Глава 13 Права учредителя при создании общества

Эта проблема соприкасается с теорией юридического лица, поскольку речь идет о хозяйственном обществе, поэтому нужно хотя бы кратко коснуться данного вопроса.

Как известно, есть несколько теорий, объясняющих этот феномен. В нашей литературе были распространены взгляды, рассматривающие юридическое лицо как способ организации деятельности людей (теория коллектива)'. Эта теория, подобно учению о праве оперативного управления, базировалась на эмпирическом описании фактически сложившегося положения, когда предприятие было не только единственной сферой организации производственной деятельности людей, но и основной формой их внепроизводственного существования, проникало в сферу потребления, быта, политики и моральности2.

Теория коллектива не в состоянии, однако, охватить все стороны сущности юридических лиц, не может, например, объяснить "компании одного человека^, одновременного участия одного лица в нескольких юридических лицах, возникновение

' Само название, может быть, и свободно от идеологических аллюзий, поскольку еще во Франции в XVII в. возникали товарищества с "коллективным именем" (et nom collectif) как прообраз юридического лица.

2 Теория коллектива не была лишена при этом и определенной доли популизма, известным образом искажая реальное положение дел. В условиях государственного патернализма скрывались принудительность коллективизма и его фактическое бессилие. ,

Только в годы перестройки были предприняты романтические попытки воплотить теорию коллектива в действующем законодательстве, сндчала путем внедрения выборности администрации, а потом (уже в российском законодательстве) путем наделения трудовых коллективов широкими полномочиями в вопросах ликвидации и реорганизации государственных (муниципальных) предприятий. Однако оказалось, что коллективизм на деле нисколько не укрепляет собственность и не способствует развитию предприятий. Поэтому довольно быстро эти нормы были отменены, что можно, по-видимому, считать завершением короткого периода легализации теории коллектива.

181

юридического лица из выделенного капитала, а не личной деятельности', а также многие имущественные аспекты юридического лица.

Более верным представляется поэтому подход, выводящий юридическое лицо из потребностей оборота, заставляющих ограничивать ответственность его участников специально выделенными имущественными активами. При этом суть юридического лица – отделение части имущества собственника, которая определяет пределы его риска и пределы ответственности в обязательствах от имени такого обособленного имущества (юридического лица)2. Это понятие и будет главным образом использовано в дальнейшем изложении-

Есть основания считать его плодом не теоретических ухищрений, а исторического развития. Уже в XVI в. Медичи (как и другие крупные купцы) шли на создание филиалов с целью сократить риск от банкротства для всего предприятия.

Форма первых юридических лиц, претерпевшая эволюцию от обычных товариществ к коммандитным, а затем к акционерным обществам, предполагала объединение, но сразу подчеркивались и условия участия: участник (в данном случае – коммандитист) "ни в коем случае и ни под каким предлогом не может считаться ответственным за долги и обязательства сказанного товарищества сверх тех средств, кои он в него вложит".

_____    h

' Личная деятельность может рассматриваться и как вклад (капитал), но теория коллектива имеет в виду не такого капиталиста, а работника (коллектив работников), участвующего в деятельности предприятия на основе трудового договора. Следует также отметить, что вклад личным участием считается второстепенным и нежелательным именно по соображениям зашиты прав кредиторов. При прочих рапных условиях такой вклад всегда дает наименьшие права.

Например, по французскому праву такой вклад (он называется интеллектуальным в отличие от имущественного в виде денежного, вещевого, передачи прав собственности или пользования) не допускается ни в обществе с ограниченной ответственностью, ни в акционерном обществе, а возможен только в полном товариществе, но и в этом случае права по такому вкладу ограниченны {Жамен С., ЛакурЛ. Торговое право. М-; Международные отношения. 1993. С. 65 и ел.)

Аналогичны положения немецкого права (напр., § 27, п. 2 Закона ФРГ об акционерных обществах от б сентября 1965 г. гласит: "Имущественный взнос или приобретение имущества могут быть лишь имущественным объектом. цена которого установлена; обязательства, связанные с услугами, не могут быть ни имущественным взносом, ни приобретением имущества").

1 Ср.: "...Юридически участником соответствующих правоотношений становится именно данное обособленное имущество как некий особый субъект права" (Суханов Е.А. Гражданский кодекс РФ о коммерческих организациях // Экономика и жизнь. 1994. № 45. С; 10 приложения "Ваш партнер").

182

Все товарищества с коллективным именем "мучались с трудным разграничением ответственности – быть ей полной или ограниченной"'.

Решение этой проблемы на пути к акционерному обществу, т.е. в пользу ограниченной ответственности, позволяет сказать, что, в конечном счете, юридическое лицо – это не столько объединение лиц, сколько отграничение капиталов.

Здесь не место вступать в полемику по поводу понятия юридического лица, но для целей дальнейшего изложения необходимо остановиться на какой-либо концепции. В этом смысле вполне удовлетворительной представляется теория фикции2.

Признание искусственности, фиктивности юридического лица, не являясь сколько-нибудь оригинальным, избавляет, по крайней мере, от необходимости искать глубинное, в том числе и экономическое содержание этого юридического явления.

Экономический детерминизм, отводивший праву исключительно форму отражения, не мог не породить отрицания самой возможности фикции, чем в первую очередь и следует объяснить столь упорные поиски сугубо экономического или хотя бы "социально-экономического" содержания юридического лица, и любое ее признание, даже частичное, не могло не сопровождаться ощущением неполноценности самой категории, запятнанной фиктивностью.

Однако фикция, порожденная известными причинами, прежде всего коренящимися в целостности и самостоятельности права, является одним из признанных и эффективных юридических приемов3, и потому стремление избавиться от фикции не более осмысленно, чем попытки избегнуть эффективного правового регулирования вновь возникающих отношений ради сохранения исторически неизменной системы права либо, напротив (что, кажется, нам ближе), разрушить систему права

' См.: Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XV1H вв. Т. 2: Игры обмена. М.: Прогресс, 1988. С. 139, 438-439-

I Юридическое лицо – "воображаемое лицо", "субъект фиктивный";

"юридическое лицо есть только юридическое средство, которым действуют физические лица" (Шершеневич Г.Ф. Учебник торгового права (по изданию 1914 г). М,:Спарк, 1994. С. 162; Он же: Учебник русского гражданского права. С. 89-90).

А. Эрделевский говорит о "правовой природе юридического лица как искусственно созданного субъекта права" (О компенсации морального вреда юридическим лицам // Хозяйство и право. 1996. N? 11. С. 106).

