§ 3. Вопрос о природе преступной небрежности в советской юридической литературе

Исходя из положений диалектического материализма О'товместимости детерминизма со способностью человека действовать иначе, чем он действовал в данном конкретном случае, советские юристы обосновывают уголовную

78

ответственность за преступную небрежность как с точки) зрения целесообразности наказания, так и с Точки зрения его справедливости. При этом в советской юридической литературе не вызывает сомнений, что ответственность за преступную небрежность не представляет собой объективного вменения за фактически наступивший общественно- I опасный результат, что преступная небрежность тоже содержит в себе определенное психическое отношение к I наступившему последствию и, следовательно, является» видом вины '.

Однако, доказывая существование психического отношения лица, действующего с преступной небрежностью, к наступившему общественно-опасному последствию, советские юристы идут различными путями.

Одна часть советских юристов, исследуя природу неосторожной вины, пытается сблизить ее с умыслом. Так, было высказано мнение, что различие между умыслом и неосторожностью имеет не качественный, а количественный характер, а именно, различие состоит лишь в том, что «при неосторожности воля и сознание лица проявляются с меньшей интенсивностью, чем при умысле...»2.

Приведенное положение было бы безупречным, если бы отношение к последствию при обеих формах вины характеризовалось различной степенью воления резуль- . тата и его предвидения. Между тем при неосторожности, | в отличие от умысла, вовсе отсутствует воля причинить результат; более того, лицо не предвидит наступления ' общественно-опасного последствия в данных конкретных условиях. Последний момент особенно ясно выступает при преступной небрежности. Не говоря уже о тех возможных

1                            Несколько иную позицию в этом вопросе   занимает проф. М. А. Ч е л ь ц о в, который как будто склоняется к отрицанию момента вины при преступной небрежности. Так, в статье «Спорные вопросы учения о преступлении» проф. М. А. Чельцов писал: «Практически необходимость усиленной охраны особо ценных благ заставляет законодателя признать неосторожную вину как вину уголовно-правовую. Однако существует  настолько резкое  отличие в условиях ответственности за неосторожную вину (привлечение только при наличии результата!) от привлечения за умышленную вину, что некоторые авторы склонны считать ответственность за неосторожность своеобразным остатком царившей некогда объективной ответственности» («Социалистическая законность» 1947 г. № 4, стр. 9.)

2                      Г. К. М а т в е е в, Вина в советском гражданском праве, 1955, Издательство Киевского университета, Киев, 1955, стр. 275.

79

случаях преступной небрежности, когда лицо не осознает даже поведения, вызвавшего последствия (например, лицо по рассеянности не совершает требуемого и ожидаемого действия и таким путем причиняет последствие или причиняет его непроизвольным и неосознанным действием), и в других случаях, когда само действие носит волевой характер, нельзя установить к последствию положительного психического отношения, которое отличалось бы лишь меньшей интенсивностью, то есть меньшим его волением или предвидением, чем при умысле '. При таких условиях нельзя утверждать, что это различие носит лишь количественный характер, напротив того, оно имеет качественный характер 2.

Утверждая, что между умыслом и неосторожностью существует лишь количественное различие и что неосторожность содержит моменты сознания и воли, Г. К- Матвеев в то же время не уточнил, в чем выражаются эти моменты при рассматриваемом виде вины Это делают другие советские авторы, которые стараются обнаружить в преступной небрежности сознательное отношение лица к преступному деянию

Дальше всех в этом отношении идет цивилист О. С. Иоффе, который приурочивает момент сознания к наступившему общественно-опасному последствию. Исходя из положения, что всякая вина предполагает осознание

1                     Не без основания преступную небрежность именуют «неосознанной неосторожностью» Это вполне согласовано с данными советской психологии « действие,— говорит С Л Рубинштейн, — назовут не сознательным, если не осознано было существенное последствие или результат этого действия который при данных обстоятельствах закономерно из него вытекает и который можно было предвидеть», цитированное сочинение, стр 10)

