13. О ПОЛИТИЧЕСКОМ УСПЕХЕ

К оглавлению1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 

(Забытые аксиомы)

Самые опасные предрассудки это те, которые замал­чиваются и не выговариваются. Так обстоит особенно в по­литике, где предрассудки цветут буйно и неискоренимо. И вот первый политический предрассудок должен быть формулирован так:

«Что такое политика — известно каждому, тут не о чем разговаривать»...

«Известно каждому»... Но откуда же это ему известно? Откуда приходит к людям верное понимание всего того тонкого, сложного и судьбоносного, что таит в себе поли­тика? Что же, это правильное постижение присуще людям «от природы»? Или, может быть, оно дается им во сне? Откуда этот предрассудок, будто каждому человеку «само собой понятно» все то, что открывается только глубокому, дальнозоркому и благородному духу? Не из этого ли предрассудка вырос современный политический кризис? Недаром человечество постепенно приходит к тому убеж­дению, что наш век есть эпоха величайших политических неудач, известных в мировой истории. И может быть, уже пора извлечь уроки из этих неудач и подумать о новых пу­тях, ведущих к спасению...

Было бы необычайно интересно и поучительно просле­дить через всю историю человечества и установить, какие данные, какие предпосылки ведут к настоящему полити­ческому успеху и что надо делать, чтобы добиться в жизни такого подлинного политического успеха? В этой области человеческий опыт чрезвычайно богат и поучителен — от древности до наших дней... Кто, собственно говоря, имел политический успех? Какими путями он шел к нему? Кто, наоборот, терпел крушение и почему? И в конце концов, что же такое есть «политический успех» и в чем он состо­ит?

Установим прежде всего, что в неопределенной и легко вырождающейся сфере «политики» отдельные люди и це­лые партии могут иметь кажущийся успех, который в дей­ствительности будет фатальным политическим провалом. Люди, слишком часто говоря о политике, разумеют всякие дела, хлопоты и интриги, которые помогают им захватить государственную власть, не останавливаясь ни перед ка­кими подходящими средствами, фокусами, подлостями и преступлениями. Люди думают, что все, что делается ради государственной власти, из-за нее, вокруг нее и от ее ли­ца, — что все это «политика», совершенно независимо от того, каково содержание, какова цель и какова ценность этих деяний. Самая коварная интрига, самое отвратитель­ное преступление, самое гнусное правление является с этой точки зрения «политикой», если только тут замешана госу­дарственная власть.

Так, история знает людей и партии, которые делали свою скверную и преступную политику, нисколько не за­ботясь и даже не помышляя об истинных целях и задачах государства, о политическом общении, о благе народа в це­лом, о судьбах нации, о родине и об ее духовной культуре. Они искали власти, они желали править и повелевать. Иногда они совсем даже не знали, что они будут делать после захвата власти. Иногда они открыто выговаривали, что они преследуют интересы одного-единственного класса и ничего не желают знать о народе в целом или об отечест­ве. Они бывали готовы жертвовать народом, родиной, ее свободой и культурой — во имя захвата власти и во имя классового злоупотребления ею. Иногда же они обманно прикрывались «социальною программой» с тем, чтобы после захвата власти творить свои собственные желания, вожделения и интересы... История знает множество аван­тюристов, честолюбцев, хищников и преступников, овла­девших государственной властью и злоупотреблявших ею. Нужно быть совсем слепым и наивным, чтобы сопричис­лять эти разбойничьи дела к тому, что мы называем По­литикой.

Когда мы видим в древней Греции в эпоху Пелопонес­ской войны, как люди высшего класса связуются такими обязательствами: «Клянусь, что я буду вечным врагом на­рода и что сделаю ему столько зла, сколько смогу» (см. у Аристотеля и Плутарха), то мы отказываемся признать это «политической деятельностью»... Когда в той же Гре­ции властью овладевают повсюду честолюбивые, жадные и легкомысленные тираны, то это не Политика, а гибель политики. Когда в Милете демократы, захватив власть, забирают детей богатого сословия и бросают их под ноги быкам, а аристократы, вернувшись к власти, собирают де­тей бедного сословия, обмазывают их смолой и сожига-ют живыми (см. у Гераклида Понтийского)25, то это не По­литика, а ряд позорных злодеяний.

Когда мы изучаем историю таких римских «цезарей», как Тиберий, Калигула, Нерон, Вителлий, Домициан, то мы чувствуем, что задыхаемся от отвращения ко всем их ни­зостям и жестокостям, к их разврату и злодейству — и нет тех аргументов, которые заставили бы нас признать их дея­тельность «политической» и «государственной»: она ос­тается криминальной и развратной.

Когда в Италии в XV веке воцаряются тираны,— почти в каждом городе свой, — то их злодейства можно называть «политикой» только по недоразумению. Нет того веролом­ства, нет той жестокости, нет того ограбления, нет того кощунства, которого бы они не совершали; нет той про­тивоестественности, перед которой они останавливались бы. Такие имена, как Галеаццо Мария Сфорца, Ферранте Аррагонский, Филипп Мария Висконти, Сигизмунд Малатеста, Эверсо д'Ангвиллари26 — должны найти себе место в истории мировых преступников, а не в истории Политики. Ибо политика имеет свои здоровые основы, свои благород­ные, духовные аксиомы, — и тот, кто их попирает, при­числяет сам себя к злодеям.

Робеспьер, Катон и Марат были не политические деяте­ли, а палачи. Тоталитарные деспоты и террористы наших дней позорят политику и злоупотребляют государством; им место среди параноиков, прогрессивных паралитиков и преступников, а не среди политических правителей.

И вот если такие люди «имели успех», если им удава­лось захватить в государстве власть и осуществить в своей жизни торжество произвола и своекорыстия, то это оз­начает, что они «преуспели» в своей частной жизни, на горе народу и стране, а сам народ переживал эпоху бедствий и унижений, может быть, прямую политическую катастрофу. С формальной точки зрения их житейская борьба и их карьера имела «политический» характер, потому что они добивались государственной власти и захватывали ее. Но по существу дела их деятельность была антиполитической и противогосударственной. Как авантюристы и карьерис­ты — они «преуспевали», но как «политики» они осуществ­ляли позорный провал, ибо они губили свой народ в нужде, страхе и унижениях. Их «орудие» — государственный ап­парат — имело политический смысл и государственное значение: но их цель попирала всякий политический смысл и последствия их дел были государственно-разрушитель­ны. Тот путь, которым они шли, казался им, а может быть и народной массе — «политическим», но то, что они делали, и способ их деятельности, и создаваемое ими — все это бы­ло на самом деле противогосударственно, противообщест­венно, праворазрушительно, антиполитично и гибельно: источник несправедливостей, бесчисленных страданий, ненависти, убийств, развала и разложения.

