§ 46. Причинная связь между поведением лица и вредоносным результатом как предпосылка ответственности за вред

1. Наличие причинной связи между поведением лица и после­довавшим за этим поведением вредоносным результатом является одним из необходимых условий для того, чтобы возложить на это лицо ответственность за данный вредоносный результат и за связанный с ним убыток. На причинную связь, как на одно из необходимых условий ответственности за вред, указано в ряде статей Гражданского кодекса.

Статья 117 ГК говорит об обязанности должника «возместить кредитору причиненные неисполнением убытки»; ст. 403 ГК предусматривает, что «причинивший вред личности или иму­ществу другого обязан возместить причиненный вред»;

ст. 404 ГК говорит об ответственности за вред, «причиненный источником повышенной опасности». В ст. ст. 118, 119, 223 и др. ГК также, в иных равнозначащих выражениях, говорится о вредо­носном результате, причиненном (обусловленном, вызванном) действиями лица или иными обстоятельствами (ср. также ст. 132 Кодекса торгового мореплавания; ст. 68 Устава железных дорог;

ст. 78 Воздушного кодекса). Однако ни в этих статьях Граждан­ского кодекса, ни в другом каком-либо законе не дано критерия для решения вопроса о том, в каких случаях поведение лица или какое-либо независящее от поведения лица событие, лежащее на ответственности этого лица, должно считаться причиной данного следствия, результата.

Во многих случаях причинная связь фактов, являющаяся од­ной из существенных предпосылок ответственности за вред, пред­ставляется настолько самоочевидной, что не вызывает никаких сомнений: для всякого ясно, что лицо, бросившее горящую спичку в бак с бензином, причинило последовавшие затем воспламене­ние и взрыв. .

Но бывают случаи такого чередования событий, когда не­легко решить, является ли данный факт, наступивший после дан­ного поведения лица, причинно связанным с этим поведением или нет. Трудности возникают преимущественно в тех случаях, когда поведение человека отделено во времени от вредоносного события рядом таких промежуточных фактов, из коих некоторые являются звеньями самостоятельной не связанной с этим поведением. при­чинной цепи: например, рабочий на производстве вывихнул себе руку, был направлен в поликлинику для оказания ему мед­помощи; по дороге, близ поликлиники, он был сшиблен с ног автомашиной и убит. Можно ли сказать, что предприятие, на кото­ром он работал, причинило ему смерть?

Проблема причинной связи в практике по гражданским делам представляет также значительные трудности в случае необычного стечения обстоятельств, когда чередование фактов носит атипич-ный характер: например, пассажир выпрыгнул из вагона на ходу поезда в целях собственного опасения, так как он, не без осно­ваний, считал неизбежным крушение поезда; пассажир потерпел увечье; на самом деле крушение не произошло1. Отвечает ли в этом случае железная дорога по ст. 404 ГК?

2. Проблема причинной связи между поведением человека и данным результатом есть общая проблема для ряда областей советского права; она возникает в гражданском, уголовном, административном и других отраслях нашего права — везде, где налицо вопрос об ответственности человека за результаты его поведения.                                                 !

Но в отличие от уголовного права, где вопрос о причинной связи между поведением лица и данным преступным результатом ставится лишь в тех случаях, когда должен быть поставлен и другой вопрос — вопрос о вине этого лица — гражданское право знает многочисленные случаи  ответственности  б е з вины — при наличии одной причинной связи между поведением лица и данным вредоносным результатом (например, ст. ст. 404, 406 ГК, ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР, ст. 68 Устава железных дорог и др.).

Однако и в тех случаях, когда предпосылкой ответственности лица за данный вредоносный результат является виновное причинение им этого результата (ст. ст. 117—118, 403 и др. ГК), необходимо выделить вопрос о причинной связи, не смешивая его с вопросом о вине- Такое смешение происходит чаще всего тогда, когда вопрос о наличии причинной связи между поведением лица и данным результатом решается в зави­симости от того, предвидело ли и могло ли предвидеть действую­щее лицо данный результат своего поведения или нет. На самом же деле предвидение результата не есть признак для разрешения вопроса о причинной связи, ибо никак нельзя сказать, что чело­век причинил лишь то, что он предвидел или мог или дол­жен был предвидеть. Предвидение результата своего поведения со стороны действующего' лица есть признак, существенный для решения вопроса о вине, а не о причинении.

Вина субъективна: она раскрывается путем исследования отношения сознания и воли человека к его действию или бездей­ствию (см. ниже, § 47). Причинная связь—вся в объективной зависимости результата от действия или бездействия лица. Оба момента — вина и причинение — в действительности соче-

1 См. обстоятельства в деле Гегучадзе (Сборник постановлений Пленума и определений коллегии Верховного суда СССР за 1938—1939 гг., стр. 157).

таются, образуя некое единство, выражающееся в том, что причинная связь между поступком человека и следствием этого поступка получает то или иное (положительное, в форме предвидения, или отрицательное, в форме непредвидения) отра­жение в сознании действующего лица, что так или иначе определяет волю и поведение этого лица; с другой стороны вина, т. е. отношение сознания и воли лица к его поведению, получает внешнее выражение (объективируется) в поступках человека — в его действии или бездействии. Но субъективный момент остается вне объективного отношения действия или бездействия человека к данному следствию: когда мы ставим вопрос о том, какие изменения во внешнем мире вызваны — причинены — дан­ным действием лица, мы отбрасываем субъективную сторону его поведения. Например, мы с достаточным основанием можем утверждать, что несвоевременная (с пропуском установленного срока) поставка сырья покупателю может вызвать на заводе покупателя простой и убыток в силу определенной — объектив­ной зависимости между пропуском срока и данным вредоносным результатом—зависимости, которая, однако, 'не связана с субъек­тивной стороной пропуска срока (с тем, является ли несвоевре­менность поставки умышленной или вызванной небрежностью поставщика или обусловленной такими обстоятельствами, кото­рые поставщик не мог предотвратить).

