика еще и

время движется в каком-то ускоренном темпе, будто он проживает жизнь

быстрее остальных. Так, может быть, персонажам Платонова действительно

хочется быть внутри пустыми (как замечено в статье Л. Карасева)? Это и есть

для них . освобождение от тягости "собственнической" души? Чего же надо

автору? Чтобы у них не было ничего за душой?

Беспокойство в пустоте и весомость порожнего (о коннотациях пустого)

... Это сделала наша равнинность... С. Есенин

Как известно, Россия Платонова (а он родился и вырос, как было сказано, в

пригороде Воронежа Ямской слободе, практически в селе) . это большая

степная страна, где много свободных, или порожних, как он любит говорить,

мест. Сами слова пустой / пустота и порожний, могут быть поняты сразу в

двух противоположных смыслах. Грубо говоря, с одной стороны, порожнее .

плохо, т. е. это пустое пространство, где ничего нет, ничего не растет, и

которое должно быть заполнено (иначе просто пропадает место), а пока

человеку делать в нем нечего . отсюда извечные вытекающие тоска / скука /

грусть / печаль / уныние итп. платоновских героев. Но с другой стороны, это и

хорошо, поскольку пустота несет в себе потенцию заполнения . в согласии со

свободной волей субъекта. В этом Платонов, кажется, особенно остро передает

основное противоречие российской жизни. По поводу Чевенгура один из

героев говорит:

.Город порожний... Тут прохожему человеку покой; только здесь дома стоят без

надобности, солнце горит без упора и человек живет безжалостно: кто пришел, кто

ушел, скупости на людей нету... . (Ч)

Общее отношение к жизни определено этим замечательно точно: скупости на

людей нет. Читай: <во всем Чевенгуре (да и по всей России?) нет

бережливости, заботливого, уважительного отношения к человеку>.

Здесь скупость . что-то вроде обратной литоты или, так сказать,

эвфемизма с обратным знаком, преувеличения . сдвига значения, призванного

не сделать выражение более приличным, литературно-приемлемым, как это

принято, а, наоборот, намеренно огрубить то, что имеет вполне нейтральное

выражение. Герой (вместе с автором) сетует на отсутствие осмысленности: по

его мнению, все делается без всякой экономии, без пользы и не впрок.

Итак, с одной стороны, пустота, незанятость, вакуум и дырчатость,

"дырявость" пространства, что переживается героями болезненно и может даже

представать чем-то постыдным, как собственная оголенность. Мотив такой пустоты не раз использован в платоновских текстах, и пустота приобретает

разнообразные оттенки значения, начиная от самых возвышенных, до прямо-

таки обсценных. Вот конечный пункт таких переосмыслений: простонародные

откровения паровозного наставника, из .Происхождения мастера., слесаря в

паровозном депо, берущегося рассуждать перед своим учеником, Захаром

Павловичем, о любимом детище . паровозах . с помощью доступных ему

сравнений:

.Паровоз никакой пылинки не любит: машина, брат, это барышня... Женщина уж не

годится . с лишним отверстием машина не пойдет... [... ]

... Машина . нежное, беззащитное, ломкое существо, чтобы на ней ездить исправно,

нужно сначала жену бросить, все заботы из головы выкинуть... [... ]

Он тут с паровозом как с бабой обращается, как со шлюхой какой!.

Эта вульгарно-сексистская (на современный просвещенный взгляд) точка

зрения перекликается и с иным своим отражением, усиленным особым жанром

ругани, . когда Прокофий укоряет Пиюсю за убийство лежачего буржуя:

. . Коммунисты сзади не убивают, товарищ Пиюся!

Пиюся от обиды сразу нашел свой ум:

. Коммунистам, товарищ Дванов, нужен коммунизм, а не офицерское геройство!... Вот

и помалкивай, а то я тебя тоже на небо пошлю! Всякая б.. дь хочет красным знаменем

заткнуться . тогда у ней, дескать, пустое место сразу честью зарастет.... Я тебя пулей

сквозь знамя найду!. (Ч).

