§ 2. СОЦИАЛЬНЫЙ МЕХАНИЗМ ДЕЙСТВИЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ ЗАПРЕТОВ КАК СИСТЕМА

Многочисленные исследования, проведенные советски­ми социологами, юристами и криминологами14, свидетель­ствуют, что ни один социальный фактор сам по себе не является «собственно криминогенным» — определяющим такое положение, при котором индивид не может не пре­ступить уголовно-правовой запрет. Обращение к конкрет­ным статистическим данным позволяет, например, заклю­чить, что ряд корреляционных связей между определен­ными социальными переменными и преступностью повто­ряется из года в год на протяжении многих лет. Тем не менее связи эти не являются абсолютными. Так, при одних и тех же значениях социально-демографических перемен­ных (таких, как половозрастные, социально-классовые, производственные и прочие характеристики населения) су­щественно различны зависимости от них числа должност­ных преступлений и числа преступлений против личности, хулиганства и хищений социалистической собственности в крупных размерах, количества нарушений правил безопас­ности движения и эксплуатации транспорта лицами, управ­ляющими транспортными средствами, и количества само­управств. Следовательно, сами по себе статистические повторяемости не дают оснований для вывода, будто воз­раст, пол, социальное положение, прежняя судимость и тому подобные факторы с фатальной предопределенностью обусловливают, кто нарушит уголовный закон, а кто ос­танется среди законопослушных граждан.

Не дают они оснований и для вывода, который был сделан в популярном американском учебнике «Подрост­ковые отклонения и социальная структура»: «Тщательно проведенные обследования делинквентов неопровержимо доказывают, что не существует единственного предраспо-

9 Заказ 6295          |29

лагающего фактора, который с неизбежностью приводил бы к делинквентному поведению. С другой стороны, в ка­честве малолетних делинквентов обычно выступают дети, отрицательно отягощенные не в одном или двух, а одно­временно в семи или восьми аспектах. Мы не рискуем ошибиться, если скажем, что почти любой ребенок в со­стоянии справиться с одним или двумя неблагоприятными обстоятельствами, такими, как смерть одного из родите­лей, бедность или слабое здоровье. Однако если отец ре­бенка пьяница и безработный, мать ведет аморальный образ жизни, а сам ребенок является умственно неполно­ценным, в раннем возрасте перестал ходить в школу и был вынужден работать на фабрике, живет в перенасе­ленном доме, в окружении дурных людей, то, по-видимо­му, почти каждый из факторов окружающей его действи­тельности направлен против него»13.

Поскольку эта точка зрения касается не только моло­дых нарушителей социальных норм, о которых идет речь в процитированном учебнике, но и всех, кто посягает на законы государства, постольку закономерна гипотеза о том, что преступление порождается на х% одним факто­ром, на г/% — другим, на 2% — третьим и т. д. Сторонники возникшей на такого рода предположении теории факто­ров попытались, во-первых, установить возможно более полный перечень обстоятельств, которые влияют на отно­шение людей к уголовно-правовым нормам, и во-вторых, математически определить удельный вес каждого из этих условий в их воздействии на поведение человека. Однако после того как один социолог включил в свой перечень 170 (!) различных моментов, каждый из которых побуж­дает к совершению проступков, а критики начали упрекать его в неполноте представленного перечня16, стало ясно, что создание полной номенклатуры факторов отклоняю­щегося поведения — занятие безнадежное.

Столь же безуспешными оказались и многочисленные попытки математически исчислить удельный вес каждого из факторов, обусловливающих совершение поступков, ко­торые не соответствуют уголовно-правовым нормам. И эта безуспешность была предопределена не только ограничен­ностью возможностей современной математики, хотя одно­временное исчисление удельного веса 170 факторов с со­блюдением принципа аддитивности сегодня практически немыслимо даже при помощи ЭВМ. Уничтожающей кри­тике была подвергнута методология самого подхода к объ­яснению отклоняющегося поведения как феномена, опре-

130

деляемого «в такой-то мере одним фактором, в такой-то мере другим, в такой-то мере третьим. Однако ни один механик,— писал по этому поводу американский кримино­лог Роберт Макайвер,— не скажет, что скорость автомо­биля зависит в такой-то мере от карбюратора, в такой-то мере от бензина. Если автомобиль представляет собой такую систему отдельных частей и механизмов, которые при наличии между ними взаимозависимости делают воз­можной его работу, то это не в меньшей степени относится к обществу. Более того, обстоятельства, отражением ко­торых являются те или иные социальные феномены, при­надлежат к самым различным сферам, и поэтому было бы еще более нелепым пытаться произвести сравнительную оценку отдельных факторов внутри причинного комплек­са»17.

