§ 48. Исключения из принципа ответственности за вину

Рассмотрев вопросы ответственности по обязательствам в тех пределах, в каких эта ответственность основана на моменте вины и регулируется в основном ст. 118 ГК, перейдем теперь к рассмо­трению тех случаев, когда должник отвечает за пределами вины. Эти случаи надлежит рассматривать как исключение из об­щего правил а, вы раженного в ст. 118 ГК. Сюда от­носится: (а) ответственность по обязательствам, предметом коих являются вещи, определенные родовыми признаками (п. 1 ст. 119 ГК РСФСР и соответствующие статьи гражданских кодексоь других союзных республик); (б) ответственность «за чужую вину» (п. 2 ст. 119 ГК РСФСР и соответствующие статьи гра­

жданских кодексов других союзных республик); (в) ответствен­ность за «случай» по ст. 404 ГК, ст. 132 Кодекса торгового море­плавания, ст. 78 Воздушного кодекса и ст. ст. 63, 64 и 67 Устава железных дорог.

А. Ответственность по п. 1 ст. 119 ГК

1. По п. 1 ст. 119—«невозможность исполнения не освобо­ждает должника от ответственности... если предмет обязатель­ства определен родовыми признаками и доставление имущества того же рода не стало объективно невозможны м».

Редакция этой статьи требует вдумчивого толкования: что означает «объективная невозможность исполнения» в том смысле, как этот термин употреблен в п. 1 ст. 119 ГК?

В виде общего правила можно сказать, что пределы ответ­ственности должника зависят от степени определенности пред­мета обязательства. Так, обязательство, направленное на, инди­видуально-определенную вещь, точно специфицирует объект ис­полнения, и "поэтому "случайная гибель такой вещи означает ко­нец ответственности должника. Обязательство же, имеющее своим предметом 'вещи, определенные родовыми признаками, устана­вливает лишь рамки (границы), в пределах которых должно про­изойти исполнение; в этом случае должник не освобождается от ответственности, если возникла невозможность предоставить кредитору тот именно предмет из данного рода вещей, который должником был предназначен для исполнения: например, гибель вследствие случайного пожара партии товаров (определенных родовыми признаками), выделенных поставщиком для отпраг- \и покупателю, не влечет за собой освобождения поставщика; ' о-следний должен озаботиться заготовлением другой партии тоь .-ров того же рода.

Отсюда ясно, что должник освобождается от обязанности пе­редать кредитору вещи, определенные родовыми признаками, лишь если докажет, что данного рода вещей вовсе нет в обороте. Только тогда наступит та объективная невозможность пре­доставления вещей данного рода, о которой говорится в п. 1 ст. 119 ГК. Объективная невозможность исполнения имеет место, например, в случае, когда постановлением Правительства все вещи данного рода распределены между государственными хо­зяйственными организациями полностью так, что на долю данной организации не осталось вещей данного рода. Подобные случаи могли иметь место в условиях тех затруднений в производстве, которые были вызваны войной 1941—1945 гг.

Доказательства объективной невозможности исполнения под­вергаются всегда весьма строгой оценке со стороны государ­ственного и ведомственных арбитражей, которые стремятся к тому,

чтобы поддерживать на высоком уровне договорную дисциплину между социалистическими организациями.

Принцип, выраженный в п. 1 ст. 119 ГК, приводит к тому, что обязательство, имеющее своим предметом вещи, определенные родовыми признаками, лишь в исключительных случаях прекра­щается невозможностью исполнения, так как доказать полное отсутствие в обороте вещей данного рода обычно весьма трудно («род никогда не погибает»).

Объективная невозможность исполнения может быть обусло­влена не только отсутствием в обороте вещей данного рода, но невозможностью в срок их доставить вследствие задержек в пре­доставлении поставщику необходимых транспортных средств. Именно этот случай имеет в виду ст. 20 постановления СНК СССР от 19 декабря 1933 г. (СЗ СССР 1933 г. № 73, ст. 445) о за­ключении договоров на 1934 год, в которой указано, что «за не­допоставку товаров поставщик отвечает лишь в пределах утвер­жденных в установленном порядка планов перевозок». В^ нашей арбитражной практике эта статья получила, однако, толкование в том смысле, что непредоставление вагонов при неплановых пе­ревозках является единственным основанием освобожде­ния поставщика от ответственности за непоставку товара и за недогруз. Такое толкование названной статьи выходит за пре­делы ее точного смысла. Непредоставление транспорта должнику для доставки товаров кредитору не является единственным слу­чаем объективной невозможности исполнения. Приведенная прак­тика арбитража, таким образом, расширяет ответственность по­ставщиков за пределами вины, возлагая на них ответственность также и за случайную невозможность поставки.