Но с другой стороны, пустое (или открытое) пространство . это именно

то, что воодушевляет, позволяет забыться, раствориться в нем, дает человеку

успокоение. Вот что переживают герои Платонова в минуты восторга,

связанного с быстрым перемещением в пространстве, когда у них прямо дух

захватывает:

.Конь разбрасывал теплоту своих сил в следах копыт и спешил уйти в открытое

пространство. От скорости Копенкин чувствовал, как всплывает к горлу и

уменьшается в весе его сердце. Еще бы немного быстрее, и Копенкин запел бы от

своего облегченного счастья... . (Ч)

А вот Чепурный выбирается, наконец, из суеты жизни губернского города, с

его партсобраниями и вводимым нэпом, . на степной простор:

.За городом Чепурный почувствовал себя спокойней и умней. Снова перед ним

открылось успокоительное пространство. Лесов, бугров и зданий чевенгурец не

любил, ему нравился ровный, покатый против неба живот земли, вдыхающий в себя

ветер и жмущийся под тяжестью пешехода. (Ч).

Или следующие .оптимистические. обобщения из разговора Чепурного с

Прокофием: последний только что доставил в Чевенгур женщин, по которым

тосковали скучавшие жители коммунизма . прочие (нет ли тут обыгрывания в

пародийном ключе психоанализа?):

. . Какие же это, Прош, жены? . спрашивал и сомневался Чепурный. . Это

восьмимесячные ублюдки, в них вещества не хватает...

. А тебе-то что? . возразил Прокофий. . Пускай им девятым месяцем служит

коммунизм. [... ] А чего ж тебе надо: все-таки тебе это женщины, люди с пустотой,

поместиться есть где. (Ч).

Тот же мотив пустоты как полезной для человека (даже запасаемой для

будущего) обыгрывается в том случае, когда Захар Павлович выбирает себе и

приемному сыну Саше накануне революции подходящую партию, чтобы в нее

.записаться.. Тут возникает намеренно двусмысленная игра нового и

исходного смысла словосочетания:

.Хоть они и большевики и великомученики своей идеи, . напутствовал Захар

Павлович, . но тебе надо глядеть и глядеть. Помни . у тебя отец утонул, мать

неизвестно кто, миллионы людей без души живут . тут великое дело... Большевик

должен иметь пустое сердце, чтобы туда все могло поместиться. (Ч).

Тем не менее из пустого пространства человек у Платонова почему-то

постоянно стремится в тесноту, в скученность и давку. (По-видимому, именно

из-за ощущения бесцельности и бессмысленности собственного движения в

слишком просторном для него, внешнем пространстве?) Именно в тесноте он и

получает вожделенную возможность забыться, раствориться в массе,

растерять себя, слиться с целым, начать двигаться .в едином строю., .по

течению., .со всеми вместе..

Прирученному в Чевенгуре Яковом Титычем таракану, который целыми

днями смотрит на мир через окно комнаты, весь внешний мир кажется

слишком просторным и страшным, и таракан в результате предпочитает для

себя . .забвение в тесноте теплых вещей., так и не выходя наружу. Этот

таракан . полноправный платоновский персонаж.

Утешение и успокоение для человека возможно через слияние своих (пусть

"неправильных, ложных, корыстных") чувств . с теми, которые объединяют

его со всем человечеством (а не разъединяют, как то делает разум). Однако при

излишней удаленности, .раскинутости. пространства такое успокоение

недостижимо, пространства вселяют беспокойство и таят опасности:

.Бурьян обложил весь Чевенгур тесной защитой от притаившихся пространств, в

которых Чепурный чувствовал залегшее бесчеловечие. (Ч).

Если лунный свет (холодный, безжизненный, но при этом заключающий в себе

истину), по Платонову, только тоскует в пустоте ночного воздуха, то от

солнечного света весь мир становится тесен и тепл (Ч). Но почему именно над

родиной Саша Дванов видит .безвыходное небо, делающее весь мир порожним

местом.? . То есть, может быть, <как бы зазывающее к себе, остающееся

именно без него неполным, требующее его личного участия, не

предоставляющее иного выхода>? Ценность собственной, отдельной от других

жизни для человека теряется, когда тот ощущает вокруг себя присутствие

множества других людей: существование массы заведомо более ценно, чем

жизнь единицы, отдельной личности:

.Наконец Сарториус вышел из дома. Его обрадовало многолюдство на улицах [... ]. #

Опять наступила весна; время все более удаляло жизнь Сарториуса. Он часто

моргал от ослепления светом и наталкивался на людей. Ему было хорошо, что их так

много, что, следовательно, ему существовать необязательно . есть кому и без него

сделать все необходимое и достойное. (СМ).