Как справедливо отмечает В. Н. Кудрявцев, в приве­денном критическом замечании содержится в принципе правильная идея ..системного подхода к объяснению откло­няющегося поведения, но «позитивизм», который является наиболее распространенной философской концепцией бур­жуазной криминологии» (и социологии права — добавим мы в скобках), «не дает для реализации этой идеи необ­ходимой научной основы»18.

Марксистское объяснение механизма действия уголов­но-правовой нормы свободно от перечисленных пороков. Оно не пытается найти один-единственный социальный фактор (будь то единичное или «синтетическое», т. е. объ­единяющее ряд факторов, общественное явление), который обусловливал бы все формы отклоняющегося поведения. Оно не пытается и исчислить удельный вес «вклада» каж­дого социального фактора в совокупный итог действия всех криминогенных факторов, т. е. математически опре­делить роль каждого социального явления в генезисе пре­ступности. Вместе с тем марксистский подход не только не исключает, но даже и не умаляет роли ни одного из социальных явлений, образующих механизм действия уго­ловно-правовой нормы. Вопрос состоит не в том, сущест­вуют или не существуют собственно криминогенные фак­торы, которые сами по себе со стопроцентной вероятностью превращали бы людей в нарушителей уголовного закона. Таких явлений при социализме, разумеется, нет, ибо нужда и нищета масс, являющиеся, по словам В. И. Ле­нина, коренной социальной причиной эксцессов19, у нас ликвидированы. Вопрос состоит в том, чтобы постичь механизм взаимодействия социальных явлений, каждое из

Й*           13!

которых само но себе отнюдь не криминогенно, но кото­рые порождают нарушения норм уголовного права как свой совокупный эффект. «Взаимодействие,— указывал Ф. Энгельс,— является истиной саиза ПпаНз (конечной причиной.— Л. С.) вещей. Мы не можем пойти дальше познания этого взаимодействия именно потому, что поза­ди него нечего больше познавать»20. Применительно к уго­ловно-правовой социологии задача, стало быть, заключа­ется в том, чтобы установить закономерности нарушений уголовного закона людьми, испытывающими на себе ин-тегративное действие всего множества социальных пере­менных. Лишь постигнув такие закономерности, общество, сознательно воздействуя на социально значимые факто­ры, может в известных пределах управлять общественны­ми процессами, используя при этом среди прочих средств и социальный механизм действия уголовно-правовых норм.

Каковы эти закономерности?

С точки зрения применяемого здесь метода причиной поведения, отклоняющегося от общественных норм, в ко­нечном счете оказывается противоречие между потребно­стями индивида и социальными возможностями их удов­летворения, которые прежде всего зависят от его классо­вого положения. В свою очередь последнее выражается в том, что индивид занимает в системе общественных отношений ряд определенных" позиций в сфере производ­ства, политики, культуры, быта, потребления и т. п.

Эти сферы — производственная, политическая и куль­турно-бытовая— развиваются неравномерно. Обществен­ное развитие, как правило, начинается с прогресса произ­водительных сил — материальной основы социальной эво­люции. Прогресс или регресс производительных сил изме­няет количество и качество социальных позиций, в част­ности, структуру рабочих мест, а следовательно, и те пропорции, в которых индивиды распределяются по клас­сам и социальным группам. От состояния материально-технической базы зависит и доля общественного продук­та, получаемая каждым классом и социальной группой, а в конечном счете и каждым общественным индивидом. На­конец, уровень развития производительных сил определяет те культурно-образовательные свойства, которыми должен обладать индивид, чтобы занять ту или иную социальную позицию или рабочее место. Этот спрос обусловливает и характер, и состояние функционирующей в обществе си­стемы образования, и общий уровень культуры населения, и его социальные возможности.