Поступки людей вызывают те или иные изменения во внешнем мире независимо от того, какими внутренними мотивами дей­ствующего лица они вызваны.

Верховный суд СССР в своей практике при разрешении про­блем причинной связи проводит строгое разграничение вопросов вины и вопросов-причинения.

Так, 'например, в деле 1943 года по иску одной заготовитель­ной конторы к Джамбульскому отделению Госбанка («Судебная практика», 1944, вып. I, стр. 16) был поставлен вопрос, несет ли Госбанк ответственность перед истцом за работника Госбанка (кассира), допустившего формальные неправильности в выдаче сумм инспектору заготконторы; получив деньги, инспектор их растратил. Судебная коллегия по гражданским делам опреде­лила, что Госбанк в данном случае не'несет ответственности за неправильные действия кассира, так-как между этими неправиль­ными действиями и убытком истца нет причинной связи: по делу не установлено, что выдача денег с такими нарушениями содей­ствовала хищению, произведенному названным инспектором.

В другом, сходном по фактическому составу, деле Судебная коллегия по гражданским делам признала ответственность Гос­банка за действия кассира, так как между этими действиями и убытком клиента была' установлена причинная связь (см. Опре­деление № 343, 1939 г., Сборник постановлений Пленума и опре­

делений коллегий Верховного суда СССР за 1938—1939 гг., стр. 158).

Неправильные действия служащего Госбанка, как одна из предпосылок ответственности, т. е. момент вины, налицо в обоих случаях, но решения различны потому, что по-разному решен во­прос о причинной связи.

3. В нашей юридической литературе вплоть до недавнего вре­мени находили некоторое отражение ошибочные взгляды на при­чинную связь, в которых вопрос этот смешивался с вопросами о вине.

В учебнике гражданского права 1938 года (т. II, стр. 396) было указано М. М. Агарковым, что суд «должен установить, под­дается ли в данном конкретном случае учету с точки зрения нормального жизненного опыта (является ли типичной) связь между противоправным действием (или упущением) и причинен­ным вредом. Советский суд должен найти для каждого отдель­ного случая меру того, что можно требовать от гражданина со­циалистического государства». В учебнике гражданского права 1944 года (т. I, стр. 327) было указано, что «суд должен устано­вить, принадлежит ли связь между противоправным действием и вредом к типичным связям, с которыми приходится считаться на практике. Практика является тем критерием, которым в конеч­ном счете должен руководствоваться суд». Указанный здесь при­знак «типичности» причинной связи по существу носит субъекти­вистский характер: в конечном счете речь здесь идет о том, ка­кая связь явлений представляется обычной для сознания действующего лица или для сознания так называемого «среднего человека»; но подобные критерии относятся к проблеме вины, а не к проблеме причинной связи. Анализ следующего известного примера причинной связи, данный М. М. Агарковым, не только не подтверждает его выводов, но служит иллюстрацией того, что признак «типичности» не пригоден для установления причин­ной связи и что связь эта, наоборот, может носить атипичный характер. А. шутя и очень легко ударил Б. ладонью по лбу;

Б. страдал ненормальной хрупкостью черепа, которая до этого не обнаруживалась. Череп Б. дал трещину. М. М. Агарков утвер­ждал, что в данном случае «причинная связь не типична и нет достаточных оснований возлагать ущерб 'на причинителя». При таком анализе данного примера вопрос о наличии или отсутствии причинной связи остался без ответа. Критерий «типичности» слу­жил основанием для разрешения другого вопроса — о вине. А. дей­ствительно (по ст. 403 ГК) не несет ответственности, так как он не виновен: он не предвидел и с точки зрения «нормального жизненного опыта» не должен был предвидеть данный результат. Но А. несомненно причинил этот результат.

4. Теории, которые для установления причинной связи между поведением человека и «результатом» этого поведения предла­гают критерий «типичности», предвидимости или другие при­знаки, носящие по существу субъективистский характер, стоят на позициях философского идеализма: они исходят из того, что при­чинность явлений не есть нечто объективное, присущее природе и являющееся одним из видов взаимосвязи в реальном мире, а есть будто бы лишь привычка нашего сознания (по Юму или Дж. Ст. Миллю) или априорное понятие нашего рассудка (по Канту). «.. .Субъективистская линия в вопросе о причинности, выведение порядка и необходимости природы не из внешнего объективного мира, а из сознания, из разума, из логики и т. п. не только отрывает человеческий разум от природы, не только противопоставляет первый второй, но делает природу частью разума, вместо того, чтобы разум считать частичкой природы. Субъективистская линия в вопросе о причинности есть философ­ский идеализм... Признание объективной закономерности при­роды и приблизительно верного отражения этой закономерности в голове человека есть материализм» '.

Правильную постановку и разрешение вопроса о причинной связи дает и может дать только философия диалектического ма­териализма. Только 'на этой единственно научной основе могут быть разрешены проблемы причинной связи в праве.

Трудности, с которыми мы встречаемся при разрешении во­проса о том, является ли данное противоправное поведение лица причиной данного результата, вытекают из того, что никакое действие человека никогда не является единственной при­чиной этого результата. «Первое, что нам бросается в глаза при рассмотрении движущейся материи, — говорит Энгельс в «Диалек­тике природы», — это взаимная связь отдельных движений от­дельных тел между собой, их обусловленность друг дру­гом» 2. Из формулированного здесь закона всемирной взаимосвязи явлений вытекает, что причинение действием лица данного резуль­тата немыслимо без содействия массы условий окружающей среды, без содействующих сил. Каждый факт возникает вслед­ствие множества фактов (причин) и в свою очередь сам обусло­вливает множество других фактов.

Но понимание этой всеобщей обусловленности и связи явлений само по себе еще недостаточно с научной точки зрения. Оно, ко­нечно, совершенно недостаточно с практической точки зрения:

эта концепция сама по себе не помогает судье установить причин-

' Ленин, Соч., изд. 4-е, т. 14, стр. 142. 2 Энгельс, Диалектика природы, 1948, стр. 184.