2                    На этом качественном разлищи, существующем между умыслом и неосторожностью, основано требование некоторых криминалистов, предлагающих отказаться от термина «неосторожное убийство» и заменить его термином «неосторожное причинение смерти». Такое требование мотивируют   тем, что   понятие   «убийства» непременно предполагает умышленное причинение смерти и не объем-лет по своей природе совершенно другого деяния, лишения жизни по неосторожности. В связи с этим проф   М Д Шаргородский замечает, что « под словом «убийца» мы в быту вовсе не понимаем человека, неосторожно лишившего кого нибудь жизни, а с точки зрения уголовно-политической нецелесообразно применять понятие самого тяжелого преступления против личности к случаям неосторожного деяния» (М  Д  Шаргородский,   Преступления против жизни и здоровья Юриздат, 1948, стр. 38; см. также стр. 194),.

30

причинной связи между действием и наступившим результатом и осознание общественной значимости действия и наступившего результата, О. С. Иоффе пытается доказать существование этих моментов и при преступной небрежности.

Противопоставляя преступную небрежность другим видам вины, О. С. Иоффе отмечает, что при обоих видах умысла и преступной самонадеянности у лица имеется конкретное осознание причинной связи между своим противоправным поступком и наступившим последствием в то время, как при преступной небрежности лицо н.е ,щэед; | видит конкретной причинной связи между своим действием / и наступившим последствием, но сознает, что последствия,/ аналогичные тем, которые имели место в действительно-' сти, могут наступить в результате его поведения. «Сущность абстрактного предвидения, — замечает О. С. Иоффе, — заключается в общей осведомленности лица о способности совершенных им действий вызвать фактически наступившие последствия» '. Вместе с тем у лица, действующего с преступной небрежностью, по мнению О. С. Иоффе, имеется и сознание общественной опасности деяния: «...абстрактно осознавая возможность наступления определенных последствий, правонарушитель осознает также их отрицательное значение для общества в целом или для того советского гражданина, охраняемые законом интересы которого могут быть подвергнуты ущемлению» 2.

Положение О. С. Иоффе о наличии в преступной небрежности сознательного отношения к наступившему общественно-опасному последствию не может быть признано обоснованным. Прежде всего лицо при преступной небрежности может не сознавать даже общей, абстрактной возможности последствия, то есть не иметь «общей осведомленности... о способности совершенных действий вызвать фактически наступившие последствия». Нередко неосторожное преступление совершается лицом именно вследствие того, что оно не позаботилось приобрести соответствующие знания и опыт, дающие возможность предвидеть причинные связи конкретных явлений.

,S" Иоффе, Ответственность по советскому гражданскому ^'^Издательство Ленинградского университета, 1955, стр 124. i T а м же.

6 В  Г. Макашвили                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                            д|

Но даже и в тех случаях, когда лицо вообще располагает достаточными знаниями и опытом для того, чтобы предвидеть наступление вредных последствий, мы имеем дело с преступной небрежностью только тогда, когда эти знания и опыт в момент совершения деяния остались неприменен-ными, когда под влиянием каких-либо причин лицо не осознавало, что его действие способно вызвать преступное последствие, хотя могло и должно было это сознавать. Эти его знания и опыт являются для нас доказательством возможности для лица предвидеть последствие, а не действительного предвидения. Если же лицо в момент совершения действия сознавало, что такого рода действие может вызвать наступление вредного последствия, но надеялось его избежать, то в таком случае мы имеем дело не с преступной небрежностью, а с преступной самонадеянностью.

Не подтверждают точки зрения О. С. Иоффе и примеры, которыми он оперирует для обоснования своих положений.

Всю область преступной небрежности О. С. Иоффе подразделил на две группы. К первой группе он относит случаи, когда лицо в момент действия сознает, что не предпринимает всех мер предосторожности; ко второй —• случаи, когда лицо в момент действия считает, что им приняты все требуемые обстоятельствами меры предосторожности.