Но в целом все-таки теснота переживается Платоновым еще болезненнее, чем

пустота:

.Лиза и Сарториус вышли вместе на улицу, занятую таким тесным движением, что

казалось здесь же происходит размножение общества. (СМ).

И пустота, и теснота (т. е., с одной стороны, излишняя разреженность

пространства и его переполнение, нехватка места, с другой) могут иметь

значение ’заполненного неправильно (пустующего или просто занятого чем-то

посторонним), не приспособленного для жизни места’. Именно эти значения

они у Платонова чаще всего и приобретают. Некоторые исследователи даже

считают, что теснота (в "Чевенгуре" Платонова) всегда однозначно выступает

как признак смерти133.

Способы заполнения пустого и выхода из тесного

"Воля . это отсутствие забот о завтрашнем дне, это

беспечность, блаженная погруженность в настоящее. Широкое

пространство всегда владело сердцем русских. [... ] А понятие

тоски, напротив, соединено с понятием тесноты, лишением

человека пространства. [... ] Воля . это бесконечные

пространства, по которым можно идти, брести, плыть по

течению больших рек и на большие расстояния, дышать

вольным воздухом открытых мест, широко вдыхать грудью

ветер, чувствовать над головою небо, иметь возможность

двигаться в разные стороны . как вздумается..

Д. С. Лихачев "Заметки о русском"

Итак, герои Платонова болезненно ощущают (но, надо сказать, и болезненно

склонны, постоянно стремятся к воспроизведению, переживая и мучаясь от

этого,) . то тесноту и узость, вытеснение их из личного пространства

(задавленность, скученность, давку, а также жару и угар), то, наоборот, .

бесформенность, неизмеримость, бесконечность окружающего пространства,

собственную растворенность и потерянность в нем. Может быть, это просто

некий инвариант преобладающих у Платонова эмоций? Иначе говоря, они

одновременно демонстрируют на себе и исключительную "русскость" своего

характера, и, как будто, отталкиваются, отторгают ее же.

С одной стороны, для платоновских сюжетов характерен мотив вечного

замыкания на одном и том же, болезненная повторяемость одних и тех же

действий и мыслей, какой-то порочный круг, из которого, кажется, никак

невозможно выбраться, и в который засасывает, как в воронку. (Это

проницательно отмечали еще и такие .корифеи. соцреалистической критики,

публично громившие в свое время Платонова, как Гурвич и Ермилов. В этом

можно видеть, если угодно, воспроизведение сознания как "подпольного

человека" Достоевского, так и измученных жизнью .упаднических,

буржуазных. героев Гамсуна, Кафки итд.)

С другой стороны, так же, как мотив сворачивания психики человека в

куколку и замыкания на себе, . для Платонова характерен противоположный

мотив . выхода ____________через все границы, прорывания всевозможных

установленных для сознания преград, нарушения всех правил и законов. Эта

ставшая традиционным общим местом в русской культуре стихия (стихия

игроков Гоголя и Достоевского, героев Лескова, объект проницательного

анализа Василия Розанова, да и многих других), конечно, столь же глубоко

сидит и в героях Платонова.

Оба означенных способа "душевного ощущения" (или, в целом, способа

жизни) оказываются в чем-то тождественны: в любом случае оба они приносят

душе мучения и заставляют ее страдать (терзают, будоражат, растравляют

ее). Может быть, прав Игорь Смирнов, обнаруживая в самом устройстве

русской души повышенную "мазохистичность"134? Но и противоположный

мотив, отмеченный вектором целеустремленности, а именно упорное,

захватывающее и увлекающее душу продвижение в нужном направлении,

некая стрела действия (как это названо в романе "Счастливая Москва") . тоже

необходимо присутствует в сознании платоновских героев, пусть хоть как

недостижимый идеал.