Все это означает, что Политику нельзя рассматривать формально и расценивать по внешней видимости. Она не есть дикая скачка авантюристов; она не есть погоня пре­ступников за властью. Есть основное и общее правило, сог­ласно которому никакая человеческая деятельность не определяется теми средствами или орудиями, которые она пускает в ход, — ни медицина, ни искусство, ни хозяйство, ни политика. Все определяется и решается тою высшею и предметною жизненной целью, которой призваны служить эти средства. Государственная власть есть лишь средство и орудие, призванное служить некой высшей цели; и не бо­лее того. Дело определяется тем великим, содержатель­ным заданием, которому государственная власть призвана служить и в действительности служит. Политика не есть пустая «форма» или внешний способ, она зависит от цели и задания, так что цель определяет и форму власти и способ ее осуществления. Политика есть сразу: и содержание и форма. И поэтому истинный политический успех состоит не в том, чтобы завладеть государственной властью, но в том, чтобы верно ее построить и направить ее к верной и высо­кой цели.

Итак, надо различать истинный политический успех и мнимый. Частный, личный жизненный «успех» тирана есть мнимый успех. Истинный успех есть публичный успех и расцвет народной жизни. И если кто-нибудь удовлетво­ряется устройством своей личной карьеры и пренебрегает благополучием народа и расцветом его национальной жиз­ни, то он является предателем своего народа и государ­ственным преступником.

Итак, что же есть истинная политика? Политика есть прежде всего служение — не «карье­ра», не личный жизненный путь, не удовлетворение тщес­лавия, честолюбия и властолюбия. Кто этого не понимает или не приемлет, тот не способен к истинной политике: он может только извратить ее, опошлить и сделать из нее карикатуру или преступление. И пусть не говорят нам, что «большинство» современных политиков смотрит на дело «иначе»: если это так, то все беды, опасности и гнусности современной «политики» объясняются именно этим.

Служение предполагает в человеке повышенное чув­ство ответственности и способность забывать о своем лич­ном «успехе-неуспехе» перед лицом Дела.

Истинное политическое служение имеет в виду не от­дельные группы и не самостоятельные классы, но весь на­род в целом. Политика по существу своему не раскалывает людей и не разжигает их страсти, чтобы бросить их друг на друга; напротив, она объединяет людей на том, что им всем обще. Народная жизнь органична: каждая часть нуж­дается в остальных и служит им; ни одна часть не может и не смеет подавлять остальные, используя их безответст­венно. Каждый из нас заинтересован самым реальным об­разом в благополучии каждого из своих сограждан; один бедствующий без помощи ставит всех в положение черст­вых предателей; один нищий есть угроза всем; один за­болевший чумою заразит всех; и каждый сумасшедший, каждый запойный пьяница, каждый морфинист есть общая опасность. Поэтому истинная политика утверждает орга­ническую солидарность всех со всеми. И поэтому истин­ный политический успех доступен только тому, кто живет органическим созерцанием и мышлением.

Такая программа всеобщей органической солидар­ности ясна далеко не всем, и чем более человек духовно близорук и своекорыстен, тем менее она ему доступна. Ис­тория знает бесчисленное множество живых примеров то­го, что массы совсем не желали настоящей политики и соответствующей ей программы, а валили за антиполити­ческими и противогосударственными предложениями де­магогов. В XIX веке такую разрушительную практику, такой политический разврат формулировал и провозгла­сил Карл Маркс, с его классовой партией и программой...

Но мудрые и верные отнюдь не должны соблазняться этим: они должны блюсти свое понимание и свою програм­му даже тогда, если это грозит им изоляцией и преследова­ниями. Надо иметь достаточно гражданского мужества, чтобы справиться и с изоляцией, чтобы принять и пресле­дование, иными словами, чтобы примириться со своим лич­ным политическим неуспехом. Надо быть уверенным, что придет иное время, придут иные, отрезвленные и умудрен­ные поколения, которые признают этот кажущийся полити­ческий «провал», за истинный политический успех и найдут настоящие верные слова для осуждения политического разврата.

Но если настоящий политик встретит сочувствие у своих современников, тогда он должен повести борьбу и попытаться увлечь на верный путь широкие круги народа. Ибо политика есть искусство объединять людей — приво­дить к одному знаменателю многоголовые и разнообраз­ные желания. Здесь дело не в том, чтобы люди «сговори­лись друг с другом на чем угодно», ибо они могут согла­ситься и на антиполитической программе и на противогосу­дарственных основах: сговариваются ведь и разбойники, и экспроприаторы, и террористы, и детопокупатели... Нуж­но политическое единение, политическое и по форме, и по содержанию: лояльное, правовое, свободное по форме и общенародное, справедливое, органическое и зиждущее по содержанию. И в этом состоит задача истинной политики.

Поэтому политика есть волевое искусство — искусство социального воления. Надо организовать и верно выразить единую всенародную волю, и притом так, чтобы это едине­ние не растратило по дороге силу совокупного решения. Ибо история знает множество примеров, где «единение» с виду удавалось, но на самом деле уже не имело за собою реальной волевой силы: попутно делалось так много «не­желательных уступок», заключались направо и налево та­кие неискренние, лукавые «компромиссы», что люди охла­девали и только притворялись «согласными»; на самом же деле никто уже не хотел — ни единения, ни его программы, и когда начиналось строительство, то все рушилось, как карточный дом. Вот почему политика есть искусство сов­местного и решительного воления: безвольная политика есть недоразумение или предательство, всегда источник ра­зочарования и бедствий.

Отсюда вытекает, что политика нуждается в свободной и необманной (искренней) воле. Истинное единение по­коится на добровольном согласии: люди должны объеди­няться не по принуждению, не из страха, не по лукавству и не для взаимного обмана. Чем меньше интриги в полити­ке, тем она здоровее, глубже и продуктивнее. Комплот обманщиков, провокаторов, диверсантов, словом — лю­дей бесчестных и безответственных никогда не создаст ни здорового государства, ни верной политики. Чем боль­ше в политике конспирации, тем больше в ней лжи и обма­на. Чем сильнее влияние таинственной и двусмысленной закулисы, тем больше лжи, предательства, своекорыстия будет в политической атмосфере. Нельзя объединить и со­гласить всех, это не удастся никогда. Надо объединить лучших, умнейших, способных к ответственному слу­жению, не связанных никакими закулисными «приказами» и «запретами», а это объединение должно позвать за со­бой разумное большинство общества и народа. И при этом надо всегда помнить, что это «большинство» неспособно творить и создавать, созерцать и строить политику: оно способно только отзываться на идею и поддерживать про­грамму. Всегда все значительные и великие реформы вы­нашивались инициативным меньшинством и им же прово­дились в жизнь, а большинство только соглашалось, участ­вовало и подчинялось. Это отнюдь не означает призыва к тоталитарному строю, самому больному, извращенному и унизительному из всех политических режимов. Но это означает призыв — не переоценивать голос массы в полити­ке, ибо масса не живет органическим созерцанием и мыш­лением, доступным только лучшему меньшинству, которое и призвано осуществлять его и вовлекать в него массу до-казыванием и показыванием...