ную связь между поведением человека (должника) и вредоносным результатом (или между данным вредоносным результатом и фак­том, за который несет ответственность должник). Если учение о причинной связи в праве свести к тому, что причиной вредонос­ного результата надо считать совокупность всех условий, при ко­торых Наступил этот результат, то нельзя было бы говорить о том, что какое-либо лицо причинило своим поведением другому ущерб. Ибо поведение этого лица является лишь частью тех факторов, которые необходимы для наступления данного вредоносного ре­зультата. Для того, чтобы обсудить причинную связь между двумя фактами, мы должны мысленно выделить эти факты из мировой взаимосвязи явлений. Когда мы исследуем причинную связь между противоправным поступком человека и последовавшим за ним вредоносным результатом, мы рассматриваем имущественную сферу потерпевшего как нечто данное (исходное), а поступок правонарушителя как нечто, воздействующее на эту сферу и создающее в ней те или иные изменения. При этом возникает во­прос, при наличии каких признаков поведение правонарушителя, выделенное из совокупности всех факторов, обусловивших данный вредоносный результат, должно рассматриваться как причина этого результата.

5. Прежде всего следует предостеречь от механистических представлений о том, что из фактов, предшествующих данному результату, те, которые во времени стоят ближе к этому резуль­тату, всегда якобы в большей мере способствуют его наступлению, нежели более отдаленные. На таком неправильном представлении о причинной связи основано было одно определение Гражданской кассационной коллегии Верховного суда РСФСР 1924 года («Еже­недельник советской юстиции», 1924, № 15), в котором предлага­лось учитывать лишь «непосредственную причинную связь». Не­состоятельность критерия о непосредственном причинении ясна уже из того, что все вообще действия человека влекут за собой следствия лишь через посредство других фактов: одним из резуль­татов развития техники производства является то, что воздействие человека на природу имеет место через посредство все большего и большего числа промежуточных факторов. Поэтому надо при­знать, что теория непосредственного причинения является в корне неправильной. Применение критерия о непосредственном причи­нении в практике по гражданским делам приводило к произ­вольным решениям вопроса об ответственности за убытки. Если, например, поставщик А. по ошибке отгрузил подверженный скорой порче товар не в адрес покупателя, а в адрес другого лица (организации В.), а последняя, получив товар, не приняла надле­жащих мер к предотвращению порчи товара, то причинителем гибели товара следует считать не только Б., но и А. Если заго-

20 Зак. 1779. Общее учение об обязательстве

товительная организация Б. передала товары розничной органи­зации Д., сопроводив эту передачу неправильными данными, ка­сающимися калькуляции розничных цен, а организация Д., не проверив этих данных, распродала товары потребителям по не­правильным (заниженным) ценам, то причинителями убытка являются В. и Д. В указанных случаях было бы неправильно ре­шить, что А. и В. не являются причинителями ущерба и н а этом основании возложить весь ущерб на «последнего причииителя» (на Б. в' первом казусе и на Д. во втором казусе). Между тем эта неправильная теория «последнего причинителя» служила основою некоторых арбитражных решений.

• Если причиной данного результата нельзя считать лишь тот факт, который непосредственно предшествует этому ре­зультату, то, с другой стороны, . столь же ошибочной является другая механистическая концепция, именуемая «теорией условия» (conditio sine qua поп). Эта теория утверждает, что причиной данного результата должен быть признан всякий факт, предшествовавший этому результату-»-'всякое поведение чело­века, если только при мысленном исключении этого факта (по­ведения) данный результат также логически был бы исключен. С этой формально-логической точки зрения все неисключенные таким путем предшествующие факты одинаково необходимы для наступления данного следствия; нет якобы никакого случайного сцепления обстоятельств. В результате Причинная связь здесь представляется чисто внешним сцеплением фактов, лишенным всякой внутренней связи. Такая наука,' говорит Энгельс, кото­рая взялась бы проследить какое-либо явление в его каузаль­ном сцеплении, была' бы уже не наукой, а простой игрой '. Прак­тически эта теория приводит к явно неправильным решениям в тех случаях, когда поведение человека отделено во времени от вредоносного результата рядом таких промежуточных'фактов, из коих некоторые являются звеньями самостоятельной, не связан­ной с этим поведением, причинной цепи. Если применить эту теорию к подобным случаям, то получится так называемая «дур­ная бесконечность»: например, на предприятии произошло легкое увечье работника, после чего последний был отправлен в поли-. клинику на перевязку, по дороге он был сшиблен с ног и убит автомашиной. С точки зрения «теории условия» данное пред­приятие должно было бы считаться причинителем смерти этого работника, ибо не будь увечья, не было бы и последующих со­бытий. Изложенная теория приводит к подобным явно непра­вильным 'выводам в силу того, что она понимает причинность в духе механистического материализма как простую последова-

См. Энгельс, Диалектика природы, 19t8, стр. 178.

тельность событий во времени, не ставя вопроса о закономер­ности в чередовании событий.

6. Метод, которым неправильно пользуется изложенная «тео­рия условий» для установления причинной связи, может быть использован лишь для «отрицательной цели», т. е. для выяснения того, какие из предшествовавших данному результату фактов не являются условием, благоприятствовавшим этому результату, и не являются причиной этого результата.

Такое действие человека, при отсутствии которого данный результат все равно наступил бы, очевидно, не может рассматри­ваться, как обстоятельство, обусловившее наступление этого ре­зультата; поэтому, если исключение данного поведения должника не влечет за собой исключения данного вредоносного «след­ствия», то это поведение, очевидно, не является ни условием, ни тем более причиной этого «следствия». Именно таким путем в из­ложенном выше (стр. 302) деле Джамбульского отделения Гос­банка суд пришел к правильному заключению, что действия кас­сира банка не могут рассматриваться как причина той растраты, которая была произведена представителем клиента банка.