2. Из п. 1 ст. 119 ГК вытекает, что невозможность исполне­ния вообще не может служить основанием прекращения денеж­ного долга. Деньги в наибольшей степени обладают свойством родовых вещей: при изъятии из обращения одних денежных зна­ков они заменяются другими; при переходе от одной денежной единицы к другой между ними устанавливается определенное платежное соотношение. Таким образом, все прошлые, настоя­щие и будущие, денежные знаки объединены отношением к де­нежной единице и составляют один и тот же род вещей. Деньги всегда имеются в обороте и, поэтому, объективная невоз­можность уплаты денег в условиях нашего товарно-денежного хозяйства вообще наступить не может. Во время войны можно было говорить о временной объективной невозможности пла­тежа, приостанавливавшей наступление просрочки должника (например, в случае перерыва почтовой и телеграфной связи между кредитором и должником, исключившей возможность пере­вода денег), но не о прекращении денежного долга невозмож­ностью уплаты денег.

Положение, согласно которому денежное обязательство не может прекратиться невозможностью исполнения, едва ли когда-либо оспаривалось в нашей судебной или арбитражной практике.

Спорным в конкретном случае мог быть лишь вопрос о том, являются ли предметом данного долга индивидуально определен­ные денежные знаки или сумма денег. Только в первом случае мыслимо прекращение обязательства невозможностью исполнения (например, вследствие невиновной утраты должником данных де­нежных знаков), во втором же случае наступление невозможности исполнения, могущей освободить должника, вовсе исключается.

Иллюстрацией может служить указанное выше определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР от 21 марта 1944 г. по иску дома отдыха им. Поленова Государственного Большого театра к Тульской областной кон­торе Госбанка о взыскании 7000 руб., внесенных домом отдыха для зачисления на его. расчетный счет в Тарусское отделение Госбанка, но на означенный счет не поступивших. Решением Тульского областного суда от 6 декабря 1943 г. иск был удо­влетворен. Верховный суд РСФСР 31 декабря 1943 г. отменил решение Тульского областного суда и дело передал на новое рас­смотрение. В своем определении Верховный суд РСФСР указал, что при наличии ограбления несгораемого шкафа Тарусского отделения Госбанка временно захватившими город Таруссу не­мецкими разбойничьими войсками Госбанк не может нести ответственности за разгром Тарусского отделения вражескими войсками и за захват находившихся в несгораемом шкафу 7000 руб., поскольку все возможные в данных условиях меры к сохранению денежных сумм были со стороны банка приняты.

Рассмотрев дело по протесту Прокурора СССР, Судебная коллегия Верховного суда СССР признала приведенное выше определение Верховного суда РСФСР неправильным, отменила его и оставила в силе решение первой инстанции (Тульского областного суда). Существо мотивов заключается в следующем:

денежные знаки, принятые банком для зачисления на расчетный счет клиента, обезличиваются банком, он рассчитывается ими по другим своим обязательствам, банк же становится должником клиента на соответствующую сумму по денежному обязатель­ству; поэтому утрата банком принятых от клиента денежных знаков, независимо от того, какими обстоятельствами она вызвана, не может оказать влияния на ответственность банка по возникшему в отношении клиента денежному обязательству '.

То, что обязательство, направленное на предоставление родо­вых вещей, прекращается невозможностью исполнения лишь

' Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного суда СССР за 1944 г., стр. 242—343.

в с л у ч а е исчезновения из оборота всех вещей данного рода, само 'по себе еще не создает исключения из принципа ответственности за вину, а означает лишь, что обязан­ности должника в этих случаях шире, нежели в случае обяза­тельств, имеющих своим объектом индивидуально определенные вещи.

Изъятие из принципа ответственности за вину, установленное в п. 1 ст. 119 ГК, заключается, в сущности говоря, лишь в том, что невозможность исполнения, существующая лишь для дан­ного должника (и, следовательно, не носящая объективного характера), не принимается во внимание, хотя бы такая невоз­можность возникла без вины этого должника: отсутствие денеж­ных средств у должника не освобождает его от ответственности, хотя бы такое отсутствие не было вызвано ни его^ умыслом, ни неосторожностью 1.

Принцип, согласно которому отсутствие денежных средств у должника не является основанием для освобождения его от ответственности, распространяется и на социалистические орга­низации. Согласно постановлению СТО от 16 июня 1931 г., «если счета на отправленные товары не оплачены из-за отсут­ствия у покупателя. свободного кредита или при иногороднем обороте вследствие отказа покупателя акцептовать счета по той же причине, то поставщик имеет право приостанавливать испол­нение предусмотренных договором обязательств (отгрузка това­ров и т. п.)» или предпринять ряд других, указанных в том же постановлении, мер в отношении такого «неисправного долж­ника» (см. ниже § 53, п. 2).

Б. Ответственность по п. 2 ст. 119 ГК РСФСР и по соответствующим статьям гражданских кодексов других союзных республик

1. По п. 2 ст. 119 ГК невозможность исполнения не освобо­ждает должника от ответственности... если лица, на коих в силу закона или поручения должника возложено выполнение обяза­тельства, умышленно или неосторожно вызвали или не предот­вратили обстоятельства, сделавшего исполнение' невозможным.

Ответственность по п. 2 ст. 119 ГК есть ответственность не за собственную, а за чужую вину. Правило п. 2 ст. 119 ГК устанавливает общее начало для .обязательств, возникающих из договоров и из плановых административных актов. По обяза­тельствам из причинения вреда ответственность за «чужую вину» имеет место лишь в специальных случаях, указанных в законе.