Для иллюстрации первой группы О. С. Иоффе приводит следующий случай из судебной практики: «М., помощник машиниста паровозного депо, производил замер нефти в баке, пользуясь освещением керосиновой коптилки. От происшедшего вследствие этого взрыва М. получил увечье. Верховный Суд усмотрел преступную небрежность в действиях администрации, допустившей освещение замера нефти керосиновой коптилкой» х.

В действиях администрации О. С. Иоффе усматривает не преступную самонадеянность, а преступную небрежность. В основе своего взгляда О. С. Иоффе кладет следующие соображения: при самонадеянности лицо рассчитывает предотвратить последствие своими собственными силами. Такой расчет на собственные силы может иметь место лишь тогда, когда лицо представляет себе конк-рет-

1 О. С. И о ф ф е, Ответственность по советскому гражданскому праву, 1955, стр. 121—122.

82

ное развитие причинной связи между своим поступком и наступившим вредом. В данном случае конкретного предвидения причинной связи не было: «Предоставляя же своим работникам для освещения замера нефти керосиновые коптилки, администрация паровозного депо не предвидела и не могла предвидеть, что именно М. потерпит увечье. Несчастный случай мог произойти не с М., а с кем-либо другим или даже и вовсе не произойти» '. Ввиду того, что у администрации имелось общее, абстрактное предвидение вреда, О. С. Иоффе считает, что в действиях администрации имеется преступная небрежность.

С рассуждениями О. С. Иоффе вряд ли можно согласиться. Прежде всего, как нами уже отмечалось, лицо, действующее с преступной самонадеянностью, ошибочно представляет себе именно конкретное течение причинной связи, так как необоснованно рассчитывает на определенные силы, которые, по его мнению, воспрепятствуют наступлению вреда.

Далее, само предвидение конкретной причинной связи, которое в действительности характерно только для умысла, О. С. Иоффе понимает слишком ограниченно. Как указывается в Учебнике по уголовному праву ВИЮН, «для наличия умысла достаточно, чтобы предвидение развития причинной связи имелось лишь в общих родовых чертах» 2. Для умысла не требуется также, чтобы лицо предвидело причинение вреда именно определенному конкретному человеку, а достаточно предвидеть, что действие может причинить вред человеку вообще. Далее для умысла не требуется и предвидение того, что этот вред наступит с необходимостью, а достаточно предвидения возможности осуществления вреда3. Поэтому соображения О. С. Иоффе об отсутствии конкретного предвидения причинной связи, ввиду невозможности заранее предусмотреть, что несчастный случай произойдет именно с М., лишены основания.

В приведенном казусе администрация не имела конкретного предвидения наступившего вреда совсем по другим основаниям: администрация, очевидно, рассчитывала на какое-либо обстоятельство,  способное предотвратить

О. С. Иоффе, цитированное сочинение, стр. 122. с      С°ветское уголовное право. Часть общая, Госюриздат, 1952,

3 Там же, стр. 228—229. 6*                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                 83

наступление вреда. Если бы у администрации не было такого расчета, то в действиях администрации пришлось бы признать не неосторожность, а эвентуальный умысел.

По указанным соображениям в действиях администрации следует признать не небрежность, а самонадеянность: администрация, по-видимому, предвидела, что вообще от несоблюдения такого рода мер предосторожности мог произойти несчастный случай, но легкомысленно рассчитывала на какие-либо обстоятельства, которые воспрепятствуют его наступлению. Признанию самонадеянности не препятствует и то, что администрация, по-видимому, рассчитывала не на собственные силы, а на какие-либо другие обстоятельства (ловкость и опытность самих рабочих и т. п.). Допуская существование самонадеянности лишь в тех случаях, когда лицо рассчитывает избежать вред собственными силами, О. С. Иоффе неосновательно суживает объем этого понятия.