Но такой метод в большинстве случаев может быть использо­ван лишь как первый этап в разрешении вопроса причинной связи;

если, пользуясь этим методом, мы не придем к отрицанию при­чинной связи между поведением должника и данным результа­том, то надо перейти к дальнейшему этапу исследования: 'среди остальных (оставшихся неисключенными после применения этого метода) фактов найти причину данного результата.

7. Эта конечная задача может быть разрешена лишь, если мы будем исходить из различения «п р и ч и н н о-н еобходимых» связей и «при ч инн о-с лучайных» связей между фактами в том смысле, как это различение дано в философии диалектического материализма '. Исходя из этого различения, мы должны будем сказать, что действие человека лишь в том случае может быть признано причиной данного результата, если связь этого действия с данным результатом является проявлением «не-

' Из этого различения исходит Б. С. Антимонов. А. А. Пиоитковский в своих работах о причинной связи в праве также исходит из этого различе­ния. Однако проф. Пионтковский в учебнике уголовного права. Общая часть, 1948, стр. 304—305 по существу сводит «необходимость» к «объективной реальной возможности» наступления данного результата. С таким отожде­ствлением согласиться нельзя. (Ср. по этому поводу В. Н. Кудрявцев, К вопросу о причинной связи в уголовном праве «Советское государство и право» 1950, № 1; Т. Л. Сергеева, Вопросы причинной связи в судебной практике по уголовным делам Верховного суда СССР, там же, I960, № Э).

20*

обходимости», «закономерности», а не носит характера «случай­ного» сцепления событий.

Термин «случайное», «случай» здесь употреблен в философ­ском смысле, отличном от того, что означает слово «случай» (casus) в праве. Когда юрист говорит, что ст. 404 ГК устанавли­вает ответственность за случай, то он имеет в виду, что по этой статье установлена ответственность и за невиновное причинение ущерба. Когда же 'в философии диалектического материализма говорят о «случае», то речь идет о различении существующих в реальном мире «необходимых» и «случайных» связей фактов.

Но необходимое следствие не есть «роковое» следствие, не есть неизбежность.

В природе необходимые следствия не существуют в отрыве от случайных последствий. Всякое следствие несет в себе следы «необходимого» и «случайного». Отделение необходимого от слу­чайного должно итти по пути выделения всего устойчивого в дан­ном движении. Устойчивое же в природе определяется родовыми признаками. «Родовое понятие, — говорит Ленин, — есть «сущ­ность природы», есть закон»'. Мы делаем наши заключения о закономерности в чередовании явлений на том основании, что в каждом единичном . явлении присутствует некоторая часть, являющаяся общей для всех явлений того же рода (родовой объективный признак).

Один факт находится в причинно-необходимой связи с другим фактом, если практически—на опыте—доказано, что факты первого рода влекут за собой результаты того же рода, к которому относится второй факт. На тех же основаниях опре­деляется причинная связь между человеческими поступками и их следствиями: данное действие человека есть причина данного ре­зультата, если такого рода действие влечет за собой следствие того же рода, что и данный результат. Только такую связь человеческих поступков и их следствий мы считаем «необходи­мой» и только такая «необходимая» связь может быть учтена правом. «Результаты» же человеческих действий, вытекающие из случайного сцепления фактов, лежат вне пределов того, что может быть признано причиной и, следовательно, учтено правом:

случайные результаты лежат вне пределов причинения. При этом надо иметь в виду, что «случайность» в природе также, как и «необходимость» — объективные категории. Факт, находящийся в причинно-случайном сцеплении с другим фактом, может быть одновременно необходимым результатом третьего факта. В при­веденном выше примере смерть рабочего находится в причинно-необходимой связи с движением автомашины и • в случайной связи с производственной деятельностью завода, где гражданину

Ленин, Философские тетради, стр. 275.

в процессе его работы' было причинено увечье. Причинно-необхо­димая связь фактов познается нами из человеческой деятельности. Из этой деятельности «.. .мы находим также, что мы в состоянии вызвать определенное движение, создав те условия, при которых оно происходит в природе; мы находим даже, что мы в состоянии вызвать такие движения, которые вовсе не встречаются в природе (промышленность), — по крайней мере, не встречаются в таком виде,—и что мы можем придать этим движениям определенные заранее направление и размеры. Благодаря этому, благо­даря деятельности человека и обосновывается пред­ставление о причинности, представление о том, что одно движение есть причина другого. Правда, уже одно правиль­ное чередование известных явлений природы' может породить представление о причинности — теплота и свет, появляющиеся вместе с солнцем, — однако здесь еще нет доказательства... Но деятельность человека производит проверку насчет причинности. Если при помощи вогнутого зеркала мы концентри­руем в фокусе солнечные лучи и вызываем ими такой же эффект, какой дает аналогичная концентрация лучей обыкновенного огня, то мы доказываем этим, что теплота получается от солнца. Если мы вложим в ружьё капсюль, заряд и пулю и затем выстрелим, то мы рассчитываем на заранее известный по опыту эффект, так как мы в состоянии проследить во всех деталях весь процесс вос­пламенения, сгорания, взрыва, вызванного внезапным превраще­нием в газ, давление газа на пулю. И здесь скептик уже не вправе утверждать, что из прошлого опыта не следует, будто и в следующий раз повторится то же самое» '.

Заключение о необходимой связи явлений основано на том уровне знаний о природе, которое достигнуто в данный истори­ческий период. Оно, следовательно, обладает свойством научной достоверности, потому что.отражает объективную закономерность.

Этим оно отличается от представлений о типичной связи явле­ний, которые базируются на субъективных мнениях (действую­щего лица или «среднего человека») о том, что является обыч­ным, «вероятным». Часто «типичное» здесь совпадает с «необхо­димым»: это бывает тогда, когда причинная связь вообще само­очевидна, когда она ясна для каждого из опыта обыденной жизни и не составляет проблемы. Но в случаях необычного сте­чения обстоятельств «необходимая» связь не является «типич­ной», как это, например, явствует из приведенного выше примера легкого удара по хрупкому черепу. Результат—тре­щина в черепе — является «необходимым», закономерность его легко объяснит медицинская наука, но результат этот атипичен.