Для того, чтобы создать это единение, лучшие люди на­рода (т. е. именно те, которые хотят и могут служить общей органической солидарности) должны договориться и со­гласиться друг с другом, крепко сомкнуть свои ряды и за­тем приступить к объединению народа. Если лучшие по­литики страны этого не сделают, то это дело будет вырвано у них противогосударственными антиполитиками. Это зна­чит, что политика требует отбора лучших людей — прозор­ливых, ответственных, несущих служение, талантливых организаторов, опытных объединителей. Каждое госу­дарство призвано к отбору лучших людей. Народ, которому такой отбор не удается, идет навстречу смутам и бедст­виям. Поэтому все то, что затрудняет, фальсифицирует или подрывает политически-предметный отбор лучших людей — вредит государству и губит его: всякая власто­любивая конспирация, всякие честолюбиво-партийные интриги, всякая продажность, всякое политическое кумов­ство, всякая семейная протекция, всякое привлечение го­сударственно-негодных элементов к голосованию, всякое укрывательство, всякое партийное, племенное и исповедное выдвижение негодных элементов... Кто желает истинного политического успеха, тот должен проводить всеми силами предметный отбор лучших людей.

И вот то, что этот отбор может и должен предложить народу, есть осуществимый оптимум в пределах общей ор­ганической солидарности. Тут немедленно возникает ряд вопросов: чего искать? какова наша цель? в чем наша все­народная солидарность? как осуществлять эту цель? какие меры необходимы? какие законы должны быть изданы? и возможно ли немедленно отыскать и осуществить «всеоб­щую справедливость»? В ответ на эти вопросы необходимо всегда находить и предлагать — наилучший исход из осу­ществимых. Никогда не следует мечтать о максимуме и ставить себе максимальные задачи: из этого никогда ни­чего не выйдет, кроме обмана, разочарования, ожесточе­ния и демагогии. Нужен не фантастический максимум, а наилучшее из осуществимого (трезвый оптимизм)!

Это означает сразу: политика невозможна без идеа­ла; политика должна быть трезво-реальной. Нельзя без идеала; он должен осмысливать всякое мероприятие, про­низывать своими лучами и облагораживать всякое реше­ние, звать издали, согревать сердца вблизи... Политика не должна брести от случая к случаю, штопать наличные ды­ры, осуществлять безыдейное и беспринципное торга­шество, предаваться легкомысленной близорукости. Ис­тинная политика видит ясно свой «идеал» и всегда сох­раняет «идеалистический» характер.

И в то же время она должна быть трезво-реальной. Ее трезвый «оптимум» не должен покоиться на иллюзиях и не смеет превращаться в химеру. Но именно сюда ведет полное невежество массы, слепое доктринерство полуобра­зованных демагогов; и хуже всего бывает, когда такое доктринерство имеет успех у невежественной толпы и ког­да ему удается закрепить свою власть системой террора.

Трезвый и умный «оптимум» (наилучшая возможность! наибольшее из осуществимого!) всегда учитывает все реальные возможности данного народа, данный момент времени, наличные душевные, хозяйственные, военные и дипломатические условия. Этот оптимум должен быть ис­торически обоснованным, почвенным, зорко рассчитан­ным — реализуемым. Истинная политика — сразу идеа­листична и реалистична. Она всегда смотрит вдаль, впе­ред — на десятилетия или даже на столетия; она не за­нимается торгашеством по мелочам. И в то же время она всегда ответственна и трезва; и не считается с утопиями и противоестественными химерами. Политика без идеи ока­зывается мелкой, пошлой и бессильной; она всех утомляет и всем надоедает. Политика химеры есть самообман; она растрачивает силы и разочаровывает народ. Истинная же политика имеет крупные очертания, она значительна и бла­годетельна; и силы ее возрастают от осуществления и в то же время она никого не обманывает, но экономит силы и поощряет народное творчество. Ее судит время; и сужде­ние грядущих поколений всегда оправдывает ее.

Для того, чтобы осуществить в жизни этот возможный «оптимум», политика нуждается в возможно лучшем го­сударственном устройстве и возможно лучшем замещении правительственных мест.

Государство есть властная организация; но оно есть в то же время еще и организация свободы. Эти два тре­бования, как две координаты, определяют его задачи и его границы. Если не удается организация власти, то все рас­падается в беспорядке, все разлагается в анархии, — и го­сударство исчезает в хаосе. Но если государство пренебре­гает свободой и перестает служить ей, то начинаются су­дороги принуждения, насилия и террора, — и государство превращается в великую каторжную тюрьму. Верное раз­решение задачи состоит в том, чтобы государство почер­пало свою силу из свободы и пользовалось своей силой для поддержания свободы. Иными словами — граждане должны видеть в своей свободе духовную силу, беречь ее и возводить свою духовную свободу и силу к государствен­ной власти. Свобода граждан должна быть верным и могу­чим источником государственной власти.

Власть призвана повелевать и, если нужно — принуж­дать, судить и наказывать. В государстве никогда не долж­на иссякать импонирующая воля; сила его императива должна быть всегда способна настоять на своем и вызвать повиновение. Но это господство должно непременно обес­печивать гражданам свободу, уважать ее и блюсти ее. Внешняя деятельность государства (устройство порядка, взыскание налогов, законодательство, суд, администрация, организация армии) не есть нечто самостоятельное и не может держаться как чисто внешний процесс, как дело «по­гонщика». Если вся эта деятельность становится чисто внешним делом (вынуждения, выжимания, проталкива­ния, приговаривания, наказывания, «окрики» и казни), чем-то механическим, нажимом и прижимом, взывающим не к сердцу и духу, а к страху и голоду (как в тоталитар­ных государствах), то государство рано или поздно терпит крушение и разлагается. Ибо на самом деле государствен­ная жизнь есть выражение внутренних процессов, совер­шающихся в народной душе — инстинктивных влечений, мотиваций, волевых решений, импонирования, самовмене­ния, повиновения, дисциплины, уважения и патриоти­ческой любви. Государство и политика живут правосозна­нием народа и почерпают свою силу и свой успех именно в нем. И здесь важно — с одной стороны, правосознание лучших людей, с другой стороны, правосознание массы, ее среднего уровня. Держится правосознание — и государст­во живет; разлагается, мутится, слабеет правосознание — и государство распадается и гибнет. Правосознание же состоит по существу своему в свободной лояльности.