Ко второй группе деликтов, совершаемых с небрежностью, О С. Иоффе относит случаи, когда лицо не осознает, что нарушает правила предосторожности И в этих случаях, по мнению О. С. Иоффе, имеется абстрактное предвидение вреда. Для иллюстрации этой группы О. С. Иоффе приводит следующий случай из судебной практики. При удалении камня из мочеточника и мочевого пузыря гражданке Л. врач по рассеянности оставил в opi анизме тампон, который вызвал болезненные явления и необходимость повторной операции. Врач принял все те меры предосторожности, которые он считал необходимыми, однако особенности указанной операции требовали проведения еще некоторых дополнительных   мер.

Обсуждая указанный случай, О. С. Иоффе пишет: «Следовательно, хотя здесь и отсутствовало конкретное предвидение, поскольку у врача не было оснований предполагать оставление тампона, но имелось предвидение абстрактное, обусловленное осознанием того факта, что объективная ситуация случая не подверглась достаточному изучению, а потому и не был с полным знанием дела решен вопрос об объеме и характере необходимых мер предосторожности» '.

С признанием момента предвидения (хотя бы абстрактного) в действиях врача мы не можем согласиться.

1 О С Иоффе, цитированное сочинение, стр  123 84

Если врач в момент операции считал, что им выполнены все меры предосторожности, необходимые для правильного проведения операции, то он не осознавал и того, что оценивает данную, конкретную ситуацию не с достаточным знанием дела; в таком случае у врача нет никакого — ни конкретного, ни абстрактного предвидения наступления вреда. Там, где О. С. Иоффе видит абстрактное предвиде-i ние результата, на самом деле имеет место возможность предвидения результата; но эта возможность не была реализована вследствие непроявления лицом Toil заботливости и осмотрительности, которая от него в дан| ных условиях ожидалась и требовалась.

Иначе обосновывает наличие момента сознания при преступной небрежности проф. Б. С. Утевский. Если О. С. Иоффе пытался доказать существование сознательного отношения к общественно-опасному последствию, то проф. Б. С. Утевский приурочивает наличие сознания к более раннему моменту, а именно —■ к моменту нарушения мер предосторожности.

Устанавливая сущность вины при преступной небрежности, проф Б. С. Утевский пытается обнаружить в ней моменты, общие с умыслом и преступной самонадеянностью. Эти общие моменты проф. Б. С. Утевский видит в том, чго при преступной небрежности имеется определенное отношение сознания и воли лица к совершенному им действию. И здесь возникает определенная потребность, которая принимает форму осознанного желания, и здесь происходит борьба мотивов, завершающаяся решимостью совершить определенное действие 1.

Рассуждения проф. Б. С. Утевского о наличии определенного психического процесса при действии, совершенном с преступной небрежностью, сами по себе правильны. Но они не указывают на какие-либо специфические особенности виновного деяния, а лишь на особенности, присущие всякому волевому акту человеческой деятельности, независимо от того, является ли он виновным или нет. И случай-но^причиненный вред может явиться результатом волевого действия человека, которое всегда характеризуется моментом ^сознания и воли, направленной на осуществление какой-либо цели. Приведенные проф. Б. С. Утевским сооб-

См. Б. С Утевский,  Вина в советском уголовном праве, Госюриздат, 1950, стр 279.

85

ражения свидетельствуют лишь о том, что неосторожное, как и умышленное действие, является волевым поступком человека, что по общему правилу уголовная ответственность связывается с волевым действием. Однако, как правильно замечает проф. Н. Д. Дурманов, «само признание преступлением только сознательного, волевого акта человеческого поведения ни в какой мере не предрешает вопроса о виновности, как и о форме вины» '.

Понятно, поэтому, что проф. Б. С. Утевский не ограничился приведенными соображениями для доказательства в преступной небрежности моментов сознания и воли. Он идет еще дальше и утверждает, что у лица, действующего с преступной небрежностью, можно обнаружить «известную деятельность сознания и воли, проявляющуюся в сознательно беспечном отношении к чужим интересам, в нежелании задуматься над своими поступками, предусмотреть их возможные или неизбежные последствия»2. Лицо, по мнению проф. Б. С. Утевского, сознательно пренебрегает установленными правилами предосторожности. «Виновный в небрежности настолько пренебрегает существующими и обязательными для каждого действующего в определенных условиях правилами поведения, что он не считает нужным задуматься над последствиями своих действий»3.