1 ^Усматривать или не усматривать фикцию (или даже множество фикций) – это совершенно безразлично. Фикции представляют собой лишь известного рода ссылку, и ничего больше" (Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. I. Полутом 1. С, 352),

183

ради включения в нее новых фактов (что технически возможно лишь в форме благих пожеланий либо вторжения в юридическую ткань буквально экономических категорий, лишенных юридической субстанции).

Установление фикции само по себе означает не более чем признание того факта, что новые, требующие регулирования отношения возникли позже сложения системы права (либо хотя и возникли в то же время, но признаны заслуживающими правовой квалификации позже) и потому могут занять в ней место не иначе как путем прямого публичного допущения их на иное, чужое место или, иными словами, при столкновении двух признанных потребностей – вовлечения в юридическую сферу определенных жизненных отношений и сохранения целостности права – достигнут компромисс, при котором целостность, системность права сохранена. Из этого вытекают, по крайней мере, два следствия: во-первых, коль скоро определенная правовая конструкция присвоена новому факту, она присвоена полностью, поскольку иное не вытекает из прямо изъявленной воли законодателя, а во-вторых, фактические отношения, урегулированные путем фикции, не могут служить материалом для объяснения сути той юридической формы, которая привлечена для удовлетворения нужды в правовом регулировании.

Фиктивность юридического лица состоит не в том, что, как говорится в классическом решении Верховного Суда США, "корпорация – это искусственное образование, невидимое, неосязаемое и существующее только с точки зрения закона"1. В этом смысле и обязательство, и собственность, и другие юридические явления должны быть охарактеризованы как неосязаемые2. Суть фикции состоит в том, что юридическое лицо ^ рассматривается как квазифизическое лицо, квазиперсона,. причем и последнее также неосязаемо, несмотря на упомина– ние физичности, хотя, безусловно, первично, имеет реальной;

юридическое бытие (в противоположность искусственности' фикции). Путем этой фикции, с одной стороны, известные из J хозяйственной практики отношения разом вводятся в юридическую сферу, а с другой ~ возникает целый шлейф не всегда предсказуемых последствий, связанный с автоматическим распространением признаков лица (которое с этого момента приоб-

' См.: Платонова И. О правовом положении предпринимательской корпорации в США // Хозяйство и право. 1997. № 1. С. 134.

д Именно этот аспект подчеркивает И. Покровский, отмечая, что "понятие субъекта прав есть вообшс некоторое техническое, условное понятие,

ретает также новое значение "лица вообще") на вновь появившееся "лицо юридическое".

Нужно подчеркнуть, однако, что обнаружение фикции отнюдь не означает, что соответствующая юридическая форма позволяет не считаться с собой. Применительно к юридическому лицу это следует понимать и в том смысле, что оно полностью вытесняет и заменяет собой всех стоящих за ним иных лиц.

Кажется, например, что этому противоречит утверждение Г. Шершеневича о том, что "акционеры являются предпринимателями, действующими в обороте именем юридического лица"'. Но в действительности этим подчеркивается именно то, что в акционерных обществах "личному элементу мало места"2, т.е. участие сводится к функции персонификации капитала. Если перенести эту проблему в иное русло, можно отметить проводимое современной судебной практикой разграничение участия физических лиц в обороте с потребительскими и иными целями, причем иные цели – это прежде всего получение прибыли. Например, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ указала, что договор, по которому истец вкладывал деньги в игру с целью получения дохода в виде выигрыша, не является потребительским3,

При этом, как можно видеть, речь не идет о приобретении статуса предпринимателя, а значит, и определение акционеров как предпринимателей не следует толковать в специально юридическом смысле,

Любое общество переживает обязательный начальный момент, момент своего рождения, который состоит в наделении его тем или иным имуществом4, хотя формально оно возникает с его регистрацией.

Наделение имуществом в какой-либо форме (пусть не в виде вещей) – обязательное условие. Например, при рассмотрении одного из дел Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ указал, что "предприятие не может быть признано юридическим лицом без наличия у него обособленного имущества"5.

Шершеиееич Г.Ф. Учебник торгового права. С. 162-

1 Там же.

3 Бюллетень Верховного Суда РФ. 1997. № 2. С. 6.

* Наделение имуществом – это акт собственника (учредителя), следовательно, сделка (двух- или многосторонняя (учредительный договор) или односторонняя). В качестве сделки этот акт может быть оспорен по обшим основаниям, в том числе по мотиву пороков воли (обман, заблуждение и др.). Именно договорная природа учредительства допускает возможность "исключения" учредителя, которой, однако, противится вся всшная сторона

'¥n*Y ivrii/nn»"i*e

В этот момент наделения имуществом между обществом и учредившим его собственником возникают правовые отношения, которые нуждаются в подробном рассмотрении.

В принципе здесь возможны два варианта: в первом случае собственник, создавая общество, не выпускает его из своей имущественной сферы и тем самым расширяет свою экспансию; во втором – собственник отсекает от себя часть имущества, отдает его полностью и получает взамен определенные права в отношении отделенного имущества.

Практически между этими двумя способами создания юридических лиц возможны и необходимы переходы, однако в силу дуализма права, строгого деления его на вещные и обязательственные права указанные два варианта приобрели полярный, взаимоисключающий' характер.

В первом случае возникает тотальный собственник, объединяющий созданные им общества. Поскольку отделения собственника от включенного им в оборот имущества не произошло, постольку собственник отвечает по обязательствам общества сам. При достаточно большом количестве действующих обществ собственник, естественно, уже не в состоянии своей волей охватывать все принимаемые решения и вследствие этого его ответственность по долгам созданных им юридических лиц теряет основания, ведь имущество -– это только база ответственности, а основание – это поведение, акт собственника. Эта коллизия искажает механизмы оборота и, создавая угрозы праву, требует разрешения.

В силу упомянутого дуализма права разрешение коллизии приобретает крайний характер: имущество общества признается его собственностью, что означает отделение общества от учредившего его собственника.        "

Дело представляется так, будто собственник, как это происходит при договоре, обменивает свое имущество, передаваемое обществу, на получаемое в результате этого право по отношению к этому предприятию.

Аналогия с договором вполне оправданная, но все же неточная.

Во-первых, права учредителя по своему объему и содержанию неэквивалентны отданному имуществу; более того, эквивалентность из отношений учреждения вообще устранена.

' Здесь кажется уместным высказывание М, Фуко по поводу форм мышления: "Вследствие принципиального разрыва внутри западного мира вопрос стоит уже не о подобиях, а только о тождествах и различиях" (Фуко М. Слова и вещи. С. 85). Вытекающие из основ права ^продукта прежде всего западной цивилизации) неустранимая дискретность, разрыв вместо перехода предопределяют все дальнейшие трудности.