Вот почему всякая истинная политика призвана к вос­питанию и организации национального правосознания. Это воспитание должно совершаться в свободной лояль­ности (не в запугивающем рабстве!) и приучать граждан к свободной лояльности, т.е. к добровольному блюдению права. Поэтому настоящий и мудрый политик должен за­ботиться о том, чтобы государственное устройство и состав правительства были приемлемы для национального право­сознания и действительно вызывали в нем и сочувствие и готовность к содействию. Так, если народное правосозна­ние мыслит и чувствует авторитарно, то демократический строй ему просто не удастся. Напротив, правосознание с индивидуалистическим и свободным укладом не вынесет тирании. Нелепо навязывать монархический строй наро­ду, живущему республиканским правосознанием; глупо и гибельно вовлекать народ с монархическим правосоз­нанием в республику, которая ему чужда и неестествен­на. Государственное устройство и' правление суть «функ­ции» внутренней жизни народа, ее выражения, ее проявле­ния, ее порождения: они суть функции его правосознания, т. е. его духовного уклада во всем его исторически воз­никшем своеобразии.

Всякий истинный политик знает, что государственная власть живет свободным правосознанием граждан, по­этому она должна давать этой свободе простор для здоро­вого дыхания и выражать эту свободу в жизни. А народ призван заполнять свою свободу лояльностью и видеть в правительстве — свое правительство, ограждающее его свободу и творчески поддерживаемое народом. Поэтому истинная государственная власть призвана не только «вя­зать», но и освобождать и не только освобождать, но и приучать граждан к добровольному самообязыванию. Власть «вяжет», чтобы обеспечивать людям свободу; она освобождает, чтобы люди учились добровольному подчине­нию и единению.

Однако государственная власть отнюдь не призвана к тому, чтобы развязывать в народе злые силы. Горе народу, если возникнет такая власть,— все равно, будет ли она ос­вобождать зло по глупости или в силу порочности. Свобода не есть разнуздание злых и право на злые дела. Отрицательные силы должны обуздываться и обезвреживаться; иначе они злоупотребят свободой, скомпрометируют ее и погубят. Зло должно быть связано для того, чтобы добро было свободно и безбоязненно развертывало свои силы. Поэтому истинная политика властно связует и упорядочи­вает жизнь, чтобы тем освобождать и поощрять лучшие силы народа.

Но и связанные силы зла не должны гибнуть. Истин­ная политика мудра, осторожна и экономит силы народа. Поэтому ей присуще искусство — щадить отрицательные силы и волевые их заряды и находить для них положитель­ное применение, указуя злому, завистнику, разрушителю, преступнику, разбойнику, бунтовщику и предателю воз­можность одуматься и приняться за положительный труд...

Такова сущность истинной политики. Таков путь, веду­щий к истинному политическому успеху.

Политика есть искусство свободы, воспитание самос­тоятельно творящего субъекта права. Государство, пре­зирающее свободную человеческую личность, подавляю­щее ее и исключающее ее — есть тоталитарное государ­ство, учреждение нелепое, противоестественное и преступ­ное; оно заслуживает того, чтобы распасться и погиб­нуть.

Политика есть искусство права, т.е. умение создавать ясную, жизненную и гибкую правовую норму. Государство, издающее законы темные и непонятные, несправедливые и двусмысленные, нежизненные, педантичные и мертвые — подрывает в народе доверие к праву и лояльности, развя­зывает произвол и подкупность в правителях и судьях и са­мо подрывает свою прочность.

Политика есть искусство справедливости, т.е. умение вчувствоваться в личное своеобразие людей, умение бе­речь индивидуального человека. Государство, несущее всем несправедливое уравнение, не умеющее видеть свое­образие (т.е. естественное неравенство!) живых людей и потому попирающее живую справедливость — накопляет в народе те отрицательные заряды, которые однажды взор­вут и погубят его.

Такова сущность истинной политики. Она творится че­рез государственную власть и потому должна держать это орудие в чистоте; государственная власть, став бес­честной, свирепой и жадной — заслуживает свержения и позорной гибели. Политика дает человеку власть, но не для злоупотребления и не для произвола; грязный человек, злоупотребляющий своей властью, и произволяющий — является преступником перед народом. Напротив, истин­ный политик переживает свое властное полномочие как служение, как обязательство, как бремя и стремится по­стигнуть и усвоить искусство властвования. И пока его ис­кусство не справилось и не нашло творчески верное раз­решение задачи, и пока он сам не освобожден от своего обязательства, он должен нести бремя своего служения, — ответственно и мужественно, — хотя бы дело шло о его лич­ной жизни и смерти. Государственная власть есть не легкая комедия и не маскарад, где снимают маску, когда захочет­ся. Нет, ей присуща трагическая черта; она каждую ми­нуту может превратиться в трагедию, которая захватит и личную жизнь властителя и общую жизнь народа. Поэтому истинный политик обязан рисковать своею жизнью, подоб­но солдату в сражении; и именно поэтому люди робкие и трусливые не призваны к политике.

И вот истинный политический успех доступен только тому, кто берется за дело с ответственностью и любовью...

Нет ничего более жалкого, как бессовестный и безответ­ственный политик: это человек, который желает фигуриро­вать, но не желает отдаться целиком своему призванию; который в своей деятельности всегда не на высоте; который не умеет расплачиваться своею земною личностью; ко­торый бежит от своей собственной тени. Это трус по призванию, который не может иметь политического ус­пеха.

И нет ничего более опасного и вредного, как политик, лишенный сердца: это человек, который лишен главного органа духовной жизни; который не любит ни своего ближнего, ни своего отечества; — который не знает вернос­ти, этого выражения любви, но способен к ежеминутному предательству; который с самого начала уже предает вся­кое свое начинание; который не имеет ни одного Божьего луча для управляемой им страны; циник по призванию, который может иметь «успех» в личной карьере, но никогда не будет иметь истинного политического успеха. Вокруг его имени может подняться исторический шум, который глуп­цы и злодеи будут принимать за «славу». Вокруг него могут пролиться потоки крови; от него могут произойти катастрофические бедствия и страдания; но творческих путей он не найдет для своего народа.

История знает таких тиранов; но никаких Неронов, ни­каких Цезарей Борджиа, никаких Маратов не чествовали так, как их чествуют ныне при жизни и по смерти. Совре­менные люди утратили живое чувство добра и зла; они принимают извращения за достижения, низкую интригу за проявление ума, свирепость за героическую волю, про­тивоестественную утопию за великую мировую «програм­му». Наши современники забыли драгоценные аксиомы по­литики, права, власти и государства. Они «отменили» дья­вола, чтобы предаться ему и поклониться ему...

И величайший, позорнейший провал мировой истории (русскую революцию) они переживают как величайший политический успех.