Энгельс, Диалектика природы, 1948, стр. 184—185.

Имея в виду различие между «необходимостью» в указанном смысле и «типичностью», мы легко разрешим вопрос о том, можно ли признать наличие «необходимой» причинной связи в тех случаях, когда человек для достижения своих целей исполь­зует необычное стечение обстоятельств, которое известно лишь ему и неизвестно другим людям. Вопрос этот имеет особое зна­чение для уголовного права в случаях особо коварных методов подготовки преступлений. Разумеется, в этих случаях налицо «необходимая» причинная связь между действиями лица и пре­ступным результатом — связь, постигнутая действующим лицом, но для других еще до определенного момента (пока она не вскрыта следствием) оставшаяся нераспознанной. Поэтому, исключая ответственность человека за «объективно случайные» последствия его действий, мы тем самым 'вовсе не исключаем от­ветственности за преступления, подготовленные особо коварными способами; те, кто утверждает противное, смешивают «необходи­мость» с «типичностью» '.

8. Из научного понимания «необходимой» причинной связи, объективно существующей в природе'и поддающейся познанию человека, вытекает, что в судебных решениях нельзя основывать выводы об ответственности лица за последствия его поведения на одной лишь «вероятной» связи этого поведения и данных по­следствий, а надо основывать такие 'выводы лишь на том, что при данном уровне науки является достоверным. Достоверным в ка^ ждом отдельном случае может быть лишь такое знание, которое основано на всей совокупности, фактов, относящихся к данному делу, на понимании значения каждого из этих фактов и их взаим­ной связи. Для того, чтобы судить о полноте фактического ма­териала по делу и для того, чтобы подвергнуть материал надле­жащему анализу, часто нужны специальные познания — инже-

' Такое смешение «необходимой» последовательности событий с «типич­ной» последовательностью их допускает В. Н. Кудрявцев («К вопросу о при­чинной связи в уголовном праве», «Советское государство и право», 1950, № 1). На самом же деле исключение ответственности за объективно случай­ные последствия не приводит к безнаказанности особо коварных преступле­ний, так как в этих случаях налицо хотя и атипичная, но не случайная связь между действиями лица и преступным результатом. Точка зрения, не раз­личающая в вопросах ответственности «необходимой» в «случайной» при­чинной связи, исходит из механистических воззрений на сущность причин­ной связи и приводит к тем же последствиям, что и доктрина conditio sine qua поп, как это видно из следующего дела, рассмотренного в названной статье В. Кудрявцева (стр. 40): Сидоров ранил Алексеева; доследний умер от заражения крови, происшедшего вследствие небрежности врача, сделав­шего перевязку. В. Кудрявцев признает в этом деле наличие причинной связи как предпосылки ответственности. Верховный суд СССР в деле Бэцвадзе— Григолня (см. ниже), которое по фактическому составу аналогично делу Сидорова — Алексеева, отверг такое понимание причинной связи как пред­посылки ответственности.

нерно-технического, медицинского, учетно-статистичеокого или иного характера. Поэтому в установлении причинной связи между поведением лица и вредоносным результатом очень часто важ­нейшую роль играет экспертиза.

9. Ярким примером «необходимой» причинной связи (законо­мерности в чередовании событий), служащей основанием для того, чтобы признать данное действие причиной данного резуль­тата, является фактический состав по делу об иске Мироновой к' Химзаводу'. Ответчик содержал склад с горючими мате­риалами (кристаллической серой) на прирельсовой полосе же­лезной дороги. Склад этот загорелся, причем экспертиза устано­вила, что пожар мог произойти лишь от искры проходившего мимо паровоза. Огонь перекинулся на соседний дом и сжег иму­щество Мироновой. Химзавод в данном случае несомненно при­чинил гибель имущества Мироновой и несет ответственность по ст. 404 ГК: действие Химзавода (хранение горючих 'веществ близ железнодорожного полотна) и последовавшие затем события на­ходятся в необходимой причинной связи между собой.

Верховный суд СССР неоднократно указывал судам на необ­ходимость в вопросе о причинной связи исходить в решениях не из того, что представляется лишь «вероятным», а из того, что достоверно2.

Йрямое указание в этом смысле дано в определении Судеб­ной Коллегии Верховного суда СССР по делу. Черных («Социа­листическая законность», 1948, № 10, стр. 60), в котором прямо указано, что «приговор должен основываться не на вероятности, а на достоверности».                           '    *

Насколько опасно в вопросах причинной связи основываться на том. что представляется лишь «вероятным» и что не обла­дает характером достоверности, можно проиллюстрировать еще следующим делом {поучительным не только для криминалиста, но и для цивилиста, так как проблема причинной связи — единая как длц гражданского,так и для уголовного права): Геворкян и Барсегяд признаны были виновными в том, что ночью, одевшись в белуююдежду, они испугали колхозника Ованесяна, и послед­ний «в результате испуга» умер. При вскрытии трупа судебно-медицинским экспертом было установлено, что смерть последо-

«Судестая практика», 1946, вып. VII.

2 См., тткже постановление Пленума Верховного суда СССР от 17 марта 195<Аг. по делу Рабинович («Судебная практика Верховного суда СССР», I960, к 5, стр. 2—3), где указывается, что вывод суда («недостача товаров — результат растраты») должен быть основан не ва предположениях, а на установлена! действительных причин, образовавших недостачу.

вала от туберкулеза бронхиальных желез, легких и брюшной полости.

Судебная коллегия Верховного суда СССР, основываясь на этих данных судебно-медицинской экспертизы,   заключчла (в 1939 г.), что «не установлено никакой связи между действиями осужденных и смертью Ованесяна», и определила решение на­родного суда в отношении Геворкяна и Барсегяна за отсутствием в их действиях состава преступления отменить и дело производ­ством прекратить'.                                        •

В этом вполне правильном определении обращает на себя внимание то, что Верховный суд разрешил вопрос о причинной связи не на основании того, что могло представиться вероятным, «типичным» (если бы так был поставлен вопрос, то остался бы в силе обвинительный приговор), а на основании достоверных данных, добытых медицинской экспертизой.