1S6

Конечно, ряд правомочий (права на дивиденд, права на участие в управлении и др.) носит количественный характер, но выражен не в эквиваленте, а в пропорции. Можно, кажется, считать это частным случаем приравнивания. Но здесь – и это главное – приравниваются не противостоящие лица – учредитель и общество, а учредители между собой.

А вот отношения учредителя с обществом вообще не могут приравниваться. Может случиться, что учредитель отдал гораздо больше, чем получил от общества, может быть наоборот, причем и то и другое в равной мере правомерно. Это весьма далеко от обмена, если только не толковать обмен крайне широко.

• Тогда можно обнаружить, что в обмен на выделенное обществу имущество собствеяник на столько же уменьшает свой риск. Так как риск в любом случае не может быть представлен как вещь, то и возникают, собственно, трудности квалификации прав учредителя.

Во-вторых, собственнику (учредителю) в момент учреждения общества противостоит не такое же лицо, т.е. обладающий своей волей субъект, а нечто, получающее свою волю извне, и прежде всего от самого учредителя. Более того, как правило, само это лицо еще не существует в момент учреждения. Между тем обычный юридический источник получения прав из договора – воля противной стороны. Поэтому, например, посредством стипуляции', или односторонней сделки, можно лишь обязаться передать что-то, но не получить прав.

Видно, что возникающие у собственника (учредителя) права хотя и имеют относительный2 характер, но не могут быть без всяких сомнений отнесены к обязательствам3. Эти сомнения

' Стипуляция в классическом праве – устное заявление (обычно в форме ответа на вопрос, т.е. обещание), порождающее строго одностороннее и абстрактное обязательство.

] То есть относятся к конкретному обществу (юридическому лицу), а не к неопределенному кругу лиц, что присуще абсолютным правам.

3" Особый характер учредительного договора о создании предприятия подчеркивает О.Н. Садиков, утверждая, что "ввиду особенностей учредительного договора безоговорочно переносить на него традиционные общие циви-лнстические понятия нельзя" (Садиков О.Н. Учредительный договор и его правовые особенности // Государство и право. 1994- № 6. С. 90).

Колер относил права участия акционеров, членов горных предприятий и обществ к "правам на ценность", которые он рассматривал как разновидность вещных прав (другая форма вещных прав – "права на субстанцию", предусматривающие пользование, – суперфиций (право застройки) и т.п.). (см.: Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. Полутом 1. С. 266). Сам Эннекцерус говорил о "правах участия" в отличие от обязательственных прав.

Ср. также с высказанным в связи с проблемой разграничения собственности и контроля мнением Берли и Минса, считающих, что "акционеры выступают как носители права собственности" (см.: Рубанов А.Л. Указ- соч. С. 112).

187

должны быть, конечно, отнесены всецело на счет системы права, не допускающей иных прав, кроме вещных и обязательственных.

Примером немедленно возникающих теоретических осложнений при попытке решения такой известной практической проблемы, как внесение государственного имущества в уставный капитал коммерческих организаций (помимо приватизации), когда учредитель не теряет права государственной собственности, могут послужить высказанные предложения считать, что вкладом в этом случае следует считать "право пользования как способ реализации права собственности на стоимостное выражение эксплуатации объекта"'.

Хорошо видно, как это решение колеблется между признанием "права пользования" самостоятельным правом (что приводит к одному из вариантов расщепленной собственности) и приравниванием "стоимостного выражения эксплуатации объекта" к объекту права, своего рода "бестелесной вещи" (res incorporates). Эти трудности носят, конечно, системный характер и лишний раз показывают глубинный характер коллизии, на которой выстроена вся конструкция прав учредителя.

Сама идея передачи права пользования и владения в качестве вклада в уставный капитал – это не результат авторской импровизаций. Почвой для нее, надо полагать, стал л. 17 постановления № Vg Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражей) Суда РФ от 1 июля 1996 г. "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса РФ"2, что, однако, не проясняет юридической природы возникших отношений.

' Зинченко С., Забелин О., Волошин А, Государственные и муниципальные органы – соучредители коммерческих организаций: проблемы, решения // Хозяйство и право. 1997. № 10. С. 28.

Можно также отметить смысловую и терминологическую связь с приведенными суждениями Колера о праве "на ценность" и "на субстанцию", что в ешс большей степени относится к формулировкам обсуждаемого здесь постановления № ''/„ Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 г. "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса РФ".

2 "Следует исходить из того, что имущество в натуре, внесенное учредителем в уставный капитал хозяйственного товарищества или общества, принадлежит последним на праве собственности. Исключение составляют лишь случаи, когда в учредительных документах хозяйственного товарищества (хозяйственного общества) содержатся положения, свидетельствующие о том, что в уставный (складочный) капитал учредителем передавалось не имущество в натуре, а лишь права владения н (или) пользования соответствующим имуществом" (Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 9. С. 4).

188

Трудность их квалификации вызвана не только тем, что здесь проявляется уже отмеченное нами сопротивление, вызванное необходимостью разграничения вещных и обязательственных прав учредителя, но и известной неточностью, произвольностью определения собственности через пресловутую триаду правомочий, которой следует постановление высших судебных инстанций и терминологически, и логически. Действительно, какое право получает учрежденное общество, если ему передаются лишь "права владения и (или) пользования"? Это право не может быть вещным по той причине, что такие вещные права неизвестны Гражданскому кодексу РФ,(еспи искать аналог среди классических типов, то им был бы, видимо, узуфрукт),

Следовательно, это право обязательственное, а не вполне понятное противопоставление "имущества в натуре" и прав владения и пользования тогда объясняется из нормы п. 6 ст. 66 ГК РФ, в которой разделяются такие способы вклада, как вещи и права, и тогда вкладом следует признать именно права, но не вещь, а слова "в натуре" нужно понимать как указание на вещественную, т.е. натуральную, форму вклада. Теперь встает вопрос о дальнейшей квалификации возникшего у общества в результате совершенного таким образом вклада обязательственного права. Оно достаточно близко к праву на вещь арендатора, отличаясь от него бессрочным характером (если общество, как обычно, создано без ограничения сроком), что скорее характерно для купли вещи. Здесь полезно напомнить о том, что в истории права грань между куплей-продажей и арендой была некогда довольно хрупкой', и обнаружение в нашей пограничной ситуации таких первичных качеств нельзя считать неожиданным. Сама же нетипичность обязательственного права в отличие от вещного не выводит его за пределы права.

Из природы возникшего права следует, что отчуждение вещи (ведь распорядительная власть остается у собственника) и перемена собственника2 не влекут изъятия имущества у общества, т.е. прекращения "прав владения и пользования", однако

' В римском праве имеется достаточно свидетельств этого рода. На слабое разграничение аренды и купли-продажи в русском крестьянском быту обращал внимание Г.Ф. Шершепевич. Он отмечал также "смешение понятий" в римском и следовавшим за ним французском праве путем допущения при продаже не установления какого-либо права на купленную всшь, а тольхо 'предоставления пользования правом" (Шершенееич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 318).