Но час недалек и близится отрезвление.

(Забытые аксиомы)

Самые опасные предрассудки это те, которые замал­чиваются и не выговариваются. Так обстоит особенно в по­литике, где предрассудки цветут буйно и неискоренимо. И вот первый политический предрассудок должен быть формулирован так:

«Что такое политика — известно каждому, тут не о чем разговаривать»...

«Известно каждому»... Но откуда же это ему известно? Откуда приходит к людям верное понимание всего того тонкого, сложного и судьбоносного, что таит в себе поли­тика? Что же, это правильное постижение присуще людям «от природы»? Или, может быть, оно дается им во сне? Откуда этот предрассудок, будто каждому человеку «само собой понятно» все то, что открывается только глубокому, дальнозоркому и благородному духу? Не из этого ли предрассудка вырос современный политический кризис? Недаром человечество постепенно приходит к тому убеж­дению, что наш век есть эпоха величайших политических неудач, известных в мировой истории. И может быть, уже пора извлечь уроки из этих неудач и подумать о новых пу­тях, ведущих к спасению...

Было бы необычайно интересно и поучительно просле­дить через всю историю человечества и установить, какие данные, какие предпосылки ведут к настоящему полити­ческому успеху и что надо делать, чтобы добиться в жизни такого подлинного политического успеха? В этой области человеческий опыт чрезвычайно богат и поучителен — от древности до наших дней... Кто, собственно говоря, имел политический успех? Какими путями он шел к нему? Кто, наоборот, терпел крушение и почему? И в конце концов, что же такое есть «политический успех» и в чем он состо­ит?

Установим прежде всего, что в неопределенной и легко вырождающейся сфере «политики» отдельные люди и це­лые партии могут иметь кажущийся успех, который в дей­ствительности будет фатальным политическим провалом. Люди, слишком часто говоря о политике, разумеют всякие дела, хлопоты и интриги, которые помогают им захватить государственную власть, не останавливаясь ни перед ка­кими подходящими средствами, фокусами, подлостями и преступлениями. Люди думают, что все, что делается ради государственной власти, из-за нее, вокруг нее и от ее ли­ца, — что все это «политика», совершенно независимо от того, каково содержание, какова цель и какова ценность этих деяний. Самая коварная интрига, самое отвратитель­ное преступление, самое гнусное правление является с этой точки зрения «политикой», если только тут замешана госу­дарственная власть.

Так, история знает людей и партии, которые делали свою скверную и преступную политику, нисколько не за­ботясь и даже не помышляя об истинных целях и задачах государства, о политическом общении, о благе народа в це­лом, о судьбах нации, о родине и об ее духовной культуре. Они искали власти, они желали править и повелевать. Иногда они совсем даже не знали, что они будут делать после захвата власти. Иногда они открыто выговаривали, что они преследуют интересы одного-единственного класса и ничего не желают знать о народе в целом или об отечест­ве. Они бывали готовы жертвовать народом, родиной, ее свободой и культурой — во имя захвата власти и во имя классового злоупотребления ею. Иногда же они обманно прикрывались «социальною программой» с тем, чтобы после захвата власти творить свои собственные желания, вожделения и интересы... История знает множество аван­тюристов, честолюбцев, хищников и преступников, овла­девших государственной властью и злоупотреблявших ею. Нужно быть совсем слепым и наивным, чтобы сопричис­лять эти разбойничьи дела к тому, что мы называем По­литикой.

Когда мы видим в древней Греции в эпоху Пелопонес­ской войны, как люди высшего класса связуются такими обязательствами: «Клянусь, что я буду вечным врагом на­рода и что сделаю ему столько зла, сколько смогу» (см. у Аристотеля и Плутарха), то мы отказываемся признать это «политической деятельностью»... Когда в той же Гре­ции властью овладевают повсюду честолюбивые, жадные и легкомысленные тираны, то это не Политика, а гибель политики. Когда в Милете демократы, захватив власть, забирают детей богатого сословия и бросают их под ноги быкам, а аристократы, вернувшись к власти, собирают де­тей бедного сословия, обмазывают их смолой и сожига-ют живыми (см. у Гераклида Понтийского)25, то это не По­литика, а ряд позорных злодеяний.

Когда мы изучаем историю таких римских «цезарей», как Тиберий, Калигула, Нерон, Вителлий, Домициан, то мы чувствуем, что задыхаемся от отвращения ко всем их ни­зостям и жестокостям, к их разврату и злодейству — и нет тех аргументов, которые заставили бы нас признать их дея­тельность «политической» и «государственной»: она ос­тается криминальной и развратной.

Когда в Италии в XV веке воцаряются тираны,— почти в каждом городе свой, — то их злодейства можно называть «политикой» только по недоразумению. Нет того веролом­ства, нет той жестокости, нет того ограбления, нет того кощунства, которого бы они не совершали; нет той про­тивоестественности, перед которой они останавливались бы. Такие имена, как Галеаццо Мария Сфорца, Ферранте Аррагонский, Филипп Мария Висконти, Сигизмунд Малатеста, Эверсо д'Ангвиллари26 — должны найти себе место в истории мировых преступников, а не в истории Политики. Ибо политика имеет свои здоровые основы, свои благород­ные, духовные аксиомы, — и тот, кто их попирает, при­числяет сам себя к злодеям.

Робеспьер, Катон и Марат были не политические деяте­ли, а палачи. Тоталитарные деспоты и террористы наших дней позорят политику и злоупотребляют государством; им место среди параноиков, прогрессивных паралитиков и преступников, а не среди политических правителей.

И вот если такие люди «имели успех», если им удава­лось захватить в государстве власть и осуществить в своей жизни торжество произвола и своекорыстия, то это оз­начает, что они «преуспели» в своей частной жизни, на горе народу и стране, а сам народ переживал эпоху бедствий и унижений, может быть, прямую политическую катастрофу. С формальной точки зрения их житейская борьба и их карьера имела «политический» характер, потому что они добивались государственной власти и захватывали ее. Но по существу дела их деятельность была антиполитической и противогосударственной. Как авантюристы и карьерис­ты — они «преуспевали», но как «политики» они осуществ­ляли позорный провал, ибо они губили свой народ в нужде, страхе и унижениях. Их «орудие» — государственный ап­парат — имело политический смысл и государственное значение: но их цель попирала всякий политический смысл и последствия их дел были государственно-разрушитель­ны. Тот путь, которым они шли, казался им, а может быть и народной массе — «политическим», но то, что они делали, и способ их деятельности, и создаваемое ими — все это бы­ло на самом деле противогосударственно, противообщест­венно, праворазрушительно, антиполитично и гибельно: источник несправедливостей, бесчисленных страданий, ненависти, убийств, развала и разложения.