Ответственность по п. 2 ст. 119 ГК есть ответственность за поведение другого лица, причинившего ущерб; эта огвет-

' См. М. М. А г а р к о в, К вопросу о договорной ответственности. Сбор­ник «Вопросы советского гражданского права», 1946, стр. 122 и ел.

ственность наступает в случае вины этого последнего лица, без вины со стороны того лица, которое несет ответственность.

2." К случаям, предусмотренным п. 2 ст. 119 ГК, не относится ответственность за ущерб, причиненный другим лицом,-но обусловленный собственной виной в выборе этого лица или в надзоре за ним. Например, если врач, производя хирургическую операцию, допустит к участию в ней в качестве ассистента заведомо неопытное в подобном деле лицо, то он несет ответственность за вредоносный результат такого выбора своего ассистента. Если душевнобольной причинит ущерб, то за него отвечает лицо, которое обязано иметь за ним надзор. В обоих случаях налицо ответственность за собственную, а не за чужую вину: такая ответственность, обусловленная собствен­ной виной в выборе другого лица (исполнителя обязательства) или в надзоре за другим лицом, вовсе не предполагает вину дру­гого лица (причинителя ущерба, исполнителя обязательства), а имеет своей предпосылкой лишь противоправное поведение этого другого лица. Должник в подобных случаях освобождается от ответственности, если докажет, что с его стороны не было проявлено недостатка в осмотрительности ни в отношении выбора, ни в отношении надзора за лицом, причинившим ущерб.

3. Спорным представляется вопрос о том, можно ли к слу­чаям, предусмотренным п. 2 ст. 119 ГК, относить те, в которых речь идет об ответственности юридического лица за неисполне­ние или ненадлежащее исполнение его договорного обязатель­ства вследствие неправильных действий или упущений со стороны руководителей, рабочих или служащих этого юридиче­ского лица. По мнению М. М. Агаркова, для ответственности по п. 2 ст. 119 ГК достаточно, если исполнение соответствующих действий возложено на третье лицо «в силу закона или поруче­ния должника», причем «это выражение означает, что исполни­тель обязан был производить соответствующие действия. Напри­мер, в силу закона в выполнении обязательств госоргана уча­ствует директор госоргана, в выполнении обязательств промыс­ловой артели — председатель правления артели. В силу закона опекун выполняет обязательства подопечного. Термин «поруче­ние» s ст. 119 ГК не надо понимать слишком узко. Должник от­вечает не только за того, с кем он заключил договор поручения (ст. 251 ГК). Поручение в смысле ст. 119 ГК дается рабочему и служащему. Поручение в смысле ст. 119 ГК дается всякому контрагенту должника, если данный контрагент совершает дей­ствия, направленные на то, чтобы обязательство было исполнено. Например, машиностроительный завод будет отвечать перед заказчиком, хотя бы неисполнение и было вызвано неисправ­ностью электропромышленного предприятия» (М. М. Агарков «К вопросу о договорной ответственности», см. сборник «Вопросы

советского гражданского права», АН СССР, 1945, стр. 131). С точки зрения приведенного здесь толкования п. 2 ст. 119 ГК пункт этот обнимает такие совершенно различные по своей при­роде случаи, как: 1) ответственность должника (например, гос­предприятия) за действия привлеченных им для исполнения дого­вора третьих предприятий и 2) ответственность юридического лица за упущения своих служащих.

С этим нельзя согласиться. Ответственность в первом случае есть на самом деле ответственность за действия другого лица, тогда как ответственность юридического лица за неисполнение или ненадлежащее исполнение его договорных обязательств вследствие упущений со стороны служащих этого юридического лица вовсе не является ответственностью за действия другого лица. Например, если пропущен срок предъявления к акцепту и к платежу платежного требования, которое выставлено клиентом банка и 'передано банку на инкассо, то банк отвечает перед клиентом за неисполнение при­нятого на себя инкассового поручения, причем ответственность банка здесь наступает в силу его собственной (банка) вины, выразившейся в бездействии банковских служащих: ибо деятель­ность юридического лица вообще находит свое выражение лишь в действиях руководителей, рабочих и служащих и не может найти своего выражения в чем-либо ином1. Поэтому нельзя согласиться с М. М. Агарковьш, что неисполнение обязательства банка вследствие упущения его служащих есть случай, преду­смотренный п. 2. ст. 119 ГК. Если стать на эту точку зрения, то всякий случай вины юридического лица был бы сведен к ответ­ственности за «чужую вину» (за вину руководителей или служа­щих этого юридического лица) и для ответственности юридиче­ского лица за собственную вину не осталось бы места. К такому выводу должны прийти сторонники того взгляда, что юридическое лицо вообще не обладает дееспособностью. Мы стоим на иной точке зрения и полагаем, что юридическое лицо есть субъект гражданского оборота, обладающий как правоспо­собностью, так и собственной дееспособностью и что, следова­тельно, можно говорить и о собственной вине, юридиче­ского лица при исполнении им своих обязательств (см. названную работу проф. С. Н. Братуся, § 33).

Отсутствие ясности в вопросе о правовой природе ответствен­ности юридических лиц за неисполнение обязательств, вызван­ное упущениями их служащих, отразилось и в судебной практике;

В определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда СССР 1939 года по иску Самтредского орса к Кутаисскому отделению Госбанка о взыскании 11474руб.