2 Здесь, впрочем, возникает известная и не всегда имеющая решение проблема передачи собственности при отсутствии владения и,значит. невозможности совершить традицию.

189

при этом прежний собственник сохраняет свои права учредителя, например акционера, если только по условиям договора об отчуждении веши не предусматривалась передача всех акций. Если иметь в виду эту ситуацию, то иным смыслом наполняется правило: при ликвидации общества' имущество передается собственнику (а им может уже быть и не учредитель, а другое лицо).

Конечно, общество следует признать законным владельцем, располагающим наряду с собственником вещной защитой в отношении переданного имущества. Как законный владелец, общество не может приобрести полученное имущество по давности, ведь такое приобретение доступно только незаконному владельцу.

Что касается возможности "выхода" учредителя вместе с имуществом из общества, то с известными оговорками она может быть признана лишь в обществах с ограниченной ответственностью, а природа акционерных обществ едва ли допускает такую постановку вопроса, ведь выход из акционерного ' общества осуществляется только путем продажи акций.

Рассмотренная частная проблема, вызванная практически- :

ми нуждами, позволяет еще раз убедиться, сколько сложно- :

стей фундаментального плана таят в себе отношения между учредителем и обществом. Понятно, что принятая большинст- , вом юристов квалификация прав учредителя по отношению к | предприятию как обязательственных, хотя и наиболее близка ? к сути дела, все же не может исчерпать всех проблем.    1

Нельзя поэтому считать простым недоразумением известное логическое противоречие между нормами ныне отмененных ст. 14 Закона РФ "О собственности" и ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринимательской деятельности", которые вызвали в свое время множество откликов.

В первой норме было сформулировано общее правило: пред- \ приятия обладают правом собственности на имущество, переданное им в форме вкладов и других взносов участниками, а также полученное в результате предпринимательской деятель-1 ности.

А в п. 3 ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринимательской деятельности" указывалось, что имущество товарищества с ограниченной ответственностью (акционерного об-

' Ситуация банкротства не столь однозначна и. кажется, может повлечь' за собой обрашение взыскания на имущество, если, например, встает во-, прос об ответственности учредителя или даже и по иным соображениям.

190

щества закрытого типа) принадлежит его участникам на праве общей долевой собственности.

Очень показательно, что русское дореволюционное законодательство также "смешивало общую собственность с правом акционерной компании на имущество"', и это тогда также вызывало критику с известных нам сегодня позиций. Устойчивость этого взгляда затрудняет квалификацию его как простого недоразумения и заставляет дать ему все же иную оценку, суть которой должна сводиться к признанию наличия в отношениях учредителя с обществом внушительного массива качеств, роднящих их с вещными правами .'Среди этих качеств следует, конечно, отметить право на получение стоимости части имущества при выходе из общества с ограниченной ответственностью, преимущественное право покупки доли (акции) в обществе с ограниченной ответственностью и закрытом акционерном обществе, принятие некоторых наиболее важных решений в обществе с ограниченной ответственностью при условии единогласия.

Близкое сходство мы легко находим в праве общей собственности.

Весьма определенная позиция законодателя, продемонстрированная в ст. 48 ГК, отдающая приоритет цельности системы права, не может, конечно, сама по себе устранить проблему, имеющую историческое происхождение и коренящуюся в несовпадении оснований и разных источниках происхождения таких глубинных явлений права, как его разделение на вещные и обязательственные права, с одной стороны, общую собственность (саму по себе, как известно, аномальную) – с другой, и, наконец, феномен юридического лица. Именно невозможность совместить все эти явления на одном основании и привела к возникновению проблемы природы имущественных прав учредителя.

Хотя решение, предложенное в ст. 48 ГК, критикуется2 и, видимо, будет критиковаться, решение проблемы следует все же искать не на пути противопоставления этой общей нормы иной, а на пути детализации, более тонкого регулирования всего комплекса отношений, допуская в его рамках известную дифференциацию.

Едва ли при этом можно вообще рассчитывать, что данный вопрос может быть решен только законодательными средства-

' Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 213. ) См., напр. Андреев В. К. Гражданский кодекс Российской Федерации и новейшее законодательство// Государство и право. 1996. № 4- С. 115–116.

191

ми. Реальным, практически значимым выводом из обсуждаемой проблемы должно быть осознание того обстоятельства, что при разрешении конфликтов, возникающих в сфере отношений учредителя с обществом, безоговорочное применение норм обязательственного права (как, впрочем, и вещного) не всегда приводит к успеху,

Закон позволяет сформулировать общий подход, который состоит в том, что права учредителя в отношении созданного им общества – обязательственные, но это нетипичное обязательство как по способу возникновения, так и по содержанию.

Например, в судебной практике возникла такая проблема. Общим собранием акционеров было принято решение о выплате дивидендов. Однако для исполнения этого решения не хватило средств. В результате дивиденды были выплачены только некоторым акционерам, причем с большой просрочкой. Этим же акционерам были одновременно выплачены и проценты по основаниям ст. 395 ГКза время просрочки. Те акционеры, которым не были выплачены ни дивиденды, ни проценты, оспорили выплаты в суде*.

Перед судом встал вопрос о квалификации возникших отношений.

Ст. 48 ГК не допускает иной их природы, кроме обязательства. В силу денежной формы дивиденда это обязательство денежное. И тем не менее проблемы его идентификации этим еще не исчерпаны^ -

Прежде всего трудно определиться -- договорное или вне-договорное это обязательство; ведь против каждого из этих предположений имеются веские доводы.

Непосредственно договорную природу отношения учредителей с обществом носят лишь на стадии создания общества, причем этот договор применительно к акционерным обществам квалифицирован как договор о совместной деятельности по учреждению общества2.

Значит, действие этого договора исчерпывается созданием общества, и с моментом создания договор прекращается достижением цели (исполнением).

' Как можно судить, применимость начисления процентов за просрочку выплаты дивидендов не вызывает сомнений у большинства специалистов. См., напр.: Кравченко М. Выплата дивидендов, или Когда право становится обязанностью; Клименко А. Объявил–плати // Экономика и жизнь. 1997. № 43-

1 См. п. 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 2 апреля 1997 г. № V, "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обшсствах" // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 6. С. 13.