Все это означает, что Политику нельзя рассматривать формально и расценивать по внешней видимости. Она не есть дикая скачка авантюристов; она не есть погоня пре­ступников за властью. Есть основное и общее правило, сог­ласно которому никакая человеческая деятельность не определяется теми средствами или орудиями, которые она пускает в ход, — ни медицина, ни искусство, ни хозяйство, ни политика. Все определяется и решается тою высшею и предметною жизненной целью, которой призваны служить эти средства. Государственная власть есть лишь средство и орудие, призванное служить некой высшей цели; и не бо­лее того. Дело определяется тем великим, содержатель­ным заданием, которому государственная власть призвана служить и в действительности служит. Политика не есть пустая «форма» или внешний способ, она зависит от цели и задания, так что цель определяет и форму власти и способ ее осуществления. Политика есть сразу: и содержание и форма. И поэтому истинный политический успех состоит не в том, чтобы завладеть государственной властью, но в том, чтобы верно ее построить и направить ее к верной и высо­кой цели.

Итак, надо различать истинный политический успех и мнимый. Частный, личный жизненный «успех» тирана есть мнимый успех. Истинный успех есть публичный успех и расцвет народной жизни. И если кто-нибудь удовлетво­ряется устройством своей личной карьеры и пренебрегает благополучием народа и расцветом его национальной жиз­ни, то он является предателем своего народа и государ­ственным преступником.

Итак, что же есть истинная политика? Политика есть прежде всего служение — не «карье­ра», не личный жизненный путь, не удовлетворение тщес­лавия, честолюбия и властолюбия. Кто этого не понимает или не приемлет, тот не способен к истинной политике: он может только извратить ее, опошлить и сделать из нее карикатуру или преступление. И пусть не говорят нам, что «большинство» современных политиков смотрит на дело «иначе»: если это так, то все беды, опасности и гнусности современной «политики» объясняются именно этим.

Служение предполагает в человеке повышенное чув­ство ответственности и способность забывать о своем лич­ном «успехе-неуспехе» перед лицом Дела.

Истинное политическое служение имеет в виду не от­дельные группы и не самостоятельные классы, но весь на­род в целом. Политика по существу своему не раскалывает людей и не разжигает их страсти, чтобы бросить их друг на друга; напротив, она объединяет людей на том, что им всем обще. Народная жизнь органична: каждая часть нуж­дается в остальных и служит им; ни одна часть не может и не смеет подавлять остальные, используя их безответст­венно. Каждый из нас заинтересован самым реальным об­разом в благополучии каждого из своих сограждан; один бедствующий без помощи ставит всех в положение черст­вых предателей; один нищий есть угроза всем; один за­болевший чумою заразит всех; и каждый сумасшедший, каждый запойный пьяница, каждый морфинист есть общая опасность. Поэтому истинная политика утверждает орга­ническую солидарность всех со всеми. И поэтому истин­ный политический успех доступен только тому, кто живет органическим созерцанием и мышлением.

Такая программа всеобщей органической солидар­ности ясна далеко не всем, и чем более человек духовно близорук и своекорыстен, тем менее она ему доступна. Ис­тория знает бесчисленное множество живых примеров то­го, что массы совсем не желали настоящей политики и соответствующей ей программы, а валили за антиполити­ческими и противогосударственными предложениями де­магогов. В XIX веке такую разрушительную практику, такой политический разврат формулировал и провозгла­сил Карл Маркс, с его классовой партией и программой...

Но мудрые и верные отнюдь не должны соблазняться этим: они должны блюсти свое понимание и свою програм­му даже тогда, если это грозит им изоляцией и преследова­ниями. Надо иметь достаточно гражданского мужества, чтобы справиться и с изоляцией, чтобы принять и пресле­дование, иными словами, чтобы примириться со своим лич­ным политическим неуспехом. Надо быть уверенным, что придет иное время, придут иные, отрезвленные и умудрен­ные поколения, которые признают этот кажущийся полити­ческий «провал», за истинный политический успех и найдут настоящие верные слова для осуждения политического разврата.

Но если настоящий политик встретит сочувствие у своих современников, тогда он должен повести борьбу и попытаться увлечь на верный путь широкие круги народа. Ибо политика есть искусство объединять людей — приво­дить к одному знаменателю многоголовые и разнообраз­ные желания. Здесь дело не в том, чтобы люди «сговори­лись друг с другом на чем угодно», ибо они могут согла­ситься и на антиполитической программе и на противогосу­дарственных основах: сговариваются ведь и разбойники, и экспроприаторы, и террористы, и детопокупатели... Нуж­но политическое единение, политическое и по форме, и по содержанию: лояльное, правовое, свободное по форме и общенародное, справедливое, органическое и зиждущее по содержанию. И в этом состоит задача истинной политики.

Поэтому политика есть волевое искусство — искусство социального воления. Надо организовать и верно выразить единую всенародную волю, и притом так, чтобы это едине­ние не растратило по дороге силу совокупного решения. Ибо история знает множество примеров, где «единение» с виду удавалось, но на самом деле уже не имело за собою реальной волевой силы: попутно делалось так много «не­желательных уступок», заключались направо и налево та­кие неискренние, лукавые «компромиссы», что люди охла­девали и только притворялись «согласными»; на самом же деле никто уже не хотел — ни единения, ни его программы, и когда начиналось строительство, то все рушилось, как карточный дом. Вот почему политика есть искусство сов­местного и решительного воления: безвольная политика есть недоразумение или предательство, всегда источник ра­зочарования и бедствий.

Отсюда вытекает, что политика нуждается в свободной и необманной (искренней) воле. Истинное единение по­коится на добровольном согласии: люди должны объеди­няться не по принуждению, не из страха, не по лукавству и не для взаимного обмана. Чем меньше интриги в полити­ке, тем она здоровее, глубже и продуктивнее. Комплот обманщиков, провокаторов, диверсантов, словом — лю­дей бесчестных и безответственных никогда не создаст ни здорового государства, ни верной политики. Чем боль­ше в политике конспирации, тем больше в ней лжи и обма­на. Чем сильнее влияние таинственной и двусмысленной закулисы, тем больше лжи, предательства, своекорыстия будет в политической атмосфере. Нельзя объединить и со­гласить всех, это не удастся никогда. Надо объединить лучших, умнейших, способных к ответственному слу­жению, не связанных никакими закулисными «приказами» и «запретами», а это объединение должно позвать за со­бой разумное большинство общества и народа. И при этом надо всегда помнить, что это «большинство» неспособно творить и создавать, созерцать и строить политику: оно способно только отзываться на идею и поддерживать про­грамму. Всегда все значительные и великие реформы вы­нашивались инициативным меньшинством и им же прово­дились в жизнь, а большинство только соглашалось, участ­вовало и подчинялось. Это отнюдь не означает призыва к тоталитарному строю, самому больному, извращенному и унизительному из всех политических режимов. Но это означает призыв — не переоценивать голос массы в полити­ке, ибо масса не живет органическим созерцанием и мыш­лением, доступным только лучшему меньшинству, которое и призвано осуществлять его и вовлекать в него массу до-казыванием и показыванием...