Находясь в первом из излюбленных для себя, затрудненных состояний (в

состоянии тесноты), герой ощущает себя скованным, зажатым со всех сторон,

иначе говоря: узником, а все свои действия строго детерминированными,

предсказуемыми извне, никак не зависящими от него самого. Он постоянно

старается преодолеть это мучительное для себя положение, но, как правило, не

находя выхода, стремится . либо уж полностью изолировать себя в

пространстве, порвав все связи с окружающим (как это делает таракан), так

сказать, лечь на дно (можно вспомнить и желание матери Насти в "Котловане"

быть чуть ли не заживо погребенной, остаться забытой, ненайденной, и ее

переживания по поводу того, что она . буржуйка, т. е. дочь бывшего владельца

завода, а также присоединить сюда желание множества героев Платонова куда-

то непременно ускользнуть, "пройти по жизни незамеченными"), либо же, с

другой стороны. стремление, напротив, растратить себя до самого конца,

расхитить, использовать себя, свое тело и свой ум на какое-то общеполезное

дело (в реальности часто просто хоть на что-нибудь, чтобы только выкинуть

из памяти или развеять память о себе самих, забыться, т. е. забыть свой ум).

Конечно, уход в себя и замыкание бесконечных пространств мира в одной

единственной точке можно понимать и как своего рода сбережение,

консервацию до "лучших времен" своего тела, способностей . от отчаяния

перед их невостребованностью (или возможной "порчей") в этом жестоком,

излишне материальном мире. Можно объяснить это, как мне кажется, глубоко

сидящим в русской культуре манихейством (в варианте крайнего

нестяжательства). Но одновременно, как настаивает Платонов, в этом нельзя не

видеть бесполезную растрату сил, бессмысленное, да и просто преступное

наше русское недействие, необязательность, расхлябанность и расслабленность, уход от ответственности, закапывание таланта в землю и

просто лень.

Находясь на другом полюсе этого состояния, так сказать, уже в

раскрепощенном (т. е. вольном, шальном, чудном, удалом . проявляющем себя

в озорстве, увлеченности, восторге, но и в разгуле), герои Платонова теряют

способность рассчитывать свои силы и вообще теряют контроль над собой, а

также способность трезво оценивать что бы то ни было, но при этом они по-

настоящему живут, т. е. живут горячими чувствами, а не одним холодным

сознанием! (Сознание, по-платоновски, только пере-жевывает то, что может

быть пере-жито по настоящему только чувствами.) .А, гори всё огнем. .

приблизительно так можно выразить установку данного состояния души.

Множество платоновских слов и словечек подтверждают наличие (и крайнюю

существенность) именно этого мотива в сознании его героев. Можно отметить

хотя бы следующие выражения: без разбору, беспорядочно, вразброд,

вразнобой, даром, дурóм, еле-еле, зря, кое-как, навалом, наобум, напропалую,

наудачу, нечаянно, произвольно, с маху (вмах / махом), само собой (самосевом _____________/

самоходом), спрохвала). Таким образом, бесконечность русских равнин и

полей не должны вызывать какого-то однозначного чувства . например,

удовлетворения и покоя или тоски и беспокойства, но становятся значимы

именно на переходе, только как динамическая характеристика (например,

после смуты, сумятицы, беспорядка, безобразия). . Это выражают строки

Есенина:

.[... ] Словно тройка коней оголтелая

Прокатилась во всю страну.

Напылили кругом, накопытили.

И пропали под дьявольский свист [... ]

Несказанное, синее, нежное...

Тих мой край после бурь, после гроз,

И душа моя . поле безбрежное -

Дышит запахом меда и роз..

Разные формы ограничения, оформления и .размежевания. собственного

пространства души с посторонним, внешним, чужим характеризуют лишь

самых эгоистичных и, так сказать, жизнеспособных героев Платонова. Таковы,

к примеру, Прокофий Дванов, горбун Кондаев в "Чевенгуре", инвалид Жачев в

"Котловане", Умрищев и Федератовна в "Ювенильном море". С ними связан

мотив накопительства . доводимый, как правило, до болезненности и

пародийной обращенности (к Гоголю и Салтыкову-Щедрину), но при этом

могущий быть понят и в прямо положительном смысле . как необходимые

бережливость и "хозяйственность"135. Такие герои у Платонова пытаются

сохранить добро только для себя (тащат чужое, как Прошка со своей

Клобздюшей). Но сам этот тип . лишь простейший случай характера и, так

сказать, по сути, мало интересный для писателя: такова сама жизнь, ее можно

видеть и без "преломляющего стекла" художественного произведения. Либо же

это герои иного типа . действующие, исходя из какой-то вселенской

целесообразности и пытающиеся сохранить, удержать, зафиксировать на своем

месте все сущее, чтобы буквально каждая вещь (каждая травинка или

оброненный волосок, брошенный лапоть или давно высохший трупик паучка)

. нашли бы себе должное применение и уцелели бы полностью в этом мире.