В приведенном выше примере ответственность железной дороги по ст. 404 ГК перед пассажиром (который, опасаясь кру­шения, выпрыгнул на ходу из поезда) будет иметь место лишь, если опасения пассажира имеют серьезные основания, т. е. если крушение в данных условиях можно было ожидать. Ответ на этот вопрос может дать лишь экспертиза.

Эти примеры наглядно иллюстрируют то большое значение, которое в вопросе установления причинной связи имеют показа­ния экспертов — медицинских, инженерно-технических, учвтно-статистических или иных, смотря по характеру состава дела/

Другое дело (определение Судебной коллегии Верховного суда СССР 1939 года по делу Карлина— см. Сборник постановле­ний Пленума и определений коллегий Верховного суда уССР за 1938—1939 гг., стр. 104—105) иллюстрирует отрицательное отношение Верховного суда СССР к доктрине conditio sil^e qua поп («теория условия»).                              /

Карлин, заметив лежащего на тротуаре улицы и находяще­гося в состоянии сильного опьянения Башлыкова, подошелд{ нему, поставил его на ноги, дал ему несколько тумаков с целью отрез­вления и затем удалился. Башлыков пошатнулся, пробежал не­сколько шагов по мостовой и упал. В это время на негощаехала автомашина и насмерть его задавила.                /

Судебная коллегия пришла к заключению, что «отеетствен-ность Карлина... могла бы иметь место в том случае/ если бы было установлено, что в его поведении были элементы озорства и если бы имелась причинная связь между его действием и ги-

' Сборник постановлении Пленума и определений коллегий Верхов­ного суда СССР. 1938/38 г., стр. 106.                        '

белью Башлыкова». «Ни того, ни другого по данному делу не установлено».

Если бы' Судебная коллегия исходила в данном деле из докт­рины conditio sine qua поп, то пришлось бы решить, что Карлин своим доведением причинил смерть Башлыкову, а это, несом­ненно, было бы ошибкой.

Дело Боцвадзе (определение Уголовно-судебной коллегии Верховного суда СССР от 13 июля 1949 г.—см. «Судебная практика», 1949, № 11, стр. 42) является также показателем того, как Верховный суд СССР борется за правильное разрешение проблемы причинной связи.

«Боцвадзе признан был виновным в том, что он, увидя, что потерпевший Григолия сел на его лошадь и стал ее гонять, пой­мал его и ударил. Григолия испугался и бросился бежать. Пе­репрыгивая через забор, Григолия сломал себе ногу и впослед­ствии от заражения крови скончался». Народным судом Сам-тредского района Грузинской ССР Боцвадзе был осужден за не­осторожное убийство, и Верховный суд Грузинской ССР оставил в силе этот приговор.

Верховный суд СССР определил приговор суда отменить и дело производством прекратить, так как «смерть Григолия в при­чинной связи с действиями подсудимого не находится». Это вполне правильное определение является решительным осужде­нием доктрины conditio sine qua поп. Если исходить из этой по­следней доктрины; то решение народного суда следовало бы одобрить.

10. Причинная связь может иметь место не только между действием и следствием, но также между бездействием лица (если лицо по закону обязано было действовать) и следствием. В нашей литературе этот вопрос вызвал споры.

Б. С. Антимонов ссылается на указание Энгельса в «Анти-Дюринге» о том, что причина, которая не действует, не есть во­все причина, и считает, что наш закон, говоря о причинении без­действием, неисполнением <ст. ст. 117, 121, 122, п. 2 ст. 413 ГК), употребляет лишь вошедшее в повседневный язык сокращенное идиоматическое выражение; на самом же деле речь в этих слу­чаях идет «всегда только о виновном бездействии, т. е. об упущении, а ответственность возлагается в таких случаях не за действие <его 'ведь нет) и не за его последствия (не за чем сле­довать), as за события, которые естественно произошли в отсут­ствие действия (его должен был совершить обязанный, но ви­новно не совершил)».

Это рассуждение основано на механическом перенесении пра­вильного для понимания закономерности природы положения на изучение общественных явлений. «Бездействие в общественных отношениях при определенных условиях не есть ничто, а есть

определенное поведение, есть нечто. В обществе при наличии разделения труда бездействие лица может вызвать определенное изменение во внешнем мире. При разделении труда в работе за­водского конвейера он может прекратить работу не только тогда, когда его повредили путём активных действий, но и тогда, ко- ' гда кто-нибудь из работающих не совершает во время той про­изводственной операции, которая ему поручена»''.

Следует  согласиться в этом вопросе с аргументацией проф. Пионтковского, но она не является достаточной.

Прежде всего надо заметить, что при том разделении труда, которое является характерным для современной техники произ­водства, всегда очень трудно (а иногда невозможно) разграни­чить поступки, являющиеся бездействием, и поступки, являю­щиеся положительным действием. Инженер поверхностно осмот­рел машину прежде, чем она была пущена в эксплоатацию— произошла авария. Является ли поведение инженера упущением (бездействием) или положительным вредоносным действием? Этот вопрос возникает, если обходчик небрежно осмотрит железно­дорожные пути или когда кассир банка допустит просчет при приемке денежных знаков и вообще во всех случаях халатного отношения к работе на предприятии или в учреждении. В сущ­ности говоря, в каждом из этих случаев налицо сложный состав поведения, в котором упущения сочетаются с вредоносными по­ложительными действиями; в большинстве случаев невозможно даже отделить один элемент от другого и определить, какой из них обусловил данный результат.

