6. Роль суда в формировании и реализации государственной политики борьбы с преступностью

В условиях судебно-правовой реформы происходят определенные сдвиги в правовой идеологии общества. В социально-психологическом плане это, как уже отмечалось, — падение престижа права, правовой нигилизм. В концептуально-научном — отказ от многих прежних взглядов и оценок, касающихся роли права и правовых институтов. Так, право постепенно утрачивает значение абсолютной ценности: с его предписаниями можно не соглашаться в ходе правоприменительной практики, давать им критическую оценку, оспаривать их конституционность. Нередкими стали суждения об отсутствии у права, в частности, уголовного, функции общей превенции.

Пересматривается, как уже отмечалось, и роль суда. Явно гипертрофируется значение его правовой функции — правосудия, как способа решения правовых конфликтов в условиях определенной процессуальной процедуры с принятием обязательных к исполнению решений. В этой связи нарастает критическое отношение к теории и практике иных форм воздействия на правовые конфликты — через административные органы, органы прокурорского надзора и пр. Утверждается, что таким образом умаляется роль суда, ставятся препоны формированию судебной власти. Стремление к укреплению третьей власти нельзя не приветствовать, но и чрезмерное расширение ее подведомственности, без учета ее реального бедственного положения и кадровой слабости — это путь нарастания правовой незащищенности граждан.

Радея о сильной судебной власти, многие идеологи реформ сужают ее социальные функции, отрицая возможности и обязанности суда по воздействию на общественное и индивидуальное правосознание. Иными словами — отрицается воспитательно-профилактическая роль правосудия, а значит и какое бы то ни было участие суда в формировании и реализации общегосударственной политики борьбы с преступностью.

Здесь мы видим еще одно подтверждение неосторожной конституционной формулы о самостоятельности ветвей власти. Каждая власть — законодательная, исполнительная и судебная — обустраивает свою нишу. Сотрудничество властей с целью решения общегосударственных задач пока не получается. Не в этом ли причина многих современных трагедий России!

Стало чуть ли не признаком дурного тона и пещерного невежества говорить о предупредительно-воспитательной функции суда и тем более о его вкладе в политику борьбы с преступностью. Именно на основе таких представлений родилась в головах некоторых теоретиков уголовного права идея отказа от понятия общественной опасности преступления и замены его категорией т.н. вреда. Отсюда ведь прямой путь к установлению единственного критерия для определения наказания — личности виновного, ибо вред возмещается в порядке предъявления гражданского иска. Суд изолируется от социальных бедствий, ему нет дела до роста преступности.

В уголовно-процессуальном праве стремление к снижению социальной функции суда и правосудия обозначилось еще более отчетливо. Это выражалось в исключении в отдельных проектах УПК РФ из числа задач судопроизводства задачи формирования уважения к праву и правилам общежития, в отказе от частных определений суда (и представлений следователя), как средства воздействия на причины преступлений и условия, способствующие их совершению. Такого рода «демократические преобразования» процессуальной формы удавалось развенчать в ходе дискуссий. Но осталось немало других разрушительных идей, длительное время, препятствовавших принятию УПК РФ Государственной Думой.

Это касается прежде всего навязываемой некоторыми теоретиками пассивной позиции суда в доказывании, его отстраненности от борьбы сторон и поиска истины. Это касается и практически неограниченных возможностей дискредитации доказательств как недопустимых.

Любопытна в этой связи позиция самой третьей власти. Она охотно оставляет за собой только рассмотрение конкретных дел и споров, причем, желательно, на компромиссной основе, всячески отстраняясь от участия в реализации общегосударственной задачи сдерживания преступности, ее профилактирования, формирования уважения к праву и морали. Делаются попытки создания нового для России (впрочем, небывалого и для остального мира) суда — свободного от обязанности участия в доказывании и установления истины, свободного от общих проблем укрепления законности и правопорядка, чем, казалось бы, должна быть озабочена любая государственная власть.

Как известно, к числу гарантий правосудия относится принцип состязательности, который одновременно служит и инструментом защиты личности. Идея состязательности нашла отражение во всех подготовленных в ходе реформ проектах УПК. Однако значение этого принципа в обеспечении истины нередко недооценивается. Упускается, что состязательность — лишь инструмент судебного познания, обеспечивающий далеко не однозначный результат. Все зависит от того, в чьих руках инструмент — т.е. от судей, их воли, инициативы, активности.

Отказ от установления истины как цели судопроизводства, отказ от активной роли суда в обеспечении принципа объективности и всесторонности исследования обстоятельств дела, преувеличение роли состязательности, переложение ответственности за судьбу дела всецело на обвинителя — это и есть способ разрушения гарантий правосудия, снижения социальной роли Судебной власти, в частности ее роли в формировании и проведении уголовно-правовой политики государства.

Правосудие есть не только способ разрешения конфликтов, возникающих при правоприменении, не только форма реализации требований уголовного и административного права по отношению к конкретным актам противоправного поведения. Роль правосудия в государстве и обществе существеннее: оно повышает превентивное значение правовых запретов, создает уверенность в неотвратимости ответственности за преступления, воздействует на правовое и нравственное сознание населения, повышает престиж права. Сумятицу в определение роли уголовного судопроизводства как средства проведения политики борьбы с преступностью вносят отдельные решения Конституционного Суда РФ, которые мы анализируем ниже в статье «Опасность негативного правотворчества». Критикуемые нами решения КС по вопросам уголовного судопроизводства демонстрирует пренебрежение к сложным и ныне достаточно острым проблемам обеспечения безопасности граждан, их защиты от преступных посягательств.