192

Кроме того, сам договор совместной деятельности не имеет характера денежного обязательства по своей природе. То же можно сказать и об учредительном договоре общества -с ограниченной ответственностью, который также не создает денежных требований для учредителей. Его действие после создания общества столь же сомнительно, и изменение состава учредителей в процессе деятельности общества никак не может быть увязано с изменением учредительного договора, а распространение силы договора на лиц, в нем не указанных и его не заключавших, едва ли возможно.

Мало оснований конструировать и воображаемый договор, заключаемый акционером с обществом в силу приобретения им акции. Кроме очевидной искусственности такой конструкции, само общество никак не может участвовать в таком договоре, поскольку акции на фондовом рынке приобретаются у другого акционера, и при этом взаимоотношения с обществом не обсуждаются. С содержательной точки зрения трудно считать имеющими договорное происхождение те права, суть которых не зависит от воли обоих участников, а определяется главным образом законом.

Легкоуязвим и противоположный подход, если считать денежное обязательство общества перед учредителем внедоговор-ным, ведь нормальное основание этого обязательства все же включает сделку (обычно наряду с другими фактами), совершаемую участником с целью получить конкретные права по отношению к обществу.

Мы имеем, если позволительно так сказать, обязательство слабоартикулированной принадлежности и можем более или менее уверенно опираться только на общие нормы об обязательствах.

Если в нашем деле оставаться на этой на почве, то для выплаты процентов по ст. 395 ГК потребуется доказать факт использования обществом денежных средств акционера, что само по себе и было почвой возникшего конфликта, ведь в отношениях общества с акционером отсутствует, как говорилось, эквивалентность, и здесь возникновение обязательства должника отнюдь не всегда означает "умаление" имущества кредитора даже при самом широком толковании.

В известной мере эти рассуждения, питаемые ощущением несправедливости выплаты процентов как таковой, подтверждаются и правилом ст. 96 ГК о распространении на акционеров риска убытков (в пределах стоимости акций), связанных с деятельностью общества. Это несение риска, т.е. сохранение

7–3191                           J93

связи учредителей с обществом, затрудняющее использование оппозиции свое–чужое', необходимое для уверенного применения механизма ст. 395 ГК РФ, и создает препятствия, как представляется, при отнесении на общество обязанности выплаты процентов по этим основаниям.

Отсюда можно вывести и иное следствие: при выходе учредителя из общества его права преобразуются, поскольку он больше не участвует в прибылях и не несет вместе с обществом его рисков. Соответственно исчезает специфика учредительских отношений, И возникшие в связи с выходом из общества обязательства подчиняются уже общим правилам, в соответствии с которыми стороны выступают в стандартных ролях кредитора и должника.

По своему содержанию права учредителя в отношении общества выступают как набор правомочий по контролю за обществом, в Том числе участие в его управлении и решении важнейших вопросов деятельности общества, и правомочий имущественного характера (получение части прибыли, в том числе дивидендов, право на отчуждение своих прав (продажа акции, уступка доли (пая), право на часть имущества при ликвидации).

Проблема нетождественности учредительских прав обязательственным обнаруживается не только в части имущественных отношений, но и в сфере управления обществом. Это можно заметить в такидьочень типичных делах,

Н.П. Поклад, С^А. Кильченко, Г.А. Кузьмин являлись учре-дителями созданного ими в 1993 г. АОЗТ "Дельта". Одним из главных направлений деятельности АОЗТ "Дельта" являлось приобретение ценных бумаг, для чего использовались главным образом личные средства учредителей, внесенные ими в установленном законом порядке.

Ценные бумаги приобретались для участия в управлении соответствующими предприятиями – эмитентами приобретаемых акций. Иных целей, в том числе и перепродажи акций, учредители не ставили.

8 февраля 1995 г. генеральный директор Степыкин В.А. продал ТОО "Руслан-2" (покупателю) все принадлежащие АОЗТ "Дельта" акции АО "Элеватормельмаш" в количестве 16 452 штуки, которые являлись основным активом общества, по их балансовой цене – 27 968 400 руб.

' Впрочем, в обществах с большим количеством акционеров, где выше степень отчуждения, применение ст. 395 ГК РФ оказывается проше.

194

Учредители АОЗТ "Дельта" оспорили эту сделку, так как она была непосредственно направлена не на извлечение прибыли, а на передачу контроля над АО м Элеватормельмаш" ТОО "Руслан-2", учредители которого были тесно связаны лично со Степыкиным. В связи о этим Степыкин при совершении этой сделки не стал согласовывать ее с иными учредителями, а поступил вопреки их правам и интересам.

Ленинский райсуд г. Ставрополя решением от 7 февраля 1996 г. иск удовлетворил и вынес решение о возврате сторон в первоначальное положение. Суд исходил из того, что истцы имели право общей долевой собственности на имущество АОЗТ "Дельта", в том числе на имеющиеся на балансе акции, и без их согласия нельзя было распорядиться этим имуществом. При этом суд учитывал не только организационно-правовую форму предприятия, но и условия соглашения о его создании.

Президиум краевого суда отменил это решение по протесту зам. председателя Верховного Суда РФ и указал, что с принятием Гражданского кодекса РФ в силу ст. 48, бб ГК все имущество хозяйственных обществ принадлежит им на праве собственности и тем самым учредители не имеют права на это имущество. А поскольку сделка была совершена в период действия ГК РФ, постольку доводы истцов, основанные на праве общей собственности, лишены оснований.

* Истцы оспаривали это решение по следующим причинам. В соответствии со ст. 5 Закона РФ "О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" по гражданским правоотношениям, возникшим после введения ее в действие, часть первая Кодекса применяется к тем правам и обязанностям, которые возникнут после введения ее в действие.

У сторон по делу возникла общая долевая собственность на имущество АОЗТ "Дельта" в силу п. 3 ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринимательской деятельности".

При этом, как установлено судом, а президиум признал, что фактические обстоятельства судом установлены верно, в намерения сторон действительно входило создание общей собственности. Следовательно, общая собственность возникнув в 1993 г., в момент приобретения спорных акций (которое имело место также до принятия нового Гражданского кодекса РФ) уже не могла исчезнуть в силу одного только принятия Кодекса.

Думается, однако, что основа конфликта даже не в расхождении между старым и новым законодательством о правах на

195

имущество хозяйственного общества. Едва ли ситуация, суть которой в том, что директор общества, созданного для управления другими обществами, распродал все инструменты для управления, будет менее острой, если все описанные события произошли на почве только Гражданского кодекса РФ.

Аналогичным можно считать такое дело. Т. и Р. были учредителями в равных долях общества с ограниченной ответственностью "ВиА", которое в основном занималось предоставлением транспортных услуг. Директором общества являлся- Р. Между учредителями возник конфликтов процессе которого Р. как директор заключил договор с К. (своей родной сестрой) о продаже ей объекта недвижимости – производственного здания стоимостью более 300 млн. руб., которое было единственным реальным активом, но деньги от покупателя в общество не поступили.