. ' См. С. Н. Бр'атусь, Субъекты гражданского права, 1950, § 33, п. 10.

(Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Вер­ховного суда СССР за 1938—1939 гг., стр. 158) рассматривался следующий случай: истец внес деньги в банк для зачисления их на свой расчетный счет, при взносе денег были нарушены пра­вила Госбанка, которые должны быть известны клиенту и слу­жащим банка: деньги были переданы кассиру банка, минуя контроль. Кассир принял деньги, выдал расписку. Затем деньги кассиром были растрачены. Истец требовал, чтобы соответствую­щая сумма была. зачислена на его (истца) счет в банке. Судеб­ная коллегия Верховного суда СССР решила дело по принципу смешанной ответственности: то обстоятельство, что деньги были внесены кассиру и им приняты, минуя контроль, является нару­шением как со стороны орса, так и со стороны банка. Правиль­ность этого конечного вывода ослабляется, однако, неудачной формулировкой мотивов определения, в которых сказано: «Банк как наниматель отвечает за выбор своих служащих, а равно за их действия, совершенные ими в пределах их компетенции. В противном случае может создаться полная безответственность банка за нарушение им самим установленных правил, что недо­пустимо, особенно при том значении, которое имеет Государ­ственный банк СССР в системе социалистического хозяйства».

Правильным здесь является указание на то, что если бы Госбанк не отвечал за упущения своих служащих, допущенные ими при совершении банковских операций, то это практически означало бы полную безответственность банка за нарушение им самим установленных правил и (прибавим к этому) безответ­ственность за нарушение принятых им на себя обязательств. Здесь, таким образом, правильно подчеркивается, что ответ­ственность юридического лица за собственную вину всегда при­нимает форму ответственности его за упущение своих служащих.

Наряду с этим правильным указанием Судебная коллегия в мотивировочной части своего определения указывает, что банк «отвечает за выбор своих служащих». Это указание не только излишне — оно ослабляет значение конечного вывода: если ответственность за неправильные, действия кассира имеет своей предпосылкой вину. «за выбор служащего», то банк мог бы освободиться от этой ответственности, доказав, что при назначе­нии на должность данного кассира были соблюдены все предпи­санные для этих случаев меры предосторожности; доказать отсутствие какой-либо вины администрации банка «при выборе» данного служащего в огромном большинстве случаев будет весьма легко, и если бы такие доказательства могли освободить банк от ответственности, то получилась бы та безответственность банка за нарушение его служащими банковских правил, которую в изложенном решении стремился предотвратить Верховный суд.

Очевидно, что Верховный суд, ссылаясь на «ответственность

23 Э**- 1779- Обще учение ов овя»ат«дьстве

банка за выбор своих служащих», имел в виду здесь установить общую презумпцию, не допускающую опровер­жения: смысл этой ссылки заключается в том, что банк несет безусловную (и «гарантийную») ответственность за правильное совершение его служащими банковских операций, так как он выбирает своих служащих. При таком толковании названная ссылка означает не более как иную формулировку того же ука­занного выше -принципа, что банк, отвечая за упущения своих служащих при совершении ими банковских операций, тем самым отвечает за свою собственную вину.

4. Таким образом, ответственность по п. 2 ст. 119 ГК надо отли­чать: а) от ответственности за действия другого лица, когда эта ответственность обусловлена собственной виной в выборе этого лица или в надзоре за ним; б) от ответственности юридического лица за неисполнение обязательства, вызванное упущениями или иными неправильными действиями служащих этого юридического лица. В обоих случаях («а» и «б») должник отве­чает не за «ч ужу ю», а за собственную вину.

В нашем гражданском обороте основной категорией случаев ответственности за «чужую вину» по п. 2 ст. 119 ГК являются случаи ответственности социалистических орга­низаций по их договорным обязательствам, в исполнении которых принимают участие третьи организации. Сюда относятся случаи так назы­ваемых транзитных отгрузок, когда поставщик про­дает товар, находящийся на складе не у неге, а у третьей орга­низации, и товар отгружается этой последней организацией (по поручению поставщика) непосредственно в адрес покупателя, минуя склад поставщика. Предположим, что грузоотправитель Б., невзирая на полноту и точность указаний, полученных им свое­временно от поставщика А., допустит какую-либо неправильность (например, укажет ненадлежащий адрес или допустит запозда­ние) при отгрузке товара в адрес покупателя В. В этом случае поставщик А. будет нести ответственность перед покупателем В. за убытки, причиненные по вине грузоотправителя Б., на осно­вании договора поставки, заключенного между А. и В.

На аналогичных основаниях генеральный подрядчик (в обла­сти капитального строительства) отвечает перед заказчиком за работы, переданные им (генеральным подрядчиком) для выпол­нения субподрядчикам.

Ответственность по п. 2 ст. 119 ГК будет также иметь место в случае, если подрядчик не выполнил своего обязательства перед заказчиком вследствие перерыва в своем производстве, вызванного перебоями в снабжении его (подрядчика) электро­энергией или транспортными средствами; подрядчик в этих слу­чаях отвечает перед своим заказчиком за последствия, причинен­

ные неисправностью его (подрядчика) контрагентов (электро­станции, допустившей перерыв в подаче электроэнергии; транс­портной организации, не доставившей автомашины в назначен­ный срок, и т. п.).