Для того, чтобы создать это единение, лучшие люди на­рода (т. е. именно те, которые хотят и могут служить общей органической солидарности) должны договориться и со­гласиться друг с другом, крепко сомкнуть свои ряды и за­тем приступить к объединению народа. Если лучшие по­литики страны этого не сделают, то это дело будет вырвано у них противогосударственными антиполитиками. Это зна­чит, что политика требует отбора лучших людей — прозор­ливых, ответственных, несущих служение, талантливых организаторов, опытных объединителей. Каждое госу­дарство призвано к отбору лучших людей. Народ, которому такой отбор не удается, идет навстречу смутам и бедст­виям. Поэтому все то, что затрудняет, фальсифицирует или подрывает политически-предметный отбор лучших людей — вредит государству и губит его: всякая власто­любивая конспирация, всякие честолюбиво-партийные интриги, всякая продажность, всякое политическое кумов­ство, всякая семейная протекция, всякое привлечение го­сударственно-негодных элементов к голосованию, всякое укрывательство, всякое партийное, племенное и исповедное выдвижение негодных элементов... Кто желает истинного политического успеха, тот должен проводить всеми силами предметный отбор лучших людей.

И вот то, что этот отбор может и должен предложить народу, есть осуществимый оптимум в пределах общей ор­ганической солидарности. Тут немедленно возникает ряд вопросов: чего искать? какова наша цель? в чем наша все­народная солидарность? как осуществлять эту цель? какие меры необходимы? какие законы должны быть изданы? и возможно ли немедленно отыскать и осуществить «всеоб­щую справедливость»? В ответ на эти вопросы необходимо всегда находить и предлагать — наилучший исход из осу­ществимых. Никогда не следует мечтать о максимуме и ставить себе максимальные задачи: из этого никогда ни­чего не выйдет, кроме обмана, разочарования, ожесточе­ния и демагогии. Нужен не фантастический максимум, а наилучшее из осуществимого (трезвый оптимизм)!

Это означает сразу: политика невозможна без идеа­ла; политика должна быть трезво-реальной. Нельзя без идеала; он должен осмысливать всякое мероприятие, про­низывать своими лучами и облагораживать всякое реше­ние, звать издали, согревать сердца вблизи... Политика не должна брести от случая к случаю, штопать наличные ды­ры, осуществлять безыдейное и беспринципное торга­шество, предаваться легкомысленной близорукости. Ис­тинная политика видит ясно свой «идеал» и всегда сох­раняет «идеалистический» характер.

И в то же время она должна быть трезво-реальной. Ее трезвый «оптимум» не должен покоиться на иллюзиях и не смеет превращаться в химеру. Но именно сюда ведет полное невежество массы, слепое доктринерство полуобра­зованных демагогов; и хуже всего бывает, когда такое доктринерство имеет успех у невежественной толпы и ког­да ему удается закрепить свою власть системой террора.

Трезвый и умный «оптимум» (наилучшая возможность! наибольшее из осуществимого!) всегда учитывает все реальные возможности данного народа, данный момент времени, наличные душевные, хозяйственные, военные и дипломатические условия. Этот оптимум должен быть ис­торически обоснованным, почвенным, зорко рассчитан­ным — реализуемым. Истинная политика — сразу идеа­листична и реалистична. Она всегда смотрит вдаль, впе­ред — на десятилетия или даже на столетия; она не за­нимается торгашеством по мелочам. И в то же время она всегда ответственна и трезва; и не считается с утопиями и противоестественными химерами. Политика без идеи ока­зывается мелкой, пошлой и бессильной; она всех утомляет и всем надоедает. Политика химеры есть самообман; она растрачивает силы и разочаровывает народ. Истинная же политика имеет крупные очертания, она значительна и бла­годетельна; и силы ее возрастают от осуществления и в то же время она никого не обманывает, но экономит силы и поощряет народное творчество. Ее судит время; и сужде­ние грядущих поколений всегда оправдывает ее.

Для того, чтобы осуществить в жизни этот возможный «оптимум», политика нуждается в возможно лучшем го­сударственном устройстве и возможно лучшем замещении правительственных мест.

Государство есть властная организация; но оно есть в то же время еще и организация свободы. Эти два тре­бования, как две координаты, определяют его задачи и его границы. Если не удается организация власти, то все рас­падается в беспорядке, все разлагается в анархии, — и го­сударство исчезает в хаосе. Но если государство пренебре­гает свободой и перестает служить ей, то начинаются су­дороги принуждения, насилия и террора, — и государство превращается в великую каторжную тюрьму. Верное раз­решение задачи состоит в том, чтобы государство почер­пало свою силу из свободы и пользовалось своей силой для поддержания свободы. Иными словами — граждане должны видеть в своей свободе духовную силу, беречь ее и возводить свою духовную свободу и силу к государствен­ной власти. Свобода граждан должна быть верным и могу­чим источником государственной власти.

Власть призвана повелевать и, если нужно — принуж­дать, судить и наказывать. В государстве никогда не долж­на иссякать импонирующая воля; сила его императива должна быть всегда способна настоять на своем и вызвать повиновение. Но это господство должно непременно обес­печивать гражданам свободу, уважать ее и блюсти ее. Внешняя деятельность государства (устройство порядка, взыскание налогов, законодательство, суд, администрация, организация армии) не есть нечто самостоятельное и не может держаться как чисто внешний процесс, как дело «по­гонщика». Если вся эта деятельность становится чисто внешним делом (вынуждения, выжимания, проталкива­ния, приговаривания, наказывания, «окрики» и казни), чем-то механическим, нажимом и прижимом, взывающим не к сердцу и духу, а к страху и голоду (как в тоталитар­ных государствах), то государство рано или поздно терпит крушение и разлагается. Ибо на самом деле государствен­ная жизнь есть выражение внутренних процессов, совер­шающихся в народной душе — инстинктивных влечений, мотиваций, волевых решений, импонирования, самовмене­ния, повиновения, дисциплины, уважения и патриоти­ческой любви. Государство и политика живут правосозна­нием народа и почерпают свою силу и свой успех именно в нем. И здесь важно — с одной стороны, правосознание лучших людей, с другой стороны, правосознание массы, ее среднего уровня. Держится правосознание — и государст­во живет; разлагается, мутится, слабеет правосознание — и государство распадается и гибнет. Правосознание же состоит по существу своему в свободной лояльности.