Договор был оспорен в суде как незаконный и притворный^ в том числе и по тому мотиву, что директор вышел за пределы своей компетенции,

Еще более характерным можно считать другое дело, неоднократно рассматривавшееся судами, которые давали спору различную оценку.

Муниципальное предприятие "Радуга" перечислило РСУ без оснований денежную сумму 93 млн, руб. Затем директор предприятия "Радуга" О. лично явилась в РСУ и часть этой суммы получила наличными, а часть по ее указанию была перечислена двум работникам, предприятия, которые, как они заявили суду, вручили полученные ими в банке средства в руки О. Все эти средства также не поступили в кассу МП "Радуга". После увольнения О. МП "Радуга" предъявило иск РСУ о возврате неосновательно полученных средств, указывая, что произведенные РСУ выплаты нарушают установленный порядок исполнения денежных обязательств и, как ненадлежаще исполненное, обязательство не прекращено. Ответчик возражал против иска, ссылаясь на то, что любые действия директора независимо от их правомерности – это действия самого предприятия, а значит, и вручение денежных средств директору в любом случае – надлежащее исполнение обязательств перед предприятием.

Во всех этих делах возникал один и тот же вопрос: вправе ли орган юридического лица совершать любые действия, кроме прямо ему запрещенных, или распорядительные акты органа ограничены целью деятельности хозяйственного общества? Если иметь в виду, что в цели деятельности воплощен интерес

196

учредителей, то конфликт предстает как уже знакомая нам проблема формы и объема прав учредителя по отношению к обществу, которое, когда речь идет о сделках, сосредоточено в лице своего органа управления.

Применительно к акционерным обществам проявление вещной природы прав учредителя выражено прежде всего в его участии в совершаемых обществом крупных сделках (а также в праве требовать выкупа акций в указанных в ст. 75 Закона РФ "Об акционерных обществах" случаях). Обсуждая практику применения этой нормы, Пленум Верховного Суда РФ и Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ? опираясь на п. 1 ст. 78 названного Закона, указали, что нормы, определяющие порядок заключения акционерным обществом крупных сделок, не распространяются на сделки, совершаемые обществом в процессе осуществления обычной хозяйственной деятельности независимо от стоимости имущества, приобретаемого или отчуждаемого по такой сделке (п. 14 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 2 апреля 1997 г. № Уд "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обществах"^. -

Из этой нормы вытекает следствие, которое мы уже могли заметить в приведенных выше делах: поводом для столкновения интересов учредителя и общества является не столько размер сделки (он предопределяет лишь остроту конфликта), сколько ее направленность на возрастание или уменьшение реальных активов общества, которые, несмотря на ст. 48 ГК РФ, продолжают восприниматься учредителями как свои. Это реальное столкновение интересов приобрело весьма острый характер, о чем свидетельствует не только количество возникающих споров о недействительности сделок, совершенных директорами (при значительной латентности этого явления), но и большое число распавшихся и прекративших работу коммерческих организаций, учредители которых не смогли найти удовлетворительные формы текущего контроля за управлением своим обществом, не желая согласиться с преобладающим сегодня постулатом о том, что директор может все.

Складывается убеждение, что здесь коренится одна из наиболее серьезных угроз хозяйственному развитию. Трафаретную реакцию на обнаружение серьезной проблемы – предложения об изменении закона – едва ли можно считать верной, и в любом случае необходим предварительный анализ имеющихся средств.

Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 6. С. 18.

Прямо введенные в закон инструменты – взыскание убытков, причиненных обществу, акционерами, владеющими не менее чем 1% акций, с директора, управляющего (п. 5 ст. 71 Закона РФ "Об акционерных обществах"), досрочное смешение директора и др. – не имеют вещного эффекта, т.е. не в состоянии вернуть имущество, которое уже отчуждено.

То, что имеющиеся в законе механизмы неадекватны ситуации, можно видеть из постановления Правительства РФ № 1373 от 30.10.97 г. "О реформе предприятий и коммерческих организаций", утвердившего "Концепцию реформирования предприятий и иных коммерческих организаций", где проблема сформулирована следующим образом: "Низкий уровень*от-ветственностн руководителей предприятий перед участниками (учредителями) за последствия принимаемых решений, сохранность и эффективность использования имущества предприятия, а также финансово-хозяйственные результаты деятельности предприятия. Несмотря на наличие в законодательных и иных правовых актах ряда положений, дозволяющих акционерам (участникам) контролировать деятельность исполнительных органов предприятий, действенный механизм разграничения функций, полномочий и ответственности между акционерами (участниками) и управляющими еще не отлажен"3.

Слабая эффективность тех мер воздействия, которые сводятся к личной ответственности руководителя (и в общем базируются на hopmwi. 3 ст. 53 ГК РФ), состоит в том, что в этих случаях реальноедаоякещение убытков в наших условиях обычно невозможно и потому остается говорить лишь о превентивном, а не восстановительном характере этой ответственности2. Между тем гражданский оборот требует именно полного восстановления утраченного и, столкнувшись с отсутствием адекватных средств, реагирует, как известно, отрицательно, вплоть до сворачивания соответствующих сегментов рынка (а когда речь идет об управлении организациями – это. конечно, то-

' Экономика и жизнь. 1997. № 46. С. 12.

2 В. Ярков справедливо замечает, что "вряд ли при значительном размере убытков можно говорить о компенсационном характере ответственности управляющего" (Яркое В. Зашита прав акционеров по Закону РФ "Об акционерных обществах" с помощью косвенных исков // Хозяйство и право. 1997. № 12. С. 50). Соответственно рекомендация О.Н. Сыропосвой о "целесообразности установить систему ответственности директоров более жесткую по сравнению с американской" (Сыродоева О.Н. Ответственность управляющих компаниями (сравнительной анализ законодательства США и России // Государство и право. 1995. № 10. С. 77) не может достичь цели при наличном легальном имущественном состоянии отечественных управляющих.

198

тальная проблема). Поэтому мы имеем все основания говорить о достаточно остром кризисе в сфере управления, одним из источников которого является юридическая неотрегулированность (если считать другой причиной отсутствие у управляющих средств, достаточных для'возмещения причиненных убытков).

Этот фактор общей несостоятельности руководителей нельзя игнорировать, тем более что в силу своего объективного характера он воздействует не только на экономику, но и на пра-BOi Вспомним, что архаичный институт перенесения силы обязательства должника на поручителей объяснялся наряду с прочими причинами и тем, что" у большинства нет имущественной обеспеченности"'.