5. Ответственность должника по п. 2 ст. 119 ГК имеет место при наличии вины (умысла или неосторожности) третьего лица, на которое поручением должника или законом воз­ложено выполнение всего обязательства или каких-либо частей Данного обязательства или каких-либо подсобных операций, от которых зависит выполнение должником его обязательств перед кредитором. Ответственность по п. 2 ст. 119 ГК имеет место хотя бы при отсутствии собственной вины со стороны должника. Должник не может в этом случае освободиться от ответственности, хотя бы он доказал, что с его стороны не было вины ни в выборе исполни­теля, ни в надзоре за ним. Он отвечает за «чужую» (за вину исполнителя), а не за собственную вину.

В случае, если кредитор не получил надлежащего исполнения по обязательству, он (кредитор) не обязан доказывать вины должника или исполнителя для того, чтобы получить возмещение убытков: вина должника или исполнителя обязательства в этом случае предполагается, и бремя доказьгвания отсутствия вины возлагается на должника. Последний для того, чтобы освобо­диться от ответственности по п. 2 ст. 119 ГК должен доказать отсутствие как своей собственной вины, так и отсутствие вины лица, на которое в силу закона или поручения было возложено исполнение данного обязательства в целом или в части.

6. Должник, на которого пала ответственность за вину дру­гого лица (исполнителя) в силу п. 2 ст. 119 ГК, имеет право > требования к этому последнему лицу о возмещении ему того, что он должен был уплатить своему кредитору (право регресса), поскольку иное не вытекает из отношений между должником и исполнителем. .В приведенном выше (стр. 354) примере постав­щик А. имеет право взыскать с грузоотправителя В. то, что ему (поставщику) пришлось уплатить покупателю Б. вследствие неправильной или несвоевременной отгрузки товаров в адрес покупателя. В конечном счете ответственность за убытки несет, таким образом, виновное лицо, на которое было возложено исполнение обязательства.  По  справедливому замечанию М. М. Агаркова (назв. статья, стр. 130), институт ответственно­сти за чужую вину есть юридико-технический способ возложения ответственности на действительного причинителя ущерба:

«Исполнитель, за которого должник отвечает» (по п. 2 ст. 119 ГК), «в обязательственном отношении с кредитором не состоит. Если не возложить на должника ответственности за вину исполнителя, то, несмотря на неисполнение обязательства,

23*                                            • .

кредитор не получит удовлетворения». Таким образом, при надлежащем подходе к анализу п. 2 ст. 119 ГК (если рас­сматривать этот пункт не изолированно, а в совокупности с пра­вом регресса, принадлежащим должнику в отношении лица, привлеченного должником для исполнения обязательства и допу­стившего виновое неисполнение) становится ясным, что пункт этот не только не ослабляет исходного принципа ответственно­сти за вину, но, наоборот, направлен на укрепление этого принципа. Возложение ответственности на виновное лицо (испол­нителя) здесь достигается сложным путем, посредством соче­тания двух обязательственных отношений: 1) отношения по п. 2 ст. 119 ГК между кредитором и должником и 2) отношения из права регресса между должником и исполнителем обязательства. Применение такого юридико-технического способа диктуется сложностью взаимоотношений лиц, участвующих в осуществле­нии данной хозяйственной операции.

В. Ответственность за „случай". Понятие „непреодолимой" силы

1. Выше мы уже говорили о том, что должник для того, чтобы освободиться от обязательства в случае наступившей невозможности исполнения, должен доказать, что эта невозможность обусловлена обстоятель­ством, которого он (должник) не мог пред­отвратить (ст. 118 ГК). Только наличие такой невоз­можности означает отсутствие вины в неисполнении обязательства.

Для того, чтобы доказать отсутствие вины, не тре­буется установить отсутствие всякой возможной вины, что было бы неосуществимой попыткой установления бесконечного числа отрицательных фактов. Доказать отсутствие вины — зна­чит установить ряд положительных фактов, из которых выте­кало бы, что должником приняты все те меры заботливости, которые от него требовались в данных конкретных условиях.

Всякое обстоятельство (факт), обусловившее такую невозможность исполнения, которую должник не мог предотвра­тить надлежащей мерой своей заботливости, носит наименование «случая». Таким образом «случай» (casus) и отсутствие вины —две стороны одного и того же явления, и там, где кон­чается вина, там начинается случай. Поэтому принцип ответ­ственности должника лишь при наличии вины можно иначе формулировать следующим образом: «должник не отвечает за случай» 1.

Наше законодательство знает, однако, такие виды обяза­тельств, по которым должник отвечает за случай.

' См. выше — о ' необходимости различать <случай» в изложенном здесь ЧЯадсле от ^случая» в каузально-философском смысле.