Проблема борьбы с преступностью для КС чужда. Видимо потому, что политика борьбы с преступностью у судей ассоциируется с недавними обвинениями КС в «политизированости». Хотя речь идет о разных вещах.

Ныне общепризнанной является мысль о том, что неэффективность экономической реформы в России предопределена отсутствием научно выверенной экономической политики переходного периода, которая должна бы поставить четкие задачи реформ и определить способы их достижения органами государственной власти.

То же можно сказать и о судебной реформе. Мы хотели иметь суд независимый, справедливый, скорый. Получили нечто противоположное. Зависимость от партийного диктатора сменилась еще более страшной для общества и граждан зависимостью от воли неприкасаемого в силу завышенного юридического иммунитета чиновника, ориентированного на собственное выживание и ложно понимаемый престиж. Бюрократическая волокита и неправедность возросли пропорционально неприкосновенности судей 15. Интересы общества и государства в задачах нынешнего правосудия если и просматриваются, то с очень большим трудом. Вопросы борьбы с преступностью ставить даже в самой мягкой форме благодетельного воздействия судопроизводства на правосудие и нравственную культуру считается неуместным.

Отсюда неизбежен вывод: те реформы, свидетелями которых мы являемся, не реформы вовсе, а некие стихийные, чаще всего разрушительные набеги псевдореформаторов, оставляющие после себя хаотическое нагромождение идей, и дел, и мнений. России еще предстоит расчищать эти завалы, чтобы на их месте выстроить Суд, равно необходимый и гражданину, и обществу, и государству.

Примечание

Приведенная статья была опубликована в книге коллектива авторов Института международного права и экономики им. Грибоедова «Россия на рубеже тысячелетий» в 2000 г. Однако за прошедшее время состояние законности и правопорядка в стране в лучшую сторону не менялось. Более того, вновь принятый УПК РФ, как это показано в предыдущей статье, ситуацию не улучшит, ибо он не ориентирован на поиски правовых путей преодоления или хотя бы ограничения преступности. Процессуальный закон существенно ослабил возможности органов уголовного преследования, освободил суд от активных поисков истины и внесения своего вклада в защиту публичных интересов.

Теоретические вопросы государственно-правовой политики борьбы с преступностью и путей консолидации соответствующих усилий всех трех ветвей власти не только не утрачивают своего значения, но становятся все более актуальными.

Примечания

В НИИ проблем законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ этой теме был посвящен ряд научных конференций 1997–1998 гг., материалы которых опубликованы в сборниках: «Преступность: стратегия борьбы». М., 1997. 253 стр.; «Преступность и реформы в России». М, 1998. 405 стр.; «Формирование государственной политики борьбы с преступностью». М., 1997. 153стр.

См.: Уголовная политика России — прошлое, настоящее и будущее: Сборник информационных материалов Общественного центра содействия реформе уголовно правосудия (Москва). 1997. Вып. I. С. 16 и др.

Именно с этими инициативами обратился Минюст РФ в Государственную Думу в 1999 году.

См. Коченов М. М., Ратинов А. Р., Ефремова Г. Х. «Некоторые социально-психологические аспекты состояния законности» в кн. Состояние законности в Российской Федерации (1993–1995 гг.). М. 1995 г.

Академик В. Коптюг. «Спасти человечество может наука». АиФ, № 4. Январь 1997.

См. Ведомости Союза народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР 1991 г., № 30. С. 1235–1255.

В авторский коллектив входили: Сухарев А. Я. (руков.), Бойков А. Д., Долгова А. И. (заместители руководителя), Шмаров И. В., Жевлаков Э. Н., Ермаков В. Д., Ларьков А. Н., Ратинов А. Р., Ефремова Г. Х., Забрянский Г. И., Панкратов В. В., Боголюбова Т. А., Токарева М. Е., а также другие сотрудники отделов, привлекаемые по мере необходимости. К сожалению, итоговые документы этой длительной работы не обрели официального статуса, не были востребованы государственной властью.

21.XXII. 1996 г. «Российская газета». 9 января 1996 г.

31.XXII. 1996 г. «Российская газета». 9 января 1996 г.

Геннадий Селезнев. Год прожит. Каков итог? «Российская газета». 16 января 1997 г.

Егор Строев. Единение славян никого не остановит. АиФ, № 3,1997 г.

Одно из ярких выступлений в печати на эту тему принадлежит В. В. Панкратову — заведующему отделом НИИ проблем законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ — см. газету «Труд» от 6 августа 1999 г. С. 4. «Почему у наших реформ криминальное лицо».

В данном разделе частично использованы материалы отдела проблем уголовного и уголовно-исполнительного законодательства НИИ прокуратуры. См. сб. научных трудов «Проблемы уголовного права в связи с реформой уголовного законодательства». М., 1997; статьи Желвакова Э. Н., Шмарова И. В., Агамова Г. Д. и др.

В принятом новом УПК РФ этим вопросам посвящена глава 52.

См., к примеру, статьи В. Филиппова «Почему мы плачем от независимости суда». Российская газета, 25 августа 1999 г.; Сергея Ждакаева «Шемякин суд». Известия, 23 сентября 1999 г.