Если отрицать вообще каузальность всякого бездействия, то нельзя объяснить такого явления, как ответственность по ст. 404 ГК .за последствия невиновного бездействия лица, эксплоатирую-щего источники повышенной опасности. Ст. 404 ГК, устанавли-i вающая ответственность за невиновное причинение (действием или бездействием), является наглядным опровержением утвер­ждения, что закон устанавливает ответственность всегда лишь только за виновное бездействие (и что, отвечая за бездействие, лицо, якобы, отвечает всегда лишь за вину, а не за причинение).

Далее: если отрицать каузальность бездействия, то пришлось бы признать, что все случаи ответственности за убытки, вызван­ные неисполнением или просрочкой, должны рассматриваться не по началам причинной связи, а по каким-то иным основаниям;

пришлось бы признать, что речь в этих: случаях идет не об уста­новлении действительной причинной связи между бездействием должника (выразившемся в неисполнении и просрочке) и вредом, возникшим для кредитора, а лишь о предположениях, лишенных

'А. А. Пионтковский, Проблема причинной связи в праве, Учеяые записки ВИЮН и ВЮА, 1949, стр. 88.

достоверности. Другими словами, возмещение убытков в этих слу­чаях нельзя было бы основывать на достоверных данных, а лишь на гаданиях о возможном ходе событий. Лишь 'в случае плохого по качеству исполнения (положительного действия) можно было бы говорить о причиненных убытках. Наша практика опровергает эти выводы: в случаях неисполнения обязательств мы устанавливаем размер действительно причиненных убытков и встречаемся при этом обычно с гораздо меньшими трудностями, нежели в случаях, когда речь идет о последствиях плохого по качеству исполнения.

Если взять пример из области гражданского деликта (случай с конвейером), то трудно понять, почему действие, вызвавшее по­вреждение механизма и перерывы в его работе, может рассма­триваться как причина аварии, а невключение того же механизма в работу в назначенные сроки, за которым последовали все те же результаты, не может рассматриваться как причина таких же по­следствий.

Говорят, что признание каузальности бездействия недопу­стимо уже потому, что всякое вообще событие обусловлено от­сутствием множества фактов (возможных действий) так, что если бы один из этих фактов (действий) наступил, то данное событие (вред) не имело бы места. Отсюда выводят, что признание кау­зальности бездействия означало бы, что вообще все лица, не вос­препятствовавшие наступлению данного результата, должны рас­сматриваться как причинители этого результата. Такое reductio ad absurdum теории причинения бездействием имеет своей пред­посылкой отрицание качественных различий в бездействии лица. Когда мы говорим о каузальности бездействия, то мы имеем в виду только случаи противоправного бездействия, т. е. лишь те случаи, когда закон предписывает данному лицу совершить определенное действие. Обязывая лицо к действию при извест­ных условиях, советский закон тем самым способствует созданию определенного фактического положения вещей; действие лица, предписанное законом, становится необходимым звенрм в суще­ствующих общественных отношениях; оно в этом смысле приоб­ретает характер закономерного общественного явления, и этот ре­зультат является одним из случаев воздействия нашего государ­ства на общественные отношения при помощи советского закона (обратное влияние надстройки на основание). «Выключая свою деятельность из этой закономерности, лицо становится активным, существенным условием наступления вреда» (см. Т. В. Цере­тели, Причинная связь в уголовном праве. Автореферат док­торской диссертации. Институт Права Академии наук СССР, 1949, стр. 14).

В нашей судебной практике как по гражданским, так и по уголовным делам никогда не возникало сомнений в том, чтобез-

действие, когда оно, например, является служебным упущением, должно рассматриваться как причина вредоносного результата в том же смысле, как и 'вредоносное положительное действие.

В двух постановлениях Пленума Верховного суда СССР 1939 года (Сборник постановлений Пленума и определений кол­легий Верховного суда СССР за 1938—1939 гг., стр. 19—20) под­черкивается, что «по делам о крушениях необходимо тщательно исследовать 'причины крушения и выяснить, имелась ли причин­ная связь между действием или бездействием обвиняе­мого и фактом крушения». В деле Головенко ставился вопрос о том, произошло ли крушение вследствие бездействия об­виняемого, обязанного следить за исправным состоянием железно­дорожной стрелки, или от того, что посторонний предмет попал под вагоны. В деле Мирошниченко и Недбайло Верховный суд СССР поставил вопрос о том, лопнули ли рельсы из-за, недобро­качественности металла или вследствие неисправного состояния пути, вызванного бездействием обвиняемых.

Из гражданских дел примером может служить определение Судебной коллегии Верховного суда СССР по иску Исакадзе к Боржомской городской аптеке о возмещении убытков, причи­ненных неправильной выдачей ему лекарства для лечения коров, в результате чего коровы погибли. Судебная коллегия устано­вила, что лекарство (мазь) было приобретено для лечения коров от паразитов и что после применения лекарства коровы, очевидно, слизали его и погибли вследствие отравления. Судебная колле­гия отменила решение народного суда г. Боржоми, постановив­шего взыскать с Боржомской городской аптеки в пользу Исакадзе 2500 руб., и определила передать дело на новое рассмотре­ние в Верховный суд Грузинской ССР с тем, чтобы было уста­новлено «было ли дано Исакадзе со стороны работников аптеки наставление о способе употребления этого лекарства» 1.

В этом деле ставится вопрос о бездействии лиц (служащих аптеки) и о том, можно ли констатировать причин­ную связь м е'ж ду этим бездействием и данным вредом2.

' Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1940 год, стр. 225.

2 Можно было бы умножить примеры того, когда ставится вопрос о том, является ли бездействие лица причиной данного вредоносного результата;

см. определения Судебной коллегия Верховвого суда СССР по делу Иванова (Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1938—il988 гг.. стр. 105), по делу Гегучадзе (там же, стр. 158), по деяу Израилева (Сборник, 1944, стр. 138), по делу Сафронова (там же, стр. 139), по делу Акопяна («Судебная практика», 1949, № 2, стр. 31), по делу Березиной (там же, стр. 32) и постановление Пленума Верховного суда СССР от 24 декабря 1948 г. по делу Южалкина (там же, стр. 13—14).