Согласно ст. 78 Воздушного кодекса СССР (ВК) «за причи­ненные. при стартах, полетах и посадках смерть и телесное повреждение пассажирам гражданских воздушных судов, а также за вред лицам и имуществу, не находящимся на гражданском воздушном судне, учреждение, предприятие, организация или лицо,\ которое эксплоатирует гражданское воздушное судно («воздушный перевозчик»),' несет имущественную ответственность по общему законодательству СССР и союзных республик, если не докажет, что вред произошел вследствие умысла или грубой .неосторожности самого потерпевшего».

По этой статье воздушный перевозчик не может освободиться от ответственности, доказав, что данный ущерб вызван обстоя­тельствами, которые он не мог предотвратить: на воздушного перевозчика возлагается ответственность за ущерб, возникший при указанных в этой статье обстоятельствах, — хотя бы этот ущерб нельзя было вменить ему в вину; воздушный, перевозчик несет, следовательно, безусловную — гарантийную — ответствен­ность за всякий «случай».

На иных основаниях построена ответственность по ст. 404 ГК и по ст. 132 Кодекса торгового мореплавания СССР (КТМ):

здесь имеет место ответственность должника за случай, но не за всякий случай.

Ст. 404 ГК предусматривает, что «лица и предприятия, дея­тельность которых связана с повышенной опасностью для окру­жающих, как-то: железные- дороги, трамвай, фабрично-заводские предприятия, торговцы горючими материалами, держатели диких животных, лица, возводящие строения и иные сооружения, и т. п. отвечают за вред, причиненный источником повышенной опасно­сти, если не докажут, что вред возник вслед­ствие непреодолимой силы...».

По ст. 132 КТМ «перевозчик отвечает за вред, причиненный пассажиру во время и вследствие перевозки, в частности, за смерть и повреждение здоровья, если не докажет, что вред произошел от действия непреодолимой силы...».

Здесь так же, как и в ст. 78 ВК, предусматривается обязан­ность возмещения убытков без права должника освободиться от этой ответственности путем доказывания отсутствия с его стороны какой-либо вины. Однако ст. 404 ГК и ст. 132 КТМ— в отличие от ст. 78 ВК — вводят существенное ограничение ответственности за возникший вред; лица и предприятия, о кото­рых говорится в ст. 404 ГК, и морской перевозчик по ст,'132 КТМ несут не безусловную ответственность, отвечают не за всякий «случай». Они освобождаются от ответствен­ности, если докажут, что ущерб этот причинен такого рода обстоятельствами, которые являются «непреодолимой силой»,

Таким образом, в связи с применением ст. 404 ГК и ст. 132 КТМ возникает вопрос, по какому признаку выделить из категории «случайных» обстоятельств (т. е. обстоятельств, кото­рые не могут быть вменены в вину должнику) более узкий круг «случаев», которые обнимаются понятием «непреодолимой силы». Другими словами: чем отличается «простой случай» от «квалифи­цированного случая», иначе именуемого «непреодолимой силой».

2. Понятие непреодолимой силы (форсмажора) пытались построить, отправляясь от идеи повышенной — по сравнению с обычным уровнем — ответственности; утверждали, что «про­стым случаем» является обстоятельство, непредотвратимое при обычной, «средней» заботливости; квалифицированным же случаем или непреодолимой силой надлежит считать обстоя­тельство, которое яе может быть предотвращено при всей вообще возможной в данных условиях осмотрительности или заботли­вости, т. е. при наибольшей, а не обычной заботливости.

Эта теория в нашей литературе защищалась М. М. Агарко-вым (в учебнике гражданского права для вузов, 1938, т. I, стр. 156 и т. II, стр. 404). Несколько другую формулировку та же доктрина получила в учебнике гражданского права для вузов, 1944, т. I, стр. 340: здесь М. М. Агарков указывает, что «непре­одолимая сила является квалифицированным случаем, т. е. слу­чаем, обладающим некоторыми специфическими признаками», и приходит к заключению, что «таким признаком служит неот­вратимость наступления вреда. Непреодолимая сила — это такое событие, которое не может быть предотвращено никакими мерами... Устанавливая невозможность какими бы то ни было мерами предотвратить наступление вреда, судья должен учесть современное состояние техники и хозяйства... Для непреодоли­мой силы характерна невозможность предотвратить события, существующая не для данного лица, а в данном обществе вообще».

Эта доктрина непреодолимой силы в различных своих вариан­тах сводится к тому, что ст. 404 ГК и ст. 132 КТМ требуют не «обычной», «средней», а повышенной чрезвычайной меры забот­ливости, повышенного, чрезвычайного масштаба для оценки поведения должника. Но при таком понимании «непреодолимой силы» между нею и простым «случаем» не устанавливается вообще никаких границ; речь идет о различных масштабах, при помощи которых определяется наличие или отсутствие вины должника в различных обязательствах.

«Субъективные», т. е. основанные на оценке поведения долж­ника, на определении требуемой от него меры заботливости, — критерии для отграничения «непреодолимой силы» от простого <случая» выдвигались в буржуазном праве (теория немецкого Юриста Гольдшмита). Они там были связаны с доктриной о «доб­

ром отце семейства» (bonus pater familias): от должника там требуется применение не более тех усилий, которые в аналогич­ных случаях применяет «добрый отец семейства», — та посред­ственность, по которой должен равняться должник. Применение этой буржуазной «средней мерки» в судах капиталистиче;

ских стран соответствует интересам владельцев промышленных и торговых предприятий: оно дает возможность судам во многих случаях перелагать бремя убытков, причиненных этими пред­приятиями, «а клиентуру. Для некоторых же промышленных предприятий выдвинут был критерий «повышенной» ответствен­ности — использованный для всяческой демагогии о защите будто бы интересов потребителя; на самом же деле критерий этот, весьма расплывчатый и неопределенный, давал судам вообще свободу усмотрения.