Таким образом складывается определенная очеред­ность изменений производительных сил, производственных отношений (в частности, отношений между социальными позициями) и культурно-образовательных свойств людей. Следовательно, и изменения в этих сферах не совпадают во времени, и в обществе, функционирующем стихийно, не на основе плана, они могут совпасть только случайно. Ближайший результат такого несовпадения—существова­ние тотальной для капиталистической формации ситуации, в которой социальное положение человека не соответст­вует его положению в сфере труда, а его культурно-обра­зовательная подготовка не дает ему возможности квали­фицированно выполнять функции, которые он должен вы­полнять вследствие общественного разделения труда. Политически свободный индивид находится в полной вла­сти рынка, ибо бытие пролетария как члена общества, основанного на товарном способе производства, опосред­ствуется его трудом определенной профессии и квалифи­кации, общественная надобность в котором обусловлена возможностью рыночной реализации произведенной про­дукции.

Насколько могущественна эта экономическая сила, ма­нипулирующая индивидом, видно хотя бы из того, что превращение рабочего в паупера — следствие не только экономических кризисов, но и социальный результат нор­мального развития капитализма, в частности технического прогресса. К. Маркс указывал, например, что «перемеще­ние труда и капитала, вызываемое увеличением произво­дительности в какой-нибудь отдельной отрасли производ­ства благодаря введению машин и т. д., возможно всегда лишь впоследствии. Это значит, что по-иному будет рас­пределяться прирост, вновь притекающая рабочая масса, состоящая, быть может, из детей тех, которые выброшены на улицу, но не из них самих. Сами же они долгое время прозябают в своей старой профессии, которою продолжают заниматься в самых неблагоприятных условиях, так как их необходимое рабочее время больше общественно-необ­ходимого; они становятся пауперами или находят себе работу в таких отраслях, где применяется труд более низ­кого качества»21.

Что происходит в описанном К. Марксом случае, если посмотреть на него глазами социолога? Внедрение новой техники не сопровождалось на капиталистическом пред­приятии синхронным изменением профессионально-квали­фикационного состава работников. Их положение (ста-

133

туе), обусловленное разделением труда внутри предприя: тия, пришло в противоречие с их положением  (статусом' в  общественных сферах образования  и культуры.  В  ре зультате   они   вынуждены   покинуть   «свое»   передовое техническом смысле слова предприятие и оказаться либ> в рядах безработных или иных деклассированных элемен-3 тов, либо перейти на другое предприятие с худшими ус ловиями труда.  Последнее  работник может сделать,  ибо, обладает политическим  статусом  свободного гражданина и вправе в любой момент расторгнуть трудовой договор с; предпринимателем. Но поскольку его иллюзорное полити-' ческое   полноправие  лишь    прикрывает    действительную1 экономическую   беззащитность,   налицо     рассогласование,' всех общественных статусов индивида, которое обусловли­вает его социальную неустойчивость, отрицательное отно-; шение к общественной системе и охраняющему ее праву,; в частности, негативизм по отношению к юридическим за-1 претам.

Производственный статус индивида играет роль эко­номической основы всех остальных его статусов, так как определяет прямо или опосредственно и размер заработ­ной платы, и тип жилья, одежды и т. п. (экономический, статус), и уровень специального и общего образования (профессионально-квалификационный статус) и т. д. Даже в том случае, если бы изменение положения человека в производстве «автоматически» включило бы механизм син­хронного приведения всех других статусов в соответствие с этим изменением, столь резкое снижение общего уровня социальных возможностей индивида неминуемо вызвало бы у него психологическую неудовлетворенность, увели­чило бы недовольство общественными порядками, равно как и юридическими нормами, регулирующими эти поряд­ки, и повысило бы вероятность всякого рода эксцессов, срывов и т. п. Однако в действительности ничего подобно­го не происходит. Производственный статус меняется, до­ходы уменьшаются, а остальные статусы, в частности тип потребления, остаются прежними. В результате противо­речия между потребностями и социальными средствами их удовлетворения усугубляются еще больше.

Лишь на первый взгляд кажется парадоксальным, что аналогичная ситуация складывается и тогда, когда какой-либо статус индивида не снижается, а повышается при сохранении остальных на прежнем уровне. Даже повыше­ние дохода, этого главного фактора надежности положе­ния человека в буржуазном обществе, если оно не сопро-

134

вождается повышением других статусов, влечет за собой неприятие человека той социальной группой, на принад­лежность к которой он мог бы претендовать по своему .материальному достатку. В глазах такого слоя он — вы­скочка, парвеню, не достойный тех социальных благ, ко­торые данная общественная группа обеспечивает своим членам. В частности, подобный «выскочка» вряд ли когда-нибудь сумеет обеспечить себе политическую карьеру. Это может толкнуть его в лучшем случае на всякого рода экстравагантности (в частности, на те, которые в старой России называли «поступками разгулявшегося купчика»), а в худшем — на преступления. К подобным последствиям может повести и повышение образовательного, культур­ного, политического и пр. уровней человека, если он одно­временно не получает возможности использовать свои способности и подкрепить новое положение в одной из областей общественной жизни соответствующим измене­нием своего положения в других областях*.