11. До сих пор мы рассматривали случаи, когда ставился во­прос о том, является ли определенное поведение данного лица причиной данного следствия. Но причиной данного следствия мо­жет быть поведение не одного, а нескольких лиц (Аопричините-лей).

Сюда относятся: 1) случаи причинения данного вреда несколь­ким» правонарушителями (действовавшими совместно — согласо­ванно или порознь, несогласованно); в этих случаях наступает ответственность долевая или солидарная;

2) случаи неисполнения или ненадлежащего исполнения до­говорного обязательства несколькими содолжниками;

3) случаи, когда данный результат вызван не только неправо­мерным поведением ответчика по деликтному иску, но и при­соединившимся к этому поведением самого потерпевшего (истца);

это случай так называемой «вины потерпевшего» (или «смешан­ной вины» или так называемой «смешанной ответственности»);

4) случаи, когда убыток вследствие неисполнения или надле­жащего исполнения договорного обязательства вызван поведе­нием не одного только должника, но и поведением кредитора (сюда относятся, главным образом, случаи так называемой «про­срочки кредитора»).

12. Учения о причинной связи, развитые в юриспруденции ка­питалистических стран, являются проявлением классовой огра­ниченности и классовой предвзятости буржуазных философов и юристов. В них, с одной стороны, отражается свойственное идеа­листической философии неверие в способность человека познать мир, как он есть, с другой стороны,—стремление при отправле­нии «правосудия» избегать достоверности и руководство­ваться тем, что судье субъективно представляется вероятным. В результате этого буржуазные юристы выдвигают совершенно произвольные (ложные с научной точки зрения) критерии при­чинности и превращают понятие причинной связи в одно из кау­чуковых понятий буржуазной юриспруденции, до крайности рас­ширяющего сферу судейского усмотрения. Этим усмотрением судья широко пользуется на службе монополистического капи­тала.

Во французском праве до сих пор господствует принцип, вы­раженный в ст. 1151 Французского гражданского кодекса, со­гласно которому «.. .убытки должны включать в себя, в отноше­нии потери, понесенной кредитором, и выгод, которых он лишился, лишь тот результат, который является непосредственным и пря­мым следствием невыполнения соглашения». Это примитивное представление, согласно которому причиной является лишь та сила, которая оказывает свое действие непосредственно (damnum согроге corpori datum римского права), широко используется

в странах, где действуют гражданские законы, списанные с фран­цузского образца (в Италии, Испании, Голландии, большинстве стран Латинской Америки и др.). В англо-американском праве в вопросах причинности также пользуется успехом принцип, со­гласно которому должник и делинквент не отвечают за убытки «слишком отдаленные».

Подобные ограничения причинной связи, носящие совершенно произвольный характер, «обосновываются» тем, что юриспруден­ция не может, якобы, использовать для своих целей общефило­софские понятия причинения, а должны выработать для этого специальные критерии. Практическая же цель этих теорий, как показывает буржуазная судебная практика, заключается в том„ чтобы ограничить ответственность крупных предприятий за тот вред, который причиняют окружающим находящиеся в их экс-плоатации источники повышенной опасности. Таким образом, архаическая доктрина о причинении, заимствованная из римского права, используется для нужд современных капиталистических монополий.       "

В практике германского Рейхсгерихта с конца XIX в. и вплоть до окончания второй мировой войны применялся другой способ» посредством которого выводы по вопросам причинной связи при­способлялись к интересам монополистических организаций: ряд буржуазных цивилистов в Германии и Австрии развил для этой цели теорию так называемого «адэкватного причинения». Сущ­ность одного из ее вариантов, пользующегося ныне успехом также и в юриспруденции США, заключается в том, что лицо считается причинившим лишь тот результат, который может учесть «разумный человек», или лишь тот результат, который можно учесть или предвидеть с точки зрения «нормального» жиз­ненного опыта. Практически эта «теория» вводит в вопрос о при­чинной связи также совершенно произвольные, субъекти­вистские критерии. «Философским обоснованием» теории «адэкватного причинения» являются идеалистические учения Юма и Дж. Ст. Милля, согласно которым причинность не есть» якобы, реально существующая в мире категория, а лишь при­вычка человеческого сознания.

На деле такие субъективистские критерии подменяют вопрос о причинной связи вопросом о вине и создают полный произвол в разрешении этого последнего вопроса. Вопрос же о реально существующей причинной связи явлений таким способом вовсе выкидывается за борт.

На базе таких произвольных критериев в судебной практике буржуазных стран часто разрешался вопрос о тех убытках, ко­торые являются результатом просрочки платежа по денежным обязательствам. В условиях валютного хаоса, который наступил

в капиталистическом мире после первой мировой войны и кото­рый там — лишь с кратковременными перерывами — продол­жается до настоящего времени, — часто возникал вопрос, отве­чает'ли должник, просрочивший уплату денег, за убытки, проис­шедшие для кредитора вследствие того, что валюта долга за время от наступления срока долга до дня фактического платежа обесценилась. Суды Англии, США и других капиталистических стран старались по возможности ограничить ответственность должников за последствия просрочки платежа в условиях па­дающей валюты и проводить в жизнь ту точку зрения, что даже в этих условиях просрочка должника влечет за собой лишь обя­занность уплаты процентов, но не возмещение других убытков;

убытки же от обесценения валюты долга находятся «за преде­лами причинения», являются «слишком отдаленными», «непред­виденными» и т. п. '

Подобные решения вопроса о причинной связи диктовались интересами монополистических организаций, использующих в зна­чительной мере не собственные, а заемные средства, получен­ные в порядке выпуска этими монополистами всевозможных цен­ных бумаг на миллиардные суммы.

Наряду с этим стремлением в гражданских делах «ограничивать причинную связь», те же суды в уголовных делах склонны широко использовать порочную «доктрину усло­вия» (eonditio sine qua поп), так как последняя дает возмож­ность до бесконечности расширять уголовную ответственность лиц, покушающихся на неприкосновенность частной собствен­ности.