Как уже было показано выше, наше право для определения меры требуемой от должника заботливости применяет масштаб весьма диференцированного характера: когда речь идет об обя­зательствах в сфере социалистического строительства, должник обязан равняться на передовых работников, на лучшее предприя­тие. Но если понятие вины и случая у нас разграни­чиваются путем применения столь диференцированного мас­штаба, то различие между простым случаем и н е п р е одолимой силой в нашем праве не может опре­деляться различием между «средней» и «повышенной» бдитель­ностью: ибо как наш «средний», так и наш «повышенный» масштабы оба относятся к тем признакам, при помощи которых различают вину и случай.

3. Понятие непреодолимой силы пытались построить, исходя из представления об йсобом свойстве тех препятствий, которые должны освободить должника: непреодолимая сила — это- чрез­вычайное явление, которое само в себе как бы заключает дока­зательство отсутствия всякой возможности вины должника; это •— сила, возникающая вне круга деятельности данного предприятия или профессиональной деятельности данного лица; сила, в отно­шении этого лица имеющая «внешнее происхождение». (См. X. И. Шварц, Значение вины в обязательстве из причинения вреда, 1939, стр. 50).

Против названной объективной теории непреодолимой силы были выставлены в нашей литературе существенные возражения.

М. М. Агарков (в учебнике гражданского права для юриди­ческих вузов, 1944, т. I, стр. 340) указывает: если вред причинен «внешним случаем», то его нельзя считать причиненным той дея­тельностью, которая представляет повышенную опасность для окружающих. За «внешний случай» нет ответственности просто потому, что вред причинен не источником повышенной опасности, а другой силой. При таком толковании понятие непреодолимой

силы становится излишним. Выходит, что всякий вред, причинен­ный деятельностью источника повышенной опасности, подлежит возмещению; вред же, причиненный непреодолимой силой, вовсе не является вредом, причиненным деятельностью источника по­вышенной опасности. Такое понимание «непреодолимой силы» противоречит ст. 404 ГК, которая имеет в виду именно создать специальное основание для освобождения от ответственности за вред, причиненный источником повышенной опасности.

Критика М. М. Агаркова сводится к тому, что «объективная» теория не определяет, а уничтожает понятие непреодолимой силы. Это возражение является справедливым, если под «внеш­ней силой» понимать единственную, исключительную причину, породившую данный результат, если непреодолимой силой счи­тать такую внешнюю силу, которая единственно и исключительно привела к данному следствию. Из такого именно примитивного представления о «внешней силе» исходит «объективная теория» непреодолимой силы, развитая немецким юристом Экснером, и критика М. М. Агаркова, поскольку она направлена против тео­рии Экснера, является правильной: если понимать непреодоли­мую силу в том смысле, как это предполагает Экснер, то понятие это действительно становится излишним; достаточно было бы сказать, что предприятие, эксплоатирующее источник повышен­ной опасности, отвечает за всякий причиненный им вред и не отвечает за вред, им не причиненный. Но такое понимание дей­ствия «внешней силы» несовместимо с учением о причинной связи, построенным на основе диалектического материализма.

4. Когда мы говорим о том, что данный вредоносный резуль­тат, возникший при эксплоатадии «источника повышенной опас­ности», следует отнести за счет действия «непреодолимой силы», то мы здесь имеем в виду не изолированное действие какого-то фактора «внешнего» (по отношению к названному источнику) происхождения, а особого рода сочетание действий данного источника повышенной опасности и упомянутого «внешнего» фактора: мы имеем в виду такую связь между действием самого источника повышенной опасности, названного «внешнего» фак­тора и данным вредоносным результатом, которая носят характер не причинно-необходимой связи, а причинно-случайного сцепле­ния событий.

Так, например, в рассмотренном выше (§ 48, п. 9) деле по иску Мироновой к Химзаводу Верховный суд СССР с полным основа­нием отверг доводы ответчика (Химзавода) о том, что пожар произошел от действия непреодолимой силы. Определение является правильным потому, что связь между событиями, при­чинившими гибель имущества истицы (хранение горючих мате­

риалов близ железнодорожного полотна; искра от паровоза;

пожар) является связью причинно-необходимой.

Вопрос о наличии или отсутствии непреодолимой силы в деле Мироновой должен быть разрешен в зависимости от того, является ли связь между фактами, обусловившими (в своей сово­купности) гибель имущества Мироновой, связью причинно-не­обходимой" или причинно-случайной.

Бели данный вредоносный результат является следствием того, что к деятельности, представляющей повышенную опасность для окружающих, присоединяется действие некоторого «внеш­него», по отношению к данному источнику повышенной опасности, фактора, то необходимо различать, является-ли этот вредоносный результат следствием случайного сцепления обстоятельств (тогда налицо так называемая «непреодолимая сила») или следствием причинно-необходимой связи между событиями (тогда налицо либо так называемый простой случай, т. е. отсутствие, вины, либо вина).