С таким пониманием психического процесса при преступной небрежности вряд ли можно согласиться. Конечно, могут быть случаи, когда лицо, сознавая, что нарушает правило предосторожности, в то же время не представляет возможности наступления конкретного общественно-опасного последствия. Однако, осознание нарушения мер предосторожности вовсе не обязательно для преступной небрежности. Оно характерно для преступной самонадеянности. Что же касается преступной небрежности, то она

1                     Н. Д Дурманов,  Понятие преступления,  Издательство Академии наук СССР, М.—Л, 1948, стр. 39.

2                    Б. С Утевский, цитированное сочинение, стр. 280.

3                  Т а м   же,   стр. 279.    Аналогично   обосновывает    момент вины при преступной небрежности А С Никифоров:  «Особенностью психического процесса при небрежности, — пишет он, — является то, что сознание и воля лица проявляются в сознательно-волевом пренебрежении своим долгом быть внимательным, осмотрительным и т д.» (А. С. Н и к и ф о р о в, Основные вопросы уголовной ответственности за преступление, совершенное по небрежности, Ученые записки ВИЮН, вып. I, Госюриздат, 1955, стр. 150$.

в большинстве случаев не сопровождается «сознательным пренебрежением» или «сознательно-небрежным» отношением к нормам предосторожности. О каком сознательном пренебрежении может идти речь в тех случаях, например, когда лицо по рассеянности или забывчивости не соблюдает правил предосторожности, вследствие чего наступает преступный результат!

Нельзя согласиться также с утверждением проф. Б. С. Утевского, что лицо, действующее с преступной небрежностью, проявляет нежелание задуматься над своими поступками, нежелание предусмотреть их последствия '. Понятие желания обязательно связывается с определенным предметом, на который оно направлено. Если «желание — это определенное стремление» к чему-либо, то нежеланием очевидно будет тоже определенное стремление уклониться от чего-либо. Поэтому оно с необходимостью предполагает точное осознание того предмета, от которого субъект желает уклониться. При преступной небрежности мы не можем обнаружить такого ясно осознанного нежелания быть предусмотрительным и заботливым. Внимание здесь не сконцентрировано, а, наоборот, удалено от объекта, которому именно вследствие отсутствия внимания, требуемого при данных обстоятельствах, и наносится ущерб. В преступной небрежности отсутствует j активное отношение субъекта к последствию своего дей-1 ствия. Наоборот, мы здесь имеем дело скорее с пассивным j состоянием психики субъекта, который не не желает задумываться, а упускает имеющуюся у него возможность задуматься над своим поступком и его -последствиями.

Основной недостаток рассмотренного взгляда заключается в том, что он отождествляет два различных положения, из которых одно является правильным, а другое неверным. Положение, что при небрежности непредвидение наступления общественно-опасных последствий зависит от психического состояния лица, от отсутствия должной воленаправленности, смешивается с неверным положением, что при небрежности лицо сознательно пренебрегает своим долгом, по собственной воле не напрягает в надлежащей мере своих сил и способностей, в результате чего наступает вредное последствие. Таким образом,

1 См Б С У т е в с к и и, цитированное сочинение, стр. 279, 280.

§7

возможность предвидения субъектом последствия, возможность другого волеосуществления вовсе не означает того, что лицо осознает свою небрежность и намеренно ведет себя не должным образом.

Поэтому следует признать более правильной точку зрения тех советских криминалистов, которые, отказываясь найти момент сознательного и активного психического отношения при преступной небрежности, видят сущность этого вида вины в возможности предусмотреть преступное последствие и избежать его. Однако самое понятие возможности предвидения отдельными криминалистами обосновывается различно.