Описанному социальному механизму возникновения противоречий между личностью и обществом подчиняются представители не только эксплуатируемого, но и господ­ствующего класса. Следовательно, несоответствие (рассо­гласование) социальных статусов человека является об­щественной причиной покушения индивида на существую­щие порядки независимо от его социально-классового положения. Так поступает буржуа, когда его экономиче­скому господству не соответствует фактическое положе­ние в сфере политики, где формально равны все (он покупает государственных чиновников, «голоса» на вьь борах, организует террористические акты и т. д.), в сфере семьи (прелюбодеяния), в сфере быта (изнасилования, убийства и т. п.). Так поступает буржуазный интелли­гент, когда его культурный статус не обеспечивает ему соответствующего места в обществе («беловоротничковая преступность»). Так вынуждены поступать отдельные про­летарии, когда продажа рабочей силы не дает достаточ­ных средств для существования. Наконец, так вынуждена поступать и масса людей, которые не занимают общест­венных позиций вообще или занимают их не во всех сфе­рах (деклассированные элементы, безработные и т. п.).. Если к тому же добавить, что социальные статусы насе-

* Напомним, что осе .общественные закономерности имеют вероят­ностную, статистическую природу и фатально положения и судьбы каждого человека не определяют.

135

ления, взятые в их совокупности, не приводят к удовлет-: ворению  нормальных  в  условиях  капитализма  потребно-; стей, то и здесь очевидна справедливость следующего вы- ; вода.К. Маркса: «Должно быть, есть что-то гнилое в самой • сердцевине  такой  социальной   системы,  которая  увеличи-,; вает свое богатство, но при этом не уменьшает нищету, и в которой преступность растет даже быстрее, чем числен­ность населения»22.

Итак, противоречие между социальным положением людей, которое определяет их социальные возможности и само определено обществом, и их потребностями, произ­водимыми тем же обществом,— противоречие, проявляю­щееся, в частности, в несоответствии экономических, по­литических, культурных и прочих статусов индивида друг другу,— образует закономерность капитализма и постоян­ную причину преступности. При этом, разумеется, человек, чьи статусы рассогласованы, отнюдь не совершает пре­ступление с фатальной необходимостью, но «преступле­ния, взятые в большом масштабе, обнаруживают, по свое­му числу и по своей классификации, такую же законо­мерность, как явления природы»23. Распределение инди­видов по социальным позициям происходит по статисти­ческим законам. Стало быть, этим же вероятностным за­конам подчинен и социальный механизм действия уго­ловно-правовой нормы.

Лишь включив в рассуждение понятие «несоответствие социальных статусов друг другу», можно объяснить, по­чему сами по себе низкие общественные статусы населе­ния не увеличивают преступность. Социальные показате­ли сельских жителей, например, как правило, ниже пока­зателей горожан. Но общественное положение жителей села вместе с тем устойчиво и сопряжено с соответствую­щими ему уровнями дохода, образования, роли в органи­зации труда, потребностей и др., и потому коэффициенты преступности в деревне ниже, чем в городе, где степень несоответствия и изменчивости статусов, по общему пра­вилу, значительно выше.

Сказанное объясняет, почему промышленное или иное строительство на селе иногда влечет за собой рост числа нарушителей уголовно-правовых норм. Вызывая не­равномерные изменения социальных статусов сельского населения (увеличивая, скажем, общественные возможно­сти населения путем изменения структуры рабочих мест без соответствующего изменения субъективных возможно­стей людей, что происходит, например, в случае, если

136

уровень их образования остается прежним; повышая по­требности вследствие возрастания степени социальной не­однородности жителей данной местности без соответству­ющего изменения в наличных средствах их удовлетворе­ния, и т. п.), такое строительство, если оно не обеспечено системой специальных социальных мер, в состоянии вы­звать вспышку преступности.