Мы, таким образом, приходим к заключению, что различение «простого случая» и «непреодолимой силы» в конечном счете базируется на различении причинно-необходимых и причинно-случайных связей, о которых мь1 говорили выше, в § 46. Предлагаемая здесь объективная теория непреодолимой силы является развитием взглядов, впервые изложенных Д. М. Генки-ным в заседании секции гражданского права ВИЮН в июне 1949 года'.

Если различие между простым случаем и непреодолимой си­лой определяется различием между «необходимой» и «случайной» связью фактов, которые в своей совокупности причинили данный вредоносный результат, то из этого рвдо заключить, что ни одно событие нельзя при всех условиях считать непреодолимой силой. Все зависит от характера связи этого события с другими собы­тиями — от характера (имевшего место в данном случае) соче­тания этого события с действием источника повышенной опас­ности.

Относительность критерия непреодолимой силы правильно подчеркнута в решении Верховного суда РСФСР (1925 г.) по делу Синклера, где сказано, что «то, что в данном месте, в одной обстановке является легко преодолимым, в другом — может быть непреодолимым» 2.

Многое здесь, конечно, зависит от того уровня, которого до­стигла в данной отрасли техника строительства, техника безопас­ности и т. п.: если, например, снежные заносы некогда в железно-

' См. «Во Всесоюзном институте юридических наук». Обзор заседаний сектора гражданского права,—«Советское государство и право», 1949, № 11, стр. 73.

* Ср. .комментарий к этому решению в Учебнике гражданского права для юридических вузов, 1&44, стр. 341.

дорожном деле считались всегда «непреодолимой салон», то ныне, поскольку со снежными заносами могут оправиться снего­очистители, они очень часто могут быть рассматриваемы как простой случай. Если в настоящее время приходится считаться с действием засухи на урожай хлебов, то после осуществления гениального Сталинского плана полезащитных лесонасаждений нельзя уже будет ссылаться на засуху, как на «форсмажор» (не­преодолимую силу). То же можно сказать и о других стихийных бедствиях (землетрясении, действии урагана и т. д.).

5. В нашей литературе было высказано мнение, согласно кото­рому понятия «непреодолимой силы» и «явлений стихийного поряд­ка» не совпадают (см. С.Н. Братусь и П. Е. Орловский, «Социалистическая законность», 1942, № 11—12, стр. 11—15). Это мнение основывалось на том, что Устав железных дорог в ст. ст. 63, 64 и 68, предусматривая безусловную ответственность железных дорог за неподачу вагонов по плану и за сохранность принятого к перевозке груза и ответственность отправителя за недогруз вагонов, освобождает, однако, железную дорогу и отпра­вителя от означенной ответственности в случае стихийных явле­ний, вызвавших неподачу вагонов, недогруз или гибель либо порчу груза; при этом ст. ст. 63 и 64 дают перечень явлений-сти­хийного характера (пожар, заносы, наводнения).

До Отечественной войны 1941—1945 гг. считалось, что эти статьи дают исчерпывающий, закрытый перечень оснований, освобождающих от ответственности, и из этого в первые годы войны делали вывод, что никакие явления, вызванные военными событиями, не могут служить основанием для освобождения же­лезной дороги от ответственности за гибель вверенного ей груза (см. С. Н. Братусьи гг Е. Орловский, назв. работа). Однако позднее в постановлении Пленума Верховного суда СССР от 29 января 1942 г. о процессуальных нарушениях по делам, рассматриваемым судами на основании Устава железных дорог и Устава внутреннего водного транспорта (ст. 22) указывается, что «если ответчик ссылается на обязательства, вызванные вой­ной, как на условие, освобождающее его от ответственности, и наличие таких обстоятельств по делу будет подтверждено, суд должен принять во внимание заявление ответчика и разрешить дело с учетом этих обстоятельств» (Сборник постановлений Пле­нума Верховного суда СССР с 23 июня 1941 г. по 1 марта 1942 г., стр. 33). Еще более четкое разрешение этого вопроса дано в опре­делении 12 января 1944 г. Судебной коллегией по гражданским делам Верховного суда СССР по иску конторы снабжения Кисло-водского курорта к управлению Орджоникидзевской ж. д. о взы­скании стоимости недоставляемого в адрес истца груза. Груз сго-рел вовремя бомбардировки г. Москвы в ночь на 22 июля 1941 г. Судебная коллегия признала, что «военные действия, влекущие

за собой невозможность исполнения договора перевозки или не­надлежащее исполнение его как явление непреодоли­мой силы (разрядка моя. — Л. Л.) должны быть отнесены к обстоятельствам, освобождающим железную дорогу от ответ­ственности в соответствии с п. «а» ст. 68 Устава железных дорог». Таким образом, наша судебная практика установила, что перечень явлений, данный в Уставе железных дорог, не является исчерпы­вающим '.

Тем самым подчеркивается, что понятие «непреодолимой силы» в нашем гражданском праве является единым.