Так, Т. Л. Сергеева пытается обосновать возможность для данного лица иметь представление об общественно-опасном последствии при помощи положений диалектического материализма о сущности процесса познания. Приведя цитаты из Анти-Дюринга Ф. Энгельса по поводу того, что «...человеческое мышление... суверенно и неограниченно по своей природе (или устройству, Anlage), призванию, возможности исторической конечной цели», но в то же время оно несуверенно и ограниченно «...по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности», Т. Л. Сергеева считает, что эти положения имеют важное значение для уголовного права. «Из них, — говорит Т. Л. Сергеева, — вытекает, что в принципе каждый вменяемый человек обладает абсолютной возможностью как сознавать характер своей деятельности, так и предвидеть те последствия, которые являются или объективно могут явиться результатом его деятельности» '. Однако, по мнению Т. Л. Сергеевой, эта «абсолютная» возможность предвидения вредных последствий при совершении конкретного действия может быть фактически ограничена или в силу объективных моментов, или в силу субъективных свойств данного лица2. В последнем случае, то есть при ограничении возможности предвидения, уголовная ответственность за наступивший общественно-опасный результат отпадает. Если же не было ни объективных, ни субъективных обстоятельств, ограничивающих «абсолютную» возможность предвидения, то лицо несет ответственность (при наличии долженствования предвидения).

1                     Т. Л. С е р г е е в а, К вопросу об определении преступной небрежности, «Советское государство и право» 1947 г. № 4, стр. 22.

2                         См. Т. Л. Сергеева, цитированная статья, стр. 22—25,

88

Необходимо отметить, что приведенные Т. Л. Сергеевой цитаты из Анти-Дюринга Ф. Энгельса не имеют никакого отношения к рассматриваемому ею вопросу. Они касаются вопроса о соотношении абсолютной и относительной истины, о полноте наших знаний, о познании как процессе. Говоря о суверенности и неограниченности человеческого мышления, Ф. Энгельс имеет в виду не мышление отдельного единичного человека и даже не мышление отдельной эпохи, а «обобщаемое в моем представлении мышление всех этих людей, включая и будущих...» '. Однако это абсолютное и суверенное мышление осуществляется отдельными людьми, которые мыслят всегда ограниченно я несуверенно. Ф. Энгельс указывал, что мы здесь имеем «противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих только ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас по крайней мере, на практике бесконечен» 2.

Из этих высказываний совершенно ясно, что ни о какой параллели между абсолютным и ограниченным мышлением, с одной стороны, между возможностью предвидения данным лицом преступного результата своей деятельности и его невозможностью, с другой стороны, не может идти речь.

Утверждение Т. Л. Сергеевой, что в принципе каждый вменяемый человек обладает абсолютной возможностью предвидеть последствия своей деятельности, противоречит положению Ф. Энгельса о неизбежной ограниченности знаний отдельной человеческой личности.

Но если даже понимать абсолютную возможность предвидения как присущую каждому вменяемому человеку^ способность действовать, представляя последствия своей деятельности, то есть поступать сознательно, то и такое понимание «абсолютной возможности предвидения» ничего не дает для обоснования ответственности за преступную небрежность. Указанное положение в лучшем случае высказывает для всех бесспорную истину, что уго-

' Ф. Энгельс, Дцти-Дюоинг, Госполитиздат, 1948, стр. 81. ^ Та м же.                                                                                                                                                                                                       "" '

ловная ответетвенность может устанавливаться лишь за поведение человека, который наделен сознанием и волей. Точка зрения Т. Л. Сергеевой может толкнуть практику на неправильный путь при установлении ответственности за неосторожность. Предполагая у каждого человека возможность предвидения всех объективных последствий своей деятельности, следовало бы прийти к презумпции вины каждого человека за причиненное им последствие. Не обвинитель должен был бы доказывать существование возможности предвидения у лица общественно-опасных последствий его поступка, а обвиняемый должен был бы доказать, что эта его абсолютная возможность предвидения была ограничена объективными или субъективными причинами.