В наших условиях отсутствие "имущественной обеспеченности" руководителей с учетом недобросовестности третьих лиц должно приводить к освобождению общества от последствий действий такого необеспеченного руководителя.

Задача состоит в поиске тех средств» которые позволят наряду с персональной ответственностью руководителя компенсировать потери и путем применения механизмов с прямым вещным действием. Такой эффект может возникнуть лишь с признанием заключенных директором (иным органом общества) сделок недействительными.

| Надо полагать, вопрос не решается посредством механизма ст. 173 ГК РФ, регулирующего последствия сделки юридического лица, выходящей за пределы его правоспособности, так как конфликт разворачивается в иной сфере – между органом и юридическим лицом- Стало быть, обсуждаться должна норма ст. 174 ГК РФ, регулирующая ситуацию выхода органа юридического лица за пределы своих полномочий. По смыслу этой нормы приоритет имеет определение полномочий, установленное в учредительных документах, перед таким их объемом, который вытекает из внешне обнаруживаемого уполномочия, адресованного третьим лицам. Аналогичная проблема известна и представительству, что позволило распространить содержание ст. 174 ГК и на представителей.

Сделка по основаниям ст. 174 ГК может быть оспорена лицами, в чьих интересах ограничены полномочия органа общества, значит, такой иск доступен учредителям, поскольку речь идет об учредительных документах.

Теперь нужно определиться с пониманием оснований ос-паривания. Конечно, здесь мы сталкиваемся с двумя возмож-

1 Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 271.

иыми способами толкования определения полномочий. Первый тяготеет к формальным перечням запретов или дозволений и предполагает выяснение объема полномочий путем сравнения оспариваемой сделки с этим перечнем. По этому пути чаще всего идет практика'. При достоинстве, состоящем в определенности, очевидны пороки этого пути – опасность либо чрезмерного связывания органа, а значит, и юридического лица, либо утраты контроля за его действиями. Нужно учесть и то, что в силу п. 3 ст. 48 Закона РФ "Об акционерных обществах*1, запрещающего расширение компетенции общего собрания акционеров по сравнению с законом, ограничение полномочий директора путем введения процедуры согласования тех или иных сделок с акционерами – приема технически очень неудобного и обычно имевшего смысл лишь дополнительного, "запасного" основания для оспаривания сделки (довольно распространенное до недавнего времени) – теперь стало юридически невозможным, по крайней мере для акционерных обществ.

Другой способ толкования объема полномочий директора в отличие от формального предстает как анализ направленности сделки и исходит из содержания полномочий не просто как переданной компетенции, допускающей только количественные сопоставления, но как юридического основания действий в чужом интересе. В этом отношении обнаруживается родство с деятельностью агента в широком смысле этого слова, что в данном контексте оправдано объединением в одной норме органа и представителй.юридического лица2. В этом случае противоречие чужому интересу, т.е. интересу учредителей, влечет исчезновение самого основания сделки, т.е. полномочия, причем полномочие исчезает не вовсе, а только применительно к сделке, совершенной вопреки той цели, для которой дано правомочие. Проблема полномочия разрабатывается (но далека от окончательного решения) главным образом в теории представительства. Поэтому есть смысл привести суждение из этой области: "Если представитель не превысил своего права на представительство (в особенности полномочия), но злоупотребил этим правом, т.е. сознательно использовал это право вопреки его целям или указаниям доверителя, причем контрагент знал о злоупотреблении или должен был о нем знать, то

' См., напр.: Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 2. С. 63–64. 2 С.В. Сарбащ говорит о применимости аналогии норм о представительстве к деятельности органа юридического лица (Сарбаш С.В. Ограничение полномочий органов юридических лиц // Журнал российского права. 1998. №6.007-108).

200

сделка не считается заключенной на основании полномочия. Следовательно, в этом случае имеет место представительство без уполномочия, которое нужно обсуждать по правилам § 177 ГГУ'".

Весьма важен хороши видный здесь принцип: полномочие существует лишь постольку, поскольку оно осуществляется в чу-жом интересе (принципала, доверителя, учредителя и пр.). Очевидно, что этот принцип равно применим к действиям как представителя, так и руководителя.

Здесь вполне применима аналогия с шиканой, когда одна только направленность намерен ^превращает формальное пра-вовделикт: "...права предоставляются... не для причинения зла другим. Намерение причинить зло, animus nocendi, является поэтому непременным и единственно надежным критерием шиканы"2.

Такой подход мог бы стать средством разрешения рассматриваемых проблем. Очевидно, однако, что в каждом случае вопрос выхода за пределы полномочий с точки зрения соответствия интересам учредителей, которые в этом смысле тождественны интересам общества, и наоборот становится, конечно, вопросом факта, а поэтому полностью относится к сфере судебной практики. Проведенное в п. 1 ст. 78 Закона РФ "06 акционерных обществах" разделение сделок не только по количественному критерию, но и по направленности применительно к действиям органа общества – это серьезное основание, позволяющее судам давать оценку направленности сделки и с этих позиций судить о превышении полномочий не только применительно к акционерным обществам. Ведь проблема совершенно очевидно связана с деятельностью любой коммерческой, да и некоммерческой организации.

Наконец, для признания сделки, совершенной с выходом за пределы полномочий органа юридического лица, недействительной по основаниям ст. 174 ПС необходимо доказать недобросовестность третьего лица. При формальном подходе, ограниченном, как уже говорилось, количественным сопоставлением имевшихся и предъявленных третьему лицу полномочий, именно это обстоятельство почти недоказуемо, кроме случаев уста-

' Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. Полутом 2- М., 1950- С. 247. § 177 ГГУ говорит о представительстве без полномочия, следовательно. здесь нет почвы предполагать, что речь идет о злонамеренном соглашении представителя с третьим лицом или об иной форме обмана, хотя и такая аналогия не лишена смысла.

1 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 118.

201

новления полномочий публичным актом'. Простое опубликование учредительных документов не может отождествляться с публичностью в смысле презумпции известности третьим лицам ограничений полномочий руководителя2.

Впрочем, можно встретить и такой подход, согласно которому наличие в договоре ссылки на то, что полномочия директора основаны на уставе, вводит презумпцию ознакомления третьего лица с уставом и следовательно, с действительным объемом полномочий. Этот подход критикуется, например, с тех позиций, что он "противоречит деловым обыкновениям, принятым в России, где не принято при заключении договора требовать устав контрагента и анализировать компетенцию его руководителя"3.