Вот почему всякая истинная политика призвана к вос­питанию и организации национального правосознания. Это воспитание должно совершаться в свободной лояль­ности (не в запугивающем рабстве!) и приучать граждан к свободной лояльности, т.е. к добровольному блюдению права. Поэтому настоящий и мудрый политик должен за­ботиться о том, чтобы государственное устройство и состав правительства были приемлемы для национального право­сознания и действительно вызывали в нем и сочувствие и готовность к содействию. Так, если народное правосозна­ние мыслит и чувствует авторитарно, то демократический строй ему просто не удастся. Напротив, правосознание с индивидуалистическим и свободным укладом не вынесет тирании. Нелепо навязывать монархический строй наро­ду, живущему республиканским правосознанием; глупо и гибельно вовлекать народ с монархическим правосоз­нанием в республику, которая ему чужда и неестествен­на. Государственное устройство и' правление суть «функ­ции» внутренней жизни народа, ее выражения, ее проявле­ния, ее порождения: они суть функции его правосознания, т. е. его духовного уклада во всем его исторически воз­никшем своеобразии.

Всякий истинный политик знает, что государственная власть живет свободным правосознанием граждан, по­этому она должна давать этой свободе простор для здоро­вого дыхания и выражать эту свободу в жизни. А народ призван заполнять свою свободу лояльностью и видеть в правительстве — свое правительство, ограждающее его свободу и творчески поддерживаемое народом. Поэтому истинная государственная власть призвана не только «вя­зать», но и освобождать и не только освобождать, но и приучать граждан к добровольному самообязыванию. Власть «вяжет», чтобы обеспечивать людям свободу; она освобождает, чтобы люди учились добровольному подчине­нию и единению.

Однако государственная власть отнюдь не призвана к тому, чтобы развязывать в народе злые силы. Горе народу, если возникнет такая власть,— все равно, будет ли она ос­вобождать зло по глупости или в силу порочности. Свобода не есть разнуздание злых и право на злые дела. Отрицательные силы должны обуздываться и обезвреживаться; иначе они злоупотребят свободой, скомпрометируют ее и погубят. Зло должно быть связано для того, чтобы добро было свободно и безбоязненно развертывало свои силы. Поэтому истинная политика властно связует и упорядочи­вает жизнь, чтобы тем освобождать и поощрять лучшие силы народа.

Но и связанные силы зла не должны гибнуть. Истин­ная политика мудра, осторожна и экономит силы народа. Поэтому ей присуще искусство — щадить отрицательные силы и волевые их заряды и находить для них положитель­ное применение, указуя злому, завистнику, разрушителю, преступнику, разбойнику, бунтовщику и предателю воз­можность одуматься и приняться за положительный труд...

Такова сущность истинной политики. Таков путь, веду­щий к истинному политическому успеху.

Политика есть искусство свободы, воспитание самос­тоятельно творящего субъекта права. Государство, пре­зирающее свободную человеческую личность, подавляю­щее ее и исключающее ее — есть тоталитарное государ­ство, учреждение нелепое, противоестественное и преступ­ное; оно заслуживает того, чтобы распасться и погиб­нуть.

Политика есть искусство права, т.е. умение создавать ясную, жизненную и гибкую правовую норму. Государство, издающее законы темные и непонятные, несправедливые и двусмысленные, нежизненные, педантичные и мертвые — подрывает в народе доверие к праву и лояльности, развя­зывает произвол и подкупность в правителях и судьях и са­мо подрывает свою прочность.

Политика есть искусство справедливости, т.е. умение вчувствоваться в личное своеобразие людей, умение бе­речь индивидуального человека. Государство, несущее всем несправедливое уравнение, не умеющее видеть свое­образие (т.е. естественное неравенство!) живых людей и потому попирающее живую справедливость — накопляет в народе те отрицательные заряды, которые однажды взор­вут и погубят его.

Такова сущность истинной политики. Она творится че­рез государственную власть и потому должна держать это орудие в чистоте; государственная власть, став бес­честной, свирепой и жадной — заслуживает свержения и позорной гибели. Политика дает человеку власть, но не для злоупотребления и не для произвола; грязный человек, злоупотребляющий своей властью, и произволяющий — является преступником перед народом. Напротив, истин­ный политик переживает свое властное полномочие как служение, как обязательство, как бремя и стремится по­стигнуть и усвоить искусство властвования. И пока его ис­кусство не справилось и не нашло творчески верное раз­решение задачи, и пока он сам не освобожден от своего обязательства, он должен нести бремя своего служения, — ответственно и мужественно, — хотя бы дело шло о его лич­ной жизни и смерти. Государственная власть есть не легкая комедия и не маскарад, где снимают маску, когда захочет­ся. Нет, ей присуща трагическая черта; она каждую ми­нуту может превратиться в трагедию, которая захватит и личную жизнь властителя и общую жизнь народа. Поэтому истинный политик обязан рисковать своею жизнью, подоб­но солдату в сражении; и именно поэтому люди робкие и трусливые не призваны к политике.

И вот истинный политический успех доступен только тому, кто берется за дело с ответственностью и любовью...

Нет ничего более жалкого, как бессовестный и безответ­ственный политик: это человек, который желает фигуриро­вать, но не желает отдаться целиком своему призванию; который в своей деятельности всегда не на высоте; который не умеет расплачиваться своею земною личностью; ко­торый бежит от своей собственной тени. Это трус по призванию, который не может иметь политического ус­пеха.

И нет ничего более опасного и вредного, как политик, лишенный сердца: это человек, который лишен главного органа духовной жизни; который не любит ни своего ближнего, ни своего отечества; — который не знает вернос­ти, этого выражения любви, но способен к ежеминутному предательству; который с самого начала уже предает вся­кое свое начинание; который не имеет ни одного Божьего луча для управляемой им страны; циник по призванию, который может иметь «успех» в личной карьере, но никогда не будет иметь истинного политического успеха. Вокруг его имени может подняться исторический шум, который глуп­цы и злодеи будут принимать за «славу». Вокруг него могут пролиться потоки крови; от него могут произойти катастрофические бедствия и страдания; но творческих путей он не найдет для своего народа.

История знает таких тиранов; но никаких Неронов, ни­каких Цезарей Борджиа, никаких Маратов не чествовали так, как их чествуют ныне при жизни и по смерти. Совре­менные люди утратили живое чувство добра и зла; они принимают извращения за достижения, низкую интригу за проявление ума, свирепость за героическую волю, про­тивоестественную утопию за великую мировую «програм­му». Наши современники забыли драгоценные аксиомы по­литики, права, власти и государства. Они «отменили» дья­вола, чтобы предаться ему и поклониться ему...

И величайший, позорнейший провал мировой истории (русскую революцию) они переживают как величайший политический успех.

Но час недалек и близится отрезвление.