Наконец, сказанное объясняет, почему не тольдш экс­плуатируемые, но и представители господствующего клас­са также нарушают нормы уголовного права, этим классом установленные. Социальные статусы,; например, буржуа вследствие неравномерностей экономического, политиче­ского и социального развития капитализма рассогласуются столь же неизбежно, сколь и социальные статусы проле­тария.

Мы уже имели возможность отметить, что с точки зрения марксизма общим условием возникновения ниги­листического отношения к уголовно-правовым нормам является общественное неравенство, ведущее к осознан­ному или неосознанному протесту против официального порядка, основу которого образует социальная неоднород­ность членов общества. И если при этом фактическом не­равенстве законодатель провозглашает юридическое рав­ноправие типа «равноправия» буржуа и пролетария, то ни сам законодатель, ни издаваемые им правовые нормы не могут быть авторитетными в глазах всех граждан.

Объективная возможность уже сейчас сократить в СССР преступность и начать постепенно изживать ее как раз и основывается на том, что главное, магистральное направление развития социалистического общества — по­стоянное повышение социальной однородности его членов. «Политика партии направлена на то, чтобы содействовать сближению рабочего класса, колхозного крестьянства, ин­теллигенции, постепенному преодолению существенных различий между городом и деревней, между умственным и физическим трудом,— указывалось на XXIV съезде партии.—Это —один из главных участков строительства бесклассового коммунистического общества»24.

Однако полная социальная однородность граждан — Цель, которая пока еще не достигнута. «Будущее общест­во, к которому мы стремимся,— подчеркивал В. И. Ле­нин,— общество, в котором должны быть только работни­ки^ общество, в котором не должно быть никаких разли­чий,—это общество придется долго строить»25. Вместе с тем социальная неоднородность социалистического обще-

137

ства уже с первых дней его существования принципиальн отличается от социальной неоднородности капиталистиче­ского общества. Она — следствие не частной собственно; сти, а распределения по труду. В Советском Союзе нет и не может быть общественного класса или социальной группы, экономическое положение которых вынуждало бы их представителей совершать корыстные преступления «ради куска хлеба». Широкие возможности всех слоев об­щества участвовать в управлении государством, производ­ством и социальным развитием устраняют объективные предпосылки необходимости сколько-нибудь массовых на,-рушений уголовно-правовых норм, охраняющих политичен ские отношения, порядок управления и т. п.

Субъективные мотивы для осознанного или неосознан­ного нарушения уголовно-правовых запретов и при соцта лизме вероятнее появляются у людей, чьи социальны статусы не полностью согласуются друг с другом. Если человека, например, невысокий уровень образования, боль| шой доход и неудовлетворительное жилищное положение, то вероятность поисков им незаконных путей для полу чения жилья выше по сравнению со случаями, когда не удовлетворительное жилищное положение не сопрягаете с высоким доходом или смягчается сознательностью, ко? торая связана со степенью образованности и культуры Рассогласование же статусов имеет объективные предпо^ сылки в том, что социальное развитие и в социалистиче: ских условиях осуществляется неравномерно, что техниче ские изменения не вызывают синхронных изменений в эко комическом базисе; в свою очередь совершенствован» социалистических производственных отношений автомати чески и тотчас же не влечет совершенствования прочи: социальных связей, уровня образования, культуры и т. п В результате до сих пор сохраняется возможность несо ответствия друг другу тех социальных свойств, которым наделяются люди в процессе их общественной деятельно сти в сферах производства, политики, в области культуры быта и потребления.

Означает  ли  это,   что   индивид   с  рассогласованным статусами  неминуемо,  с  фатальной  предопределенность: совершит преступление и преступит уголовно-правовой за прет? Разумеется, нет! Более того, рассогласованные ста тусы, как и противоречия между потребностями и сегодня; шними  возможностями  их удовлетворения,  сами  по  себ не только не ведут с необходимостью на преступный пут но и являются причиной положительной общественной а&

138

•гибкости, направленной на укрепление существующих со­циальных устоев или их совершенствование.

Рассогласованность статусов, равно как и несовпаде­ние потребностей и наличия средств их удовлетворения, ведут к нарушению правовых норм лишь тогда, когда люди не имеют возможности проявить позитивную обще­ственную активность и преодолеть противоречие легаль­ными средствами, изменив социальную действительность. Одно из величайших завоеваний социалистической револю­ции как раз и состоит в том, что она создала достаточный простор для развертывания общественной активности тру­дящихся, которые могут решать все возникающие соци­альные проблемы легальными средствами.