' Такая практика применялась по отношению к сделкам, совершенным руководителями акционерных обшеств, созданных в процессе приватизации и подчиненных типовому уставу (см.: Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1996. № 2, С. 93–94). В других аналогичных случаях сделки признавались, впрочем, незаконными (ст. 168 ГК, РФ), (см.: Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1996. №9. С. 104-105; 1996. № i0. С. 106-107; 1996.№ 11.С. 72-74;

1997. № 1, С, 62–63). Такое изменение позиции, видимо, объясняется тем. что можно говорить, как об отсутствии полномочия, заведомо известном третьему лицу, так и о нарушении правового акта, установившего ограничения полномочий руководителя.                    '

Комментируя это различие в подходах, М, Брагинский и В. Витрянский справедливо отмечают, что возможна аргументация в пользу применения как ст. 168, так и ст. 174 ГК РФ, но "с точки зрения признания роли договора и обеспечения стабильности договорных отношений последний вариант <т,е. по норме ст. 174 ГК> бцп бы предпочтительнее" {Брагинский М., Витрянский В. Договорное право. С. 6^7).

Большое количество споров, возникших на этой почве, свидетельствует, как представляется, об остроте проблемы, которая ищет выхода там, где может найти.

2 Ср. с положением французского корпоративного права: "В отношениях с третьими лицами общество связывается также сделками президента административного совета, которые н6 входят в предмет деятельности общества. если оно только не докажет, что третье лицо знало, что сделка выхолит за рамки этого предмета, или что названное третье лицо с учетом обстоятельств не могло этого не знать; при атом одно лишь опубликование устава не считается достаточным тому доказательством" (Гражданское, торговое и семейное право капиталистических стран: Сборник нормативных актов / Под ред. В.К. Пучинского, М.И. Кулагина. М., 1987. С. 28).

3 Каган Е. Сделки, совершенные от имени акционерного общества с превышением полномочий // ЭЖ-Юрист. 1997. № 2. С. 5. Аналогичную позицию занимает С.А. Денисов. См.: Заключение договора неуполномоченным лицом (обзор судебно-арбитражной практики) // Комментарий судсбно-арбитраж-ной практики. Вып. 4/Отв. ред. В.Ф. Яковлев-М.. 1997, С. 133–134.

Оценивая эту аргументацию, нужно учесть, что принятые в России деловые обыкновения не предусматривают получения от руководителей реальных гарантий возмещения причиненного ими обществу вреда и вследствие этого все механизмы компенсации убытков за счет руководителей оказываются бездейственными- Этот последний обычай хорошо известен судам, как и всем практикующим юристам.

202

Это, надо полагать, один из наиболее далеко идущих способов решения проблемы, возможных на почве формального толкования полномочия. Он свидетельствует о наличии в судебной практике тенденции поиска выхода из кризиса, но в то же время показывает и ограниченность формального подхода к определению полномочия. Достаточно задаться вопросом: как быть, если третье лицо по обстоятельствам сделки видело, что она клонится к получению личной выгоды руководителем, но при этом формального выхода за пределы полномочий нет?

Только содержательный подход, сосредоточенный на анализе соответствия сделки общему интересу учредителей, позволяет и даже заставляет одновременно решать и вопрос о добросовестности третьего лица. Чтобы убедиться в этом, обратимся вновь к приведенным выше делам.

В первом случае, когда речь шла о продаже акций третьему лицу вопреки интересам учредителей, истцы доказывали, что покупатель тесно связан с директором и их совместные действия направлены на получение контроля над АО "Элеватбрмель-маш", акции которого стали предметом спорной сделки. Очевидно, что доказательство того обстоятельства, что сделка была совершена именно с такой целью, будет означать и доказательство недобросовестности покупателя.

В том деле, где спор шел о получении директором муниципального предприятия "Радуга" наличных средств у должника в обход установленного порядка, истец доказывал, что должник имел все возможности исполнить свое денежное обязательство надлежащим образом, т.е. путем платежа через банк, и умышленно пошел на нарушение, чтобы содействовать директору в незаконном получении средств. И здесь доказательство того, что директор действовал вопреки интересу учредителя, одновременно повлечет признание недобросовестности третьего лица.

Наконец, когда учредитель Т. оспаривал сделку директора Р. по продаже недвижимости К. – родной сестре Р., он не только ссылался на то, что имущество продано в 10 раз дешевле его стоимости, но и на то, что даже эта заниженная сумма на счет общества не поступила. Нет сомнений, что и в этом случае доказывание факта выхода директора за пределы своих полномочий, которые состоят в деятельности в интересах общества, в то же время – доказывание недобросовестности другой стороны оспариваемой сделки.

Можно заметить, что все дела могли бы быть разрешены прямо на основании ст. 174 ГК (при обсуждении полномочия с

203

точки зрения его содержания) и именно в этом случае возникшие конфликты получили бы наиболее точную квалификацию. Однако такой путь, требующий от суда сойти с почвы формального понимания полномочия, пока остается проблематичным, так как встречает препятствия, обычно основанные на том, что такого понимания полномочия нет в Гражданском кодексе РФ (как будто ГК РФ вообще определяет, что такое полномочие руководителя)'. В практических целях приходится искать другие основания, которые и были указаны вначале, при изложении сути судебных споров.

Конечно, внутренняя логика закона, требующая его непротиворечивости, позволяет обычно найти иные доводы, ведущие к тем же следствиям, но они менее адекватны, в известной мере случайны, поскольку не описывают саму суть спора – действие органа вопреки интересам учредителей (общества). До сих пор суды крайне неохотно идут на аннулирование сделок, совершенных органами юридического лица, хотя вся описываемая проблематика обычно неплохо чувствуется в суде. Объясняется это тем, что суд опасается вторгнуться в сферу права, полагая, что аннулирование сделки по основанию направленности вопреки интересам общества одновременно означает ревизию общих норм, согласно которым вся дееспособность юридического лица воплощена в его органе и, следовательно, орган тем самым может все, что может и юридическое лицо. Из этого вытекает впечатление опасности лишения юридического лица дееспособности. На самом деле такая опасность только видимая, мнимая. Суть проблемы в том, что каждый раз, аннулируя сделку по мотиву совершения ее вопреки интересам общества, суд остается на почве факта и ни в коем случае не предрешает вопросов права: если точно такая же сделка в иных обстоятельствах окажется направленной к выгоде общества, то и оснований ее аннулировать не окажется. Эти трудности, как во многих других сходных случаях, проистекают не столько из сложности вопроса, сколько из его упрощения.

Остается лишь привлечь внимание к этой проблеме, которая может быть разрешена и без изменения закона, но требует достаточно решительного разворота судебной практики.

1 Норма п. 3 ст. 53 ГК РФ, обязывающая руководителя действовать "в интересах представляемого им юридического лица добросовестно к разумно" (подразумевая, конечно, полномочие), прямо указывает только одно последствие нарушения указанной обязанности – возмещение причиненных убытков.