Ведь это тоже вариант накопительства, консервации, но уже положительного,

во всяком случае, совершенно альтруистического, бескорыстного, .для всех.,

хотя, в отличие от предыдущего, уже насквозь утопического (собиратель

утильсырья Фуфаев, ассенизатор человеческого тела Самбикин и др.). Тут в

основании, конечно, развитие идей "Общего дела" Н. Ф. Федорова, то есть

материального воскрешения отцов. Таковое воскрешение (но не только людей,

а и всякой твари, по Платонову, всего мучающегося вещества), может быть и

было бы возможно, в том случае если совсем ни во что не соваться, как делает

Умрищев или как бобыль из предисловия к Чевенгуру, ни в чем не участвовать,

не быть замешанным, как Комягин в "Счастливой Москве"... У Платонова

множество случаев пародийной разработки той же самой идеи. Герои этого

второго типа, как правило, слабые и их описание . это и некая самопародия,

поскольку явно ощутим элемент сочувствия и сострадания.

Но можно выделить еще и третий тип платоновских героев . действительно

самоотверженные подвижники, живущие в яростном мире, часто даже просто

"бешеные", или сумасшедшие", "расточители самих себя". Они преобразуют

мир, это люди будущего, труженики, добровольные мученики, способные

взвалить на себя бремя уничтожения всего прежнего (как в корне

"неправильного") устройства вселенной и пересоздать ее в соответствии с

идеалом, это люди, всегда "знающие, как надо". В ранний период своего

творчества Платонов твердо ориентировался именно на них, однако позднее

(вскоре после революции), с пересмотром своих позиций и отходом от

прежних идеалов, характерным для него стало пристальное внимание именно к

героям первого и второго типа. Отсюда, мне кажется, как следствие,

постоянные двоения его сочувствующей авторской точки зрения . между

лиризмом описания героев и их пародированием.

В героях второго типа, то есть сомневающихся, слабых, ненавидящих себя

и поэтому, как правило, жаждущих смерти, движущим мотивом выступает, как

сказано, мотив изоляции и замыкания в закрытом (заполненном только собой, и

уже поэтому безвыходном и скучном) пространстве. Так они пытаются отстоять

и сохранить самостоятельность, уйти от растворения себя и смешения с чуждой

стихией "всеобщего" существования. Но ведь это именно они не приемлют

насилия . ни над собой, ни над чем-либо вообще в мире. Они чаще всего и

представлены кропотливыми собирателями памяти . памяти о ветшающем и

разрушающемся на их глазах платоновском мире, собирателями тех крупиц и свидетельств, по которым . то ли в день Страшного суда, то ли после того, как

наука разгадает тайну вечной жизни . можно будет воздать всему сущему по

заслугам . и палому листу, и брошенному на дороге лаптю, и одиноко

живущему в доме Якова Титыча таракану.

В ранних же своих героях, неистово жаждущих борьбы и добивающихся

цели, утверждающих себя в жизни, главенствует как раз обратный,

центростремительный мотив . размыкание замкнутых пространств, обрывание

ненужных связей, устремленность наружу, выход из себя, в космос. Эти герои

приемлют насилие . и над природой, и над всем миром, и над собой. Они

тоскуют, скучают и мучаются именно от узости и темноты, от замкнутости

мира и втиснутости в тесную оболочку собственного тела. Они болеют и живут

интересами только всего человечества, им скучно оставаться наедине с собой

(со своим ограниченным разумом и пятью чувствами): они сознают себя

узниками тела, их угнетает замкнутое пространство (как вообще любое

повторение, которое они болезненно переживают как дурную бесконечность).

Эти герои не просто исчезнут в позднем творчестве мастера, но претерпят

изменение авторского отношения, прочно усвоив трагизм и безысходность

героев "второго" типа. Они по-прежнему будут жаждать вечного Эроса .

соединения с другими, со всем человечеством (как Москва Честнова, физик

Семен Сарториус или хирург Самбикин из "Счастливой Москвы"), но к их

жизненному энтузиазму добавится трагическое сознание невозможности и

недостижимости идеала:

.Сарториус с грустью посмотрел на него <на Божко, который только что излагал

идею несовершенства человеческой души>: как мы все похожи, один и тот же гной

течет в нашем теле. (СМ).